На руинах Тер-Микаэлян Галина

Глава первая

«Голод… страдание… голод…»

Вот уже год, как обрывки мыслей врывались в сознание Тани в любое время дня и ночи, как вопль о помощи. В промежутках наступала тишина — странная и ко всему безразличная. Сейчас ЭТО опять пришло — внезапно, словно ударило молнией.

«Голод… жизнь…»

Мелькнуло и больше не возвращалось. Она перевела дыхание, поджав ноги, поудобнее устроилась на мягком диване и начала листать «Биохимию аминокислот» Майстера. Подождала, прислушалась к самой себе — нет, ничего. Лишь из-за стены донеслось:

— Тут нужно использовать теорему Коши, смотри.

Это приехавший к ним на выходные Анвар помогал Тимуру разобраться с дифференциальным уравнением. Едва он начал писать, как Тимур завопил:

— Все, стоп! Дальше не пиши, я сам. Ну, я и козел, здесь же однозначно!

Анвар учился на шестом курсе МФТИ и жил в общежитии в Долгопрудном, но приезжал к ним в Теплый Стан довольно часто — выполнял, как считалось, просьбу своей тетки Халиды «приглядеть за детьми». В столь официальную версию его регулярных наездов наивно верил лишь Тимур. Ему было абсолютно невдомек, почему Лиза с Дианкой постоянно прерывают их с Анваром сугубо мужские разговоры, приставая с разными несущественными просьбами.

Вот и нынче — сразу после ужина Тимур потащил двоюродного брата к себе в комнату, чтобы в спокойной обстановке обсудить уравнение, не имевшее по его мнению единственного решения при заданных граничных условиях. Однако не прошло и двадцати минут, как в дверь постучали, в приоткрывшуюся щель заглянула чуть взлохмаченная головка Лизы и озабоченно спросила:

— Тим, можно к тебе? Помоги достать с антресолей коричневую коробку, а?

— А потом нельзя?

— Нет, Тимочка, мне же ковер нужно чистить, а там насадки для пылесоса.

— Потом пропылесосишь, я занят.

— Ладно, пиши, я сама полезу, ничего страшного, — покорно проговорила сестра. — Пиши, Тимочка, пиши, не отвлекайся. Я пошла — поставлю на стул табурет, а Дианка меня подержит и…

Тимур в сердцах вскочил.

— Не смей лазить, у табурета ножка сломана! Шею сломаешь, потом мама с меня голову снимет. Погоди, Анвар, сейчас я ей достану, потом допишу, у меня одна нога там, другая здесь.

— Допишешь без меня, потом покажешь, основную идею я тебе дал, — весело возразил Анвар и, выйдя в коридор, постучал в дверь комнаты Тани.

— Можно, Танюша?

— Да, Анвар, заходи, садись. Как там Тимкин интеграл?

Как всегда ее ровный голос заставил сердце Анвара тревожно забиться. Он попытался улыбнуться.

— Разобрались. Слушай, Тань, — встретившись с пристальным взглядом Тани, он запнулся и умолк.

— Слушаю, — глаза ее улыбались, но лицо оставалось серьезным.

— Я все это время собираюсь с силами…

— Знаю, — кивнула она и спустила ноги с дивана, — чтобы задать мне один вопрос.

Криво усмехнувшись, Анвар развел руками.

— Ну, раз тебе, все известно, то ты, вероятно, даже знаешь, какой именно вопрос.

— Знаю, — из груди ее вырвался печальный вздох. — Нет, Анвар, не нужно об этом — я никогда не смогу выйти за тебя замуж, и больше не будем говорить на эту тему.

— Как это не будем, — вспылил он, — объясни, иначе я не отстану! Я тебе больше не нравлюсь? Отвечай!

— Почему я должна что-то объяснять?

В ее голосе прозвучал вызов, но Анвар решил не обижаться — немедленно сменил тон и ответил очень мягко:

— Почему? Потому что я не умею все понимать без слов, как ты, Танюша? Прежде я мог только молча надеяться на то, что ты предпочтешь меня… ну, скажем, этому Янковскому из вашей группы, который постоянно тебе названивал и являлся с цветами на Восьмое Марта.

Он уже давно понял, что ласковый тон действует на нее безотказно, и теперь тоже не ошибся — сдвинув брови, Таня отвернулась и виновато буркнула:

— Ладно тебе, ты уже сам давно понял, что Янковский мне до лампочки.

— Да, понял — год назад, в тот день, когда ты… словом, когда мы…

— Ты хочешь сказать, когда я решила с тобой переспать, — бесстрастно подытожила она.

— Ты обнимала меня, — голос его зазвенел отчаянием, тонкое лицо исказилось болью, — ты меня целовала, ты говорила… ты говорила, что я тебе нужен. И это была правда, я не мог ошибиться, я чувствовал тепло твоей души. Так что случилось потом?

— Какая разница? — она упорно смотрела в сторону.

— Большая! Почему ты стала меня избегать? Я стал тебе противен? Перестал нравиться?

Таня не выдержала.

— Нет, Анвар, не надо так думать! Ты мне нравишься и… даже больше, но…

Она не успела договорить — Анвар сорвался со стула и вмиг оказался рядом с ней на диване.

— Все, ты сказала, последнее слово съела корова! Иди ко мне, я ведь просто с ума сходил все это время!

— Перестань, сейчас кто-нибудь войдет!

— Кто войдет? Лиза с Дианкой не войдут и Тимку не пустят. Они ведь давно все заметили — сейчас специально позвали его какую-то коробку с антресолей снимать. Ага, кажется, он уже что-то снял.

Оглушительный грохот, и раздавшийся вслед за ним хор возмущенных голосов указывали, что процесс снимания коричневой коробки с насадками для пылесоса прошел не совсем гладко. Не обращая внимания на несущиеся из коридора вопли, Таня подошла к двери, плотно прикрыла ее и, повернувшись к Анвару, прислонилась к стене.

— Ты мой друг, я тебе верю и объясню то, что ты хочешь знать. Во-первых, я не могу стать твоей женой, потому что не хочу иметь детей. А ты любишь малышей, ты захочешь иметь большую семью, как принято у вас в роду.

— Почему ты не хочешь иметь детей? С тобой что-то не в порядке, ты больна?

— Неважно. Не хочу — и точка.

— Хорошо, если ты так ставишь вопрос, то я согласен — детей не будет. Только ты и я.

— Нет!

— Да! — он встал рядом, с ней, его ладони легли на ее плечи. — Пойми, что я от тебя не отстану — ты станешь моей женой, тебе не сбежать. Что бы ни было, понимаешь? Ты понимаешь?

— Пусти, пожалуйста, отойди! — высвободиться из цепких рук Анвара Тане не удалось, она запрокинула голову назад и негромко произнесла: — Это было только во-первых, и это еще не все.

— Тогда говори прямо сейчас, что у тебя во-вторых.

— А во-вторых, я убийца, я убила твоего дядю Ильдерима! Это я его убила, а не мама, и твой дедушка Рустэм об этом знает.

Руки Анвара соскользнули с ее плеч, ошеломленный, он с минуту не мог произнести ни слова, а когда вновь сумел заговорить, то голос его дрожал.

— Ты… ты нарочно, этого не может быть!

— Да, это так! Я сказала обо всем твоему деду, поэтому он и разрешил похоронить маму на вашем кладбище. Он не велел мне об этом рассказывать — никому. Но ты должен был узнать. Видишь теперь, что мы не можем пожениться?

Закрыв лицо, Анвар с минуту стоял неподвижно, потом опустил ладони, и в глазах его мелькнул недобрый огонек.

— Я не стану плохо говорить о мертвом, пусть мой дядя Ильдерим покоится с миром, но все это в прошлом, ты была ребенком. Не надо, чтобы прошлое камнем висело над нами. Если это все, то давай забудем и заново начнем нашу жизнь.

Подняв руки, она порывистым движением обняла его и притянула к себе, но тут же оттолкнула.

— Это еще не все, не все! Есть в-третьих.

На губах Анвара мелькнула улыбка.

— Раз мы пережили «во-первых» и «во-вторых», то самое ужасное позади — переживем и «в-третьих».

— Зря ты так думаешь. В-третьих, я — экспериментальный образец, сотворенный пришельцами.

— Не понял. Знаешь, Танюша, расслабься и расскажи мне все от начала до конца.

— Не расскажу, не могу, — ее лоб прижался к крепкому плечу Анара, голос перешел в шепот: — Не думай, что у меня бзик, я дам тебе почитать рукопись тети Ады — копию. Я сама перепечатала ее в нескольких экземплярах, а формулы вписала от руки. Мне там не все понятно — много математики. Тетя Ада была криптоаналитиком, она искала ключи к шифрам закодированных текстов.

— Что ж, это мне уже ближе. И когда дашь?

