Эпоха последних слов Тихонов Дмитрий

Глава VI

Кузнец

Память возвращалась, хотя он уже и не рад был ей — образ за образом, сцена за сценой складывалась единая картина произошедшего на подступах к цитадели. Падающие с неба камни и пепел, волна черного, нестерпимого жара, крики, неразбериха, хаос. Хаос. Те, кто всего несколько минут назад стремился убить их, теперь выглядели так же испуганно и жалко. Беспомощные, будто крысы в ведре. Поле битвы превратилось в ловушку, и вместо боевых кличей над ним раздавались теперь вопли ужаса, едва различимые сквозь трещащий грохот извержения. Дым, взметнувшийся в небо на невероятную высоту, казался плотным, словно гранит, словно движущаяся, непрерывно изменяющаяся статуя, бесформенная, безжалостная. Это была сила, против которой бесполезны заклинания, сила, не считающаяся ни с чем, кроме себя самой. Чистое, концентрированное разрушение.

Вольфганг помнил, как он, схватив левой рукой Червяка, а правой придерживая съехавшую с плеча сумку с порошками, пытался взобраться по склону холма. Земля под ногами была скользкой от крови, мальчишка отчаянно вырывался, истошно верещал что-то неразличимое в шуме, пропитавшем все вокруг. Рядом карабкался Костолом. На его плечах, ухватившись обеими руками за шею, болтался Скалогрыз, а за левый бицепс цеплялась Элли. Харлан ковылял следом. Обернувшись, рыцарь увидел, что одна из штанин торговца горит.

— Эй! — крикнул он, но больше ничего не успел.

Глухой, тяжелый удар по голове. Ноги исчезли, просто перестали существовать. Он упал лицом в пепел, вдохнул его, закашлялся, изо всех сил борясь с подступающей темнотой. Но небытие оказалось сильнее — последним, что удавалось вспомнить, были чьи-то могучие руки, поднимающие его в воздух. И вкус пепла на губах.

Он даже сейчас чувствовал его.

— Нет воды? — прохрипел Вольфганг.

— Что? — переспросил Скалогрыз.

— Воды… горло пересохло…

Гном покачал головой:

— Ничего нет, парень. Извиняй. Сам скоро высохну и рассыплюсь, как уголь.

Рыцарь закрыл лицо ладонями, пахнущими пеплом, грязью, кровью. С тех пор, как он оставил попытки достучаться до кого-нибудь по ту сторону двери, прошло не меньше полутора часов. Сознание больше не покидало его, но тело отчаянно требовало отдыха. Все, что происходило вокруг, казалось сном. Израненные соратники, эта тесная камера с низко нависающим потолком, крохотное окошко с толстыми прутьями решетки — все превратилось в глупый фарс. Реальной оставалась только жажда, от которой язык стал сухим и жестким, будто кусок дерева, а зубы походили на маленькие камешки. Касаться их было неприятно.

Но глаз он не смыкал. Сон — это беспомощность. А Вольфганг не собирался даром продавать свою жизнь. Если их придут убивать, он сделает все, чтобы забрать с собой на темные тропы хотя бы одного-двух алхимиков.

Боги, это же Девятая цитадель, последняя уцелевшая резиденция Братства. Как звали того алхимика, о котором говорил ему старый Мавиус в библиотеке Третьего Замка? Лавнеус? Гариус? Мысли путались в голове: не разум, а опрокинутый шкаф — все, что раньше было разложено внутри по полочкам, теперь свалено в сплошную кучу, не различить, не разобрать…

Да и кто бы мог подумать, что однажды он будет сидеть в каменном мешке, захваченный в плен всегда мирными, безобидными, ни во что не вмешивающимися учеными, вечными союзниками и помощниками. Не только разум, сам мир перевернулся, и все его привычное устройство полетело в Бездну.

Свет за оконцем постепенно тускнел, приближалась ночь.

Рядом Костолом, медленно подбирая слова, рассказывал Скалогрызу истории о приключениях банды — то ли просто от скуки, то ли действительно старался хотя бы немного приободрить остальных.

— Ну, добрались мы, значит, до Тракта. Нашли канаву поглубже, уселись в засаде. Отправили Червяка на дорогу, чтоб проезжих отвлекал. Помнишь, да?

Мальчишка кивал. Слезы больше не текли по его грязным щекам, на губах даже появилось слабое подобие улыбки. Здоровенный орк определенно разбирался не только в том, как махать прикованными к запястьям палицами.

— Вроде нищим его принарядили… пусть, мол, сидит на обочине, просит у людей подаяния или помощи какой-нибудь. Они на него отвлекутся, а мы тут у них из-за спин и выскочим. Хе. Это Смотри-в-Оба сочинил такой план. Сидит, значит, наш «нищий» на обочине, а мы в кустах лежим. Ждем. Идет мимо отряд. Человек пятнадцать, все в броне с ног до головы. Само собой, нам не по зубам. Червяк в траве затаился, да и мы сразу притихли. Прошли они, не заметили нас…

— Какой отряд? — спросил Вольфганг. — Куда шли?

— Почем я знаю, — пожал плечами зеленокожий великан. — Какая разница?

— Просто… это когда случилось?

— Ну, так сразу не скажу. Еще до того, как мы на пустошах окопались. Не важно. Пропустили мы их, ждем дальше. И тут вдруг — трогает меня за плечо Гыр, говорит, мол, прихватило у него живот, надо срочно отползти по важному делу. Отползает, шуршит сзади в кустах. Потом Ящер, он тогда еще живой был, тоже следом за ним. Смотри-в-Оба наклоняется, шепчет, что скрутило кишки, надо бы того… облегчиться. Короче говоря, все в кусты уползли. А в это время по Тракту… дальше лучше тебе, наверное, рассказывать, малыш.

Червяк улыбается. Широко. По-настоящему. И говорит:

— По Тракту едет телега, в ней две дамы в дорогих платьях, большой сундук и двое солдат с ржавыми алебардами.

— Ну! — взмахнул ручищами Ыр. — Вот так!

— Да, — продолжал мальчик. — Я вылез из кустов. Сел, начал клянчить. «Помогите, покормите» и все такое. Они остановились, посмотрели на меня, потом одна достала из сундука сверток и мне кинула. Потом они дальше поехали. Никто так и не выскочил из леса.

— А что в свертке было? — спросил гном.

— Большой шмат вяленого мяса, два огурца и кусок сыра. Все это завернуто в шелковое платье с золотой тесьмой.

— Ага, — принял эстафету орк. — А когда мы вернулись, значит, штаны подтянули, уж поздно было. Тогда Смотри-в-Оба и говорит, мол, теперь я понял, что значит «просрали свое счастье».

Скалогрыз и Костолом расхохотались. Червяк зашелся заливистым детским смехом. Даже Элли хихикнула. Вольфганг с удивлением заметил, что его зачерствевшие, потрескавшиеся губы тоже растягиваются в ухмылке. Поистине вся вселенная встала с ног на голову. Платьями, которые всего полгода назад стоили дороже целых деревень, теперь оборачивают мясо и сыр, а благородный Паладин, защитник невинных, ржет вместе с разбойниками над рассказом о неудавшемся грабеже.

Из-за общего смеха они не расслышали шагов в коридоре и скрежета ключа в замке, а потому открывшаяся дверь стала для них полной неожиданностью.

На пороге стояли трое алхимиков. Молодые, испуганные. У одного в руках было жестяное ведро, полное воды, второй держал деревянный поднос с чем-то, накрытым мешковиной, но распространяющим теплый, аппетитный запах, а третий, видимо, пришел просто за компанию, чтобы у первых двух поджилки не тряслись.

— Так. — Вольфганг поднялся, положил руку на плечо Костолома, который уже успел хищно оскалиться и явно собирался броситься на тюремщиков. — Наконец-то…

— Просим простить, — пролепетал алхимик с подносом. — Забегались мы, тут такое творится…

— Да уж давно такое творится, — пробурчал гном, приподнимаясь с лавки. — И со всех сторон. Пора бы привыкнуть. Что там у вас?

Третий алхимик неловким движением стянул с подноса тряпку. Под ней оказалась большая миска, наполненная похлебкой, и блюдо с несколькими хлебами. Именно они и распространяли тот самый сногсшибательный аромат, от которого рот мгновенно наполнялся слюной.

— Свежие… — начал объяснять державший ведро, но Скалогрыз и Червяк, не слушая его, уже хватали с подноса еду. Третий алхимик извлек из своих рукавов несколько деревянных ложек. Жизнь определенно налаживалась.

Похлебку могли отравить, подумал Вольфганг, впиваясь зубами в горячий, мягкий хлеб. Как еще хилым ученым расправиться с двумя с половиной (не стоит забывать о гноме) опытными воинами? Усыпить их бдительность, заморить голодом, а потом подсунуть еду, полную яда. Да, такое вполне возможно, размышлял он, отправляя в рот ложку за ложкой. Хотя, конечно, проще всего было оставить их здесь, рассчитывая на то, что рано или поздно орк с голодухи примется убивать и пожирать товарищей по несчастью. Тогда вообще никаких забот… впрочем, возможно, им срочно понадобилось освободить камеру.

Миска опустела в считаные минуты. Хлеба тоже не осталось. Червяк, Элли и Скалогрыз выглядели вполне сытыми, но Костолому явно не хватило. Да, пожалуй, этот рано или поздно точно полакомился бы кем-нибудь из них.

Рыцарь наконец дождался, пока варвар передаст ему ведро с водой, пил жадно, долго, наслаждаясь каждым глотком чистой, пусть и теплой, влаги. Жизнь возвращалась. А вместе с ней ясность сознания.

— Еще раз приносим наши извинения, — наклонил голову один из алхимиков. — Мы вовсе не планировали держать вас здесь настолько долго.

— Но? — спросил Скалогрыз, выуживая крошки из бороды.

— Но сразу столько непредвиденных обстоятельств.

— Извержение?

— Да. Н-не только. Много всего. И… вас ждет брат Лариус…

— Лариус! — Вольфганг хлопнул себя по лбу. — Ну точно! Как я мог забыть! Лариус!

— Простите, господин?

— У меня для вашего брата есть весточка. Так что давайте быстрее к нему.

— Как скажете. Следуйте за нами…

— Где мое оружие? — пробурчал Костолом. Он определенно отказался от идеи выламывать алхимикам челюсти и забивать ими бедняг до смерти, но абсолютно доверять им тоже не собирался. У него имелись для этого достаточно серьезные поводы.

— Эм… — замялся алхимик, принесший воду. — У нас в цитадели существуют строгие правила… особенно сейчас, когда от любого чужака ожидать можно чего угодно…

— Вот именно. — Ыр поднялся во весь свой немалый рост, почти упершись бритой макушкой в потолок. Он и безоружный мог бы без труда разделаться с тремя братьями — его пальцы были толще их рук. — Я тоже не люблю чужаков. И ожидаю от них чего угодно.

— Простите, э… господин… дикарь… то есть кочевник… но я вовсе не это имел в виду. — Похоже, алхимик успел оценить размеры кулаков и клыков Костолома. — Мы не собираемся причинять вам вреда. Мы на вашей стороне, поверьте.

— Ну а вы мне поверьте, — ощерился Ыр. — И верните кистени. Я ведь на одной стороне с вами, так, ребята? Значит, не стоит меня бояться.

— Тысяча извинений, но у нас распоряжение брата Лариуса, — встрял другой, видимо, более решительный, алхимик. — Следуйте за нами к нему. А потом мы вернем все ваши вещи, оружие в том числе.

— Ладно, — прорычал Костолом. — Попробуем поверить. Иди сюда, пацан, забирайся…

Червяк мигом вскарабкался на спину орка, удобно устроился на его массивных плечах. Там осталось достаточно места и для Элли со Скалогрызом, однако они, разумеется, предпочли идти сами. Эльфийка выглядела значительно лучше остальных: истощение и переживания последних дней не миновали ее, но она казалась лишь немного усталой — и только мокрые полосы на грязных щеках свидетельствовали об истинной цене пережитого ей ужаса. Раньше Вольфганг был уверен, что эльфийки не умеют плакать.

Три алхимика повели их по крутой винтовой лестнице наверх. Один из них без перерыва объяснял:

— Замок стоит на склоне вулкана. И хотя его местоположение гарантирует безопасность от лавы и камней, пеплом нас засыпало основательно. Поэтому работы было невпроворот — даже у тех, кто не участвовал в… подвальных делах.

— Повальных делах? — переспросил Скалогрыз.

— Подвальных… впрочем, брат Лариус объяснит вам все. Он, наверное, пока единственный человек здесь, до конца понимающий что к чему.

— А извержение уже закончилось?

— Еще нет. Лава продолжает вырываться на поверхность.

— Замку точно ничего не угрожает?

— Можете быть совершенно спокойны на этот счет. Он построен на эльфийском фундаменте, возведенном еще во времена молодости вулкана, в период постоянных извержений. Справедливо будет сказать, что безопасность нашей цитадели доказана многими столетиями.

Они поднялись на широкую площадку, служащую перекрестком: в разные стороны от нее расходились коридоры, уводящие внутрь крепости, и крытые галереи, ползущие снаружи по стенам и башням. Здесь их ждал брат Лариус. Это оказался тощий сгорбленный человечек, еще не совсем старый, хотя совершенно седой.

— Приветствую! — воскликнул он, шагнув навстречу. — Не каждый день у нас бывают столь важные гости. Да, возникло небольшое недоразумение, но оно уже разрешено. Вы ведь не держите на нас зла?

— Ни в коем случае, — ответил Вольфганг прежде, чем Костолом успел раскрыть рот. — Однако хотелось бы прояснить все до конца. Почему вы вдруг решили, будто можете нам доверять?

— О… — Лариус расплылся в слащавой улыбке, от которой у рыцаря едва не свело зубы. — Дело в том, что… кхм… за вас замолвили словечко.

— И кто же?

— Тот, кому мы всецело доверяем. И ваш хороший знакомый, господин Паладин. Скоро лично встретитесь с ним. Вы ведь уже успели перекусить, подкрепиться?

— Да.

— Вот и отлично, — улыбка на сухоньком личике Лариуса стала еще шире. — Тогда не будем терять времени, а прямо сейчас и направимся вниз, на встречу с теми, кто хотел вас видеть.

— Постой-ка! — Скалогрыз дернул Вольфганга за ремень. — А как же Харлан?

— А! — Лариус всплеснул руками. У него были длинные тощие пальцы, основательно перепачканные в серой пыли. — Конечно-конечно… раненый товарищ. Я стал такой забывчивый, голова постоянно занята кучей проблем. Пожалуй, действительно стоит сначала зайти к нему. Правильно?

— Само собой, — кивнул Вольфганг. — Как только мы убедимся, что с нашим другом все в порядке, отправимся на встречу с важными персонами.

— Хорошо. Прошу за мной.

Лариус двинулся по одной из навесных галерей. Вольфганг шел рядом, чуть сзади пыхтел Скалогрыз, не спускавший подозрительного взгляда со спины провожатого. За ним шагала Элли, а следом тяжело топал Костолом с Червяком на спине. Трое молодых братьев замыкали шествие.

— Тут недалеко, — пояснял Лариус. — Мы поместили его в ближайшем лазарете. Бедняга был в тяжелейшем состоянии. Думаю, если бы не заживляющие зелья, он бы отправился на темные тропы еще сегодня утром.

— Заживляющие зелья? У вас остался запас?

— Конечно. Наша цитадель всегда являлась центром лечебной алхимии. В чем в чем, а в магических напитках здесь недостатка нет.

— То есть сейчас с Харланом все в порядке?

— Скажем так: бегать он пока не сможет, да и сражаться — вряд ли, но жизни его больше ничто не угрожает. Вот и пришли, кстати…

Лариус свернул с галереи в узкий коридор, уводящий в глубь башни. Еще один поворот, тут же — еще один — и они оказались в обширном круглом помещении. Лазарет ни с чем нельзя спутать: полки, тянущиеся в несколько рядов вдоль стен, ломились от разнокалиберных пузырьков и бутылей самых диковинных расцветок и форм, в воздухе плавал кислый аромат целебных зелий, а на серых каменных стенах кое-где виднелись застарелые, намертво въевшиеся багровые пятна. Под потолком вились, переплетаясь, многочисленные трубки и шланги.

Здесь стояло пять коек, и все они пустовали, кроме одной, самой дальней, стоявшей у единственного в комнате высокого стрельчатого окна. На ней лежал Харлан. Его правую руку сковывала грамотно наложенная шина, грудь покрывали бинты, сквозь которые тускло проступала кровь. Он был чисто выбрит и умыт, а потому смотрелся, пожалуй, лучше своих товарищей, избежавших серьезных ранений.

— О! — воскликнул он, увидев пришедших. — Вот и друзья, наконец!

— Рад тебя видеть, — сказал Вольфганг. — Как себя чувствуешь?

— Раненым, — ответил торговец, улыбаясь. — А в остальном все отлично. То есть, конечно, все хреново, но могло быть и значительно хуже, правильно?

— Правильно, — кивнул рыцарь. — Нам повезло.

— Еще как. Если бы не алхимики, я бы уж, пожалуй, кормил стервятников. Или превратился бы в угли под проклятой лавой.

— Точно, — подтвердил Скалогрыз. — Каждый из нас был бы там.

— Кстати… а где вы пропадали все это время? — спросил Харлан.

— В подвале сидели, — буркнул гном. — Как почетные гости.

Лариус поспешил вмешаться.

— Имело место роковое недоразумение. — Он вскинул руки, растопырив свои тонкие пальцы. — Мы редко впускаем чужаков в нашу цитадель, и потому немного растерялись. Прошу оставить сей досадный инцидент в прошлом, просто забыть его. Уверяю вас, впереди столько важных событий.

— Я не сомневаюсь! — сказал Вольфганг. Ему категорически не нравился старший алхимик. Не нравилась его постоянная приторная ухмылочка, его бледная дряблая кожа, его желтые обломанные ногти. Казалось, что этот человек целиком состоит из притворства, что он позабыл, или даже не знал никогда, как общаться, а теперь изо всех сил пытается выглядеть настоящим. Живым. В его присутствии рыцарю постоянно было не по себе.

— Вас уже покормили? — обратился Лариус к Харлану.

— Да, очень сытно, спасибо.

— Чудесно. Нам с вашими друзьями сейчас нужно отправиться… на важную встречу. Ее нельзя откладывать долее. Я пришлю брата Ордуса сменить вам повязки.

— Разрешите мне это сделать, — попросила вдруг Элли. — Думаю, мое присутствие на той… встрече не обязательно.

— Кхм… да, но… — Лариус замялся. События развивались по непредвиденному сценарию, и он явно не знал, как реагировать. Даже такая простая вещь поставила его в тупик.

— Хорошо, — сказал старик наконец, вновь всплеснув руками. — Вы ведь… э… умеете обращаться с ранеными?

— Последние два месяца я ничем другим не занималась. Перевязки, штопание швов и прочее в таком духе. Червячок мне поможет, правда?

Мальчишка радостно кивнул. Лариус опустил на него изумленный взгляд своих блеклых глаз. Возможно, он действительно только что заметил это шустрое существо с грязными щеками и лохматой головой.

— Отлично, тогда… э… — Алхимик указал на ближайшую к кровати раненого полку. — Вот здесь все необходимое. Ничего другого не трогайте, некоторые зелья могут быть смертельно опасны.

— Понятно. За Червячком присмотрю, не волнуйтесь. Он у нас послушный.

— Вместе присмотрим, — усмехнулся Харлан. — Разве что я не сумею его догнать. Так, малыш?

Червяк опять кивнул.

— Ты нам нужен, дружище, — сказал Вольфганг торговцу. — Выздоравливай быстрее.

— А куда я денусь!

Лариус вышел из лазарета и повел оставшихся с ним вниз по узкой винтовой лестнице. Здесь было так тесно, что Костолому приходилось спускаться боком. Вольфганг временами оглядывался на него. Он не мог не думать о том, что совсем недавно, в другой цитадели, расположенной в паре дней пути отсюда, погиб его боевой товарищ, успевший стать настоящим другом, Гром-Шог, сородич Ыра. Теперь их снова было трое: человек, гном и орк. Маленький отряд, способный на большие дела. По крайней мере, готовый к ним.

— Кстати, — спохватился Вольфганг. — По поводу общих знакомых. По пути сюда мы побывали в Третьем Замке, а там встретились с братом Мавиусом, вашим старинным знакомым.

— О, Мавиус жив? — пробормотал Лариус. — Весьма отрадно слышать.

— Он просил передать, что ждет вас в гости. Кроме него, там никого не осталось. Вам, я вижу, повезло больше.

— Да, верно. Ночь Безумия накрыла нас, но обошлась гораздо мягче, чем с остальными. Полагаю, это связано с тем, что хранится в подвалах.

— А именно?

— Секрет! — хихикнул Лариус. — В каждой цитадели Братства в подвалах есть свой секрет. Мы не исключение. Только наш оказался по-настоящему полезным. Я бы мог сейчас пытаться объяснить, но никакие слова не в состоянии описать реальный размах происходящего. Не волнуйтесь, скоро сами все увидите.

Они вышли из башни и оказались в крытой галерее, огибающей по периметру внутренний двор. Здесь не было резервуаров с кислотой, как в Третьем Замке. Вместо этого двор заполняли каменные столбы, установленные на расстоянии десяти — двенадцати шагов друг от друга. Их венчали толстые железные кольца, служащие основой для ржавых цепей. Некоторые из цепей просто свисали свободно до земли, но большинство крепилось к ошейникам — вокруг столбов, прикованные к ним, бродили разные существа: в основном, конечно, люди, но виднелись и орки, и гномы. Вольфганг заметил даже одну эльфийку. Все они выглядели изможденными, беспомощными, измененными, даже безумными. Кое-кто был полностью обнажен, другие сохранили на себе какие-то лохмотья, остатки прежнего облачения: халаты, кольчуги, шаровары. На некоторых были перепачканные грязью робы алхимиков. Лица искажали непрерывно меняющиеся гримасы: словно сразу все чувства и желания стремились выразиться, явить себя миру, прорваться сквозь глупую маску из плоти и кожи. Встречаясь взглядами друг с другом, они оскаливались, ворчали нечленораздельно, бессвязно бормотали, иногда дергались, будто пытаясь броситься в драку. Но длина цепей была подобрана таким образом, чтобы прикованные не могли дотянуться до своих соседей.

С затянутого дымом неба, словно черно-серый снег, неспешно падал пепел. Он покрывал внутренний двор и его обитателей сплошным слоем, стирая различия, стирая цвета. Там, снаружи, весь мир стал тускло-серым, безжизненным, и фигуры, бесцельно бродящие вокруг столбов, скрипя цепями, казались естественной его частью. Небытием во плоти.

— Это ведь сумасшедшие? — спросил Вольфганг, вспомнив, что ему рассказывал брат Мавиус о Девятом Замке. — Ваши… подопытные?

— Мы предпочитаем называть их подопечными, — сухо ответил Лариус. — Все они — жертвы Ночи Безумия. Их сознание — мертво, в нем не осталось ничего, кроме жажды разрушения и убийства. Мы не теряем надежды, что этот процесс можно будет однажды обернуть вспять, вернуть жизнь этим ходячим покойникам. Хотя на данный момент успехи невелики: нам пока удалось только понять, что без еды они постепенно теряют силы, становятся вялыми, однако на состоянии их разума это, к сожалению, никак не сказывается.

— А вы не боитесь, что они могут оборвать цепи? — сказал Скалогрыз. — Зеленомордые степняки на такое способны…

— Еще как способны, — подал голос Ыр. — Мои братья — могучие воины. Даже без мозгов.

— Потому и могучие, что без мозгов, — не удержался Скалогрыз. — Не обижайся!

— Ладно, — отмахнулся Костолом. — Все равно мой кулак больше твоей головы. Вот и поразмысли, что лучше.

— Нет, мы не боимся. — Лариус терпеливо дождался завершения перепалки. — Их агрессия не направлена никуда конкретно, у нее нет цели. Они сами по себе — агрессия. Ни одному из этих несчастных просто не придет в голову попытаться освободиться. Но даже если такое произойдет, то везунчик моментально накинется на своих соседей, и они порвут друг друга на части. Придумать какой-либо план и, тем более, действовать сообща бедняги больше не способны.

Лариус снова свернул с галереи, нырнув в низкую арку, ведущую внутрь очередной башни. Вольфганг, Скалогрыз и Костолом последовали за ним и оказались в просторном, совершенно пустом зале. Вокруг не было ни одного окна, свет давали несколько факелов. Судя по пыли и соломе на полу, здесь до недавнего времени располагалось что-то вроде склада или хранилища. Теперь, однако, отсюда вынесли все, могущее помешать работе — в одной из стен зиял огромный свежий пролом, за которым начинался тоннель, уходящий почти отвесно вниз. Скалогрыз глянул вниз, но не увидел ничего, кроме нескольких стертых ступеней, уходящих во тьму.

— Первые обитатели цитадели замуровали этот ход много столетий назад, — торжественно объявил Лариус. — А мы с братьями отыскали его сегодня, вскоре после того, как началось извержение.

— Что там?

— Наш секрет. Тот самый, о котором я вам говорил. Впрочем, он уже не один. У него гость. Спускайтесь, вас давно ждут.

— Меня раньше никто не ждал, кроме трактирщиков, конечно, — пробубнил гном. — Слишком старый тоннель. Не нравится мне это. Все беды — от старья, лежащего в земле.

— Там внизу — наше спасение! — взмахнул руками Лариус. — Прошу, поверьте…

— Иди вперед, старик, — прорычал Костолом. — Или я тебя туда брошу.

— Хорошо, хорошо! — залепетал Лариус и шмыгнул в пролом. — Видите, я уже спускаюсь. Не отставайте. Только осторожнее, тут запросто можно упасть.

Вольфганг глянул на Скалогрыза, потом на Костолома, пожал плечами — и шагнул во мрак.

Юноша выглядел очень плохо. Под глазами его залегли темные круги, нос неприятно заострился, и кожа стала бледно-восковой, из-за чего лицо походило на искусно вылепленную маску. Он выглядел мертвым.

Аргрим нагнулся к груди молодого рыцаря. Сердце билось. Нехотя. Медленно. Глухо. Некая могучая сила заставляла его биться, заставляла поддерживать жизнь в страшно ослабленном, до предела измотанном теле. Источник этой силы находился не здесь, рука, не позволяющая сердцу остановиться, тянулась издалека, из иного мира. Аргрим представить не мог, что найдется во вселенной место для подобной мощи, но демон, обитавший в нем, ощущал свое несомненное родство с ней, свою принадлежность к тому, кто с другой стороны темных троп не давал умереть несчастному парню.

И от этого родства он приходил в бешенство, в дикую, истинно звериную ярость. Лютая ненависть переполняла его, пульсировала в венах, жгла их расплавленной сталью. Ибо Сказанные-во-Тьме не терпели равных себе, а те, кто превосходил их, попросту не имели права на существование.

Иногда Аргрим думал о том, что его хозяева способны лишь на разрушение, а значит, логическим финалом их деятельности должно стать полное уничтожение всего. Вряд ли они остановятся, погасив солнце. Сказанные-во-Тьме, предсмертные слова предвечного бога Кайракса, родились из его гнева и помешательства, их уделом изначально был хаос, и они обречены вечно стремиться к нему. Но такие мысли все реже посещали старшего Погонщика, а теперь и Первого Экзекутора Праведной Инквизиции. Ему ли страшиться разрушения — ведь он посвятил ему целую вечность.

Бросив последний взгляд на тело Рихарда, Аргрим быстрым шагом покинул пыточную. Полумертвый Паладин еще видел свои сны, а значит, пока рано было отдавать его тьме. Всему свое время.

Добравшись до вершины башни, он нырнул в тени, чтобы незаметно миновать покои Верховного Инквизитора Йоганна Раттбора. Тот не давал ему покоя, постоянно умоляя замедлить разложение. Но ни Аргрим, ни его хозяин не могли ничем помочь — это было выше их сил. Создать видимость жизни, замедлить старение, гвоздями колдовства прибить страдающую душу к умершей плоти, или заставить труп передвигаться, выполняя приказы волшебника — подобные трюки обычны для черной магии. Но поддерживать истинную жизнь, как некто делал с лежащим внизу пареньком, способна только магия, единая с природой, черпающая из нее, являющаяся ее продолжением. Дыхание бога.

Ревность пожирала их обоих: и хозяина, и слугу. Аргрим прекрасно знал, что его собственное долголетие тоже является лишь видимостью — стоит великой темной воле оставить его, найти себе более подходящий инструмент, как прошедшие годы мгновенно возьмут свое, и он обратится в прах. Сам колдун мечтал о власти над временем и смертью, но на той стороне, что он выбрал, это было недостижимо.

Верховный Инквизитор сидел, с ногами забравшись на трон, нахохлившись, будто замерзший воробей. Из-под него текло, и у подножия престола уже собралась небольшая лужица. Когда Аргрим прошел мимо едва заметным дуновением ветра, легким колебанием пламени единственного оставшегося факела, Раттбор медленно повернул голову, проследил за ним белесыми, ничего не выражающими глазами. Может, и в самом деле увидел. Мертвецы способны на многое.

Аргрим вышел на балкон, вынырнул из теней. Мир приветствовал его тусклым закатным светом. Внизу постукивали молотки рабочих, завершающих ремонт барбакана, устанавливающих на нем небольшую баллисту. Из леса на востоке поднимались столбы дыма — мастеровые и беженцы устраивались на ночлег. Где-то гулко лаяла собака. От общей картины веяло таким спокойствием, такой тишиной и даже уютом, что Аргрим с усилием заставил себя повернуться к юго-западу, откуда исходила явная, серьезная угроза.

Свет опускающегося за горизонт солнца был нынче тусклым из-за огромного черного облака, занявшего добрую четверть небосвода. Пепел и сажа.

Это означало, что древняя Кузница опять полна огня, что ее обитатель снова принялся за работу. Появление на сцене нового игрока сильно пошатнуло баланс, а впоследствии вообще могло его разрушить. Там же, у источника черного облака, находился и брат плененного спящего Паладина, и двухголовый Хозяин Кошмаров. Вряд ли все они оказались в одном и том же месте случайно, верно?

Он все-таки допустил ошибку, махнув рукой на второго близнеца, отпустив с миром старого сказочника. Он полагал, будто они безобидны, будто на них не стоит тратить время. Действительно, им не хватило бы сил, чтобы бросить вызов Аргриму или его хозяевам, но им хватило ума обзавестись достаточно могучими союзниками. Пора положить этому конец.

Старший Погонщик (он не относился всерьез к почти официальному переименованию секты в Инквизицию и по-прежнему считал себя Погонщиком Теней) направился в собственные покои — небольшую каморку, располагающуюся над тронным залом Раттбора, под самой крышей.

Здесь не было ни окон, ни факелов, ни мебели. У входа на голом дощатом полу лежали книги: пособия по чародейству, летописи, биографии Великих Магистров. Аргрим давно уже не прикасался к ним. Свободного времени у него почти не оставалось, а все, что удавалось выкроить, он тратил на сон, восстанавливая телесные силы, или проводил в противоположном углу, давая возможность хозяину общаться со своими собратьями.

В этом углу лежали черепа: человеческие, орочьи, пара гномьих. Они были аккуратно сложены в небольшую пирамиду так, чтобы в каждую сторону света смотрело по меньшей мере семь пар пустых глазниц.

Если долго вглядываться в Бездну, она однажды непременно обратит на тебя внимание. И уже никогда не оставит в покое, подчинит себе, соблазнит страшными обещаниями. Вынет твою душу и заменит ее демоном, частью собственной сущности. Любой мост ведет сразу в обе стороны. Аргрим познал это на личном опыте.

Он опустился на колени перед пирамидой, встретил пустые, бесстрастные взгляды черепов. Когда после смерти душа покидает тело, она истончает ткань мироздания, оставляет после себя след, секретную калитку, которую — при достаточном умении, конечно — можно отворить и выйти на темные тропы. Пустота небытия сокращает расстояния, растворяет время, и потому сущность, путешествующая дорогами мертвых, может попасть куда угодно практически мгновенно. Сам Аргрим никогда не рискнул бы сунуться туда: он знал, что его человеческий разум не сможет вынести беспредельного ужаса, обитающего за чертой. Но его повелитель, Сказанный-во-Тьме, нередко путешествовал по миру таким образом, поддерживал связь с другими демонами-Словами. Сегодня он отправится на запад, в Девятую цитадель Братства Алхимиков, чтобы уничтожить оставшихся врагов и окончательно разрушить все возможные очаги более или менее серьезного сопротивления.

Аргрим никогда не сомневался в грядущем успехе своего хозяина, не сомневался и в окончательной его победе. Да и кто бы стал? Торжество тьмы и безумия над миром казалось абсолютно неизбежным, единственно возможным итогом свершившихся событий. И сейчас в сердце колдуна не нашлось места для сомнений, но теперь — ощутив небывалую, нездешнюю мощь в молодом рыцаре и понаблюдав за черным облаком, закрывшим закат — он впервые подумал о том, что за победу придется серьезно побороться.

Бездонные провалы пустых глазниц звали его, манили нырнуть в них, как пропасть зовет стоящего на краю шагнуть вниз, навстречу забвению. Он сопротивлялся изо всех сил, скрипел зубами от напряжения, но не моргал и не отводил взгляда. Калитка открывалась.

— Ты хороший слуга, — прошелестел в сознании голос демона. — Ты будешь вознагражден.

— Втопчите их в пыль, повелитель! — прохрипел Аргрим.

— Непременно! — ответил демон. — В Девятой цитадели у меня не будет недостатка в инструментах!

С этими словами он покинул тело Погонщика, серыми, едва заметными нитями потянулся из его слезящихся глаз и канул в черные ямы, которыми пялились на Аргрима черепа. Человек остался наедине с собой, лицом к лицу с собственным отчаянием.

Коридор оказался совсем коротким. Пять шагов, поворот, еще десять шагов, снова поворот — и они вышли в пещеру… хотя, судя по абсолютно ровному потолку и четырехугольной форме, помещение имело искусственную природу. Источником света служил массивный кузнечный горн, располагавшийся у дальней стены: сквозь щели в тяжелой металлической двери, закрывавшей его широкую пасть, вырывались языки оранжево-багрового пламени. Их отсветы рубили густую тьму, четко очерчивали предметы вокруг: внушительных размеров бадью с водой, пару наглухо закрытых бочек, гигантскую каменную наковальню, уже знакомый Вольфгангу метеорит, расколотый пополам, зажатый в тиски размером с быка. На стенах висели клещи, щипцы, кочерги и прочие кузнечные инструменты, к наковальне был прислонен огромный молот — ударная часть его размерами превосходила Скалогрыза. Но молот оказался далеко не самым удивительным здесь.

Чуть в стороне от горна, рядом с тисками, стояло странное существо. На голову выше и вдвое шире Костолома, оно представляло собой невероятную смесь живой плоти и диковинного механизма. Толстые короткие ноги его оканчивались колесами, усеянными стальными шипами. Покрытую потом кожу могучих плеч тоже прорывали четырехугольные стальные острия. Ребрами ему служили металлические дуги, между которыми просачивались тонкие струйки дыма. В середине груди, сразу над верхним краем перепачканного в саже фартука, располагалось небольшое круглое отверстие, где бушевал жаркий огонь того же подземно-багрового цвета, что и в горне. Голову — если это можно было так назвать — полностью закрывал кожаный мешок с двумя прорезями для глаз, охваченный по нижнему краю толстым медным обручем, опять-таки украшенным шипами. Тут и там на теле этого создания виднелись железные заклепки и заплатки. В руках, скрытых до самого локтя большими войлочными перчатками, оно сжимало нечто вроде кирки.

— Ни винта себе! — ошеломленно пробормотал Скалогрыз. — Это ведь…

— Приветствую! — рявкнул Лариус и согнулся в низком поклоне. — Ваши — и наши, разумеется — дражайшие гости прибыли.

Механизм не ответил. Вольфгангу показалось, будто в глубине прорезей что-то шевельнулось, но больше никакой реакции на пришельцев не последовало.

— Спасибо, алхимик, — раздался голос из теней, занимающих ближайший к ним угол, куда не могли добраться отсветы пламени. — Ты немало потрудился сегодня…

— Да-да, конечно, — прошептал Лариус, не поднимая головы. — Могу я идти?

— Пока останься. Я бы хотел посвятить тебя в наши планы.

Вольфганг узнал голос сразу. В темноте скрывался Аргус, двуглавый Хозяин Кошмаров. Рыцарь не знал, что ему делать: то ли опуститься на колени, то ли закричать от радости. Лариус склонился еще ниже и, не разгибаясь, отошел в сторону, позволяя остальным войти в зал.

— Я говорю, ни винта себе! — снова начал Скалогрыз, не отводя глаз от механического кузнеца. — Это ведь…

— Да, — прервал его голос из теней. — Это он, дорогой гном. Не мог же я, в самом деле, доверить создание уникального оружия обычному, пусть и самому искусному мастеру.

— Синеус? — брови Скалогрыза поползли на лоб. — Это ты, старый болтун? Опять срезал?

Вольфганг бросил быстрый взгляд на Лариуса: у того при словах «старый болтун» лицо стало похоже на перезрелый кабачок, с него даже все морщины исчезли от потрясения.

— В некотором роде, — мягко ответил Аргус. — Сказочник умер, но я так долго был им, что и теперь вполне могу сойти за него. Во мраке, конечно.

— Ничего не понимаю, — прошептал Скалогрыз. — Такого я никак не ожидал. Тут… значит… а там… — Он указал на существо у горна. — Тоже… ведь…

— Правая рука Крома, Старшего Первопредка, покровителя всех гномов, — в голосе Хозяина Кошмаров явно слышалась усмешка. — Стальной Кузнец.

— Во… — Скалогрыз отер рукой пот со лба. — Именно это я хотел сказать.

— Вероятно, совсем скоро ты, любезный гном, сможешь увидеть и его повелителя.

— Как? — Теперь Скалогрыз попросту лишился дара речи. Он мычал что-то, таращил глаза, словно силился произнести какие-то важные слова, но позабыл все до единого.

— Неужели ты думал, что Стальной Кузнец пробудился сам по себе? Нет, вся земля восстала против преступлений, совершенных демонами. Горы и долины, холмы и дюны — все заворочалось в гневе, все поднялось для отмщения за надругательство над миром. Пробудились старые вулканы, и горн Первопредков вновь наполнился огнем. Но давно уже позабыто, что Хозяин Горна зависит не от вулкана, а от своего создателя и владыки. То, что ты видишь Стального Кузнеца за работой, означает только одно: Кром очнулся от каменного сна, продолжавшегося многие столетия. Далеко на севере он собирает армию из уцелевших гномов, и со дня на день они двинутся сюда, нам на помощь.

— Отрадно это слышать! — воскликнул рыцарь.

— Что ж, Вольфганг, мой молодой друг, еще сильнее ты обрадуешься, если я скажу тебе, что северяне — не единственные наши союзники. Я не тратил времени зря, явился в видениях самым влиятельным настоятельницам арганайских монастырей. Эльфийские владычицы приведут своих ведьм и колдуний.

— Не знаю, найдем ли мы с ними общий язык, но общий враг наверняка сблизит нас.

— Это еще не все. Стальной Кузнец уже получил в свое распоряжение доставленный вами метеорит. Через несколько дней с помощью подземного пламени и своего ни с чем не сравнимого искусства он создаст оружие, способное поражать демонов. Создаст его для тебя, Вольфганг.

— Это огромная честь…