Цифровая пуля Макеев Алексей
Ясно. Охранник не хотел брать на себя ответственность. Но снова обращаться к Диме с просьбой мне не хотелось — начнет куражиться над бедным тренером, и я привел весомый аргумент, на мой взгляд, дающий мне право получить домашний адрес Аверьяновой.
— Катя на звонки не отвечает.
— Ну-у, возможно, она телефон дома забыла, потому и не отвечает, — привел контраргумент Константин, дающий ему, в свою очередь, право отказать мне в просьбе.
— Хорошо, не хочешь брать ответственность бесплатно, а за деньги? — задал я вопрос, достал из кармана тысячу, положил на ресепшен и категоричным тоном сказал:
— Больше не дам! Или ты называешь мне адрес, или я иду с этой купюрой к Диме.
Знаменитый Акопян вряд ли смог бы проделать трюк, который только что проделал Константин — тысячерублевая купюра просто исчезла со стойки, хотя охранник не вставал со своего места, не протягивал руку. Мне захотелось дать охраннику еще тысячу, чтобы он рассказал секрет своего фокуса. Но я не дал, потому что Аверьянова, если она жива, вряд ли станет платить деньги за то, чтобы удовлетворять мое любопытство, а если мертва, то тем более не заплатит. Костя полистал какую-то тетрадку, а затем выдал адрес.
— Улица Николаевская, дом 15, квартира 56. Это где-то здесь рядом, но где точно, сказать не могу.
— И на том спасибо, — я развернулся и быстро зашагал прочь.
Выведя на экран мобильного телефона карту города, я отыскал нужный дом. Он действительно находился неподалеку. Можно было пройти пешком, однако я сел в автомобиль и вскоре подогнал его к девятиэтажке с цифрой 15 на торце. Припарковав машину у трансформаторной будки, двинулся вдоль дома. Прикольные здесь жильцы живут — кто-то довольно интересно палисадники оформил. То тут, то там среди цветов торчали мухоморы, ножка которых была из пенопласта, а шляпка из старых мисок, разрисованных под мухоморы, белые грибы, подосиновики, кое-где бабочки, божьи коровки, паучки.
Отыскал подъезд, в котором располагалась нужная мне квартира, дождался, когда кто-нибудь выйдет из него, открыв кодовый замок, и проскочил внутрь. Поднявшись в лифте на пятый этаж, встал у двери с номером 56 и с замирающим сердцем надавил на кнопку звонка. В квартире стояла гробовая тишина. Я взялся за ручку двери, толкнул вперед, опасаясь, что дверь откроется точно так же, как и у Вики в квартире. Однако она была закрыта. Я снова позвонил. Никакого результата. Тогда я надавил на кнопку звонка и держал так, не отпуская его, подумывая уже о том, чтобы позвонить в полицию и вызвать спасателей, которые взломали бы замок, где наверняка на полу или на диване лежит труп Кати Аверьяновой. И вот в тот момент, когда я, отпустив кнопку звонка, решил повернуться и уйти, чтобы решить, что же все-таки делать и к кому обратиться за помощью, как вдруг в замке повернулся ключ и дверь приоткрылась. На пороге в коротком домашнем халате стояла Катя. Лицо у нее помятое, волосы растрепаны… Весь вид у нее был таким, словно Катя только что поднялась со смертного одра. Хоть у меня и отлегло от сердца, но тревога не проходила.
— Что случилось, Кэти? — воскликнул я, делая шаг навстречу к молодой женщине.
Она никак не отреагировала, продолжала стоять, будто каменное изваяние, продолжая смотреть на меня и не видя.
— Ничего, — глухо сказала она.
— А почему ты на телефонные звонки не отвечаешь? — произнес я, не скрывая своего возмущения по поводу того, что мне пришлось так переполошиться из-за нежелания Кати отвечать на звонки.
— Я просто не слышала, — поведя плечом, сказала она каким-то механическим голосом. — Телефон на кухне…
Я чувствовал себя дураком, стоя на пороге квартиры Кати, которая не предлагала мне ни уйти, ни войти в дом.
— Может быть, пригласишь в квартиру? — наконец, набравшись смелости, сказал я.
Она несколько мгновений думала, потом произнесла:
— У меня не убрано.
— Так я же к тебе не в гости, — нервное напряжение уже спало, взял себя в руки и усмехнулся, чтобы дать понять молодой женщине, что пришел к ней не шуры-муры разводить, а с добрыми намерениями, проговорил: — Я по делу. Возникли кое-какие обстоятельства, о которых не мешало бы поговорить.
— Хорошо, проходи! — точно с таким же безучастным выражением лица и бесцветным голосом согласилась впустить меня в дом Катя.
Она открыла дверь шире, отступила в сторону и пошатнулась. Я только сейчас понял, что молодая женщина пьяна. Я вошел в квартиру, прикрыл за собой двери и понял, что не обманулся: в комнате стоял запах спиртного, от самой Кати пахло перегаром. Дамочка, по всей видимости, была подвержена депрессии, в которую впала и теперь то ли пыталась выйти из нее, то ли усугубляла с помощью алкоголя. Сделал вид, будто ничего не замечаю.
— Куда пойдем?
— За мной, — предложила Катя и нетвердой походкой пошла впереди, покачивая бедрами.
С тылу молодая женщина в коротеньком бежевом халате босиком смотрелась весьма соблазнительно. Я искренне пожалел, что она дала мне отставку, а так с удовольствием присоединился бы к ней, устроил бы попойку, которая закончилась бы жарким сексом, возможно, не только в постели. Я двинулся следом за Аверьяновой.
Квартира была оформлена в современном стиле. В некогда, по-видимому, двухкомнатной квартире снесли все перегородки, сделав одно большое помещение, разделенное на жилые зоны. Здесь стояла и двуспальная кровать, и гостиный гарнитур, и обеденный стол и кухонная мебель, в общем — зал, спальня, кухня, все в одном флаконе. Хорошо, хоть унитаз с ванной не додумались поставить посреди комнаты. Хотя, говорят, бывают и такие студии. Нет, унитаз отдельно, конечно, а вот ванна может и посреди комнаты находиться. Не могу сказать, что было не прибрано, валялись кое-какие вещи, но так все пристойно, за исключением стоявшей на журнальном столике бутылки красного вина и пустого стакана рядом с ней. Это, собственно говоря, и было непристойным, потому что употребление горячительных напитков в одиночку, тем более женщиной — прямой путь к алкоголизму. Надеюсь, Катя достаточно умна, чтобы не опуститься до подобного.
— Празднуешь что-то? — кивнув на бутылку и стакан на столе, где кроме них стояла еще коробка с дорогими конфетами, спросил я с притворным оживлением, пытаясь реанимировать хоть как-то наш угасший разговор.
— Да нет, — вяло ответила Аверьянова. — Просто грустно стало. Хочешь выпить? — ради приличия спросила молодая женщина, зная, что я наверняка откажусь, и села в большое кресло, рядом с журнальным столиком.
Плюхнувшись на диван, положил рядом с собой сумку.
— Я за рулем. Спасибо тебе большое, Катя, за то, что сообщила на работу о моем задержании.
— Да ладно, чего уж там, — молодая женщина потянулась к столику, нетвердой рукою взяла бутылку и вылила остатки вина в стакан. Взяв его, повертела в руках, словно раздумывая, пить или не пить. Но все же сделала глоток. После чего повернула ко мне голову. — В полиции все обошлось? — Впервые в ее глазах появились проблески интереса.
— О да, все в порядке, меня досрочно освободили, — хохотнул я слишком громко и радостно, чтобы это могло сойти за искреннее проявление веселья. — И все благодаря тебе, Катя.
Я, конечно, преувеличивал заслугу Аверьяновой в моем освобождении, но хотелось хоть как-то растормошить молодую женщину. Однако тщеславие сегодня было Кате чуждо, и она никак не отреагировала на похвалу. Беспокойство за Катю уже прошло, она жива, я вновь обретал душевное равновесие и даже, наоборот, возбуждение, так как вновь почувствовал азарт охотника, идущего по следу дичи. Хотя, кто знает, может быть, в деле расследования убийства фотографа дичью как раз-таки являюсь я.
— Вот что, Катя, — произнес я, испытывая душевный подъем, и полез в свою сумку, откуда вытащил распечатанные Димой фотографии Ястребова и кавказца. — Я тут кое-что узнал! — оставив сумку на диване, подошел к молодой женщине и, сдвинув в сторону бутылку и коробку конфет, разложил на столе перед Катей фотографии. — Узнал, кем является один из этих мужчин. Вот этот. — Я постучал пальцем по изображенной на фотографии физиономии бородатого мужика. — Это кандидат в мэры Ястребов Вячеслав Дмитриевич, и мне кажется, что он если не имеет прямого отношения к убийству твоего супруга, то наверняка знает, кто его совершил.
Тут наконец-то молодая женщина оживилась, заговорила так, будто вышла из замороженного состояния, бойко, возбужденно, но совсем не о том, на что я рассчитывал.
— Вот что, Игорь! — она отставила в сторону стакан с так и не допитым вином. — Я решила прекратить разыскивать убийцу мужа.
Я был так удивлен, что застыл в полусогнутом состоянии рядом с Катей над фотографиями.
— Почему? — только и сумел выдавить я.
— Потому, — уклонилась она от ответа. — Так нужно.
— Но в чем дело, Кэт? — не отставал я. — Расследование только-только сдвинулось с мертвой точки, и ты вдруг устраиваешь такой облом. Что случилось?
Я попытался заглянуть молодой женщине в глаза, но она отвела взгляд.
— Ничего.
— Но должна же быть какая-то объективная причина отказа от возможности узнать, кто убил твоего супруга. — Я силился говорить внушительно, чтобы хозяйка квартиры осознала всю важность затеянного ею же самою дела.
— Не хочу, и все! — отрезала Аверьянова.
— Но ты не можешь так со мной поступить! — воскликнул я, уже не скрывая, что злюсь. — Я что тебе, прислуга, что ли? Захотела — наняла, захотела — уволила! Захотела — переспала, захотела — выгнала! Ты не можешь расстаться со мной, не объяснив причины.
На лице молодой женщины отражалась внутренняя борьба, она хмурилась, жевала губами, потом наконец решилась.
— Ну, хорошо, — сказала она, тряхнув головой, и взглянула мне в глаза. — Вчера вечером мне позвонили на мобильник и сказали, что если я не прекращу расследовать убийство моего мужа, со мной случится то же самое, что и с ним.
— Та-ак! — озадаченно проговорил я и сложил на груди руки, встав в монументальную позу. — И кто?
Катя фыркнула:
— Если бы я знала. Мужчина какой-то звонил.
— Еще что сказал?
Аверьянова передернула плечами.
— Больше ничего.
— Поэтому ты и спряталась в своем доме и, чтобы заглушить страх, стала напиваться? — задал я риторический вопрос. Но, конечно же, я ни в чем не мог обвинять молодую женщину. Она испугалась за свою жизнь, и это было естественно. Только вот интересно, когда она решила разыскать убийцу своего мужа, она разве не догадывалась, что поиски будут сопряжены с опасностью?
— Да, хочу жить, я еще молодая! — воскликнула Катя, неожиданно распаляясь. — Я не желаю, как мой супруг или Вика, лежать с проколотой шеей на полу. В общем, так, — произнесла она решительно и ребром ладони рубанула воздух. — Знать не хочу никаких кандидатов в мэры, ни полицейских, которые нападают по ночам, а потом арестовывают, ни тебя! Те деньги, что я тебе дала, оставь себе, и мы с тобой в расчете.
А вот этого ей не следовало говорить. Ее слова почему-то очень больно задели меня за живое. Я молча собрал лежавшие на столе фотографии, подошел к дивану, засунул их в сумку, потом достал из нее десять тысяч, вернулся к Кате и бросил деньги на стол.
— Спасибо, Кэт, — проговорил я с достоинством знающего себе цену человека. — Но ты сполна расплатилась со мной вчерашней ночью. А эти деньги уже лишние.
По-видимому, во мне говорила накопившаяся обида, вызванная нежеланием Кати продолжать со мной интимные отношения, а теперь вот отказом от ведения расследования убийства ее мужа, и эта обида вылилась в такой вот демарш.
Но как бы то ни было, я показал, что у меня есть честь, достоинство, а деньги… бог с ними, еще заработаю. И не такие уж они большие, чтобы трястись за них.
Катя, молча следившая за моими действиями, выслушала мои слова с каменным выражением лица. Я не стал дожидаться, что она скажет в ответ, развернулся и двинулся к выходу, прихватив по дороге с дивана свою сумку. С хозяйкой дома даже не попрощался…
Глава 13
Штаб по выборам мэра
Выйдя от Аверьяновой, я сел в свою машину и отправился домой, чтобы пообедать, а заодно покопаться в Интернете. Можно было, конечно, влезть во Всемирную паутину и через мобильный телефон, но не люблю я лазать по сайтам, когда текст, фотографии и видеоматериалы на них подаются в микроскопическом виде. Да и тормозит частенько этот мобильный Интернет.
По пути заскочил в магазин и прикупил сосисок. Машину в гараж решил не ставить, потому что, возможно, она мне сегодня еще потребуется, а потому уже через пару минут припарковался рядом с домом. Поднявшись в квартиру, развернул бурную деятельность. В одной кастрюле поставил вариться сосиски, в другой — гарнир к ним, макароны. Здесь же, в кухне, включил ноутбук. Пока готовился на скорую руку обед, влез в Интернет. Несмотря на то что Аверьянова отказалась финансировать дальнейшее расследование, решил его не прекращать — альтруист. Это во-первых, а во-вторых, назло подполковнику Стрельцову хотелось все-таки докопаться до истины. В-третьих, уж очень мне интересно узнать, что таят в себе фотографии Ястребова и неизвестного, раз из-за этих снимков убили фотографа и Леоневскую, хотя из-за них ли — еще вопрос. Может быть, Вику убили из-за эротических фотографий. Вдруг этот Ястребов ее папик, узнал, что его любовница спуталась с Арсением Аверьяновым, нашел эти фотографии, убил из ревности Арсения, а потом и Вику. Хотя глупости все это — почему убил не сразу обоих, а с перерывом в месяц? Да и не станет кандидат в мэры опускаться до убийства какой-то девицы. Он-то не станет, а вот нанять кого-то может. Но как бы там ни было, узнать тайну фотографий требовалось в первую очередь.
Я ввел в поисковик запрос на Ястребова Вячеслава Дмитриевича и, когда он выдал мне перечень сайтов, на которых упоминалось о нем, открыл парочку из них и принялся изучать информацию о кандидате в мэры. Та-ак, депутат Государственной думы, это понятно, куда ж нынче в верхах без депутатства-то? По образованию юрист, женат, двое детей, уже довольно взрослых. Заместитель руководителя партии «Новый путь», которая, собственно, выдвинула Ястребова на выборах в мэры. Та-ак, партия представлена в Думе десятью процентами голосов. Из пятнадцати человек, выдвинувших кандидатуры на пост градоначальника, и после проведения первого тура оказался на втором месте после реального кандидата на пост мэра самовыдвиженца Анатолия Вольского. Та-ак, штаб по выборам Ястребова находится на улице Большой Вал, дом 12а.
Отлично! Этих сведений пока хватит для задуманного мною. Я вытащил из кастрюльки сосиски, очистил их от целлофана, потом откинул на дуршлаг макароны, положил на тарелку вместе с сосисками и кусочком сливочного масла и принялся за дело, время от времени макая сосиски то в горчицу, то в кетчуп. Божественная пища холостяков, если, конечно, ее не каждый день употреблять.
После обеда, запустив посудомойку, в которой скопилось уже прилично посуды, я, прихватив сумку, вышел на улицу, сел в машину и тронулся в путь.
Из-за пробок до улицы Большой Вал пришлось добираться часа полтора. Хотя езды чистого времени минут пятнадцать. В половине четвертого я ехал по широкой улице, высматривая дом 12а. Здание оказалось административным, расположенным возле метро. Припарковаться где-нибудь поблизости не представлялось возможным, я свернул на боковую улочку и, проехав метров двести, оставил машину в каком-то дворе. Повесив на плечо сумку, двинулся в обратном направлении, перешел по подземному переходу, в котором имелся вход в метро на другую сторону Большого Вала, и поднялся на поверхность неподалеку от административного здания. В нем располагалась Управа района и еще ряд государственных и общественных организаций, но о штабе партии «Новый путь» нигде никаких указателей не просматривалось. Я подошел к сидевшему в холле охраннику, и он мне объяснил, что штаб по выборам Ястребова находится с обратной стороны здания. Поблагодарив охранника, вышел из холла. Здание находилось на склоне возвышенности, и, чтобы обойти его, пришлось подниматься по круто идущим вверх ступенькам.
Действительно, с обратной стороны дома было крылечко из четырех ступенек и табличка, указывающая, что именно здесь и обосновались партия «Новый путь» и штаб на время выборов. Я поднялся по ступенькам и вошел в здание. И здесь без охраны не обошлось. У входа за столом сидел средних лет мужчина угрюмого вида. На нем была темно-синяя, почти черная форма, восьмигранная кепка, похожая на большую шляпку болта, на поясе резиновая дубинка. Понятно, демократизатор, партия-то демократическая, а дубинка, видать, символ ее.
— Вы к кому? — с таким хмурым видом спросил мужчина, словно поставил перед собой цель отбить всякую охоту входить в штаб по выборам в мэры.
— Я по делу к Вячеславу Дмитриевичу Ястребову, — заявил я.
— Пожалуйста, проходите, только покажите ваши документы, я запишу, — снизошел до приглашения в штаб охранник.
«Этого только не хватало», — подумал я с тоской. — Хватит всем и всякому называть свои подлинные имя, фамилию и уж тем более показывать документы. Был уже случай в морге — назвался медсестре-мымре, на том и погорел. Я открыл сумку, для вида поковырялся в ней, потом с озабоченным видом сказал:
— Нет паспорта, на работе оставил.
— Тогда права, — неприветливо проговорил охранник.
— Нет у меня прав, я с личным шофером приехал, — соврал я, не моргнув глазом.
Охранник с сомнением посмотрел на меня. Оценивая, тяну ли я на важную персону, которую развозит по городу личный водитель. По-видимому, решил, что нет, и его мясистые губы на крестьянском лице чуть скривились в презрительной усмешке.
— Ну, не личный, — поправился я, тоже, поняв, что моя одежда и обувь — джинсы, футболка, мокасины, сумка через плечо — никак не вяжутся с обликом крупного бизнесмена (те солиднее одеваются), который может себе позволить иметь персонального водителя. — Я на служебной машине приехал. От Избиркома. Мне на пару минут нужно подняться к Вячеславу Дмитриевичу, уточнить количество наблюдателей по избирательному участку, — набравшись смелости, понес я ахинею, однако уверенным тоном человека, привыкшего чуть свысока обходиться с людьми, стоящими немного ниже на социальной лестнице.
Охранник заколебался, однако инструкции требовали записывать в журнал данные посетителей, и он с долей неуверенности проговорил:
— Не положено.
— Хорошо, — произнес я тихо и спокойно, но в этом спокойствии таилась угроза. — Я поеду назад и в случае чего скажу, что меня не пустил в штаб охранник. Но учти! — я сурово глянул на угрюмого мужика. — Если кампания твоего шефа по выборам в мэры провалится, в этом будешь виноват только ты. Причем потеряешь свое место работы первым.
Я, конечно, порол чушь, надеясь, что охранник не очень-то разбирается во всех тонкостях ведения предвыборной борьбы и процедурах избрания мэра. Произнеся эти слова, повернулся и решительно двинулся к выходу.
— Ладно, — неожиданно и торопливо бросил мне в спину охранник. — Проходите. Только скажите, как вас зовут? Я без документов впишу вас в книгу регистрации посетителей.
Иес! Наша взяла! Я развернулся и, скрывая радость, двинулся мимо стола охранника к лестнице, ведущей на второй этаж. Хотелось пошутить и назвать фамилию Вольского или Черникова — главных соперников Ястребова, но решил, что это будет перебор.
— Владимир Николаевич я, Решетников, — назвал первую пришедшую в голову фамилию и имя.
Затем быстро подошел к лестнице и стал подниматься на второй этаж, где и располагался штаб по выборам мэра, это я знал точно, потому что на первом этаже он находиться не мог, там были глухие стены, а на третий этаж лестница вообще отсутствовала. Сообщения с остальной частью здания здесь не было. Штаб Ястребова имел обособленные помещения.
По мере того как я, миновав один лестничный пролет, стал подниматься по второму, моему взору стали открываться сначала межэтажные двери, затем часть коридора и дверь на другой стороне его, потом рыжеволосая девичья макушка, затем довольно-таки миловидное, хоть и конопатое, лицо самой девицы, ее узкие плечи, небольшая, обтянутая майкой на бретельках грудь, худенькие руки, большой письменный стол, на котором лежал ворох бумаг, лотки опять-таки с бумагами, монитор компьютера и клавиатура. Девица с серьезным лицом бросала взгляд то на монитор, то на клавиатуру, то чуть в сторону от нее на стол, где, очевидно, лежал документ, с которого она набирала какой-то текст.
Когда девица заметила меня, я уже почти поднялся на лестничную площадку, улыбаясь при этом во всю ширь лица — обаяние при встрече с незнакомыми людьми, особенно женщинами, прежде всего. С обаятельным мужчиной всегда приятнее общаться, чем с букой, я это давно усвоил и прилагал все усилия, чтобы расположить к себе нужную особу женского пола, в данном случае, как я понял, секретаршу, сидевшую в приемной своего шефа. Странноватое ей, правда, место выбрали — прямо напротив лестницы, на всеобщем обозрении…
Моя улыбка вызвала у девушки ответную, только не такую широкую, как у меня, а более скромную, едва наметившуюся, загадочно притаившуюся в уголках губ, ну, прямо как… как… ну, прямо как у Моны Лизы, если бы она была худой, рыжей и конопатой.
— Здравствуйте! Что вы хотели? — доброжелательно проговорила девица, оставив в покое свой компьютер.
О, действует обаяние-то! Обычно так приветливо встречают продавщицы в бутиках, менеджеры в туристических агентствах, операторы в банках — словом, там, где вам хотят продать что-либо или дать под большой процент деньги. Здесь же ни о какой продаже или деньгах речи вообще не могло быть, и вдруг такое радушие.
— Здравствуйте! — я уже вошел в коридор, остановился возле двери секретаря, мельком глянул на дверь ее шефа, на которой было написано «Феклистов В.А.». Нет, мне не сюда.
— Мне нужен кандидат в мэры Ястребов Вячеслав Дмитриевич, — произнес я, переключая диапазон улыбки с широкой на среднюю. — Как к нему пройти?
Рыжая, конопатая и худая Джоконда, наоборот, прибавила к своей загадочной улыбке яркости и контрастности…
— По какому вопросу?
— Я из Центризбиркома, — выдал я повторно ложь, надеясь, что и здесь она «прокатит». — Мне нужно с ним решить кое-какие организационные вопросы по выборам. Как его найти?
— Прямо по коридору, предпоследняя дверь направо.
— Благодарю! — Я был сама галантность. Мне бы еще трость, канотье и цветок, который мог бы положить на стол секретарше, и я был бы вылитым дамским угодником из какого-нибудь бродвейского мюзикла середины прошлого века.
С достоинством поклонился и степенно пошел по коридору в указанном девушкой направлении.
С одной стороны, обаяние — вещь хорошая: помогает добиться от окружающих нужного, а с другой — при таком явном старании понравиться девушке, она наверняка превосходно меня запомнила и, в случае чего, может подробно описать. А проскользнул бы серой мышкой, не запомнила бы. Так что не знаешь, где найдешь, где потеряешь.
Коридор был нешироким, немногим больше полутора метров, с двумя рядами дверей по обе стороны от него. Я дошел почти до конца коридора и остановился у предпоследней двери справа, где была табличка «Ястребов В.Д.». Пару раз стукнув, решительно открыл дверь — я же из Центральной избирательной комиссии прибыл.
Боже мой! Казалось, время остановилось в этом кабинете со времен застоя. Та же совдеповская мебель, совдеповский ремонт — побеленные обычной известкой или мелом потолки, окаменевший от старости линолеум, кое-где проломившийся в выбоинах бетона. Что это? Демонстрация бедности? Мол, наша партия такая же небогатая, как народ, близка к народу, живет, как народ, и за него радеет… Или же это временное пристанище ядра партии «Новый путь», снявшей на короткий срок под штаб давно не ремонтируемую площадь административного здания? Но не будем ломать голову пустопорожними размышлениями, обратим взор к присутствующим в кабинете. А в нем кроме сидевшего за столом знакомого мне по фотографиям Ястребова находились еще трое человек, и они вместе рассматривали лежащую на столе какую-то карту. Один мужчина был высоким, худым, с усами, с седыми волосами, стриженный под ежика. Второй — пузатый, с приплюснутой физиономией мужичок с обширной лысиной. Третий — крепкий мужчина с квадратным подбородком, выдающимися скулами и соломенными волосами. Одеты по-деловому… Все четверо уставились на меня.
— Добрый день, господа! — проговорил я, входя в кабинет и прикрывая за собой двери.
— Товарищи, — баском поправил меня длинный.
— Здравствуйте, товарищи! — без лишних слов, с воодушевлением, будто главнокомандующий на параде, объезжающий на автомобиле стройные ряды представителей различных войск, поздоровался я во второй раз.
— Здравствуйте! — вразнобой ответили длинный, пузатый и Ястребов, и только один, с квадратной челюстью, бодро отчеканил:
— Здравия желаю! — очевидно, бывший военный, у которого еще остался со времен службы рефлекс отвечать на приветствие по уставу.
— Я из Центризбиркома! — не выходя из своего амплуа уполномоченного неизвестно по каким вопросам ЦИК, которое я взял, войдя в это здание.
Стоявший у стола худой мужик частично загораживал обзор Ястребову, и он, вытянув руку, отодвинул его от стола.
— От Ивана Алексеевича? — чему-то радуясь, спросил кандидат в мэры.
— От него самого, — солидным тоном находящегося под покровительством какого-то, по всей видимости, большого человека подтвердил я.
— О, здравствуйте, здравствуйте! — загалдели все четверо с просветлевшими вдруг лицами.
Ястребов привстал.
— Проходите, проходите, по какому поводу к нам, э-ээ… — он замолчал, дожидаясь, когда я назовусь.
— Владимир Николаевич Решетников! — назвал я те же имя и фамилию, что и внизу охраннику.
— …Владимир Николаевич, — закончил фразу Ястребов.
Я сделал вид, будто испытал неловкость, которую тут же преодолел, и с решимостью, свойственной людям, привыкшим повелевать, объявил:
— У меня конфиденциальный разговор к вам, Вячеслав Дмитриевич. Я отниму у вас всего лишь пару минут.
Троица, сгрудившаяся у стола, стала как-то нерешительно топтаться, переступать с ноги на ногу, вроде как и порываясь выйти и в то же время дожидаясь команды шефа.
— Извините, мужики, — попеременно взглянув на своих соратников, виновато произнес Ястребов, словно оправдываясь. — Но нам поговорить нужно.
Все трое развернулись и исчезли за дверью.
— Садитесь, Владимир Николаевич! — пригласил Ястребов и встал, протягивая мне руку для приветствия.
Я пожал его ладонь и сел напротив на шаткий стул.
— Я вас слушаю! — заявил кандидат в мэры и тоже опустился в свое старенькое кресло. Положил большие, с толстыми пальцами руки на стол, на лежавшую на нем карту города, которую до моего прихода разглядывал вместе со своими товарищами, где, как я понял, отмечены избирательные участки.
— Вячеслав Дмитриевич, — начал я самым что ни на есть миролюбивым тоном и достал из своей сумки фотографии, распечатанные Димой. — Иван Алексеевич прислал меня сюда, — продолжил я тоном дипломата, — с целью выяснить у вас кое-какие вопросы. В Избирком были присланы несколько ваших фотографий, на которых вы изображены с каким-то неизвестным человеком. Не можете ли вы пояснить, кто он, и нет ли в этих фотографиях ничего компрометирующего вас, чтобы не случилось во время выборов непредвиденных ситуаций, повлияющих на результаты голосования…
Сказав это, я с ловкостью шулера разложил перед кандидатом в мэры стопку фотографий и уставился на него. В реале претендующий на пост градоначальника человек не понравился мне еще больше. Были видны дефекты кожи на его лице, «отфотошопенные» на рекламных листовках, в частности, красные и синие прожилки на его клоунском носу, синюшная отечность на щеках, мешки под глазами; его жиденькие волосёнки.
Ястребов в течение нескольких секунд с так и застывшей на его ряшке полуулыбкой, с какой он начал слушать мою речь, смотрел на фотографии, а затем на его физиономии будто бы проступило его второе, истинное лицо… Оно стало жестким, холодным, взгляд острым, пронзительным, шея побагровела, а от него самого повеяло холодом.
— Откуда у вас эти фотографии? — произнес он каким-то замогильным голосом, от которого меня мороз продрал по коже.
И все же я еще пытался сохранить сложившиеся между нами при встрече доброжелательные отношения.
— Вы не ответили на мой вопрос, Вячеслав Дмитриевич, — голосом миротворца, пытающегося усмирить разгневанного представителя вражеской стороны, произнес я.
Однако кандидат в мэры пропустил мою реплику мимо ушей.
— Кто вы такой? — спросил он и вперил в меня полыхающий огнем взгляд. — Вы не из Центризбиркома, — проговорил он раздельно и потребовал: — Покажите-ка свои документы!
Так, кажется, приплыли.
— Вы напрасно себя так ведете! — возмутился я, тоже выходя из образа добродушного, пришедшего поговорить по душам с заочно знакомым другом своего шефа. — Иван Алексеевич будет очень недоволен.
— Ты мне зубы не заговаривай! — с нескрываемой угрозой проговорил Ястребов, переходя на «ты». — Документы, говорю, покажи!
Ну, что ж, добиться, с кем Ястребов изображен на фотографии, уже явно не получится, пытать такую крупную политическую фигуру в его же стане в окружении соратников тоже не удастся, пора сматываться.
— Хорошо, не хотите говорить, не надо! — я снова перешел на миролюбивый тон, быстро привстал и довольно ловко выдернул из руки кандидата в мэры стопку фотографий. — До свидания!
Ястребов с перекошенным от злобы лицом вскочил из-за стола, навалился на него животом и потянулся за мной, пытаясь вырвать фотографии, но я отпрянул. Затем развернулся и, засовывая на ходу в сумку фотографии, двинулся к двери.
— Стой, гад! — рявкнул Ястребов, с грохотом отодвинул кресло и, выскочив из-за стола, ринулся за мной.
В голове мелькнула мысль: «Сейчас этот кандидат в мэры выскочит за мной в коридор, поднимет крик, и тогда мне отсюда ни за что не вырваться». Следовало как-то задержать его в кабинете. В двери я заметил торчащий из замка ключ, остановился и, кожей ощутив приближение пылающего гневом Ястребова, резко развернулся и, шагнув навстречу противнику, показал ему «ягуара» — поднял вверх руки с растопыренными, будто когти хищника, пальцами, открыл во всю ширь рот и вытаращил глаза. При этом я издал звук, похожий одновременно на шипение змеи и утробное рычание зверя. Не ожидавший от меня такой эскапады, Ястребов, несмотря на свою комплекцию, довольно проворно отскочил от меня и в точности повторил все мои действия, тоже вытаращив глаза, открыв рот и выставив перед собой руки, только в отличие от меня не пугая, а пугаясь.
— Спокойно, дядя! — хриплым голосом проговорил я, сверкая глазами и скаля зубы, будто и в самом деле собирался укусить. — Еще один шаг — и я тебя порву!
Ястребов на несколько мгновений впал в ступор, а я, воспользовавшись заминкой, выдернул из замка ключ, выскочил за дверь и, вставив ключ с обратной стороны в замочную скважину, повернул его.
В коридоре было пусто, и я быстро двинулся по нему к лестнице. Секунду спустя за моей спиной раздался грохот в дверь и приглушенный дверным полотном из ДВП голос Ястребова:
— Задержите его! Немедленно задержите его! И вызовите полицию! Быстрее! Быстрее! Держите этого гада! Немедленно, немедленно!.. — истерил он, не скупясь произнося в мой адрес угрозы и ругательства. А затем стал бухать в дверь ногой.
«Пожалуй, так долго дверь не выдержит», — подумал я, однако грохот и крики стояли на весь этаж и из дверей начали выскакивать люди. В коридоре стало как-то многолюдно и шумно. Все смотрели в тот конец коридора, где грохотала дверь, некоторые даже двинулись туда, и теперь я, шедший против движения, невольно привлекал к себе взоры. Я замедлил шаг, повернулся и пошел потихонечку спиной вперед, будто сторонний человек, как и все недоумевающий по поводу поднявшегося шума.
— …Да выпустите же меня отсюда! — проревел Ястребов, и кто-то, находившийся поблизости в коридоре от его кабинета, наконец додумался повернуть в замке ключ. Дверь с грохотом распахнулась во всю ширь, ударившись о стенку, и из кабинета вылетел разъяренный кандидат в мэры. — Вот он!.. — проорал Ястребов и выставил в мою сторону руку…
Те стали оглядываться на меня, я тоже начал озираться, словно в поисках неизвестного, и быстрее зашагал задом наперед. На кого-то натолкнулся. Это был один из троицы, находившейся в кабинете Ястребова, когда я туда вошел, — мужик с брюшком, с приплюснутой физиономией и обширной лысиной. У соседней двери стоял длинный худой и с усами из той же троицы, а рядом крепкий мужик с соломенными волосами и квадратным подбородком. Пузатый попытался схватить меня, но я вырвался и двинулся дальше. Пузатый с крепышом шагнули ко мне навстречу, догадавшись, что я именно тот, на кого указал кандидат в мэры…
— Хватайте! Хватайте! И вызывайте полицию!!! Женя! Федя…
В конце коридора стояли два амбала одинаковой комплекции, в одинаковых черных брюках и голубых рубашках, но с разными физиономиями и цветом волос. Один брюнет с перебитым носом и небольшим шрамом чуть ниже глаза, другой — блондин с мощным подбородком, глубоко посаженными глазами… Ясно — секьюрити, видимо, из тех, кто охраняет особо важных лиц партии на каких-либо важных встречах, где им приходится защищать своих подопечных от возможной агрессивно настроенной толпы. Таким «ягуара» не покажешь, номер не пройдет. Дьявол, а я так хотел уйти тихо, мирно, без скандала. Не было времени даже для того, чтобы подумать по поводу возникшей у меня проблемы — я только успел перекинуть сумку через плечо, чтобы было удобнее драться, и ринулся вперед.
Оба секьюрити стояли рядом, загородив весь коридор. За ними мелькало лицо конопатой секретарши. Мужики считали, что я для них легкая добыча, стояли, насмешливо взирая на меня. Что ж, тем лучше, пусть до поры до времени думают, что я не подготовленный к дракам человек. Секьюрити, по-видимому, не рассчитывали со мной драться, они надеялись меня просто схватить, скрутить и представить пред ясные очи кандидата в мэры, который, не прекращая кричать, уже догонял меня.
Я побежал на стоящего слева блондина, и тот, чуть согнувшись, принял устойчивое положение и выставил перед собой руки. Он ждал, что я сейчас врежусь в него, однако в последний момент я затормозил, причем резко, и пробил правой в солнечное сплетение, вложив в удар всю имеющуюся у меня силу. У секьюрити враз пропало дыхание и возникло неодолимое желание, схватившись руками за живот, согнуться, что он и сделал. Предвидя подобную реакцию со стороны секьюрити, я резко подался вверх, моя макушка встретила на противоходе лицо блондина, смяв его рельефный нос, преодолела силу сопротивления, заставив голову секьюрити двигаться в обратном направлении… Потеряв от удара в нос ориентацию и утратив равновесие, опрокинулся на спину как сбитая кегля. Здорово я боднул этого громилу.
Второй секьюрити, брюнет, надо отдать ему должное, быстро сообразил, что просто так схватить меня не удастся и следует пускать в ход кулаки, резко с разворота левой выбросил кулак вперед, целясь мне в левую скулу. Я знал, что именно такой удар и последует, поэтому и напал первым на блондина, чтобы второму секьюрити пришлось бить с неудобной позиции и левой рукой, а потому отклонился резко назад — кулак просвистел мимо моего носа и с треском врезался в стену коридора. На счастье брюнета, стена была не капитальной, а из гипсокартона, иначе запросто сломал бы руку. А так его кулак проломил перегородку, но все равно секьюрити взвыл. Он еще не успел выдернуть руку из перегородки, как я со всего размаха врезал ему кулаком в скулу. Он шагнул вправо, зацепился за лежавшего на полу блондина, его повело вперед, он ударился правым плечом в стену и только тут сумел высвободить из дыры кулак.
Сейчас был не тот случай, чтобы драться с двумя секьюрити до победного конца, им могли на помощь прийти. Благо дело в коридоре толпа собралась приличная, а она бывает охочая до драки, когда есть возможность всем скопом побить одного, потому бежать отсюда надо, пока действительно не повязали и полицию не вызвали да кандидат в мэры не догнал. Он, кстати, был уже рядом, с растопыренными руками, налитыми кровью глазами и от ярости ни черта не соображал. Другие-то в коридоре смекнули, что, пока победа на моей стороне, в драку лучше не ввязываться. Они стояли, молча взирая на происходящее. Но не буду же я при всех, возможно, будущему мэру морду бить. В самом деле, потом посадят на годы долгие… Ястребов, нагнавший меня, попытался схватить, но я присел, крутанулся волчком и рванул дальше по коридору к двери. Руки Ястребова, не встретив преграды, обхватили воздух и сомкнулись с хлопком, ударившись друг о друга.
Мне оставалась какая-то пара метров до межэтажных дверей, выходивших на лестницу, когда блондин, преодолевший боль, восстановив дыхание после удара под дых, сумел, лежа на полу, ухватить меня за ногу. Моя лодыжка попала будто в стальной капкан. Можно представить, что в этом случае происходит. Я, как подрубленная шашкой лошадь, на всем скаку полетел грудью вперед. Поскольку нога была зажата в цепких пальцах блондина, у меня не было даже возможности сгруппироваться, я со всего маха растянулся на линолеуме, успев, правда, подстраховаться, разведя руки в стороны и хлопнув ими по полу. Удар я смягчил… Но тут Ястребов споткнулся о мою ногу в захвате руки блондина и упал на меня сверху. В нем было килограммов сто двадцать, не меньше. Счастье, что это «живой» вес. Была бы штанга, точно убила бы. Отчаянно ругаясь, кандидат в мэры попытался обхватить меня и прижать с силой к себе. Что я ему, баба, чтобы меня лапать? Тем более когда я на полу, да еще снизу! Я разорвал захват, затем лягнул приподнявшегося блондина каблуком в глаз, заставив его отпустить мою ногу, сбросил шевелящегося на мне и отчаянно ругавшегося кандидата в мэры, вскочил, рванул вперед, но тут меня нагнал очухавшийся второй секьюрити — брюнет с мощным подбородком и шрамом под глазом — и попал-таки мне сбоку чуть ниже виска. Поздравляю тебя, Игорек, давно у тебя на физиономии фингалов не было. Я уже был напротив межэтажных дверей и собирался повернуть на лестницу, когда меня настиг этот удар, а потому боком вылетел из коридора, успев заметить мелькнувшее испуганное лицо конопатой секретарши (эх, как я позорно перед ней сейчас выгляжу) и кубарем покатился по лестнице. Вот так вот иной раз спускают по лестнице разгневанные мужья любовников своих жен, которых застают в постели дражайшей половины.
К моей радости, ничего не сломав, я благополучно докатился до конца лестничного марша, вскочил и помчался по лестнице дальше вниз, перепрыгивая через пять ступеней. Сверху за мною кто-то мчался, а навстречу не очень решительно двигался с резиновой дубинкой наперевес охранник. Он, очевидно, слышал звуки происходившей на втором этаже драки, до поры до времени отсиживался на своем посту, а теперь вот решил вмешаться.
Ну, куда же тебя несет, дурень?! Я от кандидата в мэры ушел, от светловолосого секьюрити ушел, от темноволосого секьюрити ушел, а от тебя-то, чоповца слабосильного, и подавно уйду! Бить нерасторопного мужика не стал. Перехватил его руку с дубинкой, сделал полшага левой ногой назад, выставил правую ногу и резко дернул охранника на себя. В последний момент подтолкнув его с силой сзади в поясницу. Классическая передняя подножка. Охранник перелетел через мою ногу и рухнул на пол. Я выхватил из его рук дубинку. Меня нагонял брюнет. На его лице было зверское выражение. Я стоял очень спокойно и твердо на ногах, опустив руку с дубинкой вниз. Секьюрити, не видя с моей стороны проявления особой агрессии, подлетел ко мне, и в этот момент я, отклонившись в сторону, без замаха, но сильно ударил ему демократизатором в грудь, пересекая ее от плеча и до нижнего края ребра.
— Ха! — то ли выкрикнул, то ли выдохнул секьюрити и упал рядом с охранником, который и не думал дальше проявлять героизм, лежал молча, свернувшись калачиком.
Швырнув дубинку на пол, я подбежал к двери и выскочил на улицу. Вот она, свобода! В прошлый раз прелыми листьями, бензином пахла, в этот — только пряной осенью.
Направо в обход здания вела лестница, влево с другой его стороны опоясывал пандус для подъезда автомобилей. В ту сторону я и рванул что было мочи. Пока выскочат, пока определят, куда я побежал, успею выгадать некоторое время и удалиться от штаба по выборам мэра подальше. Обогнув здание, побежал через автостоянку, к переходу. Когда, достигнув его, оглянулся, за мной бежали оба секьюрити. Вот прицепились, гады! Я сбежал вниз по ступенькам в переход.
За машиной решил не идти: во-первых, вряд ли успею до нее добраться, завести и уехать, а во-вторых, если и успею, то секьюрити запомнят номер, а потом служба безопасности вычислит меня в два счета. А искать будут, дел-то я там у них в штабе наворотил не дай бог. А потому из подземного перехода я рванул в метро. Проездного у меня не было, поскольку езжу на машине, покупать билет нет времени, к окошечку стояла толпа, потому я, как только выскочил из стеклянных дверей, с разбегу перемахнул через турникет и, не обращая внимания на свист вахтерши, ринулся вниз по эскалатору. Когда достиг конца эскалатора, то глянул вверх — по ступенькам бежали секьюрити. Если они сейчас поднимут крик и на станции окажутся дежурные полицейские, я пропал. Однако охранники пока не кричали, а полицейских видно не было.
По правую сторону от платформы раздался исходящий из тоннеля звук, характерный для пребывания электропоезда. «Успею — не успею, успею — не успею», — гадал я, пока поезд останавливался, выходили пассажиры и заходили внутрь. Не успел сбежавший с эскалатора первым брюнет. Не успел и блондин. А я заскочил в электричку перед тем, как она тронулась, — ждал до последнего, боясь, что секьюрити нагонят меня и вырваться из их рук в замкнутом пространстве вагона будет сложнее, чем на платформе. Двери вагона захлопнулись, состав тронулся, а оба секьюрити заметались по платформе, физиономия блондина, как я успел заметить, была вся в крови из-за разбитого носа.
Я проехал всего лишь одну остановку, затем сел на троллейбус и вернулся наземным транспортом обратно. Еще не выходя из троллейбуса, осмотрел пространство у метро и перед зданием администрации, все было спокойно — ни полицейских, ни секьюрити. Покинул троллейбус, добрался наконец-то до своего автомобиля, сел в него и отправился домой.
Глава 14
Дома
Сразу же прошел в ванную комнату к большому зеркалу и оглядел свою физиономию. В автомобиле, в панорамном зеркале, этого как следует сделать не удалось… Здесь же были прекрасно видны масштабы ущерба, нанесенного мне темноволосым секьюрити со шрамом. К счастью, удар пришелся сбоку в скулу, потому синяк был небольшим, но глаз заплывал.
Я пошел на кухню, достал из морозилки лед, завернул его в целлофановый пакет и, обернув полотенцем, приложил к тому месту, куда был нанесен удар, чтобы уменьшить опухоль. Случайно провел рукой по волосам и почувствовал на них запекшуюся кровь. Неужели башку разбили? Ощупал голову, однако ран нигде не обнаружил. Хотя макушка и побаливала от столкновения с физиономией блондина-секьюрити, скорее всего это кровь из носа амбала… Придется опять идти мыться.
Я принял душ, переоделся в домашнюю одежду, потом сменил в целлофане лед и, по-прежнему прикладывая его к скуле, вернулся в зал. Прихватив ноутбук, устроился с ним на диване. Поход мой к кандидату в мэры с целью выяснить, с кем он изображен на фотографии, провалился. Но теперь я точно знал, что для Ястребова эти снимки очень важны и он не хотел бы, чтобы они попали в чужие руки, а следовательно, я прав — именно эти фотографии и являются мотивом убийства сначала фотографа Арсения, а затем его любовницы Вики. Но поскольку я понятия не имел, какую ценность представляют эти снимки для возможного нашего будущего градоначальника и кто изображен с ним на них, решил еще раз внимательно посмотреть скачанные с компьютера Вики фотографии.
Однако сделать этого не удалось. Едва я включил комп, как раздался звонок в дверь. Переставив ноутбук на журнальный столик и придерживая у скулы лед, завернутый в полотенце, я направился к двери. Посмотрев в глазок, ахнул — только этого мне не хватало. На пороге стоял подполковник Стрельцов. Он был в форме и с папкой в руках. Неужели слава о моей драке в штабе Ястребова уже докатилась и до него? Над вопросом открыть или не открыть я размышлял всего лишь мгновение. Конечно, следовало открыть. Не прятаться же от подполковника, все равно отыщет — не сегодня-завтра, так в понедельник, и тогда будет еще хуже. У меня же подписка о невыезде, обвинят еще в том, что покидал пределы города, да еще на длительное время. Зачем мне лишние проблемы? Открыл дверь и гаркнул:
— Здравия желаю, товарищ подполковник! — и протянул через дверной проем обе руки. — Находящийся под домашним арестом Игорь Гладышев! Статья Уголовного кодекса Российской Федерации триста восемнадцать — нанесение тяжких телесных повреждений двум полицейским и доктору из морга. Можете надевать наручники, готов отбыть по этапу на зону.
— Здравствуй, Гладышев! — вяло поприветствовал меня Стрельцов, ничуть не удивившись моей выходке. Вот уж воистину не имеющий абсолютно никаких чувств и эмоций человек. — Я в гости пришел.
— Что же вы не позвонили предварительно? — Я убрал руки из дверного проема. Ту, в которой держал полотенце со льдом, вновь приложил к глазу. — Я бы стол накрыл, музыкантов пригласил, стриптизерш. Оторвались бы, повеселились.
— Не юродствуй, Гладышев! — по-прежнему с каменным выражением лица проговорил подполковник. — В дом-то впустишь?
Не хотелось мне приглашать в квартиру подполковника, но не захлопывать же перед его носом дверь. Хоть и сволочь он порядочная, но человек в форме, а ее, меня еще в армии учили, уважать надо. Отступил в сторону и открыл шире дверь. Подполковник, не разуваясь, прошел в комнату и окинул ее беглым взглядом.
— Неплохо живут нынче тренеры Детских юношеских спортивных школ! — произнес он хоть и бесцветным голосом, но в словах явно таилась насмешка.
— У тех, у кого голова на плечах, всегда неплохо жили, — парировал я, закрывая двери и проходя в зал следом за непрошеным гостем.
Не знаю, с чего он взял, что я хорошо живу? Ну, ремонт неплохой, мебель новая, бытовая техника, но так и он не хуже меня наверняка живет. Впрочем, могу даже поспорить, что лучше. Но Стрельцов дальше развивать тему моего благосостояния не стал.
— Присяду с твоего позволения, Игорь Степанович, — произнес подполковник и, не дожидаясь моего согласия, прошел к креслу, сел в него и положил на колени папку.
— Стряслось что? — поинтересовался я осторожно, все еще не зная, для чего пожаловал подполковник: по поводу недавней драки в штабе партии «Новый путь» или по другому поводу.
Подполковник проигнорировал мой вопрос и ткнул пальцем в синяк.
— Все развлекаешься, Гладышев?
Фингал он заметил давно, но вот счел возможным обратить на него внимание только сейчас. Ну, что можно сказать… профессионал. Это я без иронии говорю. Я бы, например, не смог вот так вот, увидев что-то необычное, не обратить на него внимание собеседника, а потом, когда собеседник расслабится, неожиданно задать ему вопрос, застав врасплох.
— Э-э… — пробормотал я в секундном замешательстве, но быстро нашелся: — Это я так торопился вам дверь открыть, что налетел на дверной косяк.
Честно говоря, боялся, что Стрельцов сейчас скажет: «А не на кулак ли ты, часом, парень, налетел одного очень крупного мужчины-брюнета, который работает секьюрити?» Но подполковник лишь чуть приподнял уголки губ, что, видимо, являлось у него широкой улыбкой.
— Я-асно, — проговорил он, чуть растянув первый слог, и я понял, что Стрельцов таким образом выражает иронию. — Ты садись, садись, Гладышев, поговорим с тобой, — подполковник кивнул в сторону дивана.
«Дожил, Игорек, менты в моем же доме приглашают меня присесть на мой же диван».
— Благодарю, — произнес я, стараясь ничем не выдать своего так и норовившего проявиться сарказма, чтобы лишний раз не злить Стрельцова, прошел к дивану и сел.
— Что же ты, Гладышев, творишь-то? — спросил подполковник, глядя на меня своими маленькими светлыми глазами. — Мы с тобой договорились, что ты не будешь лезть в дело фотографа, а до меня доходят слухи, будто продолжаешь расследование…
Щека замерзла, и я отнял от нее завернутый в полотенце лед.
— А мы с вами ни о чем не договаривались, вы просто советовали мне не влезать в это дело…
— Значит, не внемлешь моим словам… — констатировал подполковник и «посмертная» маска на его лице, выражая недовольство, шевельнулась. — А я ведь обещал посадить тебя, Гладышев, и посажу! — его глаза сузились и стали ледяными.
Мне стало не по себе — и чего с огнем играю? А ведь этот полицейский действительно может испортить мне жизнь. Я свел разговор к шутке:
— Вы так не поступите, товарищ подполковник. Вы же нормальный мужик!
— Я так не поступлю?! — брови подполковника приподнялись, а голос пошел по восходящей, и эти действия были самым сильным проявлением чувств Стрельцовым за все время вынужденного знакомства с ним.
Я подумал, что он сейчас воскликнет: «Это я-то нормальный мужик?!», но Стрельцов произнес:
— Ты меня плохо знаешь, Гладышев! Посажу, причем без зазрения совести и на долгий срок. И никакие покровители тебе не помогут. Кстати, кто там за тебя заступился в нашем ведомстве в верхах?
«Что же он вокруг да около ходит? — подумал я недовольно. — Когда к главной теме перейдет?» Вслух же сказал уклончиво:
— Да так, дядя там у меня работает.
Подполковник не стал настаивать, выясняя, кто именно, понял, что не скажу, и наконец-то перешел к основной цели своего визита:
— Помнится, ты говорил, что в тот день, когда подрался с полицейскими Лялиным и Наконечным, оказался в тех краях, потому что тебе нужно было повидать одного своего приятеля, — подполковник замолчал, ожидая моего ответа.
Я растерялся, потому что был совсем не готов к этой теме разговора. Думал, речь пойдет о драке, затеянной мной в штабе по выборам кандидата в мэры Ястребова, а не о событиях двухдневной давности.
Читать бесплатно другие книги:
