Гладиатор Парамонов Сергей
Через полчаса в кубрик к Шаху пожаловали гости. Первым зашел невысокого роста паренек в спортивном костюме, за ним верзила в обтягивающем фигуру танкаче (танковый комбенизон).
– Здорово, братан, меня Костром зовут, а это Медведь – указал он на спутника в танкаче. – Нам до дембеля несколько дней осталось, так что на чемоданах сидим, а тут такое кино. Я сам не видел, в отличие от Медведя, как ты Шкафа сделал, но оценить смогу. У нас с разведкой постоянный геморрой. Прессуют, суки. Когда нас сюда закинули, так они танкистов, то бишь наших старых, по-черному чморили. Но наш призыв вроде крепкий попался, Медведь не даст соврать. Так что мы потихоньку огрызаться стали, бились иногда, но со Шкафом никак сладить не могли – он вон какой бугай. Потом батальоны в Чечню закинули, Грозный вместе штурмовали, и наши пацаны полегли, да и разведчиков покосило. Их неделю как из Ичкерии вывели, а наш батальон пока там стоит. Из старых в батальоне мы с Медведем да еще пара хлопцев, так что перевес по-любому на стороне разведки, вот они хвосты, суки, и распушили. В общем, если какие проблемы с ними, маякуй нам. Сегодня в баню повезут, можно будет пивка попить, так что не прощаюсь, в баньке пообщаемся. Пойдем, Медведь, – заявил парень, и делегация вышла из кубрика.
После обеда всех погрузили в тентованный «Урал» и вывезли в общую баню, располагающуюся в центре Владикавказа. Попарившись от души, Костер, Медведь и Сергей с Фиксой спустились в пивной бар, располагающийся в этом же здании. Хлопнули по три кружки пива. Уже вечером после ужина в одном из кубриков 3-й роты был организован небольшой банкет с водкой и закуской, на котором присутствовали все те же. Выяснилось, что Костер – на самом деле Костя, а Медведь – он и по жизни Медведь. Их всего несколько дней назад привезли из Чечни. Нахрюкавшись до чертиков, они стали палить из автоматов и чуть не завалили своих же. Для протрезвления их закинули в глубокую яму, которая в походных условиях заменяла гауптвахту, но позабыли прошмонать, и Костер и здесь отличился: выкинул из ямы гранату «РГД». По невероятной случайности никто не пострадал. Не будь Костя любимчиком комбата, сидеть бы ему в штрафбате. Комбат, по их словам, был мужик-кремень. В ночь штурма Грозного он ослушался приказа и ввел в город всего одну роту. Комбат посчитал ввод тяжелой техники в город недопустимым и тем самым сохранил остаток батальона. Два танка так и остались стоять на площади Минутка, а траки от них висели на втором этаже.
– Пацаны, жопа была полная, где свои, где «чехи» – непонятно. Все горит, как вспомню, спина мокрой становится. Давайте молча за пацанов – за Насонова, за Грева, за Батю, пусть земля им будет пухом.
– Костер, а помнишь, как латышку поймали? – рассказывал Медведь. – Завелась в нашем квадрате и мочит пацанов из «эсвэдешки»; «белый чулок», слышали, наверно. Дай вам бог, пацаны, не пересечься с такой. Просчитали ее, ну и взяли тепленькой. Хотели сразу расстрелять, а когда жетонов с полсотни у нее нашли, так вначале с ней гэрэушники поработали, а потом на общак пустили. Драли, короче, все; ну а закончилось тем, что привязали ее за танки и порвали пополам, как грелку. Вот так, пацаны…
– Рота, строиться на вечернюю поверку! – раздалась в казарме команда.
– Поверка – это свято, пацаны. Давайте-ка после продолжим наш праздник, а то сегодня начальник штаба заступил, он еще тот фрукт, – сказал Костер.
Вечерняя поверка у танкистов закончилась в тот момент, когда у разведчиков она только началась.
– Так, три минуты на перекур, и по казармам! – скомандовал прапорщик Комарчук.
Между казармами 3-й и 2-й роты, присев на корточки, курили Шах с Фиксой. К ним подошли несколько человек из других рот их же призыва.
– Тебя Серый зовут? – произнес один из них. – Если что, можешь рассчитывать на нас.
Шах, указывая рукой на место рядом с собой, сказал:
– Падайте, пацаны, покурим пока. – И, передав пачку «Бонда» одному из подошедших, распорядился: – Раздай по сигарете каждому да заодно посчитай, сколько нас.
– Двенадцать человек, – через некоторое время произнес тот.
Расстояние между казармами было не более 10—12 метров. За спинами было волейбольное поле с натянутой сеткой, которое упиралось в глухой забор. Вечерняя поверка разведчиков, как было видно, подходила к концу.
– Пацаны, чую, будет замес. Главное – неожиданность. Между казармами метров двенадцать, нас тоже двенадцать, поэтому, кто не умеет драться, скидывают ремни и бьют бляхами по калганам. Одновременно я подам знак. Понятно? – проговорил Шах и внимательно заглянул в глаза каждого из сидящих.
Поверка у разведбата окончилась, и серая угрюмая толпа медленно потянулась к сидящим между казармами. Шах сидел спиной к этой подтягивающейся массе и лишь краем глаза контролировал уменьшающееся расстояние. Впереди шел невысокого роста паренек; наверное, именно он сегодня утром раздавал подзатыльники в столовой. В руках его мелькали четки.
– Ну, бронелобые, пришло время платить по долгам. Щас мы вас петушить будем, – произнес он.
В это время Шах отсчитывал про себя: четыре метра, три, два, пора. Развернувшись, он, как пружина, выкинул вперед правую ногу и нанес страшный удар в подбородок говорившего. Послышался громкий лязг челюсти и стон. Шах сделал два шага назад, успев при этом скинуть ремень. Затем обрушил железную бляху на следующую жертву. Одновременно с ним этот же маневр совершила дюжина танкистов. Неожиданность дала о себе знать: разведчики не могли перестроиться на этом небольшом пространстве, задние мешали передним махать бляхами, скученность была на руку танкистам. Двенадцать человек умело держали оборону против сотни подготовленных бойцов. То здесь, то там слышались стон и хруст, мелькали кулаки и бляхи, кто-то свалился на землю, и все это мгновенно превратилось в кровавое месиво.
Вдруг раздались несколько пистолетных выстрелов и автоматная очередь.
– Разойтись, вашу мать, я сказал, разойтись! – Между двумя стенками солдат появились дежурные офицеры обоих батальонов. Крики, угрозы раздавались из обоих лагерей.
– Вешайтесь, духи бронелобые, мы вам матку вырвем!
Шах, чуть выделившись из общей массы, чтоб было слышно всем, спокойным голосом сказал:
– У меня один вопрос. Есть ли в вашем стаде пастух, чтобы сейчас закончить этот спор один на один?
– Мы один на один не деремся, – послышался неуверенный голос из стана разведчиков.
– Ну, тогда нам пока не о чем говорить, – заявил Шах и вместе с Фиксой проследовал в казарму.
Уже в казарме к ним подошел Костер.
– Ты чего, Серый, не сказал, что будет бойня, блин? Мы с Медведем снова все прозевали. Красавцы вы, пацаны, как есть красавцы!
– Да не хотели вас по пустякам отвлекать, – ответил, улыбаясь, Шах.
Застолье решили перенести на следующий день, чтоб не залететь, так как ответственным был начштаба.
Утром на завтраке два батальона стояли рядом возле столовой, но, в отличие от предыдущего дня, с каждой стороны присутствовали по три офицера. Зрелище было, пожалуй, даже смешным. Пара десятков разведчиков были в прямом смысле разукрашены: у одних виднелись синяки, у других – ссадины, у третьих – замазанные зеленкой раны от блях. В отличие от них, лишь у двух танкистов были повреждения – у одного синячище на все лицо, у другого – ссадина на лбу.
Уже после обеда Сергей стоял с Фиксой возле своей казармы. 3-я рота граничила с 1-й ротой отдельного разведывательного батальона. От казармы разведчиков отделились два бойца и подошли к Шаху.
– Слышь, друг. Там с тобой поговорить хотят, за казармой, – сказал один из подошедших. По их одежде было видно, что они тоже недавно прибыли из учебки или из дома.
– А вы «шестерки», что ли? Тогда передайте тому, кто хочет со мной пообщаться, что я жду его здесь.
Фикса тем временем уже звал Костра с Медведем.
– Сам ты «шестерка», – заявил борзый и попытался сблизиться с Шахом, но был встречен выкинутым вперед локтем.
Хруст ломающегося носа подействовал на спутника борзого отрезвляюще, и тот застыл в нерешительности, наблюдая за тем, как его друг сползал на землю, прикрывая лицо обеими руками.
– Забирай своего друга и вали. И передай своим старым, что это не последний нос, который я планирую «подправить» на этой неделе, – произнес Сергей.
В это время из роты выбежали Костер с Медведем.
– Ну вот, Шах, ты опять сам управился! Нам хоть пару носов оставь…
За происходящим с порожка штаба наблюдал начальник штаба.
Через полчаса Сергея, накрытого простыней, подстригали в бытовой комнате наголо.
– Рота, смирно! – выкрикнул дневальный где-то в коридоре.
В бытовую комнату зашел начальник штаба. Боец, подстригавший Сергея, вытянулся по стойке «смирно».
– Пойди-ка погуляй, боец, – обратился начштаба к парикмахеру. – А ты не вставай, сиди, будем с тобой общаться.
Майор был, как видно, подшофе. Как охарактеризовал его Костер, он бывший морпех, мастер спорта по боксу, шакал правильный, но чуть какой косяк – бьет по-взрослому не только солдат, но и офицеров; да еще бухает по-черному. А так вроде нормальный.
– Шахов, ты третий день в батальоне, а такой шухер стоит! Ты чем, боксом на «гражданке», что ли, занимался? Уже разведчиков сколько поломал… Я видел, как ты сейчас возле казармы нос красиво снес. Но запомни: бей их на своей территории – так ты в любом случае будешь прав. А к ним не суйся, понял?
– Так точно, товарищ майор. Занимался, правда, я футболом, а насчет подраться, так мой дядька говорил: «Запомни, у тебя, племяш, второй уличный разряд, потому что первый – у меня».
– Ха-ха, второй уличный разряд! Надо запомнить… Ладно, подстригайся, будут какие-нибудь просьбы, сразу ко мне. Понял?
– Так точно.
После обеда в казарме был организован фуршет. На столе красовалась бутылка спирта «Рояль», нарезанный лимон, закуска из столовой.
Уже в середине застолья у Шаха возникла шальная идея, которая с каждой опрокинутой рюмкой становилась все навязчивей.
– Слушай, а не съездить ли нам домой? – обратился он к Фиксе. – Майор сказал, что если будут просьбы, то можно напрямую к нему. На носу выходные, так почему бы не отпроситься. У нас, Костер, дом в ста километрах от «Владика», два часа на электричке, прикинь. Как думаешь, отпустит?
– Не знаю, пацаны, попробуйте, вы вроде фартовые.
Пять минут спустя Шах с Фиксой стояли возле кабинета начштаба.
– Разрешите, товарищ майор? – проговорил Шахов.
Они вошли в кабинет.
– Товарищ майор, мы из Прохладного, знаете, наверное. Это всего сто километров от Владикавказа. Дома не были с января. Разрешите на выходные съездить домой, а в понедельник утром мы вернемся, – попросил Шах.
– Понятно, бойцы, отпущу, но не на эти выходные, а на следующие. Даю слово, так что подходите через неделю.
– Разрешите идти? – козырнули парни и вышли из кабинета.
Выпив еще, они решили все-таки втихаря съездить в Прохладный. Костя обещал в случае чего прикрыть. На выходные в батальоне из шакалов никто не появляется, кроме Комарчука, а его они приболтают. Но в батальон нужно вернуться до девяти утра понедельника.
Через час они уже были на железнодорожном вокзале. На первом перроне стоял состав скорого поезда Владикавказ – Новороссийск.
Глава 10
Домой
– Надо к проводникам проситься, Шах; два часа – и мы дома, – предложил Фикса.
В это время в одном из проемов тамбура появилась молодая проводница в очень короткой юбке и с веником в руке.
– Девушка, а девушка, вашей маме зять не нужен? – Шах, улыбаясь зажигательной улыбкой, смотрел на нее.
– Ира, нам зять не нужен? – обратилась та к кому-то в тамбуре.
В тамбуре появилась копия девушки под именем Ира в такой же очень короткой юбке.
– Кто из двух, Яна, к нам в зятья набивается? – игриво оглядывая солдат, спросила близняшка.
– Девочки, мы тоже братья, только двоюродные. А если честно, нам нужно до Прохладного добраться. Мы оттуда родом, хотим родителей повидать, с января не видели. Если возьмете, так я уже за конфетами с шампанским побежал; ну, и денег, сколько скажете, заплатим.
– Яна, а они мне нравятся. Давай возьмем, хорошо?
– Как скажешь, сестренка, – и Яна, подставив совок под веник, на секунду нагнулась, приоткрыв удивительный вид под короткой юбкой.
– А через сколько отправление, девочки?
– В 16.40. Но вы б поменьше по перрону шарахались, а то заберет патруль.
– Да мы только за конфетами – и назад.
Через пятнадцать минут они вчетвером пили шампанское в одном из купе полупустого вагона. Девочки оказались компанейскими во всех смыслах. После посадки они развели молоденьких солдат по разным купе и показали все, на что были способны…
– Сережа, вставай.
Открыв глаза, Шах увидел свою маму. Мысли путались. Как он здесь очутился? Постепенно удалось вспомнить разговор с начальником штаба, затем Костра, который обещал прикрыть на выходные, потом провал в памяти.
– Мам, я один пришел вчера?
– С тобой друг был, сказал, что вместе служите. Он тебя уложил, попрощался и поехал домой.
– Понятно. Извини, что я в таком виде вернулся.
– Ладно, защитник отечества, вставай, завтракать будем. Дед совсем заждался, когда ты соизволишь встать. Как там у вас в армии говорят – рота, подъем! – и ее лицо озарила улыбка.
Через десять минут семья из трех человек сидела за праздничным столом.
– Ну, внук, рассказывай, как служба?
– Да нормально, дед. Кормят – как на убой. Нас сейчас во Владикавказ перекинули, на выходные отпустили домой за успехи, так сказать, в боевой и политической подготовке.
– В каком смысле «боевой»? – спросила мать, и ее голос задрожал.
– Да нет, мамуль, не в прямом смысле. Служить будем во Владикавказе. Не успели мы, говорят, на войну, батальон уже выводят. Так что не волнуйтесь, буду под боком.
Дед сурово посмотрел из-под мохнатых бровей и о чем-то задумался. Сергей вспомнил, как дед часами рассказывал ему о своей судьбе, посадив маленького Сереньку себе на колени…
Родился дед Терентий в Москве в 1913 году в семье Веселкиных. Окончил, как он выражался, три класса и коридор, и уже в одиннадцатилетнем возрасте преподавал азбуку безграмотным мужикам в прокуренном классе. Терентий отличался смекалкой и сообразительностью и быстро строил карьеру. В середине 30-х он познакомился с будущей женой, Валентиной Поповой, дочерью очень богатых родителей. Ее род восходил к роду Процай, высланных в свое время Екатериной на Украину. Родители Валентины были против ее брака, как они выражались, с голодранцем Терентием, но она вопреки их воле сбежала с ним, прихватив платок, набитый золотыми царскими червонцами, за что и была проклята. Проклятие сбылось. В семье Веселкиных родилось четыре ребенка. Первой появилась на свет девочка в 1939 году, но умерла через два месяца после родов. В феврале 1941 года родился мальчик Вячеслав, в 1949 году – еще мальчик, умер сразу после родов, и в 1951 году родилась Людмила – мать Сергея.
Война. На дворе 1941 год. В первые месяцы войны Терентий с Валентиной и сыном Вячеславом захвачены германскими оккупантами. Их раздельно, мужчин от женщин, грузят в вагоны, отправляют в Германию для работы в тылу. Во время следования поезда из вагона, в котором едет Терентий Веселкин, совершают побег три человека, и немецкое командование принимает решение расстрелять каждого десятого из этого вагона. Перед строем захваченных русских солдат и гражданских стоят несколько офицеров гестапо, один из которых, беря каждый десятый паспорт или другой документ из общей массы и коверкая слова, называет фамилию того, кто должен выйти из строя.
– Ромманов… Дмитрьюк… Ивайнов…
Терентий Веселкин стоит в последнем ряду и видит, как то слева, то справа из строя выходят те, кому через несколько минут предстоит умереть.
– Горин… Чишандзе… Весельукин…
Холодный озноб в мгновение охватил Терентия Веселкина, вся жизнь в одну секунду пронеслась перед его глазами. Он уже попытался протиснуться между стоящими впереди, как увидел парня чуть слева от него, который вышел из строя.
– Иванав, Больгин…
Через несколько минут выведенных из строя на глазах у всего вагона расстреляли, и на их трупы кинули их документы.
Немцы прикладами стали загонять всех в вагоны, и через несколько минут состав тронулся в сторону Германии. Уже после приезда в Германию все стало на свои места, и Терентий Веселкин понял, что вместо него расстреляли парня со схожей фамилией, который, не расслышав или неправильно поняв ломаный немецкий язык, сделал шаг вперед вместо него. Терентию после войны выдали справку с фамилией Веселушкин. Уже после войны семья воссоединилась, но если фамилия Терентия была Веселушкин, то жена с сыном оставались Веселкины.
В 1951 году родилась дочь Людмила Веселушкина. И так два члена семьи носили фамилию Веселушкины, другие два – Веселкины.
– Ну что, внук, давай-ка выпьем за твою службу, за то, чтобы мы тобой гордились.
Вечером Сергей позвонил однокласснице Неле.
– Алло, – услышал он знакомый голос.
– Нельчик, привет. Это Сергей Шахов.
– Привет, Сережа! А мне говорили, что ты в армию подался.
– Слухами земля полнится, но информация верная. Неля, скажи, пожалуйста, ты с Ириной связь поддерживаешь? А то я три письма отправил, а ответа нет.
– Ты знаешь, Сережа, у меня то же самое. Уже полгода от нее нет вестей. А буквально на днях вернулся конверт, который я ей посылала, – с отметкой «адресат выбыл». Наверное, она переехала.
– Понятно. Жаль, не получится увидеться, завтра утром возвращаюсь в часть. Но в любом случае рад был тебя слышать. Пока.
– Пока, Сережа. Поскорей возвращайся. Ну, а если от Ирины придет письмо, я дам тебе знать.
Наутро Шах с Фиксой встретились в электричке.
В Беслане при пересадке Шах пошел за сигаретами и опоздал на поезд. Выйдя на трассу, он стал голосовать. Через минуту возле него остановилась «семерка», в которой сидели три милиционера.
– Ты откуда, солдат? Где твои документы? – поинтересовался у него, не выходя из машины, улыбающийся милиционер.
– Ребята, я опоздал на электричку во Владикавказ. Мне бы доехать только, подкиньте, завтра батальон в Чечню гонят!
– Ладно, садись назад, мы как раз туда едем.
Через сорок минут Шах заходил в часть через внешний КПП, который охраняли разведчики.
На КПП он столкнулся со Шкафом, который ни с того ни с сего протянул руку.
– Здорово, братан, – улыбнулся Шкаф. – У нас вчера опять бойня была, даже «уазик» перевернули, так шакалы с автоматами разгоняли. Жаль, тебя не было.
Пройдя КПП под номером 2, Сергей зашел в казарму. Не раздеваясь, рухнул в кровать и уснул.
Глава 11
Конфликт
– Встать, солдат! – Кто-то за рукав тянул его с кровати.
Открыв глаза, Сергей увидел начштаба. Шах привстал, придерживаясь одной рукой за верхний ярус.
– Ты где шлялся? – заорал майор и схватил Шаха за грудки.
– Руки! – и Сергей, умело вывернувшись, завис сбоку от майора. – Руки!
Майор не был готов к такому повороту событий, но испытывать судьбу не стал.
– Солдат, через пятнадцать минут привести себя в порядок и прибыть ко мне в штаб.
Около десяти минут Сергей слушал Костра.
– Блин, если бы не вчерашняя бойня, никто и не заметил бы вашей самоволки. А так выстроили на плацу и по спискам проверили, а вас нет. Ты с начштаба поаккуратней, мужик жесткий.
– Разрешите? – и Шах сделал шаг в кабинет начальника штаба.
Тот резко встал и двинулся на Сергея.
– Не стоит, – недобро улыбнулся Шахов.
– Ты где все это время был, солдат? Где второй? Как там его, Немков? Я вас сгною на гауптвахте!
– Были мы дома, Немков должен с минуты на минуту появиться, мы с ним по дороге растерялись.
– Немудрено растеряться… Марш в казарму! Жди пока Немкова, а после обеда готовьтесь на гауптвахту. Свободен.
Через пару часов Костер с Медведем провожали залетчиков на гауптвахту.
– Давай, Шах, наверно, не свидимся, нам через неделю домой. Рад был познакомиться. Красавцы вы, пацаны, жаль, что расстаемся так быстро. В любом случае адресами обменялись – авось встретимся.
– Костер и ты, Медведь, душевные вы хлопцы. Все дороги в Риме сходятся, как-нибудь увидимся, по-другому и быть не может.
– С кичи как откинетесь, так вас встретят по-людски. Я наказ дам бродягам, чтоб непонятки не вышло; завтра батальон, говорят, выводят из Чечни, – сказал Костер.
Через час железная калитка гауптвахты закрылась за спинами двух Сергеев.
– На сколько сажаешь, прапорщик? И за что? – обратился начальник гауптвахты к приведшему их Комарчуку. Он сидел за столом с расставленными шахматами.
– Пока на неделю. Дисциплинарники они, самоволка у них. А там как командование решит – когда их забирать.
– Прапорщик, мне каждый день сюда преступников доставляют, селить некуда, а ты со своими самовольщиками! Мест нет…
– Товарищ старший лейтенант, я слышал, что вам краска для гауптвахты нужна, так я ее с собой как раз захватил, – Комарчук выставил на стол пару банок краски.
– Да, умеете вы, прапора, все на свои места поставить – не отнять… Ладно, оформляй у начальника караула своих танкистов.
– Мат в два хода черными, – кивнув на доску с шахматами, сказал Шах.
– А ну-ка, а ну-ка, ты шахматист, что ли? Я тут с комендантом второй день эту партию закончить не могу в телефонном режиме, а на кону ящик пива. Ну-ка, показывай!
– Ферзя под пешку ставьте. Бить нельзя, а следующим ходом мат – защититься белым нечем. Партия.
– Грамотно, ничего не попишешь! Как, говоришь, у тебя фамилия?
– Шахов.
– И фамилия шахматная… Ладно, прапорщик, веди своих хлопцев к начальнику караула. Да скажи, чтоб в общую камеру посадил, в 3-ю.
Через пять минут дверь общей камеры под номером три закрылась за залетчиками.
Глава 12
Губа
– Общий привет, бродяги! – уверенным голосом поприветствовал сокамерников Шах.
Дело в том, что еще до армии он пару раз попадал в такие замкнутые пространства.
Дверь гауптвахты лязгнула металлом.
– Кто за камерой смотрит? – спросил Шах.
Камера ответила молчанием. Четыре в длину и пара метров в ширину, камера в полумраке лампы вмещала порядка десяти человек. Бегло осмотрев присутствовавших, Сергей остановил взгляд на парне в камуфляже, с шевроном летучей мыши на плече. Это был тот разведчик, который раздавал подзатыльники в столовой и который принял первый удар в бойне между казармами.
– Здорово, братан. Я смотрю, лицо знакомое. Ты ж из разведбата вроде?
Разведчик, резко поднявшись с корточек, занял боевую позу.
– Тише, не нервничай, братан! Разборки оставим за забором, чего мы тут будем цирк устраивать, – сказал Шах и протянул ему краба. – Меня Серым зовут.
– Рома.
– Ну, вот и ладушки. Рассказывай, как жизнь тюремная, как кормят и за что попал сюда?
– Да колес нахавались, а тут построение на плацу, меня и попалили. Вот и сижу. Днем маршируем на плацу, на ночь нары выдают и шинели, чтобы укрывались – холодно здесь. Хавка паршивая. А так вроде ничего – сидеть можно.
– А с куревом как?
– Да пацаны из батальона закидывают. – Рома вытащил из кармана пачку «Ротманс». – Угощайся. Смены, правда, разные попадаются. Когда 503-й или 693-й полки заступают, кайф. Пацаны-выводные – дембеля, так можно и по камерам ночью походить. А позавчера какой-то полк заступил, так все шмонали, сигареты забирали. Выводные – духи, а шакалы отмороженные; у одного, говорят, яйца на мине оторвало. Так ночью ходили по камерам и били всех дубинками. Говорят, через два дня они опять заступают в караул, увидишь все своими глазами.
– Да, а я думал, мы на курорт попали, – хмыкнул Шах и затушил бычок. – Ладно, поживем – увидим, как говорится.
И потекли дни заточения… За это время Шах несколько раз сыграл в шахматы с начальником гауптвахты, не дав при этом ему ни одного шанса, что последнего злило, но и вызывало уважение.
– Никак не могу понять, как ты играешь, Шах? Нестандартно. Так не играют. И эта твоя пешка крайняя – она теоретически не должна проходить. Где ты учился играть? Ходил в шахматную школу? Не похоже, играешь вроде не по учебникам.
– Да передача была как-то по ТВ. Ну, дядечка там еще ходил возле доски и говорил: «Мат черными в два хода». Я сам не помню, мама рассказывала, я еще писать не мог, мне шесть лет было, так она за меня комбинации по почте слала. Пришел мне ответ с присвоением второго взрослого разряда. А так я самоучка.
– Понятно. Ладно, иди в камеру.
Через несколько дней в камеру въехали три человека. Один из них вызывал интерес у Шаха. Звали парня Игорем. Бедолаге до дембеля оставалось две недели, и Игорь, решив подзаработать, продал местным пару автоматов. Ну его и «приняли».
Игорь был родом из Москвы. Выяснилось, что вместе с ним в части служил его брат-близнец, который через пару дней должен подъехать с гревом и со шмотками.
– А зачем тебе шмотки, Игорек? Берцы у тебя кайфовые да камуфляж – я такой пока не видел. Что за форма?
– Камок натовский офицерский. Когда в Чечне стояли, нарвались на склад да и раздербанили. Брат спортивный костюм привезет, с кроссовками, я ж сидеть на зоне буду, а не в штрафбате, статья-то у меня серьезная. Так лучше сразу переодеться в гражданский наряд. Если камок тебе нравится – забирай с берцами, Серый, он мне уже ни к чему.
– Спасибо, Игорек, заметано.
Прошли еще две недели арестантской жизни, и как-то утром выводной, забрав Шаха, повел его на свидание. В комнате для свидания Сергей увидел маму.
– Мамуль, ты как здесь? – обнимая ее, проговорил Сергей.
– У тебя ж завтра день рождения. Приехала в часть, а ты, говорят, сидишь на гауптвахте. Сережа, пора бы и успокоиться. Пожалуйста, не лезь на рожон, сынок, это армия, жизнь одного человека ничего не стоит! Хорошо? – по щеке этого самого дорогого и любимого человека стекла слеза.
– Я исправлюсь, мам, только ты не плачь. Даю слово.
– Я тут тебе продуктов привезла, сказали, что можно. Клубнику с черешней с огорода, дед собирал. Он передавал тебе большой привет. Не нравится он мне последнее время. Я ему говорю, чтобы он поменьше ходил, а он: надоело мне жить, Сережку повидал, вот растрачу последние силы – и в могилу. Тепловой удар у него на даче был, хорошо, соседи позвонили. Вот так, сынок.
В это время в комнату зашел невысокого роста мужчина, лет сорока пяти, с черными усами и в накидке с капюшоном без опознавательных знаков.
– Так вот ты какой, бандит, – проговорил он.
– Я не бандит, – ответил Сергей.
– Да ты не обижайся за бандита, порассказали мне тут про тебя. Я командир танкового батальона подполковник Багаджиев Яков Алексанович. Ладно, вы общайтесь, а я вас в машине подожду, Людмила Терентьевна. Кстати, а что на тебе за форма модная?
– Да махнул не глядя, товарищ подполковник.
– А говоришь, не бандит, – комбат улыбнулся в усы и вышел из комнаты.
Они еще час общались в маленькой полутемной комнате для свиданий.
– Хороший человек твой комбат. Мы с ним целый час разговаривали, сказал, что через пару дней тебя отсюда заберут, – прощаясь, сказала мама.
Обед в этот день был царским: на столе громоздилась домашняя еда, свежие овощи и ягоды и полуторалитровая бутылка с вишневой наливкой, благо караул в этот день был свойский.
Глава 13
Кепочку на полгода пониже
Через два дня под вечер на сорок пятые сутки Шахова забрали в часть. Уже по дороге выяснилось, что за время его отсутствия его прикомандировали в саперный взвод танкового батальона. Его сразу же отвели к командиру батальона. Общение было долгим. Комбат говорил о разном. Говорил, что с его волевыми качествами в армии можно запросто стать старшиной. Говорил, что ему все уши прожужжали о некоем солдате, который в одиночку бросался на разведчиков, ломая при этом носы. Говорил, что разведбат вынес приговор Шаху, и рано или поздно они все-таки могут его достать. Говорил, что он нажил себе врага в лице начальника штаба. И, подытожив беседу, выдал, что завтра Сергея переведут, от греха подальше, в 503-й полк.
– А камуфляж у тебя натовский, в нашей части в таком служить все равно нельзя… Ладно, иди на вечернюю поверку да смотри, чтоб последняя ночь твоего пребывания в батальоне прошла тихо.
Батальон стоял на вечерней поверке, и Сергей, подойдя к взводу саперов, стал в последнем ряду. Большинство окружающих лиц были ему незнакомы. Батальон давно вывели из Чечни, и Костер с Медведем уже полной грудью вдыхали воздух гражданской жизни вперемешку с запахом женской парфюмерии.
– Э, душара, кепочку на полгода пониже опусти! – раздался возглас из соседнего взвода.
– Ты чего, не понял, дух! Я к тебе обращаюсь, – уже несколько голосов пытались зацепить Шаха.
– Душара, закончится поверка, мы тебя в казарме достанем.
Шах не реагировал. Готовясь к развитию ситуации, ночью думал про себя: «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Не успел откинуться с губы, так, похоже, опять придется заехать туда. Ладно, Бог – не фраер, и не из такого дерьма вылезали».
Поверка закончилась, и бойцы разошлись по своим казармам. Шах разделся и лег на кровать. После холодных и жестких нар эта кровать казалась царским ложем. Он провалился в сон.
– Друг, вставай, – дневальный тряс Сергея за плечо, – тебя ждут в седьмом кубрике.