Дом обезьян Груэн Сара
Джон обернулся.
– Конечно, я выведу его на чистую воду. Сегодня же вечером отошлю материал. Завтрашний выпуск появится во всех киосках страны.
– Слава богу. Вы же знаете, что стоит на кону. Если округ получит обезьян, они согласны переправить их в зоопарк в Сан-Диего. Там нам предоставят временное пристанище, пока я что-нибудь не придумаю. Но если вы не дискредитируете Фолкса, он сможет добиться опекунства, и тогда один бог знает, где они окажутся…
Исабель вдруг поняла, что вцепилась в руку Джона и, возможно, даже делает ему больно. Она сразу отпустила Джона и зажмурилась.
– Не волнуйтесь, – Джон обнял Исабель, и она почувствовала, как в его груди резонирует его голос. – Я этого не допущу.
К собственному изумлению, Исабель ему поверила. Она даже позволила себе обнять Джона в ответ.
Едва Джон вышел из номера, Исабель позвонила Селии и велела ей прийти и привести с собой Нейтана.
Выглядел он неважно, но не так плохо, как Джон. Исабель внимательно изучила строение его лица и цвет глаз. Они с Джоном были примерно одного роста, и Нейтан, пока еще худой и долговязый, со временем мог достичь такой же комплекции, как Джон. Конечно, все может быть…
Исабель вдруг поняла, что Нейтан тоже внимательно ее разглядывает.
– Ты уже позвонил родителям? – спросила она.
– Нет, – ответил Нейтан. – И не собираюсь.
– Послушайте, мистер, вам лучше сделать это в день слушания. Понимаете?
Нейтан пожал плечами с таким видом, будто его подвергают несправедливым нападкам.
– Если не позвонишь, как ты собираешься рассчитаться с Джоном?
– Не знаю. Может, кредиткой. Возьму аванс.
– Нейтан. Тебе семнадцать лет. Ты нигде не работаешь. Никто не даст тебе свою кредитку.
Селия резко развернулась к Нейтану:
– Семнадцать? Тебе семнадцать? Это же совращение малолетних! – она ударила его по плечу.
– Мне восемнадцать через два месяца, – пробормотал Нейтан, потирая плечо.
Селия повернулась к Исабель:
– Мне он сказал, что ему девятнадцать. – Она гневно посмотрела на Нейтана: – Ты мне сказал, что тебе девятнадцать!
– Советую тебе сегодня вечером затолкать его в его собственный спальный мешок, – сказала Исабель.
Нейтан с несвойственным ему смиренным видом сунул руки в карманы. Селия стояла, скрестив руки на груди, смотрела прямо перед собой и нервно постукивала ногой.
Исабель потерла виски.
– Ребята, когда вы ели последний раз?
– Последний раз я ела вчера в полдень, – ответила Селия. – Он, наверное, тоже. Если только тебя не кормили в тюрьме! – добавила она, метнув в Нейтана испепеляющий взгляд.
– Селия, это не поможет, – сказала Исабель и обратилась к Нейтану: – Яйца – убийство?
Парень посмотрел в сторону и сказал:
– В принципе – нет, если они не оплодотворены, но условия, в которых содержатся куры-несушки…
– Вот и хорошо, – радостно сказала Исабель. – Итак – тост без масла и апельсиновый сок. Селия?
– Ты закажешь в номер?
– Бар еще не открыт, а в ресторан мы вряд ли можем пойти. Я не ошиблась? – Исабель пристально посмотрела на Нейтана, но тот внимательно изучал рисунок на ковре.
– Два яйца, пшеничный тост и грейпфрутовый сок, если у них есть, – сказала Селия.
Исабель сняла трубку гостиничного телефона.
Чего Исабель не сказала, так это того, что с подноса горничной стакан украсть гораздо легче, чем из ресторана. Только надо не перепутать, кто из какого пил.
Получив необходимый образец от Исабель, Джон уже через час опустил пакет со стаканом и с мазком со своей щеки в ящик «ФедЭкс» на углу. Учитывая недосып, он должен был превратиться в зомби, однако, наоборот, ощущал прилив энергии и волновался как по поводу своего возможного отцовства, так и по поводу статьи.
От вопроса об отцовстве у него сводило желудок. Он даже не смог справиться с чашкой кофе по пути от гостиницы Исабель к «Буканьеру».
Почему Жинетт ничего не сказала? Его жизнь была бы совсем другой… жизни их всех были бы другие. Если бы он остался с Жинетт, в его жизни не было бы Аманды. И вне зависимости от того, остался бы он с Жинетт или нет, он все равно вынужден был бы бросить колледж и найти работу. Жинетт вряд ли могла содержать себя и ребенка на деньги, которые зарабатывала, обслуживая столики в баре. И все же, кажется, именно на это она и жила все эти годы. Если не вышла замуж за кого-то еще, его ребенок рос без отца, и какая разница, что Джон не знал о его существовании и, следовательно, не имел возможности помочь. В этой ситуации пострадавшим был Нейтан, это он был лишен привилегии расти в полной семье. И Джон намеревался восполнить этот пробел в его жизни. Естественно, в связи с этим открывалась неприятная перспектива объяснения с Амандой. Ведь оказывается, что в то время, как она активно пытается зачать от него ребенка, у него уже есть ребенок, и не простой, а юный веган-правонарушитель.
Мысли об ответственности снова лавиной накрыли Джона. И слова Исабель тоже не давали ему покоя.
«…там нам предоставят временное пристанище».
Нам.
Бонобо были для нее семьей, как любой человек для Джона. Не любой, если Нейтан действительно его сын.
К полуночи он должен был отправить свою статью Тоферу, и хотя материал превосходил все самые смелые ожидания Тофера, там не было улик, которые заставили бы ФБР отнестись к нему серьезно. В «Уикли таймс» публиковалось слишком много ни на чем не основанных вымыслов. Если бы только он и теперь писал для «Инки»…
Джон выбросил эти мысли из головы. Надо было накопать на Фолкса что-то существенное. Он не знал как, но ради Исабель и бонобо он был полон решимости поставить точку в этой истории.
36
Джон внимательно просматривал «входящие» в почте Питера Бентона. Он нервно грыз ногти и раскаивался, что употребил такое количество кофеина. Время подкрадывалось к половине двенадцатого, а материал он должен был отправить в двенадцать. Статья была написана и готова к отправке, но Джон все никак не мог заставить себя нажать на «отослать». Нужен был какой-то последний штрих, который превратил бы его материал из злобной пустышки в духе «Уикли таймс» в статью года.
В одиннадцать тридцать семь зазвонил телефон. Это была Иванка.
– Он здесь! – прокричала она, соревнуясь с оглушительной музыкой и криками, которые ее окружали. – Очень пьяный и очень злой. Но я обещала, что позвоню, вот и звоню. Я сегодня не должна была работать, но он вздумал заказать меня. Я осталась на «танец на коленях», а потом ушла. Приходи, если хочешь, только я думаю, что сегодняшний вечер не самый подходящий для разговоров.
– Иванка! Мне нужно, чтобы ты мне помогла. Отойди куда-нибудь, где тебя никто не услышит.
Иванка послушалась, а потом выслушала мольбы Джона.
– Конечно, – сказала она, – это я могу.
Джон почти услышал, как, давая согласие, она пожала плечами.
Ожидание было мучительным. Джон попытался смотреть телевизор. Он ходил по комнате, грыз ногти, ерошил волосы и скреб голову. Хлопал себя по туловищу, как будто что-то искал. Когда он вошел в ванную, собственное отражение его напугало. Он посмотрел себе в глаза и сделал несколько глубоких вдохов. Потом пригладил волосы мокрыми ладонями, вернулся в комнату и сел на кровать. По пути он выключил телевизор.
В двенадцать ноль одну снова зазвонил телефон.
– Он у меня, – сказала Иванка.
– Ты где?
– У себя в номере.
Джон бросил трубку, соскочил с кровати и начал запихивать ноги в туфли. И снова зазвонил телефон.
– Уже поднимаюсь, – ответил в трубку Джон, подпрыгивая и пытаясь вставить непослушную пятку в туфлю.
– Никуда ты не поднимаешься, а пересылаешь мне этот чертов файл! – заорал Тофер.