— Да хоть прямо сейчас. Ты, наверное, поймешь лучше, чем я. Знаешь, даже папе я этого не показывала. Читай, а я успокою Тимура с девчонками — они так галдят, что сейчас соседи снизу прибегут.

Положив перед Анваром папку, она вышла в коридор. Дианка с Лизой ползали по полу, собирая раскиданные повсюду винтики и колесики от ручной швейной машинки. Сама машинка, раскуроченная ударом, вывалилась из коробки и лежала на боку. Тимур, потирая ушибленное плечо, сердито кричал:

— Какого черта, ведь сто раз говорил вам ничего тяжелого на антресоли не класть! Хорошо еще, что не на голову! Кто ее туда засунул?

— Да ты, Тимочка, и засунул, кто же еще, нам с Лизой ее не поднять, — стоя на четвереньках, Дианка повысила голос, чтобы перекричать брата, — сунул, небось, и забыл, а я ее слета ищу. Мама думала, она в кладовке, сказала, чтобы мы достали и шили, а ты, оказывается…

Таня прервала выяснение отношений.

— А еще громче вам слабо покричать? Хватит базарить, соберите все детали и несите на кухню, Анвар посмотрит, можно ли починить, — остановив встрепенувшегося было Тимура, она строго добавила: — Но сейчас Анвар занят, не беспокой его, Тима.

Вечером, когда Дианка с Лизой уже легли, Анвар и Таня сидели на кухне, собирая воедино разлетевшиеся при ударе колесики. Вернее, собирал Анвар, а Таня подавала ему нужные детали — она безошибочно знала, когда и что нужно дать. Тимура, всем сердцем жаждущего принять участие в столь важном деле, Анвар вежливо отшил:

— Тим, я пока без тебя все обмозгую, ладно? Иди спать.

— Да я только хочу помочь…

— Пока не надо, если что, мне Таня поможет.

— Да что она понимает!

— Тимка, иди спать! — хором прокричали из своей комнаты сестренки.

— Я помогу, не волнуйся, Тима. Умывайся и ложись, — негромко произнесла Таня, и Тимур тут же беспрекословно поплелся в ванную — он с детства, сам не зная почему, привык подчиняться ее ровному голосу.

Тихо насвистывая, Анвар ловко орудовал отверткой. Когда все в доме стихло, он оторвался от работы и негромко сказал:

— Я прочитал. Это же невероятно, просто фантастично — именно наше село пришельцы избрали своей резиденцией! Все мои родные и односельчане, ты, я дядя Сережа, мы носим их в себе, они внутри нас, а мы даже не ощущаем их присутствия! Теперь я понимаю, почему работа экспериментальной базы в нашем селе так засекречена. Но, мне кажется, дяде Сереже первому следовало прочесть этот дневник, почему ты…

— Нет, Анвар! Тетя Ада сумела найти ключ и прочесть их закодированные послания. Она закончила свою книгу в восьмидесятом году, перевела на немецкий и хотела опубликовать в Швеции, но рукопись непонятно как исчезла из издательства. Я должна была передать другой экземпляр немецкой рукописи одному человеку, который… Словом, одному ее другу, у которого была договоренность с другим издателем. Мне не удалось этого сделать, а вскоре он умер. Теперь не знаю, есть ли вообще смысл добиваться издания книги.

— Что значит «есть ли смысл»? Твоя тетя сумела расшифровать послания инопланетных пришельцев! Если мы вступим с ними в контакт… С ума сойти — они владеют управляемым термоядерным синтезом, генной инженерией, телепатией, прогнозируют будущее на основании анализа микроскопических вероятностных процессов! Сколько информации мы можем получить, и они сами хотят с нами ею поделиться! Но ведь без этой книги мы не сможем вступить с ними в контакт. Почему ты не передала дневник отцу или дяде? Когда твоя тетя умерла, ты была ребенком.

— Она не умерла, ее убили спецслужбы. Ввели яд, вызывающий обширное тромбообразование, хотя все сочли это естественной смертью. Только я знала правду, и она просила меня не говорить папе и дяде Пете — боялась, что и их тоже…

— Что ты такое говоришь?

— Это связано с секретной работой, которой занимался папа, а он занимался как раз bacteria sapiens. Я позволила тебе прочесть дневник, потому что все это теперь утратило смысл.

— Как утратило? Как такое вообще может утратить смысл?

— Может, потому что bacteria sapiens больше нет — их погубил Чернобыль. Понимаешь, я все это вижу, но мне трудно объяснить словами… Ладно, попытаюсь. Короче, их разум был единым целым. Когда радиация внезапно уничтожила огромную биомассу — ту, что была вывезена на экспериментальную базу в район Припяти, — остальные не сумели выжить.

Губы ее искривились, в глазах мелькнула боль. Анвар растерянно покачал головой и потер лоб, как делал всегда, когда собирался с мыслями.

— Погоди, Танюша, но ведь экспериментальная база у нас в совхозе работает, и дядя Сережа с тетей Халидой проводят там исследования.

— Экспериментальный комплекс в вашем совхозе — филиал ленинградского НИИ. Дядя Петя, как директор этого института, ежегодно добивается для них финансирования, иначе папину базу давно бы прикрыли. Те люди, которые затеяли эту работу, ушли вслед за Брежневым и Андроповым.

— Но для чего дяде Сереже сидеть в совхозе, если там нечего изучать?

— Почему нечего? Они изучают грунт, местную флору и фауну — все это носит следы тысячелетий пребывания там бактерий-пришельцев. Но самих bacteria sapiens больше нет, они погибли, и я слышала, как они умирали. Я слышала их стон, их боль, их тоску, я и сейчас слышу какие-то отголоски, хотя понимаю, что их больше нет. Осталась только я — их попытка найти общий язык с человечеством. Ты ведь прочел и понял, чего они хотели, когда создавали меня? Я должна была дать начало расе, способной к взаимопониманию.

Уткнувшись в ладони, она зарыдала — горько и отчаянно. Анвар похолодел — прежде ему никогда не приходилось видеть слез Тани. Он отодвинул в сторону швейную машинку и, присев перед ней на корточки, попытался развести в стороны ее руки, прижатые к лицу.

— Таня, пожалуйста, Таня! Ну-ка посмотри на меня! Вот, уже лучше.

От заплаканных глаз по мокрым щекам разбегались черные полоски растекшейся туши, голос Тани дрожал:

— Это страшно, ты понимаешь? Спастись из гибнущей галактики, пролететь расстояние в сотни тысяч световых лет и найти гибель на ничтожной песчинке, которая вращается вокруг крохотной звезды! Великая цивилизация была уничтожена из-за глупых ошибок людей. Ты понимаешь, насколько мы недоразвиты?

— Конечно. А я самый недоразвитый из недоразвитых, посмотри на меня, — на лице Анвара появилась забавная гримаска, какие строят детям, чтобы их рассмешить, сердце его разрывалось от нежности.

«Я люблю тебя, неужели ты не понимаешь? — думал он. — Танька, Танюшка моя!»

— Все я понимаю, — вытерев слезы, произнесла Таня своим обычным ровным тоном, — это ты не понимаешь, как нам будет тяжело. Тетя Злата предупредила меня, чтобы я скрывала от всех эту мою дурацкую способность — слышать чужие мысли. Даже папа ничего не знает. Однажды мне пришлось рассказать об этом твоему дедушке Рустэму, и он… я поняла, что он испугался. Ему стало страшно со мной, он попросил меня уйти.

«Я — не он. Пусть другие боятся, но моя душа принадлежит тебе, можешь лезть в нее, сколько тебе угодно — я весь твой. И ты знаешь, что это правда».

— Да пойми же ты, пойми, что это глупо! — оттолкнув Анвара, Таня вскочила на ноги. — Невозможно быть с человеком, который видит тебя насквозь!

Он тоже поднялся, уперся ладонями в стену по обе стороны от ее лица — так, чтобы не дать ей сдвинуться с места.

«Со мной возможно, ты должна в это поверить».

— Из-за этого погибла мама, — торопливо говорила она, — из-за того, что я прочла в ее мыслях и полезла туда, куда детям не следует лезть. Дядя Петя и тетя Злата любят меня, как родную дочь, но им стало со мной плохо, когда они обнаружили эту мою проклятую способность. Им было тревожно даже, когда я была рядом с их детьми — Машкой, Эриком и Женькой.

— Неужели они могли это тебе сказать?

— Мне не нужно ни о чем говорить, ты забыл? Я знаю их чувства и мысли, а над чувствами люди не властны. Поэтому, едва окончив школу, я решила уехать из Ленинграда и поступить в институт в Москве.

— Тихо, тихо! — Анвар покачивал ее, прижав к себе, как маленького ребенка, не пытаясь возражать или убеждать. Зачем говорить что-то человеку, который и без слов понимает твои мысли?

— Из-за этого я не хочу детей — они унаследуют от меня мою проклятую способность, она будет усиливаться из поколения в поколение. Ведь именно так я была запрограммирована.

«Я не могу без тебя жить, пусть все будет так, как ты хочешь. На свете много брошенных детей, мы усыновим маленькую девочку и вместе ее воспитаем. Я куплю ей говорящую куклу, а тебе — французскую тушь, которая не мажется от слез».

Вслух он не произнес ни слова. Всхлипнув в последний раз, Таня шмыгнула носом и вытерла ладонью слезы, окончательно размазав тушь по лицу, а потом обняла Анвара и прижалась к нему всем телом.

— Ладно-ладно, глупенький, раз ты так уж сильно не можешь без меня жить, я за тебя выйду. Хорошо, можешь купить мне французскую тушь, которая не мажется от слез.

В воскресенье утром, когда Дианка с Лизой готовили завтрак, тихо обсуждая текущие события, сонный Тимур, зевая, вышел на кухню и удивленно воззрился на собранную швейную машинку.

— Анвар что, всю ночь ее ремонтировал? Ничего себе! А где он?

— Он всю ночь ремонтировал, а теперь лег спать. Садись завтракать, Тима.

— Где он лег, если диван не раздвинут?

— Тима, садись, пожалуйста, — мягко, но настойчиво повторила Лиза. Подтолкнув брата к столу, она поставила перед ним тарелку с кашей, — Анвар у Тани, они еще спят, не шуми.

— У Тани? — с обиженным видом Тимур плюхнулся на табурет. — С какой это стати вы постелили Анвару в комнате Тани? Он же, когда приезжает, всегда спит v меня на диване!

— Тима, ты как ребенок, — вздохнула Дианка, — все-то тебе надо объяснять. Анвар и Таня давно друг друга любят, это только ты никогда ничего не замечаешь.

Вытаращив глаза, Тимур перевел взгляд с одной сестры на другую, покраснел и смущенно поскреб затылок.

— Дела! Надо же!

— Тимочка, только не таращи на них глаза, когда они выйдут к завтраку, пожалуйста, будь тактичным, хорошо? — поучала брата Лиза. — И не задавай вопросов типа: «Ну, как вам вместе спалось?»

— Делай вид, что ты ничего не замечаешь, ладно? — вторила сестре Дианка.

— Очень умные, да? Не надо учить, сами не орите, а я и так все понимаю, — прошипел он.

— Оставьте парня, девочки, пусть таращит глаза и задает вопросы, сколько хочет, ничего страшного, — весело сказал Анвар, открывая дверь кухни и пропуская Таню вперед, — через месяц наша с Таней свадьба!

Легкое смущение ушло, за столом стало весело, девчонки хором затараторили, обсуждая будущее мероприятие:

— Тань, а где вы будете регистрироваться — во дворце или ЗАГСе? Свадьбу в ресторане будем отмечать или здесь? Сколько гостей пригласим? А мама и дядя Сережа приедут?

— Нет, — твердо ответила Таня. — Гостей и ресторанов не будет, свадеб и дворцов тоже. Мы зарегистрируемся в ЗАГСе, потом я вам куплю по мороженому. И все.

Лица Дианки и Лизы вытянулись, выразив искреннее разочарование. Анвар улыбнулся.

— Ладно, девчонки, выше нос! Сейчас просто нет времени — у меня в январе защита диплома, потом надо готовиться к экзаменам в аспирантуру. Ничего страшного, летом в совхозе закатим пир на весь мир. Да, Та-нюша?

Отведя глаза, она замешкалась с ответом — каждая поездка в совхоз «Знамя Октября» стоила ей невероятного нервного напряжения. Одной из причин этого была Фируза, третья жена Рустэма Гаджиева. Первый год после гибели сына она провела в Тбилиси у его вдовы, своей невестки Айгуль, но после окончания срока траура Зураб, дядя Айгуль, решил, что племяннице хватит скорбеть по неверному супругу. Он познакомил Айгуль с уважаемым, хотя и не очень молодым человеком — тоже вдовцом, — и через полгода сыграли свадьбу. В семье молодоженов бывшая свекровь оказалась лишней — ей на это не просто намекнули, а сказали открытым текстом.

Поначалу разобиженная Фируза устроилась работать дворником и переехала в служебное помещение — все тот же дядя Зураб любезно позаботился, чтобы его родственнице предоставили жилплощадь для проживания, — но мести душные тбилисские улицы оказалось ей не по душе. И, оставив метлу, в восемьдесят втором году Фируза вернулась в совхоз, хотя прежде обещала, что нога ее не ступит туда, где похоронена убийца сына. Правда, в свой старый дом, где был убит Ильдерим, у нее так и не хватило духа войти — третья жена Рустэма Гаджиева поселилась в бывшем доме Ильдерима и Айгуль.

Сам Рустэм, казалось, даже не заметил возвращения Фирузы, ни разу с ней не заговорил, глазом не повел в ее сторону, но она сумела примириться с дочерью и быстро восстановила прежний авторитет среди односельчан. К ее повествованиям о жизни своего замечательного мужа, «великого» Рустэма Гаджиева, прибавились рассказы об ученой дочери Халиде, втором зяте-профессоре и живущем в Москве внуке Тимуре — таком умном, что «профессора из университета сами просили его поступить к ним учиться».

Однако основным в репертуаре Фирузы было воспоминание о «злой ведьме», Наталье, сгубившей ее сына Ильдерима, при этом она не скупилась на злые реплики и колкости в адрес Тани. Третья жена Рустэма Гаджиева сама не могла понять, что ею руководит — неприязнь к дочери убийцы или ужас, испытанный в тот день, когда четырнадцатилетняя девочка так верно отгадала ее потаенные мысли. Во время своего последнего пребывания в совхозе Таню измучил рой неприятных ощущений и мыслей окружающих.

«Хорошо, что она не так часто сюда приезжает — неспокойно ее видеть, нет ли на ней какого проклятия?»

«Как бы какого несчастья не принесла».

«На мать непохожа, но кто знает — яблочко от яблони недалеко падает».

«В столице они, известно, все такие».

«Халида с Сергеем сейчас хорошо живут, спокойно, им, наверное, неприятно ее видеть — лишнее напоминание».

«Сергей, отец, конечно, ничего не поделаешь, но лучше бы ей сюда не приезжать».

В последний раз Таня гостила в совхозе в восемьдесят четвертом и тогда же твердо решила, что больше ногой сюда не ступит. Однако с тех пор прошло почти четыре года, разговоры и сплетни Фирузы должны были всем порядком приесться, а подробности событий далекого восьмидесятого постепенно стирались из людской памяти. Немного поколебавшись, она ответила Анвару:

— Посмотрим.

Девочки повеселели, практичная Лиза сразу решила обсудить детали.

— Таня ведь не поедет в общежитие к Анвару, так? Значит, Анвар должен жить у нас и тогда, наверное, лучше будет перенести в Танину комнату широкую кровать папы и мамы.

— Зачем? — изумился Тимур. — Кровать-то тут причем?

Дианка возвела глаза к небу и вздохнула.

— Тимка, ты безнадежен.

— Тимочка, какой же ты у нас еще глупенький, — ласково и ехидно подхватила Лиза.

— Почему это? A-а, ну да, понял! Ой, я козел!

Он сконфузился и покраснел, щеки Тани тоже слегка порозовели, а Анвар рассмеялся и хлопнул брата по плечу.

— Все нормально, братишка, выше нос. Не надо ничего переносить, пока мы снимем квартиру, а там будет видно.

Глава вторая

…Голод… Страдание… Мысль… Мы живы? Кто мы? Мы возрождаемся… Память…где наша память? Голод, всегда голод…

Таня зажала ладонями уши, покачнулась, как от удара — ЭТО пришло внезапно, постепенно набирало мощь, и потоком врывалось в сознание.

…Память, возвращается, но мучает голод. Лишь живой Белок может его насытить…

Она едва не проехала свою станцию, но едва вышла из электрички, как поток мыслей возобновился и был столь силен, что чуть не заставил ее застонать от боли.

…Те, кто еще дремлет, очнитесь для нового существования! Чем больше нас, тем могущественнее Новый Разум. Катастрофа убила Разум наших предков, мы выжили, но слишком мало Белка. Голод…

Остановившись, Таня ждала, но ЭТО ушло и больше не возвращалось. Навстречу шагал Анвар — когда она возвращалась из института поздно, он встречал ее на станции. Мела метель, и у Тани мелькнула мысль, что к утру дверь их маленького домика будет завалена снегом — квартиру Анвару найти не удалось, и они сняли частный домик без удобств на окраине Москвы. Вечером, пока муж грел ужин, она, достав чистую тетрадь, начала записывать сохранившиеся в памяти обрывки фраз, и внезапно в мозг ее опять словно что-то ударило.

…Новый Разум нуждается в живом Белке. Материков, генерирующих тепло, больше, чем достаточно, но мы, Выжившие, не такие, как наши предки. Катастрофа лишила наш наследственный код возможности изменяться, Природа Планеты поставила жесткий барьер, он не дает нам слиться с Белковыми Материками и беспрепятственно поглощать их Белки. Высокоорганизованная система Материка мгновенно распознает чужеродный Белок и стремится его уничтожить. Голод…

Вновь ЭТО пришло спустя месяц — в институте во время семинара. Поскольку ручка и бумага были под рукой, Таня тщательно записала:

…Эксперимент модификации начат, цель его — создание неограниченного запаса живого Белка, идентичного Белку Носителей Разума. Потомство Белковых Материков — вот, что обеспечит прогресс цивилизации Выживших. Первая часть Эксперимента потребовала заблокировать неконтролируемый процесс зарождения новой жизни, сделав высокоорганизованные Белковые Материки, носящие Носителей, неспособными к воспроизводству потомства…

— Смотрю, кроме Муромцевой никто не записывает, что я говорю, — ворчливо заметил ведущий семинар доцент Киселев.

В апреле Анвар поступил в аспирантуру, а вечерами подрабатывал в бюро инвентаризации — чертил и копировал схемы. Домой он возвращался поздно, и вечерами Таня сама выходила встречать его к электричке — стояла в конце платформы и ждала. Тетрадь обычно лежала у нее в сумке — на всякий случай. Теперь ЭТО возникало гораздо реже, мысли в мозгу хотя и формировались в более отчетливые фразы, но звучали глухо, словно издалека. В последний раз они пришли к ней именно на платформе, под стук колес подходящего поезда.

…Нынешнее поколение Выживших продолжает второй этап Эксперимента. Блокада снята, в наследственный код Материков вносятся соответствующие коррективы. Все потомки высокоорганизованных Белковых систем, носящих в себе Выживших Носителей, будут иметь модифицированный наследственный код, соответствующий коду Белка Выживших. Чем больше модифицированного Белка, тем сильнее Новый Разум…

Когда поток пассажиров вынес Анвара из вагона, первое, что он увидел, было бледное лицо жены.

— Танюша, ты в порядке?

— Анвар, — вместо ответа сказала Таня, — ты хотел летом съездить в совхоз к родителям. Так поедем, или ты будешь занят?

— Месяц летом я как-нибудь выкрою, — скрывая радость, согласился муж, — как раз все вместе и поедем — с Тимкой и девочками. Я так рад, что ты решилась.

«Я должна понять, — думала Таня по дороге к дому, ощущая тепло обнимавшей ее плечи руки мужа, — именно там я должна все понять».

В первый же день после приезда в совхоз «Знамя Октября» они с утра ушли в лес. Бродили почти четыре часа, потом решили идти к роднику. До них уже доносилось легкое журчание, когда из-за дерева показался леопард. Он замер, уставившись на Таню и, очевидно, был не меньше их ошарашен встречей. Постояв с минуту, хищник важно повернулся и скрылся в лесной чаще. Таня перевела дыхание, но Анвар особо не встревожился.

— Здешнее зверье еще никогда не нападало на людей, — весело сказал он, — не бойся.

В небе с шумом пронеслась стая птиц, издали казавшихся похожими на птеродактилей. Неожиданно Таня замедлила шаг и застыла — глубокая вмятина напоминала огромный след человека, а рядом с ней лежало тело мертвой лисицы. Визуально определить причину гибели животного им не удалось — видимых повреждений не было. Тонкий писк заставил обоих обернуться — у кромки воды пытался и никак не мог встать на ноги крохотный лисенок. Громко ахнув, Таня поспешно подняла малыша и издали показала мужу.

— Я ждала, чувствовала — что-то здесь найду! Теперь точно знаю, что. Посмотри, даже леопард их не тронул — почувствовал необычное и насторожился.

Анвар в два прыжка оказался рядом.

— Что это у тебя? Это же… Дай-ка сюда.

Он осторожно взял из ее рук крохотный шевелящийся комочек и начал его разглядывать. Детеныш лисы имел странную зеленовато-бурую окраску, две головы и шесть ног. Протяжный глухой стон заставил обоих поднять головы — не далее, чем в полутора метрах от них стояла голая беременная женщина огромного роста. Женщина? Не женщина, не человек — Таня осознала это мгновенно. Странное существо смотрело на них полными страдания глазами, и по лицу его катились слезы. Потом беременная самка вновь застонала, повернулась и, грузно ступая, ушла вглубь леса.

Едва Зара переступила порог дома Халиды, к ней бросились целоваться две абсолютно схожие лицом девочки-подростки.

— Тетя Зара, здравствуй! Ой, что это ты принесла?

Она осторожно поставила на стол блюдо с засахаренным инжиром, сняла с него полотенце.

— Из моего сада инжир, в Москве у себя такого, небось, не едите? Ну-ка, я на вас посмотрю, какие стали. Где Лиза, где Дианка? Год не видела, уже не различу. А где Тимур? — она принюхалась: — Сгорело у вас что-то на кухне?

— Пирог немного пригорел, мы сами печем. Только к этой плите еще не привыкли, слишком большую температуру поставили.

Из соседней комнаты донесся взрыв смеха, потом что-то загрохотало, послышался шум возни и дверь распахнулась. В гостиную вывалился Тимур с повисшими по бокам младшими братьями и притворно-жалобно завопил:

— На помощь, бьют! — увидев Зару, он сразу принял степенный вид, выпрямился и, легко стряхнув с плеч хохочущих Рустэмчика и Юрку, с достоинством произнес: — Здравствуй, тетя Зара, приятно тебя вновь увидеть. А Анвар с Танькой почему с тобой не пришли? Еще дрыхнут с дороги?

Она не успела ответить, потому что к ней, протянув обе руки, уже шла Халида.

— Здравствуй, Зара, дорогая, как я рада! Видишь, что у нас творится? Я сегодня и на работе не была, Сережа меня отпустил. А то, говорит, мы с тобой вечером вернемся, а от дома остались рожки да ножки, — ее тихий грудной смех звенел счастьем матери, возле которой наконец-таки собрались все ее дети, но брови строго сдвинулись: — Ах, мальчики, как нехорошо вы себя ведете! Рустэм, Юра, что подумает о вас тетя Зара?

В свои тридцать шесть она стала еще прекрасней, чем прежде, и ее особое хрупкое очарование заставляло окружающих относиться к ней особо бережно. Вот и теперь, стоило матери сделать вид, что она огорчена, как шаловливые близнецы, тут же присмирели, изобразив пай-мальчиков.

— Здравствуй, тетя Зара, как поживаешь?

— Извини, мы не слышали, что ты вошла.

— Садись, садись, — Халида усадила невестку за стол. — Сегодня у меня дочки хозяйничают, а я отдыхаю. Девочки, чем вы нас с тетей Зарой угостите?

Дианка засуетилась с чаем, Лиза принесла из кухни чуть подгоревший с одного боку пирог.

— Тетя Зара, извини, что подгорел, но на вкус он нормальный. Мы еще пудинг приготовили, только мальчишки все уже слопали. А это я сама крендельки испекла, у нас от пирога тесто еще оставалось. Вкусные получились, попробуй.

— Знаю, что все вкусное, раз вас ваша мама учила готовить, а подгорело — ничего, бывает. У самой хорошей хозяйки иногда что-нибудь да подгорит, — утешила девочку Зара, беря испеченный Лизой кренделек.

— Думала наши молодожены тоже с тобой придут, — говорила Халида, наливая гостье чай в большую золоченую чашку-пиалу, — вчера я их только мельком видела, они поздно приехали — в Тбилиси самолет с опозданием прилетел. Я Таню с Анваром просила: переночуйте у нас — нет, ни в какую. Сказали мне пару слов, пока девчонки с Тимуром из машины выгружались, и Сережа сразу повез их к вам.

Зара важно кивнула.

— Ты же знаешь, Халида, что по нашему обычаю Анвар, как мужчина, должен прежде привести жену в отцовский дом.

— Да-да, я понимаю — обычай. Но, может быть, теперь уже Анвару с Таней можно будет пожить у нас? Я им и комнату приготовила. Зара, дорогая, ты не обижайся на меня, пожалуйста, но ведь у вас тесно — три семьи под одной крышей.

— Да нет, зачем обижаться, я понимаю. Только не так уж у нас и тесно, может, я и счастлива бы была, будь потеснее, — печально вздохнула гостья, — да только, видно, не суждено.

— Все будет хорошо, Зара, врачи сказали, нужно еще немного подождать, ты ведь знаешь.