Ласковый голос смерти Хейнс Элизабет

Я обвела взглядом зал, людей, обсуждавших по телефону, как расставить мебель. Шесть столов уже стояли в углу, отделенные перегородкой со стеклянным верхом.

— Значит, — проговорила я, думая, то ли я слишком устала, то ли полная дура, — все это…

— Организована оперативная группа. Случившееся — по крайней мере, пока — квалифицируется как убийство.

— В самом деле? — ошеломленно переспросила я.

— Начальство хочет, чтобы аналитиком были вы.

— Я?

— Кто же еще, Аннабель? Вы знаете об этом больше, чем любой другой.

— Я никогда раньше не работала в оперативной группе.

— Что ж, теперь у вас есть шанс.

Я съежилась на стуле, представив обрушившуюся на меня ответственность.

— Эй, — сказал Фрости. — Все в порядке. Все будет хорошо.

— Дело не в этом. У меня неприятности, — неожиданно дрогнувшим голосом проговорила я. — Моя мама… Моя мать в больнице.

— Кейт уже сказала. Мне действительно очень жаль. Может, вам лучше быть с ней?

— На самом деле я мало чем могу помочь. Она без сознания. Мне сказали, что позвонят, если что-нибудь случится.

— Энди?

В комнату вошел мужчина, которого я знала лишь смутно, — одетый по последней моде, темноволосый.

— Сэр?

— А вы, видимо, Аннабель. Рад познакомиться.

— Аннабель, это главный детектив-инспектор Пол Москроп из отдела тяжких преступлений.

Он крепко пожал мне руку.

— Здравствуйте, — откликнулась я.

— Как мне сказали, вы отслеживали все происшествия?

— Совершенно верно.

«Значит, вот кто удалил мое письмо», — подумала я.

— Я хотел бы увидеть все, что у вас есть, — так дело пойдет быстрее. Мы можем встретиться минут через двадцать?

— Думаю, да.

— Чудесно, спасибо. Отличная работа. Энди, можно вас на секунду?

Главный детектив-инспектор провел Фрости в кабинет в углу и закрыл дверь. Я спустилась вниз. Триггер ушел на совещание, забрав Кейт. В офисе было тихо, не считая гудения компьютеров. Я закрыла за собой дверь.

Войдя в систему, я просмотрела все свои документы и файлы, пока не добралась до помеченного как «Операция „Одиночка“». Все, над чем работала полиция, имело кодовое название, и этот документ тоже наверняка теперь его получит, но пока что я сама присвоила ему имя.

В папке находилась подборка, которую я подготовила для прошлого совещания, — слайды и таблицы с данными обо всех найденных на тот момент трупах, включая имена, адреса и прочую информацию, которая могла хоть как-то связать их друг с другом: родство, приблизительная дата смерти, дата обнаружения, возможная причина смерти. И теперь, похоже, к этому списку прибавились еще два тела.

Распечатав все документы и базовый вариант таблицы, я собрала их вместе и уже собиралась направиться к двери, когда зазвонил телефон.

Я посмотрела на аппарат, словно пытаясь понять, насколько важен звонок, а когда ответила, тут же пожалела, поскольку это оказался он. Журналист.

— Аннабель? Это Сэм Эверетт.

— Здравствуйте.

— Как ваша мама?

— Нормально, спасибо. Все так же.

— Если честно, не думал, что вы на работе.

— Я зашла на минуту. Скоро еду назад в больницу.

Он мгновение колебался, словно ожидая продолжения. Но что еще я могла сказать? Я не собиралась вдаваться в подробности о состоянии моей матери перед относительно малознакомым человеком.

— Я хотел узнать, нет ли у вас каких-либо новостей насчет расследования?

— Какого расследования?

Он вздохнул, и в голосе его прозвучал неприкрытый сарказм:

— Того самого, со множеством трупов. Мне ведь позвонила странная женщина и сообщила, где вас ждет следующий мертвец, помните?

— Зачем вы так, — содрогнулась я.

— Извините. Послушайте, вчера я сделал свое дело — позвонил полицейским, как только понял, что их время не будет потрачено впустую. Может, и вы мне что-нибудь расскажете?

— О чем? Я не знаю, что вам нужно, — сказала я.

— Что с женщиной, которая мне звонила? Вы ее нашли?

— Да, — ответила я.

— И?..

— Что — и? Она мертва.

— Мертва?

— Судя по всему, на сегодняшний день она была мертва менее суток. Такая же, как остальные, только не разложилась.

На другом конце линии наступила тишина. Пожалуй, не стоило этого говорить, подумала я; теперь у меня, вероятно, будут неприятности — а расследование началось всего несколько часов назад.

— Можете сказать, кто она? — спросил он.

— Пока не знаю, — ответила я. — На самом деле я ничего не знаю — я всего полчаса как в офисе. И мне не положено с вами об этом говорить. Пару моих знакомых уволили за разглашение подробностей расследования.

— Аннабель, я вовсе не собираюсь ставить вас под удар. Я наверняка выясню ее имя у кого-то из знакомых. Просто вы первая, кто по-настоящему понял, что я пытаюсь сделать. Я вовсе не принуждаю вас к разглашению чего-либо — мне просто кажется, что мы могли бы помочь друг другу. Больше мне все равно не с кем это обсудить. Может, встретимся позже?

— Мне нужно вернуться в больницу, — сказала я.

— Да, конечно, — ответил Сэм. — Извините.

Я вдруг поняла: он вовсе не заслужил такого отношения лишь из-за того, что мне показалось, будто он пытается на меня давить.

— Все в порядке, — потупилась я. — Послушайте, если узнаю что-нибудь, на мой взгляд, полезное, позвоню вам. Хорошо?

— Да! — с прежним энтузиазмом воскликнул он. — Было бы просто здорово. Спасибо вам, Аннабель. Я действительно ценю вашу помощь.

Положив трубку, я собрала все свои бумаги и отправилась в оперативный зал.

Без четверти семь позвонили из больницы. Голова моя была под завязку забита мыслями, предположениями, рекомендациями и идеями, как распутать клубок из людей и их жизней, и, когда женщина на том конце произнесла слово «больница», я поняла, что не думала о маме с тех пор, как звонил Сэм Эверетт.

— Здравствуйте, — сказала я, ожидая, что сообщат список вещей, нужных матери: ночная рубашка, белье, носки?..

— Аннабель Хейер?

— Да, слушаю.

— Мисс Хейер, к сожалению, у меня плохие новости. Ваша мать скончалась около десяти минут назад. Мне очень жаль.

— О господи.

Я опустилась на стул, потрясенно раскрыв рот. Мне следовало быть в больнице, а не здесь.

— Спасибо, — наконец сказала я, словно она предложила мне скидку на стеклопакеты. — Что мне дальше делать?

— Вы должны приехать, как только сможете, — ответила женщина.

Кто она — медсестра? Разве она не сказала? Я даже не помнила, как начался разговор: она мне звонила или я ей?

— Возможно, стоит взять кого-нибудь с собой, чтобы он побыл рядом.

Я едва не рассмеялась. Кого я могла взять с собой? У меня никого не было. Вообще.

— Скоро приеду, — сказала я. — Еще раз спасибо.

— Хорошо, — ответила она. — До свидания.

Положив трубку, я огляделась. Я сидела в оперативном зале за свободным столом; вокруг слышались голоса, телефонные разговоры. В дверях стоял какой-то мужчина и, смеясь, говорил с кем-то невидимым. Никто не имел ни малейшего понятия о случившемся. Никто ничего не знал.

Я поднялась, но тут же снова села, почувствовав, что меня не держат ноги.

— Что с вами? — спросил из-за соседнего стола детектив-констебль.

Кажется, его звали Гэри — или нет?

— У меня мама умерла, — ответила я.

Видимо, сперва он принял мои слова за шутку или решил, будто ослышался, и улыбнулся, но тут же понял по моему лицу, что я вовсе не щучу, и тихо сказал:

— Господи. Мои соболезнования. Это ваш отец звонил?

— Нет, из больницы.

Я снова попыталась встать, и на этот раз ноги удержали меня. Пробормотав что-то про свое пальто, я коротко извинилась перед собеседниками в дверях, которые продолжали обмениваться шутками — не слишком уместными во время расследования убийства, а уж тем более в момент осознания, что семьи у тебя больше нет.

В больнице мне выдали пакет с мамиными вещами, которых оказалось немного, — я так и не успела ей ничего принести.

Женщина в униформе — медсестра, а может быть, социальный работник или еще кто-то — провела меня в комнату для прощаний. Все, кого я встречала, говорили со мной мягко и приглушенно, — видимо, их специально так учили, чтобы не спровоцировать истерику. Но, несмотря на обрушившиеся на меня события, я ощущала некое отстраненное спокойствие. Предстояло сделать немало дел, прежде чем жизнь моя войдет в прежнее русло.

Перво-наперво — увидеть маму.

Взять у кого-то формуляр — мне уже назначили встречу.

Отдать формуляр в регистрационное бюро, чтобы получить свидетельство о смерти.

Встретиться с маминым адвокатом и получить временную доверенность на ее имущество.

Убедиться, что в ее доме все в порядке.

Связаться с похоронным бюро.

Организовать похороны.

Собрать мамины вещи.

Выставить дом на продажу.

Между этими шагами вклинивались сотни других, но рядом с телом матери я могла пережить случившееся, лишь сосредоточившись на основных пунктах.

Если бы я могла с ней поговорить… Но что бы я сказала?

Я так устала, что соображала с трудом. Мысли мои путались, я пыталась ощутить хоть призрачный след маминого присутствия — так же как в минуты нужды пыталась ощутить присутствие ангелов. Мне хотелось услышать ее голос, почувствовать на плече ее руку, уловить ее дыхание или произнесенные шепотом слова любви. Я закрыла глаза, пытаясь представить маму рядом, — хотя она и так была рядом.

«Мама, — подумала я, — помоги мне. Я не знаю, что мне делать. Я не знаю, чего от меня ждут».

Но я ничего не чувствовала — вообще ничего. Она действительно ушла навсегда.

Я снова открыла глаза. Играла какая-то классическая, но непохожая на духовную музыка — вероятно, из двадцатки хитов поминальных мелодий «Радио-классика». Мысль об этом вызвала невольную улыбку, и я едва не рассмеялась, что было сейчас совершенно неуместно. Внезапно я поняла: прожив на свете почти сорок лет, я ни разу не видела мертвое тело, а теперь за несколько дней увидела целых два.

Я встала и в последний раз взглянула на маму, подумав, что нужно дотронуться до нее, поцеловать на прощание, сделать хоть что-то… но не могла. Оставив ее лежать под белой простыней, которая доходила до подбородка, я повернулась, вышла и плотно закрыла за собой дверь.

Я забрала у медсестры формуляр, который следовало как можно скорее отдать в регистрационное бюро.

— Могу поехать прямо сейчас, — сказала я ей.

— Сейчас там закрыто, — мягко ответила медсестра. — Думаю, придется отложить до завтра.

Первой пришла мысль о работе — но, вероятно, там понимали, что мне потребуется несколько отгулов. Следовало позвонить Биллу, выяснить, нужно ли от меня что-нибудь, — вряд ли для меня не нашлось бы занятия. Наконец началось расследование, на котором я так настаивала, — сколько у меня теперь свободного времени?

Несколько минут спустя я уже шла по коридору к главному входу и мысленно составляла список безотлагательных дел, отмечая некоторые пункты и прибавляя новые задачи.

— Аннабель!

Взглянув на заполненную народом регистратуру, я, к своему смятению, снова увидела его — Сэма Эверетта. Я не остановилась в надежде, что он тут по какому-то другому делу, а вовсе не преследует меня.

— Эй! Аннабель!

Он коснулся моего рукава, и я поняла, что больше не могу его игнорировать.

— Сэм? Еще раз здравствуйте.

Он пристально посмотрел на меня:

— С вами все в порядке?

Мое поведение, видимо, выглядело странно.

— У меня умерла мама. Я приехала забрать ее вещи.

— Мои соболезнования, — ответил он, будто чего-то подобного и ожидал. — Пойдемте выпьем чего-нибудь?

— Нет, спасибо. У меня полно дел.

— Всего лишь кофе. Прямо здесь, — сказал он, показывая на кафе, полное народу. — Прошу вас.

Проще было уступить. Я последовала за ним, все еще сжимая в руке пакет с мамиными вещами, и тупо стояла у Сэма за спиной, пока он невыносимо медленно двигал поднос к автомату с напитками, а затем к кассе.

— Кофе? — спросил он, наконец добравшись до кассы. — Капучино подойдет?

Все остальные кнопки на автомате были залеплены клейкой лентой с кривой надписью: «Не работает».

— Конечно.

Пока он платил, я села за столик, к которому почти сразу же подошла женщина, чтобы убрать подносы с грязной посудой и остатками еды.

— У нас самообслуживание, — сказала она, показывая на табличку. — Как будто читать не умеют, честное слово.

Я посмотрела на нее, и она замолчала, будто на лице у меня было написано: «Скорблю об утрате, обращаться осторожно».

Я даже улыбнулась, и она ушла, забрав заставленные подносы.

Сэм сел напротив и подвинул мне чашку с бежевого цвета пеной, положил рядом горсть пакетиков с сахаром и шоколадный батончик.

— Я пью без сахара, — сказала я.

— Вы вообще ели? Когда вы последний раз что-нибудь пили? Думаю, ложка сахара вам не помешает.

— Вы что, теперь мой личный диетолог?

— Да, — ответил он. — Кладите сахар, и я, возможно, оставлю вас в покое.

Я невольно улыбнулась, но подчинилась. Откусив от батончика, я поняла, что проголодалась. Желудок урчал и требовал пищи. Я прихлебнула кофе, опасаясь обжечься, но жидкость оказалась чуть теплой.

— Похоже, у них автомат сломался, — сказала я.

Кофе отдавал порошковым молоком.

— Угу.

— Не хотите спросить, как идет расследование?

— Было бы весьма интересно узнать, но я здесь не за этим.

— Вот как? А зачем же?

Он слегка наклонился вперед:

— Я снова звонил в ваш офис. Потом связался с детективом Фростом. Он сказал, что вас неожиданно постигла страшная утрата и вас какое-то время не будет.

— Значит, вы приехали сюда…

— Чтобы найти вас.

— Зачем?

— Узнать, все ли с вами в порядке. У вас кто-нибудь есть? Братья-сестры? Другие родственники?

— Вряд ли это вас хоть как-то касается, но — нет. Впрочем, как я уже говорила, со мной все хорошо, и вам незачем обо мне беспокоиться. Я могу сама обо всем позаботиться, как всегда и поступала. У меня огромный список дел…

Я отхлебнула кофе, думая, что чем скорее его допью, тем скорее смогу отсюда убраться и поехать домой. У меня вдруг закружилась голова, к горлу подступила легкая тошнота: я поняла, что не хочу больше здесь находиться. Мне захотелось выйти на свежий воздух, а затем вернуться домой, запереть дверь и больше ее не открывать.

— Послушайте, — сказал он, — у меня у самого в прошлом году умерла мама, так что я знаю, каково это. Мне просто подумалось, что я мог бы как-то вас поддержать.

— Отчего?

— Что?

— Отчего она умерла? Болела?

— Рак.

Я кивнула, хотя моя ситуация была совсем иной. У моей матери случился инсульт. Да, она не выходила из дому в силу почтенного возраста и хрупкого здоровья, но, если не считать воспаления легких, ничем серьезно не болела. Еще вчера она ворчала на премьер-министра, пока я готовила ей ужин и раскладывала покупки.

Я попыталась вспомнить ее последние обращенные ко мне слова. Сказала ли она «до свидания»? Когда в последний раз я говорила ей что-то приятное? Спрашивала, как она себя чувствует, счастлива ли? Когда в последний раз я говорила, что люблю ее?

— Мне сейчас хочется плакать, но отчего-то никак не получается, — сказала я.

— Незачем, — ответил он. — К тому же вам потребуется немало времени, чтобы все это переработать.

— В смысле? — огрызнулась я. — Я не завод и не фабрика, я живой человек. Я ничего не собираюсь «перерабатывать». И я не собираюсь ни с чем мириться, приходить в себя или тому подобное. Я просто намерена жить дальше, поскольку у меня нет иного выбора, впрочем, как всегда.

Он вздохнул и уже собирался что-то сказать, но промолчал, допивая кофе.

— Простите, — пробормотала я несколько минут спустя.

— Никаких проблем, — пожал он плечами. — Я просто пытаюсь помочь.

— Значит, в вашей газете после вчерашнего звонка слегка встали на уши?

— Можно и так сказать.

— То есть кампании «Возлюби ближнего своего» пришел конец?

— Вряд ли от нее был хоть какой-то толк, — рассмеялся он. — Она стала больше походить на кампанию «Шпионь за ближним» или «Оплакивай ближнего».

— Что ж, надо полагать, это более чем по-британски.

Последовала короткая пауза.

— Их компьютеры собираются проверять?

Я посмотрела на Сэма — он явно перешел черту.

— Да бросьте, — сказал он. — Всего лишь ничего не значащий вопрос. Я просто подумал — вдруг они посещают социальные сети для самоубийц или что-нибудь вроде того? Может, между ними есть какая-то связь?

— Сомневаюсь, что у всех были компьютеры. Не забывайте, некоторые весьма пожилые люди.

— Их вы тоже учитываете?

— Я — да. А обращать ли на мои слова внимание, решает старший следователь.

Он уставился в пустую чашку. Моя была еще наполовину полна, но допивать напоминавший грязную воду кофе мне совершенно не хотелось.

— Сомневаюсь, что они покончили с собой, — сказала я. — По крайней мере, не так, как это обычно делают самоубийцы. Больше похоже, что они… просто сдались.

— Неужели такое возможно?

— Видимо, да.

— Но ведь тело станет сопротивляться подобному решению? Разве голод и жажда не одержат верх? Нужно обладать железной волей, чтобы просто сидеть и умирать голодной смертью.

— Не знаю, — сказала я. — После того телефонного звонка есть все основания полагать, что за этим кто-то или что-то стоит, — мне кажется, со всеми этими людьми что-то сделали, каким-то образом подавили их человеческие инстинкты.

— А вот это уже очень интересно, — подался он вперед.

— В самом деле?

— Как этого добиться? Что способно подавить основные инстинкты человека?

— Понятия не имею.

— И все-таки страшно, — заметил он.

Я кивнула, не вполне понимая, к чему он клонит.

— Страшно, что кто-то на такое способен, — закончил он мысль. — И его жертвами можем стать все мы.

— Вряд ли, — покачала головой я.

— Почему?

— Ну… Хоть между ними и нет очевидной связи, это вовсе не значит, что у них нет ничего общего. Прежде всего — все они жили одни. И никто не работал по тем или иным причинам.

— Все равно это достаточно существенный срез общества, — заметил Сэм.

— Хотите пойти и предупредить всех безработных одиночек?

— Почему бы и нет?

— Потому что у них начнется паника.

Мы оба представили охваченную истерикой толпу одиноких людей и невольно улыбнулись.

— Остальные данные не менее интересны, — сказал он, умело возвращаясь к прежней теме.

— Потому что столь разнообразны?

— Именно. А вдруг кто-то получает от всего этого некое удовольствие? Не знаю, просто очень уж странно. Какая, собственно, может быть в том выгода? Они оставили завещания или что-то в этом роде?

— К подобным сведениям у меня доступа нет, — сказала я. — Возможно, расследование достаточно скоро доберется и до этого.

— Не могу представить, что все окажется так просто.

— Нет. Думаю… — Я замолчала.

Страницы: «« 4567891011 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Бизнес-кейс «Роснефть 2030» раскрывает перспективы будущего стратегического развития нефтяной компан...
Вашему вниманию предлагаются контрольные работы по географии для 10 класса....
Четыре сезона ужаса. Четыре времени года, и каждое – страшный сон, ставший реальностью. Весна – и не...
Феде пятнадцать. Он не представляет своей жизни без музыки; ненавидит отчима; страстно, но безответн...
Все результаты, излагаемые в книге, являются новыми и публикуются впервые.Речь пойдет о западноевроп...
Автомобиль не роскошь, а средство передвижения. Однако несомненные плюсы владения автомобилем могут ...