Убийства в «Маленькой Японии» Лансет Барри
Когда Дермотт отвязал меня, я с трудом поднялся, ощущая слабость и головную боль. Свет прожекторов, подсвечивающих особняк, казался по-зимнему холодным. А позади освещенного пространства в полутьме мелькали силуэты мужчин и женщин в черных одеждах Соги. Их голоса в моем все еще помутненном наркотиком сознании звучали призрачными шепотами, но доносились с удивительной четкостью.
Они нас переиграли!
Кейси пошел вперед, Дермотт присматривал сзади, и так они провели меня по усыпанной гравием дорожке к ступеням дома. Внутри я оказался сначала в большом, отделанном мрамором холле, через который попал в столь же просторную рабочую комнату, где у одной стены стоял кабинетный рояль, а у противоположной разместились письменный стол и книжный шкаф от пола до потолка. Дермотт продолжал развлекаться, постоянно подталкивая меня тычками в спину. Как только мы вошли в кабинет, он силком усадил меня в кресло перед столом, привязав мои руки сзади к перекладинам спинки тем же способом, каким прежде в магазине закрепил на мне наручники.
Кейси прошептал что-то на ухо высокому мужчине лет семидесяти. У того был странный цвет лица оттенка апельсинового мармелада, ставший, видимо, результатом увлечения искусственным загаром, и суровые черты: тонкие губы, заостренный подбородок и серовато-карие глаза, взгляд которых постоянно перемещался, не упуская ничего из виду. Он был в черном японском самуэ с традиционно широкими брюками и укороченным кимоно сверху, подпоясанным в талии.
Дермотт закончил возиться со мной, отступил в сторону и поклонился хозяину.
– Четкая работа, мальчики мои.
Кейси и Дермотт ответили молчаливыми поклонами. Где-то на ходу они успели прихватить наушники, которые, несомненно, были соединены с передатчиками, скрытыми в их одежде.
– Вы один из Оги? – спросил я вполне почтительным тоном.
Дермотт тут же шагнул ко мне и влепил тяжелую оплеуху.
– Рот будешь открывать, если с тобой заговорят.
– Да, Оги в четырнадцатом поколении, – отозвался старик, чья грудь буквально на глазах раздулась от гордости. – Но мистер Саммерс сделал вам справедливое замечание относительно ваших дурных манер.
Оги говорил по-английски с заметным акцентом. Причем обращался ко мне с тем же высокомерным пренебрежением в голосе, какое я прежде заметил у Кейси, а в его движениях была та же легкость. Как я понял, это была примета наивысшего совершенства, достигаемого годами тренировок по методам Соги, которой не хватало Дермотту, что, впрочем, не делало его менее опасным противником.
– Я просто высказал предположение, – заметил я.
Дермотт снова занес надо мной руку, но патриарх Соги жестом остановил его. Впрочем, весь этот спектакль не ввел меня в заблуждение. С первой минуты мои манеры были безупречны, но им необходимо было запугать меня. Дермотт ударил меня, не вникая в смысл моих слов, что стало вариацией их обращения со мной при первой встрече в магазине, закончившейся выстрелом в Эберса. И я понимал, что слова мне придется подбирать с особой осторожностью.
– Ваша грубость непростительна, – продолжил Оги.
Дермотт занял позицию рядом Кейси, и теперь оба стояли в шаге позади своего хозяина. У меня за спиной не осталось никого, и никто не мог видеть моих рук. Аккуратно взявшись пальцами за спрятанный обломок металла, я принялся проводить его острым краем поперек веревки.
– Приношу свои извинения. Если я вас чем-то обидел, то сделал это без злого умысла.
– Извинения приняты, – сказал Оги слишком поспешно, и стало ясно, что ему самому уже наскучила эта бессмысленная игра. – Остается сожалеть, что ваш визит сюда стал результатом принуждения.
– Вы подбросили ту бумагу в «Маленькой Японии». Ее можно было воспринимать почти как пригласительный билет.
Он помрачнел.
– Кандзи оставили в качестве предостережения. Но вы ему не вняли.
– Я понятия не имел, что это такое.
– Зато знал Хара.
– Со мной он своими познаниями не поделился.
– Щедрый гонорар, полученный «Броуди секьюрити», подсказывает, что вы лжете.
– Нисколько. Я просто посчитал, что имею дело с глубоко опечаленным отцом и дедом.
Глаза Оги превратились в узкие щелки, а потом он вдруг разразился злорадным смехом.
– А я вам верю!
Прямой потомок генерала Оги, он держался с величавостью выходца из королевской семьи. Его просто переполняло самодовольство. Вероятно, сам по себе факт, что он командовал собственной частной армией, способствовал повышенной самооценке. Или же он действительно гордился поколениями своих предков, каждый из которых был всего лишь благородных кровей мясником.
– Мне жаль, что вы проявили неуместное рвение, мистер Броуди. При иных обстоятельствах мы могли бы побеседовать с вами об искусстве. У меня в коллекции есть два Клее, три Бранкузи и полдюжины работ Дибенкорна.
Я молчал. Оги хищно всматривался в мое лицо. Глядя на него, я гадал, от чего его кожа приобрела такой странный оттенок.
– За долгие годы, – продолжил главарь Соги, – три или четыре человека сумели проникнуть в наши тайны столь же глубоко, как вы. Еще нескольким удалось побывать в Сога-джуджо и выжить. Но до сих пор никто не ухитрился совершить и того, и другого. Это поистине подвиг, достойный аплодисментов. Мы не можем не уважать подобных достижений, особенно потому, что нами приложены немалые усилия, чтобы… оставаться в тени. Скрытность действий – насущная необходимость, если мы и дальше хотим продолжать свой путь. Нашим традициям триста лет, но от нас требуется стремление к постоянному совершенствованию. И когда мы сталкиваемся с кем-то, чьи достижения не менее значимы, для нас дело чести – отдать этому человеку должное. К несчастью, ваши таланты и привели к столь прискорбному концу. Мы сделаем все, чтобы вы приняли смерть с достоинством, как это случалось с вашими предшественниками.
Он снова завел речь об этом. И каким небрежным тоном! Если же только учесть риск, на который они пошли, чтобы похитить Дженни из-под носа у полиции, его слова казались лишенными логики и смысла. Но стоило ли искать логику, когда на сей раз правдивы были сама интонация Оги, твердая решимость в его голосе, непреклонная суровость в его взгляде?
Опустошенность, которую я впервые познал в тот вечер, когда застрелили Эберса, снова на мгновение овладела мной. Я не боялся встретить смерть. Если бы только речь шла обо мне одном. Но все обстояло иначе. Мне необходимо спасти Дженни. Неужели жизнь моей дочери тоже оборвут эти не знающие пощады люди – Оги и его подручные?
Я продолжил попытки перерезать веревку. Дело шло медленно, но все же продвигалось.
– Что будет с моей дочерью? – спросил я.
– Но вам же уже сказали ключевое слово.
– Мне просто велели отступиться.
– Чего вы не сделали, не так ли? Пошли на риск и потерпели провал. Умейте отвечать за последствия.
– Есть еще Нода и Джордж, – напомнил я.
Пальцами правой руки Оги прикоснулся к левому рукаву своего самуэ. Я сидел низко и под углом к нему, а потому успел разглядеть, как в глубине широкого рукава блеснуло что-то металлическое.
Оги окинул меня жестким взглядом.
– Да, вы сделали вид, будто отправили своих коллег в Шанхай по другому заданию, чего мы от вас и требовали. Мы перехватили электронную переписку с вашим офисом в Токио и проверили списки пассажиров. На этот рейс действительно были куплены билеты, и двое под их именами взошли на борт. Однако оба оказались в Нью-Йорке.
Значит, они распознали нашу уловку! Это мне пришло в голову использовать взломанный компьютерный терминал в Токио против Соги, позволив им свободно читать переписку. Но только и эта хитрость оказалась разгадана.
– Вы работаете очень тщательно, – вздохнул я.
– Это наш стиль.
Непостижимым образом Соге удалось проникнуть во все детали нашей операции. Но эффективность имела оборотную сторону, порождая чрезмерную самоуверенность. Между тем человек, который подглядывает в замочную скважину, всегда опасается, что ему видна не вся картина.
– Стиль, достойный похвалы, – задумчиво сказал я.
– Что?
– Тщательность в работе.
– Вы пытаетесь мне что-то объяснить?
– Только то, что не вы одни просчитываете действия на несколько ходов вперед.
– Если вы стараетесь выиграть время, то не следует понапрасну тратить усилий.
– Нам, к примеру, все известно о «Тек Кью-Экс».
Оги неожиданно склонился надо мной. В его глазах вспыхнуло любопытство – первый признак реальных эмоций, замеченных мной с момента начала нашей встречи.
– Что вам известно?
– Что это пресловутая вишенка на торте. Главный приз.
Улыбка расползлась по его лицу подобием змеи, бесшумно ползущей по песку пустыни в предвкушении легкой добычи, и я понял, что попал пальцем в небо. Новая ошибка могла обойтись дорого. Я упомянул о фирме «Тек Кью-Экс», желая показать, что мне и моим коллегам удалось узнать слишком много, чтобы моей смерти оказалось достаточно для сохранения тайны. Его улыбка подсказала, что трюк обернулся против меня.
На самом деле я показал ему, как мало мы знаем.
– Вот почему эта компания стала такой превосходной маскировкой, – проговорил Оги, наслаждаясь каждым словом. – Своей агрессивной манерой вести бизнес Хара разозлил очень многих.
Значит, убийство в «Маленькой Японии» все-таки было направлено против японского магната, а не в связи с приобретением «Тек Кью-Экс».
– Маскировка она или нет, но компания будет приносить миллиардную прибыль несколько лет подряд.
– В Японии деньги всегда уступали в значении власти. Уж вам-то это должно быть прекрасно известно. Как только приобретаешь могущество, получить любые деньги уже несложно по первому требованию.
Будь трижды проклят этот человек, но он прав.
– Значит, «Тек Кью-Экс» – еще один отвлекающий маневр? Тоже ваша идея?
– Разумеется.
Я же невольно съежился при мысли, что означал для меня его ответ. Сейчас он легко делился со мной самыми важными секретами, а это лишь подтверждало глумливые предсказания Дермотта: мой смертный приговор был утвержден и подписан.
Глава шестьдесят шестая
Я отчаянно искал способ вновь обрести под ногами твердую почву. В сущности, все обстояло предельно просто и даже по-человечески понятно: Оги не хватало возможности продемонстрировать весь свой творческий гений миру, как не может тайный садомазохист похвалиться своими цепями и кнутами на вечеринке у соседей. Вот почему лидер Соги так охотно и поспешно вставал в позу великого человека перед тем, кто унесет все его тайны в могилу.
– Очень умно, – сказал я, надеясь, что мой голос не выдаст неуверенности, – но вам пришлось расстрелять в «Маленькой Японии» целую семью. И вы наверняка взяли за это поистине огромную плату. Не так уж много людей, способных легко расстаться с подобной суммой. Это или один из самых мощных конкурентов Хары, или некто из правительства, в чьем распоряжении находятся бюджетные деньги. И я почти уверен, что за этим стоят властные структуры.
В глазах Оги блеснули искорки интереса. Я вновь завладел его вниманием и выиграл немного времени.
– Очень интересная догадка. Но какова же цель?
– Когда мы говорим о правительстве, то имеем в виду прежде всего министерства?
– Положим, что так.
Я глубоко вдохнул и собрался с мыслями.
– Случай Хары – особенный, и события в «Маленькой Японии» подтверждают этот вывод. Хара всегда вел себя на редкость умно. И потому чиновники не могли растерзать его империю с помощью бесконечных аудиторских проверок или изменений в законодательстве, как они поступали с другими. Хара вступил бы с ними в открытую борьбу, снискав еще большую популярность в народе. А потому, чтобы устранить его, требовался новый и нестандартный подход.
Оги стоял неподвижно, опершись на край стола, и внимательно слушал, явно наслаждаясь моей речью.
Мелкая сошка из министерства является к Харе, чтобы договориться по «Тек Кью-Экс», а потом угрожает ему. Затем то же представление повторяется. Пережив шок «Маленькой Японии», Хара в ярости бросается на поиски виновных. Но подозреваемых слишком много, и это буквально сводит его с ума. Потеряв семью, он оказывается не способен покарать убийц, а потому медленно, но неизбежно непримиримый бунтарь встает на путь саморазрушения. Я мог заметить приметы личностного кризиса, когда встречался с ним в Токио, а теперь начал понимать, как и чем это должно было завершиться. Как только он окончательно сорвется, услужливая пресса мгновенно отреагирует серией публикаций о том, что некогда великий Хара превратился в ничтожество.
«Маленькая Япония» стала решающим моментом битвы между невидимыми представителями власти и их непримиримым врагом-бизнесменом.
– Кровавую расправу в Сан-Франциско запомнят надолго, – произнес я. – Она стала предупреждением не только для Хары, но и для тех, кто хотел бы в будущем пойти его путем. Вот почему вы оставили свою визитную карточку.
Оги свел ладони вместе, изображая беззвучные аплодисменты.
– У вас получился потрясающий монолог, мистер Броуди. Вы зря растрачивали свой дар в антикварной лавке. Хара действительно представляет собой новый тип флагмана японского бизнеса, который променял древние клановые традиции своего народа на западные ценности, где во главе угла всегда стоит эгоцентризм. Он слишком откровенен и независим. И действует, пренебрегая интересами самой Японии и всем известной корпорации.
– А та целиком находится во власти министерств.
– И это правильно. Япония – маленькая страна. Бюрократам здесь легко контролировать экономику, законодательную деятельность, политиков и простой народ. Они решают, кто может заниматься бизнесом в Японии и кому позволено торговать с Японией. Они контролируют даже ваши сделки. Или вы станете это отрицать?
– Нет, конечно. Я прекрасно осведомлен об их вмешательстве в свои дела.
– Неуклонно возраставшая популярность Хары обозначила для министерств новую тенденцию, которая им встала поперек горла, – продолжил Оги. – Если пустить все на самотек, то можно потерять свою власть. Когда они это осознали, то вышли на нас.
– И на каком уровне это было сделано?
– На самом высоком.
– Значит, за всем этим стоит Юда?
Взгляд Оги застыл, но потом он повторил свой жест с беззвучными хлопками в ладоши.
У меня же перехватило дыхание. Изнутри поднималась горячая волна гнева. Шинго Юда – глава министерства финансов – являлся самым влиятельным чиновником в стране. И он открыто выступал против того, что на его языке называлось «новой эгоистичной и непатриотичной деловой этикой». Именно он был глашатаем «Железного треугольника», отчаянно цеплявшегося за старую клановую систему.
– Есть еще одна вещь, о которой я догадался, – сказал я.
– О чем же?
– Это ведь вы своей рукой написали тот кандзи, который оставили в «Маленькой Японии»?
Оги вдруг замер, и впервые под маской равнодушия ко всему я разглядел ярость. Непростительный промах с моей стороны. Это стало понятно, когда наружу вырвались его неподдельные досада и злость. Взгляд, брошенный на меня Оги, мог в буквальном смысле испепелить.
– Надо было мне прислушаться к Дермотту сразу, как только он предложил устранить вас. Что ж, эту ошибку мы сегодня исправим. Но вы спросили о кандзи. Считайте мой ответ прощальным подарком. Да, я сам вывел иероглиф, а Кейси доставил его на место.
«Кейси доставил его». Зрелый мужчина зарделся, как дитя, словно хозяин только что вознес ему наивысшую из похвал. Боже милостивый! Лишь усилием воли мне удалось скрыть свое отвращение.
– Но ведь кандзи предназначался для глаз японцев?
– Да. Предостережение для тех, кто мог пожелать подражать Харе, когда с ним будет покончено. Мне показалось, будто, оставляя наш фирменный знак, мы ничем не рискуем, поскольку все каналы информации в самой Японии были полностью перекрыты. Но тут появились вы… А теперь, если мы покончили с этим, у нас на сегодня намечено немало других дел.
Его тон не давал мне уже ни проблеска надежды. Но у меня оставался один вопрос:
– Что будет с Дженни?
– Мы, кажется, уже закрыли эту тему. Она умрет.
– Позвольте мне хотя бы увидеться с ней.
– Я мог бы организовать для вас краткую встречу, но в данный момент совершенно не расположен к этому.
Дженни жива!
Я почувствовал облегчение, хотя сознавал, что впадаю в самообман. Мы проиграли. Вчистую. Я попал в плен к врагу, а Ренна и все его тактические подразделения находились далеко отсюда, дожидаясь завтрашнего утра, которого мне уже не суждено увидеть.
– Прощайте, мистер Броуди.
Пальцы Оги по-крабьи скользнули внутрь рукава. Я услышал легкий металлический звон, а потом из складок его одежды появилась тонкая струна. Пальцами он держался за две деревянные ручки и одним движением натянул серебристую нить до упора.
Проволока… Ручки…
Мне вспомнились слова старого теневого сёгуна, поведавшего нам о своей потере: «Три года назад мой приемный сын, которого я готовил на свое место, был найден убитым на одной из улиц Карюзавы. С перерезанным гарротой горлом».
Теперь я знал, как оборвется моя жизнь. Мысленно повторяя какие-то невнятные слова прощания с дочерью, я закрыл глаза. И в этот момент мне в последний раз удалось поймать состояние покоя. Сквозь черноту сомкнутых век я почти мог видеть стоявшего передо мной вора. Но отнять у меня главное он уже не мог.
Я был готов к смерти.
Глава шестьдесят седьмая
Неожиданно особняк встряхнула волна раздавшегося в отдалении взрыва. С потолочных балок на ковер посыпалась пыль. Оги метнул встревоженный взгляд в сторону двух своих верных бойцов.
– Срочно узнайте, что там!
Поспешно поклонившись, Кейси и Дермотт выбежали из комнаты.
– Ничего не хотите мне сообщить? – обратился он ко мне.
Взрывчатка? Это по части Льюка. Маккан не имел к ней доступа, как и Ренна. Нода привык иметь дело с пистолетами, ножами и вступать в рукопашную. Но при этом возникал вопрос, который меня очень обеспокоил, хотя я не мог сосредоточиться, чтобы как следует обдумать его. Если Льюк сознательно пустил в ход против Соги столь мощное средство, как взрывчатое вещество, то предателем был не он. Тогда кто же?
– Ничего не понимаю, – ответил я.
– Еще как понимаете! И сейчас все мне расскажете.
Сделав шаг вперед, он поднял гарроту. Я вжался в спинку стула, образовав между ним и собой дюйма четыре дополнительного пространства, словно это могло мне помочь.
Из коридора донеслись поспешные шаги, и в комнату чуть ли не вбежал юный рекрут в черной униформе Соги с капюшоном на голове. Увидев Оги, он резко остановился, почтительно поклонился и сказал запыхавшимся, но спокойным тоном:
– Оги-сенсей, они уничтожили наши катера.
– Оба выведены из строя?
– Да, мой господин.
Гонец снова поклонился и попятился к выходу. По какой-то причине его начальник предпочел не передавать этих сведений по рации.
Отлично, подумал я, путь к отступлению по воде им только что отрезали.
Оги посмотрел на меня.
– Не следовало привозить вас сюда. Слишком дорогое получается удовольствие.
Шаги эхом разнеслись под сводами коридора, и рядовой боец появился на пороге.
– Оги-сенсей! Наито-сенсей хочет срочно видеть вас.
Сенсей? Еще один командир? Сога мобилизовала здесь большие силы.
– В чем дело? – спросил Оги.
Солдат бросил взгляд в мою сторону.
– Ему нужно обсудить с вами кое-что, сенсей.
Тот нахмурился.
– Передайте, что я скоро свяжусь с ним по рации.
Но посыльный покачал головой:
– Наито-сенсей настаивает, что подобный разговор нельзя вести по открытой линии связи.
– Хорошо. Вызовите сюда Кейси и Дермотта. Приказ для них: охранять Броуди и ждать моего возвращения.
Повернувшись к нам спиной, боец тихо заговорил в микрофон, прижав ладонь к уху, чтобы лучше слышать ответ.
– Оба сейчас прибудут.
– Мои друзья явились на выручку, – произнес я.
– Мы ожидали этого. Но мне нужно знать, сколько у вас людей?
Я промолчал. Оги раздраженно посмотрел на меня.
– Впрочем, это не важно. Им все равно с нами не справиться. Подойдут слишком близко – погибнут. Это то, что Сога делает всегда. К чему мы готовим себя всю жизнь. То, что наши предки умели делать триста лет назад. И потому мы никогда не терпим поражений.
– Вы потерпели фиаско в деревне.
– Там вы столкнулись с плохо обученными первогодками. По нашим понятиям, вы имели дело с необстрелянными юнцами. Я предложил им потренироваться на вас как на живых мишенях. Мирная основная профессия антиквара ввела меня в заблуждение, но больше подобных просчетов мы не повторим. Сегодня вы умрете. И если наша база на Лонг-Айленде будет раскрыта и уничтожена, пусть так и случится. Для нас это всего лишь временное неудобство и необходимость сменить дислокацию. Не в первый раз. Кстати, мы свернули операции с «Гилберт Твид». Наши люди ушли оттуда, а их личные дела уничтожены.
Снова приложив ладонь к наушнику, солдат забеспокоился:
– Наито-сенсей ждет. Что ему передать?
Оги внимательно посмотрел на меня.
– Вы все равно не сможете сдвинуться с места, а Кейси через минуту будет здесь. Ведите меня к нему, – закончил он, обращаясь уже к посыльному.
Когда вождь Соги повернулся ко мне спиной, я вновь услышал чуть слышный звон струны, которую он спрятал в рукаве.
Как только меня оставили одного, я перерезал несколько оставшихся волокон веревки. Потом встряхнул руками, и она упала на пол. У меня бешено забилось сердце. Это был мой шанс. Нужно скорее выбираться отсюда. Если меня застанут освободившимся от пут, то расстреляют немедленно.
Я бросился к двери, но услышал звук быстро приближавшихся шагов. Пришлось срочно менять план. Распахнув окно, я буквально нырнул в пространство под рабочим столом Оги.
Еще из коридора Дермотт в нетерпении объявил:
– Все, Броуди! Пришла твоя смерть.
– Но старик хочет расправиться с ним сам, – заметил Кейси.
– Это не значит, что я не могу… Но его здесь нет!
Кейси оглядел комнату.
– Как ему удалось сбежать? К черту, не важно! Он лишь отсрочил свою казнь.
– Вот теперь он – мой! – воскликнул Дермотт.
– При условии, что найдешь его первым. При попытке к бегству вступает в силу правило приоритетной цели. Его застрелят, как только он попадется кому-то из наших на глаза.
– Ну уж я-то буду убивать его медленно, – сказал Дермотт и выпрыгнул в окно, а Кейси принялся передавать оповещение о моем побеге по рации.
Глава шестьдесят восьмая
Оставшись один, я выбрался из своего убежища и поспешно обыскал письменный стол Оги. Слова Кейси все еще звучали у меня в ушах: «Он лишь отсрочил свою казнь».
Правило приоритетной цели означало, что не менее дюжины боевиков Соги получат приказ стрелять в меня без предупреждения.
Я дергал за ручки ящиков, дыша лихорадочно и шумно. В самом нижнем лежали два пистолета – портативная версия «глока» и «беретта» с запасной обоймой и глушителем. На оружии не просматривалось следов яда, который чуть не прикончил меня в Соге. Сунув «беретту» под ремень джинсов, я положил обойму и глушитель в карман куртки. «Глок» лучше было оставить. Стрелять без подавителя шума – значит мгновенно привлечь к себе внимание находившихся поблизости бойцов Соги. Только тихое отступление оставляло мне шанс выбраться отсюда живым. Тихое и скрытное. Хотя я не строил никаких иллюзий: мне понадобится все мое везение, чтобы благополучно покинуть территорию Соги.
Однако и бросать готовое к бою оружие означало чуть ли не самому отдать его в чужие руки. Я схватил со стола бронзовый нож для бумаг, вставил острие в механизм миниатюрного «глока» и, резко надавив, отломил боек. Затем провел легкие царапины вдоль обеих сторон ствола, чтобы пометить выведенный из строя пистолет. Еще один урок, усвоенный в Южном Централе: «Не можешь унести – сломай».
Вооружившись, я вышел из особняка через заднюю дверь и двинулся в направлении, противоположном тому, куда спешно удалились Оги и его подручные. Подняв боевую тревогу, Сога отключила освещение на всей территории своего участка. Отбежав от дома на пятьдесят футов, я спрятался за стволом старой сосны и осмотрел «беретту». Вынул обойму. Восемь патронов. Еще восемь в запасной обойме. В стволе заряда не оказалось. Итого – шестнадцать выстрелов. Я вставил обойму на место, привинтил глушитель, дослал заряд в патронник и снова сунул пистолет за пояс.
Я затаился. До меня не доносилось ни звука. Ни шуршания шагов по павшей листве, ни хруста веток кустов, если бы кто-нибудь двигался в мою сторону со стороны леса. Ни даже криков из дома, где могли искать меня. Но не следовало забывать, что я имел дело с Согой. С ней ничто не бывает легко. Счастливая случайность словно подарила мне вторую жизнь, и расстаться с ней легко не входило в мои планы. Осторожность сейчас важнее всего.
Со стороны ворот усадьбы раздались выстрелы и крики. И снова наступила тишина. Проклятие! Эти крики служили подтверждением слов Оги. Они хорошо подготовились. Мы могли находиться на Лонг-Айленде, но устроено здесь все было по правилам Соги: уединенное место, множество надежных укрытий, трудно проникнуть – легко оборонять. Хорошее знание местности давало огромное преимущество.
Я мог истолковать услышанные крики как признак того, что первая атака Маккана и его отряда отбита и наши понесли потери. Раненый боец Соги не стал бы кричать. Оставалось надеяться, что Маккан и Ренна прибыли сюда с крупными силами, но, зная, в какой спешке им пришлось собирать людей, обнаружив мое исчезновение, уверенности в этом быть не могло. Маккан наверняка успел срочно вызвать группу своих собственных подчиненных и мобилизовать нескольких человек из отделения шерифа Лонг-Айленда. Никаких признаков того, что Сога отступала, я не видел и не слышал, а из этого следовал единственный вывод: группа Маккана была немногочисленной, и при первой же попытке проникновения на свою территорию Сога сумела нанести ей ощутимый урон. Отступить вынудили скорее всего самого Маккана, теперь он вызовет серьезное подкрепление, но до его прибытия пройдет немало времени. А его у меня почти не оставалось, если я хотел застать Дженни в живых.
Обдумав положение, я понял, что могу пока рассчитывать только на себя самого. От внешнего периметра участка я находился в полумиле, и меня отделял от него лес, в котором на каждом шагу мне грозила встреча с боевиками Соги. Но не это тревожило меня больше всего. Я знал, что от Дженни теперь постараются избавиться. С появлением полиции у ворот она превращалась для Соги в обузу. Из ценного заложника – в потенциально опасного свидетеля. Если Сога обратится в бегство, с собой ее не возьмут. Дженни грозила неминуемая смерть.
Мне следовало действовать как можно быстрее.
Углубившись в лес, я почувствовал, как воздух, напоенный пряным ароматом сосновой хвои, наполнил мои легкие. Сквозь кроны деревьев пробивались серебристые лунные лучи. Если бы я планировал операцию Соги, то оборонял бы ворота достаточно долго, чтобы Оги и другие вожаки успели уйти. Я бы нанес удар, а потом снова растворился среди густого леса и выжидал. Обычная партизанская тактика. Уничтожение катеров значительно осложнило командирам быстрое бегство и сделало необходимость обороны главного входа более насущной и длительной операцией. Бойцам, защищавшим ворота, следовало дождаться повторной атаки, отразить ее, подстрелив как можно больше живой силы противника, чтобы посеять среди нее страх и поумерить пыл. Но как только вожаки окажутся в безопасности, и тому контингенту, что сдерживал наступление полиции, надлежало незаметно исчезнуть.
В тылу врага оставался я один, и это делало мою миссию предельно ясной: мне необходимо найти дочь раньше, чем Сога прольет новую кровь, наполнив ночную тишину отчаянными криками боли. Вот только времени оставалось в обрез. Прежде всего мне необходима была информация. Получить ее можно было одним путем – взяв «языка».
Окруженный темнотой, я стал медленно продвигаться сквозь подлесок, внимательно изучая местность. Землю в лесу устилала прошлогодняя листва и обломившиеся ветки, но воздух так перенасытил все это влагой, что из-под моих ног не доносилось ни звука. Между деревьями попадались тропинки, проложенные животными и людьми.
«…Вам необходимо отказаться от своих привычных схем…»
Обнаружив хорошо протоптанную тропу, я поднял голову. Почти два года из своей беспечной подростковой жизни я занимался тем, что со своими приятелями грабил уличных наркоторговцев, всегда носивших при себе толстые пачки денег. Разумеется, мы сильно рисковали, и сейчас я бы счел это чистейшим безумием. Но как же четко мы тогда работали! Отследив обычный маршрут очередного торговца отравой, мы подбирали для себя «вышку» – укромное местечко, позволявшее спрятаться над головами прохожих, причем на приличной высоте.
Вот и теперь я нашел подходящее дерево, взобрался на него, удобно устроился на толстой ветке, прислонившись спиной к стволу, и стал ждать. Я находился в шестнадцати футах над землей. Если рост цели составлял даже шесть футов, мое тело все равно получало достаточное пространство для ускорения в свободном падении. «Беретту» я переместил себе за спину. Скоро мне предстояло снова изображать Тарзана. В последний раз я проделывал этот трюк тринадцать лет назад, но сейчас мной владело бешеное желание как можно скорее начать действовать.
Смысл приема состоял в том, что ты обрушивался на жертву сверху и сзади, используя как подушку для смягчения падения, но при этом тяжестью своего тела обездвиживая и оглушая ее. Важнейшее значение имел точный расчет высоты и момента нападения. Забравшись слишком высоко, ты рисковал промахнуться. А если высота оказывалась мала, могла оказаться недостаточной сила, с которой ты врезался в свою цель.
В дальнем конце тропы показался мужчина примерно моего роста. Превосходно! Я неслышно переместился ближе к краю ветки и сложился для атаки. Он прошел под деревом.
И я прыгнул.
Глава шестьдесят девятая
Прием был выполнен мной идеально. Всей тяжестью торса я обрушился ему на шею, опрокинув лицом в грязь. Ошеломленный, он лежал неподвижно. Бросив взгляд в оба конца тропы, я перевернул своего пленника на спину. Его глаза были открыты, но словно остекленели. Схватив добычу за ноги, я оттащил мужчину в глубь леса, где придавил коленом к земле.
На нем была все та же плотно облегавшая фигуру черная униформа и пояс с набором самого современного оружия, какие мне доводилось видеть на бойцах Соги. Стремясь подавить его волю к сопротивлению и внушить чувство уязвимости, я сорвал с его глаз очки ночного видения и сдернул с головы капюшон. Под ним обнаружились наушники, которые я тоже снял и вместе с прикрепленным к груди миниатюрным передатчиком сунул себе в карман.
Издав стон, он силился сфокусировать взгляд на моем лице. Но прежде чем к нему полностью вернулась способность соображать, я приставил дуло «беретты» к его горлу.
– Веди себя тихо, – прошептал я ему на ухо. – Ни звука, ни писка. Говорить будешь, только если я разрешу.
От страха у него расширились зрачки, а потом сработал натренированный до автоматизма инстинкт сопротивления, те же рефлексы, какие демонстрировали Кейси и Дермотт. Мне необходимо было сразу пресечь любые его порывы, если я хотел заставить своего «языка» заговорить.
На вид мой пленник был уже в возрасте зрелого бойца Соги с немалым послужным списком за плечами. В нем легко различалась крестьянская кость. Из таких получаются хорошие рядовые, но не командиры. Если бы Сога не приняла его в свои ряды, он бы возделывал сейчас рисовые поля в деревне или нанялся бы в бригаду дорожных рабочих.
Я сильнее надавил ему на подбородок глушителем пистолета. Краем глаза успел заметить, как его пальцы медленно тянутся к ремню.
– Еще одно движение, и я прострелю тебе башку. Моргни один раз, если понял.
Он моргнул.
– Ты же понимаешь, что я спущу курок раньше, чем ты успеешь хоть что-нибудь сделать, чему бы тебя ни научили и как бы основательно ни промыли мозги?
Он моргнул, что означало согласие.
– Очень хорошо. А теперь мне нужно знать, сколько у вас здесь сейчас людей. Можешь дать мне такую информацию?
Моргнул один раз.
– Ну и сколько же?
Он моргнул десять раз подряд, сделал паузу и повторил движение век еще девять раз.