Евангелие рукотворных богов Вознесенский Вадим
Само собой разумеется, позвать к ужину хозяин не соизволил, и Рахан с Ванко спустились в зал, лишь когда шум там явственно указал на начало трапезы.
Внимание всех посетителей тотчас переключилось на несуразную фигуру Ключника. Обычно такие уроды в респектабельном заведении Толстого Тома не появлялись. Еще раз гость вызвал раздражение хозяина, когда тот увидел, сколько он ест. Сухой и тощий, бродяга потреблял пищу в неимоверных количествах, но не жадно, изголодавшись, а не спеша, тщательно пережевывая и не обращая внимание на то, что отправляет себе в рот. Словно не дорогую собачье-свиную вырезку, коей славилось заведение, перемалывали его челюсти, а нечто совершенно заурядное или, наоборот, подобным деликатесом приходилось давиться гостю изо дня в день. В какое-то мгновение Том осознал, что плата за постой оказалась несоизмеримой с ущербом, который может нанести репутации заведения такой клиент. Откормившись, по-другому это не назовешь, Ключник оставил своего пацана за столом, а сам начал нетактично навязываться к другим посетителям с глупыми вопросами. Том, вопреки обыкновению, пожалел, что в таверне нет давешних завсегдатаев – городской стражи или дружинников новоиспеченного защитника Полка. Уж они-то бы успокоили беспардонного постояльца. Ключник развязно, – ну, выпил бы браги, тогда понятно, а так ведь ни-ни, только отвар на травяном сборе, – принялся расспрашивать на очень скользкие темы: как часто проходят караваны, сколько их обычно на ярмарку прибывает, есть ли постоянные обозы, случается ли такое, что пропадают гости, не выставляется ли на торгу товар, неизвестно откуда появившийся, рабы, например, или чем банды местные занимаются, и кто заправляет ими. Причем прямо в лоб вопросы задает, кто ж ему ответит, тем более у Тома влиятельные люди собираются, они во всяких сомнительных делах замешаны, дурак здесь не ответы найдет, а только проблемы, большие проблемы на свою голову. На свою, да заодно и трактирщику авторитет подпортит – вот сука, ох, зря Том на барыш польстился, как бы хуже не оказалось по жизни.
Повидал хозяин двора всякого сброда, начинал ведь тоже с палатки задрипанной, последнему идиоту понятно, что творит урод колченогий полное безумие, за смертью гонится, но ведь до чего уверенно себя ведет – люди его назойливость терпят, так чего он, бестолковый, добиться хочет? Не иначе, самого Тома опозорить. Чешет затылок трактирщик и вздыхает – все, завтра с пустыми лавками встретит вечер его кабак, и хорошо бы, чтоб за прилавком остался старый владелец. Беда. Чего ему надо? На что надеется, думает, мол, да, ему ответят, ну, пощипали караван иноземный, добро себе прикарманили, рабов с молотка, охрану в реку… безумец. Вслушаться – по грани, на лезвии танцует ущербный, пацана бы пожалел.
– А правда, пропал перед самой ярмаркой торговый обоз богатый прямо здесь, в Устье? – спрашивает.
Да горожане за такие слухи похоронят в глубоком омуте. Что ему ответят? Ну конечно:
– Чушь, слухи, уважаемый.
Дознатчик безумный.
А не понять Тому, хоть и опыта у него скопилось на десяток хроник, не постичь, потому что в прожитые им полвека он чаще простое отребье встречал, не осознать – не нужны правдивые ответы оборванному бродяге. На честность таких ответов он и не надеется, а вот ложь, ложь Ключник как собака след ощущает. И тени, что в глазах мелькают, видит, и изменение голоса да смятенные жесты примечает, чувства сейчас у него обострены – нормальному человеку и не снилось. По душам можно и потом поговорить, главное, найти с кем. Выследить и пообщаться наедине, используя богатый арсенал навыков, полученных солдатом в далекие, еще довоенные годы. Знай об этом трактирщик, уже крутили бы руки Рахану дюжие помощники. Вот только справились ли бы?
Тем временем в трактир, к облегчению хозяина, ввалились четверо вооруженных дружинников – патруль. Теперь, с приходом в Осетрово Полка со своими, прежняя городская стража если и заглядывала к Тому, то просто отдохнуть. Защита внешних территорий осуществлялась только наемниками, и с работой этой они справлялись почти без нареканий.
– Как дела, Толстый? – Старший группы облокотился о стойку и подхватил горячую кружку настоя.
– Нормально. Может, покрепче чего? – Пришедший был из приближенных Полка, такому не грех и плеснуть за счет заведения.
– Не надо, всю ночь еще работать. Ничего подозрительного?
– Ну… Постоялец новый, вон, кривой, – кивнул Том в сторону Ключника, – вопросы задает сомнительные.
– Посмотрим.
Дружинник медленно подошел к сидящему Рахану, навис над ним всей своей внушительной фигурой. Сзади подтянулись остальные патрульные. Ключник, не выказывая беспокойства, не мигая, смотрел снизу вверх.
– Откуда будешь?
– С запада иду.
– А ищешь что?
Калека неопределенно пожал плечами:
– Да так, знакомого хочу найти.
– Знакомого?
– Он с караваном на ярмарку не дошел, вот интересуюсь. Нельзя?
– Можно. Придешь завтра в город – расскажешь, что знаешь, может, помогут. А здесь людям отдыхать не мешай.
– Как скажешь. – Рахан отвернулся.
– Не кипятись, тут тебе все равно никто ничего не скажет.
– Да ладно…
– И вообще, смотри, у нас беззакония не потерпят.
