Дом обезьян Груэн Сара
– Что?
– Виктор. Кроме ключа, он дал мне еще кое-что, – Иванка кивнула в сторону прикроватной тумбочки.
На тумбочке лежал раскрытый глянцевый журнал, на развороте женщины без трусиков в мини-юбках выбирались из машин. Желтые звездочки прикрывали соответствующие места.
«Фото промежностей продолжаются! – возвещал заголовок. – Последние интимные стрижки топ-моделей!»
Джон присел на кровать.
Брюнетка закрыла свежий номер «Уикли таймс», сунула его в конверт «ФедЭкс» и бросила конверт на лэптоп Джона. Он взял и то, и другое и встал.
– Ты, наверное, и это захочешь получить, – Иванка передала ему корпоративную карточку «Америкэн экспресс», на которой было выдавлено его имя. – Тоже была в конверте. Тебе повезло, что ты такой крутой писатель. Аж коленки дрожат.
Джон посмотрел на карточку, сунул ее в карман и пошел к двери.
– Сегодня, так уж и быть, поспишь, – сказала Иванка, когда Джон уже взялся за ручку двери, и послала ему воздушный поцелуй.
Вернувшись в номер, Джон достал журнал из конверта.
И там над его именем красовался заголовок: «Порнокороль выпустил в эфир обезьян, помешанных на сексе!» (У Джона было: «Большой Брат или Большая любовь? Реалити-шоу с любвеобильными обезьянами».)
Дальше – хуже. Текст Джона:
«Ранее известные как карликовые шимпанзе, бонобо, в 1929 году были выделены в особый вид (Pan paniscus). Они миролюбивы, игривы и не расположены к конфликтам, за что их часто называют «лесными хиппи». Сообщество ориентировано на равенство членов, во главе его стоит самка. Бонобо знамениты своим сексуальным поведением, благодаря сексу они формируют и поддерживают социальные связи, причем инициаторами сексуальных контактов выступают как самцы, так и самки. Ареал их обитания – Демократическая Республика Конго, в естественной среде бонобо вступают в сексуальные отношения каждые четыре-пять часов, в то время как бонобо, живущие в неволе, делают это примерно раз в полтора часа».
Этот текст превратился в букет претендующей на сенсацию белиберды с заявлениями типа: «Обезьяны занимаются сексом каждый день и каждый час!» или «Самки держат самцов под контролем с помощью секса!».
Комментарий Джона по поводу физических различий между шимпанзе и бонобо был следующий:
«Бонобо меньше и тоньше Pan troglodyte, лица у них более плоские. Конечности у бонобо длинные и изящные, а грудь выделяется больше, чем у других видов обезьян или даже людей».
Его спрессовали до одного-единственного предложения:
«Это Памелы Андерсон обезьяньего мира!»
А вот что Джон написал о том, что бонобо способны овладеть языком людей:
«Они так же близки к человеку, как и шимпанзе, у них девяносто восемь и семь десятых процента наших генов. Возможно, и неудивительно, что бонобо обладают абстрактным мышлением и экстраординарными способностями по овладению языком человека. Бонобо, о которых идет речь, понимают разговорный английский и общаются при помощи языка жестов. Они овладевают человеческим языком так же, как и наши дети, и двигает ими то же самое желание – общаться. А еще они владеют компьютером лучше некоторых людей».
Этот кусок вообще выбросили.
Джон заставил себя дочитать до конца. Все это писал не он. Петиция и беременность исчезли без следа. Качество угробили в угоду сенсации.
Дочитав, Джон сразу же позвонил Тоферу:
– Это не то, что я написал! Ни одного моего слова!
– Да, – лениво отозвался Тофер.
– Нет, не «да»! Я этого не писал.
– А ты что, думаешь, у нас «Нешнл джиогрэфик»? Господи, у нас один человек постоянно пишет только о Линдсей Лохан. Ты здесь Пулитцеровскую не заработаешь.
– Я возмущен, потому что это неправильно. Бонобо не просто обезьяны, это – человекообразные обезьяны. Это не шимпанзе – это бонобо. И никакие они не Памелы Андерсон. У них у большинства размер «А», самое большое – «Б». Боже мой, поверить не могу, что я это сказал.
– Вот что я тебе скажу, если сдаешь текст за два с половиной часа до печати, не жалуйся. А вот я-то как раз могу предъявить претензии. Особенно когда у тебя на руках такой смачный материал. Честно сказать, я слегка обеспокоен. Тебе надо забыть все, чему ты научился в своем университете. Забудь «Филадельфия инквайер», думай о «Нэйшенл инквайер», только глянцевом и с меньшим количеством инопланетян. Я хочу, чтобы ты запомнил каждое слово из нашего последнего выпуска. Я хочу, чтобы ты начал смотреть Ти-эм-зет и «Аксэс Голливуд». Зайди на блоги Перис Хилтон, мистер Папарацци. Вот что мне надо. И больше никакой латыни, понятно? И еще. Возьми интервью у Фолкса. И у Исабель Дункан. Нарой дерьма. Дерьмо всегда можно использовать. Это не обязательно должно быть правдой. Просто фактик, от которого можно оттолкнуться. Улавливаешь? И, конечно, ты всегда можешь завести старую песню: «Как сообщают наши источники…»
– Ты хочешь, чтобы я фальсифицировал историю о Кене Фолксе.
– И Исабель Дункан. И пока ты там, я хочу, чтобы ты не забывал, почему именно ты получил эту работу. – Наступила гнетущая тишина. – Я думаю, мы друг друга поняли?
У Джона начал нервно подергиваться уголок рта.
– Да.
– Хорошо. Жду следующего материала. Который придет вовремя и порадует пикантными подробностями.
– Да, – повторил Джон.
– Отлично, – жизнерадостно сказал Тофер и повесил трубку.
Джон устроился на кровати с «Уикли таймс» и попытался аннулировать свое образование. И тут фундамент дома сотряс грохот, и дождем посыпались осколки стекол. Джон моментально уткнулся носом в колени и закрыл голову руками. Когда стало понятно, что взрыв произошел вне мотеля, он спрыгнул с кровати и распахнул дверь в номер.
Здание на противоположной стороне улицы жадно охватили бело-голубые у основания щупальца огня, красно-желтые на концах. Джон посмотрел себе под ноги. Все вокруг было усеяно стеклом, взрыв с такой силой выбил окна, что осколки перелетели через улицу. Люди на обоих этажах «Буканьера» пооткрывали двери и высыпали из номеров – стриптизерши, женщина в гавайском платье и ее муж в майке, семья азиатов, которые в свой первый вечер спустились к бассейну в надежде поплавать и тут же удалились. Некоторые уже звонили по мобильникам, прикрывая трубки от шума ладонью. Джон снова посмотрел на горящее здание.
Оттуда, где до взрыва была витрина, выпрыгнул объятый пламенем человек и помчался по улице. На балконе над головой Джона начала кричать женщина. Это была Иванка, и этот момент узнавания в окружающем хаосе подтолкнул Джона к действию.
Человек, объятый огнем, все бежал и бежал, размахивал руками и бил по горящим языкам, которые тянулись за ним, как хвост за кометой. Джон окинул взглядом внешнюю стену «Буканьера», но огнетушителей не заметил. Ни одного. Тогда он метнулся обратно в номер, схватил с кровати покрывало и помчался за горящим человеком.
Горящий человек повалился на асфальт, как марионетка, у которой перерезали нитки. Джон настиг его и набросил на него покрывало. Подоткнул покрывало со всех сторон, чтобы лишить огонь кислорода, хлопал руками по разлетающимся в стороны искрам и перекатывал человека с боку на бок, когда покрывало грозило загореться. Когда огонь наконец был потушен, Джон опустился на колени и убрал покрывало с головы человека. Определить, мужчина это или женщина, было невозможно, но Джон решил про себя, что мужчина, и он был еще жив. Джон склонился над обгоревшим ртом и прислушался. Попытался понять по движению грудной клетки – дышит он или нет. А потом Джон услышал сирены, которые по мере приближения завывали все немилосерднее.
– Держись, приятель. Держись. Сейчас тебе помогут.
Джон чувствовал себя бессильным что-либо сделать. Он хотел взять парня за руку, но руки у парня были сплошь обожжены. Тогда он просто остался стоять на коленях рядом и принялся бормотать какие-то успокаивающие слова. Он понятия не имел, возымеют ли они эффект и осознает ли вообще человек его присутствие.
Из-за угла, накренившись на повороте, на полной скорости выехали две пожарные машины.
Джон вскочил на ноги и начал размахивать руками:
– Сюда! Здесь нужна помощь!
Но пожарные проехали мимо и остановились возле горящего здания.
Джон беспомощно смотрел им вслед, и в этот момент подъехала полицейская машина. Джон, взывая о помощи, поднял руки вверх. Коп заметил его в окно и вышел из машины. Он никуда особенно не торопился.
– Что случилось? – спросил коп, взглянув на обгоревшего.
– Я был в своем номере, вон там, – Джон дрожащим пальцем указал на «Буканьер», – и услышал что-то вроде взрыва. Я вышел и увидел ад кромешный, а этот парень вылетел из окна весь в огне. Я гнался за ним, пока он не упал, тогда я сбил огонь покрывалом и… Кто-нибудь вызвал «Скорую»? Почему пожарные не остановились?
Обожженный хрипло застонал, стон перешел в вой. Начав выть, он уже не останавливался. Он умолял, божился, плакал, звал маму, но его уничтоженное огнем лицо при этом практически не шевелилось.
Вскоре появилась «Скорая». Джон стоял и наблюдал за тем, как команда санитаров снимала с обожженного покрывало и перекладывала его на носилки. Громкие стоны и рыдания перешли в жалобный вой.
– Я должен знать, с чем мы имеем дело, – сказал медик, глядя на почерневшее лицо. – Вы меня понимаете? Если вы хотите, чтобы я спас вам зрение, я должен знать, готовили вы метамфетамин или нет? Вы понимаете меня?
– Да, готовили, – сказал Джон. – Во всяком случае, я в этом уверен.
Джон обхватил себя руками за плечи, его трясло от запаха горелой человеческой плоти, от вида человека, жизнь которого только что непоправимо изменилась, если не сказать хуже.
– А почему вы так решили? – спросил коп.
– Я думал, что там ресторан. Там была вывеска. Пицца и ленч-бокс. Я заходил туда вчера. Хотел поесть. Но пиццы там не было, а вот пистолеты были. И питбуль. И там пахло жидкостью для снятия лака.
Коп смерил Джона оценивающим взглядом, потом подошел к «Скорой» и заговорил с медиком. Медик взглянул на Джона, что-то сказал в ответ и кивнул. Коп пошел обратно.
– Спасибо, приятель, – сказал он Джону. – Когда готовят мет, используют химикаты, которые разрушают роговицу через два-три дня, так что, если жертва сразу не колется, что ж, так тому и быть. Но я вообще-то не об этом парне. Не похоже, что у него есть шансы… – коп достал блокнот. – Ваше имя?
– Джон Тигпен, – ответил Джон, стуча зубами.
– И вы остановились в «Буканьере»?
– Да. Номер сто сорок два.
– Так как в суд вряд ли кто-то сможет явиться, нам надо будет с вами еще поговорить. Вы дотрагивались до одежды этого парня?
– Нет.
– Совсем?
– Не думаю, что дотрагивался. Мне кажется, только до покрывала.
– Ладно, хорошо. Но все равно я бы хотел, чтобы вы основательно помылись под душем. Тридцать минут как минимум. На вашей коже могли остаться едкие вещества.
Джон выпучил глаза.
– Да, такова в наши дни расплата для добрых самаритян, – сказал коп, развернулся, чтобы уходить, и покачал головой: – Как всегда говорит моя мама – добрые дела наказуемы.
Джон потащился обратно в «Буканьер», его все еще трясло, и он по-прежнему обнимал себя за плечи.
Иванка в белом комбинезоне в обтяжку и в украшенных блестками сапожках на платформе трусцой подбежала к нему со стороны парковки.
– Не дотрагивайся до меня, – сказал Джон. – На мне могут быть разъедающие вещества. Мне надо принять душ.
– Катарина! Включай душ! – крикнула Иванка в сторону балкона и подтолкнула Джона к лестнице. – Иди, иди. У тебя душ не работает. Я закрою твой номер, чтобы никто не забрал компьютер.
Поднимаясь по лестнице, Джон ломал голову, откуда Иванке известно, что у него не работает душ. И еще его занимало, как он потом вернется в свой номер, но потом он вспомнил, что говорила Иванка о своем магическом влиянии на Виктора.
Когда он уже собирался шагнуть под душ, в ванную зашла Иванка и положила на край ванны розовое махровое полотенце. А потом подала ему кусок ароматного мыла, именно такого, каким пользовалась Аманда. Когда Джон взял это мыло в руки, на глаза у него навернулись слезы.
– Спасибо.
Через полчаса, обернув бедра полотенцем, Джон вышел из ванной. Все женщины были экипированы для работы, они накладывали макияж и с помощью лака придавали прическам архитектурные формы.
– Хочешь выпить? – спросила Иванка и протянула Джону бутылку.
Джон отрицательно помотал головой.
– Ты хороший человек. Смелый, – сказала Иванка, оглядывая Джона. – Женат?
Джон кивнул.
– Естественно.
Иванка поцеловала Джона в щеку и стерла след от помады большим пальцем, а потом передала ключи от номера.
Джон спустился к себе. Еще не было пяти часов, но после всего, что случилось, он был настолько вымотан, что просто забрался в постель и выключил свет. Но потом передумал, снова включил свет и позвонил Аманде.
– Алло? – сказала Аманда.
Джон разрыдался и рассказал ей обо всем. Аманда как могла старалась его успокоить, но больше всего в этот момент ему необходимо было прикоснуться к ней. Ему до боли хотелось оказаться в ее объятиях.
Джону снились бесконечные извилистые ходы в пещере, изрыгающие огонь монстры, огромные волосатые существа с клыками и сверкающими глазами. Что-то вроде сцен из «Беовульфа» – перед его глазами воины скрещивали мечи, грабили деревни, отрубали у монстров конечности, явился Грендель и, что хуже всего, – мать Гренделя. Ее дыхание внушало ужас, подавляло и отдавало консервированным тунцом.
Джон внезапно проснулся, ему не хватало воздуха. Сон был настолько реалистичным, что он не сразу понял, что ему все это приснилось. Потом вспомнил, что случилось в действительности, и ему показалось, что жизнь теряет смысл. А потом он понял, что рядом с ним кто-то продолжает сопеть и вонять рыбой, а матрас под чьей-то внушительной массой съехал набок.
Джон метнулся к лампе на тумбочке и вслепую нащупал выключатель. Обернувшись, он успел заметить спрыгивающую с противоположной стороны кровати пару красно-коричневых лап. Джон зажмурился от света и засомневался, в самом ли деле он проснулся.
Из дальнего конца комнаты послышалось негромкое поскуливание.
– Бугер? – позвал Джон.
Поскуливание прекратилось. Джон вылез из постели и медленно, крадучись обошел кровать. В углу дрожал мелкой дрожью рыжий питбуль. Пес поднял голову, прижал уши и, часто моргая, смотрел на Джона. Нос у него блестел, ноздри широко раздувались, а брылы колыхались от тяжелого дыхания.
Ожогов на нем Джон не заметил. Может, он был на заднем дворе? Есть на нем разъедающие вещества или нет? Невозможно было представить, что пес невредимым выбрался из такого адского огня.
– Все хорошо, мальчик, – запинаясь, сказал Джон.
Он оглядел Бугера, поколебавшись немного, сделал шаг вперед и даже дважды протянул к нему руку. С виду с Бугером все было в порядке – шкура чистая, никаких следов ожогов или травм. Джон подумал, что его следовало бы на всякий случай помыть, но, хоть убей, не представлял, как это сделать, поэтому вернулся к своей стороне кровати и забрался под одеяло, после чего выключил свет и свернулся калачиком.
Через пару минут Бугер проскользнул на прежнее место и снова принялся сопеть и храпеть.
30
На следующее утро Джон постарался как можно осторожнее выбраться из-под одеяла, чтобы не потревожить огромного слюнявого пса, который за ночь так разлегся, что занял две трети кровати. Он побрился, ополоснулся под краном в ванной, после чего тихонько вышел из номера, предварительно оставив дверь в туалет открытой, чтобы у пса был доступ к воде. Оказавшись снаружи, он уставился на дверь и задумался, какой будет реакция горничной. Она просто закроет дверь и притворится, будто ничего не видела? Или вызовет службу контроля за бездомными животными? Джон сомневался, что шансы Бугера найти нового хозяина достаточно велики… Он приоткрыл дверь, просунул руку в щель и, нащупав табличку «Не беспокоить», снял ее и повесил с наружной стороны двери.
Едва Джон закрыл дверь, зазвонил мобильный. Номер был незнакомый.
– Алло? – уже на ходу сказал Джон.
– Это Джон? – спросил женский голос.
– Да.
Джон нахмурился, голос показался ему знакомым, но он не мог понять, кто же это звонит.
– Это Исабель Дункан.
Джон замер как вкопанный.
– Исабель! Как вы? Я хочу сказать… – Джон замолчал, понимая, что вот-вот может сорваться на монолог. – Как вы? – понизив тон, снова спросил он.
– Бывало и лучше, – сказала Исабель. – Но и хуже тоже бывало.
Джон вспомнил горящего человека, за которым гнался накануне.
– Так вам уже лучше? – набрав в грудь побольше воздуха, спросил он.
На самом-то деле Джон хотел спросить, насколько это было плохо и не обгорела ли она. В голове у него промелькнуло обожженное лицо мужчины – если тот выжил, он был жутко изуродован.
– Когда волосы отрастут, буду как новенькая, – сказала Исабель. – На самом деле даже лучше. Мой нос – очевидный шаг вперед.
– А мне нравился ваш старый нос, – не подумав, брякнул Джон и зажмурился, поняв, что ляпнул лишнее.
– Спасибо, мне тоже.
Он с облегчением вздохнул. На том конце послышался какой-то шорох.
– Я вот подумала, что, может, вы хотите поговорить, – сказала наконец Исабель. – Я не очень хочу встречаться с репортерами, скажу прямо – я их избегаю, но сейчас мне бы хотелось с кем-нибудь поговорить. И я вспомнила, как вы ладили с бонобо. Когда я вчера увидела вас за завтраком, я уже решила, что поговорю с вами, а потом Франческа сказала, что встречалась с вами у Дома обезьян. Мне показалось, это – знак судьбы. Вообще-то это Франческа дала мне ваш номер. Я так понимаю, что вы больше не пишете для «Филадельфия инквайер»?
Она видела его за завтраком? Он был с ней в одном помещении и даже не заметил? А потом он понял, о чем она говорила. Джон приложил ладонь ко лбу. Он был так близко, а теперь его ложь, его гордость, стыд и глупость могли все разрушить.
– Нет, я больше не работаю в «Инквайер», – как можно непринужденнее ответил Джон.
– Это хорошо. Потому что та фотография – это просто недопустимо. Вы не против встретиться со мной у меня в номере в «Мохиган мун»? Меня недавно засекла Кэт Дуглас, и теперь я, можно сказать, не выхожу.
– Конечно. Без проблем.
– Большую часть времени я провожу с Франческой и Элеонор. Вы можете прийти завтра утром? В девять или в десять?
– Конечно.
День Джон провел в безуспешных поисках Кена Фолкса. Если бы он не рекламировал свое шоу перед Домом обезьян, могло показаться, что он вообще исчез с лица земли. Было ясно, что он остановился где-то рядом, только никто не знал, где именно. Джон расспросил рабочего, который доставлял посылки на автопогрузчике, охранников, всех, кто работал на шоу возле Дома обезьян, но те либо не знали, либо боялись сказать. Имея опыт работы на Фолкса, Джон мог их понять. Однажды Фолкс подверг наказанию каждого десятого из штата газеты, уволив десятую часть сотрудников только потому, что ему доложили, что целых сорок процентов больничных приходятся на понедельники и пятницы. Если его целью было запугать оставшихся сотрудников до такой степени, что они готовы были работать бесчисленное количество сверхурочных и выходить на работу с гриппом, то он ее достиг.
Несмотря на неудачу в поисках Фолкса, Джон пребывал в приподнятом настроении из-за предстоящего эксклюзивного интервью с Исабель Дункан – улов не хуже Фолкса. Даже Тофер это признавал, что напомнило Джону о другой стороне предстоящего события. Он старался не думать о том, как среагирует Исабель, узнав, что он пишет для таблоида.
На подходе к «Буканьеру», бросив взгляд на почерневшее от пожара здание, Джон вспомнил, что ему надо решить еще одну проблему. Что делать с Бугером?
Джон услышал звук телевизора и почувствовал запах сигарет еще до того, как открыл дверь в номер. Иванка лежала на кровати в облаках парфюма и табачного дыма, в руке у нее была бутылка водки, а во рту – сигарета. Бугер растянулся рядышком, положив свою квадратную морду ей на бедро. На Иванке был шелковый халат цвета засохшей крови, весь в темных пятнах от мокрого собачьего носа.
– Привет, – сказал Джон, выкладывая содержимое карманов на тумбочку, пепельница была уже заполнена почти до краев. – В чем дело?
– Твой пес – просто оперный певец, – сказала Иванка и положила сигарету на край пепельницы, чтобы почесать Бугера за ухом. – Он меня разбудил. Ау-у-у! Ау-у-у! Поэтому я сходила с ним погулять. И покормила завтраком. Где у тебя собачий корм?
– Нет у меня никакого корма.
– Он оттуда? – Иванка указала кивком на заведение «У Джимми».
Джон кивнул.
– Бедняжка.
Иванка наклонилась и чмокнула пса в широкий лоб. Бугер повернул морду, чтобы ответить на ласку, но Иванка была уже вне досягаемости для его языка.
– Слава богу, он не пострадал.
– Хочешь, бери его себе? – с надеждой предложил Джон.
– Ха! – Иванка фыркнула. – На что мне собака? Нет уж, бог послал его тебе, ты и забирай. Но купи корм. Я дала ему сырный стейк, и теперь – газовая атака! Фу-у-у! – Иванка сморщилась и помахала рукой перед носом.
Джон, вздохнув, присел на кровать, и матрас просел под его весом. Иванка глотнула водки прямо из горла и перекатилась на край кровати, чтобы затушить окурок.
– Дать стакан? – спросил Джон.
Иванка отрицательно помотала головой. Джон подсел к ней поближе и пригляделся внимательнее. Веки у нее покраснели и кончик носа тоже.
– Ты что, плакала?
– Ну, может, немножко, – Иванка шмыгнула носом.
– Что случилось? – спросил Джон.
Иванка поморщилась и отмахнулась:
– Ай, не важно.
Она продолжала следить за тем, что происходит на экране телевизора. На сцене между мужчиной и женщиной сидела платиновая блондинка со стрижкой каре. Женщина, рыдая, оглашала список сексуальных проступков мужчины. Представительницы слабого пола в зале, а именно из них по большей части состояла аудитория, злобно кричали и потрясали в воздухе кулаками. Ведущая сверлила мужчину гневным взглядом, она изрекла какие-то банальности, соскользнула на краешек своего кресла и погладила гостью по колену. Камера переметнулась на мужчину. Его подхватили под руки охранники и потащили со сцены в толпу разъяренных женщин. Женщины стали выскакивать в проход и бить мужчину сумочками. Тот даже не сопротивлялся, только хмурился и вяло прикрывал голову руками. После того, как его провели через амфитеатр, началась реклама.
– Нет, правда, скажи, – попросил Джон.
Иванка снова повернулась к нему, поджала губы и закатила глаза.
– Это из-за работы. И из-за Фолкса.
– Кена Фолкса?
– Ну да, – Иванка повернула голову и сделала вид, что сплюнула через плечо. – Тьфу! Тьфу!
Бугер оба раза вздрогнул, но не двинулся с места.
– Откуда ты знаешь Кена Фолкса?
Иванка вздохнула. Джон заметил капельку, повисшую на кончике ее носа, и принес из ванной салфетку.
Иванка взяла салфетку и вытерла глаза и нос.
– Спасибо. Короче, он пришел к Толстяку Бобу. Заказал «танец на коленях». Приватный, как ты понимаешь. Я этим не занимаюсь, но сейчас бизнес в упадке. Раньше клиенты совали в трусики пятерки и даже десятки. Теперь по доллару. Они что – думают, мы не замечаем? Думают, что мы не умеем считать?
Глаза Иванки сверкали от праведного гнева, но вскоре потухли. Правой рукой она продолжала чесать Бугера за ухом, и пес погрузился в сон или схожее с ним состояние.
– Так вот, Фолкс увидел меня и заказал. Я-то подумала, это из-за того, что он меня узнал, потому что я играла в самых первых сериях «Трах-тарарах». Я устала от этой работы, мне хочется вернуться в кино, заработать немного денег и уйти из бизнеса. Может, замуж выйти. Детей завести. Кто знает? У него сейчас выходят «Бешеные пумы», слыхал?
Джон кивнул.
– Ну, я его и спросила. А он говорит – нет! – Иванка села, выпрямив спину. – Нет! Он, мол, меня не помнит, и я слишком стара для пумы! А потом он все равно захотел, чтобы я станцевала у него на коленях!
Иванка схватила салфетку и снова вытерла глаза, потом пожала плечами и бросила мокрый комочек на прикроватную тумбочку.
– И я станцевала. Просто станцевала. Понимаешь? – некоторое время она смотрела куда-то вдаль, а потом вдруг повернулась к Джону: – По-твоему, тоже я слишком стара для пумы?
Джон отрицательно помотал головой, но Иванка все равно опять принялась плакать. Джон придвинулся ближе и обнял ее за плечи. Она прижала бутылку водки к его спине и разрыдалась ему в плечо.
– Иванка, – сказал Джон, когда шумные всхлипывания перешли в тихую икоту, – ты не могла бы сделать мне одолжение?
Иванка подалась назад и кивнула, потом снова потянулась за салфеткой, но передумала и вытерла глаза рукавом.
– Не могла бы ты мне звякнуть, если Фолкс снова появится в клубе?
Иванка расправила плечи и постаралась взять себя в руки.
– Конечно, – сказала она с притворным безразличием. – Почему бы и нет?
Джон схватил ручку и начал шарить вокруг в поисках листка, на котором можно было бы записать номер телефона. Иванка подала ему красный, украшенный стразами сотовый.
– Держи, добавь в контакты.
Вскоре после того как ушла Иванка, в дверь постучали. Джон приоткрыл дверь и… там стояла Аманда.
В первую секунду он подумал, что у него галлюцинация, а когда понял, что это на самом деле, распахнул дверь и протянул к ней руки. Аманда уронила сумки на пол и бросилась его обнимать. Джон и сам не заметил, когда начал рыдать, уткнувшись ей в шею.
– Тихо-тихо, все хорошо, – успокаивала она и гладила его по волосам.
Целую минуту они просто стояли обнявшись.
– Что ты здесь делаешь? – наконец спросил Джон и завел ее в номер.
– Как я могла не приехать после вчерашнего? Я видела, во что превратился дом напротив. Даже страшно представить. Это, наверное, было ужасно.
– Это было самое ужасное, что я видел в своей жизни. Запах, то, как он кричал, – Джон затряс головой и шмыгнул носом. – Не знаю, что теперь с ним. Надо бы позвонить, узнать. Я ведь должен был позвонить, да?
Аманда погладила его по щеке.
– Позвоним завтра. Или ты хочешь узнать прямо сейчас?
– Нет. В любом случае звонок ничего не изменит, и я не уверен, что хочу узнать об этом сегодня. Особенно когда ты рядом.
Аманда снова обняла его, а потом вдруг словно окаменела. Она отстранилась от Джона, он проследил за ее взглядом от не застеленной кровати до полной испачканных в помаде окурков пепельницы.
– Что это?
– Женщина, которая живет наверху… – Джон показал пальцем в потолок. – Это сложно объяснить.
Аманда открыла рот, чтобы продолжить допрос, и в этот момент увидела Бугера.
– А это что…
Аманда повернулась к Джону, о сигаретах было забыто.
– Ты об этом на днях говорил? Ты уже завел собаку?
– Нет. Это пес из нарколаборатории. Проскользнул в мой номер, пока дверь была открыта. Во время пожара.
Аманда снова посмотрела на Бугера.
– Вчера вечером ты ничего о нем не говорил.
– Я не знал, что он в номере. Он, наверное, в ванной прятался. А посреди ночи забрался ко мне в постель.
– Ох, бедняжка, – посочувствовала псу Аманда.
Она подошла к Бугеру и присела на корточки.
– Осторожно! – крикнул Джон. – Ради бога, это же питбуль из нарколаборатории!
Аманда протянула руку, чтобы почесать псу брыльки. Бугер устроил на ее ладони свою морду с носом цвета ливера, так что она держала на весу всю его голову, и застучал по полу своим тонким хвостом.
– Бедняжка, – повторила Аманда. – Ты знаешь, как его зовут?
Джон громко сглотнул.
– Бугер.
При звуке своего имени Бугер повернулся и лизнул вторую руку Аманды, которой она гладила его бок и ляжки.
– Он не пострадал?
– По всей видимости, нет.
– Это замечательно.