Венгерская рапсодия Элиот Джастин

А когда я достала руку и положила ее за голову, ему совсем сложно стало дышать и вести себя, как человек.

Хотя, честно говоря, когда я подвинула руку, одеяло соскользнуло вниз. А под этим одеялом, возможно, я совсем чуть-чуть раздета.

– А что именно я, по-твоему, делаю?

– Думаю, ты пытаешься вернуть меня к тому, чем я занимался той ночью.

Я не удержалась от смеха, его разум работает очень странно. То есть он говорит это наполовину в шутку… и все же. Где он это откопал?

– Так это ответная мастурбация.

Он закрывает глаза рукой и произносит тихое боже, и, разумеется, я знаю почему. Потому что я сказала конкретное слово, сделав все абсолютно реальным, вместо того что он держит на расстоянии вытянутой руки.

– Послушай, Мэллори, – начинает он, потом тяжело вздыхает, отчего его ноздри сужаются, прежде чем завести какую-то свою речь, и судя по его В Высшей Степени Серьезному лицу, это будет нечто выдающееся. – Ты мне нравишься. Нравишься настолько, что я… Я думаю о тебе даже слишком часто. Но мне правда нужно, чтобы у нас было больше… ухаживаний. Нельзя просто сходить куда-нибудь, выпить, прогуляться до дома, поцеловать на ночь?

Ох, знаете, возможно, эта речь будет нелепо романтичной о его настоящих чувствах. Да, возможно. А потом внутри меня все будет нелепо подниматься и опускаться, и я буду вынуждена дразнить его, только чтобы это прекратить.

– То есть ты говоришь, что я не должна мастурбировать? Ужасно, что я этим занимаюсь, – говорю я, явно с юмором… поэтому удивительно, что он так громогласно протестует.

– Что? Нет-нет, я не говорю…

– Что-то не так с мастурбацией? Мне это вредно, и я от нее могу ослепнуть?

– Боже, нет, Мэллори, я бы никогда… – он умолкает на середине фразы… делает над собой усилие, смотрит на меня. – Ты меня дразнишь, разве нет?

Я ставлю большой палец на расстоянии дюйма от указательного:

– Чуть-чуть.

– Думаю, сейчас со мной это несложно, – говорит он.

А потом происходит что-то непонятное. Это странное чувство начинает стучать в моей груди, теплое, давящее и полное вины. Он открывает мне все свои новые и искренние переживания, а я что делаю?

Дразню его за это.

– Да, но этот парень нравится мне куда больше, – говорю я и сразу делаю глубокий вдох.

Я знаю, что собираюсь сказать, и это, черт возьми, пугает.

– Я бы хотела сходить с ним на свидание.

Однако он не заставляет меня об этом пожалеть. Просто спрашивает правда? Словно это абсолютно невозможно, чтобы я захотела сесть с ним за стол и заказать обед для двоих.

– Да, правда, – говорю я и беру его за руку свободной рукой – как жест поддержки, наверное, милый, теплый и дружелюбный.

А поцелуй, который он мне дарит… он тоже милый, теплый и дружелюбный. Он просто наклоняется ко мне, прижимает свои губы к моим, так целомудренно, не открывая рот, похоже на то, как нас целуют бабушки. Одна рука лежит на моем лице, его огромное тело просто вежливо нависло надо мной.

Дальше, не знаю, как это все получилось. Не понимаю, что происходит. Сначала мы держимся за руки и разговариваем о свиданиях, а в следующую секунду мои руки уже по локоть в его великолепных волосах, а мой язык – у него во рту, но, клянусь, я понятия не имею, как он там оказался.

И так же не знаю, в какой момент одеяло… сползло с меня. Знаю только, что сползло, потому что я совсем голая, вся моя кожа чувствует холодный воздух, и думаю… думаю, он хочет поцеловать что-то, помимо моих губ.

Может, мою грудь, которая кажется такой напряженной, и такой чувствительной и ооооох, особенно так, когда он проводит мягкими губами по твердому соску. И не могу сказать, что это вышло случайно, поскольку, перестав целовать одну маленькую напряженную точку, он переходит ко второй.

А потом он лижет их.

Я не могу даже притворяться сдержанной, спокойной и переживающей о его чувствах после такого. Он словно нажимает на кнопку, посылающую электронный заряд прямо в мой клитор, и хоть моя голова все еще полна милых мыслей о держании за руки, мое тело готово и ждет оргазма, которого еще не испытывало.

Так что я просто иду вперед и говорю то, что он больше всего хочет от меня услышать.

– Да, лижи меня так. Именно так, – боже, я вся мокрая.

Потому что… вообще-то… так и есть. И если мои слова его цепляют, то тут уж я ничего не могу поделать. Я и не хочу ничего делать. Я хочу его возбуждения и безумия, потому что таким он тоже меня возбуждает.

Возбуждает настолько, что, безусловно, может это услышать, когда я снова начинаю ласкать свой клитор. Он даже немного приподнимается, словно собирается заглянуть мне между ног, но потом не может оторваться. Он бросает на меня вопросительный взгляд с глубокой морщинкой над носом. Бросает несколько неловких слов, которые кажутся бессмысленными.

– Ох, ты… ты хочешь просто… – пытается он, и – как мило с моей стороны! – я прекрасно его понимаю.

Я никогда не читала мысли Арти, но это едва ли сложно, сейчас он спрашивает, хочу ли я остаться одна.

Чего мне не хотелось.

– Мне просто нужно кончить, – говорю я, потому что это правда.

Я уже ощущаю почти физическую боль, и уже не могу даже трогать клитор. Приходится гладить кожу вокруг него, так что удовольствие немного притуплено в отличие от огромного, жадного чувства, которое собирается захватить меня.

Но его поступки говорят о том, что он мне не верит. Он реагирует так, словно я сказала какую-то невообразимую пошлость. Он закатывает глаза, подается ко мне всем телом… на секунду мне кажется, что он сейчас стянет свои спортивные штаны и трахнет меня, что не помогает в моем положении.

Мне не хватает совсем немного, и я сообщаю ему об этом, по-моему, вполне очевидно, что у меня были скрытые мотивы сказать ооох, я кончу прямо себе на руку. Они имеют почти тот же эффект, что и те, только на этот раз ему есть что сказать в ответ.

– Разреши мне, – говорит он, что не значит практически ничего, то есть… что именно я должна ему разрешить?

Он никогда не говорит о таких вещах четко. Никогда не говорит ясно, и хотя это меня заводит, я бы все-таки хотела.

– Разреши мне опуститься к твоей промежности.

Боже, думаю, я тихо засмеялась, когда он наконец это сказал. Совсем не от злости – скорее от шока. Разумеется, он рванул от меня, как только я издала этот дурацкий звук, но ничего-ничего.

Через секунду я издала другой, вместе со словами, которые ему, очевидно, очень понравились.

– Малыш, скажи это еще раз. Ради меня.

Он трогательно мне улыбается, это волнует меня не меньше, чем его слова.

– Думаю, это был мой предел, – отвечает он, но я знаю, что он врет, он врет: это скрыто в нем, и теперь я это знаю, и все, что от меня требуется – это просто…

– Пожалуйста. Пожалуйста. Я уже так близко… меня так заводит, когда ты говоришь непристойности.

Я замечаю, что его дыхание становится тяжелее после слова непристойности. Но все-таки кое-что он для меня подбирает.

– Я хочу… лизать тебя там.

– Где? – спрашиваю я, поскольку нерешительных намеков недостаточно – я хочу подробностей, красивых, восхитительных подробностей.

– Между ног.

– Ты хочешь поцеловать внутреннюю сторону бедер?

Он трясет головой, но это скорее походит на знак тяжелой внутренней борьбы, чем на малый жест.

– Нет, ты знаешь, чего я хочу.

Не знаю. И если ты мне в скором времени не скажешь, твои желания останутся неудовлетворенными. Думаю, у меня еще секунд 30.

Он смотрит мне в промежность, поэтому я устраиваю ему интересное шоу. Большой палец – на клиторе, два других раздвигают мои невероятно блестящие половые губы. Все готово для него, надеюсь, это сработает.

Конечно, на самом деле я этого и не жду. Меня поразило – почти тряхнуло! – когда у него довольно резко стали вырываться слова, такие неловкие, отчаянные и, о боже, такие возбуждающие.

– Я просто хочу вылизать твой клитор, – говорит он и не останавливается на этом.

Он заговорил о моем влагалище, о том, какая я мокрая и как ему не терпится меня попробовать.

Он отталкивает мою руку, потом опускает лицо мне между ног. И все, ничего особенного, хотя, клянусь, это становится прекрасным, когда его язык находит мой клитор. По-моему, я повисла над кроватью, и только его руки на моих бедрах меня удерживали. В противном случае, я бы уже свалилась вниз и, возможно, провалилась куда-нибудь в холл, потому что боже мой.

Он делает это совсем не так, как другие мужчины, которые мне попадались. Он не просто прилипает языком… и слегка ударяет им вокруг. Напротив, он покрывает всю увлажненную, скользкую область вокруг моего клитора, пока я не чувствую, словно по мне ударяет удовольствие. Я даже не могу четко различить эти удары и говорю ему об этом.

Но он уже меня не слышит.

– Серьезно, Арти, – говорю я, думаю, потому что… его язык… это уже слишком, это… да ради всего святого, когда он сосет клитор… – Не надо-не надо, я кончу.

– А разве не это – цель? – спрашивает он, но после шутки немедленно возвращается к облизыванию.

Его рот такой горячий и жадный. Руки крепко держат мои бедра, что означает, что я не могу уклониться от этого уж слишком интенсивного контакта.

Хотя, видит бог, я пыталась. Думаю, я залезу на ближайшую стену, но, когда оргазм, наконец, наступает, я благодарна за то, что он удержал меня на кровати. Я благодарна, что его руки – на мне, держат меня, когда удовольствие пульсирует у меня в вагине, думаю, в противном случае я бы не удержалась.

Я не могу взять его в таком состоянии. Я даже не знаю, что сказать, когда все закончилось, но ничего. Второй раз за это утро он берет все на себя.

– Сейчас я собираюсь тебя трахнуть, – говорит он.

А я просто лежу, обмякшая, и смотрю, как он делает нечто восхитительное: снимает свою одежду. Видно, что он стесняется слов и ему не по себе рядом с девушками, которые ему нравятся, но когда все это проходит, ему ничего не стоит раздеться.

Это невероятно. Он такой большой, волосатый и крепкий, что на мгновение я замираю, не в силах даже пошевелиться. Его плечи как коромысло. Его бедро длиннее, чем вся моя нога, и я знаю это, хоть никогда и не задумывалась о чем-то столь странном, как длина бедра.

Обычно меня в такие моменты занимают другие части тела, но с ним это сложно. В нем так много всего, чем можно изумляться, так что я все еще изумляюсь, хотя он уже давно покончил с одеждой. Вообще-то уже через секунду он стал выглядеть немного более смущенным, словно у него где-то вскочил нарыв, о котором он не знал. Он даже посмотрел вниз на свое роскошное тело, чтобы поискать, где он может быть, прежде чем мой высохший рот снова стал способен на слова.

– Подойди, – говорю я ему. – Иди сюда.

Звучит не слишком убедительно, знаю, но в тот момент это было все, на что я была способна. Я снова почувствовала это пульсирование между ног, так скоро после такого сильнейшего оргазма, – и чем дольше он там стоит, тем становится хуже.

Но спасибо, что он хотя бы меня слушает. Он медленно ложится на кровать, где я растянулась, его большой, теперь даже немного пугающий член слегка покачивается между ног, как деревянный. И, разумеется, единственное, о чем я могу сейчас думать – так это о том, какой он на ощупь. У моего бывшего бойфренда был в два раза меньше, и у меня уже возникали некоторые проблемы, так что одному богу известно, чего мне ждать.

Даже не знаю, где он достает презервативы такого размера.

У меня была парочка в прикроватной тумбочке на случай из-за несбывшихся надежд подцепить лакомый кусочек в каком-нибудь баре, но ни в каких мечтах о лакомом кусочке я не представляла его с таким членом королевских размеров. Обычно он у него был обычный, и у нас был нормальный секс на милом постельном покрывале, а не получасовые сражения Арти с куском резинки, прежде, чем он наконец ее натянул.

Что звучит ужасно, знаю, но, удивительным образом, это делает все еще более волнительным. Это все равно что стоять на вершине берегового обрыва и ждать своей очереди прыгнуть вниз. Когда он закончил, я уже так тяжело дышала, что, казалось, вот-вот потеряю сознание, и он – не намного лучше.

Конечно, не лучше. Я испытала один оргазм, он – ноль. Он весь стал таким нежным и упругим, как кусочек первосортного бифштекса. Я только удивляюсь, как он сознание не потерял от возбуждения, хотя признаю, держался он восхитительно.

До тех пор, пока я не сказала нечто, чего совсем не имела в виду. После чего вся его собранность обратилась в пыль.

– Да, вот он, – сказала я. – Вставь свой огромный член в мое влагалище.

После этого он словно растекся на мне. Задолго до того как он сделал то, о чем я просила, я почувствовала, как он дрожит. Я чувствую все эти судороги во всем теле, когда его рука оказывается между моих ног, и два пальца проскальзывают во влагалище.

Это само по себе возбуждает: не надо-не надо, я кончу, если ты продолжишь это говорить.

По-моему, он сказал кончу. Он сказал это слово и собирается это сделать только оттого, что я извиваюсь, из-за моих стонов и грязных разговоров. И разумеется, это заставляет меня продолжать.

– Влагалище, – говорю я, потом умолкаю, словно решая, хотя это сейчас невероятно сложно.

Сейчас два его толстых пальца трудятся в моей невероятно скользкой промежности, и это… боже, это невероятно. Мне неважно, как быстро он собирается это делать, я сделаю быстрее.

– Ты не хочешь, чтобы я употребляла это слово?

– Да, конечно… оооо, черт побери, ты такая мокрая.

Это странно, что самые обычные слова из сексуального лексикона, произнесенные им, так меня возбуждают? Сначала кончить, теперь мокрая. В ту секунду, когда он скажет кончить в твою задницу, у меня будет оргазм.

– Правда? Тебе нравится трогать мое горячее, скользкое влагалище?

– Не говори вла… просто… просто держись.

– Ты чуть не произнес его, не так ли, малыш? Давай-давай. Скажи это мне. Скажи влагалище, пока трахаешь меня.

Он закатил глаза, но продолжал. Вообще-то, думаю, он надеется, что я снова достигну наивысшего удовольствия от одних его пальцев. И, честно говоря, он не сильно ошибается. Боже, в этом он так же хорош, как и в вылизывании клитора, и через секунду он нашел точку G, но, когда я собираюсь сказать ему об этом, выходит только:

– Джирроррджанурджл.

Вместо чего-то, похожего на нормальные слова и предложения. Мне нужно просто положить одну руку ему на спину, а другую – на член, притягивая его к себе, пока он не сдается и не освобождает меня от этого сладкого давления.

Потом разом все заменяет на другой вид ласк. Оооо, это и правда другой вид. Он даже больше, чем я думала, но лучше всего – что он говорит со мной, пока вставляет свой громадный член в мою маленькую узкую дырочку. Он буквально произносит: ты такая маленькая, что я пополняю список фраз, которые я не должна находить возбуждающими.

Но меня возбуждает даже то, как он вытягивается, чтобы войти в меня, у него такое выражение лица, словно он одновременно умирает и воскресает от удовольствия. И лишь когда наконец – наконец – ему удается ввести головку члена по всей моей смазке в упругую вагину, один одерживает верх над другим.

По-моему, мы оба тяжело дышим. Я-то точно тяжело вздохнула. А когда он начинает двигаться, быстрее, чем я ожидала, и (слава богу) гораздо резче, то я не могу сдержаться. Я не сдерживаю ни одного стона, когда мое тело пытается и не может сжаться вокруг члена, заполняющего меня.

Да, именно так. Пытается и не может. Думаю, моему влагалищу просто некуда деваться, когда оно старается сжаться вокруг него, такого толстого и длинного, скользящего вперед и назад внутри него, хотя очевидно, что Арти ценит мои старания. Он подается вперед, когда я это делаю, а когда пытаюсь снова, говорит: не надо, точно так же, как и секунду назад.

Хотя, разумеется, уже по другой причине. В прошлый раз – из-за моего грязного рта, теперь – из-за моего грязного, жадного тела, пока я стараюсь почувствовать каждый дюйм наполняющего его члена. Я даже понимаю, что упираюсь пятками ему в задницу, чтобы еще усилить давление… немного больше этого сладкого-сладкого ощущения, которое заставляет представлять, что у меня цветы распускаются в животе или что-то еще, не менее нелепое.

А потом это случается, и эти мысли больше не кажутся такими нелепыми. Что-то разворачивается внизу живота, ничего похожего я раньше не испытывала. Другие парни добивались этого пальцем на клиторе или находясь достаточно близко, конечно, им удавалось… но не такое. Не это безумно-сильное ощущение, заставляющее меня вцепиться ногтями в его спину и беззвучно кричать, все мое тело вмиг сжимается так, чтобы из его уст прозвучали все слова, которые я больше не могу произнести.

– Оооо, ты кончаешь? – спрашивает он. – О, боже, Мэллори, я это чувствую членом, вот оно, крошка. Кончи на меня.

Хоть я и догадываюсь, что последняя фраза вызвана шоком от того, что я это делаю. Я повисла на нем как обезьянка, задыхаясь от попыток сесть на его теперь безумно твердый член. Мои пальцы оставляют полосы на его спине, но, кажется, он этого абсолютно не замечает.

Думаю, он уже на полпути, как и раньше – в машине. Он говорит непристойности, его лицо мягкое и открытое, когда я целую его губы, его стон растворяется в недрах моего тела.

Когда его руки вдруг крепко хватают меня, это почти так же приятно, как недавний оргазм. Он усаживает меня на свой член, я это знаю, и не знаю, что лучше: ощущения, которые я от этого испытываю, или то, как сладко видеть его уже отнюдь не таким заботливым. Когда у него наступает оргазм, он даже говорит мне схватить его, таким тоном, которого я никогда не ждала от него услышать.

– Сейчас фонтаном польется, – говорит он, гортанно, грубо, глядя на меня в упор.

Его пальцы в моей заднице, на бедрах, неожиданно влажные губы у моего лица. Оооо, да, он забыл свою заботливость, и это потрясающе. Это все равно что трахаться спустя 25 лет усмирения плоти. Все это выходит из него на одном долгом, восхитительном пути к удовольствию.

– Тебе хорошо? Тебе хорошо? – спрашивает он, но серьезно… что я, по его мнению, должна ответить? Я дождаться не могу, чтобы он кончил в меня, потому что в этот момент я буду видеть выражение его лица в самое сладкое мгновение.

Я даже удерживаю его, чтобы быть уверенной в этом, когда он делает ряд потрясающих, возбуждающих вещей, например, кусает свою губу и краснеет от шеи до лба, и оооох, он непременно будет издавать какие-нибудь громкие звуки. Я чувствую, как они поднимаются от двигающихся бедер и скользкой от пота спины, пока наконец не вырываются из него.

– Ах, Мэллори, – говорит он, за этим следуют поистине великолепные стоны и вздохи, а потом… потом кое-что еще – что-то, с чем я не готова была встретиться, не в этот момент, потому что я все еще дрожу от оргазма и большая часть меня просто хочет наслаждаться им в момент удовольствия.

Я даже чувствую, как увеличивается его член, когда он кончает. И я знаю это наверняка, когда он крепко прижимает меня при двух последних толчках. Меня словно вывернули наизнанку, и от этого ощущения я немного дрожу.

Одно это уже заставляет меня практически забыть все, что он говорил. Хорошие-хорошие слова, которые кажутся невозможными всего через неделю, хотя для него это было больше, разве нет? Могу заверить, что да, потому что это я тебя люблю далось ему крайне легко.

Забавно, что мне никогда так не казалось.