– В курсе.
Дружинник еще постоял, покачиваясь на носках, рассматривая сидящего. Странно поговорили, не поймешь, но мужик вроде нормальный. Действительно – ладно. Он глянул на Тома, махнул рукой, мол, не беспокойся, и пробежался взглядом по остальным посетителям. И внезапно застыл на притаившемся в углу Ванко.
Мальчик тоже внимательно рассматривал патрульного. Первая встреча с отрядом Полка. Уж не этот ли человек гарцевал у ворот хутора, заговаривая зубы Сивому, да и потом всю ночь травил байки, развлекая поселенцев? Точно он. Узнал, подойдет? Не пошел, вернулся к трактирщику, спросил что-то. Тот ответил, махнул рукой в сторону Ключника. Дружинник глянул, поскреб затылок, обменялся еще парой фраз, попрощался, кликнул своих да вышел. А ведь, верно, узнал. Рахана он тогда не видел, а мальчишка-то постоянно рядом отирался. Ну и дракон с ним, не захотел приветить – его дело. Больно надо. Ванко возвратился к прерванному делу – смакованию сладкого и душистого горячего напитка.
Том удивился еще больше – патрульные на настырного постояльца никак не отреагировали, а пацан, его спутник, старшего заинтересовал. Видел где-то, говорит, но что примечательно – озабочен был, словно с привидением встретился. Дела. Надо признать, после беседы с дружинниками калека утихомирился, забрал мальца и наверх поковылял.
– Спать будем, – буркнул Ключник, – завтра в город. Задержимся тут, тебя еще, пострел, пристроить надо.
– Как пристроить? – Ванко даже ерзать перестал, укладываясь поудобнее под боком солдата на узкой койке. – Я с тобой.
– Нельзя со мной, опасно. Здесь спокойно, не пожалеешь, что остался.
Разговаривать на такие темы Рахан и прежде не умел, а за последние годы и вовсе разучился. Он вздохнул, неловко погладил притихшего мальчика:
– Спи.
Где уж тут заснешь – лучший друг бросает как безделушку надоевшую.
Ворочался Ванко долго, слышал, как утихомирились внизу гости, как суетилась челядь, гремя посудой, грохнули ставни, прошелестели последние звуки шагов и наступила тишина. А паренек все не спал.
Мышиные шорохи за стеной, внезапно напряглось тело Ключника, однако не успел Ванко осознать, что происходит что-то ненормальное, как с треском слетела с петель хлипкая дверь. Рахан, впрочем, оказался на ногах еще раньше.
Разве встречается такое, что рефлексы человека предшествует действию, их побуждающему? Реакция бывает замедленная, бывает молниеносная, но кто-нибудь слышал о реакции-предчувствии? Способности заглянуть на мгновение в будущее, на долю секунды вперед, неосознанно отреагировать на опасность? Итог невероятной обостренности восприятия, умение уловить признаки скапливающегося в пространстве напряжения. Мечта любого бойца – знать, куда ударит противник, прежде, чем тот сам это поймет. Миф, сказка? Ключнику, похоже, такое удавалось.
Иначе чем объяснить, что лишь замахнулся снаружи неведомый нападающий, намереваясь высадить дверь, а солдат уже прижался спиной к стене сбоку проема. Как калека ухитрился полоснуть своим тесаком нырнувшего снизу в изящном кувырке, полоснуть не наотмашь, куда придется, а коротко провести по горлу сгруппировавшегося человека так, что тот закончил движение и распластался, раскинув руки? А Рахан уже метнул нож в противоположную сторону, туда, где в узкое пространство окна вперед ногами влетал другой противник. И громоздкое оружие вошло в тело с хирургической точностью, не задев конечности, между ребрами. Тем не менее все закончилось так же быстро, как и началось. Потому что в затылок Ключнику из полумрака коридора уткнулось оружие. Не грубый самострел или отточенная пика, а зловещее произведение мастеров погибшей цивилизации. Даже ни разу не видя до этого старое оружие, всегда можно понять назначение такого дышащего смертью предмета. Только загляни в черный зев, в бездонную глубину, способную выплюнуть огненный язык или еще неизвестно что, но во много раз более смертоносное, чем честная сталь кинжала. Она затягивает, эта дыра, гипнотизирует, лишает способности рассуждать и сковывает члены. На Ванко, по крайней мере, вид оружия оказал такое действие.
– Руки! – невидимый владелец артефакта распоряжался коротко и резко.
Рахан приподнял ладони вверх. Его слегка подтолкнули, он сделал шаг вперед, освободив место, и из тени вышел вечерний дружинник. Его-то сжавшийся на кровати мальчик никак не ожидал здесь увидеть.
– На колени!
Ключник повиновался безропотно, с разрушительными способностями упирающейся в голову вещи он был знаком не понаслышке. Дружинник носком сапога подцепил голень пленного в районе щиколотки и забросил его ноги одна на другую, затем закинул на шею веревочную удавку и ею же быстро стянул запястья.
– Не рыпайся! – Он подошел к одному распластанному телу, к другому, пощупал пульс. – Паскуда!
Прыжком оказался у беззащитного Рахана и ударил ногой под дых, затем, уже упавшего, несколько раз пнул в голову.
– Не забей, – посоветовали снаружи.
– Пусть не надеется, я его еще долго кончать буду. Забирайте мальчишку и этого волоките, разговор длинный намечается… Двоих людей! Из лучших! Как я Полку в глаза смотреть буду?
С лестницы связанного Ключника сбросили. Толкнули вниз и спокойно наблюдали, как он считает ребрами растрескавшиеся ступени. Потом подняли пинками и вытолкали наружу, перебросили через луку седла и конными последовали в город. Ванко не били. Особо не церемонились, но и жестокости, как с Раханом, не проявляли. До стен Осетрова добрались быстро, ворота перед наездниками открылись сразу, без вопросов, лишь застучали по каменным плитам подковы лошадей, – ждали.
Мальчик сидел с несильно связанными руками перед одним из дружинников и смог с интересом, бояться он просто устал, рассмотреть, каков внутри город в устье Куты. Подивиться было на что. Во-первых – чистота. Отсутствовали свалки мусора, что ржавеющими нагромождениями заполняли внешние территории, не встречались обожженные, полуразрушенные остовы зданий, дороги с тщательно заделанными выбоинами говорили о том, что за ними следят с должной аккуратностью, – все в Осетрове создавало впечатление, будто осталось в прежнем, довоенном виде. Ванко бы не поверил, если узнал, что раньше здесь было даже хуже. Во-вторых – свет. Тускловатый, но мягкий и ровный, льющийся из расставленных вдоль улиц фонарей, из перевернутых стеклянных колб, из отдельных окон, не иначе – волшебный, тоже пришедший из прошлого. Завораживающий. В-третьих – стекла. Дома, каменные, высоченные, по пять, а некоторые и больше этажей, не пялились на мир черными провалами окон: первые уровни все заложены кирпичом, а выше – бликующие в отсветах огней прозрачные стекла. Богатство. Да мало ли – если ночью город вызывает такое впечатление, то что можно сказать, взглянув на него днем?
Путешествие их скоро закончилось. Лошадей остановили у невысокого строения на берегу реки, ссадили мальчика и сгрузили его попутчика. Старший пнул лежащего мешком Ключника, склонился над ним:
– Твою мать! Не дышит!
– Ты ему удавку ослабь, перетянуло, пока по лестнице кувыркался.
Дружинник потянул веревку – действительно, привязанные к другому концу заведенные назад руки при каждом неловком движении заставляли ее глубоко впиваться в шею. Рахан остался бездвижен.
– Сдохнуть вздумал? – Ключника хлестнули по лицу.
– Мэд, знаешь, чем ты ему помочь сможешь? – усмехнулся кто-то. – Вдохни в него жизнь! Рот в рот!
– Счас сам к нему целоваться полезешь! Дыши, тварь! – Старший патрульный что есть силы двинул калеку кулаком в грудь.
Рахан дернулся, закашлялся и судорожно начал хватать ртом воздух.
– Живучий, гад.
Ключник поднял голову и улыбнулся. Перекошенное страшное лицо, все окровавленное, черный неровный зев рта на маслянисто багряном фоне – так улыбаются призраки, демоны, отведавшие людской плоти. Или лютые звери, загнанные в угол многочисленными ловцами, но уверенные в собственной силе и превосходстве.
– Еще тебя переживу.
– Ах ты! – Мэд снова бросился на лежащего, но его оттащили.
– Прикончишь, а ему через пару дней еще с Полком толковать.
– Забей на него, Мэд, нам еще шалман трясти.
Дружинника кое-как успокоили, пленников заперли в просторном сыром помещении с узкими зарешеченными окнами под потолком. Влажные стены и холодный каменный, в трещинах, пол, гнилостный запах нечистот и крыс – темница, как ее и привыкли представлять. Бесцеремонно брошенный лицом вперед, Ключник подождал мгновение после того, как закрыли за спинами двери, потом поднялся. Руки за затылком все еще были связаны, локти, правда, он все время, при любых падениях, плотно прижимал к вискам, защищая голову. Однако теперь солдат уже не выглядел столь беспомощным, как когда лежал придушенный хлесткой удавкой. Рахан потянулся и сморщился – что-то заскрипело в плече.
– Тебе не больно? – поинтересовался Ванко.
– Больно, конечно.
– Терпишь?
– Терплю.
Терпеть Ключник умел – зато он не мог терять сознание от боли, не обладал способностью при превышении предела чувствительности впадать в такое состояние, когда все уже все равно. Защитные механизмы, позволяющие облегчить страдания в угоду боеспособности, у него не работали. Боль – это злость, а злость, обдуманная, холодная, – это высокая эффективность действий. Отключать боль нельзя, боль – самосохранение, уберегающее от непозволительного безрассудства. Невозможно обострить все чувства – слух, зрение, осязание и занизить восприимчивость нервных окончаний. Так рассуждали Просвещенные, мнения же Ключника об этом никто не спрашивал. А со временем можно научиться лишь безразлично терпеть.
– Развяжи. – Рахан повернулся спиной и опустился перед мальчиком на колени.
Ванко впился зубами в неподатливые узлы, долго жевал веревку, вращая челюстями, и наконец замысловатое плетение поползло, потянулось заслюнявленной петлей. Через минуту Ключник смог облегченно развести ладони, затем быстро развязал самого мальчика. Он еще раз повел плечом и вновь скривился, стиснул зубы.
– Что? – Паренек встревоженно заглянул в глаза.
– Ключица по старому перелому разошлась, оно и к лучшему – сейчас вправлю по-человечески.
Как можно вправить самому себе сломанную кость, Ванко представлял плохо, но на всякий случай смотреть не хотел – боль, поди, жуткая.
– Не бойся. – Рахан сдернул с себя балахон и нательную рубаху.
Одинаково ловко пользуясь обеими руками, разорвал рубаху на полосы и подал одну мальчику.
– Прихватишь здесь, как я скажу, – провел пальцем линию от локтя поврежденного плеча поперек туловища.
Ванко, не отрываясь, следил за действиями спутника. Тот свернул балахон в тугой валик, подложил под мышку и здоровой рукой со стоном потянул больную вдоль груди.
– Вяжи!
Мальчик зафиксировал, а Ключник после плотно прибинтовал руку к телу, отчего, вдобавок к хромоте на правую ногу и отсутствию правого глаза, оказался еще и со спеленутой левой рукой.
Кажется безумным желание человека, которому, судя по всему, и жить-то осталось недолго, пытаться исправить дефекты своей осанки. Видимо, Рахан испытывал сомнения насчет высказанных Мэдом обещаний или приучился довольствоваться сегодняшним днем. Удивительно, но, увидев обнаженный торс калеки, Ванко впервые заметил изменения, произошедшие с его другом. Тело уже не казалось болезненно истощенным – сквозь тонкую кожу бугрилась сухощавая гибкая мускулатура.
– Пацан, а дружинник ведь на тебя повелся. – Ключник поудобнее устроился на сваленном в кучу вонючем тряпье. – Где вы с ним пересекались?
– Что? – не понял Ванко.
– Он тебя знает?
– Да, с Полком на хуторе был.
– Полк… Расскажи про него.
Мальчик начинает вспоминать, Ключник цепляется за подробности, переспрашивает, кивая головой самому себе. Хутор, ярмарка, Рахан умеет слушать, окончание торга, пленение и казнь… казнь? Стервы.
– Теперь про Краба.
Про Краба так про Краба, времени до утра много, а заснуть уже точно не удастся. Солдат слушает и хмыкает себе под нос.
– Что еще?
– Все… Нет! В лесу! Полк и… и Краб!
– Продолжай.
В это мгновение скрипит ржавый засов двери.
Интересно, отчего замки и петли темниц никогда не смазаны? Что мешает заплечных дел мастеру капнуть хоть дегтя на несложные механизмы? Наверное, нельзя. По каким-то загадочным правилам дверь в застенок должна открываться со зловещим скрежетом, услаждающим музыкальный слух палача и внося смятение в скорбное состояние пленников. Или ему некогда бегать с масленкой – все мысли заняты предстоящей Работой?..
Дверь открывается. Ключник не реагирует – быть может, сейчас он не ждет опасности.
Глава 7
Бескорыстные помощники, адепты познания помогут тебе пройти таинственный ритуал. Вольют в твои члены утроенные силы, одарят звериным чутьем, сверхъестественной скоростью и ничего не попросят взамен. Ты застынешь на краю утеса, радостно ощущая пульсации мощи, и Город у твоих ног сможет надеяться на помощь. Но почему на грязных улицах при твоем появлении захлопывают ставни и матери с визгом тащат детей с пыльных мостовых? Недоумеваешь? Остановись на секунду и брось взор на дрожащее отражение в мутной луже. Отчего же отпрянул? Не нравится искаженная яростью морда, уродливый горб или когтистые лапы? Коварные шутки богов. Зато, может быть, это маленькое озарение отвратит тебя от желания заглянуть в свою собственную Душу?
Огненный Сет, ставший дьяволом непосвященных, Сатана рабского племени. Прозываемый Лукавым, Локки и еще тысячью имен. Бог абсолютной чистоты. Твоими руками иные творят поступки, что смогли бы бросить тень на жаждущих казаться Справедливыми и Непорочными. Кто, как не ты, Сет-Тифон, Тайфун, сметающий плоды досадных просчетов, очищаешь миры для следующих опытов. Как хаос – неизменное преддверие порядка, так и все новое невозможно построить без отрицания старого. Для тебя не существует понятий Честь и Грязь, стремление твое – безучастная Истина, и в этом ты честен. Тобой пугают слабых духом, ибо да, выходя из-под контроля, сеешь безусловное уничтожение, стихийные бедствия идут вслед, а маньяки и самоубийцы признают тебя своим покровителем. И на тебя сваливают неподъемное бремя необходимых, но сомнительных деяний. Бог-Разрушитель, трикстер, антагонист и соратник предвечного Созидателя, одинокий и гордый в своей незавидной участи, воплощение человеческого стремления к Свободе. Порождения твои – страшные, но сильные существа, хтонические чудища, волею предначертания призванные помогать зачинателю в самых мрачных, отвратных местах. Кто из стоявших на пороге Аменти не встречал твоего потомка – огнедышащего Кербера-Фенрира? Безобразное чудовище? Но сколько тоски и боли застыло в не знающих страха, безжалостных трех парах глаз Бессменного Стража. Глупец возразит – бесполезное создание, влачащее безрадостную жизнь у зловещих врат, пределы которых и так не отважится преступить ни одно живое существо. Неправда, ужасная тварь неотделимо от Входа, мускулистое тело, рвущее стальные звенья, отточенные когти, оставляющие глубокие борозды в гранитных плитах, – это лишь образ, символ могучей силы, связующей и разделяющей Две Стороны. И кому, как не ему, предначертано, явив себя на поверхности, принять участие в Рагнароке – убийстве мира, убийстве ради возрождения. Насколько прочна цепь гномьей работы? А его эскорт – верные щенки, кровожадное племя, взращенное на берегах Черной реки, уже рыщут меж реальностей, исполняя чужую волю. Не злую и не добрую, нет в Божественном ни Добра, ни Зла, потому и стая не носит в истинном прозвании своем присущности к Силам, а лишь принадлежность к месту обитания.
Не Божьи Овчарки и не Адские Гончие – рожденные в долине Стикса по праву носят имя Стигийских Собак.
– Продолжай, – повторяет Ключник, но внимание Ванко занято открытой дверью.
– Милости просим, – говорят снаружи, и оттуда таким же образом, как накануне Рахан, появляется еще один гость.
Со связанными за спиной руками он бежит в попытке восстановить равновесие, спотыкается и падает, бороздя щекой шершавый пол. Сзади скрежещет засов, а новый сокамерник, не шевелясь, смачно матерится.
– Помоги, – распоряжается Ключник.
Ванко подходит и расправляется с узлами, вновь прибегая к помощи зубов, потом с недоумением смотрит, как их товарищ по несчастью садится на полу и начинает массировать побелевшие запястья.
Кровь, текущая из носа, распухшая разбитая губа, глаз, заплывший пунцовым синяком, ободранная щека и сквозь эту маску – сверкающие в улыбке зубы.
– Тесен мир, мальчики!
– Угу, – кивает Рахан.
– Стерва! – радуется Ванко.
– Опять по уши в дерьме, – подводит итог наемница.
Некоторым свойственна незримая тяга к неприятностям и, как следствие, способность встречать друг друга в самых неподходящих местах. Можно как угодно долго рассуждать о хаотичном рисунке линий вероятности, помимо чужой воли складывающихся в узор, если не верить проповедникам, что на каждом углу твердят о предначертанном пророчествами. С другой стороны, вполне логично, что люди, представляющие опасность, должны в конце концов оказаться в тюрьме. Ключник догадывался, кому и чем угрожает их присутствие.
Стерва вскочила на ноги и начала тарабанить пяткой в обитую железом дверь:
– Пить хочу, воды!
Через пару минут звенящего грохота послышались шаги с той стороны и девушку сначала послали в такие места, где воду найти несколько проблематично, а потом посоветовали уняться, пока ее не напоили чем-то, что навряд ли утолит ее жажду.
Стерва еще раз грохнула по металлу, неблагозвучно отозвалась о своих пленителях и о говорившем стражнике в частности, после чего бухнулась рядом с Ключником и прижала к себе Ванко.
– Вот уж не надеялась твоего дружка снова увидеть, – шмыгнула она разбитым носом.
– Продолжай, – Рахан настойчиво вернул мальчика к прерванному разговору.
Сентенции наемницы он безразлично пропускал мимо ушей.
И Ванко снова вернулся на лесную дорогу.
– Мертвый! – хмыкнула Стерва, когда мальчик дошел до опознания Краба. – Как же!
– А ты его знаешь? – Ключник переключился на девушку.
– Кого, Краба? – Она смешно округлила глаза и выразительно глянула на Ванко.
Мальчик прыснул в кулак.
– Полка! – шутить Рахан был не намерен.
– Так видела на ярмарке…
– А вместе с Крабом?
– Ну чего ты привязался, мы что, в суде?
– Думаешь, еще отпустят? Так я расскажу, что ты с нами шла!
– Вот тварь!
– Ладно, и так все понятно. Не бойся – не моя это война, только пацана жалко.
– Пацана жалко, – согласилась Стерва, – я не знала, что все из-за него.
– Нельзя его было сюда вести.
– Я правда не знала. Ключник, а ты ведь меня точно не сдашь?
Рахан тяжело посмотрел ей в глаза. Конечно, если это хоть как-то могло помочь в сложившейся ситуации, он, не задумываясь, рассказал бы Мэду или Полку о знакомстве с девушкой, а так…
– Смысла нет.
Стерва облегченно вздохнула, отсутствие смысла – убедительный аргумент для рационального бесчувственного Ключника, она в это верила.
– Спасибо, тогда, может, и выкручусь. – Наемница задумчиво посмотрела на темный потолок. – Полк и Краб, они вообще…
– Э, не надо, – прервал ее солдат, – лучше, вон, пацаненка научи, что говорить. Подумай, вдруг и его вытащить сможешь.
Рахан откинулся назад, вытянул ноги и мгновенно провалился в дрему – у Стервы даже защемило в груди от подобного хладнокровия. Однако она не решилась бы спросить калеку: будь у него хоть мизерный шанс спастись, не отрекся ли б он и от девушки, и от мальчика? Не решилась бы, потому что не знала ответ. Все-таки легче оставаться героем, когда уже нет надежды. А надеяться Рахану не на что – слишком много крови, вдобавок, пока наемницу тащили сюда, она слышала краем уха, что солдат положил двоих из ближнего круга Полка. Но такое хладнокровие… даже какая-то беспечная невозмутимость… не будь он таким уродом, Стерва могла бы влюбиться по уши.
Ключник заснул, девушка задумалась. Заступиться за Ванко? Так у самой положение шаткое. Но ведь свидетелей на хуторе больше не осталось, а мальчик что – ребенок неразумный, он и не понял ничего, и не рассказывал, может, никому. И то правда – Рахан только что узнал… а поверит кто? А если не выгорит – Стерве хана. Вот черт. Думай, подруга.
Толстый Том обычно ложился поздно, вернее, даже наоборот – рано-рано утром. Сначала надо дождаться, когда угомонятся последние гости, затем проконтролировать уборку, после – посчитать прибыль, спланировать на завтра задания приказчику, в заботах до постели доберешься лишь только перед рассветом. А сегодня еще и дружинники растревожили. Не зря неспокойно на душе стало, только увидел вечером того калеку с мальчишкой, – пояснять, в чем дело, Мэд не стал, да только и дураку понятно, что гости его опасные люди были. За простыми среди ночи не приходят и после них в простынях завернутые тела не выносят. Да и шут с ними – стража свое дело сделала. А когда все проблемы позади, так приятно выйти во двор, вдохнуть полной грудью предрассветный прохладный воздух и выкурить не спеша маленькую трубку бесценного табака, что может себе позволить только преуспевающий человек.
Том не любил изменять своим привычкам, и сейчас, раскуривая люльку и потягиваясь, он с удовлетворением окидывал взглядом обширный двор. Том многого добился в эпоху Конца света. Ворота высотой чуть не в два человеческих роста скрывают от внешних невзгод обширное пространство размером с поле для игры в мяч, постройки, хозяйственные и жилые, окружают его, соединенные меж собой стенами каменной кладки. И везде порядок – крепкое хозяйство, надежный приют для любого путника. Только откуда шевеление в дальнем углу, там, где сваливают мусор, прежде чем вывезти подальше от трактира? Темная тень копошится, роется, что-то вынюхивая. Непорядок. Бродяга, нищий попрошайка забрался на территорию в поисках пропитания? А где матерые псы, что спускают на ночь с цепей? Может, загнали в конуры, когда нагрянули дружинники, да выпустить забыли? Кто-то из челяди заслужил серьезную выволочку, но пусть дрыхнет пока. Том нырнул в дом, через минуту показался снаружи с взведенным самострелом и двинулся к тени. В сереющем рассвете существо выглядело лишь сгустком мрака.
Трактирщик уже подобрался на расстояние, с которого промахнуться практически невозможно, однако никак не мог рассмотреть свою будущую жертву. Он остановился, начал выглядывать, вытягиваясь, когда практически под ногами заметил одну из своих собак. Мохнатое тело в луже крови и голова, запрокинутая так, что кажется отделенной от туловища. Том попятился, тьма в углу потекла в его сторону, и из сумрака сначала блеснули две красные точки, а потом медленно материализовался крупный, широкогрудый и тонконогий зверь. Узкая морда и прижатые острые уши. Волк, имеющий, конечно, мало общего с обычными серыми хищниками, теми, что лишь иногда сопровождают таких тварей, скуля и заискивая. Волколак, как говорят охотники. Надвигающийся неотвратимо и не по-собачьи плавно, исподлобья буравя бесстрастным взглядом и по-змеиному облизывая тонким языком кончики острых клыков. Так близко к Осетрову эти порождения ада еще не подходили, не говоря уже о внутреннем дворе трактира. Если бы Том был трусом, он не достиг бы и малой толики того, что имел. Трактирщик дождался, когда зверь приблизится на дистанцию уверенного попадания, вскинул арбалет и спустил тетиву. Мгновением раньше волк, не прекращая движения, припал на правую лапу, стрела просвистела на дюйм выше плеча и с характерным звуком вошла в дерево постройки за его спиной. Сзади раздалось – Том готов был поклясться – хриплое хихикание. Вторая тварь вынырнула из темноты и отсекла путь к бегству. Трактирщик закричал, как кричат обреченные, отчаянно и безнадежно. Звери прыгнули одновременно, спереди и сзади, стальные капканы челюстей разом сомкнулись на руке, державшей разряженный самострел, и на покрытом седой щетиной горле. Беднягу развернуло, и он рухнул на землю. В угасающие глаза Тома безразлично, совсем по-человечески, посмотрел один из его убийц. Почему в этом взгляде трактирщику вдруг померещилось искривленное шрамами лицо давешнего постояльца?
Судьба высыпавших на вопль домочадцев не многим отличалась от участи их хозяина. Твари ломились внутрь трактира и, как волки в овчарне, начинали безжалостную резню в тесном пространстве коридоров. Выжили в несчастном заведении лишь те, кто забаррикадировался в своих комнатах. Когда окончательно рассвело, страшные звери исчезли бесследно. Постоялый двор Толстого Тома стал первой жертвой нашествия.
Ключник спал, изредка судорожно дергаясь и скребя скрюченными пальцами тряпье под собой. Ванко подобрался к зарешеченному окошку, смотрел на утреннюю улицу и не мешал Стерве – она думала.
И снова шаги, и снова скрип дверей, и Рахан, мгновенно очнувшийся, с интересом приподнимается на локте.
– Как дела? – на пороге стоит Мэд, и оружие в его руках столь же неотвратимо смотрит в лицо Ключнику, позади – так же вооруженные стражники.
– Мэд! – кричит Стерва и порывается броситься навстречу.
– Сидеть! С тобой после поговорим. Ты! – Дружинник кивает калеке. – Сюда!
Тот не шелохнется:
– Тебе надо, ты и иди.
В два прыжка Мэд оказывается у Ключника, калека тяжело поднимается – левая рука плотно прибинтована к телу.
– Ну! – Дружинник перехватывает оружие за два конца на манер обычного посоха и атакует – отталкивает от себя и бьет основанием.
Рахан некоторое время уходит от ударов, блокирует одной рукой, сопротивляется неукротимому вихрю, но пропускает тычок и оседает на пол. Мэд добивает ногой, калека прикрывается, но от удара безвольно откидывается на спину. Победитель сверху, упирается в грудь подошвой и смотрит в глаза.
– Не так ты и крут! – Мэд удовлетворенно сплевывает и, развернувшись, уходит. – Завтра Полк будет, поговорим, а потом…
Пришедшие покидают темницу, но у двери остается ведро, наполовину наполненное водой.
– Зря ты его раздражаешь. Мэд вообще не такой плохой, только психованный. – Лишь захлопнулась дверь, Стерва поспешила помочь Рахану.
Ключник поднялся сам и сделал это легко и непринужденно, намного проще, чем при приближении дружинника. Вид он при этом имел такой, или это лишь показалось Ванко, словно втридорога продал стеклянные бусы деревенской красавице.
Чего стоит пропустить пару ударов, продемонстрировать беспомощность и скованность в движениях, дать противнику ощутить превосходство? Да ничего, если это поможет в будущем застать врасплох потерявшего бдительность. О таких вещах, конечно, Рахан предпочитал не распространяться.
Солдат ослабил бинты внизу и освободил руку – выше локтя она все так же оставалась плотно прижатой к телу, но предплечье оказалось подвижным. Ключник несколько раз сжал кулак, помассировал кисть, не две действующие конечности, но, если можно так сказать, полторы – это может оказаться неожиданностью при следующем визите. Рахан подождал, пока принесут ведро и напьются его сокамерники, затем не спеша сам утолил жажду, зачерпывая воду пригоршней.
День потянулся монотонно. Впрочем, вся жизнь в последние годы стала монотонной и скучной, если не считать развлечением постоянную борьбу. Борьбу с голодом в поисках пропитания, попытках вырастить в изменившихся условиях хоть что-нибудь пригодное в пищу, найти корм, позволяющий выжить в нескончаемую зиму скудной и убогой скотине. Борьбу с природой, обрушившей сначала трое суток непроглядной тьмы, затем ураганные ветры, сметающие каменные постройки, как соломенные хижины, и разносящие клочья пожаров по всей земле, а потом – долгую зиму и короткое лето, пасмурные дни и резкое похолодание, наступление ледников. Борьбу с болезнями – новыми, никогда не виданными, принесенными войной, и старыми, от которых не осталось лекарств, которые разучились лечить, уповая на всеобщее благосостояние. Борьбу с дикими животными, появившимися неизвестно откуда, яростными и неуязвимыми, и с теми, что делили раньше мир с человеком, но теперь словно озверели, почувствовав слабину бывшего хозяина природы. Борьбу со своими соплеменниками – напуганными, отчаявшимися людьми, которые в своей безжалостности во сто крат превосходили любого хищника. Наверное, минуты бездействия и скуки теперь воспринимались как величайший дар, вожделенный отдых, пускай и отмеренный сроком заключения, вслед за которым – Пустота.
Стерва сочинила легенду и попыталась рассказать Ванко новый вариант развития событий на хуторе. Мальчик вроде бы все понимал, но, по натуре честный, как только пытался повторить, изложить версию своими словами, начинал сбиваться и путаться. Наемница безрезультатно старалась подсказывать, до тех пор, пока к обучению в середине дня не подключился дремавший до этого Ключник. Он уселся напротив паренька, взял его за плечо, уставился в глаза и, чуть раскачиваясь, медленно повторил несколько раз, Как Это Было. Не просто перечислил факты, придуманные Стервой, а рассказал до малейших подробностей, вплел в текст чувства и эмоции, кои должен был испытать ребенок в тех или иных ситуациях, добиваясь того, чтобы правда в воспоминаниях тесно переплеталась с элементами вымысла.
– Ты испугался, ты очень испугался, ты зажмурил глаза, ты сильно испугался, – почти нараспев декламировал Рахан.
– Да, испугался, – завороженно, будто сонный, эхом отзывался мальчик.
Затем Ключник поменял тактику и начал допрашивать вышедшего из транса Ванко. Он резко и грубо, цепляясь за все те же мелочи, чуть не доводя до слез, вытаскивал из мальчика втолкованную информацию. В конце дня паренек уже сам поверил, что в глаза не видел Стервы на хуторе, к Рахану прибился случайно, путешествовали они вдвоем, встречу с Полком, ну да, вроде помнит, значения не придал, никому не рассказывал, наемницу знает, конечно, с ярмарки, испугался только, думал, мертвая, и так далее. Стерва слушала и диву давалась – сама считала себя хитрой и изворотливой, но по умению лгать ох как далеко ей было до кажущегося прямым и далеким от интриг Ключника.
Вечер наступил незаметно. Никакой еды за день так и не принесли, словно забыли о пленниках, но особого дискомфорта это не вызвало, день голодания – не самое страшное испытание для привыкших к более жестоким лишениям людей. С приходом темноты обстановка, по крайней мере на улице, оживилась. Стерва и Ванко приникли к маленькому оконцу и всматривались в растревоженный муравейник города. Топот ног и отблески пылающих факелов, крики, грохот и громовые раскаты – все говорило о том, что неладное случилось за стенами Осетрова.
– Что у них там? – переспрашивала Стерва у Ванко, вслушивающегося в доносившиеся с улицы обрывки команд и выкриков.
– Держать прорыв… перебросить людей… прикрывать… ругаются, – пересказывал мальчик.
Ключник спал.
Суета не прекращалась всю ночь, а ближе к утру шевеление за стенами темницы возвестило о скором прибытии гостей. Рахан ожил так же молниеносно, как и всегда, ринулся к двери и замер в темном углу рядом со створом. Заскрипели петли, в отворившемся проеме возникла рука с факелом. Пришедший не спешил оказаться под сводами камеры – сначала он попытался осветить внутреннее пространство, не переступая порог. Ключник не дал ему это сделать. Он перехватил руку противника и резко дернул на себя. Ночной гость с треском приложился лицом в косяк и стал заваливаться назад. Солдат уже был в проеме, вновь потянул противника к себе и, когда тот практически навалился на него, зацепил за затылок наполовину прибинтованной рукой, сделал шаг назад и с силой опустил на выброшенное вверх колено. Одновременно Ключник свободной рукой схватил его за пояс, сделал какую-то немыслимую подножку и захватывающим кульбитом отправил гостя на середину камеры. Это, как и все, что творил калека во время драки, заняло мгновенья – Стерва не успела и рта раскрыть, как Рахан уже был в коридоре, готовый заняться спутниками вошедшего.
Там было пусто.
А позади зашевелился и начал подниматься поверженный противник. То, что он нашел в себе силы подняться после столь чувствительных ударов, делало ему честь, однако продолжать схватку с неистовым Раханом казалось, по крайней мере Стерве, сущим безумием. Тем более последний оказался рядом и уже заносил ногу в крепком тяжелом сапоге. Следующий удар гость не пропустил – отбил скрещенными руками, сам, не вставая, крутнулся на корточках и подсек Ключника. Высоко подбросив ноги, солдат ухнул вниз, но не плашмя, а, изогнувшись, на лопатки. Пружиной выпрямился и, как мячик, отскочил назад, перевернулся и замер в боевой стойке. На долю секунды противники застыли друг напротив друга.
– Угомонись! – начал было вошедший, но Рахан уже атаковал.
Начавшийся бой заворожил и повидавшую всякого Стерву, и не искушенного в стилях мордобоя Ванко. Это не было похоже на ярмарочную кулачную драку, когда соперники кружат друг напротив друга и обмениваются тяжелыми ударами, лишь изредка подключая ноги. Это не было борьбой, когда противники, сопя, сцепляются друг с другом и подсечкой норовят бросить вниз, взять на излом конечность. Это не было ни тем ни другим. Это был танец, в котором недруги состязались в ловкости и рациональности движений, где ошибившийся получал удары, от коих нельзя было увернуться, и, повинуясь собственной инерции, оказывался в таких положениях, что встреча с полом, стеной или кулаком неприятеля сулила непоправимые повреждения, подвергался захватам, в которых лишь нечеловеческая сноровка и выносливость партнеров позволяли не остаться без конечностей. Страшный, но увлекательный танец. И Рахан в нем проигрывал. Пришелец постепенно приходил в себя после первого потрясения, а Ключник, пусть хромота его странным образом и попадала в резонанс с обманными раскачивающимися движениями, практически однорукий, хотя скованная по локоть рука прекрасно отражала нападение на среднем уровне, Ключник медленно сдавал позиции. Однако у опытной Стервы почему-то создалось впечатление, что противник нет, не щадит старого солдата, но ведет бой ювелирно – так, чтобы свести количество наносимого вреда к минимуму. Рахан, напротив, действовал с беспощадной жестокостью, любая помарка со стороны оппонента грозила не просто травмой – смертью. Это не могло долго продолжаться, и это закончилось: в неуловимое мгновение другу Ванко не хватило стремительности и он оказался на коленях с заведенной за спиной рукой и сдавленным изгибом локтя горлом. Более того – неизвестно откуда возникший в охватившей шею руке неприятеля внушительный тесак гипнотически поблескивал лезвием перед глазами.
– Ключник, уймись, я тебя не убивать пришел! – прошипел гость.
– Ну вы, мальчики, даете, – ангельским голоском пропела Стерва.
Она впервые видела человека, который, будучи неполноценным, смог продержаться против Лекаря столько времени. От Рахана она такого уж точно не ожидала.
– Все, Ключник, отпускаю! – предупредил ночной визитер – Док.
– Да, все, – прохрипел придушенный калека и свободной ладонью прибинтованной руки похлопал по локтю дружинника.
Только Лекарь выпустил Ключника из своих объятий, как тот откатился вперед, развернулся и замер, готовый к прыжку, бешено вращая налитым кровью глазом. Лекарь же, где стоял, плюхнулся на пол и свесил с коленей руки, поигрывая зажатым в кончиках пальцев тесаком. Досталось ему изрядно – красные потеки из ноздрей, из переносицы между заплывающих не хуже, чем у Стервы, глаз кровь тоже чуть ли не толчками все лицо заливает, зубы пошатал, вроде на месте. Рахан, не мигая, следил за движениями Дока.
– Хороший нож. Наш? Как ты его сохранить ухитрился? – спокойно поинтересовался Лекарь.
– Это все, что у меня осталось, – процедил Рахан.
– У меня и этого не нет.
– И?! – пожал плечами калека.
– Да лови! – Без замаха, лишь поведя кистью, Лекарь бросил нож вперед, он несколько раз перевернулся в воздухе и упал ровно между ног Ключника.
Тот не пошевелился.
– Мальчики, а вы знакомы? – нарушила молчание Стерва.
Док посмотрел на нее. По-доброму, по-отечески, и слегка улыбнулся. Девушка заткнулась.
– Док, что ты хочешь? – Рахан уже контролировал себя.
– Ключник, хреново все вышло.
– А то! Я только защищался.
– Да знаю – пацан твой, вон, совсем не в тему нарисовался, а меня тогда рядом не оказалось.
– И что, сразу весь хутор на пики?
– Все равно надо было кого-то прижать для острастки, они и ломанулись…
– Грязно твой Полк работает.
– Тут больше Краб, а Полк решил: сам засветился, пусть сам и разруливает… Разрулил.
– Бля, мира и развития они хотят… – Ключник выразительно покачал головой.
– Что ты понимаешь? Такое сейчас время, нельзя рыцарем в белых доспехах, только силой… Чего я перед тобой оправдываюсь, – видно, Лекарю и правда было неловко, – тебе же все и так по хрену…
– По хрену, – легко согласился Ключник, – пока меня мордой по ступенькам елозить не начинают.
Читать бесплатно другие книги:
