Письма с острова Скай Брокмоул Джессика
Уже четырнадцатый год, а конец света так и не настал!
Дэйви, как Вы могли назвать авторучку «пестренькой»! Она мраморной окраски с красными и черными прожилками, совсем как полированная палочка яшмы. Для начинающего геолога не найти ручки лучше этой!
На Рождество я получила новый набор мелков для рисования, но остальные мои подарки такие практичные, что скука берет: носки, три ложки, гигантский таз для мытья. Теннисные ракетки? Я никогда не играла в теннис, но наверняка это более интересная штука, чем таз.
Элспет
Чикаго, Иллинойс, США
14 февраля 1914 года
Дорогая Сью!
Я только что вернулся из Ишпеминга, Мичиган, куда мы с друзьями ездили кататься на лыжах. Вот почему запоздал с ответом. Когда я приехал домой, меня ждало не только Ваше письмо, но и письмо от Харри. Он предлагает мне приехать в Англию, совершить с ним нечто вроде прощального тура, а потом вместе поплыть обратно в Штаты. Я пока не знаю точного маршрута и дат, но Харри упоминал Эдинбург среди мест, которые хотел бы посетить. Возможно, это сумасшедшая идея, но, Сью, Вы должны приехать туда и встретиться со мной! Знаю, это не просто, но у Вас есть несколько месяцев, чтобы придумать, как заставить себя сесть на паром. Могу предложить в качестве подсобного средства большое количество виски.
Поздравляю с Днем святого Валентина!
Дэвид
Остров Скай
10 марта 1914 года
Дэвид!
Вы сошли с ума? Вы думаете, что сможете совершить то, что не смогли сделать все мои друзья и родственники? За всю мою жизнь никому еще ни разу не удавалось затащить меня на судно. А Вы считаете, что Вам это под силу? Вы считаете, что Дэвид Грэм обладает большей притягательной силой, чем даже университет? До чего же самоуверен этот мальчишка!
Элспет
Чикаго, Иллинойс, США
26 марта 1914 года
Сью!
Вы забыли, что мой отец — врач. У меня есть эфир.
Дэвид
Остров Скай
11 апреля 1914 года
Мой милый юноша!
Этого не то что недостаточно, но даже не близко к тому.
Э.
Чикаго, Иллинойс, США
28 апреля 1914 года
Дорогая Сью!
Подготовка идет полным ходом. Маршрут составлен, билеты куплены, номера в «Лэнгхэме» забронированы, и я готов ступить на борт корабля. Вопрос в том, готовы ли Вы, дорогая Сью?
Разумеется, Вам не менее моего хочется узнать, кто же это там, на другом конце письма. Вы ученый и художник, реалист и мечтатель. Любознательность — Ваше второе имя.
Дэвид
Остров Скай
6 мая 1914 года
Дорогой Дэвид!
Ну что ж, действительно, я уже сто лет не виделась со своими племянниками, которые живут в Эдинбурге. Они бы очень обрадовались приезду тетушки, как Вы считаете?
С ответным письмом буду ждать от Вас флакон эфира. А лучше ведро.
Э.
Чикаго, Иллинойс, США
21 мая 1914 года
Сью!
Не трепещи, о мое сердце! Неужели это правда? Сью собирается покорить ради меня океан?
Если все пойдет хорошо, мы прибудем в Эдинбург шестнадцатого, и я не смогу ждать дольше ни дня. Семнадцатого в полдень? У собора Святой Марии на Йорк-плейс?
Скрестил все, что только можно.
Дэвид
ПОЧТОВЫЕ ТЕЛЕГРАФЫ
ОТД 5.55 ЭДИНБУРГ 25
18 ИЮНЯ 14
Э. ДАНН ОСТРОВ СКАЙ=
ЖДАЛ У СОБОРА КАК ПЛАНИРОВАЛИ ГДЕ ВЫ
ПОЖАЛУЙСТА ОТВЕТЬТЕ=
ДЭВИД КАЛЕДОНИАН-ОТЕЛЬ+
Ливерпуль, Англия, Великобритания
22 июня 1914 года
Что случилось, Сью? Я думал, мы договорились. Или паром оказался Вам не под силу? Вам повезло, что я не из тех, кто долго дуется. Но Вы же понимаете, что обязаны как минимум объясниться! Отговорки вроде разгневанного водяного коня не принимаются.
Поездка получилась замечательная. Мы с Харри должны были наверстать упущенное за годы разлуки. Он не самый аккуратный корреспондент, да и я, пусть это Вас не удивляет, тоже. Только с Вами, кажется, пробуждается во мне неиссякаемый источник слов.
Харри завел себе подружку, Минну. Это скромная на вид девица, которая сочиняет невыносимо слащавые вирши. Я познакомился с ней: очень вежливая, но весьма кокетливая. Во время нашей встречи она половину времени посвятила обсуждению погоды и цен на чай, а вторую половину — тому, чтобы затащить Харри в один из многочисленных углов просторного дома ее родителей. Ей всего восемнадцать лет, и потому, что бы ни заявляла определенная часть анатомии Харри, его голова должна была быть достаточно холодна, чтобы не позволить ему задать сакраментальный вопрос прямо сейчас. Он направляется в Штаты, планирует поступить в медицинскую школу и открыть сберегательный счет, и надеется (пусть и не слишком пылко!), что Минна тем временем разовьет в себе хотя бы еще одно увлечение или навык, помимо затаскивания его в спальню при каждой возможности. Харри не рассчитывает, что Минна будет верной, но мы все равно подняли тост за то, чтобы она попыталась.
Города, которые мы посетили, мне понравились, но, честно говоря, даже если бы я просидел все это время в Урбане, все равно остался бы доволен — при условии, что Харри был бы со мной. Не слишком ли сентиментальны мои слова? Он начал курить трубку и писать стихи (все теперь стали поэтами?). А во всем остальном он все тот же старый Харри, и мы чувствовали себя мальчишками. Уверен, в ряде случаев мы и вели себя как маленькие мальчики.
Мы готовимся к посадке на корабль, но я хотел написать Вам прежде, чем покину Великобританию. И еще мне нужно докупить сувениров. Я спрашивал Флоренс, что привезти ей в подарок из поездки, и она твердо потребовала английского пони. Не думаю, что пони поместится в мою отдельную каюту (во втором классе они совсем небольшие), но разве мог я отказать в просьбе своей любимой малышке?
Харри собирается отправить Минне еще одну телеграмму и предложил захватить на почту и мое письмо, так что на этом я заканчиваю. Буду ждать от Вас ответа, а точнее, подробных объяснений и смиренных извинений! Больше никаких секретов, Сью!
Дэвид
Остров Скай
3 июля 1914 года
Дэвид!
Должна сказать, что очень удивилась, так скоро получив от Вас письмо; потом я заметила, что отправили его из Англии, то есть ему не пришлось далеко путешествовать.
У Вас есть полное право сердиться на меня. У нас был уговор. Подумать только, Вы пересекли целый океан, чтобы встретиться со мной. Мне же нужно было переплыть на пароме пролив.
И что же мне помешало, спрашиваете вы. Моя старая боязнь воды стала бы удобным оправданием. Но, увы, мои страхи на этот раз еще глупее, возможно даже — еще примитивнее. Я боюсь, что, если мы встретимся, исчезнет тайна. Или мы не поладим так, как ладим на бумаге. Что, если наш разговор лицом к лицу не потечет столь же свободно? В соборе Святой Марии Вы ждали воображаемую Элспет Данн. Я не хотела разочаровывать Вас ее реальной версией. А если бы Вы сочли меня слишком невысокой? Или слишком старой? Что, если бы Вам не понравился звук моего голоса? Я просто хочу, чтобы все оставалось так, как есть, чтобы я была загадочной и, надеюсь, интересной.
Я в самом деле намеревалась приехать. Верьте мне в этом. Что касается секретов, которые, как Вы считаете, я прячу, то да, есть еще один. Но пока я его не раскрою Вам, потому что знаю: Вы будете смеяться до упаду, когда услышите.
Харри кажется мне безупречным другом. Я бы сказала, что надеюсь познакомиться с ним когда-нибудь, но вряд ли это будет возможно сделать без встречи с Вами, а это мы уже обсудили!
Элспет
P. S. Хочу надеяться, что не все стали поэтами, а то я останусь без работы!
Чикаго, Иллинойс, США
15 июля 1914 года
Сью, Сью, какая же Вы смешная. А Вам не приходило в голову, что я тоже переживал из-за тех же самых «что, если»? Это мне было выгодно избежать личной встречи, чтобы Вы не увидели, какие большие у меня ступни и как неуклюж я становлюсь, как только покидаю танцпол. Думаю, сейчас Вы обо мне хорошего мнения (если закрыть глаза на мое пристрастие к клетчатым пиджакам). Ведь я же дьявольски красив. Невероятно умен. Остроумен и вообще блестяще одарен. Зачем мне рисковать всем этим? Ваши иллюзии исчезли бы в один миг, едва я бы произнес «здравствуйте». Но ради неуловимого шанса встретить Вас… Все мои опасения блекнут по сравнению с такой возможностью.
Мы уже переписываемся… сколько, года два примерно? (Пишу это с некоторой небрежностью, как будто не храню каждое письмо, полученное от Вас.) Право же, какие могут быть загадки после стольких лет? Мы поведали друг другу о своих затаенных страхах, признались в наших тайных стремлениях. Я знаю Вас, Сью, и думаю, что Вы тоже знаете меня. Если бы я сидел сейчас перед Вами, говоря эти слова, то, как мне кажется, они не потеряли бы для Вас своего значения, даже если бы Вам не понравился мой американский акцент.
Сью, подумайте о том, что происходит, когда Вы впервые кого-то видите. Нужно преодолеть всю эту поверхностную чепуху, разницу акцентов и новизну клетчатых пиджаков. Сначала оценивается внешность. Только после того, как вы сочли друг друга достойными, можно приступать к собственно знакомству, начинать осторожное «прощупывание» характера и ума, узнавать, что волнует собеседника, что вызывает у него слезы, а что — смех, что заставляет дрожать. Нам с Вами повезло: не пришлось нервничать из-за первого этапа — из-за визуальной оценки. Мы сразу приступили к самому интересному — измерению глубины и ширины души друг друга.
Не знаю, как Вам, а мне это нравится. Меня тошнит от необходимости думать о том, считают ли меня окружающие люди достаточно взрослым, или достаточно респектабельным, или каким-то еще, меня тошнит от необходимости быть вежливым и выказывать заинтересованность. Когда я пишу Вам, мне не нужно думать об этой ерунде. Не нужно переживать из-за своих больших ног. Я могу отбросить скорлупу (простите мне банальную метафору) и обнажить сверкающие ядра моих мечтаний, страстей и страхов. Они Ваши, Сью, можете погрызть, если хотите! Со щепоткой соли они бесподобны.
Ну а после всего этого Вы просто обязаны раскрыть мне Ваш новый секрет. Я поклянусь, что не стану смеяться. По крайней мере, не так громко, чтобы мой смех долетел до Шотландии…
Я начинаю клевать носом и потому вытащил часы. Не признаюсь Вам, который сейчас час ночи, но на улицах уже давно все стихло. Надеюсь, Вы спите крепче, чем я в эти дни!
Дэвид
Остров Скай
18 августа 1914 года
Дэйви!
Куда катится наш мир?
Восемь недель назад я стояла на пирсе и пыталась набраться храбрости, чтобы ступить на паром. Я не спускала глаз с горизонта, потому что знала: если я поеду ему навстречу — навстречу Вам, то все изменится. Изменится не обязательно из-за того, что я поеду, а из-за того, что уеду. Женщины вроде меня не пересекают воды ради рандеву с очаровательными американцами. Они сидят дома и ждут, когда вернутся лодки мужей.
И потому я пошла домой, чтобы перечитывать Ваши письма и притворяться, что я не стояла в шаге от парома. Пошла домой, чтобы ждать, когда вернется Йэн с поисков сельди в проливе Норт-Минч. Пошла домой, чтобы придумать, как сказать ему о том, что после стольких лет я наконец беременна.
В тот день, когда он появился, я была в саду, вешала белье, стоя по щиколотку в грязи. Он открыл ворота, уронил свой рыбацкий мешок на землю и сказал хмуро: «Началась война».
Дэйви, вдруг стало так холодно. Моя новость оказалась забыта. Я спросила, какая война, но Йэн просто вручил мне газету.
Четырьмя днями ранее Великобритания объявила войну Германии. Пока я сидела одна в своем коттедже, читая старые письма и укрепляясь сердцем, мир ушел воевать.
Йэн заявил, что вступает в армию, заехал собрать вещи. Он только что пришел и уже уходит снова. И ради чего? Почему он решил, что эта война имеет к нему какое-то отношение? К нашему острову? К нам? «Наш мир уже исчез, — сказал он. — Я не могу его вернуть, но уж не сомневайся, сделаю что угодно, чтобы все остальное тоже не разлетелось на куски».
Дэйви, он был так спокоен. Я помню, как посмотрела поверх его плеча, пока он говорил, и заметила чайку. Она летела словно во сне — медленно-медленно. Даже овцы притихли. Весь остров остановился, чтобы послушать его слова. Как будто в них был какой-то смысл! И внутри меня возникла острая боль; я не сомневалась, что это болит пресловутое «разбитое сердце».
Позже в тот день я узнала, что потеряла ребенка, которого носила. Это был непрошеный ребенок, но нежеланным он не был. У меня было время, чтобы привыкнуть к мысли, но теперь — его нет, осталось только ощущение пустоты. Наверное, я с самого начала была права. Наверное, вселенная никогда не предназначала меня на роль матери. Вот так я потеряла мужа, ребенка и спокойный мир, который знала. Спустя несколько дней Йэн вместе с Финли и другими добровольцами отправился маршем на обучение.
О Дэйви, я так жду твоего письма. Мне нужно доброе слово, нужна шутка, нужна твоя фотография, где ты в глупом клетчатом пиджаке. Мне нужно забыть о том, что происходит вокруг.
Элспет
Глава восьмая
Маргарет
Эдинбург
Среда, 24 июля 1940 года
Многоуважаемый сэр!
Прошу простить за это неожиданное письмо. Я даже не уверена, что обращаюсь к нужному мне Финли Макдональду.
У меня есть основания полагать, что Вы являетесь моим дядей. Моя мать — Элспет Данн, родом с острова Скай, теперь проживающая в Эдинбурге.
Этот адрес мне сообщила кузина Эмили Макдональд (дочь Аласдера), а она сама отыскала его после Вашей случайной встречи в Глазго. Я никогда не видела ни одного из своих дядей, но очень хотела бы исправить упущение и познакомиться с ними.
Могу ли я писать Вам?
Искренне Ваша,
Маргарет Данн.
Глазго
25 июля
Маргарет!
Разве Вы уже не сделали этого?
Финли Макдональд
27 июля 1940 года
Милая Мэйзи!
Я снова в воздухе! И очень вовремя. Тут, на юге, нас бьют по всем фронтам. Я весь извелся, пока был вынужден торчать на земле. Как дела в Эдинбурге? Ты уже отправила письмо дяде? Ответ пришел?
Люблю,
Пол.
Эдинбург
Понедельник, 29 июля 1940 года
Милый Пол!
Он написал. В некотором роде. И поскольку он не отверг предположение, что он мой дядя, и не проигнорировал меня полностью, я делаю вывод, что да, он действительно интересующий нас Финли Макдональд. На мой вопрос, можно ли мне писать ему, он ответил только: «Разве Вы уже не сделали этого?» Никаких сомнений в том, что он мой родственник. У него такой же колючий сарказм, как у мамы.
Я не буду ему писать. Ведь в переписке с ним мне пришлось бы взвешивать каждое слово и каждую букву, чтобы лишить его возможности посмеяться надо мной. А это слишком тяжелый труд. Ну почему у меня не нашлось давно потерянного дяди, который объявил бы меня своей единственной наследницей или подарил бы мне бесценную коллекцию артефактов южных морей, как бывает в книгах? Или, по крайней мере, находился бы в сумасшедшем доме? Да, точно, я читала что-то подобное. Дядюшку-психа я смогла бы вынести. Но язвительный ответ? Вряд ли.
Маргарет
P. S. Не спрашивай об Эдинбурге. Тысячефунтовая бомба в порту, зажигательные снаряды вдоль железнодорожных путей и в Грэнтоне. Мама с ума бы сошла, если была бы сейчас здесь. А теперь мне приходится волноваться и о тебе. Пожалуйста, будь осторожен.
31 июля 1940 года
Милая Мэйзи!
Где твоя любовь к приключениям, которая так меня восхищала? Где то желание узнать, что там, за следующей вершиной, где та готовность погрузиться с головой в любую авантюру в надежде, что хотя бы на мгновение у тебя займется дух? Я всегда говорю своим здешним товарищам, что если бы моя невеста была мужчиной, то они ни за что бы не угнались за ней в небе.
Не переживай обо мне ни секундочки. В кармане у меня всегда лежит твоя фотография, и пока я смотрю в твои чудесные глаза, удача не покинет меня.
Ты понимаешь, конечно, что нежелание дяди ответить тебе по-человечески намекает на еще одну захватывающую тайну. Вперед, Ватсон, вперед! Игра началась!
Люблю,
Пол.
Эдинбург
Пятница, 2 августа 1940 года
Милый Пол!
Я сделаю это. Для тебя. И только для тебя.
Мэйзи
Эдинбург
Пятница, 2 августа 1940 года
Многоуважаемый сэр!
Или мне следовало сказать «дядя Финли»?
Признаюсь, Ваш ответ озадачил меня. Был ли это отказ? Намек на нежелательность дальнейших контактов? Неявное разрешение написать снова?
У меня так много вопросов о моей матери, о том, что она никогда не рассказывала мне. Вам не придется пить со мной чай или присутствовать на моей свадьбе. Я прошу лишь о нескольких минутах Вашего времени. Пожалуйста, расскажите мне о маме. Помогите заполнить пробелы в «первом томе» ее жизни.
С уважением,
Маргарет Данн.
Глазго
3 августа
Маргарет!
Не задумывались ли Вы о том, что Ваша мать намеренно держит эту книгу закрытой?
Не приходило ли Вам в голову также, что одинокий человек может ценить свое одиночество?
На самом деле я не могу рассказать об Элспет ничего такого, что Вам было бы приятно услышать. Иногда даже годы не умаляют разочарования.
Финли Макдональд
Эдинбург
Понедельник, 5 августа 1940 года
Дорогой дядя Финли!
Я ни в коем случае не хотела сыпать соль на старые раны, честное слово. Я не желаю совать нос в Вашу личную жизнь. Я просто хочу лучше понять свою мать. И я уверена, что Вам столь же любопытно узнать о ней теперешней, как и мне — о ней тогдашней, а иначе Вы бы не стали отвечать. Дважды.
Итак, в качестве благодарности за Вашу будущую любезность я буду рассказывать Вам что-нибудь о маме каждый раз, когда Вы расскажете что-нибудь мне. Вы — мне, я — Вам.
Искренне Ваша,
Маргарет Данн.
Глазго
6 августа
Маргарет!
Вы — мне, я — Вам. В окопах у нас это называлось: «Живи и дай жить другим». Если фрицы не стреляли, мы тоже не стреляли. Иногда мы давали им несколько минут покоя, и они давали нам капельку мира в ответ. Конечно, командование этого не одобряло. Нам говорили, что мы должны стрелять первыми, чтобы держать врага в напряжении и убедить его не лезть к нам.
Вы упрямая девица, как я посмотрю. Совсем как Элспет. Не знал никого упрямее, чем она, хотя, имея трех братьев, она, наверное, и не могла быть иной.
Вы — мне, я — Вам. Я никогда не считал позицию командования верной.
Финли Макдональд
Глава девятая
Элспет
Чикаго, Иллинойс, США
10 сентября 1914 года
Дорогая Сью!
Как бы я хотел, чтобы у меня нашлась для тебя хорошая шутка или забавная история.
Есть ли новости от твоего мужа? Тебе известно, покинул он уже страну или нет? По крайней мере, на Скае ты можешь не беспокоиться о собственной безопасности. Я благодарен за это судьбе.
И, Сью, должно быть, я нарушаю всевозможные нормы этикета, но у меня сердце разрывается при мысли о твоем потерянном ребенке. Правильных слов я не сумею подобрать, но верь, что они звучат в моей душе.
У меня больше нет фотографий, где я красуюсь в клетчатом пиджаке, но обещаю, в следующий раз, когда я приобрету столь же смешной наряд, ты будешь первой, кому я пошлю свое фото в нем. Мне даже захотелось пойти и купить что-нибудь такое прямо сейчас, лишь бы заставить тебя улыбнуться.
А знаешь, ты никогда раньше не упоминала своего супруга. Конечно, я догадывался, что ты замужем, раз называешь себя «миссис», но ты ничего не писала о нем. И это довольно странно, поскольку мы с тобой обсуждали практически все на свете.
Пожалуйста, держи меня в курсе. В газетах пишут об обстановке на фронте, но из-за океана трудно понять, что происходит на самом деле.
Всегда твой,
Дэвид.
Остров Скай
4 октября 1914 года
Дэвид!
Наконец-то я получила весточку от Йэна. Его батальон в тренировочном лагере в Бедфорде. Он считает, их вот-вот отправят на фронт, но полагаю, так говорят все мужчины в подобной ситуации. Что еще у них есть, кроме ожидания? Письмо от Йэна было коротким, он весело писал о боевой подготовке, об оружии и о том, как они все надеются «добыть несколько гансов». Ни слова обо мне, или о нашем доме, или о ребенке, которого я потеряла.
Мой брат Финли поступил на службу вместе с Йэном. Они с детства были неразлучны. И естественно, что и на войну отправились вдвоем. Махэр отказывается отпустить младшего брата, Уилли, который тоже рвется в армию. Он ее малыш, и она будет держать его при себе сколько возможно. С тех пор как уехал Финли, Уилли ходит чернее тучи. Мне кажется, махэр ошиблась и отпустила не того сына. Уилли всегда будет маменькиным малышом, но Финли, однажды узнав вкус мира, вряд ли захочет вернуться. Он не создан для того, чтобы стать мелким фермером или рыбаком. Думаю, есть только одно, что привязывает его к Скаю, и это Кейт.
Я пыталась писать. Уходила гулять в одиночестве и сочиняла стихи. Но они получаются странно путанными. Не совсем такими, как должны быть. Мне нужно, чтобы все вернулось в обычную колею. Мне нужно отвлечься от происходящего. Я не могу больше думать о том, как Йэн, или Финли, или другие мужчины готовятся пойти в бой и умереть.
Не знаю даже, почему не рассказывала тебе о своем муже. Должно быть, наши разговоры просто не затрагивали этой темы. Но теперь я устала оттого, что не всегда говорю тебе абсолютную правду.
Элспет
Чикаго, Иллинойс, США
2 ноября 1914 года
Дорогая Сью!
Я понимаю чувства твоего брата Уилли. Ты знаешь меня: я тоже не был бы счастлив, если бы меня оставили дома, когда все ушли воевать.
Я и сам хотел бы испытать такое приключение.
Возможно, об этом пока не стоит и говорить, но я начал записывать те истории, которые придумываю для Флоренс. Одну я прикладываю к этому письму — «Сыр Мышиного Короля». Флоренс обожает сыр! Я подумал, что сказка тебя немного развлечет и отвлечет. Но пока она не совсем закончена, я так и не решил, каким должен быть финал. Может, у тебя будут идеи?
Начался новый учебный год, и теперь я чувствую себя более уверенно, поскольку уже читал тот же курс в прошлом году. Мы завершили раздел «история химии» (начиная с алхимиков, потом Лавуазье, Менделеев и так далее). Мои ученики написали по итогам темы сочинения — бездарные. Только подумать, это же следующее поколение государственных деятелей и юристов, а они не умеют излагать мысли на бумаге. В любом случае, читая их тексты и размышляя о том, что сам я (надеюсь!) в их возрасте писал эссе получше, я не мог не обратиться мыслями к тебе.
Сью, ты должна снова начать творить. Не заставляй себя, просто сунь за пояс карандаш и квадратик бумаги, и тогда, где бы и когда бы ни вернулась к тебе муза, ты сможешь остановиться и все записать. Эмерсон сказал: гений — это то, что исправляет испорченное положение вещей, — и говорил он о поэзии. Думаю, если ты вновь займешься сочинительством, оно поможет тебе вернуться к нормальной жизни, а ведь именно об этом ты мечтаешь.
В любом случае не переставай писать мне, что бы ни произошло. Может, для тебя это не поэзия, но я никогда не думал о твоих письмах как о чем-то ином.
В ожидании стихов,
Дэвид.
Остров Скай
29 ноября 1914 года
Дорогой Дэвид!
О, по-моему, эта противная маленькая девочка должна навсегда остаться мышью! Забирается на стол, чтобы достать хлеб с другой стороны, — ужас! Я очень надеюсь, что твоя племянница умеет вести себя во время еды.
Ну а если не можешь оставить Лотти мышью, что бы ты сделал с ней? Я не предлагаю, конечно, чтобы ее поймала миссис Сова и приготовила из нее мышиный мусс. Но она должна получить хороший урок. Что-нибудь связанное с мамиными пирогами, остывающими на окне? (О, какой соблазн…) Или ей придется спасти Мышиного Короля каким-то образом и за это получить его вечную благодарность? А может, она полюбит Мышиного Короля?
Точно не могу сказать, но любой, кто одет в золотую бархатную мантию и крохотные башмачки, должен привлечь внимание девушки. Как и тот, кто одет в клетчатый пиджак. В общем, я не удивлюсь, если она влюбится.
Порадую тебя новостью, что состряпала-таки несколько стихов. Воспользовалась твоим советом и стала повсюду носить с собой блокнот и карандаш, и вот, однажды утром, когда я мыла полы (до чего же прозаично!), у меня возникла идея. Я села прямо на мокрые доски и, пока вода в ведре остывала, набросала стихотворение. Конечно, это не «гений» Эмерсона, но оно вроде неплохо отразило мои мысли на тот момент.
Теперь, когда Йэн уехал, мне пришлось взять на себя его обязанности. Вчера ветром сорвало одну из веревок, которыми к крыше крепится солома. В результате кусок кровли обвалился, и утром на кухне меня ждал целый сугроб. Жаль, ты не видел, как я ползала по крыше, словно один из бандерлогов Киплинга, пытаясь привязать на место сноп соломы. Я вернулась в дом с обледеневшими ресницами и бровями, и мне пришлось отогревать замерзшие пальцы во рту, прежде чем я сумела сделать себе чашку чая. Я стала почти ежедневно носить брюки, так как иначе невозможно заниматься той работой, которую мне приходится выполнять. Разумеется, Йэн ни о чем таком и не думал, когда решил все бросить и последовать за своими мальчишескими мечтами о славе.
Знаешь, Дэйви, хуже всего вечера. Я сижу у огня, вяжу или держу на коленях книгу, не читая, и не могу остановить поток мыслей, не могу не слышать каждый шорох и скрип. Я стараюсь пораньше лечь в постель, чтобы мне не пришлось думать и ощущать себя одинокой, но заснуть тоже не могу. Признаюсь, я то и дело достаю твои старые письма и перечитываю их, и иногда так и засыпаю, укрытая твоими словами. Тогда мне кажется, что ты рядом и что я тут не одна. Я даже могу представить, будто мы разговариваем. Абсурдно, конечно же, ведь в реальности мы никогда не говорили, и я не знаю, какой у тебя голос. Кстати, ты ведь осознаешь, сколь претенциозен был тон твоих первых писем? Должно быть, ты очень хотел произвести на меня впечатление.
Ко мне понемногу подкрадывается сонливость, так что лучше закончить на этом и задуть свечу. Если завтра погода не испортится, то я смогу отправить письмо, но вообще мне кажется, что теперь почта идет гораздо дольше.
Элспет
Терре-Хот, Индиана, США
23 декабря 1914 года
Дорогая Сью!
Я в Терре-Хот, провожу Рождество с Иви, Хэнком и Флоренс. Твое письмо я получил, когда шел на вокзал, и был счастлив занять себя в пути столь приятным чтением. Такое пространное послание! Наверное, зимние ночи на Скае действительно долгие.
Твои предложения вдохновили меня на то, чтобы дописать «Сыр Мышиного Короля». Посылаю финал истории тебе на прочтение (одобрение?). Я рассказал законченный вариант племяннице, и она потребовала повтора: «Исё! Исё!» Если я сумею получить подобную реакцию и от тебя, то буду удовлетворен.
Мне было удивительно, что ты пишешь о «мальчишеских мечтах о славе» — ты, которая всегда стремилась избегать ярлыков, связанных с половой принадлежностью. Здесь у нас столько же женщин, сколько и мужчин, ругающих Вильсона за то, что он держит Америку в стороне от европейского конфликта. В Штатах уже давно не было войн; мы готовы броситься в драку.
Только прошлым вечером Иви разразилась за ужином гневным памфлетом против Вильсона. Наш дед сражался в Гражданской войне, и мы выросли на его байках. Ах, каким он был рассказчиком! И так умел повествовать о войне, что и на войну не было похоже. Он даже юную Иви так увлек, что она приклеивала бумажные усы и играла со мной в войну целое лето.
На долю отца не выпало войн, и от армии как таковой он держался подальше, к глубочайшему разочарованию своего родителя. Думаю, дед так и не простил его за это. Дедушка полагал службу в армии и войну гражданским долгом; отец же считает это самоубийством. Если Америка ввяжется в драку, я могу завербоваться исключительно из желания насолить отцу.
Но нет, нужно думать о чем-то более радостном. Иви и так портит праздничное настроение своими речами о войне. Хэнк уже готов отправить ее на ночь в сарай. Желаю тебе веселых зимних праздников, Сью. Может, сейчас ты одна в своем маленьком коттедже, но знай, что ты не забыта и есть тот, кто думает о тебе в это Рождество.
Дэвид
Остров Скай
21 января 1915 года
Дорогой Дэйви!
Шлю тебе припозднившийся подарок к Новому году и Рождеству — свой новый сборник! Твое письмо и коробка со свежеотпечатанными книгами от моего издателя прибыли в один и тот же день, так что ты получишь один из самых первых экземпляров. Странно читать эти стихи, так как все они были написаны до войны. Они очень отличаются от того, что я пишу сейчас. Никаких цветов, облаков и летних деньков. Я повествую о более темных вещах и эмоциях: об одиночестве, о гневе, о суровых зимах. Не уверена, что это хорошо, но, по крайней мере, новая поэзия помогает мне «сражаться с драконами» в моей душе.
Новости от Йэна я получаю так редко, что едва не схожу с ума. Правда же, я больше узнаю о муже от Финли. Благодарение Господу за брата, который умеет писать письма. На самом деле, я чувствую, что уже слегка помешалась, так как подумываю переехать в родительский дом до тех пор, пока не вернется Йэн. Вчера на улице поскользнулась и вывихнула лодыжку. К счастью, в тот момент я была в городе, делала покупки, и меня смогли отвести к доктору, но все равно этот случай заставил задуматься. А если бы это произошло, когда рядом со мной никого не было? Когда я одна дома? Телефона у меня нет, и бльшую часть времени я провожу в одиночестве.
И еще я замучилась со всеми этими хлопотами по хозяйству. Работать на ферме трудно, даже когда помогает вся семья, но в одиночку? Кажется, все вдруг затрещало по швам. На кровле лопнула еще одна веревка. Пришлось опять залезать на крышу, и я поняла, что и остальные стяжки тоже истерлись. Не знаю, сгнили, птицы их подпортили или проблема в том, как я их сплела, но все они обветшали и рвутся.
Спрашиваю тебя, Дэйви, зачем известной поэтессе торчать посреди зимы на соломенной крыше с куском веревки, зажатым в зубах? Разве не положено ей устроиться в кожаном кресле где-нибудь в библиотеке, перед жарко натопленным камином? Не хотел бы ты сидеть рядом?
Мне понравился финал «Сыра Мышиного Короля». Лотти растет, она учится делиться и говорить «спасибо». Я по-прежнему считаю, будет замечательно, если она влюбится в Мышиного Короля, клетчатый пиджак и все такое. Что Лара думает об этой истории?
Береги себя,
Элспет.
Чикаго, Иллинойс, США
16 февраля 1915 года
Дорогая Сью!
Читать бесплатно другие книги:
