Эпоха последних слов Тихонов Дмитрий

Глава I

Капкан

Безумцы бросились в атаку — все так же молча, все так же невозмутимо и безлико. Тряпичные куклы на коварных, вездесущих пальцах. Они даже не казались больше живыми существами — их движения выглядели рваными и неестественными, словно тела были набиты соломой или землей.

А потому Вольфганг не испытывал никакого подобия жалости, спуская тетиву и отправляя стрелу в горло первому из бегущих. Это напоминало тренировочный бой с манекенами из холстины — вот только уцелеть в этом бою не представлялось возможным. Первый хрипло хрюкнул и зарылся лицом в пепел. Следующий с легкостью перепрыгнул через него, не промедлив ни секунды.

Они отступали в глубь двора, в угол, образованный двумя стенами. Вершиной угла служила башня, дверь в которую закрывали толстые дубовые доски. Имейся у пятерых в запасе хотя бы минута-другая, можно было бы попробовать оторвать доски и занять башню — обороняться в ней не в пример легче, и там они бы наверняка смогли бы продержаться до прихода Аргуса. Но в их положении только полный глупец стал бы рассчитывать на минуту. Даже на десять лишних секунд.

Костолом шагнул вперед, размахиваясь Рогатым Крушилом. Подчиняясь его могучим рукам, оно описало широкий полукруг и снесло разом несколько голов, затем рванулось в обратную сторону, подобно смертоносному маятнику. Ни один из нападавших не попробовал уклониться или защититься: они бросались под удар и падали, срубленные каменными лезвиями. Больше всего Костолом напоминал косца, укладывающего перед собой послушную траву аккуратными, ритмичными, отточенными движениями. Тех, кто чудом проскакивал мимо Рогатого Крушила, встречали Вольфганг и Скалогрыз: рыцарь бил по головам скипетром, а гном дробил грудные клетки своей «гренадерской» кувалдой.

Демон наблюдал за этим с нескрываемым интересом. Даже в горячке драки, с такого внушительного расстояния Вольфганг мог различить издевательскую усмешку, застывшую на покрытом засохшей кровью морщинистом лице Распрекрасной. Тело старухи продолжало висеть над землей с распростертыми в стороны руками, распятое среди дыма и пепла черной, злобной волей.

Груда трупов вокруг отбивающейся троицы продолжала расти. Костолом, похоже, еще не начал уставать — устрашающая каменная кирка, уже срубившая не меньше десятка нападавших, рассекала воздух с прежним ожесточенным рвением. Вольфганг и Роргар, захваченные азартом сражения, тоже не чувствовали нужды в отдыхе. Элли и Червяк за их спинами перезаряжали гномьи аркебузы. Ряды безумцев постепенно таяли, все-таки их в Цитадели находилось ограниченное количество.

— Война! — крикнул демон. — А попробуйте-ка одолеть моих лучших псов!

При этих словах в атаку кинулись те два здоровенных орка, которых тварь, завладевшая Распрекрасной, прежде держала на цепях. Несмотря на худобу, они не уступали Костолому ни в росте, ни в длине рук или клыков. Единственным очевидным преимуществом Ыра было его оружие. Орки бежали рядом, плечом к плечу, и рыцарю хватило одного взгляда, чтобы понять: победить обоих Костолом не сможет. Сруби он первого из них Рогатым Крушилом, второй уже через долю мгновения обрушится на него всем своим весом и наверняка собьет с ног, открывая дорогу остальным безумцам.

— Стреляй! — крикнул он Скалогрызу.

— Лови! — Элли, моментально сориентировавшись в происходящем, бросила гному его шестиствольную, «звездную» аркебузу. Роргар был занят — он забивал кувалдой своего соплеменника, в косматой бороде которого расползался окровавленный оскал. Наверное, в далеком будущем, если победа останется за Светом, об этом маленьком сражении сложат легенды. Сказители будут подробно описывать, как рыцарь и гном пытались предостеречь своих околдованных собратьев, как кричали «Назад!», «Остановитесь!» и «Вы не понимаете, что творите!» Легенды имеют право искажать факты. Пожалуй, ни один из тех, кому доведется услышать о произошедшем во дворе Девятой цитадели Братства Алхимиков, не будет нуждаться в правде. Никому не интересно слушать рассказ о том, как на самом деле пятеро насмерть перепуганных путников отбивались от толпы обезумевших пожирателей плоти. О том, как без зазрения совести крушили молотками и палицами головы своих сородичей, роняли их на землю, наступали на грудь, чтобы не позволить подняться, и добивали, вырывая последние крупицы жизни из агонизирующих тел. О том, как некогда живые, полные мечтаний, тайн и планов, люди, орки и гномы превратились сначала в оскаленные комки ненависти ко всему живому, а потом — в бездушные механизмы, инструменты чуждой уродливой злобы.

Да и вряд ли кто-то станет рассказывать об этом. Просто вряд ли кто-либо узнает…

Роргар нанес финальный удар, отбросил кувалду и подхватил с земли аркебузу. Он чиркнул огнивом, запалил фитиль. В этот самый момент орки прыгнули. Они не атаковали Костолома в лоб, не подставились под удар — вместо этого двое зеленокожих громил взмыли высоко в воздух и, перелетев через размахивающего Крушилом Ыра, приземлились за его спиной, прямо перед Элли и Червяком. Те отпрянули, но ускользнуть от жилистых лап удалось только мальчишке, эльфийку один из орков все-таки сграбастал.

— Отпусти! — взвыл Червяк, но бросаться на варваров не стал, на это ему хватило ума.

— Беги! — крикнула Элли, безуспешно пытаясь вырваться из цепких объятий. — Беги отсюда!

Скалогрыз направил было аркебузу на орков, но, поняв, что в любом случае зацепит девушку, сразу отскочил в сторону, крикнул Костолому:

— Сзади! Я крою!

К счастью, Ыр тут же понял, что от него требуется: в бою степные тугодумы часто проявляют недюжинную сообразительность. Он резко обернулся, держа свою каменную кирку наперевес, переключился на зеленокожую угрозу. Роргар проскользнул мимо, навстречу толпе безумцев, больше не сдерживаемых Рогатым Крушилом, и, когда спустя пару секунд первые из нападающих, перебравшись через вал трупов, кинулись на него, гном рявкнул:

— Кранты вам, болтотря..!

Закончить фразу он не успел. Фитиль догорел, громыхнул выстрел, окутав поле битвы густым серым дымом. В этом дыму Костолом одним неуловимо-быстрым ударом рассек прыгнувшего на него орка от плеча до пояса. Рогатое Крушило увязло в плоти, одно из каменных лезвий застряло среди костей, поэтому Ыру пришлось выпустить оружие из рук. И как раз вовремя: второй орк кинул эльфийку ему в лицо, а сам метнулся следом. Костолом поймал Элли и резко повернулся, приняв врага спиной. Тот повис у него на плечах и впился клыками в шкуру меж лопаток. Ыр взревел, как разъяренный боров, и, бросив изрядно помятую эльфийку в пепел, опрокинулся навзничь, придавив висящего на нем дикаря. Тот разжал клыки, на долю секунды ослабил хватку. Этого хватило, чтобы Костолом вырвался, откатился в сторону и вскочил на ноги. Как только обезумевший орк начал подниматься следом, Вольфганг встретил его ударом скипетра в лицо. Палица смяла и без того уродливую морду, сломала клык и раскроила лоб, но остановить безумца не смогла. Орк встал во весь свой огромный рост, качнулся, словно решая, на кого напасть: на рыцаря или сородича, однако определиться ему не дали.

Элли, отползшая в сторону, подняла еще одну аркебузу, с которой они с Червяком как раз закончили возиться, и разрядила все ее три ствола в упор в спину великана. Он рухнул ничком прямо на своего товарища, сраженного Костоломом несколькими секундами ранее. Их кровь смешалась в черной мутной луже.

Между тем рассеялся дым от гномьего залпа. Оказалось, что картечь убила шестерых зверолюдей и серьезно покалечила еще с десяток — они тяжело ворочались в грязном, липком пепле, среди собственных внутренностей и оторванных конечностей. Оставшиеся больше не наступали, замерли неподвижно на своих местах. Ничего не выражающие лица, закатившиеся глаза, оскаленные рты. Оболочки. Марионетки, которых не повели на убой.

Вольфганг, Элли и Костолом одновременно подняли головы. Демон смеялся. Это было невероятно отвратительное зрелище: узкие черные губы разошлись, обнажив серые десны и несколько кривых желтых зубов, меж которых извивалось нечто, больше всего напоминающее комок тонких червей или крысиных хвостов.

— Неплохо! Но я и не ожидал от вас другого: в конце концов, Двухголовый вряд ли выбрал бы в свои чемпионы кучку слабаков. Спектакль получился отличный, однако, пожалуй, пора с вами заканчивать.

Демон снова взмахнул руками Ивэйны Распрекрасной. Расставив их в стороны ладонями вверх, он принялся шевелить пальцами, словно призывая кого-то встать или подойти к нему. И те, к кому он обращался, откликнулись на призыв. Изрубленные, изуродованные, иссеченные картечью, забитые молотом и палицей покойники начали двигаться. Сначала неуверенно, будто пробуя окружающий мир на прочность, затем активнее, упорядоченнее, целеустремленнее. Вот медленно поднялся один, с проломленным черепом. Вот встал рядом второй, с огромной рваной раной, пересекающей грудь. Третий, со стрелой Вольфганга в шее. Четвертый, с половиной головы снесенной выстрелом Скалогрыза. Пятый, шестой… Рыцарь почувствовал, как впервые за весь этот долгий, долгий день глубоко внутри выпускает обжигающе-ледяные когти страх. То, о чем им рассказывал старый врун Сигмунд Синеус, превращалось из пугающего предания давно минувших дней в очевидную действительность.

— Для меня нет никакой разницы, — гулко проговорил демон. — Что управлять безумцами, что мертвецами — и у тех и у других разум абсолютно свободен. В нем полно места, чтобы устроиться поудобнее и взяться за нужные рычаги…

Роргар, который, не тратя времени на рассматривание происходящего, остервенело заряжал Звездную аркебузу, наконец вскинул ее и прицелился в висящую над двором фигуру.

— Мне нравилась эта бабуля! — крикнул он, нажимая на спусковой крючок.

Демон не подумал уворачиваться или защищаться. Пуля Скалогрыза — гном, понимая, что главный враг парит слишком далеко для картечи, зарядил пушку обычным снарядом — навылет пробила живот Распрекрасной, проделав в нем немалых размеров дыру, из которой тут же поползли тонкие черные щупальца, извивающиеся подобно…

Это было похоже на клубок корней, длинных, гадких, живых корней.

Так говорил усатый солдат, чьего имени им так и не удалось узнать, незадолго до своей страшной смерти. Как давно? Три, четыре, пять дней назад? Тварь, убившая его и странствующих музыкантов, уничтожившая Гром-Шога и надсмеявшаяся над Вольфгангом, снова была здесь. Выполнила ли она свое обещание, успела ли расправиться с Рихардом?

Щупальца из раны расползались в стороны по мертвому телу старой Ивэйны, пронзали кожу, разрывали плоть, выпускали себе подобных. Демон освобождался.

Рыцарь бросил быстрый взгляд на небо. Солнце уже село, но алые отсветы его все еще пробивались сквозь пелену серого дыма, сквозь завесу из пепла и копоти. Да на вершинах башен горели сигнальные костры — наверняка разведенные, чтобы служить ориентиром для отрядов подмоги, двигающихся к Цитадели. Света все еще хватало, хотя тени уже удлинились и налились силой.

Вольфганг потянулся за стрелой, нащупал в колчане последнюю и, быстро прицелившись, выстрелил, не надеясь на какой-либо успех. То, что разворачивалось перед ними, не могло погибнуть от обычной стали. Стрела канула в мешанину непрерывно изгибающихся конечностей и пропала бесследно.

— Ой-йо! — воскликнул Скалогрыз. — Кажись, винтец!

— Узри, коротышка! — прогудел демон изменившимся голосом, совершенно не напоминающим человеческий — видимо, его собственные пасти не были способны нормально воспроизводить звуки речи. — Полюбуйся моим великолепием, осознай свою ужасную участь… — Последние слова вообще превратились в сплошной рев и рык, разобрать которые обычное ухо оказалось уже не в состоянии. О глуховатом Скалогрызе и говорить нечего: коренастый бородач только помотал головой, да криво усмехнулся, продолжая деловито перезаряжать аркебузу.

Вольфганг понял, что смерть подобралась к ним вплотную, ближе, чем когда-либо ранее. Она уже не дышала в спину и не заглядывала через плечо, нет — сейчас она плотно держала их за запястья и смотрела прямо в глаза, тошнотворно скалясь множеством пастей. Как целыми эпохами и всего несколькими днями ранее, в другой Цитадели, в тесном темном коридоре, полном запаха крови. Но тогда она приходила не за ними, тогда она забрала других. Теперь настала их очередь.

— Червяк, не смотри! — сказал он, хотя и понимал, что опоздал с этим. Мальчишка успел увидеть все: и змееподобные конечности, и жадно распахнутые зубастые зевы, истекающие серой слизью. Позади испуганно всхлипнула Элли. Шумно, по-лошадиному, втянул воздух Костолом. Гном и рыцарь молчали. Они успели накричаться в прошлый раз. Тварь предстала перед ними во всем своем мерзком величии, уродливая и прекрасная, исковерканная и совершенная одновременно.

— Ну и гнида, — протянул Скалогрыз. — Страшнее Кромовой задницы…

— Ты видел, что ли? — фыркнул Костолом, не спуская глаз с монстра, но Роргар его не услышал. Несколько мгновений, утомительно-долгих, полных глухонемой тишины, ничего не происходило. Демон все так же висел в воздухе, медленно и беспорядочно шевелил руками-щупальцами, словно задумчиво прислушиваясь к некоему далекому шуму. Восставшие покойники стояли на месте, слегка пошатываясь в такт движениям конечностей своего хозяина. Остальные участники этой сцены: Паладин, гном, орк, эльфийка и мальчик — медленно отступали, шаг за шагом загоняя себя все глубже в угол, в котором оказались. Ни один из них не сомневался, что погибнет в ближайшие пару минут. Ни один из них не сомневался, что путешествие, полное приключений, опасностей и преодолений, вот-вот завершится.

Затем появился Аргус.

Когда Рихард пришел в себя, у него далеко не сразу получилось понять, где находится. Он покачивался на шершавой упругой поверхности, прижатый к ней поперек туловища двумя странно изогнутыми бревнами. Ноги его свисали с края, а вверху, перед глазами, расстилалось бескрайнее, изумительно-синее небо. Повернув голову влево, он уперся взглядом в необычного вида утес, тоже покачивающийся в такт. Утес своей формой напоминал огромное, бугрящееся мышцами предплечье, переходящее в могучее плечо, из которого тут и там торчали странные металлические штыри, покрытые рыжим налетом ржавчины. Цвет самого утеса был красным. Нет, не красным, а багровым, почти бордовым. Цвет гаснущего сентябрьского заката, цвет истинного, незамутненного гнева.

Чуть в стороне над ним небо пересекало гигантское, добела высушенное бревно. Оно плавно загибалось кверху, оканчиваясь желтоватым острием… именно эта нелепость и пробудила окончательно разум рыцаря, заставила его напрячься в поисках аналогий и знакомых образов и, в конце концов, привела к тому, что он понял, где оказался.

— Эй! — крикнул Рихард, приподнимаясь на локтях. — Во имя Бездны!..

— Осторожнее, — прогудел сверху голос Зара, настолько мощный, что рыцарь зажмурился. — Не призывай тьму раньше времени.

— Я имел в виду, ничего себе… — Юноша глянул вниз, но увидел лишь густую белизну тумана, сквозь который неспешно шел бог войны. Или то были облака?

— Не удивляйся, я решил, что так получится быстрее.

— Да уж. — Рихард с трудом оторвал взгляд от бледной пустоты. — Если бы я нес тебя, мы бы точно двигались медленнее.

— Шутишь? — прогрохотал Зар. Голос его походил на торжествующий рев сотни парадных горнов. — Шутишь, значит оклемался…

— Ага. — Рыцарь снова посмотрел вниз. — Только все равно… вряд ли смогу пойти сам.

Зар принялся хохотать. Качнув бивнями, он задрал голову к небу и исторг из пасти оглушительный, полный восторга, трубный вопль. При этом пальцы его, те самые «бревна», которыми он прижимал Рихарда к своей ладони, нешуточно напряглись, рыцарь даже сморщился от боли. Впрочем, Зар быстро спохватился, разжал пальцы, позволив человеку сесть и устроиться удобнее.

— Точно оклемался, — сказал он, отсмеявшись. — Готов к серьезному разговору?

— Готов, — кивнул Рихард, изо всех сил стараясь не смотреть вниз. — Готов, мой господин.

— Оставь это, — нахмурился Зар. — Я же сказал, ты — мой брат. Пусть младший, пусть слабый, но брат. Я собираюсь полностью довериться тебе, а это значит, что мы равны. Меж слугами и господами невозможно настоящее доверие. Понял ли ты меня, брат?

— Понял… брат.

— Хорошо. Мы уже почти у цели, но времени как раз хватит, чтобы я мог все тебе объяснить. Потому что нет смысла возлагать миссию на того, кому непонятны ее причины и задачи, согласен?

— Согласен.

— Прекрасно. Тогда слушай. Я, пожалуй, начну с того, с чего полагается. С самого начала, то бишь. Давным-давно мы создавали этот мир. Не думай, будто это особенно сложное дело. Во вселенной огромное количество миров, они отстоят друг от друга на тысячелетия пути, но в то же время пересекаются, переплетаются настолько тесно, что иногда даже я удивляюсь, в каких странных точках разные пространства могут соприкасаться. К примеру, в юго-восточных предгорьях Торгорского Кряжа стоит хижина Мамаши Кра, жутко древней старухи, которую все местные жители считают ведьмой. На самом деле, никакая она не ведьма, просто удачно пользуется одним секретом: из подвала ее хижины можно попасть в большие подземные тоннели, где по железным рельсам разъезжают стальные повозки. Тоннели эти расположены не в нашем мире, и если кто-нибудь попытается снаружи подкопаться под хибару Мамаши Кра, то не найдет ничего, кроме глины, базальта и, возможно, пары скелетов ее бывших мужей. Хитрая старуха время от времени спускается в подвал и возвращается с предметами, приводящими деревенщину в благоговейный трепет. Знает ли она, откуда взялся этот проход? Безусловно, нет. Знает ли она, когда он закроется? Откуда ей…

— А твои врата, та обезьянья пасть в скале — то же самое? — спросил Рихард.

— Нет. Сейчас мы по-прежнему в нашем мире, только в иной, особой его части, невидимой и недоступной для тех, кто еще жив. Это преддверие Темных Троп. Впрочем, я отвлекся. Прости меня, младший брат, просто мне давно уже не доводилось ни с кем разговаривать. Очень и очень давно. Мамаша Кра не имеет никакого отношения к тому, что я хочу сказать. Давным-давно мы с братьями созидали этот мир, выстраивали его, вытачивали, как ювелир вытачивает изящное украшение из кости. Но один из нас, Кайракс, хозяин Слов, поддался влиянию Хаоса, впустил его темный шепот в свое сердце, и сошел с ума…

— Я знаю эту историю.

— Вот-вот. После убийства Аш-Тая мы погребли Кайракса в толще гранита, зная, что он погибнет там. Но не учли силы его таланта, силы его голоса — боги не исчезают бесследно, и не могут легко умереть. Прежде чем навсегда умолкнуть, Кайракс проклял нас и весь этот мир, проклял страшно, отчаянно, смертельно. А его слова никогда не были просто словами: они представляли собой само бытие, основополагающие принципы мироздания. Магические печати на стенах темницы удержали голос Кайракса внутри, но не заглушили его. Он продолжал звучать все это время, все эти годы, века, тысячелетия, наполняя воздух нашего мира злом, распространяя тьму, отравляя души пороком. Внезапные вспышки ярости, припадки безумия, мужья, бросающиеся с топорами на жен, кровожадные убийцы, получающие удовольствие от мучений жертв — его работа. Черная магия, некромантия и демонология стали возможны только благодаря ему. Слова Кайракса, томившиеся в заточении, обрели собственный разум, превратились в весьма могущественных существ, способных пусть и не напрямую, но влиять на события на поверхности. Они завладевали душами наиболее восприимчивых, наиболее честных, наиболее чистых — издревле такими считались Паладины — и совращали их, превращая в послушных слуг. С их помощью они сумели заключить договор с Химерой, хозяйкой Темной Стороны, Великой Владычицей Отсутствия Света. Она должна была погасить для них солнце, чтобы Сказанные-во-Тьме смогли вырваться на поверхность. Но гномы нарушили этот план, выпустив Слова намного раньше времени…

— А! Так это все-таки были гномы?!

— Да, они. Бородатые коротышки то ли погубили мир, то ли спасли его, то ли, по крайней мере, дали шанс.

— Спасли или дали шанс? Что ты имеешь в виду?

— Когда Сказанные-во-Тьме обрели свободу и повергли поверхность в хаос, заставив живых убивать друг друга, Химера начала сомневаться в словах-демонах. Ей тоже не нужен совершенно пустой мир. Она — темная сторона луны, она нуждается в живых, разумных последователях, как и любой из нас. Что ей останется, если солнце погаснет, и Сказанные-во-Тьме, получив полную свободу, превратят мир в пепелище? Химера — воплощение мрака, но она не безумна, в отличие от Слов Кайракса.

— То есть Химера не поддержит их? Предвечная теперь на нашей стороне?

— Она только на своей стороне. Или на всех сразу. Как обычно. Химере нельзя доверять, она соткана из лжи, предательства и противоречий. Она не с нами, она против наших врагов. По крайней мере, так утверждает. Но попусту болтать на эту тему смысла не вижу: мы либо получим выгоду, либо нет, только и всего. Я веду к другому. Некогда, задолго до того, как яд Слов Кайракса проник в сердца Паладинов, твой Орден по праву считался одной из благороднейших и чистейших организаций мира. Твои далекие предшественники искренне клали свои жизни на алтарь служения добру. И потому им было даровано великое умение: возвращать с Темных Троп тех, кто не успел уйти далеко.

— Воскрешать мертвых?

— Да. И исцелять даже самые тяжелые ранения. Паладины являли собой истинный свет Порядка, и их с ликованием встречали везде, куда бы они не приходили. У вас не принято об этом вспоминать, и тебе будет сложно поверить, но даже в эльфийских городах Арганайского Хребта члены Ордена пользовались почетом и уважением, ибо Старший Народ не мог не признать превосходства людей — перворожденным не удавалось преодолеть смерть, несмотря на все их великое магическое искусство.

— Почему именно нам? — спросил удивленно Рихард. — Почему не им?

— Потому что вы ценили жизнь, — ответил Зар. — А они ценили себя. Это разные вещи. Тот, кто ценит жизнь, готов встать грудью на защиту чужого ребенка и погибнуть ради него. Тот, кто ценит жизнь, будет с радостью прикрывать отход своих товарищей в одиночку, сражаясь до последней капли крови. Подобные моменты заставляют меня гордиться вами и гордиться тем, что я бог войны. Потому что только так созидание способно утвердиться над Хаосом, всеобщим и всепоглощающим распадом. В те дни, задолго до появления орков, я благоволил людям.

— Это было так давно?

— По вашим меркам, в седой древности. Еще до появления Трех Королевств, еще до того, как Багряный Бор приобрел дурную славу.

— Ты все это время был здесь?

— Почти. Иногда приходилось отлучаться — вселенную трясли великие войны. Но я старался не отсутствовать долго. Мне нравились вы, а потом — орки. Своей незамутненностью, искренностью, простотой.

— А что случилось с великим знанием Паладинов?

— Я как раз к этому и веду. Случилась беда. Человек обладает развитым разумом и короткой жизнью, потому, в отличие от орков или эльфов, очень легко попадает в сети зла: Химере и Сказанным-во-Тьме удалось получить в свои руки кого-то из высокопоставленных паладинов. Постепенно, год за годом, зараза зрела, пускала корни, прорастала, не показываясь над поверхностью. Сначала это напоминало просто клуб по интересам: образованные рыцари, благородные лорды, генералы собирались вечерами для обсуждения вопросов, которые не принято было выносить на публичное рассмотрение. Стоит ли брать на вооружение приемы сжигаемых ведьм, спрашивали они друг друга, потягивая дорогое вино. Стоит ли открывать черные книги, которые наши люди находят при обысках у колдунов и некромантов? Стоит ли изучать изложенные в них теории? Ведь врага нужно знать в лицо, не так ли?

Потом, поколения спустя, они начали практиковать описанное в тех книгах. И благодаря своей чистоте, своей удивительно ясной воле смогли подчинить себе силы, скрывающиеся за завесой небытия. Они обрели власть над тенями, получили возможность путешествовать в них, невидимые и почти неуязвимые, научились призывать на помощь мелких демонов, насылать болезни. Теперь они стали разрушителями, а не созидателями. Секта набирала силу, ее представители занимали ответственные посты, обосновывались на самом верху…

— К великому сожалению, так оно сохранилось и до наших дней, — перебил Рихард. — Последний великий магистр…

— Я знаю, маленький брат. Побороть истинное зло сложно. Мне удалось немного очистить элиту Ордена пламенем войны во время нашествия орков под предводительством Дерзаг Кага, но окончательно выжечь гниду не получилось. Она забилась в самые беспросветные, неприметные углы, затаилась, выждала, а затем вновь подняла голову. Однако речь не об этом, я опять отвлекся. Главная слабость зла — ненасытность. Погонщики Теней жаждали все больше власти, все больше могущества. Им мало было стать величайшими магами четырех народов, они решили сравняться с богами. И потому посягнули на дар богов, на дар воскрешать умерших. До того некромантия имела дело лишь с призраками, голосами тех, кто заблудился на темных тропах, но Погонщики сделали ее поистине черным ремеслом. Они опорочили искусство воскрешения, извратили самую его суть: вместо возвращения жизни отныне колдун лишь заставлял вставать тело, холодный труп, превращая его в своего покорного раба, страшное и жалкое существо, застывшее на границе, не способное ни жить, ни умереть. Настали мрачные времена: отряды восставших мертвецов бродили по дорогам Фархейма, ведомые ядовитой волей сектантов. Беззаконие и ужас наводнили восточные провинции, даже конунги со своими дружинами не могли справиться с бедой. Тогда мы забрали свой дар назад. Попросту отняли у людей умения и силы, необходимые для успешного применения заклинаний. Секта сразу лишилась наиболее могущественного своего оружия, и потому не смогла успешно противостоять поднявшемуся народному гневу. Фермеры, крестьяне, простые солдаты и наемники, ведомые рыцарями, сохранившими верность прежним идеалам, захватывали оплоты чернокнижников, отыскивали их тайные скиты в густых лесах, выкуривали из замков и усадеб. На восточных окраинах Фархейма началась ужасная охота на ведьм: каждого подозреваемого в связях с Погонщиками Теней вешали без суда и следствия, каждого, хоть немного знакомого с основами колдовства или алхимии, тащили на костер.

— Никогда о таком не слышал, — сказал Рихард. — Хотя историю знаю хорошо.

— Орден изо всех сил старался замолчать столь отвратительную страницу своей истории. Однако не торопись осуждать магистров за это решение: им пришлось заново отстраивать честь и достоинство Ордена, и они нуждались в прочном, стабильном фундаменте, без трещин или провалов.

— Но ведь все закончилось?

— Конечно. Постепенно страсти улеглись, Паладины вернули себе прежнее уважение, а тьма в который уже раз заползла в глубокую расщелину и затаилась там в ожидании очередного шанса. Ей пришлось пролежать на дне не одно столетие, но она все-таки дождалась. Как всегда.

Зар замолчал, а Рихард не знал, о чем еще спрашивать. Пробуждение принесло легкость не только измученному телу, но и уставшему сознанию: он не испытывал изумления или шока по поводу происходящего — выросший до невероятных размеров бог войны, держащий его на ладони, густой туман внизу, рассказ о мрачных тайнах Ордена не поражали его, а воспринимались как нечто само собой разумеющееся. Может, он просто больше не мог удивляться, может, привык к чудесам, как человек привыкает к холоду, жаре или другим новым условиям.

— Я все это к чему рассказываю! — вдруг рявкнул Зар, словно очнувшись от короткой дремы. — К твоей задаче, вот к чему. Слышишь, маленький брат?

Рихард, у которого заложило оба уха от громоподобного голоса, кивнул:

— Еще как…

— Твоя задача — вернуть священное знание Паладинам, научить их вновь воскрешать людей. И не только людей.

— Паладинов больше нет!

— Неправда. Кроме вас с братом в мире осталось немало благородных рыцарей, готовых дать отпор навалившейся тьме. У них сохранились все навыки, полученные во время службы Ордену: они могут смешивать порошки, умеют лечить и поддерживать силы. Они уже незаменимы в грядущей великой войне, а если ты обучишь их заклятию воскрешения, им вообще не будет цены.

— Я не уверен, что… прямо говоря, во время обучения у меня было не особенно хорошо с магией и всякими алхимическими штуками.

— Ты узрел истину в покоях проклятого магистра, ты заглянул в истинное лицо тьмы. Тебе известно о том, что представляет собой враг, больше, чем кому-либо из живущих Паладинов. И потому мы выбрали тебя, потому Двуглавый посылал тебе кошмары — чтобы подготовить в твоем сознании место для великой силы…

— А! Я знал, что сны приходят ко мне не просто так.

— Сны никогда не приходят просто так, маленький брат. Двуглавый прекрасно делает свою работу. Хоть он и родился здесь, но почти равен мне по могуществу, ведь каждое живое существо видит сны, а с их помощью легко манипулировать целыми народами. Кстати, сейчас мы уже в его владениях и приближаемся к цели.

— Что же это за цель? — Рихард повернулся, осторожно, медленно, чтобы не сорваться с широкой ладони, и увидел: впереди из тумана поднималась скала. Расстояние он не смог бы определить — здесь, в этом странном месте, казалось, вообще не было расстояний. Он даже сомневался, что Зар двигался. Возможно, бог стоял на месте, а мир двигался навстречу. Так или иначе, скала приближалась.

Вскоре на ее вершине стало возможно разглядеть нечто вроде алтаря или кафедры, грубо вытесанной из кмня. На ней лежала книга. Настолько больших томов Рихарду видеть еще не приходилось. Тяжелую обложку укрепляли толстые металлические полосы, подобные тем, что используются при изготовлении доспехов. Между полос виднелись непонятные символы, излучающие слабый зеленоватый свет.

— Это Хроника Аргуса, — пояснил Зар. — Здесь записаны все сны, когда-либо виденные живущими в нашем мире. А еще все заклинания, ибо магия рождается во снах и питается ими.

Он подошел вплотную к скале — оказалось, что ее вершина находится точно на уровне его плеч. Зар вытянул руку и опустил Рихарда на темно-серые, слегка влажные камни. Площадка имела три шага в ширину и около четырех в длину. Стараясь не смотреть по сторонам, рыцарь подошел к кафедре, положил руку на фолиант, который толщиной превосходил его голову. Проржавевшие застежки были расстегнуты, символы между стальных полос показались ему знакомыми, но понять, что они означают, не получалось, словно он видел их в далеком детстве. Или во сне.

— Мне придется прочесть все? — спросил Рихард, не оборачиваясь.

— Нет, — прогудел ответ Зара. — «Хроника» сама найдет то, что тебе нужно, доверься ей.

— Легко сказать, — усмехнулся Рихард. — Я сам не особенно понимаю, что нужно.

Он тяжело вздохнул и открыл книгу.

Аргус медленно вышел из дверей башни, в которой находился вход в Кузницу. Он не кричал, не колдовал, никак не привлекал к себе внимания — просто сделал несколько шагов по пепельному ковру, однако взоры всех находящихся во дворе сразу обратились к нему. Даже восставшие мертвецы повернули головы. Аргус шел, не торопясь, неуклюже переставляя длинные тощие ноги. Вольфганг раньше не видел Двуглавого Бога целиком, и теперь был неприятно поражен болезненной худобой бледного тела. Хозяин Кошмаров походил на смертельно больного: сгорбленный, изможденный, он передвигался резкими, отрывистыми шагами, по очереди опираясь на каждую из своих ног, сгибающихся по-козлиному, назад, и оканчивающихся острыми раздвоенными копытами.

— А вот и он? — проскрежетал демон. — Солнышко не жжет?

Аргус не отвечал. Если свет действительно причинял ему боль, он ничем этого не показывал. Обе головы его были покрыты полотном из плотной синей ткани с нехитрым орнаментом, вышитым по краям золотыми нитями. Поверх ткани красовались уже знакомые рыцарю деревянные маски. Теперь, когда их касался свет, пусть и совсем слабый, можно было рассмотреть едва заметное движение на крашеных поверхностях: казалось, трещины медленно изгибаются, ползут своей собственной волей.

— Это он! — восторженно прошептала Элли. — Клянусь Девятью Крыльями Аш-Тая, это он!

— Я же тебе говорил, — пробормотал Вольфганг. — В последнее время такое в порядке вещей.

На самом деле рыцарь испытывал серьезные сомнения в исходе столь эпической встречи. Демон вовсе не выглядел испуганным. Он явно предвкушал бой с Двуглавым, а значит, был к нему готов. То есть рассчитывал на победу. Имел ли он для этого основания?

— Ты говорил, что пытаешься спасти их, старик, — ядовито зашипели зубастые пасти. — Ты говорил, что просто даешь им надежду, что помогаешь им верить в неминуемое наступление рассвета. Что ж, любая сказка должна рано или поздно закончиться.

— Как и любая ночь! — ответил Аргус, поднимая руки. Между длинных тонких пальцев клубилось зеленое пламя. — Сказки для того и нужны, чтобы дождаться утра!

Демон взревел сотнями голосов и бросился на Двуглавого — хлынул на него черным потоком щупалец, когтей и клыков. В тот же миг восставшие мертвецы пошли в атаку на рыцаря и его товарищей. Они валили сплошной толпой, окровавленной, искалеченной, безмолвной. Оскаленные рты, мутные глаза.

— Назад! — зарычал Костолом, отступая в глубь угла. — За спину!

Элли подхватила Червяка на руки, отскочила к заколоченным дверям башни; гном и рыцарь заняли прежние места слева и справа от орка. Троица встала плечом к плечу, ощетинившись оружием. Скалогрыз выстрелил из аркебузы, но особых результатов это не принесло: покойники не собирались умирать второй раз.

Костолом выставил перед собой Рогатое Крушило на вытянутых руках. Он держал его параллельно земле, таким образом, что древко служило своего рода барьером — благодаря своей длине оно перекрывало доступ и к Скалогрызу и к Вольфгангу, давая тем возможность орудовать молотом и палицей. Мертвецы навалились на преграду, давили на нее совокупной силой, но Ыру пока удавалось сдерживать их натиск. Его бицепсы и плечи мелко дрожали от напряжения, однако сдаваться орк не собирался. Один из покойников, опустив голову, впился зубами в тыльную сторону его правой ладони. Костолом только приглушенно застонал — тварь без труда прокусила кожу и принялась с чавканием глотать льющуюся из раны кровь. Вольфганг опустил скипетр мертвецу на затылок, проломив череп, потом наотмашь ударил по лбу, отбросив его назад — вместе с клочьями орочьей плоти в зубах. Но почти сразу еще один живой труп перегнулся через древко Крушила и погрузил клыки в костоломов локоть.

— Не жрать меня! — завыл Ыр, не опуская рук.

Скалогрыз схватил заряженную Элли аркебузу, приставил ее стволы к лицу увлеченно жующего покойника и нажал на спусковые крючки. Выстрел снес чудовищу голову и основательно посек нескольких вокруг, правда, это их не остановило — даже безголовый продолжал стоять и слепо шарить в воздухе скрюченными когтистыми пальцами. Вольфганг и Роргар махали оружием без перерыва. Убить нападающих они не могли, единственная польза от палицы и молота состояла в том, что после удачных ударов мертвецы падали, и это хоть немного облегчало задачу Костолому. По крайней мере, до тех пор, пока они не поднимались вновь или не пытались проползти под древком. Такая ситуация могла продолжаться еще какое-то время, но вечно им, разумеется, не продержаться. Однажды, уже достаточно скоро, Костолом опустит оружие, а тогда хаос окровавленных лиц, костенеющих рук и мертвых глаз захлестнет их.

Бросая взгляды поверх голов, Вольфганг не мог рассмотреть ничего, кроме тучи пепла, поднятой сражающимися Аргусом и демоном. Изредка сквозь эту тучу проступали сполохи зеленого пламени или багрового огня. Что-то огромное беспрерывно извивалось там, билось в агонизирующем танце смерти, поднимая в воздух все больше пепла. Похоже, рассчитывать на помощь Двуглавого Бога в ближайшие минуты не приходилось.

Элли перезаряжала аркебузы одну за другой. Червяк, как мог, помогал ей: держал сумку с патронами, передавал оружие Скалогрызу, подбирал упавшие заряды. Он молчал, только часто и громко сопел. По грязным щекам его текли слезы.

Вдруг он тронул ее за плечо:

— Что это?

Она подняла голову:

— А?

Червяк указал пальцем вверх.

В стремительно темнеющем небе эльфийка сразу разглядела три странных силуэта. Они кружили прямо под облаками дыма и неспешно снижались. Широкие перепончатые крылья, длинные заостренные хвосты и гибкие шеи. Клювоподобные пасти. Невозможно ни с чем спутать. Невозможно забыть. Невозможно.

— Что это? — повторил Червяк.

Элли почувствовала, как белое, ледяное предчувствие неизбежной смерти пронзает ее тело подобно удару молнии. Надежда канула в пустоту, оставив после себя только безграничный, вечно голодный ужас.

— Химеровы дети! — ответила она.

Глава II

Перелом

Они обрушились с неба подобно метеоритам, крылатые слуги смерти. Когда Химеровы дети снизились над Цитаделью, тень их крыльев накрыла двор, окончательно погрузив его во мрак. Это произошло настолько быстро, что среагировать не успел никто. Да и как можно было среагировать? Вольфганг даже не поднял взгляда, продолжая лупить скипетром по головам восставших мертвецов, не ослабляющих натиска. Костолом, возможно, попросту не заметил случившегося: ему было явно не до того — зубы и клыки наседавших покойников беспрерывно впивались в его руки, вырывая клочья плоти, стремясь разгрызть сухожилия. Он ревел в голос от дикой боли, но не опускал Рогатого Крушила, хотя было очевидно, что долго ему не продержаться — рыцарь и гном уже не успевали отбивать атаки всех желающих полакомиться орочьим мясом.

Скалогрыз на мгновение задрал голову, окинул взглядом опускающихся драконов, хмыкнул, нахмурился и, схватив последнюю заряженную аркебузу, разрядил ее в толпу мертвецов — двое упали, но тут же начали неуклюже подниматься снова. Роргар прекрасно понимал, что единственный шанс уцелеть напрямую связан с тем, кто одержит победу в схватке демона и Двуглавого Бога. Различить что-либо в мешанине из пепла, пыли, черных щупалец и вспышек зеленого огня было невозможно, а значит, не стоило и пытаться. Новая напасть, неожиданно явившаяся с неба, мало занимала его — он справедливо полагал, что до сих пор жив только из-за какой-то нелепой ошибки судьбы. Смерть не страшила Роргара, ему давно уже пора было соединиться со своими сородичами, навек застывшими в камне. Конечно, жаль Червяка, не успевшего толком пожить, но люди верят, будто за темными тропами всех ожидают иные миры — кто знает, вдруг там мальчишке повезет больше.

Сам Червяк, впрочем, в тот момент тоже не думал о том, что вот-вот может умереть. Он вообще ни о чем не думал, заворожено глядя на существ, зависших над двором цитадели. В почти полной темноте хорошо рассмотреть что-либо представлялось практически невозможным: глаза различали только гигантские силуэты, только внушающие благоговейный трепет кожистые крылья, только когтистые лапы с пальцами длиной с руку взрослого мужчины. Вспышки выстрелов Скалогрыза вырывали из черноты отсвечивающую серебром сетку чешуи.

Они не медлили, не теряли времени. Первый спикировал на демона, рванулся вверх, сжимая в когтях клубок извивающихся конечностей. Так хищная птица выхватывает из травы змею — одним быстрым, резким движением.

— Промахнулся! — выдохнула Элли. И только когда второй дракон нанес удар, тоже вырвав внушительный клок черной плоти, эльфийка поняла, что происходит. Химеровы дети атаковали не Аргуса, а Сказанного-во-Тьме. Химеровы дети были на их стороне.

Для демона это оказалось столь же неожиданным, как и для всех остальных. Мертвецы ослабили натиск: они больше не пытались растоптать загнанных в угол, не напирали на Костолома. Несколько мгновений покойники просто стояли нестройной толпой, медленно вращая головами, а потом один за другим начали валиться на землю, поднимая в воздух тучи пепла.

— Шуруп мне в рыло, мы побеждаем! — крикнул Скалогрыз, пнув ближайший труп. — Что за хрень происходит?

Но ответить ему никто не мог. Василиски облепили Сказанного-во-Тьме, как вороны — висельника. Их длинные клыкастые пасти с легкостью перекусывали тонкие руки, вгрызались в черное податливое тело. Истошно вереща, тварь пыталась сбросить их, угловато дергалась, то сливаясь с окружающей темнотой, то вновь проступая из нее.

— Гадина пытается уйти в тень, — прошептал Вольфганг. — А они ей не позволяют.

— Что делать-то будем? — спросил Скалогрыз, и тут Костолом, шумно выдохнув, тяжело опустился на колени. Пальцы его разжались, выпустив измочаленное, залитое кровью древко Рогатого Крушила. Руки орка представляли собой жуткое зрелище: глубокие рваные раны покрывали их от запястий до бицепсов, искромсанная кожа висела клочьями, между которыми поблескивало обнажившееся мясо.

— Твою кувалду! — воскликнул гном, подхватывая Ыра. — Держись, друг!

— Ушедшие Боги! — рука Вольфганга скользнула вдоль пояса, но не нащупала сумки с порошком и кадилом. Он точно помнил, как повесил ее на плечо в оружейной. Значит, потерял где-то по дороге.

— Червяк! — в голосе рыцаря звенела сталь, он не просил, он отдавал приказы. — Быстро обыщи двор, найди мою сумку! Элли, беги в башню, в лазарет, неси лечебные порошки и зелья! Роргар, добудь мне ткани. Чем чище, тем лучше!

— А?

— Ткань, Роргар! Нужна ткань!

— Дык где ж ее взять?

Василиски продолжали рвать демона в клочья. Тот уже не верещал и не отбивался, только метался из стороны в сторону, словно осаждаемый собаками медведь. Темнота не позволяла рассмотреть происходящее в деталях, глаз улавливал лишь движение огромных силуэтов, изредка подсвечиваемых зеленым пламенем ладоней Аргуса, продолжавшего участвовать в битве.

По широкой дуге обогнув сражающихся, Элли добралась до входа в башню. Червяк бродил среди трупов, сосредоточенно глядя себе под ноги. Не самая приятная работа для мальчишки, но иного выхода не было. Скалогрыз через голову стащил с себя перевязь — больную руку из нее он вынул перед началом боя и, похоже, больше в этой тряпке не нуждался. Рыцарь действовал спокойно и четко. В голове не вспыхнуло ни одной лишней мысли, ни одной ненужной эмоции. Еще наступит время удивляться внезапному спасению и возносить хвалу небесам — а сейчас нужно пошевеливаться. Он порвал тряпку пополам и перетянул плечи Костолома. Орк с видимым трудом оставался в сознании. Веки его опускались, изо рта вырывались нечленораздельные стоны.

— Сейчас, дружище, сейчас, — беспрерывно говорил ему Скалогрыз. — Наш лекарь тебя подлатает, потерпи немного. Ты же вон какой большой, вон какой здоровый, вон сколько терпел, еще немного потерпи. Заживут твои лапы, все будет в порядке.

— Нашел! — раздался крик Червяка.

— Вишь, уже все, уже почти все.

Прыгая через тела, мальчишка подбежал, бросил Вольфгангу сумку. Тот быстро извлек из нее кадило, размазал по дну чашки щепотку порошка.

— Огниво?

— Исполнено! — Скалогрыз чиркнул кремнем, уронил на порошок несколько искр. — Да здравствует зеленый дым!

— Вдыхай, — рыцарь поднес кадило к лицу Костолома. — Дыши глубже…

Орк старался.

Между тем всего в паре десятков шагов творилось невероятное. Сражение Двуглавого Бога и Химеровых детей против демона подходило к концу. Драконы растерзали Сказанного-во-Тьме, изорвали его, лишили большинства рук и щупалец, оставив лишь истекающий вонючей слизью комок, копошащийся в пепле, пытающийся спрятаться, исчезнуть, утечь сквозь щели между плитами двора. Этот лоснящийся ошметок непрерывно менял форму, выпрастывал в разные стороны отростки, покрытые когтями или клыками, угрожающе скалился пастями, то исчезающими, то появляющимися вновь.

Драконы расположились вокруг, но больше не пытались атаковать. Некоторое время они наблюдали за движениями того, что осталось от демона, потом один из них повернулся к Аргусу, вопросительно наклонил голову.

Хозяин Иллюзий кивнул и, подойдя к Сказанному-во-Тьме, взял его в руки. Комок черноты немедленно вскипел десятками щупалец, обвивших предплечья и запястья Аргуса, целящихся ему в лица. Но Двухголовый не позволил демону добиться хоть какого-то результата — одним движением он разорвал его надвое. Руки Аргуса вспыхнули зеленым огнем, сжигающим плоть демона. Части того, что всего пару мгновений назад служило телом Сказанному-во-Тьме, теперь стремительно истлевали, рассыпались черной пылью, смешивались с пеплом.

Драконы тут же оторвались от земли, взмыли в небо и скрылись в темноте ночи. Шорох их кожистых крыльев стих высоко вверху несколькими секундами позже, и двор Цитадели погрузился в безмолвие. Тяжело, медленно дышал целебным дымом Костолом, кровь больше не текла из его ран. Скалогрыз опустился рядом, прислонившись спиной к могучей спине орка. Вольфганг пытался осмотреться, но мрак уже стал густым, плотным, и различить что-либо дальше, чем на расстоянии вытянутой руки, представлялось невозможным. Рыцарь знал, что весь двор усеян трупами. Пепел, мертвые тела, тяжело раненые друзья — то, что во все времена называется победой.

— Как он? — Аргус возник рядом совершенно бесшумно.

— Вытянет, — ответил Вольфганг, не поворачивая головы. — А тварь?

— Уничтожена.

— Ты убил ее? Точно?

— Слова не живут и не умирают. Она прекратила существовать.

— Значит, умерла…

— Пусть так.

Они молчали, слушая мерное дыхание орка. Горький дым щекотал ноздри и наполнял слезами глаза. Тишину нарушили быстрые, легкие шаги Элли. Она без труда добралась до них во мраке, не испытывая никакой нужды в свете, протянула Вольфгангу несколько пузырьков с цветными жидкостями внутри:

— Все, что уцелело. Эти… создания устроили там страшный разгром.

— Этого пока хватит. Спасибо.

— Я все пропустила? Ведь так?

— Вас впереди еще столько ждет, — в голосе Аргуса слышалась грустная усмешка. — Успеете насмотреться.

— Да, — поддержала вторая голова. — Кстати, твои сородичи уже на подходе. С минуты на минуту мы их услышим.

— Как всегда, вовремя! — проворчал Скалогрыз.

Аргрим плохо понимал, куда направляется. Ноги сами несли его, а он не сопротивлялся. Оставаться наверху, под бесстрастными взглядами черепов, было невозможно. Случившееся разгромило его, сровняло с землей представления о мире и своем месте в нем. Хозяин погиб. Исчез. Это казалось невероятным, абсолютно невероятным, но тем не менее являлось правдой. Великий демон, Сказанный-во-Тьме, чье имя на божественном языке, произнесенное вслух, заставляло цветы вянуть, а животных заживо разлагаться, проиграл бой. И умер. Подобное не могло произойти. Как вообще о подобном можно было даже подумать?! Колдун с трудом дышал, с трудом заставлял свои глаза видеть, а сердце — биться.

Он брел по винтовой лестнице вниз, потом почему-то миновал кухню, провожаемый изумленными взглядами нескольких поварят, выбрался на барбакан. Порыв холодного свежего ветра разметал его волосы, но не смог привести в чувство. Ночное небо было абсолютно чистым, без единого облака: звезды, щедро рассыпанные в темноте, дарили погруженной во мрак земле свой серебряный холодный свет.

— Зачем вы там? — прошептал им Аргрим. Звезды молчали. Как всегда. Возможно, именно поэтому много лет назад он встал на сторону теней — потому что тьма отвечает на вопросы и мольбы.

Колдун пошел дальше, все так же не разбирая дороги. Сложенные из камня стены скользили мимо, часовые на парапетах опускали глаза, несколько припозднившихся рабочих испуганно заметались в тесном коридоре — ускользнуть им было некуда, они в панике прижались друг к другу, но Аргрим миновал их, не удостоив даже взглядом. Его не интересовали они, так же как не интересовали солома и пыль под ногами, трещины в фундаменте восстановленного барбакана или напившийся в доску бригадир строителей. Он никогда не испытывал настолько полного, абсолютного опустошения, настолько иссушающего, невыносимого безразличия к окружающему миру.