Но Джон его перебил:
– Перешлю позже, это будет самый взрывоопасный материал из всех, какие ты вообще публиковал, и ты напечатаешь каждое слово именно так, как я его написал.
– Это мне решать, – сказал Тофер.
– Конечно, тебе, – согласился Джон, – и поверь мне, ты так и сделаешь.
Через минуту Джон уже стучал в номер Иванки. Она приоткрыла дверь и передала ему в щель «Блэкберри».
– Смена Катарины начинается через двадцать пять минут. Верни его через десять. Она отвезет его в бюро находок.
Джон схватил «Блэкберри» Фолкса и, даже не добежав до своего номера, начал просматривать почту и текстовые сообщения. Почта привела к анонимному прокси-серверу, там оказались письма от Питера Бентона. Не оставалось никаких сомнений, что он был в сговоре с Фолксом до, во время и после взрыва в лаборатории. И сомнений, что Бентон после этого вымогал у него деньги, тоже не осталось. Были еще кое-какие интересные подробности, например, файлы с рейтингами и информацией о подписках, которые совершенно противоречили публичным заявлениям Фолкса.
– Давай же, давай, – твердил Джон, поглядывая на часы и проверяя свой лэптоп.
Он выделил и отослал все разом, но файлы все равно приходили по отдельности и не в том порядке. Это, конечно, не имело значения, но, прежде чем вернуть «Блэкберри», Джон должен был убедиться, что обладает всей необходимой информацией. Когда в его почтовом ящике появилось нужное количество писем, он переключился на «Блэкберри» и стер все следы пересылки, а потом бегом отнес его Иванке.
Иванка открыла дверь в махровом халате. Она все еще была при полном макияже, только заколки прикрепила на карман, как скрепки.
– Почему так долго? – спросила она.
Джон сунул ей в руки «Блэкберри», обнял за плечи и поцеловал в нарисованный румянец на щеке.
– Иванка, ты прелесть.
Под балконом остановилась длинная белая машина, загрохотал русский техно-поп.
– Катарина, – позвала Иванка через плечо.
Из ванной появилась Катарина в высоких розовых виниловых сапогах, украшенных блестками шортах и таком же топе. Не останавливаясь, она выхватила у Иванки «Блэкберри» и прошла мимо Джона. Она не сказала ни слова, но Джону показалось, что он заметил ухмылку на ее лице.
– Катарина! – крикнул Джон ей вслед. – Сотри отпечатки, перед тем как отдавать!
Катарина, в подтверждение того, что услышала предостережение, подняла «Блэкберри» и начала грациозно спускаться по бетонной лестнице. Дверь машины открылась, и музыка загремела во всю мощь, потом дверь захлопнулась, и машина уехала.
Иванка небрежной походкой подошла к кровати и улеглась, скрестив ноги. На ногах у нее были украшенные пухом тапочки. Иванка прикурила сигарету.
– Еще раз спасибо, что помогла, – сказал Джон. – Это правда очень важно.
– Всегда пожалуйста, – ответила Иванка.
Она указала на облепленный магнитиками и наклейками в виде маргариток мини-холодильник. На холодильнике лежала еще упакованная в целлофан индейка с зашитым брюхом.
– К тому же, если все пройдет удачно, я смогу уйти на пенсию. Я была осторожна восемнадцать лет.
– Что? – непонимающе переспросил Джон.
– Я всегда пользуюсь презервативами, – объяснила Иванка. – А в этот раз – нет. Он считает, что я слишком стара для пумы. Ну что ж, зато, может, для ребенка в самый раз. Ха. Это будет ему уроком.
Когда Джон наконец нажал на «отослать», часы показывали три пятьдесят шесть. Подтверждение пришло мгновенно.
А еще через три минуты позвонил Тофер и без всяких преамбул сказал:
– Матерь божья. Это правда? Или ты это выдумал?
– Стопроцентная правда.
– И не старая байда «источники сообщили»?
– Источники настоящие.
– Ты можешь это доказать?
– Не сомневайся. Но я их не сдам.
– Что у тебя есть? Я хочу на это посмотреть.
– Да, я все перешлю, но насчет защиты моих источников я серьезно. Я не сдам их ни при каких обстоятельствах.
– Замечательно. Мы их защитим. Так что у тебя есть?
– Переписка Бентона и Фолкса, которая доказывает, что они контактировали до и после взрыва в лаборатории и что после всего случившегося Бентон требовал деньги, а Фолкс, еще до того, как снова его нанял, не отвечал на его письма. И имеется как минимум один эксперт, который был свидетелем того, как бонобо опознал в одном из подручных Фолкса человека, причастного к взрыву. Где-то есть эта запись, и я готов поспорить, что Сэм способен указать этого человека на опознании.
– Какой еще Сэм?
– Один из бонобо.
Тофер присвистнул, назвал Джона золотым мальчиком, сказал, что он может напиться или сделать все, что его душа пожелает, и повесил трубку.
Джон позвонил Аманде, но она не ответила, правда, было всего четыре утра, а у нее, значит, три.
– Малышка, – проворковал Джон на голосовую почту. – Похоже, я только что снова обрел статус журналиста. Так дальше не может продолжаться, все выплывет наружу. Скоро я буду дома, не могу дождаться, когда тебя увижу. Надеюсь, с писательством у тебя все хорошо и пес прижился. Люблю тебя.
После этого Джон разделся, выключил свет и залез под одеяло. Он думал об Иванке и о ее индейке. Представлял Макену с детенышем на руках, как она его баюкает и нежно направляет его личико к своей груди. Он думал о том, как сильно Аманда хочет, чтобы они стали семьей, а не были просто продолжением Фрэн с Тимом и Пола с Патрицией. Вдруг все это приобрело смысл. Он понял, что быть способным вместе с любимой женщиной дать жизнь ребенку – это чудо природы и, возможно, его самое заветное желание.
Джон проспал до полудня и спал бы еще дольше, если бы кто-то очень настойчиво не постучал в дверь. Он приоткрыл дверь и увидел Виктора, вечно лоснящегося толстого мужчину из ресепшен.
– Факс пришел, – сказал Виктор и сунул Джону пачку мятых листов.
– Спасибо, – поблагодарил Джон и закрыл дверь.
Это была перекошенная версия свежего выпуска «Уикли таймс». На первом листе было написано: «Не хотел заставлять тебя ждать. Скоро начнется. Удачи, Тофер».
В центре обложки – самая нелестная фотография Фолкса (видимо, поймали, когда моргнул). Позади него высился ядерный гриб, под фотографией красовался заголовок: «Порнокороль в заднице!»
Из-за этой обложки Джон немного напрягся, но Тофер действительно напечатал его статью слово в слово. Все было на месте. Начиная с заголовка: «Обученный языку бонобо указал на причастность Фолкса к взрыву лаборатории» и заканчивая: «Надежные источники предоставили неоспоримые доказательства того, что Питер Бентон, бывший научный руководитель Лаборатории по изучению языка человекообразных обезьян, и Кен Фолкс, медиамагнат и бывший порнограф, состояли в сговоре. В первый день нового года они организовали взрыв, в результате которого серьезно пострадала женщина-ученый, а шесть бонобо стали заложниками ненасытной страсти Америки к реалити-шоу».
Джон задержался в номере, только чтобы натянуть джинсы, а потом в майке и в туфлях на босу ногу, прижимая листы факса к груди, бегом пробежал весь путь до «Мохиган мун».
– Ты можешь со мной встретиться? – выдохнула Исабель в телефонную трубку.
Ответ последовал немедленно:
– Конечно. Где?
– В баре «Мохиган мун». Приходи скорее. Не могу поверить, что тебе это удалось. Спасибо тебе. Спасибо, спасибо, спасибо.
– Боже, Исси, – судя по голосу, он был поражен. – Не могу дождаться, когда наконец тебя увижу.
– Я тоже, – сказала она, глядя на листы факса, сложенные на столе в аккуратную стопку.
Через двадцать минут Исабель сидела за столиком в центре бара. С тех пор как «Дом обезьян» убрали из эфира, найти столик стало проще простого. В баре еще болтались репортеры и завсегдатаи казино, но свободные места теперь были не только у стойки. В углу бара попивала кампари с содовой Кэт Дуглас. Она соскользнула со своего стула и направилась к Исабель, но, встретившись с ней глазами, остановилась. Исабель взглядом загнала ее обратно в угол.
Питер вошел в бар, но не сразу заметил Исабель и сперва осмотрел все помещение. Подойдя к ней, быстро поцеловал ее в щеку и сел за столик. Когда он отодвигал стул, ножки неприятно заскрипели по полу, и он с извиняющимся видом огляделся по сторонам.
– Прекрасно выглядишь, – сказал он, устроившись за столиком.
– Спасибо.
Исабель понимала, что, когда он видел ее в последний раз, она была практически лысая и у нее не хватало пяти зубов. Ей казалось, что тогда он тоже выглядел иначе, хоть она и не могла понять почему. Он был одет и ухожен, как обычно, консервативно и аккуратно, и по-прежнему источал уверенность и надежность.
Подошел официант и принял у Питера заказ: двойной скотч со льдом.
– Итак, – сказал он, когда официант ушел. – Вот мы и вместе.
– Да.
Исабель смотрела в свой стакан с сельтерской и вращала красной соломинкой. Она сняла с края стакана кусочек лимона, выжала его и бросила в сельтерскую, капелька сока на секунду замутила воду. Боковым зрением Исабель видела, что за ними наблюдает Кэт Дуглас.
Исабель улыбнулась и протянула руки через стол. Питер взял ее руки в свои.
– Ну, вот мы и вернули наших обезьян, – сказала Исабель. – Просто не могу в это поверить.
Питер продолжал держать ее руки, но хватка его несколько ослабла. Официант поставил перед ним двойной скотч со льдом.
– Спасибо, – поблагодарил Питер, подняв голову.
– Все закончилось, да? – сказала Исабель и постаралась сделать вид, будто готова расплакаться от счастья. – Ты ведь это имел в виду, когда говорил, что мы вернемся к тому, на чем остановились?
– Я люблю тебя, Исабель. Я никогда не переставал тебя любить.
– Я говорю об обезьянах, Питер. Обезьяны вернутся с нами домой, так ведь?
Питер, продолжая смотреть ей в глаза, выпил свой скотч.
– Тебе не помешает еще один, – сказала Исабель.
Питер рассмеялся:
– Ты же знаешь, что Шекспир сказал про алкоголь. «Он возбуждает желание, но лишает способности его исполнить». И, господь свидетель, я так долго был в разлуке с тобой, что…
– Не будет ни возбуждения желания, ни его исполнения, идиот! – Исабель встала и наклонилась к нему через стол. – Когда ты наконец научишься придерживать язык!
Питер отпрянул назад.
Исабель села на место и достала из сумки сложенные пополам листы. Аккуратно расправила их на столе и согнула в обратную сторону, чтобы они легли ровно.
– Хотела бы я сказать, что мне жаль, что так случилось, но ничто не доставит мне большего удовольствия, чем лично сообщить тебе, что твоя жалкая задница скоро отправится в тюрьму. Ты проведешь много лет в камере восемь на двенадцать футов. И испытаешь на себе, каково это, когда тебя держат в клетке злые люди, которым плевать на твои страдания. Так же, как тебе было плевать на всех обезьян, на которых ты ставил опыты в Институте изучения приматов.
Исабель толкнула бумаги через стол. Питер взял их и начал читать. Исабель торжествовала. А когда по его лицу стало понятно, что до него начал доходить смысл прочитанного, Исабель почувствовала себя просто на седьмом небе. Она встала из-за стола и громко объявила, что в этот самый момент материал поступил во все киоски страны, и увидела, что Кэт Дуглас готова от потрясения упасть в обморок.
Джон шел через парковку у «Буканьера», и тут Иванка свесилась с балкона и закричала:
– Быстрее! Включи телевизор!
Джон поспешил в свой номер.
Макфаддена он нашел на третьем канале. Тофер стоял в окружении репортеров и камер, его светлые волосы ерошил ветер, а ворот сорочки цвета лаванды был расстегнут. Вспышки фотокамер отражались в квадратных стеклах его очков.
– «Уикли таймс» с гордостью выносит эту историю на суд общественности, – говорил Тофер. – Информация абсолютно достоверна.
Вокруг загудели голоса. Тофер оглядел лица и микрофоны и указал на кого-то одного. Все остальные голоса стихли.
– Как вам удалось опередить все главные газеты, которые освещали эту тему?
– У нас работают опытные репортеры, они знают, как добывать информацию и факты. Для этого задания я сам выбрал Джона Тигпена, я работал с ним плечом к плечу с самого первого дня. У него есть все для того, чтобы вытащить такую историю на свет, – опыт, цепкость, упорство. Он установил контакт с обезьянами и с их опекунами еще до того, как случился взрыв в лаборатории, и использовал свои контакты, чтобы узнать то, что не смогли выяснить другие репортеры.
И опять крики, требующие внимания, снова давка. Тофер указал на кого-то еще. Репортеры снова притихли.
– Да, – сказал он, приглашая задать вопрос.
– В эту историю вплетается уголовное расследование. Не могли бы вы это как-то прокомментировать?
Репортеры снова загудели. Тофер поднял руки и закрыл глаза, призывая к тишине. Когда гомон стих, он сказал:
– Финальные части пазла встали на место как раз перед выходом в печать последнего номера. С тех пор мы сотрудничаем с Департаментом полиции Лоуренса и с ФБР, мы открываем им доступ к нашей информации, но только в той мере, в какой это не угрожает нашим источникам. Вам могу сообщить только, что сегодня утром окружной Департамент по контролю за бездомными животными провел проверку физического состояния бонобо, и как раз в этот момент из зоопарка Сан-Диего сюда направляется команда для транспортировки обезьян.
Репортеры опять загалдели, перекрикивая друг друга, и снова Тофер сделал выбор, вел он себя так, будто был пресс-секретарем президента США.
– Очевидно, что эта история, – сказала какая-то женщина, – во многом базируется на словах, если допустимо так выразиться, бонобо, который вроде бы опознал в одном из сотрудников Фолкса человека, причастного к взрыву лаборатории. Вы полагаете, суд примет к рассмотрению показания обезьяны?
Тофер изобразил на своем загорелом лице сосредоточенное размышление.
– Не стоит забывать, что эти обезьяны понимают человеческий язык, и, если им не дадут возможности свидетельствовать в настоящем суде, они уж точно смогут свидетельствовать перед судом общественности. Интервью с Кэти Коурик может вызвать интерес, но показания Сэма – не единственное свидетельство, которое имеется в распоряжении «Уикли таймс».
– Фолкс – кинопродюсер, может ли он нести ответственность за заявления, которые были представлены в Интернете?
– Мы опубликовали факты, которые считаем достоверными. Похоже, что после взрыва в лаборатории Лига освобождения Земли воспользовалась ситуацией, чтобы усугубить нанесенный ущерб. Но я уверен, что ФБР внесет ясность по ходу расследования.
Какой-то человек в деловом костюме наклонился к Тоферу и прошептал ему что-то на ухо. Тофер кивнул.
– Мистер Макфадден!
– Мистер Макфадден!
Тофер поднял руку, показывая, что закончил.
– Большое спасибо всем. В нашем следующем выпуске вы сможете получить всю дальнейшую информацию.
Тофер развернулся и скрылся за спинами своей свиты. Джон тупо смотрел в телевизор. Ведущая телепрограммы вынырнула в рамку экрана и сообщила, что бонобо вот-вот воссоединятся со своими бывшими опекунами и после необходимой ветеринарной проверки отправятся в Сан-Диего.
37
На следующее утро Джон узнал, что значит представлять интерес для СМИ. Он понятия не имел, каким образом номер его мобильного стал достоянием масс, но с самого утра и мобильный, и гостиничный телефоны звонили не переставая. Некоторые репортеры, например Кэт Дуглас, просто толклись у дверей его номера.
– Привет, Джон, – сказала Кэт.
Она широко улыбнулась и откинула голову назад, из-за чего ее каштановые волосы колыхнулись, как, наверное, ей казалось, очень привлекательно для мужчины.
– Как здорово, что ты здесь! Я даже не представляла, что ты…
Джон закрыл дверь.
Другим, таким, как Сесил, он уделял больше времени, но, так как их интересовало только то, каким образом он добыл информацию, они тоже уходили разочарованными. ФБР интересовал тот же вопрос. Джона поставили перед фактом: либо он сдаст свои источники добровольно, либо его вызовут повесткой, но в любом случае ему придется это сделать. Джон не спорил. Но и не говорил им, что, какими бы ни были их планы на его счет, он унесет имена своих источников с собой в могилу.
В любой момент могли позвонить и сообщить результаты ДНК, так что Джон не мог отключить телефоны и вынужден был отвечать на все звонки. Двадцать четыре часа со времени заявки на анализ уже практически истекли.
– Алло? – в сорок восьмой раз за этот день произнес Джон.
Именно ради этого звонка он не выдергивал шнур из розетки.
– Это Джон Тигпен? – спросила женщина с английским акцентом.
Несмотря на то что она задала вопрос, конец фразы она произнесла с понижающейся интонацией.
– Да. Кто это?
– Меня зовут Хилари Пайнгар. Похоже, я должна вам кое-какие деньги. Некая девушка по имени Селия была настолько любезна, что позвонила мне и сообщила о том, что происходит.
– Хилари Пайнгар? Вы мать Нейтана? – Джон присел на край кровати.
– Да. Прошу прощения за проблемы, которые он вам доставил. Нам с его отцом хотелось бы надеяться, что это просто такой период. В любом случае мы приедем в Лизард, чтобы решить все проблемы. Но, как бы там ни было, я бы хотела, не откладывая, вернуть вам ваши деньги.
Джон не удержался и повторил:
– Хилари Пайнгар.
– Да, – сказала женщина, судя по голосу, она явно не понимала, почему должна подтверждать это еще раз.
– Вы не имеете никакого отношения к Жинетт?
– Нет, извините, – после некоторой паузы ответила женщина.
– Забудьте, – сказал Джон.
– Как бы там ни было, – продолжала женщина, – если вы сочтете возможным дать мне свой адрес, я незамедлительно вышлю вам чек.
Когда Джон повесил трубку, он почему-то ощутил странную пустоту внутри и даже разочарование.
38
Восемь полицейских окружили Исабель и, чтобы она смогла пройти сквозь толпу, образовали вокруг нее нечто вроде кокона. Теперь, когда никто не знал, что происходит внутри дома, вокруг собралось еще больше людей. Один из полицейских открыл входную дверь, и толпа затихла, люди начали вытягивать шеи в надежде увидеть, что там происходит.
Исабель шагнула в прихожую, обернулась и кивнула полицейскому. Полицейский отступил назад и закрыл за собой дверь.
Исабель огляделась – в этом помещении камер не было, и, стало быть, она его никогда не видела. Метраж помещения и ширина дверей оставляли достаточное пространство для автопогрузчика, на полу виднелись следы шин, а на бежевых стенах – царапины и выбоины.
Исабель посмотрела на внутреннюю дверь и шумно выдохнула. Ей было любопытно, знают ли бонобо о том, что она в доме.
Глазок в двери находился на таком уровне, чтобы в него могла посмотреть присевшая на корточки или опирающаяся на костяшки рук бонобо. Исабель опустилась возле двери на колени и постучала. Она слышала, как кто-то вприпрыжку подбежал к двери с той стороны, потом воцарилась тишина. Исабель знала, что ее внимательно рассматривают, и поэтому улыбнулась. И руки, и губы у нее от волнения дрожали.
Шорох, приглушенный писк – и дверь распахнулась. Бонзи прыгнула на Исабель, обняла и чуть не повалила на пол. Лола запрыгнула ей на голову и, как осьминог, схватила за лицо, так что Исабель почувствовала себя точно в маске аквалангиста. Потом раздался громкий топот и визг. Исабель постаралась сгруппироваться, потому что в следующую секунду на нее набросились все остальные бонобо. Они обнимали ее, хлопали по ней, тянули за руки.
– Лола! Мне нечем дышать!
Исабель, не прекращая смеяться, высвободила одну руку и отодвинула живот Лолы со своего лица. Лола устроилась у ее виска, но и в этом положении Исабель было трудно определить, где кто из бонобо – они прыгали, верещали и без конца ее теребили.
Бонзи настойчиво потащила Исабель за руку.