Один неверный шаг Кобен Харлан
Майрон сидел молча.
– Он меня толкнул, – сказала Бренда.
– Достаточно сильно для того, чтобы брать постановление суда и ограничить его общение с дочерью, так?
Майрон пытался за всем успевать, но начинал ощущать себя буйком в бурных волнах. Хорас напал на собственную дочь, а теперь убит. Нужно перетянуть разговор в свою сторону.
– Перестаньте терять время впустую, – посоветовал он. Даже на собственный слух его голос казался слабым и неубедительным. – У вас есть бумага, двигайтесь дальше.
– Бренда, пожалуйста, расскажи мне, как отец на тебя напал.
– Он меня толкнул, – повторила она.
– Не скажешь ли почему?
– Нет.
– Это означает, не хочешь? Или не знаешь?
– Нет, не знаю.
– Просто взял и толкнул?
– Да.
– Ты вошла в квартиру, сказала: «Привет, папа!» А он выругался и толкнул тебя. Ты это хочешь сказать?
Бренда пыталась держаться спокойно, но руки ее дрожали. Казалось, она вот-вот развалится на части.
– Хватит, – вмешался Майрон.
Но Маклафлин продолжала гнуть свое.
– Ты хочешь сказать, что твой отец ударил тебя без всякого повода?
– Она ничего не будет говорить, Маклафлин. Отвали.
– Бренда…
– Мы уходим. – Майрон взял Бренду за руку и почти силой заставил встать. Они направились к двери.
– Ты могла бы нам помочь, Бренда, – продолжала Морин. – Это твой последний шанс. Ты переступаешь порог, и мы предъявляем тебе обвинение в убийстве.
Бренда внезапно вышла из охватившего ее транса.
– О чем это вы толкуете?
– Они блефуют, – вмешался Майрон.
– Ты же видишь, как все выглядит? – продолжила Морин. – Твой отец умер уже довольно давно. Могу поспорить, больше недели назад. Ты же умная девушка, Бренда. Сама сообрази. Между вами были разногласия. Вот тут у нас расписаны все твои претензии. Девять дней назад он на тебя напал. Ты пошла в суд, чтобы заставить его держаться подальше. Мы полагаем, что твой отец ослушался этого постановления. У него явно был буйный характер, наверняка он дико на тебя злился, считал, что ты его предала. Ведь так, Бренда?
– Не отвечай, – велел Майрон.
– Позволь мне тебе помочь, Бренда. Твой отец нарушил постановление суда? Он пришел к тебе, так?
Бренда молчала.
– Ты же его дочь. Ты ослушалась отца, публично унизила, вот он и решил тебя проучить. И когда пришел, а ведь он был страшен в гневе, пришел, чтобы снова напасть на тебя, ты не имела выбора. И застрелила его. Это же самооборона, Бренда. Я бы поступила так же. Я все понимаю. Но если ты уйдешь отсюда, Бренда, уже не смогу тебе помочь. Тогда это будет не оправданное, а умышленное убийство. И ничего другого. – Маклафлин взяла Бренду за руку. – Пожалуйста, позволь мне тебе помочь.
В комнате воцарилась тишина. Веснушчатое лицо Маклафлин выражало такое сочувствие, такое дружелюбие, такую озабоченность и доверие, что просто дух захватывало. Майрон кинул беглый взгляд на Тайлза. Тот быстро отвернулся.
Майрону это сильно не понравилось.
Маклафлин изложила очень аккуратную версию. Вполне разумную. Майрон мог понять, почему они в нее верили. Отец с дочерью ссорились. У них есть документальное подтверждение. Постановление суда…
Одну минутку.
Майрон снова повернулся к Тайлзу. Тот упорно избегал встречаться с ним взглядом.
Потом Майрон вспомнил кровь на рубашке. Полицейские не знают об этом, не могут знать…
– Она хочет видеть своего отца, – заявил он.
Все уставились на него.
– Простите?
– Его тело. Мы хотим видеть тело Хораса Слотера.
– В этом нет необходимости, – заторопилась Маклафлин. – Мы его точно опознали по отпечаткам пальцев. Нет никакого повода…
– Вы что, отказываете мисс Слотер в возможности видеть тело ее отца?
Маклафлин слегка сдала назад.
– Разумеется, нет. Но нам хотелось бы, Бренда…
– Мы желаем видеть тело.
– Я разговариваю с Брендой…
– Я ее адвокат. Вы должны обращаться ко мне, детектив.
Морин замолчала. Потом покачала головой и взглянула на Тайлза. Тот пожал плечами.
– Хорошо, – согласилась Маклафлин, – мы вас туда отвезем.
Глава 16
Бергенский анатомический центр напоминал начальную школу. Одноэтажное прямоугольное здание из красного кирпича и предельно неприметное. С другой стороны, чего еще требовать от морга? В зале ожидания стояли пластмассовые, неудобные стулья. Майрон был здесь один раз, вскоре после того, как убили отца Джессики. Воспоминание – не из приятных.
– Пошли, – сказала Маклафлин.
Пока они двигались по коридору, Бренда старалась держаться поближе к Майрону. Он обнял ее за талию. Она прижалась к нему. Он понимал, что действовал на Бренду успокаивающе. Но также понимал, что прикосновение не должно было бы быть настолько приятным.
Они вошли в комнату, где все сверкало – металл и керамическая плитка. Никаких ящиков или чего-то подобного. В углу в пластиковом пакете валялась форма охранника. Все инструменты и разные причиндалы были сложены на столике в другом углу и прикрыты простыней, как и стол в центре комнаты. Майрон сразу понял, что закрытое простыней тело принадлежало крупному мужчине.
Они встали вокруг стола. Без всяких предисловий человек в белом, по-видимому патологоанатом, отдернул простыню. На короткое мгновение у Майрона мелькнула шальная мысль, что копы лопухнулись с идентификацией. Пустая, ни на чем не основанная надежда, и Майрон это тут же осознал. Наверное, такая мысль приходит в голову каждому, кому выпадает несчастье опознавать труп. Даже будучи уверенным в ужасной правде, все же тлеет маленькая, прекрасная надежда. Это в порядке вещей.
Но здесь ошибки не было.
Глаза Бренды наполнились слезами. Она наклонила голову и закусила губу. Протянула руку и коснулась холодной щеки.
– Хватит, – сказал Майрон.
Патологоанатом начал задергивать простыню, но Майрон остановил его. Он смотрел на останки своего старого друга. Чувствовал, как слезы жгут глаза, но постарался сдержать их. Сейчас не время. Он пришел сюда с определенной целью.
– Пулевое отверстие, – хрипло произнес Майрон. – Где оно, на затылке?
Патологоанатом взглянул на Маклафлин. Та кивнула.
– Да, – подтвердил он. – Я его немного прибрал, когда узнал, что вы придете.
Майрон показал на правую щеку Хораса.
– А это что?
Патологоанатом занервничал.
– У меня пока не было времени тщательно осмотреть тело.
– Я не спрашиваю про результаты вскрытия, доктор. Я спрашиваю вот про это.
– Да, я понимаю. Но не хотел бы строить предположения, пока не закончу вскрытие.
– Так вот, доктор, это кровоподтек, – заявил Майрон. – И случился он прижизненно. Можно определить по цвету. – Майрон не знал, так ли это, но какого черта. – У него вроде и нос сломан, не так ли, доктор?
– Не отвечайте, – вмешалась Маклафлин.
– А мне и не нужен его ответ. – Майрон повернулся и повел Бренду прочь от холодного тела мужчины, который еще недавно был ее отцом. – Хорошая попытка, Маклафлин. Вызовите такси. Больше вы не услышите от нас ни слова.
Когда они остались одни, Бренда попросила:
– Объясни мне, что все это значит.
– Они пытались тебя обмишурить.
– Каким образом?
– Чтобы было понятнее, давай предположим, что ты и в самом деле убила своего отца. Полиция тебя допрашивает. Ты нервничаешь. И вдруг они предлагают тебе превосходный выход из положения.
– Это насчет самообороны?
– Правильно. Убийство в целях самообороны. Они делают вид, что на твоей стороне. Будь ты убийцей, то ухватилась бы за такой шанс.
– Если бы была убийцей, наверное, да.
– Но дело в том, что Маклафлин и Тайлз видели эти кровоподтеки.
– И что?
– Если ты убила отца, пытаясь защитить себя, то почему его сначала избили?
– Я не понимаю.
– Смотри, как все получается. Детективы выуживают из тебя признание. Ты идешь у них на поводу, рассказываешь, как отец на тебя напал и как ты выстрелила. И откуда ни возьмись у Маклафлин появляются новые улики, противоречащие твоей версии. И где же ты тогда будешь? Ты уже подписала признание, назад хода нет. А они, потрясая этим признанием, доказывают с помощью синяков на лице Хораса, что никакая это не самооборона. Ты попала в ловушку.
Бренда немного подумала.
– Значит, они считают, что, перед тем как убить, его кто-то избил?
– Правильно.
– Но неужели они и в самом деле верят, что я могла так избить его? – Бренда нахмурилась.
– Скорее всего, нет.
– Тогда зачем им все это?
– Может быть, ты внезапно напала на него с бейсбольной битой или еще каким оружием. Но я больше склоняюсь к тому, будто они думают, что у тебя был сообщник. Ты помнишь, как Тайлз разглядывал мои руки?
Она кивнула.
– Он смотрел, не сбиты ли у меня костяшки пальцев, нет ли каких ссадин. Если ты наносишь удар, на руке, как правило, остаются следы.
– И поэтому она спросила, есть ли у меня возлюбленный?
– Правильно.
Солнце подустало и палило не так сильно. Мимо проносились машины. Через улицу располагалась автомобильная стоянка. В ту сторону тянулись мужчины и женщины в деловых костюмах. После целого дня, проведенного при искусственном освещении, их лица казались бледными.
– Выходит, они думают, что, прежде чем застрелить, отца избили.
– Да.
– Но мы-то знаем, что это, скорее всего, не так.
Майрон кивнул.
– То кровавое пятно на рубашке. Мне кажется, его избили дня за два до убийства. Или ему удалось сбежать, или его поколотили в качестве предупреждения. Он пошел в больницу к своему шкафчику, чтобы привести себя в порядок. Взял рубашку, чтобы остановить кровь из носа. Потом скрылся.
– И кто-то его нашел и застрелил.
– Да.
– Полиции про кровь на рубашке не стоит рассказать?
– Не уверен. Сама подумай. Копы убеждены, что это твоих рук дело. Теперь ты вылезешь с рубашкой, испачканной в крови отца. Как ты думаешь, поможет это нам или навредит?
Бренда согласно кивнула и внезапно отвернулась. Она снова как-то странно задышала. Слишком уж быстро, решил Майрон. Он отступил на шаг, давая ей возможность справиться с собой. Сердце его разрывалось от сочувствия. Ни матери, ни отца, ни братьев, ни сестер. Такое нелегко пережить.
Когда подъехало такси, Бренда повернулась к нему.
– Куда тебя отвезти? – спросил Майрон. – К подруге? К тете?
Она немного подумала. Потом посмотрела ему прямо в глаза.
– На самом деле, – призналась Бренда, – я бы предпочла остаться с тобой.
Глава 17
Такси остановилось у дома Болитаров в Ливингстоне.
– Мы могли бы поехать куда-нибудь еще, – снова предложил Майрон.
Бренда отрицательно покачала головой.
– Сделай мне лишь одно одолжение.
– Какое?
– Не рассказывай им о моем отце. Во всяком случае, не сегодня.
Он вздохнул.
– Ладно.
Дядя Сидни с тетей Селмой уже приехали. Равно как и дядя Берни и тетя Софи с мальчиками. Пока они расплачивались, подъехали другие машины. Мать выбежала на дорожку и обняла Майрона с таким энтузиазмом, будто он только что вырвался из рук арабских террористов. Обняла она и Бренду. Вообще все кругом друг друга обнимали. Отец стоял на заднем дворе у жаровни. Теперь, слава Богу, ее заменил газовый гриль, так что отцу больше не приходилось подавать туда жидкое топливо шлангом. На нем был поварской колпак, способный своей высотой поспорить с Эйфелевой башней, и фартук с крупной надписью: «Исправившийся вегетарианец». Бренду представили как клиентку Майрона. Мать взяла ее под руку и быстро увела от сына. Появились новые гости. Соседи. Каждый нес плошку с салатом, фруктами или еще чем-то. Пришли Коэны, Дейли, Демпси и Уэйнштейны. Брауны недавно уехали, соблазнившись теплым климатом Флориды, а вместо них появилась молодая пара, моложе Майрона, но уже с двумя ребятишками.
Вечеринка началась. Достали мяч и биты. Разделились на команды. Когда Майрон, размахнувшись, ударил и промазал, все хохотали до изнеможения.
Гости не отходили от Бренды. Им хотелось узнать подробности о новой женской лиге, но гораздо большее впечатление произвело на них сообщение, что она собирается стать врачом. Отец даже позволил Бренде ненадолго заняться грилем, что в его глазах было равнозначно пожертвованию собственной почки. Пахло жареным мясом – цыплятами, бургерами и сосисками из магазина Дона (мать покупала сосиски только там), кебабами и даже несколькими стейками из семги для тех, кто уж очень сильно заботился о здоровье.
Майрон постоянно встречался с Брендой глазами. Она продолжала улыбаться.
Дети, как на подбор в шлемах, оставили свои велосипеды в конце дорожки. Мальчишка Коэнов носил в ухе серьгу. Все его по этому поводу дразнили, но он только улыбался. Вик Раскин подсказал Майрону, что надо покупать на бирже. Майрон кивнул и тут же забыл. Фред Демпси вытащил из гаража баскетбольный мяч. Девчушка Далей разделила всех на команды. Майрону тоже пришлось играть. Как и Бренде. Все хохотали. Между бросками Майрон съел гамбургер. Невероятно вкусно. Тимми Раскин упал, поранил колено и заплакал. Бренда наклонилась и осмотрела ссадину. Залепила ее пластырем и улыбнулась Тимми. Мальчик просиял.
Пролетело несколько часов. Незаметно, как всегда бывает за городом, подкрались сумерки. Люди начали расходиться. Постепенно исчезали велосипеды и машины. Отцы обнимали своих сыновей. Маленьких девочек сажали на плечи. Все на прощанье целовались с хозяевами. Майрон взглянул на родителей. Они единственные, кто были здесь старожилами. Своего рода дедушка и бабушка всего квартала. Они вдруг показались Майрону очень старыми. Это его испугало.
– Все было чудесно, – сказала подошедшая Бренда.
И правда. Пусть Уин издевается. Джессике тоже не нравились такие сцены. Ее собственная семья прятала свое разложение за идеальным фасадом и при первой возможности устремлялась в город, будто там было спасение. Обычно Майрон и Джесс возвращались с таких мероприятий у ее родителей в полном молчании. Майрон задумался.
– Мне не хватает твоего отца, – признался Майрон. – Я не видел его десять лет. Но все равно я по нему скучаю.
– Я знаю, – кивнула Бренда.
Они помогли помыть посуду. Ее оказалось не слишком много. В основном пользовались пластиковыми тарелками и приборами. Бренда с матерью все время смеялись. Мать то и дело поглядывала на Майрона. Излишне многозначительно.
– Мне всегда хотелось, чтобы Майрон стал врачом, – призналась мать. – Правда, удивительно? Еврейская мама, которая хочет, чтобы ее сын стал врачом.
Обе женщины рассмеялись.
– Но он грохается в обморок при виде крови, – продолжила мать Майрона. – Не выносит. Даже на боевики в кино не ходил до колледжа. Спал при свете, пока ему не исполнилось…
– Мам.
– Ох, я его смущаю. Я – твоя мать, Майрон. Мне положено тебя смущать. Верно, Бренда?
– Определенно, миссис Болитар.
– Десятый раз говорю, зови меня Эллен. А отца Майрона зовут Эл. Все называют нас «Эл Эл». Поняла? Как израильская авиакомпания.
– Мам.
– Тихо, сын. Ладно, я пошла. Бренда, ты останешься ночевать? Я уже приготовила комнату для гостей.
– Спасибо, Эллен. Вы очень любезны.
Мать Майрона обернулась.
– Оставлю вас, детки, вдвоем. – Ее улыбка была чересчур счастливой.
На дворе стало тихо. Светила луна. Слышалось пение сверчков. Залаяла собака. Они вышли на улицу и медленно направились, сами не зная куда. Говорили о Хорасе. Не об убийстве. Не о том, почему он исчез, не об Аните Слотер, не о Ф.М., Брэдфордах или лиге. Просто о Хорасе.
Так они дошли до начальной школы на Барнет-хилл, где когда-то учился Майрон. Несколько лет назад город закрыл половину здания, поскольку школа находилась слишком близко к высоковольтной линии. Майрон же провел три года под этими проводами. Может, тут и следует искать объяснение некоторым его странностям.
Бренда села на качели. В лунном свете ее кожа блестела. Она начала раскачиваться, высоко выбрасывая ноги. Майрон устроился на соседних качелях и тоже начал раскачиваться. Хотя металлические опоры и были надежными, они стали слегка поддаваться под их весом.
Они замедлили движение.
– Ты так и не спросил, как он на меня напал, – сказала Бренда.
– Еще будет время.
– Это довольно простая история, – заметила она.
Майрон молча ждал.
– Я приехала к нему домой. Отец был пьян. Вообще-то он мало пил. Но уж если набирался, то его совсем развозило. Когда я вошла, он лыка не вязал. Начал меня ругать. Назвал маленькой сучкой. Потом толкнул.
Майрон покачал головой, не зная, что сказать.
Бренда остановила качели.
– Еще он назвал меня Анитой, – добавила она.
Во рту у Майрона пересохло.
– Он принял тебя за твою мать?
Бренда кивнула.
– У него была жгучая ненависть в глазах. Я его таким никогда не видела.
Майрон сидел не шевелясь. Постепенно все становилось на свои места. Кровь на рубашке в больничном шкафчике. Звонки адвокату и Брэдфорду. Его побег. Потом убийство. Все сходилось. Но пока это была лишь теория, основанная на предположениях. Он должен все продумать, помариновать в мозгу, а уж потом выносить на суд общественности.
– Отсюда далеко до поместья Брэдфордов? – спросила Бренда.
– Примерно полмили.
Она посмотрела в сторону.
– Ты считаешь, что моя мама сбежала из-за чего-то, что случилось в том доме?
– Да.
– Сходим туда. – Бренда встала с качелей.
– Там не на что смотреть. Большие ворота и кусты.
– Моя мать входила в эти ворота в течение шести лет. Уже этого достаточно.
Они пошли по дорожке между Ридж-драйв и Кодингтон-террас. Майрон поверить не мог, что все это еще сохранилось. Потом свернули направо. Отсюда были видны огни на холме. И больше почти ничего. Бренда подошла к воротам. Охранник, прищурясь, оглядел ее. Она остановилась перед железными прутьями и несколько секунд смотрела перед собой.
Охранник подошел к ней.
– Могу вам чем-нибудь помочь, мэм?
Бренда отрицательно покачала головой и отвернулась.
Домой они вернулись поздно. Отец Майрона притворялся спящим в качалке. Некоторые привычки на редкость живучи. Майрон «разбудил» его. Он изобразил удивление. Даже Пачино никогда так не переигрывал. Отец улыбнулся и пожелал доброй ночи Бренде. Майрон поцеловал отца в щеку. Щека показалась ему шершавой и легко пахла одеколоном «Олд спайс». Как и должно было быть.
Бренде постелили внизу, в комнате для гостей. Вероятно, днем приходила служанка, потому что мать шарахалась от домашних забот, как от источника радиации. Она всегда работала и заслужила репутацию одного из самых опасных адвокатов в штате со времен Глории Стейнем.
Его родители хранили туалетные принадлежности, полученные во время полетов в первом классе. Он дал один комплект Бренде. Еще он нашел футболку и пижамные штаны.
Когда она крепко поцеловала его в губы, Майрон почувствовал, как отреагировало его тело. Возбуждение от первого поцелуя, его новизна, ее удивительный вкус и запах. Молодое, крупное тело, тесно прижатое к нему. Никогда еще Майрон не чувствовал себя таким потерянным, одурманенным, невесомым. Когда их языки соприкоснулись, его как током ударило, и он услышал собственный стон.
Он поспешно отодвинулся.
– Мы не должны. Твой отец только что умер. Ты…
Она заставила его замолчать еще одним поцелуем. Майрон положил ладонь ей на затылок и почувствовал, как в глазах закипают слезы.
Когда поцелуй прервался, они так и остались стоять обнявшись, переводя дыхание.
– Если ты скажешь, что я себя так веду, потому что чувствую себя уязвимой, ты ошибешься, – промолвила Бренда. – Ты сам это знаешь.
Он проглотил комок в горле.
– У нас с Джессикой сейчас трудный период.
– Я вовсе не об этом говорю, – возразила Бренда.
Он кивнул. Он знал. И именно это пугало его после двенадцати лет любви к одной и той же женщине. Он отступил.
– Спокойной ночи, – с трудом проговорил Майрон. И кинулся в свою старую комнату в подвале. Забрался под простыню, натянул ее до самой шеи. Уставился на пожелтевшие афиши с Джоном Хавличеком и Ларри Бердом. Хавличек, великий кельт, появился на стене, когда Майрону было шесть лет. Берд присоединился к нему в 1979-м. Майрон надеялся, что в старой комнате, среди знакомых образов сможет успокоиться.
Он просчитался.
Глава 18
Телефонный звонок и приглушенные голоса проникли в его сон, стали его частью. Но открыв глаза, Майрон почти все забыл. Во сне он был моложе, и просыпаясь, почувствовал глубокое сожаление. Он снова закрыл глаза, пытаясь снова вернуться в теплый, ночной мир. Второй звонок начисто унес гаснущие образы, словно лунную пыль.
Он потянулся к сотовому телефону. Часы на прикроватном столике, как и все последние три года, показывали полдень. Майрон взглянул на свои часы. Почти семь утра.
– Слушаю?
– Ты где?
Майрону понадобилась секунда, чтобы догадаться, кто звонит. Офицер Франсин Нигли, его бывшая школьная приятельница.
– Дома, – хрипло ответил он.
– Помнишь, где мы пугали на Хэллоуин?
– Ага.
– Жду тебя там через полчаса, – сказала она.
– Ты достала досье?
Щелчок.
Майрон отложил телефон. Несколько раз глубоко вздохнул. Прекрасно. Что дальше?
Через вентиляционное отверстие он слышал приглушенные голоса. Они доносились с кухни. Годы, проведенные в этой комнате, научили его различать, из какой части дома доносится звук. Он напоминал себе того индейского воина, который, приложив ухо к земле, мог рассчитать расстояние до приближающихся всадников.