Чернослив в шоколаде Лазорева Ольга

В воскресенье Лена собрала нас в Куркино на крестины. Мы приехали к полудню сразу к церкви. Когда выбрались из такси, то пошли к храму. День выдался погожий, ярко светило солнце, воздух, несмотря на конец сентября, был мягким и теплым. Лены с детьми еще не было. Ириска позвонила ей и сообщила нам, что они уже едут. Церковь Владимирской иконы Божией Матери, как мы прочитали на табличке, была постройки 1672—1678 годов. Она была белой, с высокой колокольней и с золотыми куполами. Злата подняла голову, изучая колокольню, потом повернула к нам раскрасневшееся лицо и тихо продекламировала:

– Мы все придем под этот крест, пусть кто-то раньше, кто-то позже. Мы миновать его не сможем, мы все взойдем на этот крест.

– Знаешь что, Златка, – недовольно проговорила Ириска, – какой– то мрачный стих, не находишь? Радость сегодня! Ленкиных деток крестить будут! И она хорошие имена им подобрала: Иван и Марья. Да?

– Прямо как в русских сказках, – сказала я и улыбнулась.

– Ванька и Машка, – засмеялась Злата.

Тут мы увидели подъезжающий джип.

– Ага, а вот и они! – сказала Ириска и ринулась к остановившемуся джипу.

Мы остались на месте. Дверцы открылись, и появились Лена и ее родители. Они взяли детей на руки и пошли к нам. Лена, расцеловавшись с нами, отправилась в храм. А родители остались с нами. Я смотрела на их улыбающиеся лица и понимала, насколько они счастливы. Ириска болтала без умолку, заглядывала в конверты, у Вани он был традиционно голубой, а у Маши – розовый, восхищалась цветущим видом детей, мягко подтрунивала над обалдевшими от счастья «бабкой и дедкой». Но они не обращали на нее никакого внимания и по-прежнему улыбались отстраненно и счастливо. Минут через десять появилась раскрасневшаяся Лена и пригласила нас в церковь. Но на обряд пошли только родные, а мы остались их поджидать. Вначале купили иконки и свечи.

– Можете пока осмотреть часовню, – предложила нам полная пожилая монашка, торговавшая в лавке. – Она у нас знаменитая.

– Да? – оживилась Ириска. – И чем же?

– Она построена по проекту архитектора Шехтеля, – пояснила монашка и, как мне показалось, глянула на нас с ехидцей. – Слыхали о таком?

– А как же! – важно ответила Ириска. – Известная личность! В Москве много зданий по его проектам.

– А внутри часовни имеется мозаичное панно, и выложено оно по рисунку самого Васнецова.

– И о нем наслышаны, – зачем-то сказала Злата.

Ириска тихо хихикнула и толкнула меня локтем в бок. Монашка глянула на нас сурово и поджала губы. Но помолчав с минуту, она продолжила:

– А в часовне захоронен поистине святой человек и семейство его. Григорий Анатольевич Захарьин там покоится. Много он добра при жизни делал! Врачом он был, в Москве работал, а здесь, в Куркино, усадьбу имел, бедным помогал всячески, когда тут бывал, и деньги раздавал, и бесплатно лечил, и на эту церковь огромные средства жертвовал. Такие ране люди были, – добавила она и вздохнула.

– Спасибо, очень интересно, – сказала Ириска и достала кошелек.

Она опустила купюру в сто рублей в ящичек для пожертвований. Монашка одобрительно за ней наблюдала.

– Выйдем на улицу? – предложила Злата.

– Да, лучше там подождем, да и часовню осмотрим, – ответила я.

И мы вышли из церкви. Но к часовне почему-то идти расхотели и уселись на деревянную скамью с высокой спинкой, которая находилась недалеко от входа в церковь.

– Но какие раньше мужики были! Щедрые, с широкой душой, – заметила Ириска. – И чего они перевелись? А?

Она повернула к нам румяное лицо. Ее тонкие брови приподнялись, большие голубые глаза смотрели пристально и как бы удивленно.

– Это ты про господина Захарьина? – улыбнулась я. – Ну и сейчас наверняка подобные ему есть.

– Ага, – усмехнулась Злата. – Только где они? Ау! – громко позвала она.

И мы прыснули.

– Нет, ну что это за настроение! – возмутилась Ириска. – Сейчас Лена с детьми появится.

– И что? – удивилась Злата. – У нас замечательное настроение. Господи, я так за нее рада! Дети – это наше все!

– А мы потом куда? – озабоченно поинтересовалась я.

Прошло четыре дня после той злополучной ночи, когда мы с Герой ездили к Марике, и я с тех пор ее так и не видела. Несколько раз разговаривала с Норой, она сообщала о ее состоянии. И, конечно, она все еще не пришла в себя после шока. Я помимо воли ужасно волновалась, словно Марика была мне родной дочерью.

– А что, ты куда-то торопишься? – с подозрением поинтересовалась Ириска.

– Так у них же с Герой любовь! – заявила Злата. – Наверняка на свидание. Или ты снова к знахарю?

– Да, этот Ян просто супер! – с воодушевлением начала Ириска. – Он меня взялся лечить от остеохондроза! Я уже на двух сеансах побывала!

– С вами можно сойти с ума! – вздохнула Злата. – То гадалки какие-то, то знахари!

«Значит, у нас с Герой любовь, – подумала я и погрустнела. – Так это со стороны выглядит. На самом деле я сильно увлечена, а вот что он чувствует ко мне – полная загадка».

– Оля что-то задумалась, – услышала я и повернула голову.

Ириска ясно мне улыбалась.

– У тебя свидание? – спросила она. – Насколько я знаю, Лена хотела отметить это событие.

– Да? Что ж, я особо никуда не тороплюсь, – сказала я. – Сегодня никаких дел.

– Ты книгу о знахаре продолжаешь писать? – поинтересовалась Злата.

Я молча кивнула.

Примерно через час появилась Лена. За ней шли родители, неся малышей. Их лица выглядели одинаково умиротворенными и какими-то просветленными. Мы начали поздравлять, потом преподнесли подарки.

– Мне нужно на работу, – неожиданно заявила Лена, когда все немного успокоились. – Я сейчас родителей отправлю домой, такси уже ждет, а мы поедем в Москву. У меня есть около часа, чтобы посидеть с вами в ресторане. Я уже заказала столик, это недалеко от моего офиса.

Мы буквально потеряли дар речи. Но родители по-прежнему выглядели безмятежными и счастливыми. Видимо, они уже смирились, что главное для их дочери работа. Когда Лена посадила их в такси, она вернулась к джипу.

– Ну чего стоите с такими лицами? – весело поинтересовалась она. – Поехали!

– Знаешь что, Ленка, – не удержалась Ириска, – ты мать все-таки! И я удивляюсь и возмущаюсь! И это в день крестин твоих ангелочков! Какая, на хрен, может быть работа?!

– Не ворчи, – рассмеялась Лена. – Ведь все отлично! И я счастлива!

Мы забрались в джип. Ириска устроилась на переднем сиденье, а мы со Златой на заднем. Лена медленно выехала на дорогу. Ириска что-то начала ей выговаривать, а Злата повернулась ко мне и спросила:

– Что там за история с твоей малолеткой? Гера упоминал, но вскользь.

– Неохота мне про это рассказывать, – ответила я. – Извини! К тому же в такой день только настроение и тебе и себе портить. Я тебе потом расскажу.

Этот безотказный прием «я тебе потом расскажу» я переняла у своих дочек. Когда они не хотели что-то мне говорить, то всегда его применяли. И это «потом», как правило, не наступало никогда.

Злата кивнула и после паузы спросила, как мне Гера.

– Практически влюблена, – улыбнулась я. – Да ты же все и так знаешь!

– Дай-то бог, – вздохнула она. – Хороший он парень! А про Никитку что-нибудь слышно? – неожиданно поинтересовалась она.

– Нет, – ответила я и с недоумением на нее посмотрела. – А что?

– Да Ириска тут говорила… – начала она и замолчала.

Почувствовав, как екнуло сердце, я опустила глаза и постаралась унять подступившее волнение. Но расспрашивать не стала. И до конца поездки Злата тоже не начинала разговор на эту тему. Я знала, что бабушка Никиты живет неподалеку от дачи Ириски. Ее дочь Зоя общалась с ним, когда приезжала на дачу. Там-то, собственно, мы с ним и познакомились.

«Может, Зойка что-нибудь рассказала? – раздумывала я, стараясь унять мучительное любопытство. – А ведь Ириска как-то говорила, что бабка жаловалась ей, что Никитка вообще перестал ездить в гости, просто месяцами не появляется».

Когда мы приехали в ресторан, эти мысли все еще мучили меня. Мы уселись за столик. Подняв бокалы с шампанским, еще раз поздравили Лену. Она выглядела довольной. После торжественной, если можно так сказать, части мы расслабились и начали болтать на самые различные темы. Правда, Ириска еще не могла какое-то время успокоиться и все начинала выговаривать Лене, что нельзя так бросать детей, что она как-никак мать и так далее. Но Лена только отшучивалась. Когда и эта тема была исчерпана, Ириска вдруг решила, что пора переключиться на меня.

– Что у тебя с Герой? – тоном прокурора спросила она и даже чуть перегнулась через стол, глядя мне в глаза. – А то мы тебя сейчас и не видим, и не слышим!

– Здрасьте! – возмутилась я. – Да мы по телефону ежедневно общаемся, да и по магазинам с тобой два дня назад чуть ли не до ночи бегали!

– Не отвиливай! – перебила она меня. – Мы хотим знать!

– Дружба и секс, – после паузы ответила я. – Довольна?

– И это серьезно все? Или как? – не унималась она.

– Ты вот что лучше скажи, – перевела я разговор на другую тему, – ты видела Никиту недавно?

Лена и Злата мгновенно повернулись к Ириске. Мы молча смотрели на нее и ждали.

– Ты же сама говорила, – начала Злата. – Думаю, Оле стоит знать.

– Ну да, видела, – после паузы ответила Ириска нарочито равнодушным тоном. – В прошлое воскресенье. Мы ездили картошку копать, будь она неладна! И он ближе к вечеру приехал к бабке, да не один. Ой, девочки! Видели бы вы эту тачку! Какая-то спортивная машина, узкая, длинная и двухместная, да еще и ярко-красного цвета.

– «Феррари»? – усмехнулась Лена. – Но откуда у этого щенка деньги на такую машину?

– Вот уж не знаю ее марку, но внешний вид впечатляет! – сказала Ириска, округлив глаза. – Оля, – обратилась она ко мне, – надеюсь, ты к нему уже остыла? Ты ведь сейчас в Геру влюблена?

– Типа того, – ответила я, сдерживая волнение.

Но сердце колотилось, даже ладони вспотели. Я налила в бокал минеральной воды и быстро выпила.

– Никитка за рулем был, – продолжила Ириска. – А с ним мадам! Я как раз ботву к забору подтаскивала и в кучу собирала. И очень хорошо ее рассмотрела.

– Надеюсь, ты за этой кучей по-пластунски не ползала, как партизан? – засмеялась Злата.

– Да мне и так все хорошо видно было! – отмахнулась Ириска. – Я вначале оторопела, потому что решила, что это наша Оля из его машины выходит. Но потом пригляделась и поняла, что эта мадам просто походит на тебя. Но сходство на первый взгляд разительное. Даже как-то не по себе стало, честно, девочки! Но, конечно, одета совсем по-другому! За версту богатством разит, и все пальцы в бриллиантах, клянусь!

– Ты и это успела разглядеть? – улыбнулась Лена.

– А как же! На солнце так и сверкали! И лет ей примерно около сорока.

Ириска замолчала, вздохнула и глянула на меня виновато.

– Ну мало ли, – сказала я, видя, что все молчат. – Может, знакомая или по работе.

– Да не работает он нигде, вот что я скажу! – удрученно заметила Ириска. – Я потом не утерпела, и когда они уехали, а были они всего ничего, может с полчаса, к его бабке пошла.

– Кто бы сомневался, – пробормотала Злата и налила мне вина.

Мы с ней молча чокнулись и выпили.

– И бабка мне рассказала, что эта мадам подружка Никитки, что она к нему так и ластилась даже при ней, что он ее «малышом» называл, что живет он у нее и вот уже три месяца нигде не работает, что она ему эту машину подарила и они только из загранпоездки вернулись, отдыхали вместе.

Выпалив все это, Ириска удовлетворенно улыбнулась и откинулась на спинку сиденья. У меня потемнело в глазах. Я не могла поверить в то, что услышала. Но какой смысл Ириске было сочинять?

– Вот так вот, подруги! – подытожила Злата и обняла меня за плечи. – Вот они, современные мальчики! И кто бы мог подумать? А ведь такой кузнец хороший был, так увлекался этим! А сейчас что? Альфонсик! Правильно, Оль, что ты его бросила! Вовремя!

Но я промолчала. На душе стало муторно. Я просто не могла во все это поверить! Никита стал альфонсом? Это совершенно не укладывалось в голове.

«Хуже всего, что она похожа на меня, – думала я. – А Ириска врать не будет! Бедный мой мальчик! Что же стало с тобой?»

– Да не грузись ты так, Оля! – заметила Лена. – Сейчас это обычное дело! Знали бы вы, сколько вокруг меня таких красавчиков увивается!

– К тому же ты уже не с ним, – подхватила Злата, – а с вполне достойным мужчиной!

Мы посидели в ресторане чуть больше часа, потом Лена заявила, что ей необходимо на работу. Ириска звала меня заехать в гости, но я отказалась и отправилась домой. Захотелось побыть одной. На мое счастье, дочки отсутствовали. Когда я открыла дверь и вошла в коридор, то сразу увидела на зеркале записку: «Мам, мы поехали в клуб Запасник на Китае. Там седня в 20.00 Havana club. Это ска-панк, решили, что тебе неинтересно, и даже звонить не стали. Будем к полуночи».

«Вот и хорошо! – обрадовалась я. – Мне необходимо побыть одной!»

Я разделась, приняла душ, потом накинула домашнее платье и пошла на кухню. Заварив зеленый чай, села за стол. Я думала о девчушке Поле, которая была влюблена в Никиту. Она даже какое-то время писала мне на имейл, рассказывала, как они начали встречаться. И я все это время была уверена, что они вместе. Поля была славной, милой и симпатичной и испытывала к Никите искреннее и сильное чувство, в этом я не сомневалась. Я тогда решила, что она подходит ему и по возрасту, и по характеру. Расстались мы около пяти месяцев назад, и я не могла представить, что Никита настолько сумел измениться за такой короткий срок. Выпив чаю, я взяла телефон и нашла номер Поли. Он все еще был у меня в записной книжке. Правда, я с весны ни разу ей не звонила, как, впрочем, и она мне.

«Но, может, у нее давно другой номер, – думала я. – И это вполне закономерно! И потом, что я ей скажу?»

Я колебалась с минуту, потом все-таки набрала.

– Алло, я слушаю, – раздался нежный голосок.

– Поля? – спросила я, хотя уже узнала этот чистый звонкий тембр.

– Да, – немного удивленно произнесла она. – Кто это?

– Лазорева Ольга, – ответила я, пытаясь унять сильное волнение, охватившее меня. – Помнишь такую?

– Конечно! – явно обрадовалась она. – Оля! Как вы поживаете? Рада вас слышать!

– У меня все хорошо. А ты как? Учишься?

– Да, – живо ответила Поля. – Но вы ведь не за этим звоните, – добавила она. – Хотите про Никиту узнать?

«Какая догадливая! – подумала я, начиная успокаиваться. – Лучше спрошу напрямую!»

– Да, хочу, – сказала я. – Но если ты считаешь…

– Оля, вы думаете, что я все еще с ним? Но это не так! Мы встречались всего месяц. И то это трудно было назвать отношениями. Никита после того, как вы его бросили, был долго не в себе. Он зачем-то из кузницы ушел, сказал мне, что ему все надоело, потом в казино охранником устроился и там познакомился с какой-то богатой дамочкой. Она предложила ему поработать личным шофером. Никита согласился, а через неделю заявил, что больше не может со мной встречаться. С тех пор я его и не видела. Плакала, конечно, около месяца, но потом успокоилась, решила забыть его раз и навсегда. А с сентября учеба началась, я с мальчиком одним познакомилась, такой симпатичный мне показался. Вот я сейчас с ним и очень довольна.

Поля замолчала. Я сидела неподвижно, прижав телефон к уху, и все еще не могла поверить. Хотя ее слова только подтвердили информацию Ириски, и Никита действительно жил на содержании у женщины.

– Вы расстроились? – услышала я и вздрогнула, приходя в себя.

– Есть немного, – ответила я.

– Никитка только вас всегда любил, – тихо проговорила Поля. – Я это точно знаю!

– Возможно, – сказала я и начала прощаться.

Закрыв телефон, я расплакалась. Меня убивала мысль, что я одна виновата в том, что произошло с ним.

Всем нам знакомо чувство вины, и оно разъедает душу. Если какой-то проступок мучает нас, если мы считаем, что виноваты, но что исправить уже ничего нельзя, это портит жизнь и часто приводит к депрессии. Можно, конечно, обратиться за помощью к психологу, но не у каждого имеется такая возможность.

Ниже приводится пошаговая техника работы с собой, которая поможет избавиться от чувства вины.

Шаг первый: изложение. Нужно взять лист бумаги и сухо, только факты, изложить события. При этом постараться не поддаваться эмоциям, не давать никаких оценок ситуации и вспомнить все до мельчайших подробностей.

Шаг второй: объяснение. Для любого поступка имеются свои причины. Просто так ничего в этом мире не делается. Необходимо в конце своих записей постараться объективно изложить все причины, побудившие сделать то, что вы сделали и за что чувствуете свою вину.

Шаг третий: оправдание. Нужно найти оправдание своему поступку. И это очень трудно на самом деле. Если чувство вины сформировалось, то мы обычно рвем на себе волосы, бьем кулаком в грудь и восклицаем: «Мне нет оправдания! Как я мог(ла) такое совершить?!» Но в то же время мы сами себе лучшие адвокаты, поэтому необходимо найти в своем поступке то, что нас оправдает в собственных глазах.

Шаг четвертый: уничтожить все, что связано с нашим поступком. Ничто не должно больше напоминать о нем.

Шаг пятый: рассказать. С чувством вины невозможно жить, потому что оно разъедает изнутри. И нужно облегчить душу рассказом. Да, вы правильно подумали – можно на исповеди. Но ведь не все ходят в церковь и тем более имеют привычку исповедаться. Тогда можно поведать об этом случайному человеку, который готов вас выслушать, скажем, попутчику во время длительной поездки, или психологу по телефону доверия.

Шаг шестой: искупление. Сделанного обычно уже не исправить. Но можно заняться благотворительностью, и сознание, что вы кому-то делаете добро, смягчит душу. Можно помочь другому человеку не идти по вашему пути. К примеру, написать рассказ на основе этой истории и выложить его в Сети на каком-нибудь сайте.

Шаг седьмой: переписать свою историю. Взять чистый лист и изложить события так, как сейчас вы хотите их видеть.

Шаг восьмой: перечитывать эту версию событий ежедневно. И приступы вины будут все реже.

Шаг девятый: стереть из памяти. Сказать себе: «Это было, и этого уже не изменить. Но это прошло и больше не повторится. А я живу дальше».

Шаг десятый: простить себя. Это самое сложное. Но пока мы этого не сделаем, чувство вины будет возвращаться вновь и вновь. На ошибках, конечно, учатся, но если они напоминают о себе всю жизнь, то такой опыт приносит только вред.

Прошла неделя. Я почти ежедневно ездила к Яну по утрам. Решила все-таки писать книгу от первого лица. И начала даже не с момента его рождения, а с момента зачатия, потому что Ян уверял меня, что четко помнит, как это произошло.

Медленное трудное проникновение, вспышка и единая, лучащаяся счастьем сфера, внутри которой – слияние. Кто-то отпустил меня, дав свободу, и я помчался, обгоняя многих, двигающихся туда же, куда и я. И в самом центре слияния – ожил…

…Море покоя. И я в нем, как в колыбели. Гармония подчиняет меня, изменяет, выстраивает. Процесс легкий, радостный и полный удовольствия для меня…

 Но вот начинаются изменения. Все вокруг неуловимо и неумолимо убыстряется, потом сжимается, словно готовясь к броску. Я невольно концентрируюсь, подчиняясь этим изменениям. Море покоя выталкивает меня. Сопротивление невозможно, и я – выныриваю.

 Оказавшись на узкой золотой дорожке, конец которой теряется в сияющей голубой дали, лечу по ней.

Дорожка сужается, превращаясь в золотую иглу. Я не в силах удержаться на ее остром конце и падаю в темные дебри. Барахтаюсь, пытаясь выбраться, и прилагаю при этом невероятные и неведомые мне до сих пор усилия. Боль, сопротивление и выталкивание – все, что я чувствую. И инстинктивно, чтобы облегчить свое состояние, расслабляюсь и отдаюсь тянущей меня силе.

Заканчивается все неожиданно и мгновенно. Я выскальзываю, оставляя позади влажную вязкость, и чувствую беспрерывные легкие прикосновения, несущие очищение и прохладу. Чтобы избавиться от остатков влаги, я начинаю кашлять, потом раскрываюсь и вбираю в себя чистый холодный воздух. Вздохнув, кричу, пытаясь излить переполнившее меня чувство восторга. Затихнув, я слышу самые разнообразные звуки. Я не могу пока их классифицировать, но ясно понимаю, что они, несмотря на различия, едины и являются частью системы, в которую я вышел.

Так начала я книгу. Ян, когда я прочитала ему этот отрывок, задумался, потом закивал и сказал, что энергетика сохранилась. Я не стала вдаваться в подробности, что за энергетику я сохранила, а то уже знала, что Ян мог забраться в такие языковые и смысловые дебри, что потом вытащить его оттуда было крайне сложно. Я продолжала записывать за ним от руки и дома вносила текст в компьютер, систематизировала его и, если можно так выразиться, облагораживала. Мы устраивали перерывы, когда чувствовали, что устаем. Обычно пили чай и болтали на самые разные темы. После того разговора с Полей я все никак не могла успокоиться, все винила себя, что невольно толкнула Никиту на неверный путь. Я вновь часто плакала. Воспоминания о нашей любви, которые я тщательно стирала из памяти, каким-то непонятным образом ожили и снова мучили меня. Я видела Никиту как живого, когда закрывала глаза. И даже чувствовала тепло его губ, запах его волос, объятия, поцелуи. Я вновь слышала нежные слова, которые он шептал. И все это необычайно угнетало. Как назло, Гера уехал на неделю в Красноярск, и я была предоставлена сама себе.

Как-то я не смогла приехать к Яну с утра, и мы перенесли встречу на два часа дня. У него был перерыв между клиентами. Я приехала чуть раньше, чем рассчитывала, и застала уже одевающуюся женщину. Когда я заглянула в офис, она застегивала блузку. Посмотрев на меня недовольно, женщина скривила губы и достала зеркало.

– Заходи, Оленька! – пригласил Ян. – Мы уже закончили. Хорошо, ты пораньше.

Я вошла и села на диван. Женщина припудривала раскрасневшееся лицо, не обращая на нас никакого внимания. Ян курил возле окна. Она накинула пиджак, открыла сумочку и достала деньги. Положив их на стол, спросила высоким мелодичным голосом:

– Значит, послезавтра в это же время?

– Да, милушка, все так, – ответил Ян. – Я уже записал твое время.

Она кивнула, посмотрела на меня высокомерно и плавно двинулась к выходу. Я проводила взглядом ее статную фигуру. Женщина была холеной, дорого одетой и явно обеспеченной. Когда за ней закрылась дверь, Ян сел на диван и улыбнулся, глядя мне в глаза.

– Чего засмотрелась-то? – спросил он. – Так, пустая бабенка, муж ейный у меня лечился, а он депутат из Госдумы, это вам не хухры-мухры! Ну и она решила, что тоже хочет у знахаря здоровье поправить.

– Не похоже, что она больна или очень перетрудилась, – заметила я.

– У нее по-женски не все в порядке, – задумчиво проговорил Ян. – Думал, что, может, через х*й ее полечить, да не стал.

– Через что?! – опешила я.

– А чего ты так удивляешься, Олюшка? – засмеялся он. – По-женски хворым самое дело хорошая е*ля. Энергетики мужской наподдаешь, глядишь, она и здорова. Организм-то, он своего требует. Матка-то в семени должна купаться! А вы что? Резиной ее тыкаете или мазями да гелями всякими умащиваете. А ей только семя и нужно! Да помоложе семя-то! Это лучше всего для вас, бабонек!

При этих словах я мгновенно вспомнила Никиту. Видимо, это отразилось на моем лице, потому что Ян замолчал и внимательно на меня посмотрел.

– Вот ты что-то последнее время не о том думаешь, – заметил он. – Или случилось чего? Я вижу, пишешь ты, пишешь нашу книгу, и вдруг мысли совсем не туда уходят. И темнят тебя эти мысли. Ох, темнят душеньку девчоночью!

Я глянула на него повлажневшими глазами. И рассказала про Никиту. Ян слушал молча. Потом покрутил головой, вздохнул и мягко проговорил:

– Не пойму я, девонька, ты от книгу пишешь, как жить правильно. Я ж хочу не о себе книгу, а показать через себя людям, как жить, чтобы не болеть. И что же ты сама-то не учишься?

Я подняла на него глаза. Ян смотрел на меня, не отрываясь. Его глаза сияли ясным голубым светом и были чистыми и прозрачными, как у маленького ребенка.

– Я ведь уже говорил тебе, и не раз, что все это чужие системы. И они развиваются по своим законам. А ты чего удумала? С чего ты на себя вину-то наложила за чужую жизнь? Парень этот сам свой путь выбирает и идет по нему. Ты пойми, милушка, каждый человек, чтоб он там ни говорил, на кого бы ни жаловался, кого бы ни обвинял, на самом деле только сам выбирает свой путь, свою жизнь. И Никитка выбрал то, что ему кажется лучшим.

– Жить за счет богатой взрослой бабы? – хмуро заметила я.

– Главное, что не за твой, – улыбнулся он. – Благодари бога, что избавилась от такого нахлебника! И поди ему плохо? Ест, пьет, не утруждает себя ничем особо, да бабу свою е*ет. И это его система. А ты-то тут с какого боку-припеку? Пораскинь мозгами-то! Ишь, удумала себя изводить! Смотрю я на вас, людей, и улыбаюсь вам. Дети вы все, и смешные как дети. Давай-ка лучше книжку нашу писать будем!

Я кивнула, вздохнула и почувствовала, что мне становится легче. Ян в принципе был прав. То, что Никита сейчас жил с богатой женщиной, никак не было связано с тем, что я с ним рассталась. И сейчас я это понимала ясно.

В три часа приехал следующий клиент. И я ушла. Когда оказалась на улице, то решила немного погулять. Погода была, правда, сырая, так как с утра шел дождь. Но сейчас он прекратился, и сквозь просветы низких серых туч начало проглядывать солнце. Я медленно шла по оживленной улице, скользя рассеянным взглядом по лицам прохожих. После весьма интенсивной работы с Яном я всегда ощущала усталость, которая, правда, быстро проходила. Главное было прекратить обдумывать ту информацию, которой он обычно переполнял мой мозг, казалось, до отказа. И я вспомнила о Никите. И тут же поняла, что в моей голове после разговора с Яном все встало на места, что он, безусловно, прав и я сделала единственно верный выбор, прекратив такие бесперспективные отношения. На душе становилось все легче. И я уже смотрела на его нынешнюю жизнь совершенно отстраненно. Действительно, с чего я взяла, что как-то виновата? Каждый сам выбирает свой путь и идет по нему до конца или, поняв, что он неверный, вовремя сворачивает на другую дорогу. Я улыбнулась и ускорила шаг, чувствуя себя так, словно что-то тяжелое, что тянуло меня к земле все это время, отпустило. Мне даже показалось на какой-то миг, что я могу при желании взлететь, как птица.

Зазвонил телефон. Я, все еще улыбаясь, открыла сумочку и достала его, машинально глянув на дисплей. Это был Гера.

– Привет, милый! – радостно сказала я, прижав трубку к уху.

Из-за шума улицы было плохо слышно.

– Как ты там? Как родители? Я уже соскучилась по тебе! – продолжила я и свернула в арку дома, вдоль которого шла.

Во дворе было явно тише, и я остановилась.

– Оленька! – услышала я и почувствовала, как сильно забилось сердце.

«Вот уж, действительно, «лицом к лицу лица не увидать, большое видится на расстояньи», – подумала я, улыбаясь от счастья, что слышу его голос.

– У меня все хорошо! Ты там как поживаешь?

– Только от Яна иду, – ответила я и оглянулась.

Увидев скамью возле подъезда, направилась к ней. Усевшись, закинула ногу на ногу. Почувствовав теплое прикосновение, наклонилась и увидела большую пушистую кошку, которая терлась о мою щиколотку и уже начала мурлыкать. И я рассмеялась.

– Что тебя там так развеселило? – спросил Гера. – Или кто?

– Ревнуешь? – задорно поинтересовалась я. – Это тут кошка о мои ноги трется. Вот мне и стало смешно. Я на скамью присела, чтобы с тобой спокойно поговорить. Или ты долго не можешь? Дорого, наверно?

– Ну о чем ты, дорогая! На то и деньги, чтобы обслуживать наши потребности. Вот появилась потребность поговорить с тобой, – добавил Гера.

И мое сердце растаяло.

– У меня все хорошо, книжку пишем, и довольно быстро, – сказала я, стараясь стереть с лица идиотски счастливую улыбку, потому что неподалеку остановились две толстые старухи и начали беззастенчиво меня изучать.

– Вот и замечательно! А как там бедняжка Марика? – поинтересовался Гера участливым тоном. – Ты была у нее с тех пор?

– Нет, – ответила я и сразу помрачнела.

Старухи тут же потеряли ко мне всякий интерес и повернулись друг к другу.

– Я даже по телефону с ней не общалась, – продолжила я. – Нора сказала, что она в тяжелом состоянии, на антидепрессантах и почти все время спит.

– Ну, ей так сейчас лучше, – ответил Гера. – Но все это ужасно! Даже я беспокоюсь об этой девочке, представляю, каково тебе!

– Спасибо за участие! – сказала я и вновь заулыбалась. – Ты-то там как? Со своей давней любовью Олей не виделся? – зачем-то спросила я.

– Виделся! – явно обрадовался Гера. – И она совсем не изменилась! Я тебе не говорил никогда, но ведь я любил ее очень сильно! Мы встречаться начали, когда ей 15 лет только исполнилось. Она девственницей была, и я у нее первый! – с гордостью добавил он. – А через три года она взяла да и замуж вышла за общего друга. А я в Москву подался.

«Вот, значит, в чем дело! – подумала я. – Это он от несчастной любви сюда сбежал!»

– И как, счастлива она в браке? – поинтересовалась я.

– Нет, – после паузы ответил Гера. – Муж выпивать любит.

– Жалеет, наверно, что такого парня потеряла, – не унималась я.

– Мы с ней об этом не говорили, – сказал он. – Думаешь, жалеет?

«Бог мой! Что я делаю? – изумилась я про себя. – Сейчас мой Герочка побежит к ней выяснять, жалеет она или нет. И неизвестно, до чего они договорятся!»

– Думаю, да! – все-таки подтвердила я.

– Я через три дня прилетаю, – после непродолжительного молчания сказал Гера. – И я соскучился по тебе, Оленька!

– Я тоже, – тихо ответила я. – Жду тебя.

Я закрыла телефон, убрала его в сумку и еще какое-то время посидела на скамье. Меня удивило, что Гера вдруг так разоткровенничался со мной. Но потом поняла, что он, видимо, расслабился дома, что каким бы он ни был коммуникативным и легко адаптирующимся, все равно в столице чувствовал себя чужим. И из-за этого всегда носил маску уверенного в себе, сильного и самостоятельного мужчины, который не нуждается ни в чьей заботе и внимании. Может, поэтому Гера виделся мне эмоционально суховатым, хотя, как я сейчас понимала, он просто не хотел показывать свои чувства. Ведь почти все мужчины, за редким исключением, считают, что показывать любовь к женщине – это слабость.

«А вдруг я ошибаюсь? – мелькнула неприятная мысль. – И вовсе он ко мне никаких нежных чувств не испытывает? А все еще любит эту неведомую мне Олю?»

Но я тут же отогнала эти мысли, встала и пошла в сторону метро.

А вечером позвонила Марика. Услышав ее слабый дрожащий голосок, я чуть не расплакалась. Перед глазами вновь встала картина, которую я тогда увидела в ванной. Но я взяла себя в руки и ответила спокойно:

– Рада тебя слышать! Как ты?

– Ничего, – сказала она. – Только сплю много. Мама сиделку наняла. Она за мной присматривает, и уколы делает, и еду готовит.

– Вот и хорошо! – заметила я. – Тебе нужно выздороветь скорее! А то мне и погулять не с кем!

– Да ладно! – тихо засмеялась Марика. – Гонишь, как всегда!

– Что ты! – возмутилась я. – Ты же знаешь, как все заняты! Подружки работают, дочки учатся, это я со своим свободным писательским графиком могу спокойно гулять.

– Ага, кошка, которая гуляет сама по себе, – сказала она. – А тот чел, Гера, кажется, что с тобой тогда… ну, той ночью…

Марика замолчала, и я тут же встревожилась.

– Гера? – торопливо заговорила я. – Это мой друг. Тебе он понравился?

– Да я и не успела разглядеть, что за чел, – тихо ответила она. – Надеюсь, достойный.

– Ну, еще успеешь, разглядишь, – весело сказала я. – Раз он мой друг, то автоматически становится и твоим. Это у нас, взрослых, так заведено. Думаю, из-за недостатка времени.