Арабески Покровский Александр

Масло оливковое – 2 евро за литр (можно найти и по 1).

Масло сливочное – 2 евро за полкило (можно поискать и подешевле).

Очень дорогой хлеб – 0,85 за 300-граммовый багет.

Но хлеб для тостеров можно найти по 1 евро за 400 грамм.

Яйца– 12 штук за 1,13 евро (или за 0,99, если поискать).

Вино – 1,56 евро за две бутылки отличного столового вина по скидке, действующей уже целый год. И получается то вино дешевле бензина.

Испанцы все время улыбаются, а мусорщики убирают пляжи и поют.

Черт его знает. Может быть, во всем повинны нефть и газ? Как считаете?

Или экономический форум?

Поменять нам тут все в один момент – яйца выеденного не стоит, и только нотки глубокого разочарования, прозвучавшие в словах оторопевшего господина Лаврова по поводу того, что 11 наших граждан США обменяли на четырех наших же граждан, еще как-то примиряют меня с тем обстоятельством, что в один-единственный миг все накопленное нашими чиновниками за границей до последнего пенни может пойти на корм совершенно иному Отечеству.

Многое меня в нашей жизни восхищает, но в особое состояние духа меня приводят только учения. Это такой непрерывный подъем и хорошее самочувствие, которые держатся суток пять. Вот и прошедшие оперативно-стратегические учения «Восток-2010» вызвали во мне просто бурю чувств, едва не закончившихся судорогами.

Впрочем, судорогами можно назвать и само учение.

Судорогами нашей обороноспособности.

Вдумайтесь: страна большая, протяженная граница, а за границей Китай, который уже до этого проводил учения недалеко от нашей с вами горячо любимой родины, в ходе которого только больные глаукомой не поняли, против кого нам тут всем еще только предстоит сражаться. Так что переброска войск по воздуху, а кораблей по морю – уж как кстати. Отчаянно. Отчаянно мы хотим всем о себе напомнить.

Конечно, никто не нападет сразу. Зачем нападать, если ресурсы Дальнего Востока мы все равно отдадим, прежде всего в тот же Китай. Правда, как только их не устроит цена… Да и внутри самого Китая проблем с населением хватает. Рано или поздно все равно придется сплачивать китайскую нацию. Война – простейший способ и главнейшее из дел.

Мир пришел в движение давно. Центры – США и Китай. Они уже поделили мир. Остальные – мусор.

Вот поэтому на границе с нами и стоят китайские части такой численности и такой боеспособности, которая нам и не снилась.

А Вооруженные силы у нас все время находятся в состоянии реорганизации. Это такая реорганизация, что после нее все надо будет начинать с чистого листа.

Абсолютно все: экономику, политику – все. Но хочется же и коррупцию сохранить, и чтоб границу защищали. Вот поэтому и летаем на Дальний Восток по воздуху, а потом этим долго гордимся.

А отечественный ВПК уже давно обучен только распилу бюджета.

Было бы странно, если б только он оставался в стороне от этого благодатного процесса.

Распил – это процесс.

Но распил бюджета во время переброски войск по воздуху – это особенный процесс, результатом которого может быть полный крах. Вот еще пару раз так слетаем – и наступит крах.

Китай, конечно же, пригласили в качестве наблюдателя. И Китай пронаблюдал. Вывод – у России еще есть ядерное оружие. Вот если б не было – хоть завтра наваливайся: на захват Хабаровска несколько часов, для Владивостока – сутки.

То есть в ближайшее время надо ожидать каких-то дополнительных инициатив со стороны США, например, по дальнейшему сокращению ядерного вооружения.

Сократим до некоторой величины – и будет нам Китай.

Вся суть в масле и в копоти. Душа чиновника в масле и в копоти. Недолго думая, я бы взял тряпку, приложил ее куда надо, чтоб произвести необходимую очистку, но я не знаю куда. Душу чиновника ищут многие и давно. Она мелькает. Она не видна сразу непосвященному глазу, но когда она мелькает, заметно, что она в масле и копоти.

Она то в груди, то в средостении, а то и вовсе там, где вы подумали, но это ее положение не отвечает назначению, коим является крайняя осмотрительность и изящество.

Рецепт поиска прост – надо ее выманить.

Осталось только придумать как.

Вообще-то, нас спасет письменность. Прикосновение волшебных букв к бумаге рождает оттиск – тончайший слой, математическая точность укладки. Его и будем прикладывать к нездоровым местам. Все же помнят, что в начале было слово. Вот нам всем и надо туда – в самое что ни на есть начало.

Ах, как хочется повесить всю коррупцию. Вот просто взять и повесить. Правда, тех, кто давно уже в деле и знает что и почем, вешать, конечно же, совершенно не следует. Надо вешать тех, кто не знает.

Чего только не достигнешь искусным применением шпателя – того не достигнешь и этого.

Дыры, господа, в величайшей экономике мира. То есть в нашей в вами экономике обнаружились зияющие дыры. В последнее время думаю только о торсионных затычках.

Мне приснился научно-фантастический фильм «2045».

Краткое содержание (синопсис):

Мрак, темные, нависшие над самой землей тучи, гром, молнии, дождь. Под проливным дождем идет жуткая бронированная машина с надписью сбоку «Газпр…» – и дальше неразборчиво – на гусеничном ходу, то и дело изрыгающая огонь, поливающая все из пулеметов. Из мрака медленно поднимаются слова «Величайшая. Дожившим». Надпись пропадает, слышится хруст – это гусеницы давят человеческие черепа, а дикторский голос объявляет, что андроиды защищают цивилизацию от мутантов.

У андроидов красные зрачки глаз, у мутантов – зеленые, но лучше всего и тех и других различают бездомные собаки. Андроиды не любят собак.

Действие разворачивается на правом берегу реки Невы. Вдалеке видна четырехсотметровая обугленная башня. Это главная башня андроидов, их последний оплот. Она наклонена на манер Пизанской башни, но все еще стоит, держится. Она нависает над рекой. Молнии бьют в берег, ужас.

Через реку на торпеде переправляется главная героиня Маша. Она обнимает торпеду, та изредка работает винтом, стараясь не задеть Машу. Маша молится, торпеда тоже – голосом диктора. Всюду на берегу лежат оторванные правые ноги. Почему только правые? Не знаю, но лежат. Сочится кровь. Сочится и стынет, остынув, опять сочится. Много полуголых людей с четырьмя ногами. Рук у них так много, что невозможно сосчитать.

Маша доплыла. Она целует и отпускает торпеду, и та, почувствовав свободу, резко включает максимальный ход, выскакивает на берег и таранит бронемашину – взрыв.

Маша жива, но ее отбросило к обгоревшему мутанту. Тот умирает, но просит показать ему… он забыл это слово… точнее, он его никогда не знал, потому что не видел… показать… все дело в том, что он учился как раз в то время, когда ввели в школах платное образование, и русский язык был платным предметом, а бесплатно учили только молиться, после чего давали кефир. И вот слово «кефир» он помнит, а это не то чтобы… в общем, используя только слово «кефир», он не сможет сформулировать свое желание.

Но Маша догадалась. Она немедленно разделась, после чего мутант спокойно отошел в мир иной. Маша медленно одевается. Она понимает, что должна найти отца. Сначала он был андроидом, а потом стал мутантом, сохранив способность становиться андроидом в зависимости от своего желания.

Она находит отца – тот ведет мутантов в последний бой на башню.

Всюду летают космические боевые машины. Мутанты стреляют в них из арбалетов. Кидаются копья. На лезвии копья минут пять играет солнце, которое выглядывает из-за туч только для того, чтобы поиграть на лезвии.

На ступенях башни Маша находит отца. Он окружен мутантами и бездомными собаками. Любовь Маши к отцу и отца к Маше занимает примерно сорок минут. Всем в этом мире правит любовь – это основная мысль.

Именно любовь помогает сокрушить башню.

Наступает рассвет. Это рассвет новой жизни.

Последние слова отца Маши в кадре посвящены бесплатному образованию.

Все. Быстро движутся титры.

Нам все открывают и открывают обстоятельства огромной, но чистой любви. Ее испытывают руководители к нашему населению. И от нее ни уйти, ни скрыться. Она настигнет везде, она всюду. Она придет, возьмет тебя за шиворот, повернет к себе лицом, а потом и вопьется тебе в губы – такой силы эта любовь.

От нее зашатает, и многие падут без чувств и желаний.

Сто пятьдесят диковинных планов по очереди овладевали моим мозгом. И каждый план оставлял на нем небольшую удобную зарубку. То есть весь мозг у меня в зарубках. Это планы относительно того, как бы мне обложить налогом все население. Налогом на зрение, например, или на правильное питание.

Или налогом на мировоззрение – неплохой, между прочим, получился бы налог.

А также хочется ввести налог на интеллектуальную собственность на стадии ее зарождения или же вызревания. Только захотел обзавестись интеллектуальной собственностью или просто интеллектом – плати налог.

А президент в который раз озаботился состоянием нашей судебной системы. Очень глубокое это на меня произвело впечатление. Примерно раз в неделю случается этот запор, но после течение возобновляется.

Опять-таки, именно в этот период и хочется главенства права. И чтоб, значит, все были равны. Но потом – поток преодолевает препятствие и славно течет себе далее. Этакое небольшое неудобство, перед куда большим удобством.

Затычку вам всем в рот! Я всегда благоразумно воздерживаюсь от сколько-нибудь тщательного и справедливого разбора требований народа, потому как совершенно нет сил.

И только затычка им в рот приносит временное облегчение.

А вы не знаете, что означает выражение «обозначил направление деятельности»?

Просто немочь возникает и в душе разлад, а еще там происходит тяжелая борьба.

В сомнении мы, ведь если понадобилось новое направление, то как же теперь поступить со старым? И если новое направление отличается от предыдущего кардинально, то что же это тогда за выбор нового направления, как не беспорядочное метание? (Тут мы все еще говорим о судебной системе и о том, что сказал о ней президент.) И если раньше брали взятки с кого ни попадя, и это было старым направлением деятельности, то как изменится подача взятки при новом направлении?

Ах эти дряхлые, умирающие стихии! Все-то они цепляются за новое направление. Все-то они стремятся перекроить по-своему наше римское просвещение – ни тебе образа, ни границ, ни порядка.

Пойду! Пойду выпью яблочного уксуса! Пойду, упьюсь им совершенно, а потом укреплю свои силы посредством моциона и постоянной перемены воздуха.

Летний Грушинский фестиваль – главное культурное достижение Самары. Во всяком случае, так кажется мне, и ничего, что в этом году их целых три. Размножение Грушинских – это скорее вопрос не культуры, но коммерции. Главное – люди поют, а поющие не способны к агрессии, тут совершенно меняется химия организма. Тут такая химия, что люди почти не спят, но прекрасно себя чувствуют. В этот раз мы опять отправились на фестиваль на кораблике, а кораблик – это гости, матрасы, еда и напитки. Гостей надо встретить, накормить, напоить, разместить, и чтоб они еще и песни и попели и послушали. Атмосфера– все люди братья, а проплывающие мимо лодки – это повод поорать и помахать им вслед. И это никакого отношения не имеет ни к зарплатам, ни к пенсиям, ни к росту цен, ни к тому, образовался-таки Таможенный союз или не образовался и как мы теперь будем всем продавать газ и нефть.

Даже к тому, что в эту самую секунду делают наши драгоценные президент и премьер, это не имеет ни малейшего отношения, потому что, что бы они ни делали, все это можно отнести к культуре в самую последнюю очередь, а вот то, что делается на Грушинском, – в первую.

Поэтому Володя Колосов готовился запекать сома и делать шашлыки, остальные готовились все это съесть.

А еще мы должны были встретить певца и музыканта Юрия Шевчука, накормить, разместить его в одной из кают, чтоб он немного поспал, а потом отвезти на ту площадку, где он должен был выступать. Во встрече Шевчука участвовали почти все, а кто не участвовал – я, например, – тот переживал.

– Как там Шевчук?

– Едет.

– Чего-то он долго едет.

– А они на середине Волги застряли, у них мотор встал.

– И чего теперь?

– Другую лодку послали.

Послали, пересадили, привезли и сейчас же накормили. Шевчук выглядит уставшим и смущенным, а все остальные стараются быть деликатными и не лезть к человеку со всякими глупостями. Ночью ему выступать, так что пусть приходит в себя. Потихоньку он оттаивает, уже не так напряжен, шутит, и все остальные стараются не замечать, что он очень знаменит. Улыбнулся – ну, слава тебе господи. Болтовня, так, ни о чем, но в ней великий смысл – человека оберегают, дают ему от всех спрятаться, а потом отправляют поспать. Солнце, река, вода, берега – это все само по себе. Ко всему этому надо прильнуть, и оно успокоит, направит в нужное русло. На реке главное попасть в нужное русло, и тогда река будет не против твоего присутствия. Как только певец удалился в каюту, немедленно появляется некто, не сильно трезвый, и начинает орать:

– Э-э… позови Шевчука!

– А папу римского тебе не позвать?

– Позови…

– А ну пошел отсюда!

Вечером подошли к берегу. Шевчук ушел петь, остальные ушли его слушать. Остались только те, кто готовил солянку, – придут ночью с концерта и захотят есть.

Я остался, потому что мне лень, – в этой жизни я все уже видел.

Ночью сели на мель. Нам идти встречать, а мы сидим. По уши. Река ушла – и черт его знает, когда же мы снимемся. Право руля, полный назад – лево руля, полный назад! Через полтора часа снялись и от счастья помчались на всех парах. Ориентир на том берегу – огонь фонаря.

– Все дошли, все на месте?

– Все.

Все дошли, никого не потеряли, Шевчук спел, и после него народ ломанул вниз с горы.

Устали, но счастливы – где там ваша солянка?

Утром прощались с Шевчуком – он улетает в Питер. Фотографирование, автографы, опять фотографирование. Шевчук отдает себя на все это безропотно. Хороший мужик.

Я не стал с ним фотографироваться.

Пусть хоть от меня отдохнет.

Интересно, звание «Главный Козлогрыз страны» является почетным, прижизненным или же посмертным?

А меня многое интересует. К примеру, мне интересно, как у нас развивается такой вид единоборств, как самбо, и чем в этом деле нам сможет помочь актер Жан-Клод Ван Дамм.

А еще мне интересно, не утомили ли в Екатеринбурге тетушку Ангеле тонкими ходами различных рассуждений? И не пора ли брать ее под локоток со словами: «Нынешний разговор, мадам, гораздо короче давешнего»?

И еще хорошо бы сводить ее на экскурсию в наш музей оживших восковых фигур – это когда фигуры, хоть уже и восковые, но все еще живы, пардон.

Для чего музей, конечно же, придется привезти с собой: «А тут у нас художник, не надо трогать его руками, мадам. Вы видели его творенья? А вот и режиссер. Его последний проект нас всех потряс. А вот и писатель. Раньше он писал только в стол, а теперь мы все это вывернули. А вот и известный правозащитник, мадам, жаль только, что с рождения он глух и нем, а вот и культура, бывший ректор бывшего университета. А вот наш спортсмен. Вы должны помнить его последний прыжок. Потрясающая сила духа, ну и так, вообще…» – словом, найдется, чем ее позабавить. Просто бальзам для сломанной кости, я так считаю.

Если у тетушки в организме найдется сломанная кость, то и бальзам кстати.

Если же все кости целы, то и бальзам лишним не будет.

Заодно можно поинтересоваться, как у нее обстоят дела с испариной и пищеварением – я бы, наверное, занемог от прекращения этих полезных функций, если бы мысли мои не были отвлечены и здоровье не спасено новой волной забот.

О чем наши заботы? Об инвестициях, конечно. Мы им отдаем все свое, накопленное, до последней капли, привозим даже детей, невзирая на визы, а они нам – незначительную часть от гульки.

Хотя, конечно, грех жаловаться, но все-таки хотелось бы взяться за дело по-настоящему – съездить в Рим и купить там не развалины.

Стоит только детям или бабушкам уехать хотя бы в Финляндию, и о них немедленно узнает президент. Узнает и участвует в их судьбе, поскольку гнобят финны наших детей и бабушек. То-то и хорошо, и славно. Взялись Дмитрий и Тарья за руки, и пошли они себе по лужайке, пошли, освещенные солнцем, обсуждать сирых. Может быть, нам всем уехать за рубеж? А то ведь пропадают пропадом у нас люди безо всякого призрения высокой стороны, а тут – только сунулся за пределы – вот тебе и внимание.

Да, там еще и вопросы модернизации обсуждались. Никак финны не могли понять, что же это такое, пока Дмитрий Анатольевич не коснулся того, что она, модернизация эта, прежде всего должна идти в сознании. Тихо так, незаметно, но идти.

А еще в сауне попарились, в Балтийском море окунулись, чтоб, значит, всем телом экологию отведать, рыбку скушали и барашком это дело усугубили, о визах поговорили, о терроризме, о предоставлении убежища в Финляндии кому попало, о мясе и молоке, а еще на электрокаре покатались. Словом, почти летний отпуск.

Я все время ломаю себе голову, придумывая, как бы с честью истратить деньги. Просто весь ум изрыт. Особенно хочется потратить те деньги, которые, по всей видимости, мне никогда не вернут. То есть мне их должны, конечно, но вот возвращать не собираются, потому что умерли все – сначала желание вернуть, а потом и сами те, кто должен.

Кажется, я придумал – я отдам их Афганистану. Афганистан, на, бери! И сейчас же успокоился ум, а то ведь никакого удержу – все пытался отомстить, просто взять и отомстить, а теперь – будто погладил кто меня по головке и сказал: «Молодец!» – до того стало хорошо и уютно.

Тщательный и добросовестный разбор в критическую минуту. Придурковатым просьба отойти в сторону, никого не беспокоя. Стоит разобраться с суховеем, господа! Ей-богу, стоит! Кто веет, почему веет, как веет. Двадцать лет нам было все по херу, но ничто не стоит на месте, все развивается специальным развивом, после чего возникает потребность в изучении обстоятельств, и надо установить, не откладывая, что или кто стоит за наступившей засухой.

Подозреваю, что за засухой стоит ум, вернее, его частичное, если не полное, отсутствие.

Ну да это ничего. Справимся. Не впервой. Главное, это дело человеку поручить, и чтоб он был с пониманием. Вы уже видели этого человека? Нет? А я видел. Одного взгляда на него мельком брошенного вполне достаточно, чтобы заметить – кремень. Кремень, потому что таким родился – кремнем, что сродни песку, пустыне и самому суховею. Этот разберется, откуда и что там дует. Этот не даст сдуть. Этот знает, почем у нас Воловья пустошь. Этот…

Вы не видели косого? Нет? Никто не видел косого? Косенького такого, лысенького, глазки в кучку? Необъяснимая случайность, свойственная людям, терять косого именно в тот момент, когда он всем необходим. Ясно же, как день-деньской, – если прогремел взрыв, то давайте косого, и пусть он на все посмотрит свежим взглядом.

А то так и будет греметь и восстанавливаться, греметь и восстанавливаться.

То, что у нас километр обычного шоссе стоит дороже километра адронного коллайдера, этим никого не удивишь, потому что у нас все стоит в два-три раза дороже, чем оно бы стоило, захвати нас немецкие оккупанты. У немецких оккупантов сейчас дороги, теплотрассы, кабельные трассы, газопроводы, олимпийские деревни и все такое прочее стоит в два-три раза дешевле. О чем это говорит? Это говорит о том, что бабушка в избушке на курьих ножках – это не сказка. Это наше сегодня, завтра и послезавтра.

Хочется освятить всю нашу черную металлургию. Пригласить батюшку, и чтоб он кадилом очень серьезно поработал, а то ведь – не приведи господь!

Соображения в пользу этой затеи я долго взвешивал во всяких чувствах и условиях. Я провел много мучительных часов в глубочайших и отвлеченнейших размышлениях. И вот вам результат – лучше освятить.

Особенно перед тем как премьер приедет в Челябинск вместе со всей антимонопольной командой, которая уже, похоже, выяснила, что там у нас происходит с офшорами.

Лишь тот, кто сам ее испытал, способен понять, какая это невыносимая мука, когда ум человека раздирается между двумя проектами равной силы – собственным обогащением и интересами общества и государства, которые упрямо тащат его в разные стороны. Ведь, не говоря уже об опустошении, которые они неизбежно производят в нашей деликатно устроенной нервной системе, переправляющей соки от органов пищеварения к сердцу и в голову, они еще и ерзать заставляют плотные части, перетирая жир и повреждая сочленения и кости.

Как тут не помянуть нашу разведку? Нашу с вами разведку, разведывающую то там то сям. Тут их недавно взяли на одном очень полезном и нужном всему нашему обществу деле, после чего с треском арестовали, потом с треском обменяли, а заодно и с треском выслали к нам сюда назад.

В последнее время хочется археологии. Просто тянет к различным, вовремя отрытым черепкам. Так и хочется сходить на раскопки, чтоб напитаться там неистлевшей культурой, а потом схватить лопату и долго и наслаждением самому где-нибудь рыть.

При правильном уходе это желание потом слабеет, конечно, но сначала – только ноздри развеваются.

Вы же слышали, что случилось с премьером? Жара – а он, не пивши чая, уже который час на развалинах вспоминает о берестяных грамотах. Я волнуюсь. Так и до демократии можно договориться.

Интернет – это такой коллективный разум всего человечества.

Бактерии и вирусы им обзавелись миллионы лет тому назад, потом это случилось с муравьями и пчелами, и наконец и перед человечеством отрылись в этом деле некоторые перспективы.

Я бы, несомненно, зачах от различных напастей, если бы тотчас не узнал, что провели-таки совещание по венчурным фондам. Вы не знаете, что такое венчурные фонды? Этого никто не знает, а еще не знают, как их уберечь от мошенников. Так что посовещались – никакого результата, никак не понять, что же делать с мошенниками; сняли пиджаки, потому что мало ли, может, это все из-за пиджаков никак не приходит ничего в собранные в одном месте головы; посидели без пиджаков, но в галстуках – ничего не пришло на ум. Так и разошлись, поручив правительству самому все додумать.

Меня можно использовать как угодно, господа, если подойти к делу с точки зрения материальной выгоды. А с точки зрения моральной выгоды? А с точки зрения моральной выгоды меня можно использовать и так и этак, особенно если разместить то место, где эта точка зрения помещается, аккурат напротив.

В этот самый момент хочется узнать, как там у нас себя чувствуют самолеты. А то мы все мечемся от горя к горю, завязываем один повод для огорчения, чтобы развязать другой, и посыпаем себе голову зарубежным песком, в то время как вокруг полным-полно отечественного пепла.

Так что ж у нас с авиацией, господа?

А с авиацией у нас то, что и со всем остальным. Продали, заключили контракт, еще раз продали, а потом пошли за рубеж и купили у них, потому что летать уже стало совершенно невозможно.

Я всегда вытягиваюсь ногами, когда слышу о национальных проектах. Странная особенность: как только речь заходит о проектах в образовании, здравоохранении, науке, культуре и сельском хозяйстве, так сейчас же происходит расслабление связок сначала правой ноги, а потом и левой, и ноги после этого начинают удлиняться, а потом они достигают своего максимума, и это максимум только на сегодня, потому что на следующий день они выглядят на несколько миллиметров длиннее.

Скорее всего, национальные проекты влияют на мой недоразвитый гипофиз.

После слова «проект» он испытывает болезненное желание доразвиться, отчего и страдают мои конечности.

Ах как хочется поехать на Селигер, и чтоб там никого-никого не было. Выходишь – и перед тобой пустыня, природа, опять пустыня и опять природа. Ни тебе плакатов, ни тебе хунвейбинов.

Тут такая масса меня окружает различных предметов! Об одном предмете я должен потужить, о другом опечалится, тому порадоваться, а об этом порыдать. Но все эти интеллектуальные бдения прекращаются, как по мановению волшебной палочки, только я вижу президента, разговаривающего по телефону с премьером о пожарах и вообще. Я сейчас же ощущаю себя в театре на лучшем месте в партере. На сцене дают пьесу из античной жизни. То ли Цезарь, то ли Нерон, то ли с Помпеем, то ли с Сенекой.

Убедительно – тон, взор, поза, спина, руки, ноги, живот – очень убедительно.

А потом я подумал, что в них еще не кидали тухлыми яйцами.

Я даже представил себе медленный полет несвежего яйца, всюду распространяющего свой тлетворный запах, а телефон у уха; но вот яйцо подлетает, полетает – нам дают рассмотреть все это в различных проекциях, а потом оно – хлоп по лбу! – и наступает трагедия.

Я полагаю, что перед нами трагедия. Лично я после всех этих видений ощутил на своих щеках обильные слезы.

Все время хочется дойти до любовных похождений. Я считаю, что такие похождения обязательно должны быть у нашего руководства. То есть сверху и до пояса мы занимаемся интересами государства, а ниже оного – лакомыми утехами.

Напали на страну – немедленно на ее защиту, застегивая ширинку.

Конечно! Мы ни за что не управимся за пять минут – вот чего я более всего опасаюсь и боюсь, что, в сущности, одно и то же (это я все еще об утехах).

К слову, и страну за пять минут мы вряд ли защитим, но вот за двадцать пять минут мы, я думаю, справимся (это я об адюльтере, конечно).

Правда, прелюдию и все эти поглаживания придется опустить – само собой, речь идет о защите прежде всего государственных интересов, Отечества, я бы даже сказал, которое за двадцать пять минут все равно защитить не удастся.

Таким образом, со временем, отпущенным на наслаждение, слава богу, мы разобрались.

Вот так медленно и незаметно для окружающих разберемся и со всем остальным, полагаю.

А вы знаете, управлять таким государством, как Россия, час от часу становится все легче и легче. Все же упирается в деньги, а деньги упираются в экономику.

Но если у вас нет экономики, то и упираться деньгам не во что.

То есть сколько денег ни дай, все равно это экономике не повредит, потому что, чтоб ей повредить, надо отыскать саму экономику – вот от этого и становится легче.

А хорошо теперь, наверное, в Сочи. Работается и вообще хорошо. Гори оно все ясным пламенем – что тут поделаешь. Ну, добровольцев направить куда следует – указать, и они сами туда пойдут. Ну, погорельцев разместить. А вообще-то, на рыбалку хорошо бы смотаться. Удочки, поплавок, тишина. Или бредень – и пошел бы ты с бреднем на осетра.

В Астрахани, говорят, славно осетр в бредень идет. Опять же, рыбоохрана не возражает, если гости высокие. Это она с низкими гостями не в ладу, не валандается, а с высокими-то – всегда.

И потом – книжечку почитать и вообще…

Я бы согласился.

А Патриарх Московский и всея Руси помолился о ниспослании дождя. То ли молился слабенько, не истово, значит, то ли еще чего нехорошего, но только нет дождя.

Сигареты мимо таможни есть, а вот дождя нет.

Золотые часы на руке носим со смирением уже который год – никакого толка от смирения – не идет дождь.

На дорогих машинах прямо к пастве, жаждущей слова напутственного, подъезжаем – нет дождя, хоть ты лопни.

В Киев и на Новгородчину – прямо истомились, ездючи, – ни капли и ни полкапли от пророка Ильи.

Полагаю, в пророке все дело. Не слушается Ильюшенька.

Главкому ВМФ за пожар на складе в Коломне объявили НСС?

Да, объявили Главкому НСС. Там еще и уволили со службы целую кучу начальников.

Но тут возражать трудно. Командир отвечает за все – за погоду, природу, часы, трусы и за боеготовность. Вот он и ответил. А точнее, они ответили. Ничего удивительного.

Видите ли, в свое время президент категорически запретил отпуска высшему командному составу ВС РФ проводить за границей без его разрешения. И что обычно делают наши ушлые генералы и полковники, а затем, конечно, и все их подчиненные, если хочется отдохнуть «как нормальные люди»? Именно то, что они и сделали в этом случае: находясь в отпуске «по месту жительства или рождения», они, отметившись в комендатуре, как и положено, спокойно проследовали до ближайшего аэропорта, где есть международные авиарейсы, и убыли себе отдыхать за кордон, забив нечто, похожее очень в написании на старославянскую букву «хер» на «этого молодого выскочку» (так они президента, за глаза, конечно, называют в МО, Генштабе и ГШ), вот поэтому поначалу-то и не могли никого найти.

Что происходит далее?

На самой базе из 15 офицеров начальствующего состава – ровно 12 в отпусках и отгулах, а за старшего остался старший лейтенант, который «тоже уехал в Москву».

А к начальнику караула, лейтенанту, пришла жена, «с которой он уединился в Ленкомнате, поэтому караульные ВООБЩЕ НЕ ВЫШЛИ на посты».

Горело с 28 июля, то есть с четверга. Горело тихо и спокойно.

А деньги, выделенные на обваловку, обкос и все такое прочее, «КУДА-то ДЕЛИСЬ».

Утром 30 июля уже горела сама часть, что и обнаружил отдохнувший всласть лейтенант. Горело так, что все гудело. Он и принял единственное правильное решение – эвакуация личного состава, который мирно спал.

Что сгорело? Сгорело все глубоководное уникальное снаряжение, все водолазное вооружение и вообще «ВСЕ, ВСЕ, ВСЕ», в том числе и «вооружение спецназначения».

Чем теперь переоснащать флоты – это даже Аллах не ведает. Говорят, всеми нелюбимый у нас сейчас министр обороны Сердюков, прочитав перечень того, что сгорело синим пламенем, молчал полчаса. База вмещала 65 000 тонн хранения! Это целый город (етит твою мать, профессор!). Это более ТРЕХ ТЫСЯЧ ВАГОНОВ! Это ущерб примерно в миллиард долларов, если не более того. Вот такая у нас военная и государственная тайна («твою мать» чуть опять не сказал)!

Так что сняли, даром что под суд не отдали.

Вот это да! Блин, никак не успокоиться! Вот это страна!

И Главкому объявили НСС. Для него в последнее время самым важным делом, подозреваю, была смена командующего ЧФ за 10 дней до трехгодичного пребывания того в должности, чтоб, значит, «адмирала» человеку не дать.

Тут можно, конечно, говорить о том, что проявлена строгость к последнему. Загорелся, мол, последний, вот его и выпороли.

То есть горит город, а наказывают только городового, за то что у него сгорела его будка.

НИЧЕГО СЕБЕ «БУДКА»!

Так что когда узнаешь все подробности того, что там и как горело, то уже язык не поворачивается так сказать.

Если построить вертикаль из дерьма, то она не простоит слишком долго, потому что главной особенностью дерьма является то, что, подсыхая, оно отходит от вертикали.

Неудивительно, что мы управились с идей этого прямо стояния ровно за пять минут.

Удивляет другое – собственный ум. Ум, способный выбрать себе по вкусу любое королевство, а выбрав, незамедлительно отправиться в него. В путешествие.

Мысленно, конечно.

Там, там, там не будет никакой вертикали. Там будет движение крови и внутренних соков по всем каналам нашего тела, и оно поможет колесу жизни вертеться дольше и радостней.

Там все будет способствовать счастью, и мы оставим далеко позади запах тления, распространяемый тем, что считалось когда-то истинным стержнем, задолго до своего падения.

Меня спросили, как я отношусь к тому, что «милицию» переименуют в «полицию».

Поскольку вопрос был задан устно, то я и ответил устно так, что переводить это все в буквы на бумаге – это надо аккуратно, скажем так, подумать.

Можно попробовать небольшое иносказание. Представьте себе приличную кучу свежего коровьего навоза – вот она перед вами лежит, и небольшой дымок над ней все время витает. А теперь представьте, что вы подводите к этой куче детей из детского садика и говорите: «Дорогие дети, а вот это дело у нас теперь называется мармеладом!» – и в ту же минуту (дети есть дети) кто-то из деток хватает кусочек из кучи и тянет в рот.

И что, по-вашему, после этого должен сказать ребенок?

Правильно! Ребенок сказал то, что и я сказал.

В устной форме.

Кабы не засуха да жар полуденный, эта мысль никогда не пришла бы мне в голову. Она пришла на смену тем мыслям, что с наступившей великой сушью выползли из нее на манер туркестанских кобр. Извиваясь, ползли они к солнцу, не оставляя за собой и самого легкого следа.

Та же мысль, что пришла ко мне, была мыслью о Земле. О любви к Земле.

Вдруг я понял, что люблю эту Землю, после чего мне захотелось сохранить все ее урожаи, от начала и до конца, набив их в мешки и никому не дав.

Вот! Вот к чему приводит нас чтение исторических трактатов и берестяных мандатов. Оно приводит нас к сохранению поголовья скота. Потому что именно поголовье одного скота сохранит нам поголовье другого – так сказано не только в отрытых документах, так сказано везде. «Токмо аки паки есть!» – вот что нам удалось прочитать на одном незначительном куске, после чего поставки зерна за рубеж решено было перекрыть.

Я гнушаюсь браниться, даже если покрываюсь коростой. Потому что все у нас чудо. Все теперь воспринимается у нас как чудо – настоящее, ежедневное и неподдельное. Зерно, вода, леса, скотина, а также среднее образование.

Вечно ли нам скручивать одну и ту же веревку, начинать с самого начала и наступать на одни и те же грабли? Вечно. Потому что, что бы мы ни делали, все это имеет отношение к самой что ни на есть большой культуре, а также к небольшой, средней, и совсем-совсем маленькой – к культурке.

А я знаю одного министра, который теперь отвечает у нас и за глад, и за весеннее солнцестояние. Предлагаю целовать его в уста сахарные. Всем. Везде. Потому что у него везде и всюду теперь эти самые уста.

Возблагодарим же Всевышнего, оставившего нам еще способность и в праздники и в будни выставлять на показ остатки нашей учености, на манер тех монахов, что выставляют всюду останки своих собственных святых.

Ноги! Ноги, мадам, стоит иногда вытягивать. Причем именно вытягивание ног, а не их протягивание помогает кровообращению. Вытягивание тренирует сосуды и добавляет в кровь этиловый спирт – он вырабатывается организмом всякий раз, как только мы затеяли потянуться. Потянулся – и спирт поступил в кровь, где он тут же начал растворять холестериновые бляшки на стенках сосудов.

Все я это говорю здесь для нашего руководства, пекущегося о нашем и своем здоровье.

Трепетно. Трепетно жду, когда же они вытянутся.

Я даже знаю то место, которое, на мой взгляд, им надо вытягивать в первую очередь.