Оракулы перекрестков Шауров Эдуард
— Э… куда-то в спину. Я не помню. — Бен сильно потер лоб.
— Спиртное принимали? — быстро спросил смуглый.
p>— Что вы имеете в виду!? — возмутился Бен.— Ничего, просто запах от вас, — пожал плечами патрульный.
— Ладно! Лезьте в машину! — распорядился блондин. — Разберемся. — Он снял с пояса нечто вроде фонарика и дважды осветил им Бена с головы до пяток.
— Чисто, — сказал смуглый.
И Бенджамиль, пригнув голову, забрался в фургон, вся внутренность которого была обита упругим пластиком. Бена усадили в кресло и пристегнули ремнем.
— Не волнуйтесь, — успокоил блондин. — Маленькая формальность. Али! — крикнул он в сторону водительской кабины. — Дай индентификатор!
Броневая шторка отодвинулась, и в салон заглянул третий стоп. Он протянул смуглому треугольную коробку. На груди нового патрульного тоже была нашивка. На нашивке значилось: «М. Смит».
Смуглый повозился с коробкой и протянул Мэю:
— Внятно и полностью назовите свое имя и приложите вот сюда правую ладонь.
Несмотря на нарастающее чувство протеста, Бен решил не спорить.
— Бенджамиль Френсис Мэй! — сказал он внятно и прижал ладонь к мерзкой желеобразной субстанции.
— Так, — зачитал блондин с монитора. — Бенджамиль Френсис Мэй, тридцать пять лет, неуплата налогов, несанкционированное проникновение, торговля нелицензированными наркотиками, подозрение в двойном убийстве. Отбегался, голубчик.
— Это не я!!! — в ужасе закричал Мэй и изо всех сил рванулся прочь из кресла.
Блондин быстро выбросил вперед руку. Ставший гибким, словно плетка, стек электрошокера полоснул Бена по шее. Все тело свело судорогой боли, и Бенджамиль второй раз за сегодняшний день потерял сознание.
— Учти, ублюдок, мы сначала трахаем, а потом ухаживаем! — заорал смуглый, нагибаясь к самому лицу задержанного, потом пощупал пульс пониже уха и спросил задумчиво: — Френсис Мэй. Как это пишется?
— Погляди на мониторе, — бросил через плечо светловолосый и крикнул в сторону кабины: — Али! Вызывай транспорт из участка!
В просторном помещении пятьдесят второго правоохранительного участка, несмотря на высокие потолки, царила тропическая духота. Влажная рубашка липла к спине. Бенджамиль еще раз тряхнул решетку и бессильно прислонился лбом к прутьям из углепластика.
— …Ну, и че ты думаешь? — рассказывали где-то сзади. — Поймали мы этого подонка, измолотили трубами, потом отрезали его поганый член и запихали прямо в поганую глотку!
— Эта правильно! — одобрили рассказчика. — Нечего чужих баб лапать! Только член надо было выкинуть или сжечь, чтобы обратно не пришили. Щас члены пришивают быстрее пальцев. И главное, все функционирует еще лучше, чем раньше, у кого не стоял — встанет.
— Да ну? — изумилось сразу несколько голосов, а самый скептичный усомнился: — Так это, небось, в «воротничке» или в аутсайде.
— Сам ты «в аутсайде»! — горячо возразил знаток хирургии. — Я этого буфа даже знаю немного — Джозеф Шестерня! Слыхал про такого?
— Надо всем легавым отрезать, а потом пришить! — предложил ехидный голос. — Может, и у них стоять начнут!
И вся аудитория зашлась в довольном гоготе.
«Боже мой, — отрешенно подумал Бенджамиль. — Они говорят „легавый“, понятия не имея, что означает это слово, за всю свою жизнь ни разу не увидев ни одной настоящей собаки». — «Ха-ха! Ты тоже никогда не видел легавой, — возразил незнакомый наглый голос в голове. — Из тварей божьих ты видел одних людей. Да и то неплохо было бы разобраться, божьи ли они твари?»
— Ах ты, курва, б…дь толстожопая! — истошно заорали в противоположном конце кишки. — Куда ты щелишь свой мажап, падла?!
Бенджамиль, страдальчески морщась, оглянулся. В длинный зигзагообразный коридор, огороженный со всех сторон решеткой, было напихано человек сто. Люди сидели на невысокой скамье без спинки, на полу, опершись спиной о решетку, просто стояли, ухватившись руками за углепластиковые стержни. Кто-то курил, прикрывая огонек сигареты ладонью, кто-то разговаривал, кто-то бранился, кто-то дремал. Время от времени стопы кого-нибудь забирали и уводили. Время от времени кого-нибудь заталкивали внутрь через одну из шести узких дверей, и потревоженное сообщество арестантов приходило в движение, точно вода в глубокой луже. Иногда вспыхивали яростные ссоры. Но до драки дело не доходило. Противники быстро остывали, и конфликт вырождался в вялое затяжное переругивание.
Обнесенный решеткой коридор располагался в самом центре огромного зала пятьдесят второго правоохранительного участка, и все обитатели называли его кишкой или кишечником. Когда только что отошедший от электрошока Бенджамиль, слегка заикаясь, спросил у соседа, почему именно кишка, сосед, ухмыльнувшись, ответил:
— Потому что отсюда попадают прямо в жопу.
Ссора в дальнем конце кишки не унималась. От шумного лабиринта столов и невысоких перегородок отделился стоппер в фуражке, с длинным шестом разрядника в руке. Брезгливо-высокомерный, он прошествовал в направлении нарушителей тишины и несколько раз, не целясь, ткнул шокером сквозь прутья. Кто-то истошно завизжал. Народ, запинаясь и падая, полез в разные стороны. Сочтя дело сделанным, стоп двинулся вдоль кишки, лениво ударяя задним концом своей электрической пики по решетке.
— Мистер офицер! Мистер офицер! — принялся звать Бен. — Меня зовут Бенджамиль Мэй, я служащий корпорации. Произошла ошибка! Я никогда не торговал наркотиками! Я сижу здесь уже четыре часа! Мистер офицер!
Эта зараза не вела даже ухом.
— Эй, буфы, мать вашу! Заткните кто-нибудь пасть этому ублюдку! Или я щас сам подлезу!!! — взревел хрипловатый бас.
— Сам заткнись! — лениво отозвался худой парень с жутким спиралеобразным шрамом на бритой голове и с угольно-черными блестящими прямоугольниками вместо бровей. — Это наш циви, пусть орет сколько хочет.
Бен уже знал, что парня зовут Тимом. Сквозь толпу протолкался здоровенный амбал с разноцветной пигментацией на щеках. Лоб в два пальца высотой, белок левого глаза заплыл кровью. Спина Бенджамиля в который раз за сегодняшний день покрылась холодным потом, но внимание здоровяка уже всецело приковал к себе Тим.
— Да ты кто такой, чтобы указывать?! — Красноглазый угрожающе нагнул бычью шею.
— Это ты кто такой? — нагло парировал Тим. — Меня-то в сине-салатовом любая крыса знает.
— А мне насрать!!! — надсаждался амбал. — Я в своем районе!
— Не гони, снипер! — Бритый Тим ловко вскочил на ноги. — А то мы с Мани тебя упакуем! Где я не допрыгну, там он достанет. Эй, Мани? Закопаем снипера?
Мани в полосатом платке молча оскалил красные пластиковые зубы.
— Эй, хватит тявкать, все, — неожиданно вмешался в разговор третий голос. — Потолкались и будет.
Бен тихонько покосился через плечо. Говорил Будда, невысокий плотный мужчина с восточными чертами лица. Его гладкое, абсолютно круглое лицо излучало спокойствие, маленький рот улыбался. Говорил он всегда негромко, но Бен уже заметил, что окружающие к нему прислушиваются и практически всегда следуют его ненавязчивым распоряжениям.
— Как скажешь, папаша. — Тим тут же уселся на место.
— Я в своем районе! — угрюмо повторил здоровяк, хотя по всему было видно, что его боевой накал пошел на убыль. — А этих трэчеров все одно пропишут. От них же пульпой на десять шагов тянет. Вставят им по имплохе в артерию — и в периметр, на работы. Че они мне наступают?
— Ты снипер, да? — наставительно сказал Будда. — Вот и держись своей бранжи. И пацаны к тебе вязаться не будут. Тебя за что забрали?
— Жене руку сломал, — осклабился амбал.
— Тем паче, — покивал лысой головой Будда, — оштрафуют и выпустят. Пойдешь обратно рычаги давить. А будешь шуметь, могут периметр прописать месяцев на шесть. Сечешь? А цивильный пусть покричит, после шока полезно, когда его сюда приволокли, он аж синий был.
Амбал поворчал еще немного себе под нос, потом поплелся куда-то вбок и исчез из поля зрения. Тим, Мани и еще один типчик со свернутым носом принялись играть в какую-то игру на пальцах.
— Иди посиди маленько, я подвинусь, — предложил Бенджамилю Будда.
Бен только помотал головой. Ему давно хотелось в туалет. В самой середине кишки торчал исцарапанный пластиковый унитаз, но Бен представлял себе, что нужно будет проталкиваться сквозь одуревшую от безделья толпу, потом гнать кого-то, рассевшегося на очке, будто на стуле, потом расстегивать штаны перед десятками беспардонных зрителей и терпел, терпел, терпел…
Недалеко от места, где стоял Бен, опять раздались крики и брань. На этот раз Фемида явилась в лице молодого парня с нашивкой «Д. Смит» на груди форменного комбинезона. Пока охранник дошел до решетки, ссора улеглась сама собой, и он в нерешительности остановился как раз напротив Бена.
— Мистер Смит! Офицер! — возопил Бен, изо всех сил стараясь просунуть голову сквозь углепластик. — Выслушайте меня, ради всего святого! Произошла ошибка! Они, наверное, перепутали файл. Я служащий компании «Счастливый Шульц». Я здесь уже четыре часа.
Офицер с сомнением погладил короткие пшеничные усики.
— Я имею право на один звонок! Я это точно знаю!!!
Наверное, полный отчаяния вопль Бенджамиля наконец произвел на стопа впечатление, глаза его стали осмысленными, более того, слегка заинтересованными. Он указал на Бена рукоятью шокера:
— Как зовут?
— Бенджамиль Фрэнсис Мэй! — окрыленный надеждой, затараторил Бен.
— Задержанный Мэй, на выход!
— Сейчас… сейчас, — исступленно бормотал Бенджамиль, пробираясь к узкой двери.
Арестанты его пропускали.
В небольшом тупиковом коридоре охранник указал Бену на торчащий прямо из стены провод с ракушкой на конце.
— У вас две минуты, — строго сказал благодетель.
— А можно мне сначала в туалет? — жалобно попросил Бен, указывая на дверь с табличкой в конце коридора.
Конвоир хмыкнул, покрутил головой, пошевелил усами и, видимо, решил быть великодушным.
— Двери не закрывать, — сказал он, постукивая разрядником по голенищу ботинка.
Из сортира Бенджамиль вышел с опустошенным мочевым пузырем и с душой, исполненной надежды. «Все образуется, — думал он, вставляя ракушку в ухо. — Еще немного, и я буду спасен». Он так увлекся мыслями о спасении, что чуть было не позвонил Ирэн, но, вовремя спохватившись, назвал номер своего друга, соседа по этажу и товарища по собирательству старинных безделушек Трустама Вайса.
«Тирлим-пам-пам, тирлим-пам-пам», — пропел сигнал вызова, и знакомый голос осторожно отрапортовал:
— Трустам Вайс слушает. С кем имею честь?
— Русти! — закричал Бен, прижимая пальцем ракушку. — Ты меня слышишь?
— Слышу. А кто это? Не имею чести…
— Это я, Бен! — перебил друга Бенджамиль. — Ты хорошо меня слышишь?
— Хорошо, — недоуменно отозвался Вайс. — А почему номер незнакомый?
— Я потом объясню! Русти, мне очень нужна помощь! Ты вот что сделай…
— А почему семерка в начале? Ты откуда?
— Я в красно-синем секторе рабочего буфера, в полицейском участке номер пятьдесят два! Меня обвиняют в двойном убийстве, ну и еще по мелочам! Ты…
— Какой участок? Какое убийство? — Голос Трустама стал испуганным.
— Я потом объясню! У меня мало времени!
— Кто это?
— Бенджамиль! Бенджамиль Мэй!!! — взревел Бен.
— У меня нет знакомых с таким именем. Вы ошиблись номером, — сказал Вайс ровным голосом и отключился.
Некоторое время ошарашенный Бен бессмысленно слушал короткие гудки, затем офицер Д. Смит тронул его за плечо и попросил вынуть телефон из уха.
Когда подавленный и расстроенный Бен вернулся в кишку, между Буддой и парнем со свернутым носом уже сидел новый постоялец — маленький жилистый человек с крючковатым носом и светлыми беспокойными глазами.
Бенджамиль прислонился спиной к решетке, им овладели тоска и апатия. Он даже не заметил, как Будда поймал его за рукав и почти насильно усадил рядом с собой, предварительно прогнав кого-то с лавки.
— Посиди-ка маленько, — сказал неожиданный покровитель, — а то маячишь, глаз натер, весь вид закрываешь. — И, указав пальцем на входную группу участка, спросил, ни к кому конкрентно не обращаясь: — Чего там за хрень-то происходит?
Бенджамиль невольно взглянул в указанном направлении. Возле шести детекторных рамок входа действительно творилось нечто странное. Издалека ничего не было слышно, но перед входом невесть откуда образовалась непонятная сутолока. То ли кого-то выталкивали вон, то ли, наоборот, не пускали в здание.
Бенджамиль вытянул шею, приглядываясь. Вдруг что-то треснуло коротко и зло, мерное гудение полицейского участка взорвала автоматная очередь, за ней вторая. Бен успел заметить, как над сутолокой взлетел человек с неестественно длинными и гибкими конечностями. Человек этот, скорее походивший на паука или обезьяну, мощно оттолкнулся ногами от чьей-то головы, зацепился за гладкую отвесную стену, совершенно невероятным манером взбежал по ней вверх и повис на решетчатой ферме перекрытия. Снизу по нему ударили аж в три ствола. Будда ухватил Бена за шиворот и повалил его рядом с собой за скамейку. Пули с противным визгом рикошетили от стен и потолка. Бен отчаянно выворачивал шею, пытаясь разобрать, что происходит. Он увидел, как обезьяноподобный человек спрыгнул с десятиметровой высоты, разбив вдребезги напольную плитку, прокатился по полу, вскочил на ноги и с утробным воем двинулся на стрелявших в него стопов. Пули с сочными хлопками попадали ему в грудь, заставляя все тело содрогаться в нелепой пляске. Жуткий человек сделал несколько шагов, упал, и в ту же секунду рвануло.
У Бена заложило уши, он на несколько мгновений ослеп и даже слегка сошел с ума, а когда стал способен хоть как-то воспринимать действительность, вокруг стоял полный кавардак. Отовсюду неслись крики и стоны. Где-то, захлебываясь, визжали истошным голосом. Помещение заволокло едким дымом, и люди лезли друг на друга, ничего не видя и ничего не соображая. Сверху моросил мелкий дождик. Откуда-то вывернулся давешний крючконосый сосед по лавке, прокашлял:
— Давайте сюда! Здесь дырка! — И полез в белесый удушливый дым.
Бен, сам не зная как, уцепился за его брыкающуюся ногу и пополз следом. Углепластиковые стержни в нескольких местах оказались разбиты осколками. Бен на четвереньках пробрался в один из таких проемов. Возле решетки торчком сидел труп с кровавой кашей вместо верхней половины лица. Пшеничные усики задорно топорщились над его оскаленными зубами.
В ужасе Бенджамиль отцепился от спасительной штанины, его вырвало густой горькой желчью. Он тихонько завыл и с упорством раздавленной улитки пополз туда, где редела дымовая завеса и где, по его разумению, был выход из этого ада.
Глава 5
Сжав голову руками, Бенджамиль слегка раскачивался взад-вперед. Его тошнило.
— Нужно затолкать пальцы в рот, — посоветовал Лимкин.
Бенджамиль помотал головой. Потом все-таки сунул указательный и средний пальцы в горло. Пустой желудок мучительно сократился. Блевать было нечем.
— Это вы в участке надышались. — Лимкин старательно мял в пальцах полу сюртука, пытаясь оттереть темное пятно. — Ясное дело.
— А почему вас не тошнит? — с трудом спросил Бен.
— Я пятнадцать лет работал на «Кемикал Данг Фактории», — очень серьезно сказал Слэй Лимкин. — Теперь меня тошнит только от химических удобрений. Хотя в остальном работа была хорошая и должность не из последних, но потом у меня обнаружили синдром Патча и сразу выставили за ограду. Мистер Мэй, вы знаете, что такое синдром Патча? Не знаете? Вот и хорошо, лучше и не знать.
Бенджамиль с омерзением посмотрел на свои светлые брюки. От вида бурых заскорузлых пятен на коленях его замутило сильнее.
— Может, все-таки дождемся сумерек? — уже в сотый раз предложил Лимкин.
Бен поглядел на изрисованную похабными картинками стену с обвалившимися кусками штукатурки, на полусгнившую оградку палисадника и в сотый раз покачал головой.
— Вы только покажите мне направление, а сами идите домой. Чего вам со мной таскаться? — неуверенно сказал Бен.
Ему до ужаса не хотелось искать трубу в одиночку, он даже готов был терпеть навязчиво-многословного Лимкина с его бесконечными жалобами.
— Да нет, чего уж там. — Лимкин пожал плечами. — Мне все равно в те края топать.
— Вы живете около тубвея? — Бенджамиль даже обрадовался.
— С чего вы взяли? У нас тут один патрубок на полторы сотни кварталов. Это вам не аутсайд. Мой дом вон в той стороне. — Лимкин указал куда-то за спину. — Один патрубок и один стоповский участок на четыре сектора. Был…
— А вы вроде сказали, что нам по пути, — удивился Бен.
— По пути, но домой я пока не пойду, — рассудительно сказал Лимкин, — Отсижусь пока у одного приятеля, вдруг искать будут. Так что дома я буду не скоро. — Он протяжно вздохнул. — Замиля будет волноваться… и дети. Когда их теперь увижу? — Лимкин судорожно всхлипнул, размазывая по грязным щекам слезы. — Вы уж извините меня, мистер Мэй, что я при вас плачу, это у меня болезненное. Никогда не могу удержаться.
— Ничего страшного, — сказал Бен устало, Лимкин плакал уже третий раз с тех пор, как они выбрались из взорванного участка.
Дурнота постепенно утихала. Бенджамиль отвернулся от утирающего слезы Лимкина, вытер руки о штаны и полез за пазуху.
Кружок оракула был теплым, ощутимо весомым, надежным, единственным, что еще как-то связывало Бена с привычным и безопасным миром делового кольца, с уютной квартирой в бело-оранжевом секторе аутсайда, с неразобранным ящиком антикварных комиксов под кроватью. Бен шмыгнул носом и шесть раз крепко сжал оракула в руке. На дисплее, словно всплывая из темной глубины, проступили буквы:
- В этом мире неверном не будь дураком:
- Полагаться не вздумай на тех, кто кругом.
- Трезвым оком взгляни на ближайшего друга —
- Друг, возможно, окажется злейшим врагом.
— Ну вот, — тихо сказал сам себе Бен. — Нужно было спрашивать советы до, а не после. Это, конечно, не совсем то, чего я ожидал, но про Вайса все сказано предельно верно. Если бы я загодя знал, что Трустам такая скотина, то позвонил бы кому-нибудь другому.
«Кому бы ты позвонил? — осведомился ехидный голос внутри Бена. — Тебе тридцать два, и твой единственный друг оказался полным дерьмом, а новых друзей у тебя не будет, ты ведь не любишь ничего нового, кроме антикварных безделушек. Ха-ха! И даже эти безделушки далеко не новые!»
— Что там у вас? — спросил Лимкин, вытирая крючковатый нос.
— Ничего, ерунда, — ответил Мэй, пряча оракула. — Можно идти дальше.
— А как самочувствие?
— Сносно, — сказал Бен, поднимаясь с треснутого пластмассового ящика.
— Лучше бы погодить до темноты, — просительно сказал Лимкин.
Бенджамиль упрямо помотал голвой:
— Мне нужно идти. К тому же ночью здесь опасно.
— Здесь всегда опасно, — уныло сказал Лимкин, — и днем и ночью. Только ночью меньше шансов попасться на глаза стопам. Я думаю, патрули уже прочесывают ближние сектора. Им же надо найти виноватых. А по темноте мы бы живо проскользнули. Я ж в этих кварталах вырос, каждый закоулок знаю… Ну, нет так нет… — Лимкин поднялся на ноги. — Тогда пойдем, что ли?
Проведя всю свою сознательную жизнь в окружении механизмов, так или иначе отсчитывающих часы и минуты, Бенджамиль даже не предполагал, сколь сложно определять время, не имея перед глазами ни одного циферблата. Лимкин утверждал, что они идут часа два, Бену казалось — гораздо дольше. Они шли черными дворами, подворотнями, совершенно невообразимыми закоулками, время от времени со всеми предосторожностями пересекая большие радиальные и сегментарные улицы.
Сначала Бен с интересом глазел вокруг, но вскоре это занятие ему прискучило. Архитектура черного буфера удивляла своей сумбурностью. Сорокаэтажные небоскребы со шпилями и фигурными карнизами преспокойно соседствовали с ветхими пятиэтажками в стиле миникор. Однако формы быстро утомляли однообразием повторяемости. Кроме того, на всем лежала печать запустения. Несколько раз им попадались нелюбопытные, нахохлившиеся прохожие, спешившие при виде незнакомцев свернуть куда-нибудь от греха подальше, но в целом казалось, что кварталы необитаемы уже много лет. Только запах, свежие отбросы и мусор говорили об обратном.
Шагая по растрескавшейся коросте асфальта, Бенджамиль пытался представить себе людей, обитающих за облупленными неприглядными фасадами, и каждый раз выходило что-то злое и визгливое, с голым розовым хвостом, такое, что невольно становилось стыдно за свои мысли.
Лимкин шел, нервно поглядывая по сторонам, и говорил, говорил, говорил… Бенджамиль изо всех сил старался следить за ходом беседы, но это не всегда удавалось.
— А!? — встрепенулся Бен, выныривая из путаницы своих мыслей. — О чем вы, Слэй?
— Как о чем? О детях, мистер Мэй. В том смысле, что дети — единственный смысл жизни человеческой. Или вы другого мнения?
— Вы лучше называйте меня Бенджамилем или Беном, — в очередной раз попросил Бен. — Не нужно постоянно говорить «мистер Мэй».
— Хорошо, мистер Мэй, — отозвался Лимкин. — Вот у вас, к примеру, дети есть?
— У меня? — рассеянно переспросил Бен. — У меня пока нет.
— А у меня есть. — Лимкин гордо приосанился. — У меня вообще-то четверо. Двое парней и две девочки. Старшему, Рахибу, уже четырнадцать!
— Но ведь корпорация не одобряет многодетных браков, — неуверенно сказал Бен.
— Я, конечно, знаю, — Лимкин понизил голос и придвинулся поближе, — что перенаселение и все такое, но я не корпи. И потом, у меня на этот счет есть свои соображения.
— Неужели? — изумился Бен.
— Зря вы смеетесь, мистер Мэй! — Лимкин слегка обиделся. — В каждой семье должно быть по одному ребенку, максимум по два, арифметика простая, это я знаю. А у нас с Замилей четверо и пятый намечается. Но это оттого, что все вранье: и перенаселение, и демографические санкции.
Бен развел руками:
— Но нас действительно уйма.
— Это в чертовом гигаполисе нас уйма, — проворчал Лимкин. — А на Земле — не так уж и много. Только не об этом речь! — Бледные щеки маленького светлоглазого человека покраснели. — Я хорошо понимаю, что плодиться без меры нельзя. Так и не плодиться нельзя. Я спрашиваю: какой выход? А мне отвечают: самый простой! Сей без счета, но не забывай саженцы прореживать.
— В каком смысле прореживать? — От изумления Бенджамиль даже остановился.
— Способов хватает, мистер Мэй. Вы Дарвина читали? — Лимкин воздел к небу палец. — Сильный съел слабого, съел слабого — стал сильнее.
— А вы думаете, что достаточно сильны? — резонно спросил Бен.
— Я? — Лимкин хихикнул, бледнея. — Куда уж мне. Разве что дети… Моему Рахибу всего четырнадцать, а он уже год как в банде. Значит, чего-то да стоит. Трэчеры кого попало к себе не берут.
— Вот и убьют его где-нибудь! — сердито сказал Бен и тут же спохватился. — Я совсем не то хотел сказать. В том смысле, что я этого вам не желаю, но…
— Чего уж там. Разве я сам не знаю? В нашем секторе за прошлый месяц пять вооруженных стычек. Сам видел: он лежит, а во лбу дырка, а лет ему не больше, чем моему Рахибу. — Лимкин громко всхлипнул. — Стопу в мальчишку стрельнуть, что сморкнуться. И из банды просто так не уйдешь, свои же палками забьют. Они там все повязаны, даже говорят по-особенному.
По щекам Слэя Лимкина потянулись две мокрые дорожки.
— Вы извините меня, мистер Мэй, — пробормотал он еле слышно. — Не обращайте внимания.
— Я немного говорю на трэче, — сам не зная зачем, признался Бен.
— А знаете, что такое «халай»? — спросил Лимкин, успокаиваясь.
— Привет или здорово, — сказал Бен.
— А-а-а, — потянул Лимкин и добавил уже другим тоном: — Внимательней, мистер Мэй, переходим радиальную.
Они взяли влево, совсем прижавшись к стене дома. Лимкин осторожно огляделся.
— Вроде чисто, — сказал он, делая приглашающий жест.
Они уже почти перешли на противоположный тротуар, когда Бенджамиль ухватил Слэя Лимкина за рукав.
— Постойте-ка, — воскликнул он, изумленно осматриваясь кругом. — Мы здесь уже проходили. Да нет, точно! Вон и светофор без красного стекла!
— Бог с вами, мистер Мэй, — укоризненно сказал Лимкин. — Здесь все перекрестки друг на друга похожи. И половина светофоров без стекол.
Не успел Бен конфузиться, как Лимкин прошептал: «Стопы!» — и толкнул его вперед. Они добежали до соседнего дома и нырнули в подъезд.
— Т-с-с! — прошипел Лимкин.
Мимо парадной проехала черно-желтая патрульная машина, неторопливо щупая прожектором грязные стены. «Смеркается», — тоскливо подумалось Мэю.
— Пронесло. — Лимкин перевел дух. — Давайте-ка от греха подальше выбираться на ту сторону, эти подъезды должны быть сквозные.
— Далеко еще до тубвея? — спросил Бенджамиль, когда они вышли в темный, уставленный мусорными баками двор.
— Не так чтобы, — уверенно сказал Лимкин. — Километров пять. — И, заметив, что Бен тревожно озирается, указал в просвет между домами: — Видите тот ряд высоток? Как раз за ним трасса. Отсюда ее не видно.
Тяжелые медлительные сумерки черным ядом разливались под подошвы ботинок, заполняя подворотни, и Бен даже не понял, в какой именно момент наступила ночь.
Улочка, на которую они свернули, походила на видение из кошмарного сна. В своей давешней жизни Бенджамиль даже представить себе не мог подобные трущобы. Пустые провалы окон, мусор и тишина. Мертвенный свет редких фонарей вселял в сердце тихую, безнадежную жуть. Корпуса светильников из вечного стекла были разбиты, но люминофорные элементы еще жили своей потаенной жизнью, вырабатывая полувековой ресурс. Спутники шли вдоль тротуара, словно плыли в мутной реке, то выныривая в тусклых световых кругах, то вновь погружаясь в ночной мрак. Даже Лимкин как-то притих. И от этого Бену все больше и больше становилось не по себе.
— Далеко еще? — спросил он, прочистив пересохшее горло.
— Уже рукой подать, — сказал Лимкин и невнятно хихикнул.
— Вы же говорили, километров пять, а мы уж вон сколько идем. — Бен зябко повел плечами.
— Это по прямой пять, — объяснил Лимкин терпеливо. — А мы по кривой. — Он снова хихикнул. — Вы не беспокойтесь, мистер Мэй, совсем скоро вы будете в своем аутсайде кофеек попивать, соевый. Я тоже кофеек люблю. Вот раньше, когда работал на дерьмолитейной фабрике, всегда себе кофеек брал. Я ведь, мистер Мэй, следил за упаковкой готовой продукции, должность ничего себе. Восемь недоумков подо мной ходили, а я им указывал. Почти что десятник. — Лимкин вздохнул. — Я в рабочие менеджеры метил, статус «квалифи» у меня считайте, что был. Я уже жилье в белом буфере подыскивал, а оттуда и до делового кольца недалеко. Верно, мистер Мэй? Только в корпорации по-другому решили: как родилась у нас с женой Ребекка, меня с фабрики сразу и выкинули. Говорят: демографические санкции! А без работы в хорошем районе не удержишься, пришлось нам с детишками вместо белого буфера сюда перебираться, на самую окраину. Теперь чем дальше, тем хуже.
Лимкин громко всхлипнул.
— Вы же говорили, что у вас нашли синдром Патча? — осторожно спросил Бен.
— Ишь вы какой памятливый! — сказал Лимкин, сразу успокаиваясь. — Синдром детям не помеха.
И опять до Бенджамиля долетел еле слышный смешок.
— Жутко здесь как-то, — признался Бен, нервно оглядываясь по сторонам.
— Что есть, то есть. — Лимкин хихикнул громче. — Только вы не бойтесь, мистер Мэй, со мной бояться нечего, в этих местах меня все боятся. Хотя если вам страшновато по ночи шататься, так можно ко мне домой зайти. Замиля будет рада и детишки тоже. Я тут совсем рядом живу.
— Вы же к приятелю шли, — проговорил Бен, холодея.
— Ага! Был у меня один приятель, — охотно согласился провожатый. — Его, как вас, звали Беном, только не Бенджамилем, а Бенедиктом. Он умер. Но раньше я с ним поссорился. Он оказался плохим человеком, не пришел на похороны моего Рахиба. Как можно дружить с человеком, который не приходит хоронить твоего сына?
— Разве ваш сын мертв? — Спина Бенджамиля покрылась холодным потом, он с ужасом глянул на своего спутника, и на миг ему показалось, что глаза Лимкина светятся во тьме ровным фосфорическим светом.
— С чего вы это взяли? — спросил маленький человек подозрительно.
— Я, наверное, ослышался, — пробормотал Бенджамиль. — Мне…
Но в этот момент они вошли в очередной круг света, и Лимкин неожиданно остановился.
— Что? — испуганно спросил Бен.
— Идите-идите, я сейчас догоню. — Лимкин криво улыбнулся. — Штиблет расстегнулся.
Не смея противоречить, Бенджамиль сделал десяток неуверенных шагов и оглянулся. Слэй Лимкин, присев на одно колено, копался с застежкой своего ботинка. Бен прошел еще немного вперед, борясь с нестерпимым желанием побежать сломя голову, и поравнялся с последним фонарем. Дальше была тьма и металлическая ограда.
— Здесь тупик! — хрипло крикнул Мэй, оборачиваясь.
— Я знаю, — негромко сказал Лимкин, бесшумно возникая на границе светового ореола.
Бенджамиль невольно отшатнулся и попятился назад.
— Куда же ты, белый корпи? — ласково поинтересовался маленький человек, хищно вытягивая жилистую шею. — Там тупик.
Не помня себя от страха, Бен рванулся влево, пытаясь проскользнуть между стеной дома и своим жутко изменившимся провожатым. Лимкин с невероятным проворством повторил маневр, и неожиданно сильные, цепкие руки притиснули Бенджамиля к облупленной штукатурке. Бен попробовал дернуться, но что-то острое уперлось в его шею, прямо во впадинку под нижней челюстью.
— Не надо бегать! — оскалясь, прошипел Лимкин. — Сломаешь ноги, как доберешься до своего аутсайда?
Боясь пошевелиться, Бенджамиль скосил глаза вниз и увидел длинный стеклянный осколок, прижатый к своей шее, увидел вздувшиеся синие жилки на тыльной стороне сухой ладони и капельки крови между пальцами, мертвой хваткой сжавшими острые края стекла. И от вида этих темных капелек Бенджамиль Мэй неожиданно пришел в себя. Не то чтобы он перестал бояться, нет, он боялся по-прежнему, но мозг его вышел из ступора и лихорадочно заработал в поисках спасения.
— Что вы делаете, мистер Лимкин?! — прохрипел Бен, пытаясь отодвинуться от колючего острия.
— Воплощаю в жизнь учение Дарвина! — Глаза Лимкина сверкали, мелкие брызги слюны долетали до лица Бенджамиля. — Сильный ест слабого. Разве ты еще не понял? Ты слаб, а я силен и расчищаю место для своих детей. Не крутись! — Безумец надавил на стекло чуть сильнее. — Ты у меня будешь тринадцатым! Польщен? Оценил иронию числа? Или вам, беленьким корпи, запрещают думать о всяких суевериях? Надо же, какая удача! Тринадцатый, и белый парень! Еще никогда не убивал белую крысу из аутсайда!
— Но я не сделал вам ничего плохого, мистер Лимкин! — в отчаянии прошептал Бен.
— Это не имеет значения! Что там у тебя?
Рука Лимкина наткнулась на медальон с оракулом, и в тот же миг раздался громкий сухой щелчок. Ярость на лице Лимкина в одну секунду сменилась испугом, испуг — удивлением, а удивление — гримасой боли. Безумный маньяк взвыл сквозь оскаленные зубы, выронил стекло и, схватившись за правое бедро, навзничь рухнул на асфальт, исторгая стоны и проклятия. Бен, как во сне, оторвался от стены и сделал пару неверных шагов.
— Бенни?! Бенджамиль Мэй?! — раздался изумленный голос, и долговязая фигура в сюртуке с пелериной выступила из темноты в круг неяркого света. — Ничего себе, прогулка на ночь!
Глава 6
В лифтовом холле пахло пылью и железом. Никакого беспорядка, никакой битой плитки на полу, никаких рисунков на стенах, и все равно пахло запустением. Они завели инерпед в кабину с прозрачными стенами, и Виктор, произнеся четыре цифры, прижал большой палец к сенсорной панели.
— Сороковой, — сказал он негромко. — Со мной гость.
— Доступ разрешен, — прощебетал игрушечный женский голос. — Добрый вечер, мистер Штерн.
Лифт тронулся, набирая скорость, побежал вверх по прозрачной трубе. Под ногами у Бена поплыли вниз редкие россыпи огоньков черного буфера.