Абсолютный холод Соболев Сергей

ГЛАВА 12

Беседа норвежцев с Пинчуком продолжалась ровно двадцать минут, в соответствии с рекомендациями врача. Двое сотрудников Justis og Politidepartement – это были те самые криминалисты, что прилетели из Осло, те, кто наведывался в поселок Пирамида, – задавали вопросы поочередно. Человек из офиса сиссельмана, который прилетел четвертым в их компании, выступал в роли переводчика.

Один из норвежских криминалистов не только задавал вопросы, но и записывал происходящее на видео (на это было получено согласие от российской стороны). Их российский коллега, с которым познакомились еще в день прилета в аэропорту Лонгйира и вместе с которым они совсем еще недавно осматривали место происшествия в поселке Пирамида, тоже писал их беседу на цифровую камеру.

– Последний вопрос, херр Пинчук… Это вы убили вашего коллегу, Игоря Голышева?

Человек в полосатой пижаме, делающей его похожим на арестанта, шумно сглотнул.

– Я? – Он с трудом разлепил спекшиеся, покрытые коростой болячек губы. – Убил? Кого… Игоря?! Да вы что!..

Россиянин сначала неодобрительно посмотрел на того, кто задал через толмача этот явно провокационный вопрос. Затем, бросив взгляд на часы, сказал:

– Время вышло, господа. Предлагаю на этом закончить.

Норвежцы поднялись с табуреток, на которых они сидели, расположившись ближе к окну. Один из них что-то произнес, глядя на больного. Толмач тут же скороговоркой перевел:

– Значит, херр Пинчук, вы не убивали вашего коллегу? И не поджигали ангар, чтобы скрыть следы преступления?

Россиянин, криво усмехнувшись, сказал:

– Гражданин Пинчук вам ясно и четко ответил, коллеги: не убивал, ничего не поджигал! Все, господа. – Он кивнул на вошедшего в палату медика. – Заканчиваем. Вон уже и врач сердится!

Они вышли в коридор. Спустившись этажом ниже, прошли по приглашению главврача в комнату отдыха, где стояли: диван, несколько стульев, стол, телевизор, фикус в кадушке… Сиссельман и его российский коллега все еще о чем-то совещались в другом помещении. Главврач предложил гостям выпить кофе или чаю, но норвежцы вежливо отказались. Когда медик удалился, один из норвежцев, перейдя на английский, спросил у своего российского коллеги (или у того, кого он принимал за коллегу):

– А где именно его… то есть Пинчука, нашли ваши спасатели? Нам этого пока так и не сообщили.

– В одном из строений поселка.

– А поконкретней можно? Ведь спасатели – и ваши, из Баренцбурга, и наши волонтеры – обыскали там каждый уголок. У ваших так даже служебная собака была. Почему же она его не учуяла?

Россиянин ответил после небольшой паузы. Во-первых, в данной непростой ситуации он должен, что называется, «фильтровать базар». А во-вторых, норвежцам незачем знать, что Пинчука обнаружили в строении рядом с ангаром, где находится основной дизель-генератор и мастерские. Что он прятался, можно сказать, у них под носом и находился почти целую декаду, десять дней и ночей, по сути, в том же помещении, где расположились местные норвежские волонтеры.

– Нашли в том здании, где находятся спортзал и библиотека. Это одно из немногих строений, где имеются подвальные помещения. В одном из этих подвалов Пинчука и обнаружили при повторном осмотре данного объекта.

– Но почему… почему он там прятался все это время? Почему не вышел из укрытия, когда в поселок прибыли спасатели? Почему никак не отзывался на голоса искавших его людей? Ведь он не мог их не слышать.

– Он ведь вам сам сказал: «испугался», «был дико напуган».

– Но он не объяснил, почему он решил спрятаться!

– Почему же? Он сказал, что увидел – когда вернулся после обхода, – как горит ангар и что заметил фигуры каких-то людей. Потому и решил спрятаться.

– Он разве не смог рассмотреть этих людей?

– Вы ведь спрашивали об этом у Пинчука. Он сказал – «нет, не разглядел, кто такие». Верно?

– Хм. Ну а вам что он рассказал… в этой вот части?

– То же, что и вам, коллеги.

Норвежцы переглянулись.

– Странная история, вы не находите?

– Да, действительно, – хмуро произнес следователь. – История весьма странная. Но мы этот клубок обязательно распутаем.

Спустя примерно минут сорок еврокоптер с сиссельманом и криминалистами на борту поднялся в небо, взяв курс в направлении расположенной невдалеке столицы архипелага.

– В общем, так, товарищи, – отозвав двух гэрэушников в сторонку, сказал генконсул Евдокимов. – Я попросил сиссельмана, ссылаясь на результаты расследования и факс из Мурманской прокуратуры, в чьем ведении находятся оба заведенных уголовных дела, предоставить нам список всех граждан, кто находился на архипелаге по состоянию на двадцать восьмое февраля…

– А Ингерман как отреагировал?

– Уклончиво. Сказал, что пошлет сначала запрос в свои инстанции…

– Они откажутся давать такую информацию, будут тянуть волыну.

– Думаю, да. А если и дадут, то отредактированную. По тем личностям, которые нас интересуют, по этим «зимовщикам», «экологам» и прочим левым господам, внятной инфы мы точно не дождемся. Они есть, они находятся на архипелаге, но их как бы и не существует в природе.

– Ну, это понятно. У норгов свои секреты, у нас – свои.

– А у третьей стороны – свои, – дополнил мысли коллеги Андрей.

– Сиссельман предлагал эвакуировать Пинчука в Тромсё, – сказал консул. – Там, мол, хорошие врачи, там его быстро поставят на ноги…

– Ага. И выпотрошат тоже быстро. Что вы ему сказали?

– Поблагодарил за участие. И проинформировал, что мы справимся своими силами. Сейчас согласовываем время прилета нашего борта. На нем Пинчука и отправим – обратным рейсом.

– А что по событиям седьмого марта? По ЧП в районе Нордфьорда?

– Ингерман ни слова об этом не сказал. Ну, я тоже храню молчание.

Андрей Юрьевич и «следак», попрощавшись с консулом, который отправился в свой местный офис, перекурили возле запасного выхода. Заодно и обменялись впечатлениями о визите норвежцев. Затем, набросив халаты, проследовали вдвоем в уже знакомую им палату. Дефицит времени и сложившиеся обстоятельства вынуждали пренебречь рекомендациями местных медиков. Пинчуком следовало заняться немедленно.

Уселись, оседлав стулья, по обе стороны больничной койки. Медсестра только что унесла поднос с посудой, заодно прибрала и привезенные норгами гостинцы. Пинчука покормили куриным бульоном. А с деликатесами вроде шоколада и тресковой печени придется обождать несколько суток, пока он не окрепнет и пока у него не заработает как следует желудочно-кишечный тракт.

– Ну что, Николай, подкрепился? – вполне дружелюбным тоном произнес «следак». – Хорошо себя вел… молодец.

– Э-ээ… думаете?

– И выглядишь много лучше, чем вчера, когда мы тебя вытащили из той грязной дыры.

– Наголодался парень, – Андрей закинул ногу на ногу. – Ничего, ничего… откормят! Главное, руки, ноги и голова целы, а жирок нагуляешь. Чем ты там питался-то хоть? Когда прятался? И где воду брал?

– Я эта… – Пинчук уселся поудобнее, подсунув под спину подушки. – В кладовке ЗИПа есть канистра с дистилятом…

– Значит, с водой проблем не было?

– Не-а… А вот с едой были напряги. Дня три ничего не ел! А потом… когда эти ушли все куда-то…

– Волонтеры?

– Норги. Ну, я и вылез из шхеры… Поднялся в генераторную. У них там упаковки с разной жрачкой были навалены горой…

– И ты запасся трофейной едой?

– Ну да… Взял несколько пакетов. У них там есть такие… типа армейского пайка. Сухпай, короче. Даже разогреть в походных условиях можно.

– Хм. То-то я гляжу, что ты не так уж сильно исхудал за эти десять суток.

– Не-не… Я совсем мало кушал! Чтобы, значит, отходов жизнедеятельности поменьше было.

– Понятно, – покивал Андрей. – Вот что, Николай. При первой оказии доставим тебя в Москву. Пройдешь курс лечения и психологической реабилитации в одном из пансионатов. Трест все оплатит… Ты ведь у нас теперь настоящий герой.

– Я?

– Ну да. Ты просто сам пока этого не понимаешь… И денежную премию получишь. Если, конечно, расскажешь нам все, как было на самом деле.

– Да, Николай, – подхватил «следак». – Придется рассказать. Мы ведь не какие-то норги. Русские люди, свои. К тому же при должности, при исполнении. Так что давай, дорогой, выкладывай. Рассказывай, что там стряслось двадцать восьмого числа. И что предшествовало этим вот драматическим событиям.

– Э-ээ… – Пинчук замялся. – А может… это… я все в Москве расскажу? Компетентным органам?

– А мы и есть «компетентные органы», – веско произнес Андрей. – Государевы люди. Тебе консул что сказал сегодня утром?

– Чтобы я все вам рассказал.

– Верно. Так что не будем дожидаться, когда тебя отвезут в Москву. Потому что нам нужна информация. Здесь и сейчас.

– А это… Норвежцы уже улетели?

– Да. Улетели.

– А что именно они мне шьют? Убийство, что ли?

– Да какая тебе разница! – сказал «следак». – Тебя это вообще не должно заботить. Норгов мы берем на себя. Ну что, Пинчук? Собрался с мыслями? Готов рассказывать? О том, что ты видел своими глазами?

– М-м… А с чего вы взяли, что я что-то видел? И что я что-то… такое… знаю?

Андрей, обменявшись взглядом с коллегой, полез в карман. Извлек оттуда цифровой диктофон, включил на воспроизведение звуковой файл из закладки. В палате зазвучал знакомый голос Голышева.

– Полста восьмой, это Пирамида вызывает… Голышев у аппарата!

– Игорь Валентинович, хорошо, что сам вышел на связь, – произнес незнакомый мужской голос. – Мы уже пытались вызвать вас по спутниковому. Что там у вас стряслось?..

Андрей, нажав на «стоп», включил на воспроизведение другой фрагмент той же записи.

– Так что ты собираешься делать, Валентиныч? Может, дождешься ребят из Баренцбурга? – произнес тот же мужской голос. – Метеоусловия, как я понимаю, неважные?

– Не то слово!

– На вертушке они не смогут вылететь?

– Нет, нет… погода не летная. Я собираюсь сам на снегоходе проскочить до Второго лагеря. А в ангаре останется Коля Пинчук. Он в курсе… Он тоже слышал, как нас пытался вызвать по рации Антон.

– Валентиныч, Кривцов ранен… И ранен серьезно! Он выходил по спутниковому примерно час назад. Сделал очень важное сообщение! Слышишь меня?

– Да-да, слушаю внимательно!

– Но сеанс получился совсем коротким. Может, питание село или потерял сознание. Надо помочь ребятам. При них есть кое-что важное для нас. Значит, так…

Андрей выключил диктофон, сунул его в карман. Затем пристально посмотрел на удивленного – пожалуй, даже ошеломленного – услышанным Пинчука.

– Николай, у нас все ходы записаны.

– К сожалению, не все, – поправил его «следак». – Но ты, Коля, нам поможешь восстановить картинку случившегося в Пирамиде, верно?

Пинчук, сглотнув слюну, часто закивал.

– Начнем вот с чего… Николай, а почему ты вдруг решил, что началась «Третья мировая»? Напомню, что это были твои первые слова…

– Ну, так это… Я был в генераторной… Голышев попросил меня поставить другие полозья на сани. Он собирался отправиться на нашей «Тайге» в одиночку в этот вот… Второй лагерь!

– И что было дальше?

– Я взял в мастерской пару этих лыж для «Тайги». Хотел уже выйти наружу, но вдруг увидел в окне…

– Кого ты увидел? Не тормози, Николай!

– Сначала показалось, что ошкуй крутится у ворот ангара. А я без карабина был… это ж совсем рядом с ангаром. Спустился обратно в мастерскую, взял ракетницу, чтоб, значит, отогнать зверя. Глянул опять в окно – где он там, не крутится ли поблизости. И увидел…

– Ну? Чего замолчал?

Пинчук вновь дернул кадыком.

– Увидел людей… в белых… или светло-серых маскхалатах. У них было оружие… У двух винтовки с оптикой. Пару снегоходов видел. Голышева вытащили из ангара… Один из этих… – Пинчук прерывисто вздохнул. – Набросил удавку на шею Игорю. Р-раз… и все!

– Задушил удавкой?

– Да!

– Ну а ты что? Испугался?

– Эмм… Я увидел, как двое пошли в мою сторону, и решил спрятаться. Оружия-то у меня при себе не было. Если не считать ракетницы…

– Ну ладно… А почему не вышел, когда в Пирамиду пришли волонтеры? И с чего ты вдруг решил, что началась Третья мировая? Или у тебя помутнение в голове случилось?

– Не-не! Я вправду так подумал!.. Я уже потом, через час примерно, как эти ушли… вылез из шхеры. Подошел осторожно к окну… А там…

– А там ангар догорает?

– Точно!.. А кто мог вот так взять и сжечь нашу российскую собственность в российском же поселке Пирамида?! Даже сам Валентиныч в шутку как-то сказал, что норвегам нас отсюда не выкурить. И что напасть на нас и на наш поселок – это все равно, что развязать Третью мировую.

– М-да… – гэрэушники переглянулись. – Вон оно что.

– Ну… я и подумал, что началась какая-то военная заваруха. Потому и сидел в шхере. Боялся, что если найдут… убьют.

– Дожидался, пока Пирамиду освободят наши бравые морпехи? – Андрей криво усмехнулся. – Так ты, Николай, значит, подумал, что Норвегия объявила нашей стране, то есть России, – войну? И начала ее с уничтожения «стратегического объекта» в поселке Пирамида на самой макушке Земли?

– Почему – Норвегия? Я разве говорил, что на нас напали норвежцы?

– А кто? – гэрэушники насторожились. – Выражайся яснее, Николай! Если не норги, то кто?

Пинчук, подумав немного, негромко сказал:

– Те двое, что проверяли генераторную утром двадцать восьмого, говорили между собой на английском. Я слышал…

– Что именно? Не тормози, Николай!

Пинчук посмотрел тревожным взглядом на Андрея.

– Один из них спросил: «Эндрю, а если мы найдем тут второго, то что с ним делать?»

– И что ответил этот «Эндрю»?

– Он сказал: «Придется убить и этого, Питер. Других вариантов у нас нет».

ГЛАВА 13

Первый полноценный день похода начался с легкого конфуза. Причем оконфузилась номинальный руководитель их небольшой группы – Ильина.

Хотя вечерний переход был сравнительно небольшим по километражу и проходил при благоприятных погодных условиях, – да и от поклажи ребята ее освободили, взяв на «прицеп» девушки сани, – все же Светлана порядком устала. Сказалось и то, что был некоторый перерыв в плане серьезных физических нагрузок. В последний раз она вставала на лыжи дней десять назад, в Хибинах, где находилась в командировке по линии института (там она провела полтора месяца, влившись в небольшой коллектив, работающий при местной сейсмостанции). Само собой, повлияли на самочувствие и посещение накануне ею барака Мэри-Энн, где они на пару с Мэрит изрядно повеселились и выпили не по одному бокалу шампанского…

Как бы то ни было, Ильина прошла те семь или восемь километров по глубокому снегу, что отделяли группу от места, где их высадили в речной долине норвежцы, до отметки первого бивака. Но прошла – на зубах, на «морально-волевых». Сил о чем-либо думать вообще не было. Тупо шла за Алексеем, тащившим, как бурлак, за собою двое саней на шлее. Тело отказывалось надежно служить ей, как прежде. Ноги вдруг стали ватными. Старалась не потерять из виду «бурлака», который, надо отдать должное, нет-нет, да останавливался и спрашивал: – «Все ли в порядке, королева?» Трофимов даже в какой-то момент предложил ей пересесть на сани, отдохнуть чуток… Но гордость не позволила Ильиной принять это предложение. И уж тем более она не стала просить этих ребят сбросить темп или даже остановиться на ночевку несколько ближе той точки, где изначально планировалось.

Уже в темноте – хотя это была и не та темень, что посреди полярной ночи, – выбрав для бивака площадку меж невысоких скал метрах в полусотне от кромки северо-восточного берега Адвентфьорда, начали ставить палатки. Ребята предложили своему проводнику не делать напрасной работы и заночевать в их довольно просторной – с тамбуром и двумя ходами – всепогодной «трешке». Но Ильина уперлась. На то, чтобы поставить свою бэушную, но крепкую и надежную «двушку» Nordway, у Светланы ушло не десять минут, как обычно, а около получаса. Сначала она завозилась с «юбкой», которую следовало надежно «пристрелить» к фирну, потом все никак не могла совладать с легкими алюминиевыми дугами каркаса, хотя ей не раз доводилось ставить палатку даже в условиях метели. Мужчины же поставили «полубочку» всего минут за пять… Они уже перенесли в свою временную избушку часть груза с саней и даже успели вскипятить воду в котелке на горелке. А «крутой инструктор» все еще, едва не плача от досады, возилась со своим «Нордвеем».

– Светлана, позвольте вам помочь? Не царское это дело шатер ставить!

Алексей передал ей фонарь, а сам в каких-то пару-тройку минут поправил дуги, поменяв их местами, и устранил еще пару мелких «косяков».

– Ну вот, готово. Минут так через десять милости просим к нам!..

– Спасибо за приглашение. Но…

– К этому времени ужин будет готов! И рюмка коньяку найдется… Очень даже полезно выпить капельку для сугреву и поднятия настроения.

Но это была, в сущности, мелочь по сравнению с тем, как «старший инструктор» опарафинилась на следующее утро…

Подъем по оговоренному ими путевому графику был намечен на семь тридцать. Именно на это время Светлана выставила таймер. Эти специальные часы с будильником и встроенными цифровым компасом, термометром и высотометром ей подарил в прошлом году один парень-телевизионщик, с которым у нее был небольшой роман (и с которым – в компании еще двух ребят – они совершали десятидневный поход по северной части Западного Шпицбергена). Поужинала в компании мужиков. Потом ушла к себе, разобрала спальник, рухнула…Спала она поистине как убитая. Но подобные гаджеты как раз и рассчитаны на экстремалов: ее таки разбудила серия звуковых сигналов (часы еще вдобавок оснащены виброфункцией)…

Памятуя о вчерашнем позоре, Светлана решила для себя, что уж сегодня-то она покажет себя во всей красе. Не только не даст повода своим спутникам зубоскалить у нее за спиной, но и соберется – и будет готова к выходу на маршрут – раньше, чем это сделают мужики.

Впрочем, никаких подвигов от нее сейчас не требуется. Просто надо четко делать то, что она уже проделывала сотни раз.

Каждое движение отработано до автоматизма. Утро, понятное дело, начинается с отправления естественных нужд. Тут, учитывая введенные на Свальбарде экологические требования, которых Ильина, в отличие от многих своих соотечественников, придерживалась в полном объеме, имеется своя специфика. Светлана всегда брала с собой в подобные путешествия специальный контейнер для биоотходов. А также, в зависимости от продолжительности похода, брала еще и саморазрущающиеся биопакеты. Конечно, при подготовке к такого рода походам, да еще и в условиях, подобных тем, которые существуют на Крайнем Севере, учитывается любая мелочь. Ведь все – решительно все! – приходится либо носить на себе, упаковав груз в рюкзак, либо возить на санях. Подобно бюргеру, который, разбуди его среди ночи, в пару-тройку секунд разложит содержимое своего мусорного мешка по нескольким контейнерам, как того и требуют местные строгие правила, так и Ильина давно уже научилась сортировать остающийся – пусть и в небольшом количестве – мусор, вроде оберток и упаковок и иных продуктов человеческой жизнедеятельности. Что-то из всего этого можно, воспользовавшись биопакетом, оставить на месте бивака. А кое-что придется носить или возить на санях с собой до той поры, пока они не вернутся в Лонгйир. Ну а там уже можно выбросить накопившийся за время похода мусор в один из контейнеров.

Если позволяло время, то Ильина предпочитала для умывания и чистки зубов топить в котелке или кастрюльке собранный с вечера снег. Именно так она действовала и в это утро. Часть натопленной из снега и вскипяченной в котелке воды уйдет на умывание. Остальное – на приготовления утреннего высококалорийного какао. Для ее компактной горелки процесс кипячения в небольшой емкости занимает всего семь-восемь минут… Заодно и выстуженное за ночь внутреннее пространство «двушки» успевает несколько прогреться. Что тоже немаловажно, особенно когда ты выползаешь из спальника и начинаешь готовиться к новому дню, к новым свершениям…

Ну а о том, чтобы расслабленно принять душ поутру, понятно, не могло быть и речи. «Изотермика» – раздельный костюм из полара – на все время похода становится как бы твоей второй кожей…

Светлана, занимаясь всеми этими утренними приготовлениями, прислушивалась к тому, что происходит снаружи. Ее «двушка» стоит практически впритык к «полубочке» парней, а сам бивак окружен противомедвежьим заслоном: он состоит из расставленных по периметру саней, а также воткнутых под углом наружу лыж и палок.

Никаких звуков, никаких мужских голосов она что-то не слышала… И это, признаться, ее и удивляло. И интриговало одновременно: этих двоих мужиков, особенно Трофимова, насколько у нее успело сложиться о них мнение, молчунами и тихонями трудно назвать.

Ильина надела поверх изотермика теплые штаны. Затем натянула свитерок под горло. Сняла «ночные» шерстяные носки, достала из спальника нагретые за ночь чулки с пристеганной теплой стелькой. Вытащила из упаковки две прокладки – они действительно хорошо впитывают влагу. Поместила их в унты в качестве сменных стелек. Проверила пуховик, который она в свернутом виде клала себе под голову на ночь в качестве подушки. Куртка сухая, лишь оторочка из меха чуть влажновата… Потрогала оранжевого цвета ветровку – не замерзла ли, не превратилась ли в ледовый панцирь. С этим тоже все в порядке. Сильного мороза нет. Термометр внутри палатки, когда она грела котелок, показывал плюс восемь. Другой термометр, в тамбуре «Нордвея», тоже застыл на отметке восемь градусов, но уже со знаком «минус». К его показаниям можно смело прибавить еще пять-семь градусов…

Ильина, раскрыв молнию, высунула голову наружу… Темно-серая мгла. Странно, она предполагала, что в это время будет уже гораздо светлей. На туман не похоже. Ветер несильный, ровный, боковой, задувает по низу долины от фьорда… Примерно минус пятнадцать, как она и предполагала.

Ночью шел снег. Следы у входа присыпало, да и на скатах чуть подсобрался. Но сейчас, в данную минуту, осадков не наблюдается. И какого-либо шевеления, каких-либо признаков жизни со стороны двух других членов команды – тоже.

– Эй! – крикнула она. – Эй, на шхуне! Есть кто живой? Что за дела? Свистать всех наверх! Или команда «подъем» не всех касается?!

В соседней «избушке» – трехместная Mountain Hardwear синего цвета – началось какое-то движение. Послышалось покашливание, прозвучала неразборчиво брошенная кем-то реплика.

Спустя несколько секунд вжикнула молния. Из проема ближнего к Ильиной входа в низкую «полубочку» высунулась коротко стриженная голова Трофимова.

– Королева? Э-э… доброе утро! Вы уже того… встали?

– Встала ли я? Да я уже практически на лыжах, – пытаясь казаться сердитой, заметила Ильина. – А кое-кто, как я понимаю, все еще дрыхнет!

– Ну дык… мы ж типа договаривались…

– Вот именно! – оборвала его Ильина. – Договаривались, что подъем – в половине восьмого! Так?

– Так точно… Но…

– Ну так а чего ж вы так разоспались? Я все понимаю: здесь не отель, вставать не хочется… Но уговор, как известно, дороже денег. На моих часах – пять минут девятого.

– На ваших часах?..

– Да! Так что быстро давайте вставайте! Так уж и быть «какаву» и горячий завтрак я вам сама приготовлю.

Трофимов хотел что-то сказать, но Ильина нетерпеливо махнула рукой.

– И не спорьте со мной! Никаких поблажек. Сами вчера сказали: подъем в половине восьмого, выход на маршрут в девять…

– Так точно. Выход – в девять. Но…

– Так что извольте выполнять свои же обещания и не нарушать планы! И не спорьте с проводником и старшим инструктором!

– Лады, королева! Как скажете. Счас… Дайте нам только немного времени на умывание и сборы.

Голова Трофимова исчезла в проеме палатки.

– Терпеть не могу непунктуальных людей… – проворчала Ильина. Повысив голос, крикнула: – И еще вот что! Когда будете оправляться, используйте биоконтейнеры! Я никому не позволю… гади… портить уникальную окружающую среду отходами. И буду вас на эту вот тему прессовать всю дорогу, так и знайте!

Группа из трех лыжников уже четвертый час шла по заснеженной долине Адвентдален в направлении Сассендалена. Видимость все еще была неважной – от пары сотен метров до километра. Вокруг белым-бело. При таком ландшафте, когда даже склоны окружающих скал сливаются со снежным покровом долины, ориентироваться очень не просто… Само небо чуть высветлилось. Но и оно какого-то белесо-сероватого цвета – даже линия горизонта не определяется на глаз. Но сбиться с пути невозможно, поскольку они сейчас продвигаются параллельно накатанной санной трассе, которую даже выпавший за ночь снег не смог полностью сокрыть от глаз.

Порядок движения тот же, что и вчера вечером. Впереди на своих широких «фишерах», волоча на шлее, закрепленной, как и рюкзак, под мышками, сани с поклажей, торит свежую лыжню бородач Воронин. За ним, метрах в пятнадцати – здоровяк Трофимов. Этот идет на своих коротких широких лыжах легко, не прикладывая, как могло показаться, больших усилий. Хотя на низких широких санях, в которые он впрягся после их выхода с первого по счету бивака, и по весу, и по объему едва ли вдвое больше снаряжения и припасов, чем у его старшего товарища.

Примерно на таком же расстоянии от Алексея замыкающей шла на своих испытанных «Атомиках» с металлической окантовкой по краям Ильина. Она была, мягко говоря, не в духе.

«Ну ты и дала, мать, – ругалась она про себя. – И суток не прошло, а уже дважды опозорилась перед незнакомыми людьми! Сначала с палаткой возилась, как безрукий салага… Так что человек вынужден был прийти тебе на помощь. А потом еще и устроила утром концерт с ранней побудкой… Ну и ну!»

Воронин сбавил ход, а затем и вовсе остановился. Алексей, поравнявшись с товарищем, снял шлею. Несколько раз взмахнул вкруговую руками, разминая плечевой пояс и заодно дожидаясь, когда к ним пригребет «супер-пупер-инструктор»…

Группа остановилась у валуна, с наветренной стороны, в полусотне метров от довольно высокой слоистой скалы. Сквозь наросты льда – а скала почти сплошь покрыта ледовым панцирем – там и сям видны проплешины горной породы. Она темно-синего или даже черного цвета, как напоминание о том, что на Шпицбергене, который называют геологическим архивом Земли, полно мест, где углекаменные породы выходят на поверхность.

Ильина тоже сбросила шлею от своих саней. Привал.

Этот переход давался ей гораздо легче, нежели вчерашний. Воронин, надо отдать должное, держал ровный средний темп. Без фанатизма шел, спокойно. Товарищ явно понимал, что гнать не только нет особого смысла, но и вредно. Температура воздуха та же, что ранним утром, – минус 15. Но местами поднимался ветер. Порывами он достигал метров десяти-двенадцати (хотя временами вообще стихал). В местных долинах такое случается… Ветер дул в спину, ровно по курсу. Это много лучше, чем в лицо. С другой стороны, даже при таком относительно несильном для Шпица ветре, если не проявлять осторожность, можно получить весьма неприятные ощущения. Будешь медленно волочься – начнешь мерзнуть. И наоборот: если взмокнешь, если, к примеру, спина под пуховиком – хотя и есть впитывающий влагу слой «компенсата-конденсата» – вспотеет, то можно получить уже очень серьезную проблему…

Воронин передвинул налобную повязку на шею. А специальные незапотевающие очки, наоборот, поднял поверх второй – прозрачной – «маски», стягивающей капюшон и не дающей ветру трепать меховую оторочку, на макушку. Стряхнул варежкой образовавшуюся на нижней кромке флисовой маски – от дыхания – хрусткую льдистую корочку. Закатал вверх на лоб и эту нижнюю шлем-маску. Так что теперь уже было видно почти все лицо целиком…

– Ну что? – сказал он низким густым голосом. – Небольшой перекур? И перекус? Если, конечно, Светлана Александровна не возражает.

– Светлана Александровна не возражает. – Ильина, пользуясь передышкой и тем, что они оказались в затишке, тоже закатала вверху маску. – Алексей, – она посмотрела на здоровяка, который, взяв в горсть снег, отправил его в рот. – Это не очень правильно – есть снег на переходе!

– Спасибо, что проявляете заботу о здоровье своих подданных, королева, – ухмыльнувшись, отозвался тот. – Позвольте и мне сделать кое-что для вас.

Присев на корточки, он принялся рыться в лежащем на санях мешке – двухслойный, из водоотталкивающей материи, с внутренним меховым покрытием, он служил для транспортировки продуктов.

Ильина прокашлялась:

– Кхм… Светлана Александровна хочет извиниться перед остальными членами команды за… За эту раннюю побудку!

– Да ерунда! – добродушно сказал Воронин. – С кем не бывает.

– Сама не понимаю, как я могла так опростоволоситься?! Когда прилетели из Мурманска в Лонгйир, забыла перевести часы. У меня они показывают московское… Ну и соответственно будильник тоже сработал по Москве. То есть на два часа раньше, чем следовало бы.

Она прерывисто вздохнула.

– Ну и инструктор вам попался! Вы уж меня извините, друзья. И за то, что подняла раньше времени… И за те язвительные реплики, что я отпускала по ходу в ваш адрес. Пока не врубилась, что это я сама напутала со временем…

– Не берите в голову, Светлана… – Мужчины добродушно рассмеялись. – Зато мы вышли на трассу на два часа раньше. А значит, гарантированно и спокойно пройдем весь намеченный на сегодня маршрут.

Трофимов достал из мешка термос. Налил жидкость в кружку, передал Ильиной. Затем достал еще одну кружку, наполнил и ее, протянул старшему товарищу. Себе же налил в крышку от термоса…

От кружек идет дымок. Запах кофе – пусть и растворимого Nescafe – приятно щекочет ноздри… Чувствуется какой-то пряный привкус… Наверное, Алексей добавил в кофе чуточку бренди или коньяку.

Закончив разливать напиток из термоса, Трофимов достал из мешка плитку швейцарского шоколада с орехами. Ильина тоже чуть отщипнула от плитки. Ребята, похоже, на нее не дуются. Настроение у нее стремительно улучшалось. Много ли человеку надо для счастья: белая пустыня вокруг, двое парней, кофе с коньяком и шоколад… и вот уже отлегло от сердца.

Перерыв на кофе-тайм и отдых занял примерно четверть часа. Едва группа Ильиной возобновила движение, послышался шум движков.

Вскоре лыжников нагнала небольшая вереница санных снегоходов. Впереди – с прутиком-антенной, на котором закреплен норвежский флажок, идет «Поларис» инструктора, за ним катят еще трое саночников. Все они экипированы в цельные комбинезоны, на руках краги, на головах шлемы.

Когда скутеры поравнялись с группой Ильиной, послышались приветственные возгласы:

– Хэй! Хэй! Хай!

Светлана тоже помахала им рукой. Этим и ограничилось: здесь, в общем-то, не принято останавливаться и о чем-либо судачить с незнакомцами.

Спустя всего несколько минут проследовали две упряжки с нартами, запряженными попарно цугом: одна шестеркой, вторая восемью собачками.

– Хэй! Хай! – поприветствовали лыжников поочередно оба каюра (знакомые Ильиной ребята из местных). – Хай!..

Потом проехал мимо скутер… И еще два. Затем целый караван – машин восемь с прицепленными по корме санями. Все они следовали по накатанной санной дороге от Лонгйира на Сассендален. Их путь, по всей видимости, лежит в окрестности Темпельфьорда. Большинство из этих людей, полюбовавшись местной достопримечательностью – горой Темплет, – если, конечно, позволит видимость – ближе к вечеру отправятся в базовый кампус по этой же трассе. Кто-то останется в лагере в окрестностях Темплета. Иные же выберутся на вездеходах на льды фьорда и по ним, сделав крюк, вернутся к ночи в поселок Лонгйир, где можно будет отогреться у камина за чашкой горячего какао или же принять вовнутрь что-нибудь покрепче…

К трем часам пополудни Ильина насчитала около полусотни проехавших мимо – некоторые уже возвращались – вездеходов и восемь собачьих упряжек. Для данного времени это было не то чтобы совсем уж необычно – видела она и более интенсивное движение на этой же трассе. Но все же нынешняя активность норгов несколько удивляла.

С другой стороны, если поразмыслить, то ничего необычного вроде бы в их поведении и нет. Вот эта трасса на Сассендален, к примеру, в последние пару недель была свободна лишь для проезда волонтеров. А теперь, когда округ в радиусе примерно сорока километров от Лонгйира открыт для всех, включая туристов – а вчера в аэропорту, кстати, приземлились один за другим сразу три борта из Осло и Тромсё, – народ, по-видимому, взялся наверстывать упущенное за дни непогоды и запретов.

До места, намеченного под лагерь, оставалось примерно восемь километров. В этот момент группу из троих лыжников, следующих параллельно санной дороге, нагнали два «Полариса».

– Хэй, Ильина! – поприветствовала подругу Ругстад. – Хай!

– Хэй, Мэрит! Привет, Ларс!

Увидев старых знакомых, идущие впереди мужчины тоже остановились. Приветственно помахали руками, но все же оставались на своих местах – даже не сняли саночных шлей.