Ведьмина охота Пономаренко Сергей

Пролог

Люди безумны, и это столь общее правило, что не быть безумцем было бы тоже своего рода безумием.

Блез Паскаль.

С высоты птичьего полета, на какой находилась башня-донжон, открылся вид на холмистые просторы Малых Карпат, петляющую среди зеленых виноградников и полей кукурузы желтую дорогу, ведущую из замка в деревню. Яркое полуденное солнце застыло в нежно-голубом прозрачном небе, заключив землю в знойные объятия, но даже эти объятия были бессильны перед каменными стенами мрачного замка-крепости, облюбовавшего вершину голого скалистого холма.

Властительница здешних мест, графиня Эржебет Батори, стоя у окна, зябко куталась в меховую накидку. Признанную красавицу при императорском дворе душили гнев, злоба и донимала пульсирующая головная боль. Ее, представительницу славного рода Батори, посмели заточить в собственном замке, посадить под домашний арест! Дочь палатина Венгрии, сестру короля Польши, вдову славного героя, победителя турок Ференца Надашди, прозванного «Черный бей», сделали пленницей! Вот уже шесть дней держали ее под стражей и не давали свободно передвигаться в собственных владениях. Чтобы еще больше унизить и усугубить мучения, держали ее в верхних помещениях башни, не предназначенных для проживания, где не было камина, спать приходилось на жестком топчане, а из-за открытых проемов окон, больше похожих на бойницы, постоянно властвовали сквозняки.

И было бы из-за чего: королевская комиссия нашла в подвале замка мертвые тела трех служанок-простолюдинок, плохо справлявшихся с работой! «Я их госпожа, властительница, и мое право выбирать им меру наказания за их проступки! — возмущалась графиня. — Я Батори, во мне течет королевская кровь, кто может судить меня и указывать, что я должна и что не должна делать?!»

Графиню трясло от бессильной ярости, требовавшей немедленного выхода. Пульсирующая боль изнутри била молоточками в виски, словно в голове зародилась новая жизнь, стремящаяся, разбив скорлупу-череп, выйти наружу. Как славно жилось в весьма недалеком прошлом, когда, стоило ей только позвать Дорко и Йо Илону, как те являлись, зная, что требуется их госпоже и как унять ужасную головную боль, терзающую ее еще со времен девичества. Ведь самый верный способ избавиться от нее, неоднократно проверенный, — это принести еще более мучительную боль другому, точнее другой. Нежные тела девушек корчились от прижигания раскаленной кочергой, или от клещей, вырывающих куски плоти, или от иголок, вонзающихся под ногти. Какое блаженство, когда можно самому сеять мучения! Воспоминания легли бальзамом на душу, помутили сознание, и Эржебет, забывшись, закричала:

— Эй, прислуга! Дорка! Фиско! Ката! Йо Илона! Где вы, бездельники? Немедленно ко мне!

Никто не отозвался на зов, крики графини становились все более истеричными, затем стали стихать, и она зарыдала, вдруг ощутив себя маленькой беспомощной девочкой, чья жизнь зависит от чужой воли.

Почти сорок лет тому назад десятилетнюю Эржебет, не считаясь с ее желаниями, отвезли в замок Шарвар к матери жениха, ненавистной Оршоли Надашди. Даже теперь ненависть жгла Эржебет изнутри, когда она вспоминала, сколько пришлось претерпеть унижений от этой женщины, воспитывавшей будущую невестку так, как она считала нужным. Долгих три года Эржебет терпела, сломленная и покоренная, пока не удалось отпроситься повидать перед свадьбой мать и братьев. Оказавшись в родном замке, Эржебет заявила матери, что больше не вернется в замок Шарвар, к ужасной Оршоли Надашди, постоянно читающей ей нотации по поводу того, как следует себя вести. Но вдова Анна Батори, ослепленная богатством семейства Надашди, ничего не желала об этом слышать. Именно поэтому произошло постыдное грехопадение Эржебет с сыном мелкопоместного дворянчика Иштваном Радо, который был старше ее всего на два года.

Эржебет попыталась восстановить в памяти внешность соблазнителя, но не смогла. Единственное, что помнилось: тот был долговяз, неуклюж и, лишая девственности, не принес ей удовольствия, лишь боль. Эржебет надеялась, что грехопадение позволит ей остаться в родном замке, а Иштван будет супругом ничем не хуже Ференца Надашди, которого она до сих пор в глаза не видела. Девушка не могла набраться храбрости во всем признаться матери, пока не стало ясно, что она беременна. Как раз подошло время возвращаться в замок жениха, где уже готовились к свадьбе.

Такой разъяренной Эржебет никогда еще не видела маму и многократно пожалела о своем проступке. Теперь ее единственным желанием было скрыться с глаз матери. Анна Батори понимала, что, сколько не рви на голове волосы и не ругай дочь, положение не исправишь. Нечего было и думать, что богатые и гордые Надашди примут в свою семью опозоренную Эржебет, и у той после рождения ребенка был только один путь — уйти в монахини. Но и это не поправит ситуацию, и позор Эржебет падет на всю семью Батори! От них отвернутся родственники, и братья распутницы не смогут рассчитывать на высокие должности при королевском дворе. Эржебет, осознав всю тяжесть содеянного, запертая в своей комнате, непрерывно рыдая и молясь, мечтала лишь о смерти. Именно с той поры головная боль, лишь изредка ее посещавшая, стала невыносимой, словно это была кара за ее грехопадение.

Вначале Анна собралась было созвать близких родственников на большой семейный совет, выслушать их мнение о том, как поступить, но передумала и решила сохранить тайну. Чтобы избежать позора, она прибегла к крайнему средству — обратилась к колдунье Дарвуле, жившей в лесу. Уродливая колдунья выслушала просьбу княгини Анны: освободить от презренного плода чрево Эржебет и колдовскими средствами вернуть той девственность.

— Не поможешь — и тебе не миновать встречи со святой инквизицией, — пригрозила в заключение графиня и с надеждой посмотрела на грязную старуху.

Та, уставившись в пол, стала раскачиваться, ее губы что-то беззвучно шептали.

«Ой, не поможет колдунья, не избежать позора!» — Сердце Анны тоскливо сжалось.

Неожиданно колдунья заунывно и едва разборчиво произнесла:

Входит в сердце тоски клинок, Лучше дни коротать в разлуке, Лишь бы не было этой муки. Может, жизнь проведя отдельно, Не страдали б сейчас смертельно.

— Что ты этим хочешь сказать? — нахмурилась Анна. «Колдунье оказали честь, а она говорит загадками!»

— Не жаль тебе будет золота, госпожа? Моя помощь стоит дорого — сто золотых полновесных монет, — усмехнулась колдунья, сморщив и без того морщинистое, отвратительное лицо с бородавками, поросшими длинными редкими седыми волосками.

— Сделаешь, что требуется, — получишь золото.

— Если молодая графиня будет следовать моим советам, то все будет так, как пожелает госпожа графиня.

— Она будет тебе послушна, но помни: твоя жизнь в моих руках, как долго ты проживешь, зависит от твоих стараний!

С колдуньи днем и ночью не спускали глаз приставленные к ней гайдуки, чтобы та не вздумала бежать. Но, несмотря на предпринимаемые усилия, плод преступной любви никак не хотел покидать тело юной графини. Вновь Дарвуля предстала перед графиней Батори.

— Госпожа Анна, я не хочу применять более сильные средства, так как это может повредить здоровью вашей дочери и лишит ее способности рожать.

— Проклятая колдунья, ты обманула меня! Тебе это так просто не сойдет с рук! Вначале ты отправишься в подвал к крысам, а потом я тебя отдам в руки инквизиции! С улыбкой буду наблюдать за тем, как ты корчишься в пламени костра!

— Госпожа Анна, моя смерть недолго будет тешить вас, а вам все равно не избежать позора. Прошу вначале выслушать меня и лишь затем принимать решение.

— Говори, колдунья!

— Госпожа Анна, отправьте вашу дочь в один из ваших дальних замков, а семье жениха сообщите, что она серьезно больна и требуется время для ее излечения.

— Ты думаешь, что Надашди поверят и не захотят проведать Эржебет, чтобы выяснить правду? Да ты, колдунья, просто безумная!

— Я знаю, что говорю, госпожа. Как требуется поступить, когда «черная смерть» начинает свою ужасную жатву?

— Безумная, ты хочешь напустить на нас чуму?!

— Чумы не будет, но несколько человек из селений, которые находятся рядом с замком, заболеют и умрут. Этого будет достаточно, чтобы, выполняя королевский указ, гайдуки перекрыли все ведущие сюда дороги и никого не выпускали и не впускали, предотвращая тем самым распространение чумы. Захочет ли графиня Надашди увидеть невестку, приехавшую из чумного края? Вы сообщите ей о постигшем ваши владения несчастье и о том, что отослали дочь в дальний замок, чтобы уберечь ее от напасти.

— Хорошо, я послушаюсь твоего совета. Надеюсь, что первыми, кого поразит «черная смерть», станет презренное семейство Радо.

— Как будет графине угодно.

Все получилось так, как предсказала колдунья, и по истечении семи месяцев Эржебет разродилась девочкой. Эпидемия чумы в окрестностях замка Эржед прекратилась так же внезапно, как и началась. Окрепнув, Эржебет отправилась в замок Шарвар и по совету Дарвули взяла с собой в качестве прислужницы Эжсли Майорову, свою ровесницу. На свадьбе во Вранове Эжсли прислуживала молодым и, перед тем как они отправились в опочивальню, поднесла супругу кубок с вином, куда было добавлено снадобье колдуньи. Через некоторое время Эжсли зашла в комнату молодых. Ференц был в полубессознательном состоянии; наполовину раздетый, он лежал поперек кровати. Увидев служанку, Эржебет поднялась с постели, и Эжсли, заняв ее место, стала услаждать ничего не соображающего Ференца. Утром простыни с кровати новобрачных были предоставлены родителям жениха, и те убедились, что невеста была девственницей, а ходившие слухи — одни выдумки. Через некоторое время Эжсли Майорова отправилась с поручением в замок Эржед, где стала ученицей колдуньи Дарвули…

Появившийся на дороге отряд всадников, сопровождавший две кареты, прервал воспоминания графини. Хотя они были довольно далеко, Батори не сомневалась, что это спешит в замок Дьердь Турзо, ее бывший любовник, а ныне палатин Венгрии, от решения которого зависит ее дальнейшая судьба. Вскоре она смогла различить голубую форму гайдуков, что подтвердило ее догадку.

Глядя на приближающуюся к замку кавалькаду, графиня громко и зло произнесла магическое заклятие, которому ее научила колдунья Эжсли Майорова, наследница Дарвули:

— Ты, Маленькое Облако, защити Эржебет, ибо она в опасности… Пошли своих девяносто котов, пусть они поспешат и прокусят сердце короля Матьяша, а также Мозеша Чираки, верховного судьи, и моего кузена Турзо, пфальцграфа; пусть они разорвут на части сердце Меджери Красного!

Графиня заглянула в огромное, в человеческий рост, зеркало, с удовольствием рассмотрела свое отражение. Светлые, тщательно уложенные волосы, прекрасное лицо с большими темными глазами, белоснежной свежей кожей, длинная лебединая шея. Жаль, что великолепное, сводящее с ума мужчин холеное тело, не хуже, чем у Венеры, скрывает одежда. В свои пятьдесят лет она выглядела максимум на тридцать. Неужели ее неувядающая красота, символизирующая победу над временем, не стоит затраченных усилий и жизней простолюдинок?

Сев в свое любимое деревянное резное кресло — только его разрешили перенести сюда по ее просьбе, — она приготовилась к встрече, уставилась горящим взглядом в дверной проем. Ей не пришлось долго ожидать: заскрежетал ключ в замочной скважине и появился кастелян замка в сопровождении двух гайдуков в голубой форме.

— Госпожа графиня, прошу следовать за мной! Господин палатин, пфальцграф Турзо ожидают вас в большой гостиной, — промолвил кастелян, избегая ее взгляда.

Он боялся ее, как и остальные обитатели замка. Страх в его глазах ободрил графиню, она поднялась с кресла, надменно кивнув, сбросила с плеч на пол меховую накидку и не спеша проследовала к выходу, показывая, что пленница она лишь временно и по-прежнему властительница этих мест.

«Презренный предатель Турзо, неверный любовник! Ты кормился с моих рук, но, как только надо мной сгустились тучи, покинул меня, посмел свидетельствовать о том, что выше твоего понимания. Когда я вновь обрету власть, вырву твой язык, а в горло залью расплавленный свинец! Тело скормлю свиньям, оно недостойно лежать в земле!»

Выйдя из башни, графиня пересекла непривычно пустынный двор, направляясь во дворец. Пройдя через анфилады богато украшенных комнат, она гордо, царственной походкой вошла в большой зал. Одного взгляда ей было достаточно, чтобы понять, что здесь все подготовлено для судилища. В центре стоял стол, покрытый бордовой бархатной скатертью, за ним сидели четверо: палатин Дьердь Турзо Бетлемфалви, пастор из Биче Гашпар Наги и двое незнакомцев, один из которых был в судейской мантии, а другой — в черном строгом костюме судебного исполнителя. Поодаль стояли еще несколько человек, в числе которых были Миклош Зрини, муж ее дочери Анны, и ненавистный рыжеволосый граф Эмерик Меджери, наставник ее сына Пала. Для нее в зале не оказалось даже стула, и она была вынуждена стоять перед сидящими мужчинами, каждый из которых еще недавно был бы рад всего лишь поймать ее благосклонный взгляд. Мужчина в судейской мантии развернул свиток и стал громко читать:

— «Мы собрались здесь по приказанию палатина, пфальцграфа Турзо Бетлемфалви, главы суда Дравы, и действуем от имени его величества короля Матьяша. Секретарь Георгий Жадовский провел расследование дела Яна Уйвари Фицко, Йо Илоны, Доры Центес и Каталины Бенизки, чья вина была доказана, и они понесли должное наказание. На допросах они признали, что пытали и умерщвляли девушек как простого, так и дворянского происхождения по велению свой госпожи, графини Эржебет Надашди, урожденной Батори, и у нее на глазах.

Его величество по воле Бога избрал пфальцграфа Дьердя Турзо для защиты добра от зла. Поэтому пфальцграф в интересах общества собрал суд и приказал учинить расследование с тем, чтобы получить доказательства вины Эржебет Батори, вдовы уважаемого графа Ференца Надашди.

На протяжении шести дней велось судебное разбирательство при участии двадцати судей и тридцати свидетелей, и в полной мере доказана вина Эржебет Батори в умерщвлении лично ею или ее слугами шестисот десяти девушек».

— Они чернь, а я — Батори! — гордо произнесла графиня, прервав судью. — Как смеешь ты судить меня, в чьих жилах течет кровь шести королей?! Меня, чей род берет свое начало от королей даков?!

Ее огненный взгляд, казалось, испепелял судью, который смешался, не зная, как поступить. Даже в гневе графиня была прекрасна и обольстительна. И не один из присутствующих здесь мужчин подумал: «Как может столь прекрасное создание быть причастно к таким ужасным преступлениям?» Но тут поднялся палатин Турзо и грозно произнес:

— Эржебет, ты дикое животное! Твои дни сочтены, ибо ты не достойна дышать земным воздухом и жить под светом Бога. Ты больше не принадлежишь к человеческому роду. Ты должна исчезнуть с лица земли. Тени будут окружать тебя остаток твоей жизни, принуждая каяться в зверских преступлениях. Может, Бог и простит тебя. Госпожа Чейта, я приговариваю тебя к вечному заключению в собственном замке! Со мной королевский судья Теодос Сирмиенсис, и теперь мое решение имеет силу постановления суда!

Сидевший рядом с Турзо мужчина в судейской мантии и парике согласно кивнул.

— Слишком мягкое наказание для этого чудовища! — гневно воскликнул граф Меджери. — Она достойна смерти на костре, как и ее прислужники! Они, уже пройдя через огонь земной, жарятся на сковородках в аду!

— Приговор вынесен и немедленно вступает в силу! — произнес Турзо, окинув недовольным взглядом Меджери, который и не думал отступать.

— Мне известно, что его величество король Матьяш осудил на смерть это чудовище!

— Сегодня утром из Праги пришло послание его величества, в котором он наделяет господина пфальцграфа Турзо полномочиями определить вид наказания виновной графине Батори. Оно находится у меня, и вы можете с ним ознакомиться. — Судья указал на пергаментный свиток, лежащий на столе.

— И я это сделаю, господин королевский судья. — Граф Меджери взял свиток и внимательно прочитал послание, недовольно хмурясь. — Двадцать пять девушек из благородных дворянских семей умерщвлены в этом замке, а здесь сказано, что в связи с тем, что это чудовище не было причастно к их смертям, возможно послабление наказания!

Тут взгляды Меджери и Турзо скрестились, и последний твердо произнес:

— Приговор уже вынесен, и его в силе изменить лишь его величество король Матьяш.

— Судебный исполнитель господин Кардаш, приступите к исполнению приговора! — приказал судья.

Графиню на время отвели в другую комнату, где ее вскоре навестил взволнованный Миклош Зрини.

— За то, что вам дарована жизнь, вы должны благодарить маркграфа Турзо. Первоначальный королевский вердикт был «незамедлительно казнить». Маркграф с трудом убедил короля даровать вам жизнь в вечном заточении и не конфисковывать имения.

— Я не нуждаюсь ни в чьем снисхождении и вины за собой не признаю!

— То, что вы совершали, чудовищно! — не выдержал Миклош. — Мне довелось увидеть собственными глазами замученных девушек. Это ужасно!

— Ужаснее, чем осудить меня?

— Что вы желаете передать вашей дочери?

— Со мной поступили несправедливо! И воздастся всем, кто был к этому причастен! Не только им, но и их потомкам! Уходите!

В четырех углах замка плотниками были установлены деревянные виселицы, указывающие на то, что здесь находится приговоренный к смерти. Графиню вновь отвели в ту самую комнату в башне, где она находилась под домашним арестом, но теперь помещение преобразилось. Окно оказалось заложено камнями, а чтобы разогнать темноту, тут горело множество свечей, как у постели усопшего. Уже начала расти толстая кирпичная перегородка, отделившая небольшую каморку, где едва помещался топчан. Графиню вынудили зайти в эту тесную комнатушку, и перед ней стала все выше подниматься стена, но Эржебет сохраняла спокойствие и презрительно смотрела на присутствующих, присев на краешек топчана. Действия каменщиков, постное лицо судебного исполнителя казались ей дурным сном, и она все ожидала, что вот-вот проснется. Стена достигла потолка, и графиня оказалась в непроглядной тьме и пугающей тишине. Каменщики оставили лишь небольшое отверстие, через которое ей будут передавать скудную пищу и воду.

Графиня опустилась на колени, ощутив мертвенный холод каменного пола, и стала молиться. Она молилась долго, громким голосом пыталась прогнать тишину, но та все же победила.

«Неужели больше не доведется увидеть свое отражение в зеркале? Увидеть дневной свет, солнце, луну? Скакать по охотничьим угодьям? Моя судьба — быть навечно замурованной? За что?»

— Будьте вы все прокляты! Я вскоре вернусь, и моя месть будет ужасной! Не я, так моя кровь принесет вам погибель!

Перед тем как усесться в карету, пфальцграф Турзо оглянулся на башню, где была заживо замурована графиня, и негромко произнес:

— Ее величайшим грехом было то, что она хотела навеки сохранить молодость! — И он перекрестился.

А вскоре в окрестностях замка поселилось Зло. Первый раз оно заявило о себе через месяц после заточения графини: пропала девушка Аника, ранее чудом бежавшая из замка и свидетельствовавшая на процессе. Ее нашли через три дня в лесу: обнаженная, она была обмазана медом и привязана к дереву возле муравейника. На ее застывшем лице отразились ужасные предсмертные муки. Это была любимая казнь графини, и по окрестным селам поползли слухи, что Батори посредством колдовства или верных слуг ночами покидает место заточения и продолжает свое черное дело. Точно при таких же обстоятельствах была найдена вторая жертва — девушка, тоже выступившая свидетельницей на процессе над графиней. Пфальцграфу Турзо пришлось разрешить впустить в замок делегацию сельских старост и их помощников, чтобы они могли убедиться в надежности темницы Эржебет. Это мало помогло, так как, услышав их голоса, графиня дико расхохоталась и пообещала расправиться со всеми, кто имел хоть малейшее отношение к ее заточению. Один за другим сгинули каменщики, замуровавшие Батори, — их нашли посаженными на колья.

Поговаривали, что ей помогает мстить кровожадный дух дальнего родственника из Валахии, князя Владислава Цепеша. Люди, имевшие хоть какое-то отношение к судилищу над графиней, стали бежать из тех мест, но ужасная кара настигала их повсюду. Тогда палатин Турзо назначил расследование. В мстительность духов он не верил и велел искать тайных пособников графини. Тем временем многих потрясла загадочная смерть судебного исполнителя Гашпара Кардоша и королевского судьи Теодоса Сирмиенсиса.

Палатин Турзо вновь посетил замок, лично убедился в том, что графиня пребывает в замурованном помещении, и пообщался с узницей через небольшое отверстие, служившее для передачи ей пищи и воды. При этом он держал у носа надушенный платок, так как смрад, проникавший через отверстие из камеры, был невыносим. Турзо просил графиню назвать имена сообщников, пообещав взамен добиться от короля ее помилования. Особенно его интересовало, кто та дама в маске, которая неоднократно приезжала к графине и принимала деятельное участие в кровавых забавах. Но графиня дерзко ему ответила, что не нуждается ни в чьей милости и не сомневается, что силы Тьмы, будучи на ее стороне, помогут ей выйти из темницы. Графиня также пообещала, что кара настигнет и самого Турзо, и даже короля Матьяша.

Турзо удвоил охрану замка, назначил кастеляном верного ему человека, и вскоре энергичная графиня внезапно скончалась, пробыв в заточении неполных четыре года. Страх перед графиней был так велик, что кастелян разрешил тайно провести ритуал, лишающий вампира силы, — ей пробили сердце осиновым колом, вспороли живот и заполнили его головками чеснока. Единственное, что не выполнили из ритуального обряда, — не отрубили ей голову. Облачив в нарядные одежды, графиню похоронили у стен замка, рядом с местом захоронения тел ее жертв. Как ни удивительно, после похорон графини прекратились ужасные смерти в близлежащих селениях.

Однако пфальцграф Турзо чувствовал себя крайне неуютно: ночами ему снилась графиня, грозящая страшными карами. Он переехал в свой замок Льетавский Град у Жилины, где практически пребывал в добровольном заточении, страшась исподтишка подкрадывающейся смерти. Турзо даже перестал выезжать на охоту, так любимую им ранее.

Осень 1616 года была необычайно теплой и сухой, словно лето решило длиться бесконечно. Домочадцы и слуги заметили резкую перемену в поведении графа: он вновь стал энергичным, деятельным, как прежде, и у них появилась надежда, что он прервет свое добровольное затворничество. Было ясно, что он ожидает каких-то важных новостей, должных сыграть важную роль в его жизни. Строились различные предположения, вплоть до того, что император Матьяш хочет удостоить его более высокой должности. К Турзо то и дело прибывали гонцы, а вино имеет свойство развязывать языки, и стало известно, что настрой графа каким-то образом связан с событиями, происходящими на окраине королевства, в Ужацком жупе. Там шла борьба между двумя представителями старинного рода Другетов за обладание небольшим замком. События эти были незначительными и будничными — подобное постоянно происходило в королевстве, так что было весьма странным то, что эти события могли так повлиять на графа. По мере того как погода портилась, становилась по-настоящему осенней, изменялось в худшую сторону настроение Турзо, хотя от тех же словоохотливых гонцов было известно, что в Ужацкой долине все разрешилось так, как было ему угодно.

В начале зимы в Льетавский Град вновь прибыл посланец с известиями от ужацкого жупана. Граф, с хмурым видом сидевший в кресле у камина, прервал на середине доклад долговязого русина в кафтане о положении дел в комитате.

— Ведьму поймали?!

— К сожалению, господин палатин, ведьма исчезла бесследно. Но ни один человек из почта Балинта Другета не смог безнаказанно покинуть Невицкий замок. Господин жупан объявил за ее поимку крупное вознаграждение золотом, да и население жупа ее просто ненавидит, все горят желанием отомстить ей за причиненные ею беды. Ведьма словно под землю провалилась, видимо, в ад, к своему повелителю Вельзевулу.

— Продолжайте искать! Она хитрая бестия, возможно, прячется в тайном убежище в самом замке! — грозно приказал Турзо.

— Замок обыскивали неоднократно, она не смогла бы столько времени продержаться без воды и пищи, даже если там затаилась, — осмелился сказать посланец, размышляя: «Рассказать или нет о том, что удалось узнать под пытками у служанки ведьмы? А что, если это вызовет еще больший гнев палатина?»

Лицо Турзо побагровело, глаза метали молнии. Он поднялся с кресла и, тяжело дыша, произнес:

— Передай жупану мой приказ: живую или мертвую, ведьму сыскать и предать огню! И я желаю присутствовать при казни!

— Слушаюсь, господин палатин, немедленно отправляюсь в обратный путь и передам ваш приказ господину жупану. — Посланец согнулся чуть ли не пополам и пятился до самой двери.

Самочувствие Турзо резко ухудшилось, он слег. Был вызван лекарь, пустивший пфальцграфу кровь, что принесло тому некоторое облегчение. Но к вечеру Турзо вновь охватила тревога, не оставлявшая его долгое время. Ведь то, что ведьма до сих пор не поймана, могло означать лишь одно: она где-то рядом, и это грозит ему ужасной смертью. Уже давно он не спал в темноте, десятки горящих свечей боролись с мраком ночи и страхом, годами сжигающим его изнутри.

— Где ты, ведьма? Покажись! Я устал ожидать встречи с тобой! — прокричал он. — Тебе нужен покров тьмы, чтобы приблизиться ко мне?

Турзо метался по комнате, задувая свечи, пока мрак не стал полным. Лишь в окно насмешливо смотрела серебристая луна.

— Я тебя не боюсь, ведьма! Ты слышишь?! Я жду тебя! — выкрикнул Турзо.

Крепко сжимая в руке кинжал, он стал напротив окна.

Следующим утром пфальцграфа Турзо, всесильного палатина Венгерского королевства, обнаружили на полу его комнаты мертвым; лицо было искажено гримасой ужаса, рядом валялся кинжал. Лекарь определил, что причиной смерти стал избыток дурной крови, приведший к параличу мозга и остановке сердца. Но в замке прошел слух, что настоящей причиной смерти палатина был суккуб, в которого обратилась ведьма — графиня Батори, исполнившая клятву отомстить ему.

Часть 1

Бегство

Над головой угрожающе нависло черное небесное покрывало, на котором тускло, будто сквозь туман, поблескивают звезды. С давних времен новолуние пугало человека, считается, что оно позволяет темным силам безраздельно властвовать на земле и люди не должны в эту пору отправляться в дорогу. Почему же я, зная о зловещей власти новолуния, не удержала Соню от рискованного ночного похода? Погубила ее и себя.

Наугад бреду во мраке ночи по бесконечному пшеничному полю. Словно корабль-первопроходец, с трудом пробиваю дорогу в золотистом море. Пшеничные колоски, сопротивляясь, с тихим шелестом умирают под ногами, постепенно отнимая у меня силу и надежду. Нервно срываю колосок и пробую зерна на вкус. Они тверды, безвкусны, и я сразу выплевываю их. Стоит звенящая тишина, лишь изредка нарушаемая стрекотом влюбленных кузнечиков.

Погони не слышно, но это не успокаивает, и я по-прежнему ощущаю спиной дыхание Смерти. Если я сбилась с выбранного направления, то, когда наступит рассвет, это обернется гибельными последствиями. Необходимо как можно скорее уйти подальше отсюда. Не знаю, как мне это удастся без денег, без документов, со статусом беглянки-убийцы из психушки.

До сих пор в ушах звучит последний отчаянный крик Сони, перед глазами всплывает ее тело в белом халате, лежащее бесформенной кучей перед дверью черного хода корпуса психиатрической больницы. Бедная Соня! Ей оставалось добежать чуть-чуть до спасительной двери, а я ничем не смогла ей помочь.

Недавние события будоражат кровь, до предела насыщая ее адреналином. Я вспоминаю искривленное лицо возбужденной Магды, ночной поход в морг-часовню, выпотрошенное тело Любы на секционном столе, сизые органы, плавающие в полиэтиленовых боксах, заполненных физраствором. Мерзкий холодок отвращения и страха бежит по спине.

Феликс Маркович и его таинственный сообщник сделают все, чтобы представить меня убийцей Сони. Что бы я ни говорила, в милиции меня сочтут агрессивной психически больной, находящейся во власти извращенного воображения. Что значит моя правда в сравнении с утверждениями врача? Кому поверят?

Не исключено, что, прежде чем попасть на допрос к следователю, я вновь окажусь в психушке и Феликс Маркович сделает меня по-настоящему невменяемой. Но, скорее всего, от меня, как от ненужного свидетеля, постараются избавиться. Это надежнее. В равной мере это устроит как убийц Сони, так и следственные органы, которые без проблем смогут закрыть уголовное дело, навесив на меня ярлык убийцы.

Необходимо уехать отсюда, отыскать место, где можно будет отсидеться какое-то время и попытаться найти выход из сложившейся ситуации.

Что-то музыкально пискнуло, и я от неожиданности вздрогнула. Нащупываю в кармане спортивных брюк мобильный телефон Сони. Его взяла, когда мы находились возле морга. Видимо, когда началась вся эта кутерьма, я машинально оставила телефон у себя.

«Теперь я могу позвонить Марте и попросить у нее помощи!» Но радость оказалась преждевременной — экран мобильного телефона, засветившись, погас окончательно — аккумулятор разрядился. Не везет, так не везет! Хотя то, что я до сих пор жива, доказывает обратное.

Сквозь подошвы легких комнатных тапочек болезненно ощущаю неровности почвы; болят стертые колени. Тело за время пребывания в больнице отвыкло от физических нагрузок, и на меня навалилась усталость, но времени на отдых нет. Возможно, убийцы, чтобы снять с себя подозрения, уже сообщили в милицию о моем бегстве и свалили убийство медсестры на меня. У них было достаточно времени, чтобы замести следы в морге и разыграть представление по своему сценарию.

Недалеко слышится рев мотора автомобиля, резко нарушающий тишину. Он звучит для меня приятной музыкой. Забыв об усталости, я ускоряю шаг. Вскоре пшеничное поле заканчивается, за ним — широкая лесополоса из старых деревьев, за которой виднеется шоссе. Оно пустынно, лишь вдали гаснут красные точки габаритных огней удаляющегося автомобиля. Если мои расчеты оказались правильными, я вышла к шоссе значительно восточнее поселка.

С замирающим сердцем ступаю на обочину. Чувствую себя абсолютно беззащитной и очень уязвимой. Решаю ехать к друзьям в Киев, но до него более шестисот километров. Судьба явно насмехается надо мной — с моим появлением движение на шоссе замерло. Время работает против меня, я физически ощущаю, как тают секунды. Наконец появляются огни приближающегося автомобиля, двигающегося в противоположном от нужного мне направлении. Но я должна уехать подальше отсюда — куда угодно, хоть к черту на рога! Энергично машу рукой: «Стой!»

Взвизгнув тормозами, останавливается длинная фура. Не веря своему счастью, перебегаю дорогу и направляюсь к кабине. Высокая ступенька подножки, в открытом окне виден круглолицый лысый водитель лет пятидесяти. Он улыбается мне и приветственно машет рукой:

— Залезай!

Не заставляю себя ждать, мгновенно забираюсь в кабину и устраиваюсь на «штурманском» сиденье. Фура трогается, водитель молча жует резинку, искоса посматривая на меня.

— У меня нет денег, — честно признаюсь я.

Водитель неожиданно начинает хохотать как безумный. Повернувшись лицом ко мне, сквозь смех он едва выдавливает из себя:

— Слышь, Гриша!.. Теперь что, плечевые за свою работу уже доплачивают? Ты такое слышал?!

За спиной раздается грубый мужской голос, и я вздрагиваю: в спальном отсеке, вроде полки в плацкартном вагоне, отдыхает напарник водителя.

— Обычно они только торгуются. Слышь, соска, какие у тебя тарифы?

— Вы меня неправильно поняли, я не дорожная проститутка. Так получилось, что оказалась здесь без денег. Если вы мне поможете…

— Ха-ха-ха! — вновь оглушительно хохочет лысый. — Порядочную из себя строишь? Ты хоть знаешь, какой у тебя видос?

Опускаю взгляд на пузырящиеся на коленях, с черными пятнами от земли спортивные штаны. Вид у меня совсем не такой, как у леди.

— Позвольте узнать, ваша девственность, куда изволите направляться? — ехидно интересуется невидимый мне Гриша.

«Хотела бы я тоже это знать!»

— В Киев, — необдуманно брякаю я. — А вы куда едете?

— Ха-ха-ха! Так тебе в противоположную сторону. Судя по всему, тебе все равно куда ехать, и не надо нам лапшу на уши вешать! Найдем укромное местечко, ты нас обслужишь, и дальше поедем. — Лысый слащаво улыбается.

За окошком автомобиля проплывают дома поселка Копырныця. Проезжаем автобусную остановку. Здесь мне ни в коем случае нельзя выходить, иначе я пропала.

— Чего замолкла? Как тебе предстоящее мероприятие? — Лысый пытается положить руку мне на коленку, но я успеваю отодвинуться к двери, так что ему достать меня проблематично.

— Особенно не радует, — дипломатично отвечаю я, горя желанием поскорее проехать поселок. Проблемы буду решать по мере их поступления. Интересуюсь: — Какой ближайший по пути город?

— Стрый. До него пара десятков километров.

— Была бы вам признательна, если бы вы довезли меня туда. — Не знаю, что буду делать в незнакомом городе без денег. Разве что пополню ряды бомжей и буду копаться в мусорных баках. Бр-р! Перспектива!

— Гриша! Путешествующая сеньора согласилась подарить нам несколько минут блаженства, — не унимается лысый, видимо этим заводя себя.

— Кто бы в этом сомневался!

С облегчением вздыхаю, когда поселок остается позади. Лысый водитель то и дело говорит всякие пошлости, ему вторит со спального места невидимый Гриша. В основном я отмалчиваюсь: моя цель — уехать куда подальше. Вдруг фура начинает потихоньку сбавлять ход.

— Мы немного отдохнем, и ты нас уважишь, норовливая кобылка! — многозначительно говорит лысый, глядит сальными глазками и снова пытается положить руку на коленку.

Мне уже некуда отодвигаться, разве что выпрыгнуть на ходу. С трудом поборов это искушение, спокойно ставлю их в известность:

— Как хотите, только предупреждаю: у меня сифилис. Кто желает первым получить «букетик» и талончик к венерологу?

Рука лысого мгновенно возвращается на руль, и он орет на меня, притормаживая:

— Пошла вон, сифилитичка! Сразу надо было говорить! Испарись, а то накостыляю!

— Санек, а она не брешет? — сомневается Гриша.

Лысый, обернувшись к товарищу, с яростью говорит:

— Хочешь проверить?! Валяй!

С быстротой молнии я покидаю кабину автомобиля, рядом довольно густая посадка, а может, лес. Если Гриша вопреки доводам разума полезет ко мне, то без труда там укроюсь. Но фура трогается, и из окошка несется многоэтажный мат.

Оглядываюсь, нигде не видно признаков жилья. Безлюдье радует, но сомневаюсь, что смогу вести тут жизнь Маугли или Тарзана. Надо добраться до города, мне кажется, что там будет проще укрыться. Безденежье тащит за собой вагон проблем, хоть и в самом деле становись проституткой. Такое решение меня не устраивает, я не ищу сомнительных путей.

Вновь голосую на трассе, но при виде грузовика прячусь за деревьями. Время от времени проносятся легковые автомобили, но они меня игнорируют. В западных странах среди молодежи очень распространены путешествия автостопом, попробовали бы они у нас так поездить! Чем дольше стою, тем больше нервничаю.

Небо светлеет, скоро рассветет, и я паникую: в любой момент может показаться милицейский патрульный автомобиль, и на этом мое путешествие закончится. Всерьез раздумываю: может, стоит укрыться в лесных зарослях, дождаться темноты и уже тогда продолжить путь? Ну, поголодаю немного. Эта мысль сразу отзывается урчанием в желудке: безумно хочется есть!

При появлении очередного автомобиля машу рукой без особой надежды, но он останавливается. За рулем мужчина лет сорока, с короткой стрижкой «ежик», рядом с ним — веснушчатая молодая женщина в легком открытом платьице, а на заднем сиденье — вихрастый мальчик лет десяти. Водитель выходит из кабины, что-то говорит, чудовищно коверкая русские слова, но смысл сказанного до меня не доходит. Иностранцы?

Пулеметной дробью выдаю:

— Do you speak English? Habla usted espaol? Parli italiano?

На ломаном английском водитель сообщает, что едет с семьей в Чоп и хочет уточнить: не сбился ли он с пути, ведет ли эта дорога на Ужацкий перевал? И как далеко до границы? Не имею ни малейшего представления, где этот перевал, но, вспомнив слова водителя грузовика, уверенно сообщаю, что впереди Стрый, а уж там ему скажут, как проехать к нужному перевалу.

— Стрый? Не может быть! — Водитель явно расстроился, видимо он все-таки заехал не туда, куда предполагал.

— Прошу подвезти меня до Стрыя, — мол, попала в крайне бедственное положение.

Окинув меня жалостливым взглядом, он интересуется, что со мной произошло. Бойко поясняю: проблемы возникли из-за собственной глупости. Если он будет так любезен и вывезет меня из этого безлюдного места, то по дороге расскажу свою историю.

Водитель перебрасывается несколькими фразами со своей спутницей, та с подозрением на меня смотрит и даже пробует поговорить со мной на испанском. Непринужденно бросив в ответ несколько фраз, я показываю свое превосходство в знании испанского, и она сдается. Я устраиваюсь на заднем сиденье рядом с мальчиком, который смотрит на меня исподлобья. И все же знание языков явно помогло сгладить впечатление от моего неприглядного вида.

Как только автомобиль трогается, я ощущаю умиротворение, словно мои мытарства закончились и впереди только спокойствие и благодать. На самом деле это лишь короткая передышка, а впереди — пугающая неизвестность. Водитель внешне спокоен и улыбается, зато его спутница напряжена и продолжает смотреть на меня с опаской. Если буду молчать как рыба, поездка для меня будет недолгой, надо обязательно завоевать расположение женщины. К сожалению, ее испанский лишь в зачаточном состоянии, поэтому придется общаться через водителя на английском.

— Меня зовут Мария, — называюсь именем мамы. — Я вам очень благодарна, что не оставили меня на трассе.

— Это было бы крайне неправильно, всегда надо протянуть руку нуждающемуся в помощи, — вновь улыбается водитель. — Я — Андраш, мою жену зовут Ханна, а сына — Габор. Мы возвращаемся в Венгрию после отдыха в Крыму и, видимо, попали не на ту дорогу при выезде из Львова. Если впереди Стрый, то мы возвращаемся тем же путем, которым приехали на Украину, — через Верецкий перевал переедем Карпаты, затем Мукачево, Ужгород и Чоп.

— Можно воспользоваться? — указываю на сложенную карту.

— Прошу, смотрите, — кивает Андраш.

Карта на венгерском языке, но я в ней быстро разобралась. Название Мукачево зародило во мне надежду, и в голове возник новый план. Зачем мне Стрый? В этом городе я никого не знаю, и оттуда добраться до Киева будет архисложно, разве только тайком на товарняке. В Мукачеве живет моя близкая подруга по университету Соломия, на ее помощь я могу рассчитывать. Надо будет убедить супружескую парочку довезти меня туда. Для этого необходимо вызвать у них интерес и сочувствие ко мне.

— Я журналистка, в газете веду раздел о непознанном, в общем, мистика, НЛО, тайны прошлого.

— Журналистка? Мистическая газета? О, класс! Я и Ханна работаем учителями в гимназии и любим всякие тайны. В прошлом году мы посетили Сигишоара, родину Влада Цепеша. Были в его замке.

— В то, что со мной тут произошло, мне самой не верится. — Я для достоверности говорю с соответствующей интонацией и трагическим выражением лица. — Я с моим молодым человеком приехала во Львов…

— С бой-френдом? — уточняет Андраш.

— Скорее женихом. Мы подали заявление в загс и собирались в следующем месяце пожениться. Я приехала во Львов по заданию редакции для проверки информации о блуждающих могилах.

— Блуждающие могилы?! Что это такое? — Андраш тут же переводит мои пояснения на венгерский для Ханны и сына, и те смотрят на меня затаив дыхание.

«Бог его знает, что это такое», — чуть не вырывается у меня, но раз назвалась груздем, то сковородки не миновать. Когда я работала в «желтой» газете, информацию о блуждающих могилах главный редактор отазался печатать, посчитав ее уж слишком надуманной. Напрягаю фантазию.

— Механизм этого феномена пока не ясен. Известны факты, когда могила непонятным образом вдруг перемещалась на большие расстояния. — Фантазирую, как могу. — В газету поступила информация, что на Лычаковском кладбище обнаружилась могила профессора Киевского университета Ярослава Пшеслинского, похороненного в конце ХIХ века в Киеве. Мне удалось узнать у краеведа киевского некрополя, что такой профессор и в самом деле был похоронен на Байковом кладбище. Когда краевед провел меня к могиле, ее не оказалось на месте, хотя у него даже имелась ее фотография, которую он сам сделал.

— Старая могила, может, поверх нее произвели другое захоронение? — предполагает Андраш. — Или ваш специалист запамятовал, где то место.

— На той могиле был памятник: ангел с отбитым крылом. Появившаяся на его месте могила тоже старинная, приблизительно того же времени, с мощным католическим крестом из серого камня и надписью на латыни. Ее этот специалист никогда не видел, хотя знает там все могилы как свои пять пальцев.

Ханна, явно заинтересовавшись этой историей, о чем-то спросила по-венгерски, и Андраш перевел:

— На кладбище во Львове вам удалось обнаружить эту могилу?

— Вот с этого все и началось… Дело в том, что имеется информация о нехороших последствиях для людей, пытавшихся исследовать эти явления. В их жизни все пошло кувырком. Я это знала и все равно взяла с собой жениха, Антона. — Я горестно вздыхаю и замолкаю, кусая губы, но слезинку выдавить не удается. За окном автомобиля проплывает табличка на белом фоне — «Стрый». Мы въехали в город.

— Мария, где вас высадить? — вежливо интересуется Андраш, но по всему видно, что ему не терпится услышать продолжение рассказа, как, впрочем, и Ханне, и Габору, у которого даже глаза загорелись.

— Боюсь показаться навязчивой, но, если честно, мне бы лучше попасть в Мукачево, где живет подруга. Если для вас это будет затруднительно, то высадите меня у железнодорожного вокзала, правда, я не знаю, где это, так как никогда в этом городе не была.

Андраш быстро проводит на венгерском небольшое совещание, и, судя по выражению лиц членов семейства, никто не против, тем более что все ожидают продолжения моего рассказа.

— Мы отвезем вас, куда вам нужно, лишь бы это было нам по пути.

— Большое спасибо, вы очень любезны. Андраш, как будет по-венгерски большое спасибо?

— Szepen ksznm.

— Сиипен кёсёнём, Ханна, Андраш, Габор!

Чтобы отблагодарить своих благодетелей, я включаю фантазию, описывая свои приключения. Из моего рассказа следует, что феномен блуждающих могил случается в основном с теми захоронениями, где лежат люди, обстоятельства смерти которых не вполне выяснены: несчастный случай, самоубийство или даже убийство. Есть даже версия, что это происходит из-за того, что самоубийцу, не считая его таковым, хоронят на территории христианского кладбища, а не за его пределами, как должно. Так что своего рода проклятие ложится и на исследователей этого феномена, и на близких им людей.

В необычные ситуации якобы стали попадать мы с женихом, еще когда ехали в поезде. Но самое ужасное произошло уже во Львове: Антон встретил в гостинице девушку, как две капли воды похожую на его первую школьную любовь, и увлекся ею.

Тут Ханна что-то сказала по-венгерски и укоризненно посмотрела на Андраша, тот покраснел, но перевел:

— При чем здесь блуждающие могилы? Такое сплошь и рядом случается, мужчины известны своим непостоянством.

Я поняла, что затронула больную для этой парочки тему и надо ее сменить.

— Дело в том, что та девочка погибла перед выпускными экзаменами, а девушка из Львова, так похожая на нее, словно получила магнетическую власть над Антоном. Мы с ним поссорились, на кладбище не поехали. Поужинали в ресторане, вернулись в номер, переоделись, тут Антон, ничего мне не говоря, вышел в коридор. Подождав пару минут, я последовала за ним, но на этаже его уже не было. Спустившись в вестибюль, я увидела, что он садится с той девицей в автомобиль и у него странный вид, будто он сомнамбула и не понимает, что происходит. Я его громко позвала, но он словно не услышал. Обезумев от увиденного, я остановила частника и поехала за ними следом.

— Это было не совсем разумно, — перевел Андраш слова Ханны.

— Сейчас я это тоже понимаю. Уходит — отпусти, если твой, то он вернется.

Ханна что-то сказала и укоризненно покачала головой.

— Женщины живут чувствами, а мужчины — физикой. Обычное состояние женщины — влюбленность, — перевел Андраш.

— Чем дальше мы отъезжали от Львова, тем больше нервничал водитель автомобиля, в котором я ехала, еле уговорила его продолжать путь. В предместье Стрыя машина с незнакомкой и Антоном остановилась у загородного отеля. В крайне нервном состоянии я тоже вышла и догнала Антона возле ресепшн. Он не слышал меня, был на своей волне, словно пьяный или под воздействием наркотика, хотя это невозможно. Антон просил прощения и лепетал что-то вроде: «Мы в любом случае останемся друзьями». Расстроившись, я заявила, что между нами все кончено, и выскочила из отеля.

Автомобиля, на котором я приехала, у входа не оказалась, вместе с ним исчезла моя сумочка с деньгами. Я не запомнила ни номера автомобиля, ни его марки, ни цвета, а водитель в моей памяти вообще остался расплывчатым пятном. Хорошо, что бльшая часть денег и документы остались в номере отеля, где мы остановились.

Я поймала другой автомобиль и договорилась с водителем, что он отвезет меня во Львов и там я с ним рассчитаюсь. Вместо этого он повез меня в противоположную сторону и попытался изнасиловать. Чудом я вырвалась и несколько часов блуждала по лесу, пока не вышла на трассу и не встретила вас. Я не захотела выйти в Стрые и просить в столь неприглядном виде помощи у Антона. Лучше поеду к подруге, живущей в Мукачеве, а оттуда вернусь во Львов.

Тут мальчик о чем-то жалобно спросил меня, и Ханна стала ему объяснять со строгой учительской интонацией.

— Габор интересуется, что же происходит с блуждающими могилами, — улыбнувшись, пояснил Андраш.

Мой рассказ оказался убедительным, логичным, вызвал у супружеской пары сочувствие, только мальчик остался недоволен тем, что со мной ничего мистического не произошло и обошлось без вампиров.

В дорожном кафе венгры угостили меня завтраком, а Ханна, порывшись в вещах, подарила шорты и блузку. В туалете я, как смогла, привела себя в порядок и стала выглядеть более или менее прилично. Вот только стоптанные комнатные тапочки слегка портили мой вид. Мне очень повезло, что я встретила таких прекрасных и отзывчивых людей. Не так просто будет милиции выйти на мой след, поскольку эта семья вскоре пересечет границу, так и не узнав, что помогла «опасной преступнице-психопатке».

Вскоре мы въехали в Карпаты, край смерек, стремительных каменистых речек, в эту пору года больше похожих на ручьи, и удивительно чистого воздуха. Дорога серпантином уходила вверх, справа и слева возвышались горные склоны, поросшие лесом, и куда ни глянь — округлые зеленые шапки гор.

— Верецкий перевал, священное место для венгров, — взял на себя обязанности экскурсовода Андраш. — Больше тысячи лет тому назад через него племена угров пришли в Придунайскую низменность, где впоследствии и образовалась Венгрия. На самой вершине установлен памятник в честь этого события — семь блоков, стоящих друг на друге, — по количеству племен, предводителем которых был вождь Арпад.

— Интересно было бы увидеть этот памятник.

— Эта трасса проходит в стороне от старой дороги через перевал, где он установлен. Если желаете, мы можем остановиться и пройти к нему.

— Нет, спасибо, хочется поскорее добраться до Мукачева. — Я не в том положении, чтобы любоваться туристическими достопримечательностями.

Хорошее состояние трассы и ее слабая загруженность позволили нам быстро преодолеть перевал. Лишь на минуту на самой вершине мы вышли, чтобы увидеть открывшийся чудесный вид. Ощущение было такое, что в далеком прошлом здесь бушевал яростный океан, но в какой-то миг громные волны окаменели и сделались горами. Мне вспомнились угрюмые, мрачные горы Алтая с седыми шапками вечных снегов, подпирающими небо, коварными ледниками и унылыми высокогорными равнинами. Карпатские горы, на мой взгляд, гораздо приветливее.