Приметы любви Остен Эмилия
Увидев в дверях ее стройную фигурку, Роберт с облегчением вздохнул – в этот раз удастся поговорить без посторонних ушей.
– Добрый день, – сказала Кэрри, пропуская его в дом. – Все прошло нормально?
– О да. – Роберт, пройдя в гостиную, ревниво отметил, что в напольных вазах стоят свежие букеты. – Теперь-то уж девочки в надежных руках. Видели бы вы их родственниц! С такими строгими дамами даже я бы стал идеальной воспитанницей с потупленным взором.
– Плохо представляю вас в образе воспитанницы, – хмыкнула Кэрри, присаживаясь в свое кресло и словно бы с сожалением закрывая недочитанную книгу.
Роберт почувствовал второй укол ревности: всего лишь один пропущенный бал, десяток танцев, на которые Кэрри приглашал кто-то другой, – и вот, пожалуйста, уже почти готовая добыча ускользает из рук. Девушка, с кем было достигнуто почти полное взаимопонимание, вновь становится чужой и недоступной. Вроде бы и рада его видеть, но думает, как бы скорей вернуться к своему дешевому романчику в дурацком переплете!
Что она хочет? Продемонстрировать выдержку или показать неудовольствие?
Кэрри перехватила его взгляд, приподняла книгу – и улыбнулась:
– Как раз думаю, куда ее положить.
– Давайте же я ее отнесу, – сказал Роберт, порывисто выхватывая томик и, смущаясь своей резкости, извиняющимся жестом сжал теплую ладонь девушки. – Ох, простите.
Кэрри не вырывалась, и Роберт, пытаясь сохранить изящество, в грациозном поклоне поцеловал ее тонкие пальчики.
Как же приятен оказался этот обычный жест вежливости! Роберт не смог преодолеть искушение продлить его чуть дольше отведенного приличиями времени, да и уже собирался, отбросив злополучную книгу, завладеть и второй рукой девушки, а потом притянуть к себе ее всю, но Кэролайн прервала столь упоительное занятие, сообщив:
– Артур с тетушкой Жанет должны вот-вот вернуться.
– Какая жалость.
– Они поехали заказывать новые шторы.
Роберт посмотрел на окно, закрытое белоснежным монстром в сахарных розочках, и честно признался:
– Мне кажется, что и ваши старые неплохо выглядят, но я рад, что есть возможность поговорить наедине.
– Я заварю чай, – произнесла Кэрри, и Роберт мог поклясться, что ее голос прозвучал довольно.
– Мне бы хотелось убедиться, что вы не сердитесь за мое отсутствие на вашем празднике, – продолжил он.
Кэрри остановилась, держа на неестественно вытянутых руках заварочный чайник, и ответила, не оборачиваясь:
– Давайте забудем об этом бале. У нас впереди еще немало долгих осенних вечеров, и я предлагаю посвятить их приятным беседам и увлекательным делам.
– Как раз то же самое я и хотел сказать! – воскликнул Роберт. – Ну что, не было других балов и других гостей? Я и в самом деле не мог остаться, я бы себе этого не простил, и вы бы понимали это и злились на меня за слабоволие. Теперь все недоразумения позади, и я имею право наконец сказать, что у вас самые красивые глаза?
С улицы послышался цокот прибывающего экипажа, и Кэрри ответила, подавая Роберту чашку:
– Да, я думаю, мы могли бы сходить на премьеру «Короля Лира» в театр «Принсесс».
Громко ругаясь на неловкость Артура, в гостиную ввалилась тетушка Жанет, вся увешанная коробками, а ее племянник с несчастным видом втащил гигантский сверток и, пыхтя от натуги, уложил его поперек прохода.
– В «Лондоне» не хватает носильщиков? – спросила Кэрри.
– Не вздумайте идти на Кина. Это шарлатан, – строго отрезала тетя Жанет.
Артур бочком пробрался к гостевому дивану, завалился на него, приняв полулежачее положение, и сочувственно посмотрел на Роберта:
– Она тащит тебя в театр, бедняга?
– Мистер Вуд только что пригласил меня туда сам, – быстро ответила Кэролайн.
– А что это вдруг с ним случилось, переохладился на свежем воздухе? – Артур выпучил глаза и громко засмеялся.
Кэролайн сердито опустила на стол пустую чашку.
– Мистер Вуд несколько лет был отрезан от культурной жизни, поэтому ищет компанию для посещения театра.
– И ты, конечно, пытаешься выманить его на самое дорогое и безвкусное представление! – возмутилась тетушка Жанет.
– Откуда тебе знать, какое оно? Мы с мистером Вудом пойдем на премьеру.
– Да такое же, как и предыдущие постановки! – Жанет побросала коробки рядом со свертком Артура, села за стол и налила себе чаю. – Это ужасная безвкусица. Я побывала на «Генрихе VIII» в постановке Чарльза Кина. Настоящая баржа в спектакле и искусственно созданная панорама города. Это нормально?
Роберту, давно уже позабывшему о подробностях театральной жизни, конечно же, не оставалось ничего другого, как скромно промолчать. Он бы с удовольствием посмотрел и на баржу, и на шарлатана Кина во всех главных ролях, лишь бы Артур с Жанет вернулись на полчаса позже…
– Зато Кин играет Шекспира по подлинному тексту, – заметила Кэролайн, и весь ее вид говорил о том, что последний час они с Робертом Вудом говорили исключительно о Шекспире.
Мадам Шардю аж захлебнулась от возмущения.
– Ты или ловко притворяешься, или просто бесчувственна до того, что не замечаешь откровенного преступления! Мощный поэтический реализм драматургии Шекспира снижается до уровня сентиментально-филантропических понятий эпохи! Это уже не трагедия – а мелодрама! Повод для пышных зрелищ! Шекспир забит современными идеалами!
– Тетя, тебе стоит реже читать рецензии, – миролюбиво заметила Кэрри. – Постановка «Ричарда II» выдержала уже более семидесяти представлений, а с плохим спектаклем подобного произойти не могло. И я, хоть не прочь сходить на него еще раз…
– Старье, – фыркнула Жанет.
– …приняла приглашение мистера Вуда на премьеру.
Уже неплохо знакомый с семьей Джайлз, Роберт отчаянно хотел бы вставить словечко, но понимал, что от него в данном случае этого не ожидается. Видимо, навыки, отработанные дамами на Артуре, а также на всех гостях, включая Тома Эткинса и Ричарда Фленегана, требовали регулярных тренировок.
– Снова будет мышиная возня малочисленной труппы вокруг жалкой дешевой бутафории!
– Тетя! Чарльз Кин специально изучает труды археологов и историков, а затем использует все это при создании декораций!
– Копошение ради того, чтобы произвести впечатление!
– Все в просветительских целях!
– Зрители смотрят на детали и забывают о главном!
– Они знают текст наизусть и ждут нового взгляда и свежей трактовки!
Смотреть на раскрасневшуюся от спора Кэрри было так приятно, что Роберт чувствовал себя готовым любоваться этим зрелищем до бесконечности. С родными девушка не проявляла той выдержки и скромности, которыми прикрывалась в более широком обществе. И, глядя на ее разрумянившиеся щеки и горящие глаза, Роберт просто радовался тому, что находится с ней рядом, откладывая на потом настырную мысль о предстоящем поиске билетов на хорошие места премьерного показа.
– Да, влип ты, – сочувственно заметил Артур. – Надо было приглашать ее на скачки в Ньюмаркет.
Роберт скорчил скептическую мину:
– А ты сам-то как ухитрился принести все покупки на своем горбу?
– Тетушка велела экономить, а заодно и проявила заботу о моем здоровье. Она считает, что мне необходимы упражнения по переносу тяжестей и жонглирование острыми предметами.
О воспитании, которое берут на себя сердобольные родственники, Роберт знал больше, чем многие другие, поэтому с пониманием вернул Артуру сочувствующий кивок.
Глава 4
В Брайтоне прочно установилась приятная теплая погода. Тетки Эндрюс начали отпускать девочек на прогулки по городку, предваряя их, правда, целыми тирадами о подобающем и неподобающем юным леди поведении. Сестры кивали: Пэт со скрытой усмешкой, Лиззи – слегка витая в облаках и не особенно вслушиваясь. В ее мыслях просто-таки поселился тот юноша, которого она уже дважды видела в Лондоне. Элизабет казалось, что вчера она снова заметила его по дороге домой, и теперь девушка терялась в догадках, случайно этот человек появляется на ее пути или нет.
Когда Ребекка закончила свои предостережения и сестры Беккет собрались выходить, Элис внезапно вспомнила:
– А ведь миссис Крейгер вчера говорила, что на побережье появились цыгане! Девочки, ни в коем случае не позволяйте им даже приближаться к вам, не то что с вами разговаривать! Иначе потом ног не унесете. И не давайте им ни пенни – пронюхают, что у вас есть шиллинг, так не отвяжутся, пока не заполучат его! Вот ведь принесла нелегкая…
Лиззи и Пэт невольно переглянулись, одновременно подумав о спрятанном среди тряпок на дне саквояжа сокровище. По молчаливому согласию с момента прибытия в Англию они не доставали и тем более никому не показывали каргас.
– Может, вообще нечего им куда-то ходить, – фыркнула Ребекка. – Вон в саду работы полно.
– Что вы, тетушка, мы будем очень осторожны и к ланчу вернемся, – взмолилась Пэт, которую отнюдь не прельщала перспектива сгребания опавших листьев в течение целого дня.
Лиззи промолчала, но под ее пронзительным взглядом Ребекка сдалась. Продолжая ворчать и отпускать ехидные замечания в адрес юных питомиц, она выпустила девушек из дома, еще раз наказав не опаздывать.
Дойдя до перекрестка, сестры заспорили. Пэт желала хотя б одним глазком посмотреть на пресловутых цыган, ну хотя бы издали (непоседливая натура и неуемное любопытство заставляли девушку совать веснушчатый носик даже куда не следует), и заглянуть в магазинчик в Лейнсе в поисках новой пары перчаток взамен окончательно изорвавшихся. Лиззи же прежде всего хотела дойти до церкви Сент-Николас-Чёрч, находившейся в нескольких кварталах от дома, но в другой стороне, нежели магазин, чтобы помолиться за упокой душ отца и Дорис. В результате нахохлившаяся Патриция махнула рукой и, подобрав юбки, поспешила к пляжу, где, как известно было, останавливался табор. Лиззи, нерешительно посмотрев ей вслед, медленно пошла в сторону Чёрч-роад. Но едва она завернула за угол через пару сотен ярдов, как на дорожку перед погруженной в размышления девушкой упала чья-то тень, и приятный мужской голос произнес:
– Мисс Беккет, доброе утро…
Лиззи ошеломленно подняла глаза и замерла. Перед ней стоял тот самый юноша, о котором она вот уже несколько дней думала почти беспрерывно. Он, видя замешательство девушки, пришел ей на помощь:
– Вы меня, наверное, не помните, ведь в Индии служило довольно много британских офицеров… Мое имя – Эдвин Лоуэлл, я видел вас с сестрой не раз, когда вы приезжали в Дели, мой полк был расквартирован там. Счастлив узнать, что вы невредимыми попали в Англию и с вами все благополучно. – Молодой человек учтиво поклонился.
«Ах вот откуда он меня знает! – мелькнуло в голове у Лиззи. – Но как этот юноша оказался в Англии едва ли не одновременно с нами, когда в Индии вовсю шли еще бои? И ведь он даже не носит мундира, почему?» Но пока в уме проносились все эти вопросы, девушка охотно приняла предложенную молодым человеком руку и, продолжая идти к церкви, сама не заметила, как через несколько минут уже рассказывала внимательно слушающему ее Эдвину историю их с Пэт спасения из крепости и путешествия на родину.
Он же не мог налюбоваться на спутницу. Наконец-то счастливый случай позволил совершить то, к чему Эдвин так давно стремился, и вот она, Элизабет, идет рядом, о чем-то говорит, и он слышит ее голос, видит глаза, ощущает тонкие пальцы на своем рукаве.
Дорога до церкви показалась обоим очень короткой. Эдвин остался дожидаться девушку на ступенях храма, не заходя внутрь, чтобы не нарушать ее одиночество во время молитвы. Вскоре Лиззи вышла и, спустившись к нему, произнесла:
– Мистер Лоуэлл, мне очень приятно ваше общество, но я обещала теткам вернуться к ланчу и не могу нарушить слово.
– Я провожу вас до дома, – тут же проговорил он.
– Может, вы придете к нам на чай сегодня вечером? – подумала вслух она, снова принимая руку джентльмена. – Если, конечно, тетушки будут не против, – спохватилась вдруг Лиззи, вспомнив предостережения, которыми пичкала сестер Ребекка. Кроме того, девушка понятия не имела, как тетки Эндрюс отнесутся к самому факту того, что их подопечные решат позвать в дом гостей.
– Давайте лучше встретимся завтра на том же углу, что и сегодня, – предложил юноша, заметив смущение Лиззи. – Тогда я снова смогу проводить вас к Сент-Николас-Чёрч или куда вы пожелаете.
Она согласно кивнула.
Уже подходя к дому, Элизабет увидела спешащую к ней со всех ног с противоположного конца улицы сестру.
– Лиззи, где тебя носит, я уже все глаза проглядела, мы опоздаем к ланчу…
Запыхавшаяся Пэт остановилась, чтобы перевести дух, и с неодобрением поглядела на Эдвина.
Он поклонился и коротко представился, та сделала ответный реверанс и, извинившись, чуть ли не волоком потащила Лиззи к дому.
– Ну надо же, я от тебя никак не ожидала, – хихикнула Пэт. – Не успела выйти одна – и тут же обзавелась кавалером! Смотри, нашим теткам ни слова, а то совсем выпускать на улицу перестанут! Кто он такой и откуда взялся тут?
Лиззи растерянно молчала. Кроме имени и того факта, что он служил в Индии, она про Эдвина за время их прогулки не узнала ничего. В голове девушки снова всплыли пропавшие было вопросы.
Поскальзываясь и приседая, Пэт спускалась с косогора и кляла себя за неуемное любопытство, но вернуться назад уже не могла. И упрямство не позволяло, и здравый смысл – подняться по пологой дороге будет гораздо легче.
В очередной раз оступившись, девушка уцепилась за чахлый кустик, ободрала ладонь, ойкнула, отпустила веточку и боком съехала по мокрой траве на подоле платья.
Вскочив на ноги, она первым делом осмотрела причиненный урон. К счастью, ткань осталась целой, а грязь попала лишь на один край, что легко было поправить, добравшись до воды.
Цыганские кибитки располагались справа, у излучины, отгороженные с одной стороны водой и узкой полосой песка, а с другой – спускающимися с крутого берега колючими кустами. Со становища не доносилось ни звука, но Пэт понимала, что жизнь замерла лишь с ее появлением.
Сама-то она цыган не боялась, с детства зная, что злые языки могут оговорить любой народ. Правда, и настоящего табора еще никогда не видела, потому и бросилась в прямом смысле сломя голову поглазеть на диковинку.
Воображение рисовало красивых женщин в цветастых нарядах, дрессированных медведей с музыкальными инструментами в лапах, пегих пони с плюмажами на головах, танцующих вальс и отбивающих чечетку, и нарядные шатры с зазывалами на входе. Она даже заготовила несколько монеток – отплатить гадалке, но теперь, при виде унылого запустения, испытала настоящее разочарование.
На растянутых кольях сушились какие-то тряпки, потухший костер был закидан жалким мусором, два фургона, стоящие поодаль, хотя бы имели немного загадочный вид благодаря росписи и резьбе по дереву, но остальные «дома» – наспех сооруженные шалаши, – казалось, вот-вот снесет ветер. Несколько бурых лошадок вяло щипали скудные клочки травы, сохранившиеся на прибрежной почве.
Пэт обошла покосившуюся тележку, наполненную точильными брусками разного размера, перевернутую недоплетенную корзину и в нерешительности остановилась перед крытым фургоном.
«Постучать или нет? Не съедят же они меня. А так я выгляжу глупо – скатилась с горы, потопталась и ушла…»
Деревянная дверь из нескольких, соединенных сияющими кольцами планок скрипнула и откинулась в сторону. В торце телеги стояла немолодая женщина в массивных юбках с оборками, выглядывающих друг из-под друга. Плотный корсаж еле сдерживал крупную фигуру, а просторная блуза с большим вырезом и пышными плечами подчеркивала стать цыганки. Голову покрывала диковинная шаль, расписанная мифическими животными, и растерянная девушка уставилась на нее, позабыв правильные манеры. Не могла нормальная женщина носить подобное – это же не платок, а целое покрывало на кровать, в него десяток таких, как Пэт или Лиззи, завернуть можно, а цыганке – вроде и не велико даже. Великанша с сонным любопытством смотрела на девушку без тени раздражения ли дружелюбия.
– Молодая мисс заблудилась?
– Нет-нет, я… – Пэт отважно задрала подбородок и выпалила: – Зашла спросить, не нуждаетесь ли вы в чем-нибудь.
Женщина склонила голову набок, словно увидела что-то, не столько требующее внимания, сколько выделяющееся на общем фоне.
– А ты бы хотела помочь нам, девочка? – спросила она, по-мужски разведя колени и присаживаясь на корточки. Теперь цыганка глядела Пэт прямо в глаза.
– Я живу тут… Неподалеку. И если вы голодаете… – она на миг запнулась, подыскивая подходящее слово, и женщина вдруг громогласно расхохоталась.
– Цыпленок… – сказала она, отсмеявшись. – Сущий цыпленок. Перелицованное платье, дорожные башмаки, старомодная прическа… Воспитывалась в монастыре или у старой девы?
Патриция нахмурилась и собралась уже гневно отчитать цыганку за фамильярность и проявление неуважения к памяти Дорис, но та неожиданно тихо добавила, то ли сама для себя, то ли чтобы не сильно обидеть Пэт:
– Впрочем, от хорошей жизни ты бы к нашим старым перечницам не попала. Славная и добрая девочка, – снова сменила она тему, – жаль, что сиротка. Сиротам трудно жить, трудно… Эй, Янок, Ранко!
Цыганка обернулась и постучала по стенке фургона, подзывая к себе кого-то.
Пэт и глазом не успела моргнуть, как изнутри показались две чумазые мордочки, с любопытством уставившиеся на нее.
– Смотри, принцесса! – сказал один.
– Нет, королевна! – воскликнул второй.
– Мальчики! – с упреком произнесла цыганка и добавила несколько слов на певучем и громком языке.
– Ай, тетя Гало! – Мальчишки были ненамного младше Пэт, лет двенадцати-тринадцати, но ростом сильно отличались от нее: маленькие, юркие и тощие, похожие на индусов, но более подвижные и иначе одеты. – Мы не дразним ее, мы рады ее видеть, – проговорил один.
– А чего она такая серьезная? – поинтересовался второй и неожиданно так по-взрослому «оглядел» девушку, что Пэт порадовалась отсутствию кошелька и украшений.
– Знакомиться пришла, – пояснила тетя Гало и обратилась уже к Патриции: – Только у нас сегодня нет никого. Влад, глава рода, уехал на ярмарку вместе со всеми взрослыми. Лагерь караулить лишь я осталась, да мальчишки вот со мной. Наказанные за проделки.
– Да я не брал…
– Я не продавал… – одновременно заканючили ребята, и Пэт показалось, что они похожи на любых английских мальчиков: такие же непослушные и любят приврать.
– Ладно уж вам, – миролюбиво произнесла цыганка, – теперь чего спорить? Сейчас бы на ярмарке со всеми были, а не корзины целый день вязали да ножи точили.
Она кивнула в сторону точильной тележки и недоделанной корзины, и Пэт поняла, что прерванная работа принадлежит Яноку и Ранко.
– Да мы сделаем, – захныкал Янок, тот, что был повыше и с совсем уж лукавыми глазами.
Ранко же гримас вроде и не строил, но съежившимся видом и поникшими плечиками сердце тети Гало тронул.
Она вошла в фургон и вынесла оттуда три лепешки – по одной Яноку, Ранко и Пэт. Потом показала алую ленту, что прятала за спиной, и, теперь уже смущаясь сама, пояснила, что хочет подарить девушке что-то вроде амулета.
Не в силах сопротивляться своеобразному гостеприимству цыган, Патриция Беккет позволила завязать на своей шее шелковый шарф, съела кусок плоского пресного хлеба и вслед за ребятами, показывающими кратчайшую дорогу, вернулась прямо к дому. Дав себе слово молчать о своих приключениях, чтобы не вызвать очередной шквал порицаний со стороны тетушек, она отправилась навстречу Элизабет.
К ноябрю с моря задул ледяной ветер, принесший тяжелые дождевые тучи, и пронизывающий до костей холод сократил и без того недолгие прогулки Лиззи с Эдвином. Однако девушка уже так привыкла видеть его постоянно, говорить с ним, что день без встречи с юношей воспринимала как прожитый зря. Все остальное время с лица ее почти не сходила мечтательная улыбка, вышивала Лиззи или читала. Сидя у камина вечерами, она, бывало, застывала на несколько минут, устремив взгляд внутрь себя, и даже на обращение к ней сестры или тетки реагировала не сразу. Пэт ворчала, но прикрывала свидания Лиззи. Когда однажды Элизабет попыталась заикнуться при тетке Элис о том, чтобы к ним кто-то пришел в гости, то немедленно получила суровую отповедь в обычно не свойственном той духе: «Обзаведешься собственным домом, милочка, тогда и станешь приглашать, кого пожелаешь». «А при больной тетке нечего и думать о гостях, это в высшей степени неприлично», – добавила Ребекка, входя в комнату. Девушке оставалось только вздохнуть и потеплее одеться на очередную прогулку к церкви.
Ежевечерне перед сном Пэт приходилось выслушивать восторженные охи-вздохи сестры о том, как он прекрасен и как хорошо ее понимает, какой он чуткий и терпеливый, как он ждет Лиззи каждое утро на паперти церкви, почти никогда не входя внутрь, чтобы не помешать ее молитвенному уединению – лишь иногда ставит свечку архангелу Михаилу, – и как он улыбается, глядя ей в глаза, и как осторожно и нежно целует ее пальчики на прощанье…
Однако Эдвин по-прежнему о себе почти ничего не рассказывал, предпочитая слушать свою спутницу. Любые же вопросы о нем, задаваемые Патрицией сестре, вызывали у той бурное негодование, и после пары-тройки попыток Пэт оставила эту безнадежную затею. Посредством осторожных расспросов некоторых брайтонских кумушек, с которыми она успела поверхностно познакомиться, пока Лиззи гуляла с Эдвином, Патриция сумела выяснить, что у молодого Лоуэлла есть старый запущенный дом в Лондоне, а также совершенно невыносимая мамочка. «Интересно было бы взглянуть на них», – думала девушка. Вскоре таковой случай ей представился.
Сестры Беккет, получившие первую пенсию, при молчаливом неодобрении Ребекки, сопровождавшей их в походе по магазинам, радостно истратили почти всю сумму на новые наряды. Следовало озаботиться теплыми вещами к приближающейся зиме – понятно, что после нескольких лет жизни в тропиках ни у одной из девушек ничего подходящего для сурового английского климата в гардеробе не имелось. Шляпная лавка оказалась последней в длинном списке, и аккурат на ее пороге они и столкнулись с Эдвином и миссис Лоуэлл. Одетая в кричащее ярко-красное пальто, дама кружилась перед зеркалом у выхода из магазина, примеряя, судя по немаленькой куче сваленных рядом на прилавке головных уборов, уже не менее чем двадцать пятую шляпку. Эдвин со страдальческим выражением лица смотрел в угол и монотонно отвечал на подаваемые пронзительным голосом реплики матушки: «Да, мэм, нет, мэм, вы совершенно правы, мэм».
– Но, дорогой, посмотри же, может, эта шляпка мне пойдет больше, чем та, лиловая? Ах, ну почему я вынуждена ограничиваться всего одной… – вздохнула миссис Лоуэлл и потянулась к следующему экземпляру, который ей уже была готова подать замученная приказчица.
– Простите, что вмешиваюсь, но, по-моему, вот эта чудесно подойдет к вашим волосам и глазам, – не удержалась Пэт. Игнорируя яростные взгляды, что бросала на нее сестра, она сняла с крючка и протянула капризной даме ярко-оранжевую шляпу с широченными полями, крупными стразами и торчащими разноцветными перьями, – К тому же она чудесно оттенит цвет вашего лица, – добавила Патриция и с учтивым книксеном протянула головной убор миссис Лоуэлл.
– Но эта шляпа же осталась от Хэлло… – робко начала приказчица, но, заметив, как Пэт ей подмигивает, понимающе умолкла.
Миссис Лоуэлл с сомнением покрутила в руках предложенный головный убор и нерешительно посмотрела на сына. Тот, отвернувшись в другую сторону, кусал губы, изо всех сил пытаясь сдержать предательскую улыбку, и Пэт подумала: «Может, он и не такой ангел, каким рисует его Лиззи, но нечто человеческое в нем определенно есть».
Тем временем Ребекка, которую Лиззи, сомневавшаяся, что тетка оценит юмор Патриции, во избежание конфуза утащила в другой конец лавки, подозвала вторую подопечную к себе, и обе девушки занялись тем, ради чего пришли, – собственными примерками.
– Ладно, упакуйте вот эту, цвета бордо с вуалью, – громко прозвучал в установившейся тишине голос миссис Лоуэлл. Похоже, у дамы хватило ума не выставлять себя на посмешище. Эдвин, облегченно вздохнув и послав сестрам Беккет взгляд, полный признательности, поспешно расплатился и увел маменьку из лавки.
– Ты уверена, что хотела бы заполучить подобную даму в родственницы? – шепнула Пэт сестре, когда они в свою очередь покинули магазинчик.
Лиззи покраснела. Будучи уже уверенной и в своих чувствах к Эдвину, и в его чувствах к ней самой, она до этого момента ни разу не задавалась вопросом, к чему могут привести их тайные свидания. Практичная Патриция вернула девушку с небес на землю. Действительно, они третью неделю видятся почти каждый день, но далее совместных прогулок дело не идет, и не похоже, чтобы могло пойти. Не будь сестры, Лиззи так ничегошеньки и не знала бы о том мужчине, что стал постоянным предметом ее мыслей и снов.
Будто почувствовав возникшие у Элизабет сомнения, на следующее же утро, снова провожая девушку привычным маршрутом, Эдвин начал:
– Мисс Беккет, вы так много рассказываете о вашей сестре, Патриции, но она никогда не ходит с вами…
«Просто Пэт умна и тактична», – мысленно ответила ему Лиззи, ожидая продолжения.
– Я хотел бы, пока снова ненадолго установилась ясная и более-менее теплая погода, пригласить вас с сестрой на небольшую загородную прогулку. Надо пользоваться такими прекрасными деньками, – улыбнулся он, видя, что девушка не спешит отказываться.
Лиззи наморщила лоб. Что сказать теткам Эндрюс, положим, они с Пэт придумают. И сестра точно не будет против…
Кристально честная для своих неполных семнадцати лет, Лиззи сама не заметила, как, скрывая от опекунш свои свидания, превратилась в беззастенчивую лгунью.
– Хорошо, – наконец произнесла она в ответ на умоляющий взгляд Эдвина. – Я поговорю с сестрой, и если нам удастся ускользнуть…
– …то я буду ждать вас здесь завтра же с десяти утра в коляске, чтобы прокатиться по побережью и отвезти вас на ланч в уютный охотничий домик в десяти милях от мыса. Вы увидите, мисс Беккет, – воодушевился Эдвин, – там очень красиво! Вы не пожалеете, обещаю.
– Только к обеду мы уже должны быть дома, иначе нас потеряют, – уточнила она на всякий случай и покрепче ухватилась за рукав пальто молодого человека. – А теперь пойдемте, не надо останавливаться, на нас смотрят.
Если бы даже Роберт Вуд пришел в театр Ее Высочества не с самой очаровательной девушкой Британии, а просто так, от нечего делать, он и то бы не пожалел. Роскошь обстановки, бархат, хрусталь и позолота, наряженные зрители, негромкая речь и неторопливые прогулки по прохладному фойе…
Роберт сидел в партере на фигурном стуле с точеными ножками, и ему хотелось закрыть глаза и представить себя на пыльных индийских улочках, среди разномастной толпы, в постоянном ожидании подвоха, кражи или нападения… Чтобы снова очутиться здесь и попытаться понять, где же на самом деле его дом и место.
Проведя детские и подростковые годы в Индии, Роберт думал, что судьба закинула его в эту дыру навечно и иное бытие – недосягаемо. Беспечно тратя драгоценные годы лондонской жизни, он считал, что такое благо предоставлено ему навсегда и по праву, а далекое детство осталось недоразумением. Попав в Индию вновь, Вуд ощутил свою причастность к наполненному невзгодами существованию, и ленивый, нежащийся в удовольствиях Лондон улетел вместе с прочими мечтами, а Роберт вернулся туда, где и должен был находиться изначально.
И что же теперь? Вот он – самый роскошный театр с самой дорогой постановкой. Гигантская наклонная сцена с глубокими карманами, планшет с люками для провалов и поворотным кругом, механизмы смены декораций, фантастический занавес – сказка или реальность? Придется ли оставить все это вновь?
Или теперь уже удалось вернуться к неизменной жизни навсегда?
Удовольствия, развлечения, красивая спутница, которую хочется сжать обеими руками в объятиях и держать…
– Не отдам больше, – буркнул Роберт, утыкаясь в программку.
– Что-что, простите? – Кэрри чуть придвинулась к нему, почти касаясь плечом, и Роберт затаил дыхание.
– Я ведь застал постановку «Ричарда II», о которой вы говорили с тетей, – сказал он. – Мне нравится эта пьеса в любом театре, потому что независимо от соблюдения исторической достоверности в ней всегда остается центральная идея: страдания усиливаются падением с большой высоты.
– Я знала, – шепнула Кэрри, так как помощники осветителей уже начали задергивать перед рампой специальные занавеси из тафты, возвещая тем самым о начале спектакля, – что вам интересен театр… И что наши любимые пьесы могут совпадать…
– И вы тоже жалеете Ричарда? – спросил Роберт, почти касаясь губами ее волос и вдыхая слабый запах жасмина.
– Нет, он сам виноват, что вступил в навязанную ему борьбу, – совсем неслышно прошелестела девушка, уносясь взглядом на сцену, а душой куда-то в свой внутренний мир.
Роберт последовал ее примеру, отложив разгадку на потом, когда вновь придет время разбираться со сложным характером Кэролайн Джайлз.
В антракте Вуд предложил Кэрри прогуляться по фойе, и она охотно согласилась.
Обмениваясь с ней впечатлениями о постановке, Роберт с удивлением отметил, что они обращают внимание на одни и те же детали, а актерские находки, поразившие его самого, вызвали у Кэролайн бурю восторга.
– Надо же, оказывается, у меня никогда не было собеседника, полностью совпадающего со мной во взглядах, – произнес он, останавливаясь перед портретом Эдмуна Кина, отца нынешнего руководителя театра. – Моя мама любила его игру и перед смертью вспоминала, как ходила на его постановки в Друри-Лейн.
– Моя тоже, – улыбнулась Кэролайн.
Удерживаясь от соблазна бесконечно разглядывать вырез ее темно-синего бархатного платья, Роберт попытался немного оправдаться за то, что сам не догадался пригласить Кэрри в театр:
– Понимаете, я немного одичал за последние годы и вообще забыл, чем занимаются светские люди. Сейчас я слушаю актеров и словно сквозь сон вспоминаю любимые реплики… Но раньше меня можно было считать завсегдатаем премьер. А вы? Наверное, не пропускаете ни одной новинки? А с кем обычно ходите, с… Гарри Эдвардсом?
Кэрри махнула рукой кому-то знакомому, мелькнувшему за углом, и с удивлением переспросила:
– Я? Слежу за новинками? О нет, вот моя мама – та и в самом деле знала о театре всё, я когда-то думала, что буду такой же, но не сложилось. Сначала меня считали слишком маленькой для серьезных пьес, которыми я зачитывалась дома, но о том, как это выглядит со сцены, узнавала от родителей и Артура, потом случилось одно горе, другое… Нет, в театр я хожу редко, только если тетя Жанет уговорит на добрую классику или я сама напомню Артуру о его братском долге заботиться обо мне и выберу что-то такое, что пропустить было бы очень грустно.
«Как удобно, – подумал Роберт, – она сама подсказывает в ожидании каких подарков находится. Обязательно приглашу ее в театр еще через неделю. Отличный повод порадовать Кэрри и спокойно побыть с ней наедине».
– О, и вы здесь. Добрый вечер! – Кэролайн приветливо улыбнулась перегородившей им дорогу паре. – А я увидела вдалеке Агату, но подумала, что она пришла с матерью.
– Добрый вечер. Агата и сказала нам, что заметила вас, – холодно проговорила Луиза Вуд, урожденная Грэммхерст, и это был первый раз в жизни Роберта Вуда, когда он не просто не хотел видеть и слышать брата с его женой, а мечтал вообще об их отсутствии в Лондоне.
Словно поток ледяной воды вылился юноше за шиворот при встрече с людьми, общество которых он вполне нормально перенес в тот же день за утренним кофе.
Брат сверлил его таким уничтожающим взглядом, что Роберт всерьез испугался настоящей бури.
– С вами все в порядке, мисс Джайлз? – спросил Джордж.
– Спасибо, я себя прекрасно чувствую, – отозвалась Кэролайн.
– Не хотите ли прогуляться со мной, милая Кэрри? – быстро произнесла Луиза, пытаясь отвести ее в сторонку.
И Роберт сам был бы готов отослать свою спутницу, лишь бы она не слышала всех тех слов, какие мог со свойственной ему неуклюжестью наговорить любезный братец, но Кэролайн и не подумала отпускать руку, за локоть которой держалась.
– Хотите посекретничать между девочками? Не успеем, дорогая Луиза, – ровно ответила мисс Джайлз. – Антракт сейчас закончится, нам с Робертом пора бы поспешить на свои места. Думаю, нам удастся побеседовать в другой раз.
Джордж растерянно почесал затылок.
– Ну… ладно. Нельзя же все время… Может, и ничего. Дома поговорим, – бросил он, обнял жену за плечи и повел к лестнице, ведущей на ложи второго яруса.
Кэрри мягко потянула Роберта в противоположную сторону, искоса взглянула на его окаменевшее лицо и сказала:
– Все говорят о вашем брате как о рачительном хозяине, но уж, извините, он просто скупердяй.
– Вам и в самом деле так кажется? – спросил Роберт, кляня мысленно тот недобрый час, в который Джордж Вуд уступил все-таки супруге и соизволил притащиться на премьеру. Он же и к музыке глух, и читать не любит, куда ему на историческую пьесу в театр Ее Высочества? «Ромео и Джульетта» в ярмарочном балагане, вот что по нему…
– У них дешевые места, хотя достать приличные билеты было несложно, а на Луизе совсем нет украшений. Агата – и то лучше наряжена.
– Нет человека, который бы заставил мою сестру оставить золото с камнями дома и сменить яркую шкурку на скромное платьице, – фыркнул Роберт, помалкивая о той кругленькой сумме, что ему самому пришлось отвалить кассиру, чтобы попасть на нынешний спектакль, – и братец ей не указ.
– Ну, если он всегда так формулирует собственные требования, то неудивительно, что, кроме жены, его никто не слушает, – съехидничала Кэрри, занимая свое место в зрительном зале. Полукаратный бриллиант блеснул в ее подвеске на шее, и Роберт отвел глаза, невольно вспоминая, как ярко выглядела Луиза Грэммхерст до замужества и как сильно она теперь напоминает серую каменную скалу на восточном побережье. Может ли и Кэролайн Джайлз превратиться в отражение своего мужа, если встретит на пути увальня, похожего на Джорджа?
– Он волнуется за вашу репутацию, – вздохнул Роберт, – раньше я слыл знатным сердцеедом.
– Вот как? – Кэрри беспечно расправила складки платья. – И насколько богата ваша коллекция?
– Я не коллекционировал, я просто жил, – с горечью ответил Роберт. – И во мнениях, как лучше это делать, мы с братом катастрофически не совпадали.
– Зная о его привычках затворника, могу сказать, что не совпасть с ним нетрудно. Я и сама не спешу везде побывать, и Артур далеко не завсегдатай популярных мест, но если верить сплетням, домосед в лице Джорджа Вуда является непревзойденным. Считается, что это неплохо, закрыться в своей семье и наслаждаться только лишь обществом жены, но когда подрастут дети – родителям волей-неволей придется включать их в настоящую жизнь.
– Погодите-погодите, а какие сплетни ходят про другого члена дома Вудов? Про меня?
– Послушайте, Роберт. Я мало о вас слышала, а то немногое настолько предвзято, что можно не принимать во внимание.
Кэрри вдруг спрятала смеющееся лицо за программкой:
– Вы сейчас так смешно выглядите, как будто встретили привидение, а оно возьми да и лопни у вас перед носом. Успокойтесь же и давайте перенесемся вместе с несчастными героями Шекспира в давние времена.
Ранним осенним утром Эдвин собирался насладиться чашкой утреннего чая с бисквитом, прежде чем отправляться за обещанной ему коляской с лошадьми. «Сегодня… сегодня я ей все скажу», – думал он и пытался представить себе, как это случится.
Каждый вечер он корил себя за промедление и нерешительность, но их прогулки оставляли в его душе ни с чем не сравнимое ощущение легкости и свежести, и Эдвина терзала сама мысль о том, что любое резкое движение может все испортить.
Он поставил опустевшую чашку на блюдечко и уже собрался было уходить, как в комнату вплыла миссис Лоуэлл, закутанная в пышный розовый пеньюар и с огромным чепцом на голове.
– Матушка, вы уже встали, так рано? – удивился Эдвин. – Вы хорошо себя чувствуете?
– Сносно, – кивнула она и села в услужливо подставленное сыном кресло. – Хотя из-за твоего неосмотрительного поведения у меня вчера снова чуть не случился сердечный приступ! – К концу фразы голос ее стал резким и почти визгливым, а лицо покраснело.
– Что? Почему? – поразился Эдвин и вновь уселся напротив, внимательно вглядываясь в глаза матери.
– Вечером приходила миссис Кранст, лавочница… К нашей хозяйке приходила, – добавила миссис Лоуэлл, чтобы никто ни на секунду не заподозрил, что она якшается с людьми не своего круга. – И я слышала, как они говорили о тебе. О тебе и некой молодой особе, которую слишком часто видят рядом с тобой!
«О, я так и знал… – обреченно подумал юноша, готовясь выслушать очередную лекцию на тему «тебе еще рано жениться, и вообще у тебя есть мать!». – И ведь надеялся, что за отсутствием в городе знакомых она останется в неведении… Но как же!»
– Матушка, – начал он, но был прерван гневным взмахом руки и умолк.
– Послушай меня, дорогой! Я воспитывала тебя как истинного джентльмена, и, смею полагать, мне это удалось. Неужели ты забыл, что истинный джентльмен никогда не скомпрометирует даму и никогда не позволит сплетням…
– Мама! – не выдержал Эдвин и в свою очередь перебил тираду миссис Лоуэлл. – Я не сделал ничего дурного по отношению к мисс Беккет. И я… – он смешался и умолк, не выдержав напряжения, но, не услышав возражений, поднял глаза. Мать, схватившись за сердце, махала у себя перед носом флаконом с нюхательной солью. – Матушка, да что с вами такое?
– Эдвин, – простонала она едва слышно, – только не говори мне, что ты собираешься сделать предложение этой мисс… как там ее? – она приоткрыла глаза. – Беккет? Или ты уже сделал это?!
– Нет, матушка, – совсем запутался Эдвин. – Я не понимаю. Вы же сами говорили мне еще в Лондоне, что, пожалуй, мне пора подумать о женитьбе…
– Но не на бесприданнице же! – Флакон покатился по столу, платок из другой руки полетел на пол, миссис Лоуэлл вскочила, словно не лежала минуту назад без сил, и яростно забегала по комнате. – Лондонский дом требует ремонта, счета-счета-счета… Кто говорит мне все это каждый день? Что, мой дорогой сын, ты собираешься предложить невесте, если вам и жить-то будет негде, так как крыша в твоем крыле протекает?! Даже думать не смей, – отрезала она и снова, обессиленная вспышкой, упала в кресло.
– Да, матушка… конечно, матушка… – Эдвин принес ей плед, подобрал платок и вручил потерянный флакон с солями. – Не волнуйтесь.
Он готов был сейчас пообещать матери что угодно, лишь бы сцена не затянулась и не помешала ему вовремя выйти из дома.
Вскоре он уже шагал по направлению к ферме Абрахама Хэндса, сбивая тростью сухие плети травы на обочине. В сердечный приступ у матери он после истории с письмом не очень-то верил, но некоторая тревога в его душе поселилась после этого разговора.
Читать бесплатно другие книги:
