Один неверный шаг Кобен Харлан

Глава 12

В поместье Брэдфордов они поехали на «ягуаре» Уина, потому что, как объяснил Уин, люди, подобные Брэдфордам «на „форд“ смотрят косо».

Уин завез Бренду в спортзал на тренировку и поехал по Восьмидесятой дороге к Пассайк-авеню, строительством которой завершилась обширная программа развития города, начатая еще когда Майрон ходил в школу. В результате они оказались на Эйзенхауэр-паркуэй, прекрасном широком шоссе длиной примерно в пять миль. А вот и Нью-Джерси.

Охранник с гигантскими ушами встречал их у ворот, над которыми красовалась надпись: «Ферма Брэдфордов». Все верно. Большинство ферм славятся своими электронными заборами и армией охранников. Хозяева боятся, что кто-нибудь забредет на их морковные грядки или в кукурузу. Уин наклонился к окну, одарил охранника высокомерной улыбкой, и тот их поспешно пропустил. Когда они въезжали в ворота, Майрона охватило странное чувство. Сколько раз мальчишкой он проходил мимо, стараясь рассмотреть, что происходит за забором, сквозь плотные заросли кустов. Ему хотелось хоть краешком глаза увидеть то, о чем так много слышал – зеленые лужайки, красивую жизнь, полную приключений.

Теперь он мог сказать, что видел кое-что и получше. В сравнении с фамильным поместьем Уина это место выглядело как сарай у железной дороги. Так что Майрон теперь знал, как живут супербогатые люди. Все было очень мило, но счастьем и не пахло. Уф! В какие дебри он залез. Может, в следующий раз придет к выводу, что на деньги счастья не купишь?

Немногочисленные коровы и овцы помогали поддерживать иллюзию фермы. Трудно сказать, с какой целью – из ностальгии или чтобы налоги были поменьше, Майрон не мог определенно сказать, хотя свои подозрения у него имелись. Они остановились у белого фермерского дома, пережившего больше перестроек, чем стареющая кинодива пластических операций.

Дверь им открыл старый негр во фраке дворецкого. Он слегка поклонился и пригласил следовать за ним. В коридоре болтались два обормота, одетых на манер агентов тайной полиции. Майрон взглянул на Уина. Тот кивнул. Никакие они, дескать, не агенты тайной полиции, а штучные головорезы. Один здоровый, другой тощий. Более крупный улыбнулся им так, словно они были официантами, возвращавшимися на кухню. Майрон вспомнил, как описала Мейбел Эдвардс напавших на нее людей. Нельзя сказать наверняка, пока не проверишь татуировку, но на заметку взять стоит.

Дворецкий, или кем он там у них значился, привел их в библиотеку. Полки с книгами тянулись вверх на высоту трех этажей. Комната была полукруглой формы и заканчивалась стеклянным куполом, который пропускал достаточно света. Возможно, библиотека когда-то была силосной башней, которую перевернули, или же просто она так выглядела. Трудно сказать. Все книги были в кожаных переплетах, сериями, и чувствовалось, что их не касалась рука человека. Мебель в основном красного дерева. Кое-где развешаны картины с подсветкой с изображениями старых парусников. Центр комнаты украшал огромный старинный глобус, очень похожий на тот, что в офисе Уина. Богатые люди любят старинные глобусы, догадался Майрон. Возможно, их привлекала их безумная цена и абсолютная бесполезность?

Кресла и диваны обтянуты кожей, закрепленной золотыми пуговицами. Лампы от Тиффани. На кофейном столике рядом с бюстом Шекспира лежит книга, открытая явно из стратегических соображений. В углу вполне мог бы сидеть Рекс Гаррисон в вечерней куртке, обстановка к этому располагала.

Как по сигналу, с противоположной стороны комнаты открылась дверь, точнее, книжная полка. Майрон почти ожидал, что в комнату ворвутся Брюс Нэйн и Дик Грейсон, наклонят бюст Шекспира и нажмут тайную кнопку. Но это оказался Артур Брэдфорд в сопровождении брата, Чанса. Артур был огромного роста, примерно шесть футов, шесть дюймов, и немного сутулился, как обычно случается к старости с очень высокими людьми. Волосы вокруг обширной лысины аккуратно подстрижены. Чанс до шести футов не дорос, зато мог похвастаться кудрявой шевелюрой и той мальчишеской привлекательностью, которая мешала точно определить возраст человека. Хотя из газет Майрон знал, что ему сорок девять, то есть он на три года моложе брата.

Артур, изображая идеального политика, направился прямиком к ним. На лице – дежурная улыбка. Рука протянута таким образом, что ее можно было либо пожать, либо посчитать просто приветственным жестом.

– Уиндзор! – воскликнул Артур Брэдфорд, хватая ладонь Уина с таким энтузиазмом, будто мечтал об этом всю жизнь.

Чанс направился к Майрону с видом человека, которому, как водится, досталась более уродливая девушка.

Уин слегка улыбнулся.

– Вы знакомы с Майроном Болитаром?

Братья обменялись партнерами для рукопожатия с ловкостью опытных танцоров. Рука Артура Брэдфорда напомнила Майрону старую, несмазанную бейсбольную перчатку. С близкого расстояния он разглядел, что у Артура ширококостная и грубо сколоченная фигура, черты красного лица крупные. Под костюмом и внешним лоском все еще фермер.

– Мы не знакомы лично, – ответил Артур с широкой улыбкой, – но кто в Ливингстоне, да что там, в Нью-Джерси не знает Майрона Болитара.

Майрон скромно потупился, но ресницами хлопать не стал.

– Я со школы следил за вашей игрой, – с энтузиазмом продолжил Артур. – Я ваш большой поклонник.

Майрон кивнул, прекрасно зная, что никто из Брэдфордов никогда не появлялся в спортивном зале ливингстонской средней школы. Политик, лгущий по мелочам. Странно.

– Пожалуйста, присаживайтесь, джентльмены.

Все опустились на гладкую кожу. Артур Брэдфорд предложил кофе. Никто не возражал. Дверь открыла латиноамериканка.

– Cafe, por favor,[16] – обратился к ней Артур. (Еще один лингвист.)

Уин и Майрон сидели на диване. Братья – в креслах напротив. Кофе вкатили на сооружении, которое вполне можно было бы использовать в качестве кушетки во время дворцового бала. Служанка разлила напиток, добавив молоко и сахар. Тогда сам кандидат в губернаторы Артур Брэдфорд взял дело в свои руки и передал гостям чашки. Свойский парень. Из народа.

Все уселись поудобнее. Служанка испарилась. Майрон поднес чашку к губам. Его благоприобретенное пристрастие к кофе создавало для него одну проблему – он пил только кофе «для гурманов» в барах. Напиток, который вполне мог разъесть бетон на дорожке к гаражу. Все домашние варева он не признавал, хотя был неспособен отличить хорошо просушенные зерна от только что снятых с дерева. Но когда Майрон отпил глоток из чашки китайского фарфора, он понял: богатые знают, что делают. Напиток был настоящей амброзией.

Артур поставил свою на столик. Наклонился вперед, облокотившись на колени, и сжал ладони.

– Прежде всего, позвольте мне сказать вам, как я счастлив видеть вас здесь. Ваша поддержка для меня много значит.

Брэдфорд повернулся к Уину. Тот сидел с непроницаемым лицом.

– Насколько мне известно, компания «Лок-Хорн» собирается расширить свой офис на Флорэм-парк и открыть новый в Бергене, – продолжил Брэдфорд. – Если я могу чем помочь, Уиндзор, дай мне только знать.

Уин равнодушно кивнул.

– И если есть какие-то государственные облигации, гарантом которых хотела бы выступить твоя компания, я в твоем распоряжении.

Артур Брэдфорд уже сидел на задних лапках, как будто ждал, что его почешут за ухом. Уин вознаградил его усилия еще одним равнодушным кивком. Хороший песик. Быстро сориентировался насчет взятки. Брэдфорд прокашлялся и повернулся к Майрону.

– Если я верно понимаю, Майрон, у вас компания, представляющая спортсменов.

Майрон попытался повторить кивок Уина, но перестарался. Вышло не так тонко. Наверное, это умение заложено в генах.

– Если я могу чем-то вам поспособствовать, не стесняйтесь, обращайтесь ко мне.

– Не мог бы я поспать в комнате Линкольна? – спросил Майрон.

Братья на мгновение замерли, переглянулись, потом громко расхохотались. Натуральности в этом хохоте было столько же, сколько в шевелюре телеевангелиста. Уин взглянул на Майрона: мол, дуй дальше.

– По сути дела, мистер Брэдфорд…

Тот, продолжая смеяться, протянул в его сторону руку величиной с небольшую подушку и попросил:

– Пожалуйста, Майрон, зовите меня Артуром.

– Ладно, пусть будет так. Кое-что вы могли бы для нас сделать.

Смех Артура и Чанса постепенно перешел в хихиканье и смолк, как песня, транслируемая по радио. Лица стали жестче. Игра началась. Оба наклонились поближе, давая понять, что в распоряжении Майрона четыре самых сочувствующих уха из когда-либо существовавших.

– Вы помните женщину, которую звали Анита Слотер? – спросил Майрон.

Они умели держать себя в руках, политики чистых кровей, и все же их тела непроизвольно вздрогнули, как будто на них наставили пистолет. Братья быстро оправились, сделали вид, что пытаются припомнить, но сомнений не оставалось. Майрон попал в чувствительное место.

– Что-то не припоминаю, – произнес Артур, так сморщив лицо, как будто собрался рожать. – А ты, Чанс?

– Имя вроде знакомое, – сказал Чанс, – но… – Он покачал головой.

Вроде знакомое. Ох уж этот язык политиков.

– Анита Слотер работала в этом доме, – сообщил Майрон. – Двадцать лет назад. Она была горничной или служанкой.

Снова глубокая задумчивость. Будь здесь Роден, он бы не удержался, изваял этих двух парней в бронзе. Чанс не сводил глаз с брата, ожидая своей реплики. Артур Брэдфорд оставался в этой позе еще несколько секунд, прежде чем щелкнуть пальцами.

– Ну конечно, – воскликнул он, – Анита. Чанс, ты помнишь Аниту?

Теперь оба сияли, как якоря после недельной чистки.

– Как долго она здесь работала? – спросил Майрон.

– О, не знаю, – ответил Артур. – Вероятно, год или два. Честно, не помню. Мы ведь с Чансом прислугой не занимались. Это была мамина епархия.

Он уже пытается отмазаться. Интересно.

– Вы не помните, почему она ушла?

На лице Артура Брэдфорда все еще оставалась замершая улыбка, но с глазами что-то случилось. Зрачки расширились, и на секунду показалось, что он не может сфокусироваться. Артур повернулся к Чансу. Оба теперь были в растерянности, не зная, что делать с этой прямой атакой. Отвечать не хотелось, но и терять возможную поддержку компании «Лок-Хорн» тоже.

Артур покачал головой.

– Нет, я не помню. – Если сомневаешься, уйди от ответа. – А ты, Чанс?

Тот развел руки и одарил их мальчишеской улыбкой.

– Да, прислуга постоянно меняется. – Он взглянул на Уина, будто желая сказать: ты же знаешь, как это бывает. Но утешения в его глазах Чанс не нашел.

– Она сама ушла или ее уволили?

– Нет, сомневаюсь, чтобы ее уволили, – быстро проговорил Артур. – Моя мать очень хорошо обращается с прислугой. Она почти никогда никого не увольняет. Не в ее характере.

Этот человек был политиком чистой воды. Ответ мог быть правдивым, но это для Артура значения не имело. В любом случае, рассказ в прессе о бедной чернокожей служанке, уволенной богатым семейством, не пошел бы на пользу его избирательной кампании. Политик быстро соображает и все точно рассчитывает. Реальность и правда не играют тут никакой роли.

Майрон продолжал настаивать.

– Если верить ее семье, Анита Слотер работала здесь до того, как она исчезла.

Оба были слишком умны, чтобы клюнуть на эту приманку, и хором спросили:

– Исчезла?

Майрон решил выдержать паузу. Люди терпеть не могут молчания и иногда говорят лишнее, лишь бы его нарушить. Старый полицейский трюк: молчи, пусть они сами роют себе могилу, пытаясь объясниться. С политиками опыт был еще любопытнее: оба знали, что должны держать рты на замке, но были генетически на это не способны.

– Уж извините, – наконец произнес Артур, – но как я уже говорил, этими вопросами занималась мать.

– Тогда, возможно, мне стоит поговорить с ней? – поинтересовался Майрон.

– Боюсь, она нездорова. Ей ведь, бедняжке, уже за восемьдесят.

– И все же я бы хотел попытаться.

– Увы, это невозможно.

В голосе уже появилась стальная нотка.

– Понятно, – сказал Майрон. – Вы знаете, кто такой Хорас Слотер?

– Нет, – ответил Артур. – Полагаю, родственник Аниты Слотер?

– Ее муж. – Майрон взглянул на Чанса. – Вы его знаете?

– Не припоминаю, – ответил Чанс.

Не припоминаю. Как будто он выступает свидетелем в суде и приберегает для себя пути к отступлению.

– По его телефонным счетам видно, что в последнее время он часто звонил в ваш предвыборный штаб.

– Туда много народу звонит, – сказал Артур. И, хмыкнув, добавил: – Во всяком случае, я на это надеюсь.

Чанс тоже хмыкнул. Смешливые парни, эти братья Брэдфорды.

– Я тоже. – Майрон взглянул на Уина.

Оба встали.

– Спасибо, что уделили нам время, – поблагодарил Уин. – Не провожайте, мы найдем дорогу.

Братья-политики попытались скрыть свое изумление. Чанс сдался первым.

– Какого черта? – Артур взглядом заставил его замолчать. Он поднялся, чтобы пожать гостям руки, но Майрон и Уин были уже у дверей.

Майрон повернулся и по мере сил изобразил Коломбо.

– Забавно.

– Что? – удивился Артур Брэдфорд.

– Что вы плохо помните Аниту Слотер. Мне казалось, вы должны ее помнить.

Артур поднял руки ладонями вперед.

– За эти годы у нас тут перебывало много прислуги.

– Верно, – согласился Майрон, проходя через дверь. – Но разве многие из них находили тело вашей мертвой жены?

Братья превратились в мраморные статуи – неподвижные, гладкие и холодные. Майрон не стал ждать ответа. Он отпустил дверь и последовал за Уином.

Глава 13

Когда они выезжали из ворот, Уин спросил:

– Ну и чего конкретно мы добились?

– Двух вещей. Первое, мне хотелось узнать, есть ли им что скрывать. Теперь я знаю, что есть.

– С чего ты это взял?

– Они либо врут, либо увиливают.

– Так они политики, – заметил Уин. – И станут врать и увиливать, если ты даже спросишь, что они кушали на завтрак.

– Ты полагаешь, тут ничего нет?

– Наоборот, – ответил Уин, – я как раз полагаю, что есть. И второе?

– Я хотел их расшевелить.

Уин улыбнулся. Мысль пришлась ему по вкусу.

– Что дальше?

– Нам надо расследовать преждевременную кончину Элизабет Брэдфорд, – объявил Майрон.

– Каким образом?

– Выезжай на Саут-Ливингстон-авеню. Я скажу, где повернуть.

Ливингстонский полицейский участок располагался рядом с мэрией, как раз напротив публичной библиотеки и средней школы. Настоящий центр города. Майрон вошел в участок и попросил позвать офицера Франсин Нигли. Франсин закончила среднюю школу в один год с Майроном. Он надеялся, что ему повезет и он застанет ее в участке.

Сержант с суровым лицом объявил Майрону: «Офицера Нигли в данный момент нет в наличии» (так разговаривают все копы), но она передала по радио, что обедает в столовой «Риц».

Трудно было себе представить что-нибудь более безобразное, чем «Риц». Бывшее фабричное здание было выкрашено в цвет морских водорослей. Дверь розовая, как цвет взбесившейся семги. Сочетание, не годящееся даже для карнавала. От него у Майрона с души воротило. В лучшие дни, когда он еще учился в школе, заведение было простенькой едальней под названием «Наследие». Тогда оно работало круглосуточно, владели им, естественно, греки (это было своего рода закономерностью), и по пятницам или субботам школьники забегали туда за гамбургером с жареной картошкой. Майрон с друзьями напяливали приличные пиджаки, тащились на разные вечеринки, но заканчивали вечер здесь. Он попытался вспомнить, что же они на этих вечеринках делали, но ничего конкретного на ум не пришло. В школе он к бутылке не прикладывался (его от алкоголя тошнило) и крайне отрицательно относился к наркотикам. Так чем же они тогда занимались? Разумеется, в памяти остались музыка, все эти орущие братья Дуби, Стили Дэн и Супертрэмп, и их попытки найти смысл в песнях Ойстера Калта («Слушай, мужик, как ты считаешь, Эрик и в самом деле думает об этом, когда поет „Я хочу поиметь твою дочь на дороге в грязи“?») Еще Майрон помнил, что иногда занимался петтингом с девушкой, и как они потом всячески избегали друг друга до конца их школьной эпопеи. Но вот, пожалуй, и все. Ты посещал вечеринки, поскольку боялся что-то упустить. Но ничего никогда не происходило. И сейчас они все слились в одно мутное пятно.

Но вот что Майрон хорошо запомнил (и, вероятно, навсегда), так это отца, притворявшегося уснувшим в кресле-качалке, если он возвращался поздно. В два, три часа утра. Майрону никто не устанавливал комендантского часа. Родители ему доверяли. И все равно в пятницу и субботу отец не ложился спать, сидел в кресле-качалке и когда слышал звук открываемой двери, делал вид, будто спит. Майрон знал, что он притворяется. И отец знал, что сын знает. Но каждый раз все равно пытался его обмануть.

Толчок локтя Уина в бок вернул его к реальности.

– Ты собираешься войти или мы так и будем любоваться этим шедевром модерна?

– Мы с друзьями тут часто бывали, – сказал Майрон. – Когда еще учились в школе.

Уин взглянул на столовую, потом на Майрона.

– Смелые вы, однако, ребята.

Уин остался ждать в машине. Майрон нашел Франсин Нигли у стойки. Он сел рядом на высокий стул и с трудом удержался от желания крутануться на нем.

– Эта полицейская форма, – заявил Майрон и присвистнул, – прям-таки заводит.

Франсин Нигли продолжала поглощать свой гамбургер.

– Самое ценное в ней то, что я могу использовать ее для стриптиза на вечеринках холостяков. – Франсин откусила от гамбургера, который был настолько плохо прожарен, что ронял кровавые слезы. – Вот так живешь-живешь, – произнесла она затем, – и вдруг появляется местный герой.

– Пожалуйста, не привлекай внимания.

– Хорошо, что я здесь. Если женщины начнут выходить из-под контроля, то могу парочку подстрелить. – Она вытерла салфеткой жирные пальцы. – Я слышала, ты отсюда уехал.

– Верно.

– Сейчас здесь чаще наоборот. – Она схватила еще одну салфетку. – В большинстве городов только и слышишь, как люди вырастают и стремятся уехать. Но у нас все возвращаются в Ливингстон и заводят семьи. Помнишь Сантолу? Так он вернулся. Трое ребятишек. И еще Фриди? Он теперь живет в старом доме Уейнбергов. Двое детей. Джордан поселился недалеко от собора. Чего-то там себе из старья соорудил. Трое детей, все девочки. Готова поклясться, половина из нашего класса переженились и вернулись в город.

– Как насчет Джина Далака? – с улыбкой спросил Майрон.

– Да бросила его еще на первом курсе, – рассмеялась она. – Господи, ну и посмешищем мы были, правда?

Джин и Франсин считались в классе неразлучной парой. Они вместе обедали, непрерывно целовались, хотя у обоих на зубах стояли пластины.

– Весь город – посмешище, – согласился Майрон.

Она откусила от гамбургера еще кусок.

– Так что тебе от меня надо, Майрон?

– Помнишь ту смерть в поместье Брэдфордов, когда мы еще в школе учились?

Франсин замерла.

– Немного, – осторожно ответила она.

– Кто этим занимался в вашем участке?

– Детектив Уикнер.

Майрон его помнил. Всегда носил зеркальные солнцезащитные очки. Очень активно играл в Малой лиге. Чересчур уж переживал, когда проигрывать. Ненавидел тех, кто переходил в среднюю школу и переставал ему поклоняться. Обожал штрафовать молодежь за превышение скорости. Но Майрону он всегда нравился. Эдакий бывалый американец. Надежный, как старый инструмент.

– Он все еще служит?

Франсин покачала головой.

– Ушел на пенсию. Переехал в дом у озера на краю штата. Но по-прежнему часто бывает в городе. Они конечную остановку в его честь назвали. Была торжественная церемония и все такое.

– Жаль, что я пропустил, – заметил Майрон. – А дело все еще в участке, как ты думаешь?

– Сколько времени прошло?

– Двадцать лет.

Франсин взглянула на него. В школе она носила волосы подлиннее, и пластины с зубов исчезли, но в остальном она выглядела так же.

– Может, где-нибудь в подвале, в архиве. А что?

– Оно мне нужно.

– Вот так просто.

Майрон утвердительно качнул головой.

– Ты это серьезно?

– Ага.

– И ты хочешь, чтобы я его достала.

– Да.

Она вытерла руки салфеткой.

– Брэдфорды – ребята серьезные.

– Будто я не знаю.

– Он же баллотируется в губернаторы. Ты хочешь поставить его в неловкое положение?

– Вовсе нет.

– Догадываюсь, у тебя серьезная причина.

– Точно.

– Хочешь мне рассказать, Майрон?

– Если не потребуется, нет.

– А как насчет малюсенького намека?

– Хочу убедиться, что это был несчастный случай.

– У тебя есть доказательства противного? – Франсин взглянула на него.

– Всего лишь подозрение.

Она взяла ломтик жареной картошки и принялась его разглядывать.

– И если что-нибудь найдешь, Майрон, ты придешь ко мне, договорились? Не к журналистам. Не к мальчикам из бюро. Ко мне.

– Договорились, – согласился Майрон.

– Ладно, попробую. – Франсин подернула плечами.

Майрон протянул ей свою визитную карточку.

– Рад был повидать тебя, Франсин.

– Взаимно, – сказала она, снова вгрызаясь в гамбургер. – Слушай, а у тебя кто-нибудь сейчас есть?