Эпоха последних слов Тихонов Дмитрий
— Можно убивать голыми руками, — пояснил Аргрим и одним рывком свернул Вольфгангу шею. Лоб рыцаря гулко стукнулся о мрамор.
Колдун поднялся, довольно усмехаясь, отряхнул ладони. Его хозяева внутри наслаждались произошедшим. О, да! Убийства, сколько бы они их не совершили, не прекращали доставлять им удовольствие. Пожалуй, стоит порадовать их перед финалом.
Аргрим оперся о перила. Угроза миновала. Исход боя предрешен. Еще немного баловства, и можно кончать с этим миром.
Позади раздались шаги, и знакомый голос произнес:
— Господин?
— Да, Фарг… — начал колдун, но сразу резко развернулся. — Какого…
Жесткие сильные пальцы тут же впились ему в горло. Он успел увидеть, что кожа на лице и руках Фарга исцелена, заметил бледное лицо пленника позади изменника, а в темном проеме дверей разглядел и двухголовую высокую фигуру. Предательство! Как они только посмели?!
Не пытаясь оторвать от своей глотки руки Фарга, он обхватил инквизитора за пояс, прижал к себе. Сквозь кожу и одежду из его тела вырвались черные щупальца хозяев. Солнечный свет причинял им боль, но что такое боль по сравнению со сладким бешенством мести! Щупальца опутали предателя, пронзили его мышцы, поползли по венам, разрывая их, сжали сердце, сдавили мозг…
Рихард подошел к мертвому телу брата и поднял скипетр. Перемещаться стало очень тяжело, к каждой ноге словно бы привязали по огромной чугунной гире. Он даже опустил глаза, дабы убедиться, что это не так. Не отвлекаться. Он направился к хрипящему и стонущему переплетению человеческих тел и скользких щупалец, покрытых зеленоватой слизью и источающих едва заметный дымок. До них было не больше трех шагов, но Рихард преодолевал это расстояние невероятно долго. Ударить. Ударить наверняка. Второго шанса не представится.
Он занес скипетр над головой, вложив в этот замах всю свою оставшуюся силу, весь гнев, всю боль, что ему пришлось испытать. Опустил, шумно выдохнув. Скипетр врезался в висок Аргрима, легко раздробил кость. Брызнула слизь, колдун мотнул головой, вырвав рукоять из пальцев рыцаря, распахнул рот так широко, что нижняя челюсть с треском отломилась, а кожа на щеках порвалась, но вместо крика из этой чудовищной пасти вырвался пронзительный, нечеловеческий визг. Аргрим качнулся назад, тяжело перевалился через перила и полетел вниз вместе с торчащим из головы скипетром, вместе с извивающимися в агонии щупальцами, вместе с раздавленным, развороченным телом Фарга. Сквозь холодный воздух, сквозь сто локтей предсмертных судорог — прямо к безжалостной земле.
Рихард тоже не устоял на ногах, опустился на пол. Встать самостоятельно ему вряд ли бы уже удалось. От напряжения из носа у него пошла кровь. Паладин медленно подполз к Вольфгангу, макнул палец в багровую лужицу и принялся чертить на мраморе нужные символы. Закончив, прошептал необходимые слова. Полыхнуло зеленое пламя, и Вольфганг заворочался, будто после долгого сна, поднял тяжелые веки.
— Брат?
— Здравствуй.
— Я на Темных Тропах?
— Нет. Я не пустил тебя туда. Пойдем. — Рихард махнул рукой в сторону крепостного двора и стен, заваленных мертвыми телами, полнящихся стонами раненых. — У меня еще столько дел…
Оно мчалось вверх, навстречу ненавистному, ядовитому, едкому, безжалостному свету. Напролом, через него, к отцу. Оно лишилось памяти и самосознания, и больше не именовало себя Сказанным-во-Тьме. Все его братья погибли. Крохотный кусок металла смог уничтожить их, а лучи солнца равнодушно добили, не позволили уползти в тень из расколовшегося, словно перезрелая тыква, тела.
Оно мчалось вверх, прочь от опасностей, заговорщиков, убийц. Оно было презрением, отвращением, враждой. Оно было концентрированной злобой, черным сгустком первобытной ненависти. Без разума, без будущего. Оно лишь стремилось вырваться из этой тюрьмы, слиться с отцом, с великим единым целым, частью которого оно должно было являться по праву рождения.
Выше и выше. Свет вокруг погас, уступил место милосердному мраку. Но это не остановило его. Слишком глубокая рана, слишком жгучая боль.
Отец все ближе, огромный, всеобъемлющий, всемогущественный. Бесконечный. Беспощадный. На пути — последняя преграда, барьер из того же металла, что заставил братьев исчезнуть. Старый, истончившийся щит. Нужно пробить его, проломить собой. За долю секунды до столкновения оно поняло, что сейчас погибнет. И обрадовалось. Ибо отец и был смерть.
Вольфганг опустился на ступени крыльца Старшей Башни. Чувствовал он себя прескверно. Все тело сковывала тяжелая, болезненная слабость, мышцы ломило, а веки, казалось, залили чугуном — настолько трудно было удерживать их поднятыми. Однажды, лет двенадцать назад, он попал под сильный ливень в лесу и, вернувшись домой к вечеру, слег с лихорадкой. Прихватило его тогда основательно, едва выкарабкался. Жар спал дня через четыре, но еще неделю он еле ходил, сонный, изможденный, чуть живой. Такие же ощущения. Впрочем, удивительного мало — все-таки из посмертия вернулся.
Он с легким изумлением и недоверием наблюдал за братом, который, с трудом переставляя ноги, бродил среди убитых и раненых, исцеляя, воскрешая или провожая словами благодарности тех, кто слишком далеко ушел по темным тропам. Откуда только силы берутся? Рихард выглядел так, будто не ел лет десять: ребра торчат, руки и ноги — тонкие, словно прутики, шею можно пальцами переломить. Борода и волосы порядочно отросли, ногти тоже. Хитон, который они отыскали для него в одном из помещений башни, довершал сходство с безумными проповедниками, что бродили по дорогам, обещая исцеление от любых болезней и возвещая близящийся конец света. Хотя тут-то как раз все по-честному. Мертвые оживают — не превращаются в кровожадных монстров, послушных лишь воле своего хозяина, а действительно оживают, смеются, жадно пьют воду. Раны затягиваются, лихорадка спадает. Без всяких порошков. Конец света, кстати говоря, тоже в наличии.
Вольфганг следил за братом, слушал возгласы восхищения и благоговения и думал о том, сколько всего надо ему рассказать. О Роргаре Скалогрызе, о Гром-Шоге, о бесстрашных ловцах метеоритов. О десятках и сотнях тех, кто сложил головы в борьбе с последним проклятием безумного бога Кайракса. Нужно будет закатить грандиозный пир в честь павших героев. Помянуть их с небывалым размахом. Открыть все имеющиеся бочки с элем. Скалогрызу уж точно пришлась бы по душе подобная идея.
— Вот ты где! — раздался рядом звонкий голос. — А я уже начала волноваться!
Элли опустилась на ступени рядом, приобняла его за плечи, прошептала в ухо:
— Скажи мне, все закончилось?
— Да, — улыбнулся Вольфганг. — Закончилось.
— И что мы теперь будем делать?
— Есть у меня один план, — рыцарь, прищурившись, покосился на эльфийку. — Хитрый такой. Я бы даже сказал, коварный.
— Ой, — рассмеялась Элли. — Да ни на медный грош в тебе коварства. Что за план?
— Никому не расскажешь?
— Я умею хранить секреты.
— Допустим. Значит, так. Планирую я обманом заманить одну эльфиечку в красный шатер, прочно завязать узлы на входе и развлечься с ней так, чтобы волосы дыбом встали.
— Это хороший план, — проворковала Элли. — Поддерживаю.
Она поцеловала его в шею, и некоторое время они молчали, наслаждаясь близостью друг друга. Потом Элли спросила:
— А все-таки? Чем бы ты хотел заняться? Больше нет ни законов, ни государств, ни обязанностей. Боги ходят среди нас, весь мир принадлежит горстке уцелевших. Какое будущее ты видишь для себя? Для… нас?
— Честно?
— Конечно.
— Я бы хотел построить город. Не восстанавливать старые, не копаться среди обломков, а уйти в чащу, расчистить место и начать заново. Возвести город без крепостных стен, без сторожевых башен, город, в котором будут жить и люди, и эльфы, и гномы. Орки тоже, несмотря ни на что.
— А такое возможно?
— Не знаю. Но попробовать стоит.
— Да, прекрасный план. На одну эльфийку точно можешь рассчитывать.
— Не сомневаюсь. А могу ли я рассчитывать на нее сегодня ночью?
— О, без вопросов.
— Чудесно. Сударыня, вы прошли испытание и теперь получите шанс поселиться в моем городе будущего.
Элли хихикнула:
— Ты ведь шутишь?
— Да.
— Просто я подумала, вдруг… кто вас, людей, разберет.
Снова долгое молчание.
— Жаль только, с братом опять придется расстаться.
— Почему?
— Видишь, какой он? То, что в нем, не позволит ему спокойно жить, осесть на одном месте. Он теперь должен помогать, учить, спасать. У него не может быть дома. Такая ответственность отнимает у человека все до последнего.
— Он — великий. Равный богам.
Вольфганг пожал плечами:
— Наверное. Но для меня он всегда останется просто Рихардом, мальчишкой, которого я однажды вытащил из омута. Парнем, который вез меня на лапнике, когда я упал с дерева и сломал ногу. Моим братом, второй половиной целого.
— Я попробую занять эту половину. Получится?
— У тебя, — Вольфганг всмотрелся в ее глаза и поцеловал в губы. — У тебя получится все, что угодно! Со мной, по крайней мере, точно.
Он и в самом деле страшился неизбежной разлуки с братом меньше, чем мог бы. В конце концов, каждый из них получил то, к чему стремился: Рихард — возможность служить своим нерушимым идеалам, а он — шанс на мирную, спокойную жизнь, полную банальных, но оттого не менее приятных забот. Почему бы и нет?
— Ладно, милый, — сказала Элли, поднимаясь. — Мне надо назад, в госпиталь. Там работы невпроворот. Увидимся позже.
— Обязательно. Я тоже отлежусь немного и пойду помогать ребятам завалы разгребать.
— Там и без тебя силачи есть. Зеленые такие, клыкастые. Они, если булыжники ворочать не будут, начнут друг друга по головам бить. Так что не волнуйся, отдыхай.
— Слово лекаря для меня закон! — ответил Вольфганг и опустился на спину, положив руки под голову. Но тут же встревожено вскочил на ноги.
— Что еще за ерунда?
По небу расползалась темнота. Словно в подкрашенную синим воду кто-то обильно капнул черной краской. Это не было похоже на дым или облака — чернота активно двигалась, распространяясь в разные стороны. В самом ее центре, там, откуда выплескивались все новые и новые порции мрака, медленно ворочались багровые сполохи.
— Чует мое сердце, приятного мало, — пробормотал Вольфганг, повернулся к эльфийке. — Элли! Давай-ка в башню, да побыстрее.
Она не стала спорить. Рыцарь сделал несколько шагов по направлению к ближайшей группе раненых, закричал, сложив руки рупором:
— В укрытие!
Орки, люди, гномы, эльфы — все задирали головы, указывали пальцами, встревожено переговаривались. Паники не было. Воины, только что пережившие страшное сражение, уже не поддавались страху. Некоторые из них послушались Вольфганга и начали расходиться, помогая раненым, другие пока не двигались с места.
Тьма стремительно разрасталась, беспрерывно меняя формы. Синева вокруг нее теряла свою яркость, блекла, таяла, позволяя черноте проступать сквозь себя.
Подошел Рихард.
— Брат, что это?
— Если бы я знал! Где Аргус?
— Он не выходил из башни. Солнечный свет причиняет ему боль…
Толпа вдруг взорвалась криками. Воины бросились врассыпную, бросая оружие. В небе, посреди темноты, напоминающей теперь огромного спрута, разверзлась пасть — судя по размерам, способная за один раз проглотить целый город. И она изрыгала огонь.
— Внутрь! Быстрее! — Вольфганг схватил Рихарда за локоть и поволок за собой по ступеням к дверям Старшей Башни.
— Мы просто спрячемся, брат?
— А что мы можем? Надавать этому… этой… пинков? Нужно найти Аргуса! Если кто и знает, что делать, так это он!
Рихард кивнул:
— Хорошо.
Они вбежали в холл башни, миновали стройные ряды портретов, изображавших великих магистров прошлого, под их бесстрастными взглядами поднялись на лестницу. Позади нарастал гул паники: вопли, топот множества ног, звон разбивающегося стекла, грохот доспехов. Да уж, по сравнению с таким испытанием даже восставшие мертвецы покажутся детской забавой.
На первой лестничной площадке стоял невесть откуда взявшийся там Кром. Он выглядел спокойным и курил короткую глиняную трубку, прикрыв глаза. Увидев братьев, сделал шаг навстречу, поднял руку, останавливая их вопрос, и задал свой:
— Вы уверены, что добили Сказанных во Тьме?
— Откуда нам знать, — сказал Вольфганг. — Всего десять минут назад были уверены, теперь уже нет.
Выйдя из башни после окончания битвы, он первым делом направился к трупу Аргрима. Тот представлял собой кучу полуразложившейся плоти, мешанину из тлеющих на свету черных щупалец и человеческих костей. Малоприятное, но совсем неподвижное зрелище.
— Значит, это их работа, — сказал Кром и принялся постукивать трубкой о кирпичи, выбивая пепел. — Одна или несколько тварей уцелели. Видимо, ослепленные яростью и болью, они пробили Внешнюю Сферу.
— Разве это возможно?
— Откуда мне знать? Не я ее создавал. Они пробили Внешнюю Сферу и впустили в мир первобытный Хаос. Обрушили на нас саму Бездну.
— Что же делать?
— Без понятия. — Кром сунул руку в карман камзола, вытащил щепотку табака, принялся вновь набивать трубку. — Как следует ощупать любимую девушку и сказать ей на прощание пару бессмысленных, но красивых слов. Дать по морде командиру. Публично снять штаны и послать всех присутствующих в…
— Где Аргус?
— Двухголовый-то? Наверху, под крышей. Однако на вашем месте я бы не тратил время на пустые надежды.
Но они уже неслись вверх по лестнице, не слушая его.
На следующей площадке сидела Элли. Глаза ее покраснели от слез. Увидев Вольфганга, она кинулась ему на шею, жарко поцеловала в губы.
— Снаружи творится что-то ужасное, — прошептала эльфийка. — Я чувствую. Там остался Червячок. И Костолом тоже… они в госпитале, на поляне.
— С ними все будет хорошо, — соврал рыцарь, отстраняя ее от себя. — Но нам нужно найти Аргуса. Побудь здесь.
— Да, я побуду. — Элли прислонилась спиной к стене. — Прощай.
Они побежали дальше. Ступенька за ступенькой. Через холлы, увешанные старинными гобеленами, через рыцарские залы, полные разнообразных доспехов.
Снаружи грохотало и ревело. Там бушевала жестокая буря, яростнее которой эти земли еще не испытывали. Сквозь бойницы и окна братья видели лишь мрак, разрываемый резкими вспышками алого пламени.
Они преодолели две трети подъема, когда Рихард опустился на ступени, прижав ладонь к левой стороне груди.
— Не останавливайся, брат, — прошептал он посиневшими губами. — У меня просто кончились силы. Прости.
Вольфганг хлопнул его по плечу:
— Я вернусь за тобой! Мы не сдадимся!
— Конечно. Жду. Аргусу привет.
Вольфганг продолжил подъем в одиночку. Без мыслей, без страхов, без надежд. Только он — и лестница. Неспешный, размеренный темп дыхания. Пару раз Старшую Башню ощутимо тряхнуло, всю, от макушки до основания, но даже этому он не позволил сбить себя с ритма. Шаг-шаг-выдох. Шаг-шаг-выдох. Он не смотрел в амбразуры, не обращал внимания на жар, идущий от стен. Все проблемы надо решать по мере их возникновения. В данный момент основной задачей было отыскать Аргуса, остальное — потом. Шаг-шаг-выдох.
Наконец он добрался до входа в покои Великого Магистра, замер перед последним лестничным пролетом, украшенным теперь полотнищами с символом Погонщиков Теней.
Здесь все началось в Ночь Безумия. Здесь и закончится. Здесь исчез молодой, наивный паладин — он мечтал защищать людей от орков, но в жизни еще не успел сразиться ни в одном серьезном бою. Здесь появился воин без идеалов — он стремился к покою и тишине, но оказался в самом центре великого противостояния. Однако тропа вновь вернула его сюда, к этим широким мраморным ступеням. От судьбы не скрыться. Собравшись с духом, Вольфганг шагнул на лестницу.
И тут услышал голос Аргуса. Громкий, искаженный воем безумных ветров, раздираемый горем и скорбью, голос этот звучал не в ушах, но во всем его теле. Он пронизывал саму ткань мироздания, пропитывал бытие:
— Зар! Химера! Кром! Призываю вас! Явитесь! Помогите мне!
Двухголовый Бог просил помощи. Он сражался с наступающей Бездной там, впереди. Один против бесконечности. Один против тьмы.
— Я иду! — выкрикнул Вольфганг и, прыжком преодолев последние ступени, распахнул тяжелые двери…
Он успел увидеть многое. Невероятно многое. Низко нависшее небо, полное бурлящего пламени и бездонных черных пастей. Море огня и дыма, бушующее вместо лесов. Послушническую Башню, полыхающую, подобно огромному факелу. Аргуса, стоящего посреди лишившихся крыши покоев магистра. Двуглавый Бог был без масок, с его распростертых рук срывалось зеленое свечение, закручивалось бешеным водоворотом, расшвыривающим оранжевые протуберанцы. Рыцарь увидел весь мир сразу, целый материк, окруженный кипящими морями. Увидел, как разверзается земля, и руины городов погружаются в волны раскаленной магмы, увидел скалы, вздымающиеся на месте равнин, горящие джунгли, плавящиеся горы. Хаос поглотил вселенную, теперь она переваривалась внутри него.
— Как быстро! — то ли сказал, то ли подумал Вольфганг. — Неужели и вправду так быстро?!
А потом пламя пожрало и его.
Эпилог
Посреди добела раскаленного небытия Двухголовый Бог закрыл глаза и погрузился в долгий, тяжелый сон. И снилось ему, будто он стоял на истертых временем каменных ступенях на самом краю погибшего мира. Все, что происходило до этого, терялось в тумане. Никакой памяти, никаких чувств. Просто сознание вдруг вернулось к нему.
Кто он, что делает здесь? Ни имени, ни прошлого. Какие-то размытые лица, дороги. Не вспомнить. Сколько веков, тысячелетий минуло с тех пор, как ему в последний раз довелось осознавать себя?
Оглянулся. Позади — безжизненный, замешанный на огне пейзаж. Черные громады вулканов, изливающие потоки лавы, выбрасывающие в кроваво-красное небо столбы дыма, камней и пепла. Кажется, сама земля горит, корчится в неизбывной муке. Ветер несет копоть и густой запах серы.
Впереди — развалины храма. Серые стены, покрытые мхом, увитые высохшим плющом. Обломки колонн и перекрытий. За ними вдалеке виднеются зеленые холмы, поросшие лесом, над которым кружат едва различимые с такого расстояния птицы, а еще дальше, среди облачной дымки синеют силуэты гор. Вряд ли есть какой-то выбор — то, что сейчас служило ему жизнью, на самом деле мало отличалось от смерти. Пустота, рваная дыра вместо души, огрызок вместо разума. Только элементарные понятия, ничего своего. Но ведь он был — кем-то. Ведь эти руки принадлежали — кому-то. Эти шрамы на плечах и груди оставил — кто-то. Он хотел знать. Если впереди обман и гибель, пусть будет так. Когда нечего терять, бояться тоже нечего.
Он миновал руины и ступил на каменный мост, висящий над огромным провалом, дымящейся трещиной, отделяющей зеленые холмы, ждущие впереди, от раскаленного котла хаоса.
— Мы называем это разломом, раздался голос рядом. — Это граница между нашим миром и вечно голодной Бездной.
Резко обернулся. Никого. Он был один здесь, на краю пустоты.
— Но имена значат так немного, верно? — В голосе, который звучал сразу отовсюду, слышалась печаль. — Их слишком легко забыть. Когда-то ты звал меня братом.
Он продолжил путь. На камнях под ногами появился мох. Свежий ветер, не пахнущий гарью, коснулся лица. Вместе с ветром пришла память. Только ради этого следовало двигаться вперед.
— Все должно исчезнуть, — произнес невидимый провожатый. — Но даже на Темных Тропах есть место надежде. Тебя встречают. Видишь?
Он видел. На другой стороне моста стояло несколько фигур. Два мускулистых зеленокожих великана: один с каменным топором, второй — с железными палицами на цепях, пристегнутых к толстым браслетам. Стройная девушка с короткими волосами, опирающаяся на тонкий посох с изогнутым навершием в виде драконьего хвоста. Широко улыбающийся гном с длинной бородой, серой от седины.
Вольфганг шел к ним и шептал их имена.