Девчонки и мода Уилсон Жаклин
– Ну раз вам так противно на меня смотреть – что ж, пойду погуляю, – говорю я и поднимаюсь из-за стола.
– Да сядь ты, толстушка-пампушка, – говорит Магда.
– Не обижайся, Элеонор-помидор, – добавляет Надин.
– Неудивительно, что с такими подругами у меня развились комплексы по поводу собственной внешности, – ворчу я.
Я усаживаюсь обратно за стол и кладу в рот всего одну ложечку клубничного мороженого.
Такое впечатление, что в моей голове взорвался клубничный фейерверк. Вслед за первой я отправляю в рот вторую ложечку, потом третью и в считаные секунды съедаю все без остатка. Это просто объеденье. Я все еще чувствую необыкновенный вкус мороженого на кончике языка. Но сердце бешено колотится. Сколько там калорий? Четыреста? Пятьсот? А вместе с шоколадным соусом и взбитыми сливками?
– Да расслабься ты уже наконец, – говорит Магда. – Вот, держи мой рождественский подарок. Открой прямо сейчас.
Она протягивает мне плоский розовый сверток, перевязанный фиолетовой лентой. Внутри что-то мягкое. Я разворачиваю и вижу футболку с изображением знаменитой статуи Венеры Милосской, поедающей шоколадные конфеты. Поскольку у нее нет рук, конфетками ее кормят маленькие крылатые ангелочки. А над головой облачко с надписью: «Я самая красивая женщина планеты, и у меня 48-й размер – так что ни в чем себе не отказывай, детка!»
Я хохочу и крепко обнимаю Магду.
– А это тебе от меня, Элли, – говорит Надин.
Ее подарок завернут в черную бумагу и перетянут серебристой ленточкой. Совсем малюсенький сверток. Внутри лежит крошечный серебряный амулетик в виде слоника на тонком бархатном шнурке.
– Какой красивый! – вздыхаю я и обнимаю Надин тоже. – Вы самые лучшие в мире подруги. Боже, вы сделали мне такие роскошные подарки, а я снова в своем репертуаре – решила всех удивить самодельными штуковинами.
– Без твоих самодельных штуковин, Элли, Рождество не Рождество! – смеется Магда. – Давай сюда мой подарок!
– И мой! – пищит Надин.
Я с замиранием сердца протягиваю подругам свои поделки, и они им действительно нравятся. Магда нежно целует своего котика, а Надин играет с лемуром, возя его по всему столу.
Магда и Надин тоже обмениваются подарками: одна получает шикарную помаду от «Шанель», а другая – блестящие черные колготки марки «Вулфорд». Как раз то, что надо!
На прощание мы крепко обнимаемся, и как никогда раньше я жалею, что мне придется провести наступающее Рождество в далеком и унылом загородном домишке.
Все следующее утро мы грузимся в машину. Кроме чемоданов с теплой одеждой у нас куча коробок и корзин с едой и питьем, а еще — отдельная коробка с подарками. Я заглядываю в нее одним глазком и пытаюсь угадать, что из этого предназначается мне. Вроде бы какие-то книги, хотя есть еще небольшой мягкий сверток и сверток побольше, в котором что-то бренчит.
– Эй, Элли, не суй свой нос куда не надо, – говорит отец. – Ты прямо как Цыпа, – смеется он и целует меня в щеку.
Он так рад, что мы наконец уезжаем. С одной стороны, меня бесит его привязанность к этому дому, но с другой – это так трогательно. В машине отец всю дорогу заставляет нас распевать старые рождественские песни вроде «Я видел, как мама целует Санту», «Бубенцы, бубенцы весело звенят…» и «Я Рудольф, красноносый олень», а потом мы проходимся по всем рождественским хитам семидесятых и восьмидесятых. Цыпа каждые пять минут спрашивает, скоро ли мы приедем, а когда мы наконец добираемся до места, он уже крепко спит и не просыпается, даже когда Анна достает его из машины и несет на руках по дорожке до самой двери.
На улице, как всегда, идет дождь и завывает холодный ветер. Дом выглядит точно таким, каким мы его оставили. И даже хуже. Отец ключом открывает дверь, и нас обдает знакомым запахом грязной сырой половой тряпки. Отец вдыхает поглубже, и на лице его расплывается довольная улыбка.
– Ах, дом, милый дом, – провозглашает он без тени иронии в голосе.
Хотя это не вполне наш дом и уж никак не милый. Даже отец шарахается из кухни, потому что перед отъездом мы забыли выбросить пакет с картошкой и за время нашего отсутствия клубни успели прорасти так, что смахивают на инопланетных чудовищ из фильма «Чужие». Отец зажимает ладонью нос и на вытянутой руке уносит пакет в уличный мусорный бак.
Анна пытается разжечь камин, не выпуская из рук Цыпу, который канючит и цепляется за нее всеми конечностями, как осьминог, всякий раз, когда она хочет опустить его на пол. Мы трудимся не покладая рук несколько часов кряду, чтобы возродить к жизни нашу хибару, – отлаживаем обогреватели, горячую воду, разогреваем еду, готовим чай, стелим кровати – и вот, когда наконец все готово и Цыпа уложен в постель, а мы с Анной и отцом усаживаемся в гостиной с чашечками растворимого кофе, выясняется, что не работает телевизор. Он только квакает и хрипит, а на экране пляшет разноцветная рябь.
– Приехали, – тяжко вздыхаю я. – Спорим, что в радиусе ста миль здесь ни одной телемастерской, а если и есть, то наверняка закрыта на Рождество.
– Вечно ты бухтишь как старушенция, – говорит отец, потирая ладони. – Сейчас я его починю.
Но несмотря на все его старания, телевизор по-прежнему не работает.
– Да ну его, этот старый ящик. Давайте лучше играть в настольные игры, болтать и веселиться. Устроим старомодное Рождество в кругу семьи…
– Утром постараюсь найти мастера по справочнику, – шепчет мне на ухо Анна.
– Может, тут дело не в телевизоре, – продолжает отец, – а в антенне. Может, где-то провода ветром оборвало?
– В таком случае мы рискуем и вовсе без электричества остаться. Ни тебе телека. Ни отопления. Ни света. Ни еды.
– Ну, без еды-то ты обходиться привыкла. Неделями ничего не ешь, – говорит отец.
Похоже, он не шутит. Анна сверлит меня взглядом исподлобья. О боже, не хватало мне выслушивать их нотации по поводу правильного питания. Тем более сейчас. К счастью, в прихожей звонит телефон, и я несусь снимать трубку. Наверняка это Дэн. Интересно, он давно приехал? Не терпится с ним поболтать. И узнать, как там его стрижка. Отросла хоть немного? В любом случае, хуже, чем было, уже некуда.
Но звонит не Дэн. А агент из конторы по продаже стеклопакетов, который что-то тараторит о пользе двойных оконных рам, да так быстро, что нет никакой возможности его прервать. Зря он так старается. Потому что даже с тройными рамами у нас в доме все равно будет холодрыга, а дополнительная шумоизоляция нам ни к чему, потому что дорожное движение представлено здесь одним ржавым трактором, который изредка месит грязь на близлежащем холме.
– Нет-нет, не тратьте зря время, до свидания, – отвечаю я наконец и вешаю трубку.
– Ловко ты отшила Дэна, – усмехается отец. – Я-то думал, ты по нему соскучилась. И куксилась весь вечер оттого, что от него ни слуху ни духу. Думал, хоть после его звонка ты повеселеешь.
– Выходит, ты ошибся, – говорю я. – И, кстати, чтобы ты знал, – это звонил не Дэн. А агент по продаже стеклопакетов. Ясно? И вообще, раз телек у вас не работает, пойду-ка я спать.
Я пулей вылетаю из гостиной. Слышу, как Анна отчитывает отца: «Ну кто тебя за язык тянул?», а тот оправдывается: «Откуда мне было знать, что это не Дэн? И вообще, почему он до сих пор не позвонил ей?»
Понятия не имею, почему он пропал. Я была уверена, что он позвонит с утра пораньше в канун Рождества, – но телефон молчит. Пока Анна с Цыпой и отцом еще не спустились вниз, я быстренько поднимаю трубку, чтобы проверить, не сломался ли телефон вслед за телеком. Но телефон работает, и Анна все утро названивает по нему в телемастерские, чтобы вызвать ремонтника, но безрезультатно.
– Не переживай, я призову на помощь Санта-Клауса, – говорит отец и прыгает в машину.
– Я тоже хочу к Санта-Клаусу, – ноет Цыпа, но отец велит ему оставаться дома.
Отца где-то носит целую вечность. За это время вполне можно было слетать в Исландию и обратно.
– Между прочим, твой отец обещал, что сам будет готовить, пока мы здесь, – ворчит Анна, взбивая смесь для омлета.
Обеденное время давно прошло, и Цыпа жалуется, что помирает с голоду.
Я тоже помираю с голоду. От завтрака мне удалось отделаться – я сунула бутерброд в карман, пока никто не видел, а потом незаметно выбросила его в помойное ведро. Но с омлетом такой фокус не пройдет – на этот раз он у Анны выходит особенно жидким. Если я засуну этот омлет в карман, он стечет у меня по ноге прямо в носок. Вообще-то Анна вкусно готовит, к тому же от яиц особо не полнеют. Правда, там еще молоко с маслом и сыр, а на закуску Анна нажарила хрустящих гренков – по два на каждого.
Наконец возвращается отец. Он в приподнятом настроении, раскрасневшийся с мороза и все приговаривает «Хо-хо-хо», как настоящий Санта-Клаус. Он купил нам новый переносной телевизор и четыре порции жареной картошки с рыбой.
– Мы давно пообедали, глупенький, – говорит Анна, обнимая его.
– Я тоже пообедал – пинтой пива с пирогом в пабе. Но ведь на дворе Рождество – значит, можно позволить себе пообедать дважды, – отвечает отец.
Анна косится в мою сторону.
– Не хочешь, можешь не есть, – успокаивает она меня.
Но рыба с картошкой так соблазнительно пахнут. Рот наполняется слюной сам собой, когда отец открывает запотевшие коробочки. В лондонских забегаловках рыбу с картошкой есть невозможно – там все размякшее и жирное, но здесь их готовят бесподобно. Белоснежное рыбное филе в хрустящей корочке, золотистая соленая картошечка. Я пробую кусочек и не могу оторваться. В результате уминаю до конца свою порцию и половину недоеденной Цыпиной в придачу. Итого, в желудке у меня оказывается два с половиной обеда.
Проглотив последний кусочек, я чувствую угрызения совести. Ненавижу себя за жадность и слабину. Чувствую, как джинсы врезаются в раздувшийся живот. Вот бы разрезать его и выскрести оттуда всю еду. Хм… хотя, если поторопиться, еще не все потеряно, и я могла бы от нее избавиться…
В туалет на втором этаже я идти не рискую. Дом такой маленький, что всё будет слышно. У нас есть еще один туалет, на улице, – тесная кирпичная будка, которой мы пользовались, когда только купили дом и отец делал в нем ремонт. Я всегда боялась заходить в уличный туалет. Там нет электричества и поэтому мерещится, что по тебе стаями бегают пауки. Облезлого деревянного стульчака не разглядеть, а из ямы доносится смрадный запах. Я никогда не садилась на стульчак до конца, опасаясь, что какая-нибудь местная крыса вылезет подышать свежим воздухом и укусит меня за попу.
Но сегодня все недостатки примитивной уличной уборной играют мне на руку. Когда, продравшись сквозь заросли, я добираюсь до сортира и в нос мне ударяет вонь, обед просится наружу сам собой. Мне даже не приходится засовывать в рот два пальца, чтобы вызвать тошноту.
Как же это ужасно, отвратительно, омерзительно. Сердце колотится как бешеное, а из глаз брызжут слезы. Даже когда все кончено, я не испытываю облегчения. Пошатываясь, выхожу на свежий воздух и обрызгиваю лицо холодной водой из ржавой бочки. Студеный ветер холодит щеки, придавая им нездоровый румянец.
Я возвращаюсь в дом, где по-прежнему витает запах жареной рыбы с картошкой, и меня снова начитает мутить.
– Элли, ты хорошо себя чувствуешь? – спрашивает Анна, убирая со стола остатки обеда.
– Я? М-м-м, да, нормально.
– Куда ты ходила?
– В уличный туалет. В домашнем засел Цыпа, а мне как раз приспичило, – не моргнув глазом, отвечаю я. – Кстати, отец подключил новый телек?
Я хочу проскользнуть мимо Анны в гостиную, но она удерживает меня за руку.
– Ты ужасно выглядишь, – говорит она.
– Спасибочки.
– Бледная как полотно. Тебя тошнило?
– Нет.
– Точно? По-моему, у тебя изо рта разит.
– Ну ты просто завалила меня комплиментами. Сначала говоришь, что я ужасно выгляжу, а теперь – что от меня разит. Офигеть! – Я пытаюсь шутить, но голос срывается сам собой, глаза застилает слезами, и губы дрожат от обиды. – Сама знаю, что выгляжу ужасно, так что не обязательно мне об этом напоминать. Знаю, что я толстозадая жирная уродина. Неудивительно, что Дэн меня бросил, не потрудился даже заглянуть, когда от их дома до нашего рукой подать. Он единственный обращал на меня внимание, но и его надолго не хватило, а теперь я…
– Что ты теперь? – встревоженно повторяет за мной Анна.
Из гостиной доносится музыкальная заставка из мультика, и Цыпа издает победный клич:
– «Уоллес и Громит»!
– Эй, девчонки, садитесь смотреть телек, – зовет отец.
– Пойдем, – говорю я, хлюпая носом. – Раз уж он так ради нас старался.
– Нет, погоди-ка. Давай все проясним, – говорит Анна, вцепившись мне в руку и набирая в грудь побольше воздуху. – Послушай, Элли…
– Ну что еще?
– Ты беременна?
– ЧТО?!
Я изумленно таращу глаза на Анну.
– Я долго не могла набраться смелости для этого разговора. Все уговаривала себя, что мне только мерещится. Отцу я ничего не сказала. Обещаю молчать до тех пор, пока ты сама не решишь ему признаться. Главное, не волнуйся. Все в порядке. Разумеется, в наши жизненные планы это не входило, но раз уж так вышло, мы рассмотрим все возможные варианты. Знай, что это не конец света. Мы примем любое твое решение. Потому что решать именно тебе. Ведь это твой ребенок, Элли…
– Анна, послушай, не будет у меня никакого ребенка.
– Ну, раз ты так решила…
– Я не беременна! Ты что, рехнулась? Какой еще ребенок? С чего ты взяла? О боже, неужели все из-за того, что я так растолстела?
– Да нет же! Ты, наоборот, исхудала! Я думала, ты ничего не ешь из-за стресса и страдаешь оттого, что Дэн не звонит.
– Дэн? О, Анна, только не говори, что ты решила будто он отец ребенка! – При одной мысли об этом я сгибаюсь пополам от хохота.
Глядя на меня, Анна тоже начинает хихикать.
– Имей в виду, у нас с Дэном ничего такого не было. Мы всего лишь целовались. И как только тебе такое в голову пришло?
– Ну, не знаю. Просто в последнее время ты была сама не своя – ходила мрачная, ничего не ела, тебя рвало, ты жаловалась, что растолстела, а еще я заметила, что в этом месяце ты не пользовалась тампонами. Знаю, у тебя еще не вполне регулярный цикл, но с учетом твоего странного поведения я решила… Ах, Элли, какое облегчение, что я оказалась не права.
Она обнимает меня, но тут же отстраняется:
– От тебя точно пахнет рвотой.
– Ну вот, опять все сначала.
Анна кладет мне руки на плечи и пристально смотрит в глаза:
– Что происходит, Элли?
– Ничего особенного.
– Давай выкладывай. С тобой явно что-то не то.
– В общем-то, ты права. Просто в последнее время я себе не нравлюсь. Хочу измениться и стать другой.
– Но мне ты больше нравилась прежней, – говорит Анна. – Раньше ты была веселой, задорной, в тебе была искорка, а теперь погасла. Ходишь словно в воду опущенная. Зря я сподобила тебя на диету. Она тебя истощила.
– Глупости. Я почти ничего не сбросила и осталась жирной свиньей. Сама посмотри, – говорю я и в отчаянии задираю на животе одежду.
– Ужас, – ахает Анна, придерживая мой свитер.
– Хватит, не смотри на меня так, – прошу я и пытаюсь вырваться.
– Ты дико похудела. Я даже не представляла насколько. Боже, Элли, у тебя анорексия?
– Вот еще. Я ем как слон. Два обеда сегодня сметелила, забыла?
– Да, вроде того. Только… Скажи Элли, ты специально вызвала у себя рвоту?
Чувствую, что сердце вот-вот выпрыгнет у меня из груди, но стараюсь не подавать виду:
– Анна, я тебя умоляю. Сначала ты вбиваешь себе в голову, что я беременна, теперь – что у меня анорексия, потом и булимия!
– Прости-прости, у меня, наверное, ум за разум зашел. Но давай хотя бы с Дэном разберемся. Вы больше не дружите?
– Понятия не имею. Потому что он мне сто лет не писал. И не звонил. И даже не зашел.
– Эй, вы собираетесь шептаться на кухне весь вечер? – спрашивает отец, просовываясь в дверь. – Лучше идите и оцените мое новое приобретение – для вас старался как-никак.
– Ладно, идем.
– Никуда твой Дэн не денется, скоро заявится, – говорит отец. – Сегодня в пабе я встретил его папашу и пригласил зайти к нам всей семьей вечерком.
Глава 8. Паинька
– Что-что ты сделал? – набрасываюсь я на отца.
– Я думал, ты обрадуешься, – недоумевает он. – Тебе же не терпелось с ним повидаться, разве нет?
– Нет! То есть я хотела, чтобы он сам пришел, понимаешь? А теперь он подумает, что это я тебя подослала. Господи, пап, ну кто тебя за язык тянул?
– Вот именно, – вздыхает Анна. – Нам их даже угостить нечем. Всего одна бутылка вина в холодильнике да пара банок пива. А у них еще детишек куча – пять или шесть, не помню. Их же тоже кормить нужно. Откуда у нас столько еды? У меня лично ничего нет, кроме упаковки чипсов и баночки соленых орешков. Это им на один зуб.
– Пап, к нам что, Дэн придет? – пищит Цыпа. – Здорово! С ним весело!
– Да, дружище, Дэн придет в гости. Хорошо, хоть ты этому рад. – Он подхватывает Цыпу на закорки и уносит обратно в гостиную смотреть телек.
– Чур, меня здесь не будет, когда они заявятся, – говорю я. – Пойду лучше погуляю.
– Не глупи, Элли. Куда ты пойдешь в такую темень? Грязь по холмам месить?
– Я буду выглядеть полной дурой. У меня даже шмоток приличных с собой нет.
– Подумаешь, у меня тоже нет. С другой стороны, Дэновы родичи те еще модники.
Мы прыскаем со смеху. Ни в чем, кроме старых анораков, мы их никогда не видели.
– И все-таки чем же их накормить? – Анна принимается обыскивать картонные коробки и кухонные шкафчики. – Придется съездить в супермаркет. Как будто мне больше заняться нечем. Я как раз собиралась резать овощи и фаршировать назавтра индейку.
– Я тебе помогу, – говорю я.
Я чищу картошку, шинкую капусту и набиваю индейку, так что руки отваливаются. Потом иду в ванную, чтобы сполоснуть лицо холодной водой и привести в порядок прическу. Натягиваю старенькие черные джинсы и серебристую блузку. Я все боюсь, что не влезу в них после обильного обеда, но, к моему удивлению, джинсы без труда застегиваются на талии, а блузка не стягивает бока, как раньше. Выходит, я и впрямь похудела. Да еще как.
Анна на седьмом небе от счастья, видя, сколько я всего успела переделать на кухне. Однако я не останавливаюсь на достигнутом и помогаю ей жарить сосиски, начинять тарталетки и делать сэндвичи с консервированной спаржей. Детям я готовлю забавные закуски из крекеров в виде веселых рожиц с глазками и носиками из оливок, кусочков ананаса и треугольничков сыра. Сама я умудряюсь не съесть ни кусочка, хотя очень хочется. Я научилась держать себя в руках и теперь точно знаю, что я на верном пути. Я похудела.
Но заслышав, как к воротам подъехала машина, как хлопнула дверь и прихожая наполнилась голосами, я снова вмиг чувствую себя раздавшейся во все стороны толстухой.
Анна с отцом и Цыпой радостно встречают гостей. Я стою чуть поодаль с нарочито безразличным видом.
Дэновы младшие братья и сестры устремляются в гостиную. Все как один в шерстяных джемперах домашней вязки и потертых джинсовых комбинезончиках. Такое впечатление, что их стало больше – оказывается, они еще и друзей с собой притащили. Хорошо, что Анна догадалась съездить в супермаркет. Родители Дэна одеты в одинаковые свитера с овечками и мешковатые джинсы. Они тоже привели с собой друзей – мужчину в очередном нелепом свитере (с лупоглазыми лягушками) и заляпанных вельветовых штанах и грузную женщину в лоскутной жилетке и индийской юбке с бахромой.
За ними входит еще одна гостья – моя ровесница. По всей видимости, столь же ярая «модница», как и все остальные. На ней мужская регбийная футболка и отвисшие на коленках треники. Она не то чтобы сильно толстая – скорее плотная и мускулистая. У нее длинные волосы, еще кудрявее моих, зачесанные назад в такой тугой хвост, что кожа на лбу чуть не лопается.
– Здорово, народ! – приветствует она нас.
Ничего себе. Оказывается, она еще непосредственней, чем я думала. Интересно, кто это чудо?
– Я Гейл, – говорит она, помахивая пухлой ладошкой. – Подружка Дэна.
Я не свожу с нее глаз. Все кругом неожиданно затихают и, кажется, чего-то ждут. И вот в дверях появляется сам Дэн. При входе он цепляется ногой за коврик, теряет равновесие и едва не летит на пол, но в последний момент Гейл успевает подхватить его за руку и привести в вертикальное положение.
– Ого! – смеется она.
– Вот тебе и «ого», – бормочет отец, внезапно оказавшийся за оей спиной. – Элли, милая, налить тебе что-нибудь выпить? Хочешь колы? Или апельсиновый сок? А может, капельку сухого?
Он такой заботливый, что даже предлагает утопить мои душевные страдания в вине.
– Элли, ты не раздашь тарелки? – просит Анна. – Между прочим, Элли сама здесь все приготовила. Красиво, правда? – продолжает она, приглашая гостей в комнату, где все принимаются восхищенно ахать и качать головой.
Дэн топчется на месте, красный как рак, и время от времени бросает на меня быстрые взгляды поверх запотевших очков. Короткий ежик у него на голове превратился в стоящую торчком жесткую щетину. Гейл хихикает и ласково ерошит его непослушные волосы.
– Ах, Дэнни, какой же ты дурачок, – щебечет она.
Дэн и выглядит самым что ни на есть дурачком. Он тоже одет в мужскую регбийную футболку – только ему она доходит до самых колен, а короткие рукава свисают аж до локтей. Сразу видно, что это новая футболка, ни разу не испытанная в действии на грязном поле битвы. Хотя у Гейл, по всей видимости, на уме действия совершенно иного рода. Она ни на секунду не отрывается от Дэна.
Однако настырному Цыпе все же удается ненадолго ее оттеснить:
– Привет, Дэн, привет! Это я, Цыпа!
– Привет, Цыпа! – восклицает Дэн, хватает Цыпу на руки, переворачивает вверх тормашками и щекочет ему бока.
Цыпа хохочет, верещит и брыкается. Одной ногой он нечаянно заезжает Гейл по животу. Любой другой на ее месте согнулся бы пополам, но Гейл, как видно, сделана из индийского каучука.
– Ах ты маленький негодник! Ну, держись, сейчас я тебе задам! – шутливо говорит она, выхватывает Цыпу из рук Дэна и энергично трясет.
Со стороны выглядит забавно, и если бы этот номер проделывал Дэн, Цыпа визжал бы от восторга. Но вместо этого он вырывается.
– Перестань! Отпусти! Меня вырвет! – вопит он.
Гейл ставит его на пол и удивленно оглядывает.
– Эй, угомонись. Все в порядке, – говорит она.
Но Цыпа ее не слушает. Он демонстративно обращается к Дэну:
– Кто эта девчонка?
– Это Гейл. Она моя подруга, – говорит Дэн.
– Хочешь сказать, она твоя девушка?
– Эй, Цыпа, хватит приставать с глупыми вопросами, – кричит издалека Анна. – Поди-ка лучше сюда. – Она не может оттащить его сама, потому что руки у нее заняты тремя подносами с едой.
Дэн смущенно молчит и шаркает кедами. Поэтому Гейл спешит ответить за него.
– Конечно, я его девушка, – заявляет она.
– А вот и нет, – возмущается Цыпа. – Элли его девушка, а не ты.
– Замолкни, Цыпа, – говорю я, прислоняясь к стене.
Но Цыпа не унимается:
– Почему Элли больше не твоя девушка? Она же намного лучше!
– А ну цыц, – командует отец. Он подхватывает Цыпу на руки и уносит наверх в спальню. Всю дорогу Цыпа продолжает вопить как резаный. В гостиной воцаряется гробовая тишина.
Все старательно делают вид, что не замечают моего смятения.
– Кто-нибудь хочет еще тарталеток? – спрашивает Анна, чтобы прервать тягостное молчание.
– Я принесу, – лепечу я и стремглав уношусь на кухню.
Там я приникаю к раковине, наливаю себе стакан воды из-под крана и жадно пью, стараясь успокоиться.
– Эй, Элли, – раздается позади меня голос.
От неожиданности я захлебываюсь и фонтаном выплескиваю изо рта воду. Оказывается, Дэн увязался на кухню за мной.
– С тобой все в порядке?
У меня вода из носа течет, а он еще спрашивает, все ли со мной в порядке. Дэн с размаху хлопает меня по спине.
– Совсем сдурел? – гневно говорю я.
– Прости, я не хотел. Просто подумал, что ты поперхнулась.
– Ничего я не поперхнулась. По-хорошему, это я должна вдарить тебе как следует, а не ты мне.
– Прости, Элли. Я не знал, как поступить. Хотел потихоньку испариться из твоей жизни. Так всем было бы проще, скажи? Я подумал, ты не сильно расстроишься, потому что ведь это я был в тебя влюблен, а не наоборот. Я думал, что лучше нам здесь совсем не встречаться, но твой отец пригласил всех в гости, а мой отец сказал, что если мы с Гейл не пойдем, то это будет невежливо. Мне очень неловко. Я вовсе не хотел хвастать перед тобой Гейл. Я, конечно, без ума от нее, но все равно ты по-прежнему моя первая девушка и… в общем… я собирался сказать тебе о ней, но все откладывал, и вот…
– Дэн. Перестань оправдываться. Мы же никогда не были настоящей парой. Так что и говорить не о чем, честное слово.
Интересно, это просто слова или я действительно так думаю? Дэн хороший друг, но мне и в голову не могло прийти, что я способна воспылать к нему бурной страстью. Или не бурной. Да хоть какой-нибудь.
Если бы Гейл оказалась длинноногой стильной красоткой, я бы с ума сошла от ревности. Но она выглядит скорее пародией на меня – еще массивнее, еще уродливее. Эдакий массивный неповоротливый танк, идущий напролом и подминающий под себя все живое. Она вваливается на кухню вслед за Дэном, хотя очевидно, что нам с ним необходимо выяснить отношения наедине.
– Без обид, Элли, ладно? – гаркает она и с размаху хлопает меня по плечу.
Наверняка назавтра синяк будет.
Она принимается в подробностях рассказывать мне историю своего знакомства с Дэном. Их девчачья команда по регби играла матч в школе у Дэна, а он разносил в перерыве апельсины. Ах, как романтично. А потом они встретились в автобусе, где Дэн был сражен окончательно и потерял голову от любви. Так я предполагаю. А впрочем, какое мне дело?
Нет мне до них никакого дела. Хотя грустно думать, что теперь у меня совсем никого нет, пусть даже Дэн был полным придурком. Помнится, сначала я выдумала наш роман, чтобы пустить пыль в глаза Магде и Надин, у которых в то время уже были свои парни. А после того как мой обман раскрылся, я надеялась, что из Дэна все-таки может получиться настоящий бойфренд. Пускай он выглядит как чудик и ведет себя соответственно, но иногда он бывает вполне остроумным и изобретательным. Очень редко – но все же. Особенно меня в нем подкупало то, что он называл меня своей Джульеттой, а себя – Ромео.
Но, как теперь оказалось, я была всего лишь его Розалиндой. А Гейл – истинной Джульеттой. И они разыгрывают свою главную любовную сцену прямо у меня на глазах. Впрочем, на Леонардо ДиКаприо и Клэр Дэйнс[5] они ни капельки не тянут. Но они так нежно друг на друга смотрят, что кажется, будто у них свой, особый мир на двоих. А весь этот набитый народом шумный дом существует где-то в ином измерении. Внезапно я чувствую себя ужасно одинокой оттого, что у меня никого нет, совсем никого, даже Дэна.
Единственный плюс во всем этом – от переживаний у меня напрочь отбило аппетит. Я обношу гостей подносами с едой и передаю бокалы с напитками, но сама весь вечер пью одну только воду из-под крана. Ноль калорий, красота.
Анна улучает минутку и тащит меня на кухню.
– Элли, ты сегодня просто изумительна, – говорит она ласково.
– И заметь – ни капельки не беременна, – отвечаю я. – Нет, Анна, ты только представь себе Дэна в роли отца. Да он нахлобучит подгузник ребенку на голову, а слюнявчик повяжет вокруг попы.
Мы с Анной хихикаем как маленькие. Еще через полчаса отец приносит венок из омелы, поднимает его над головой, и они с Анной целуются, как влюбленные голубки. Меня вновь охватывает щемящее чувство одиночества. Мне так тоскливо, что искусственная улыбка, которую я тщательно сохраняла на лице весь вечер, мигом слетает, и глаза наполняются слезами.
Я знаю, чего мне хочется. Мне хочется срочно позвонить подругам. Но телефон в гостиной, а там полно народу, все шумят, разговаривают, дети носятся как угорелые, так что ничего у меня не выйдет.
– Эй, Элли, – говорит отец, оторвавшись наконец от Анны. – С тобой все в порядке?
– Со мной все не в порядке.
Отец роняет омелу на пол:
– Прости. Это все из-за меня. Знаю, я старый глупый осел. Что мне сделать, чтобы загладить свою вину?
– Сделай так, чтобы они все испарились и я могла бы позвонить Магде и Надин.
– Хм, попробую, – говорит отец. Он зажмуривается, морщит нос и таинственным голосом произносит: – Абра-кадабра, шалом-балом, под Рождество выметайтесь все вон!
– Эм-м, кажись не сработало, пап.
– М-да, действительно. А тебе очень нужно им позвонить?
– Да, пап, очень. Но не могу же я разговаривать с ними при всех.
– Ну что ж, сегодня я работаю Санта-Клаусом. Иди накинь пальто, и я прокачу тебя в своих летучих санях.
Отец берет меня под руку, и мы вместе выходим из дома. Он довозит меня на машине до деревни, останавливается перед телефонной будкой и вручает свою телефонную карточку.
– Ух ты, пап, ты и впрямь мой личный Санта! Спасибо огромное! – говорю я, бросаясь ему на шею.
Сначала я звоню Надин.
– Ох, Элли, – шепчет она в трубку, – я тут с тоски чуть не вешаюсь. К нам тетя с дядей приехали и бабушка, а эта шепелявая принцесса в кудряшках весь день перед ними выделывается, аж смотреть противно. И после этого все удивляются, с чего это у меня в Рождество такая кислая мина. Короче, полный отстой.
Читать бесплатно другие книги:
