Странный приятель Чекрыгин Егор
— Э-э-э… А можно с тобой? — внезапно даже для самого себя спросил Ренки, вдруг вспомнив ощущение бумажных страниц под своими пальцами и запах старых выцветающих чернил.
— Давай… — ответил Готор, и Ренки на секунду показалось, что согласился приятель только для того, чтобы не обижать товарища.
— Ух ты! Готор, смотри! «Трактат о новейшей тактике тяжеловооруженных дюжин», — восхищался Ренки. — Этой книге, наверное, уже больше полутора тысяч лет, а то и все две. Нет, я имею в виду не именно этот экземпляр, но вообще. Между прочим, эта книга — легенда! А вот «Мемуары генерала Вииртаага о Рааконской кампании», отец рассказывал мне, что эта книга есть квинтэссенция военной мудрости! А тут, глянь, «Мысли герцога Одииша о развитии пушечной войны». Он тут фантазирует, что пушки будут делаться огромного размера и их будет невозможно сдвинуть с места, но и стрелять они будут так далеко, что из столицы одного государства можно будет обстреливать столицу другого, после чего наступит всеобщий мир, ибо ни один правитель не осмелиться подвергать подобному риску своих подданных. Ты думаешь, в этом есть какой-то смысл?
— Хм… Может быть… — ответил Готор таким тоном, что Ренки сразу понял: его восторженные вопли фактически пролетели мимо ушей приятеля.
— А сам-то ты чего изучаешь? — поинтересовался он, видя, что Готор с головой ушел в кипу каких-то книг и даже делает некоторые выписки.
— Историю Старой Империи, — ответил Готор. — Ее возникновение и развитие. И в частности, язык, на котором они тогда говорили.
— И чем же тебя заинтересовала такая ветхая древность? — удивился Ренки.
— Да так… — рассеянно пробормотал Готор, кажется лишь краем уха улавливая звуки, которые издавал его приятель. — Можно сказать, охочусь тут на кое-кого. Очень, знаешь ли, интересный исторический персонаж!
— И кто это? — Ренки был воистину заинтригован. — Настолько сосредоточенным он видел Готора только однажды, когда тот готовил запалы для подрыва бочек с порохом.
— Да был тут у вас такой — Манаун’дак… Кажется, это правильное произношение?
— Хм… Кто-кто? — спросил Ренки, почти уверенный, что ослышался.
— Манаун’дак… Или Ман’анаун’дак… Не уверен в правильном произношении.
— Гы-гы, — откровенно заржал Ренки, беспардонно оскверняя тишину библиотеки. — Ну ты даешь! Ты бы еще на драконов охотиться начал!
— А в чем дело? — вопросительно поднял бровь Готор, отрываясь от книг.
— Да ведь это же сказочный персонаж! — самодовольно заявил Ренки, стараясь не упустить момент, когда наконец-то можно уесть друга, продемонстрировавшего свое вопиющее незнание. — Все передовые ученые с этим согласны! Ну сам подумай — злобный карлик-колдун, который мог превращаться в разных животных, якобы придумавший… ну, почти все на свете, включая письменность и математику, корабли и даже порох, и создававший разные народы из ничего. Который разрушил Первый Храм и украл Великий Амулет… Разве он мог существовать в реальности?
— Ну, знаешь, — откладывая книги и с любопытством посмотрев на Ренки, сказал Готор. — Есть такая поговорка, ну там, у нас, на островах: «Нет дыма без огня». Возможно, у твоего «сказочного персонажа» был вполне реальный исторический прототип, чей образ за долгие годы оброс слухами и фантазиями до степени полной неузнаваемости. Ты не допускаешь такой возможности?
— Давным-давно, когда мне еще было, наверное, лет тринадцать-четырнадцать, — отчаянно замотал головой Ренки, — мне дали почитать «Размышления почтеннейшего Фооминаака, каковой на поприще ректора Лигискоого университета наукам служит, о явлениях прошлых времен», где сей уважаемый ученый муж (пусть даже он и был кредонцем) весьма изящно и доступно доказывает, что легенда о зарождении Старой Империи, в сущности, и есть не более чем легенда. Потому что даже наивно думать, будто два чужака-пришельца, причем происхождением из племен, отличавшихся невероятной дикостью, к тому же один из них — уродец-карлик, смогли вдруг подчинить своей воле весьма развитые государства и множество иных народов. Ну вот сам подумай: заявится сейчас сюда парочка этаких дикарей из западных джунглей, в перьях и с кольцами в носу, и начнет тебя поучать всячески и рассказывать, как надо жить. Максимум, чего они добьются, — это пендель под зад и стеклянные бусы в спину, чтобы не плакали!
— Однако у этих «несуществующих» персонажей есть весьма подробный и внушающий доверие список потомков… — провокационно заметил Готор.
— Почтеннейший Фооминаак объясняет это не самым достойным свойством человеческой натуры приписывать себе куда более благородное происхождение, чем есть на самом деле. Говорят, именно за это высказывание его и убили. Если верить семейным преданиям, то и я являюсь одним из очень дальних потомков первого императора и даже с твоим Манаун’даком в родстве состою. И, признаюсь, это весьма грело мою душу… до тех пор, пока я не прочел «Размышления…», которым поначалу очень долго отказывался верить. Но ведь если подумать, то и правда практически любой древний род, что у нас, что в Кредонии, что на Старых Землях — хоть Северных, хоть Южных, всячески норовит возвести свой род к кому-нибудь из персонажей, перечисленных в знаменитых «Ведомостях». Но, увы, все это не более чем сказки, тешиться которыми может только человек, пытающийся прикрыть свое ничтожество тенями «великих предков».
— М-да… — продолжая улыбаться, заметил Готор. — А ты у нас, оказывается, старый циник и разрушитель устоев! Но как ты тогда объяснишь абсолютно достоверный факт остановки экспансии с южного континента на Северные Земли? Или твой почтеннейший Фооминаак и это отрицает?
— Это сделал Союз центральных царств, — пожал плечами Ренки. — Почтеннейший Фооминаак прямо об этом пишет… Вот сам подумай: что логичнее предположить — переселение целых народов остановило совместные действия нескольких могучих царств или это сделал некий колдун вместе со своим братом-героем и парой сотен их соплеменников? Я никогда не поверю, что столь просвещенный человек, как ты, может всерьез относиться к колдовству!
— Хорошо, — явно получая удовольствие от сего научного спора, продолжил Готор. — Но если даже предположить, что твой драгоценный Фооминаак прав и эти два персонажа легенд есть не более чем выдумка, — кому понадобилось их выдумывать, да еще с таким множеством подробностей, в том числе создавать многочисленные письменные документы, подтверждающие их существование? Не проще ли предположить, что они все-таки были в действительности?
— Предположить-то ты можешь что угодно! — махнул рукой Ренки, на которого, надо сказать, прочитанные «Размышления…» в свое время произвели невероятно сильное впечатление, можно даже сказать, стали краеугольным камнем его воззрений на прошлое и настоящее. — Но факты остаются фактами. И с какой стати ты противопоставляешь свое мнение знаниям ученых людей, всю свою жизнь посвятивших изучению этого вопроса?
— Да так… — неопределенно ответил Готор. — Тоже, знаешь ли, некоторые факты… Некоторые очень даже интересные, я бы сказал, факты мне это подсказывают. Однако как ни поучителен этот наш ученый спор, но, кажется, подошло время и для дел. Ренки, не мог бы ты сходить за нашими ребятами и потом подойти вместе с ними на Купеческую сторону. Дом купца Роомшии. Его легко узнать — три этажа, две башенки по краям крыши и оконные рамы весьма своеобразного изумрудного цвета. У прохожих дорогу лучше не спрашивать, незачем привлекать лишнее внимание.
Нет, определенно, вопреки приставке «оу» перед своей фамилией, всадник из Ренки был никудышный. Он и сам признавал этот факт, и, думается, взятая внаем (за счет короля) в Фааркооне верховая лошадка полностью была в этом с ним согласна.
То ли дело Готор! Он единственный из всей компании сидел в седле как влитой, не ерзая натертой задницей и не сбивая спину своему коню. Истинно благородный человек!
Но где, в конце-то концов, Ренки мог серьезно освоить искусство верховой езды, если его семейству едва хватало денег на еду и приличествующую их статусу одежду? Содержать еще и лошадь в их положении было бы чистым безумием.
Поездка в университет еще прошла более-менее нормально — седла только успели натереть на задницах неопытных всадников кровавые мозоли. А вот елозить этими мозолями по жестким седлам на обратном пути было удовольствием весьма сомнительным. Так что когда Готор предложил всем спешиться и дальше конвоировать ценный груз пешком, Ренки только вздохнул с облегчением.
Сам груз был просто до неприличия огромной каретой, забитой, как сказал Готор, всяким барахлом по самую крышу, лежавшим даже на крыше, и с настолько плотно задернутыми на окнах занавесками, что Ренки не знал, есть ли внутри пассажиры или только барахло. И хоть тащили ее целых четыре лошади, скорость у кареты была, прямо скажем, невеликая, так что двигаться пешком, сопровождая «груз», не составляло никакой сложности.
— Значит так, ребята, — начал давать инструкции Готор, который тут, вдали от всяких армейских правил и заморочек, снова стал вождем! — Дальше пойдут довольно пустынные места, и надо быть настороже. Заплатили нам за это дело достаточно, чтобы мы отнеслись к нему со всей серьезностью. И не надо так ухмыляться, Дроут. Я не столько на клиентов пытаюсь впечатление произвести, сколько о нас же самих забочусь. Сам посуди: стал бы ты платить такие деньги за пустяковое дело, если бы не опасался чего-то всерьез? Вот то-то и оно! В чем именно клиент видит опасность, он предпочел умолчать… что стоило ему лишнего десятка золотых корон. Но… короче, будем вести себя так, будто бы мы в тылу у кредонцев. Ренки и Гаарз, вы пойдете впереди кареты шагов на двадцать. Далеко не отходите, скоро станет совсем темно, так что издалека вы засаду все равно не заметите. Старайтесь больше обращать внимание на те места, где сами бы устроили засаду. Надеюсь, Ренки, ты отработал умение ходить тихо? Лишнего шума нам не надо. Дроут и Таагай, идете позади кареты. Главная идея в том, чтобы нас всех не накрыло первым же залпом. Если вдруг начнется заварушка, то прежде чем выстрелить, постарайтесь сместиться к центру дороги и палить в сторону обочины. Не хватало только перестрелять друг дружку. Мы с Киншаа поедем сзади. Если услышим стрельбу или звуки драки, пришпорим лошадей и, надеюсь, станем очень неприятным сюрпризом для нападающих. Мушкеты зарядить. Штыки примкнуть. Фитили зажечь и спрятать в горшочки. Светить ими в темноте, раскрывая свое местоположение, не стоит. И не расслабляемся. Лучше выглядеть пугливыми дураками, чем стать вороньим кормом. Вопросы?
Несмотря на предупреждение Готора, Ренки не верил, что на них кто-то нападет. И, бредя в темноте по дороге, не без раздражения размышлял об идиотах, которые, опасаясь разбойников, все же отправляются в путь на ночь глядя.
И тем не менее, едва он заслышал негромкий вскрик и подозрительное топанье ног на обочине, его руки сделали все быстрее, чем мозг толком успел осознать происходящее. Фитиль будто сам собой оказался зажат в курке, порох досыпан на полку, мушкет поднесен к плечу. И вот уже мушкетная пуля вбивается в спину фигуры, слабо освещенной фонарем, что закреплен на козлах у кучера.
Отчаянно тянувший на себя дверь кареты человек словно бы взорвался — пуля, пройдя тело насквозь, вырвала из груди кусок мяса с кулак величиной, забрызгав фонтаном крови открывшуюся дверь и внутренности кареты.
Дождавшись, когда отгрохочут еще три выстрела (вовремя вспомнились указания Готора), Ренки выхватил шпагу и бросился в бой. Первый противник дался ему довольно легко — один молниеносный выпад, слабое сопротивление острой шпаги, входящей в человеческую плоть. Быстро вырвать, с танцующим подшагом в сторону, чтобы сбить атаку вероятных противников. Рывок к следующему… Поздно. Вынырнувший из темноты Гаарз уже протыкает его штыком. А вот тот, кто пытается проткнуть шпагой Гаарза. Это новая цель Ренки.
Ночная дорога, освещенная лишь звездами, молодой луной да фонарем на карете, — это не самые идеальные условия для фехтовальщика. Невозможность толком видеть движения своего противника существенно нивелирует разницу между уровнями мастерства бойцов и слишком много передает в руки слепой удачи. И тем не менее, Ренки был искренне удивлен, когда его противник сначала с легкостью отбил молниеносный выпад, а потом так же легко отразил и длинную «неотразимую» атаку ударов по разным уровням и под разными углами. А потом уже и самому Ренки пришлось отступать, парируя вражеские выпады, — класс нападавшего был очень высок.
Шпаги звенели, противники отчаянно пытались прорвать оборону друг друга, не нарвавшись на невидимый в темноте кончик шпаги оппонента. На стороне Ренки были молодость и задор, а на стороне его противника — опыт.
И вскоре опыт победил. Обманный финт, ложный выпад, сильное круговое движение кистью — и шпага Ренки, вырвавшись из его руки, улетает куда-то в темноту. От последовавшего выпада Ренки еще успел привычно отскочить в сторону. И тут же, вспомнив уроки Готора, почти не глядя махнул ногой вперед, попав по чему-то мягкому и умеющему испускать болезненные стоны… Подшаг вперед. Как учил Готор — заблокировать руку нападавшего от следующего удара, разворот туловища с одновременным надавливанием на локоть. Противник сгибается к земле, опускаясь на колени, и, выхватив из сапога небольшой ножик, втыкает его в левое предплечье Ренки.
Сержант оу Дарээка еще успел додавить противника и по науке старшего товарища со всей силы ударить его кулаком в место, где шея переходит в голову. Потом он еще попытался сделать… что-то… Но ноги его подкосились, и он рухнул на землю.
Очнулся Ренки от весьма необычных ощущений. Что-то такое удивительно волнующее, пробуждающее странные воспоминания и чувства.
Ага — деревенские танцы. Возможность взять в руку узкую ладонь девушки и чопорно приобнять ее за талию. Те же кружащие голову ощущения и запахи…
— Тетушка, кажется, он уже очнулся. Как вы себя чувствуете, сударь?
В карете было темно, и лицо девушки Ренки видеть не мог. Но голос несомненно принадлежал ангелу.
— Благодарю, сударыня… — ответил Ренки и, заметив, что полулежит на каких-то подушках, попытался встать. Однако голова закружилась, и он рухнул обратно.
— Лежите-лежите, сударь… — взволнованно прощебетал ангельский голосок. — Ваш товарищ сказал, что вы потеряли много крови и вам нужен покой.
— Мои товарищи… — внезапно вспомнил раненый герой о главном. — С ними все в порядке?
— Кажется, да, — ответила прекрасная (наверное) незнакомка дрожащим от волнения и страха голосом. — Наши кучер и лакей убиты.
— Весьма прискорбно это слышать, — пытаясь изобразить светскость, ответил на это Ренки. — Я хотел бы…
Что конкретно хотел бы Ренки, так и осталось для истории тайной, ибо в этот момент он вновь потерял сознание.
Глава 3
— Ну-с, молодой человек, как вы себя чувствуете? — осведомился на следующий день полковой лекарь оу Мавиинг. — Неужто вам так полюбились стены нашего благословенного заведения, что вы решили не упускать ни единой возможности вернуться сюда? Нате-ка, испейте укрепляющего напитка. Горько? Это вам, во-первых, за то, что чуть не испортили мою отличнейшую работу по восстановлению вашей пустой головы, а во-вторых, за то, что ваши приятели подняли меня среди ночи. Пейте-пейте, юноша… До дна. А то велю поставить вам полуведерный клистир с отваром едкого плюща. Может, хоть он не только прочистит вам кишечник, но и промоет мозги от желания совершать глупости!
— А как там мои друзья… Они не ранены? — поинтересовался Ренки, покорно выпивая поданный напиток, на редкость гадкий на вкус.
— У Готора здоровенная шишка на голове, — начал докладывать лекарь, переходя с высокопарно-ворчливого тона на свою обычную речь. Благо положение лекаря позволяло ему, наплевав на приличия, вести себя одинаково хоть с генералом, хоть с простым солдатом. — Но, судя по привычно хитрой роже, мозг не пострадал! Еще у того парня, что в тот раз лежал рядом с тобой, Гаарза, кажется, небольшой порез на щеке, пришлось наложить три шва.
И кстати, заходил лейтенант Бид. Я думаю, тебя вскоре ждет основательная выволочка — он не показался мне человеком, довольным твоим ранением. Интересовался, как быстро ты сможешь вернуться к своим обязанностям в штабе. Да уж, ваша шестерка — это что-то… Надо же было умудриться наткнуться на разбойников в таком тихом и захолустном местечке, как Фааркоон. Воистину, как гласит древняя мудрость, svinija vsegda grjaz naidiot, — с удовольствием произнес он на древнеимперском. — А в общем-то ты, Ренки, и впрямь на редкость удачливая задница! Придись удар чуть в сторону — и тебя бы уже не довезли. Да даже если бы и довезли, сшивать артерии я не умею! Но мой тебе совет — не испытывай судьбу, ибо удача — девка изменчивая.
— Да фигня… — махнул рукой Готор. — Попытался заехать к ним с тыла, а конь споткнулся и шарахнул меня головой о камень. Камень, конечно, в мелкие крошки, а я, как видишь, цел и невредим.
Увы, но долго полежать в госпитале Ренки не позволили. Ибо подходило время возобновления контрактов с поставщиками и лейтенант очень не хотел передавать это важное дело кому-нибудь другому. Так что, сержанта Дарээка в срочном порядке выписали из госпиталя на очередное «долечивание по месту службы», благо пострадала у него лишь левая, не предназначенная для того, чтобы держать в ней перо, рука. И сейчас Готор сопровождал его в штаб, чтобы столь важная долечивающаяся персона не грохнулась где-нибудь по дороге.
— Вы, короче, молодцы! И отстрелялись шикарно — три трупа. И в рукопашке не зевали. Кстати, тот, которого ты кулаком прикончил… Дроут и Таагай, кажется, что-то об этом парне знают и под большим впечатлением от твоей крутизны. Судя по знакам, которые они опознали, он был из верхушки общества убийц! А ты ему как цыпленку шею свернул… Киншаа, кстати, его шпагу прихватил — очень серьезная вещь. С виду-то довольно невзрачная, но сталь там просто шикарная. Булат до того гибкий, прямо в узел завязать можно. И твердый как я не знаю что! Доод с Йоовиком уже слюнями изошли, на нее глядючи, даже умыкнуть пытались. А я сказал: добыча сержанта Ренки, пусть он ей и распоряжается. Я тебе ее попозже занесу — сам полюбуешься!
— А скажи-ка, Готор… — с деланым безразличием осведомился Ренки. — Та… Те пассажирки, что были в карете… Они?
— Что? — заржал Готор, чья проницательность могла соревноваться только с его бестактностью. — Никак, столпу нравственности и непоколебимой моральной стойкости, оу Ренки Дарээка, понравилась девушка? Что ж, губа у тебя не дура — блондиночка просто роскошная. Тока, увы, дружище, утри слезы. Мы ее прямо из кареты пересадили на корабль, и, думаю, с утренним отливом она уже отбыла из благословенного Фааркоона в неизвестном направлении.
— О! Сударь, это та самая шпага? Не позволите ли посмотреть?
Ренки недовольно поморщился. Две прошлые недели были довольно плотно забиты встречами с купцами, нудными разговорами о крупе, муке, овощах, рыбе, мясе, сене, соломе, овсе, одеялах, сукне для мундиров, обуви, ремнях, свинце и порохе, а сверху вся эта смесь была щедро сдобрена бочонками чернил и кипами бумаги. Да еще и, по слухам (которые у лейтенанта Бида обычно всегда бывали более чем достоверными), вскоре в полк должен был прибыть новый капитан-интендант, и к его приезду требовалось навести порядок в делах, чтобы даже комар носу не подточил. Так что времени не оставалось даже на то, чтобы помечтать о прекрасной незнакомке, не говоря уж об отработке фехтовальных приемов.
И вот впервые за две недели Ренки наконец выбрался во дворик штаба поупражняться со шпагой, благо мази оу Мавиинга достаточно подлечили пораненную руку. Умаявшись сидеть за столом, Ренки с почти неприличным томлением предвкушал, как наконец-то разомнет застоявшееся тело, нагрузит мышцы, прогонит кровь по венам… И тут этот мальчишка со своим любопытством.
Однако любезность и вежливость, как учил Ренки отец, — столь же неотъемлемые свойства благородного человека, как и смелость, верность или знание длинного списка предков. Истинно благородный человек вежлив даже с врагами. Особенно с врагами.
— Пожалуйста, волонтер оу Заршаа, — максимально любезным тоном ответил он, протягивая шпагу рукоятью вперед.
— Ух… — глядя восторженными глазами на сталь клинка и проверив его на гибкость и остроту, выдавил наконец волонтер. — Действительно, превосходное оружие. Какой совершенный, я бы даже сказал, изысканный профиль клинка. И вы ведь уже успели оценить этот особый узор булата? Знаете, я готов поклясться честью своего рода, что он выкован где-нибудь в Старых Землях. Возможно, даже в Олидских горах… Определенно и оттенок стали свидетельствует в пользу этого. Угу, точно. Вот, посмотрите на пятку… Новая гарда ее почти скрывает, но тут еще можно различить протазан, изображенный на всем известном клейме тамошних мастеров. Уверен, если снять рукоять и осмотреть хвостовик, там найдется и знаменитое заклинание на древнеимперском. Говорят, олидские мастера могут менять богов, как перчатки, но остаются верны своим традициям. А вы, кстати, не собираетесь поменять эфес на более нарядный? Да и ножны… Такому великолепному клинку нужно достойное обрамление!
— Нет, мне нравятся эти, — чисто из упрямства ответил Ренки, хотя и сам постоянно думал о том же. Но то, как молодой всезнайка с ходу сумел определить происхождение его клинка, весьма больно ударило по самолюбию сержанта. Увы, как ни хотелось бы ему, как подобает истинному оу, в совершенстве разбираться в оружии, печальное финансовое положение его семьи не позволяло воочию посмотреть и пощупать руками изделия лучших мастеров. И знание теории тут было невеликим подспорьем.
— Да… — согласно кивнул в ответ оу Заршаа. — Вы совершенно правы — в руке сидит как влитая. Да, определенно, я полный болван! Ведь это, кажется, шкура черного катрана на рукояти? Менять ее даже на золотую оплетку — это истинное варварство!
«Так вот ты какая — шкура черного катрана!» — подумал Ренки, никогда раньше не видевший подобную диковинку. А ведь действительно, несмотря на невзрачный вид, рукоять словно бы сама прилипала к ладони владельца, будь та даже скользкой от пота или крови. Странно, что Ренки сам не догадался о причинах подобного эффекта.
— Шпага — это инструмент солдата! — с высокопарностью произнес известную банальщину Ренки, чтобы скрыть свое смущение. — Она нужна для битвы, а не для того, чтобы красоваться перед дамами!
— Да, действительно… — Тут волонтер немного замялся, будто бы стесняясь, а потом спросил: — А не будете ли вы так любезны, сударь, провести со мной несколько учебных поединков?
— С удовольствием. Учебные шпаги хранятся вон в той пристройке, — ответил на это предложение Ренки и впервые за весь разговор не покривил душой. Фехтовать с Готором, чей класс обращения со шпагой был на удивление невысок, ему надоело. А мальчишка-волонтер, судя по всему, прошел хорошую школу. Не мог не пройти!
Первую схватку Ренки легко выиграл благодаря приобретенной за время своих скитаний наглости. Парнишка просто не ожидал, что его соперник, пренебрегая разведкой, сразу проведет длинную атаку.
Вторую ему удалось успешно завершить благодаря более высокому росту, силе и длинным рукам.
Третью выиграл волонтер, сумевший подловить Ренки на небрежности. Четвертая закончилась вничью, хотя каждый из участников был уверен в своей победе и в том, что лишь из любезности отдал победу сопернику.
Пятая продолжалась довольно долго. Оба фехтовальщика уже успели понять и приноровиться к манере фехтования соперника, оценить его класс и потому были очень осторожны. Через какое-то время Ренки почувствовал усталость (давала о себе знать недавняя рана) и болезненные ощущения в поврежденной руке. Это заставило его резко сменить стиль, перейти в отчаянную атаку и сломить сопротивление противника.
— Ух… — сказал он, чувствуя накатывающуюся слабость. — Извините, но, пожалуй, на сегодня все.
— Да, сударь, — согласился оу Заршаа. — Вы как-то сильно побледнели. Простите, с моей стороны было бестактным, учитывая вашу недавнюю рану, предлагать вам поединок.
— Ну что вы, наоборот, — соревнуясь в любезности, ответил Ренки. — Это лучший способ восстановить силы. Вы оказали мне услугу.
— В таком случае… — опять замялся волонтер. — Не согласитесь ли вы оказать мне честь и принять мое приглашение на ужин?
— Хм… — задумался Ренки. — Но ведь я всего лишь сержант, а вы волонтер. Подобное панибратство в армии отнюдь не поощряется.
— А давайте пока забудем про все эти условности, — продолжал настаивать оу Заршаа. — В конце концов, я пока только и делаю, что слоняюсь без дела, поэтому считать меня настоящим солдатом еще нельзя. Приглашаю вас как один благородный человек другого благородного человека. Это ведь нам не запрещено?
— Пожалуй, нет, — подумав, ответил сержант оу Дарээка, которому, что уж там говорить, весьма польстили слова собеседника.
— Но согласись, Ренки, твоя манера фехтования довольно безрассудна! Мой прежний учитель мэтр оу Скаарв за подобную неосторожность выпорол бы меня без всякой пощады! Он мне постоянно твердил, что искусство фехтования схоже с аптекарским ремеслом — каждое движение должно быть тщательнейшим образом выверено и взвешено. И любая небрежность преступна, ибо может стоить жизни!
К тому времени новые приятели уже успели слопать по две здоровенные тарелки с безумно вкусной рыбой, еще пару часов назад плескавшейся в океане, и запить это дело парой кувшинчиков местного коварного винца, после чего торжественно перешли на «ты». В конце концов, им обоим еще не исполнилось и двух десятков лет, а в этом возрасте знакомства заводят довольно быстро, без труда обходя все мешающие тому препятствия вроде разницы в чинах или финансового состояния.
Как оказалось при более близком знакомстве, оу Лоик Заршаа был довольно веселым, хорошо воспитанным и абсолютно не кичливым человеком. И это несмотря на свое происхождение, позволяющее ему рассказывать о придворной жизни так же легко, как Ренки рассказывал бы о быте своей деревни.
— Ха… Отец мне тоже постоянно говорил об этом, — подтвердил правильность высказывания Ренки. — И во время дуэли или в фехтовальном зале, пожалуй, так и стоит себя вести. Но когда идет большая драка, тебе некогда выверять и взвешивать, просто делаешь свое дело — и все…
— Слушай… — Глаза Лоика загорелись огнем предвкушения. — Расскажи про настоящие битвы, а?
— Ну, — задумался Ренки, лениво ковыряясь вилкой в остывшей рыбе и пытаясь подобрать слова. Но в голову почему-то лезли исключительно книжные штампы, казавшиеся невероятно блеклыми и фальшивыми по сравнению с действительностью. — Да что там рассказывать, — наконец сдался он. — Битвы — они и есть битвы. Стреляешь ты, стреляют в тебя. Ты колешь-режешь, тебя колют-режут… Вонь, кровь и грязь. Нечего тут рассказывать!
— Ну вот, — расстроился Лоик. — Ты хоть понимаешь, что фактически я здесь, в смысле в Шестом Гренадерском, можно сказать, из-за тебя? Мне ведь местечко в Девятнадцатом Королевском было с детства пригрето. Я бы еще месяца два назад там бы мог третьим лейтенантом быть. Но сначала вы возвратили королевское знамя. Об этом очень много говорили в столице. А потом — эти рассказы про то, как два гренадерских полка трое суток противостояли всей кредонской армии! Да по всему королевству нынче гренадерам, даже из других полков, в кабаках бесплатно наливают. А вас и парней из Пятнадцатого в столице на руках бы носили. Я тогда твердо решил: к демонам Девятнадцатый Королевский и службу в столице! Хочу в Шестой Гренадерский, благо у меня тут дядя служил, а значит, есть возможность попасть сюда по протекции, потому как оу Дезгоот — старый друг нашей семьи. И вот я встречаю человека, отличившегося в обеих битвах. Одного из тех, кто вернул знамя, про которого тут в полку байки да легенды уже ходят. И после этого ты говоришь: «Нечего рассказывать»?
— Да правда нечего, — ухмыльнулся Ренки, которому (чего уж там), конечно, не могли не польстить слова Лоика. — Ну наврать бы я тебе мог с три короба. Но все это не так, как кажется со стороны. Ну знаешь: пытаться объяснить, как плавать, человеку, никогда не видевшему водоема больше лужи. Пока он сам не попробует, это будут лишь пустые слова. Но одно я, пожалуй, понял. Всякие там героизмы и прочее, о чем любят петь барды, — это пустое. Главное — это те, кто стоит с тобой рядом или прикрывает спину, ну и твоя удача. Мне посчастливилось попасть в хорошую компанию, где все стоят друг за дружку, потому и получается у нас больше, чем у других.
— А это еще что такое? — осведомился вновь прибывший капитан-интендант.
— Тетрадь поставок! — вытянувшись в струнку, отрапортовал Ренки. — Извольте видеть, господин капитан, каждый лист разбит на семь ячеек. Лист соответствует неделе, а каждая ячейка — конкретному дню месяца. Цифры — номера договоров, заключенных с купцами. Красный цвет номера относится к оружию и боеприпасам, черный — к продуктам, синий — к обмундированию, зеленый — к фуражу, желтый обозначает «прочее». Договоры хранятся в папках, имеющих соответствующую маркировку. Так можно сразу увидеть, какой купец в какой день должен поставить свой товар. А в договорах есть пункт о начислении пени за просрочку!
— Хм… Изрядно! — одобрил интендант. — Сам придумал?
— Подсказали, — честно ответил Ренки, которому отнюдь не светило настолько понравиться новому офицеру, чтобы его оставили при штабе на прежней должности.
Прибывший капитан-интендант оу Жаароок был словно вылеплен по карикатуре на капитана-интенданта. Хорошего капитана-интенданта (полковник умел подбирать кадры!). Этакий тощий жилистый сухарь, застегнутый на все пуговки, без признаков улыбки на лице, зато с написанной на нем готовностью устроить грандиозный скандал из-за недостачи мешка зерна или ненадлежащего хранения шанцевого инструмента для рытья отхожих ям. Для полка он, конечно, был истинной находкой. Но служить под началом такого офицера… Лучше уж обратно в каторжную команду.
По прибытии в штаб капитан первым делом наехал на Ренки за неуставную шпагу на бедре, которую тот носил вместо положенных по уставу сержанту штыка и тесака. Пока удалось отговориться разрешением полковника (он и правда как-то давал его), но на лице капитана было просто-таки зубилом вырублено желание не оставлять этого дела и добиться приведения формы наглого сержанта в надлежащий вид.
— Вероятно, этот… лейтенант Бид… — предположил он в ответ на слова Ренки. — Полковник говорил мне, что он из купцов и прекрасно умеет ладить с себе подобными.
— Лейтенант Бид — достойнейший воин, не раз доказывавший свою доблесть на поле брани! — заступился за своего недавнего командира и постоянного покровителя Ренки. Тем более идею с тетрадью подсказал ему Готор, когда Ренки пожаловался ему, что утопает в бумагах и путается в делах.
— Одно другому не мешает! — сурово посмотрев на осмелившегося возражать ему подчиненного как на заговорившего таракана, ответил капитан оу Жаароок. — Что ж. Займемся бумагами, а потом проверим склады.
— Ох, Готор, ты себе не представляешь, какой же это зануда! — жаловался Ренки приятелю на следующее утро. — Он мне вчера всю душу вымотал, по три раза каждую бумажку проверяя. В каждый уголок складов свой нос совал! Так, сволочь, и выискивает, где бы к чему придраться! Представляешь: углядел, что несколько мешков с зерном в одну строчку прошиты, а не в две, как положено. Так сегодня придется почти две тысячи мешков перебрать и однострочечные отставить в отдельный штабель. А ведь это он только начал. Страшно подумать, что будет, когда он вовсю разойдется. Как думаешь, может, поговорить с лейтенантом, чтобы он меня как-нибудь от этого освободил? Я чем угодно готов заниматься, лишь бы подальше от этого оу Жаароока!
— Не дрейфь, Ренки, — успокоил его Готор. — Твоя свобода не за горами, потому как при таком интенданте особо «делами» не позанимаешься, а лишний раз глаза ему мозолить не стоит. Мы и так, пользуясь случаем, неплохо подзаработали. Лейтенант говорит, что, коли ты не передумал идти в волонтеры, — иди. Шиковать не получится, но прокормиться сможешь. Опять же, по слухам, скоро начнет прибывать пополнение, и этих сопляков надо будет кому-то учить… И по тем же слухам, учить быстро, так как месяца через три-четыре нас опять переведут на Зарданское плоскогорье. Так что всех сержантов и капралов бросят на обучение, и нам с тобой тоже от этого не отвертеться, в каком бы чине ты на тот момент ни пребывал. Но это дела повседневные. А ты не забыл о моем предложении поработать учителем фехтования?
— Нет. Но какой смысл, если нас скоро отсюда уберут? Я толком ничему не успею обучить.
— Ренки, ты, видно, все же забыл, о чем я тебе говорил. Насчет круга вращения толстых кошельков.
— Ну… Я как-то сомневаюсь, что…
— Не сомневайся. Считай, один толстый кошелечек для нас уже открылся, и, возможно, именно ты поможешь просунуть туда руку поглубже. А для этого надо попасть в кое-какие дома и кое за кем присмотреть.
— Готор! — возмутился Ренки. — Уж не предлагаешь ли ты мне стать шпионом? Это ведь самое дно той ямы мерзости, в которую может пасть благородный человек! Шпионить, подглядывать, наушничать… Нет занятия более позорного, чем это!
— М-да… — задумчиво пробормотал Готор. — Не видал ты позорных занятий… Но тут ведь совсем другое дело, — вдруг будто встрепенулся он. — Ты помнишь наше последнее приключение?
— Да, конечно… — с деланым безразличием ответил Ренки, сердце которого немедленно затрепетало при воспоминании о прекрасной незнакомке. — Трудно забыть.
— Так вот, заказ пришел из того же дома. Нам надо выследить и найти людей, которые устроили или хотя бы помогали устраивать ту засаду. Разве уничтожать разбойников, очищая королевство от всякой мрази, — это не одна из наших обязанностей в этом городе? Следовательно, мы лишь выполняем свой долг перед королем. А исполнение такого долга не может быть бесчестным. Вообще-то мы этим уже и так занимаемся. Тебе просто пока не говорили, потому как ты со своей раной сидел, да и дел у тебя в штабе полно было. Но Дроут с Таагаем сразу кое-что в тех разбойниках знакомое унюхали, прошлись по кой-каким местам и нескольких подозрительных ребят засекли… Я к тому купцу Роомшии зашел, что нас нанимал. «Так и так, — говорю. — Коли желаете с обидчиками своими поквитаться, так готовьте кошелек, и уж мы злодеев сурово покараем, как то и должно делать солдатам короля и защитникам отечества!» Ну и ровно через четыре дня поступает нам заказ хорошенько в этом деле покопаться, но только осторожненько. И здоровущий кошелек в качестве аванса да на всякие расходы… Лейтенант дал на это добро. И пообещал помощь общества в случае чего. Тут-то вот на нашу солдатскую четверку и напал жуткий приступ насморка с поносом (или уж не знаю чего оу Мавиинг им в госпитальных листах написал). В общем, Дроут с Таагаем скинули мундиры и прошлись по кабакам, где ворье собирается. А Гаарз с Киншаа — по портовым заведениям. И так мы нашли парочку ребят, которые тогда от нас смыться успели. Взяли их аккуратненько за жабры, отвели в тихое местечко и душевненько так поговорили. Вот только плохо — пешки это были, которые, считай, ничего толком и не знали. Но, тем не менее, на одного интересного человечка вывели. И мы за тем человечком до сих пор приглядываем. И имеет, знаешь ли, этот человечек привычку не только по грязным кабакам шляться, но и в некоторые дома очень богатых купцов и местной знати заходить. Вот только для солдатни нашей или даже для меня как иностранца туда особо ходу нет. А ты, весь из себя такой правильный, родовитый и героичный, сможешь в те дома пробраться и посмотреть, не живут ли там обидчики этих наших пассажирок.
— А ты что-нибудь знаешь про… нее? — мгновенно встрепенулся Ренки.
— Ох-хо-хошеньки… — печально произнес Готор. — Да у тебя это, похоже, еще не прошло? Говорил же я: надо было тебя сразу в бордель отвести. Или бы вон просто — с местными рыбачками да белошвейками шуры-муры закрутить. Среди них очень даже ничего экземплярчики встречаются! А ты все воздерживался да невинность блюл. Стоило разок с юной особой в одной карете проехаться, и мозги уже набекрень! Да не смотри ты на меня этакой крокодилой! Наводил я справки. Дело темное. У купца того ни дочерей, ни сестер, ни племянниц подходящего возраста вроде не наблюдается. Можно предположить, что он только посредник. И, судя по таинственности и серьезным деньгам, посредничает для весьма влиятельных особ. Ну так что? Ты в деле?
— Если это для того, чтобы отвести опасность от нее, да и вообще очистить город от преступников, я готов. Но предупреждаю — ничего недостойного благородного человека я делать не стану.
— Да никто тебя и не заставляет! Всего-то и делов — пробраться в дом, пообщаться с хозяином да рассказать нам, что ты о нем думаешь, как он живет да чем дышит. Ты бы и так нам все это рассказал за кружкой вина да под хорошее настроение.
— Хорошо. Только вот я даже не представляю себе, как именно смогу попасть в эти твои дома. Нельзя же просто зайти и потребовать себя место учителя.
— Не боись, все уже давно подготовлено. И, кстати, предупреждаю: ты в той заварушке как минимум шестерых разбойников завалил. Да не парься ты так! Ну и что, что мы тебе своих покойников подкинули? Это ведь для дела, а мы их солить да в погреб складывать и так не собирались. И того, последнего, у которого ты шпагу забрал (про нее уже, кстати, все в городе говорят, будут спрашивать — показывай!), ты не кулаком прибил, после того как свою шпагу потерял. А как и положено, в суровой схватке на клинках. Хрясь — и с одного удара сразу в семидесяти четырех местах дырки, не совместимые ни с жизнью, ни с приличиями! Особо секретная техника! Передается в вашем роду только от прадеда к правнуку, и никак иначе. Ну либо всем подряд, кто заплатит очень-очень-очень большие деньги! Да не делай ты такое удивленное лицо. Шучу я так, неужели непонятно?
Глава 4
А потом — будто плотину прорвало. Как-то почти одновременно начали прибывать новобранцы, офицеры, волонтеры, какие-то королевские чиновники с проверками. Вслед за ними в полк вернулся и сам полковник.
И в начавшейся суматохе у ветеранов не оставалось времени даже на то, чтобы просто поскучать о тех благословенных деньках беззаботной лени, когда служба по большей части состояла из зевания, дремоты да «патрулирования» кабаков.
За всей этой беготней даже повышение Ренки до звания волонтера прошло как-то буднично и незаметно. А ведь это, по сути, был прыжок через бездну… На одной стороне оставалась солдатская палочная муштра, а на другой его уже ждал статус человека, которого даже король не смеет подвергнуть телесному наказанию, только казни. На одной стороне остался тот, кто лишь подчиняется, а на другой уже стоял человек, принимающий решения, отдающий приказы и несущий ответственность.
Но все прошло как-то скучно: оформление соответствующих бумаг да замена сержантского копья на погоне на скрещенные шпаги. На особую торжественность и церемонии времени не оставалось. Да и не существовало никаких особых церемоний для таких случаев — уж больно редкими были подобные «прыжки через пропасть».
А потом, уже будучи волонтером, Ренки пришлось опять взять в руки капральскую палку и отправиться муштровать новобранцев, как это делает обычный унтер, потому что новичков много, а капралов с сержантами не хватает.
Куда более важным был разговор, который состоялся между Ренки, Готором, лейтенантом Бидом и полковником вскоре после возвращения последнего и незадолго до получения Ренки нового статуса.
— Значит так, ребятишки… — начал полковник, благодушно улыбнувшись подчиненным, хотя глаза его оставались какими-то чересчур настороженными. — Лейтенант Бид требует вас себе, хотя у него и так полный комплект унтеров. Но я склонен с ним согласиться, да и вы, думаю, возражать не станете. Но! Начнем с тебя Готор. Ты, парень, какой-то слишком уж таинственный. Мне в общем-то наплевать на это, коль уж в последней битве ты доказал, что, пока мы деремся с кредонцами, верить тебе можно. Не знаю, откуда ты родом. Но искренне надеюсь, что с твоими соплеменниками нам драться не придется. Если даже такой «гражданский» умудряется вытворять подобные штуки с порохом и мушкетом, представляю, что могут учинить военные. Я, кстати, даже прикрыл тебя там — не стал подробно объяснять, кто учудил все это. Сказал просто: «Один шустрый капрал», — чтобы не заострять внимание на твоей персоне. Но если честно, не потому, что так уж о тебе забочусь, а потому, что не хочу терять хорошего солдата. В общем, при специальной роте у нас теперь будет и специальная команда, которую возглавишь ты. Будешь нам все взрывать, крушить, а может, иногда и строить. Заранее подумай, что тебе для этого понадобится. Если нужны будут деньги закупить чего-то особенного — обращайся. В разумных пределах ты это получишь. Теперь с тобой, оу Дарээка. Ты хочешь стать волонтером, а это самое бесполезное существо в армии, которое по большей части путается у всех под ногами да ждет, когда какому-нибудь офицеру оторвет голову, чтобы занять его место. В отличие от этих юнцов от тебя уже может быть какой-то прок. Но офицером, боюсь, ты станешь еще не скоро. Сам понимаешь почему. По хорошему-то стоило бы тебя лет пять-шесть еще в унтерах подержать. И полку польза, и ты на жалованье будешь. Но я все понимаю. Уж коли ты родился благородным, должен занимать соответствующее твоему происхождению положение. В конце концов, нас, истинных оу, чьи родословные восходят еще ко временам Старой Империи, и так осталось не слишком много, и если мы не будем друг друга поддерживать, скоро исчезнем совсем. И пусть некоторые говорят, — полковник, усмехнувшись, хитро посмотрел на Бида, — что простонародью не место среди офицеров. Я скажу, что благородному юноше, доказавшему свою смелость, верность и умение сражаться, уж точно не место среди солдатни! Так что волонтером ты станешь. Оу Жаароок весьма нахваливал то, как ты вел тут дела. — Полковник опять с хитрой улыбочкой посмотрел на Бида, как бы давая понять, что в курсе всех афер своих подчиненных. — А похвала этого человека дорогого стоит. Уж поверь мне! Но я сильно сомневаюсь, что ты мечтаешь остаться в его подчинении. Значит, пойдешь к лейтенанту, под команду Готора. Но раз Готор предпочитает прятаться под маской унтера, — еще одна хитрая улыбочка, — официально возглавлять его отряд будешь ты. Хотя мне и придется поломать голову, чтобы объяснить другим такое положение дел: волонтеры должны лишь учиться да бегать по поручениям офицеров, а коли они командуют отрядом, то они уже не волонтеры, а сами офицеры. Ну а теперь о главном. Лейтенант Бид мне тут рассказал об очередной авантюре, в которую вы влезли. И я даю вам свое добро на ведение этого расследования. Я вам даже больше скажу: если понадобится, можете пренебречь своими основными обязанностями (предварительно предупредив лейтенанта, естественно) и в умеренных дозах нарушать законы. Соответствующую бумагу как военный комендант этого округа я вам дам и на суде, если что, прикрою.
— Гм… Господин полковник… — Готор вклинился в речь оу Дезгоота, едва тот взял достаточно длинную паузу. — Можно задать вам несколько вопросов?
— Задай, — усмехнулся тот. — Может быть, я даже отвечу.
— То первое задание сопровождать… гм… груз. Оно ведь пришло от вас?
— Ну, когда кое-кто спросил моего совета, я подсказал ему обратиться к Биду, а тот указал на вас. Иначе бы, конечно, никто не согласился привлекать к такому делу незнакомых людей.
— А вы можете хотя бы намекнуть на этого «кое-кого» и на ситуацию, в которую мы вляпались?
— Я тебе, Готор, намекну так: Menshe znaesh — lytshe spish. В курсе, наверное, что эта фраза означает на древнеимперском, ты ведь вроде человек ученый? Что происходит, кто замешан и от кого исходят приказы, вам знать совсем не надо. Уж поверь мне: совсем-совсем не надо. Такое знание может голову снести вернее, чем пушечное ядро! Просто присмотрите за человеком, которого вам удалось вычислить, и за его связями среди богатых купцов и знати. Возможно, так получится, что на каком-то этапе к вам подключится Тайная служба. Но мне, если честно, хотелось бы этого избежать по целому ряду причин, о которых я вам тоже ничего не скажу. Просто докладывайте мне или лейтенанту обо всем, что узнаете, и выполняйте то, что мы прикажем в ответ. А потом просто забудьте обо всем, что было. Я вам так скажу: сделаете все правильно — и награда будет очень щедрой! Куда более щедрой, чем позволяют мои возможности. Но в случае провала… Молитесь чтобы полк скорее оказался на Зарданской пустоши. Вы меня поняли? Тогда идите.
После такого разговора Ренки уже не мог отказаться от выполнения этого задания. Тут уже неважно, лежит у тебя к нему душа или нет. И дело даже не в том, что нельзя подводить товарищей, по уши увязших в этой авантюре. Судя по намекам полковника, тут явно было дело государственной важности, а кодекс чести благородных оу учил, что ради столь великих целей можно пожертвовать всем… Даже тем, что стоит на одну ступеньку выше жизни и всего лишь на ступеньку ниже верности вождю!
Даже среди ночи навскидку Ренки мог бы привести десяток примеров из ставших каноническими баллад. В конце концов, если бы оу не ставили верность вождю во главу угла своих взаимоотношений с миром, они скорее всего уже давным-давно выродились бы не пойми во что…
Да, Ренки был отнюдь не в восторге от роли шпиона, которую ему навязали, но он взялся ее исполнять со всей возможной старательностью и решительностью. И, как обычно, здесь тоже не обошлось без помощи и советов Готора.
Все-таки, для Ренки этот человек, несмотря на уже довольно продолжительное знакомство, продолжал оставаться загадкой. Подчас самые банальные и естественные вещи вызывали у него насмешку, а то и раздражение или злость. А в следующий момент он совершенно спокойно говорил о вещах, от которых Ренки едва ли не на стенку лез от возмущения или брезгливости.
Почему-то слыша о предписанном богами разделении людей на благородных и низких, он лишь насмешливо улыбался, а порой и просто явно не принимал. Но в то же время некоторая моральная нечистоплотность, которая неизбежно была сопряжена с действиями общества, кажется, вовсе не тревожила его.
При иных обстоятельствах Ренки бы мог даже счесть Готора человеком неблагородного происхождения. Ибо и сам Готор не больно-то на нем настаивал, а то и вовсе пытался скрыть его. Тщетно. Во всем облике и поведении этого человека было что-то, что даже полковника заставляло чувствовать в Готоре равного себе и даже более того.
Кстати, об этом «более того»… Подчас Ренки казалось, что в глазах смотрящего на окружающих приятеля читалось что-то такое… Будто бы естествоиспытатель наблюдает за возней муравьишек или некий бог спустился на землю, чтобы ради забавы вкусить простой людской жизни. Будто бы он знает что-то такое, на тысячи лет вперед и назад. Видит сквозь землю и читает в душах людей проще, чем в книгах…
Будто бы он живет по нормам и законам какой-то своей собственной морали, не завися от мнения и предрассудков других людей. Говорят, даже короли не могут позволить себе подобного. А вот Готор мог.
Вот и в этот раз, например, приятель с такой легкостью и естественностью прочитал ему лекцию о шпионаже, что в процессе Ренки почти поверил: это достойное и весьма увлекательное развлечение благородного человека, а не падение в бездну бесчестия.
А все эти тонкости и хитрости… Как незаметно следить за человеком… Как проверять, не следят ли за тобой. На что надо обращать внимание и как втираться в доверие. Как словно бы исподволь расспрашивать человека, маскируя истинно интересующие тебя цели за словесной шелухой. Обо всем этом Готор говорил так, будто сам долго учился быть шпионом и даже не пытается скрывать это.
Как после этого всего следовало относиться к другу? Особенно если рефреном ко всем советам и объяснениям было: «Главное, не рискуй, твоя жизнь нам важнее всех тайн королевства!»
Но если моральные терзания доставляли Ренки определенные трудности, то с реализацией намеченного плана проблем не возникало. Двери богатых домов открывались перед ним стремительнее, чем бутылки вина в компании безнадежных пьяньчужек.
— Ну сам подумай, — объяснил ему эту странность Готор. — Городишко этот тихий, захолустный и безумно скучный. Тут народ еще вовсю обсуждает дерево, в которое десять лет назад молния попала, и белую собаку, шесть лет назад родившую семерых черных щенков, видя во всем этом некие зловещие знамения и предсказания. Тут все друг друга знают с младенчества и до смерти. Ничего нового, жизнь однообразна и размеренна. А тут вдруг ты! Личность невероятно романтичная и загадочная. Благородный, попавший на каторгу, а потом благодаря своим невероятным подвигам поднявшийся столь высоко. Откуда знают про каторгу? А ты что, всерьез думал, что это удастся скрыть? Весь полк об этом знает и болтает, не стесняясь. Так что стоит налить любому солдатику кружечку да задать правильные вопросы — и данный факт мгновенно всплывет в разговоре. Другое дело, как подать этот факт. Ведь даже из нашей солдатни никто толком не знает, за что ты на каторгу попал. Кто-то болтает про невероятные злодейства (ты вроде как младенцев ел и невинных девушек тыщами соблазнял), а кто-то намекает на козни врагов, родовую месть и прочую чушь. Я даже слышал версию, что тебя посадили за занятия колдовством. Мол, ты и кредонцев не порохом взрывал, а своей магией. Почему ты взрывал? Так я же в теньке держусь, а ты у нас на солнышке, со всех сторон виден. Вот про тебя сказки и выдумывают. В общем, я когда с нужными купцами дела крутил, на их расспросы вовсю намекал на некие загадочные и жутко романтичные обстоятельства. Ну и вообще, раздувал нездоровые сенсации. Что такое «сенсации»? Не важно. Главное, теперь стоит только одному купцу заполучить тебя в свой дом, и все остальные тоже захотят. Потому как в местных масштабах ты вроде экзотической зверушки и последнего писка моды одновременно. Не благодари. Пользуйся!
Что ж, как всегда, друг оказался прав. Стоило только первому купцу, которого Готор во время обсуждения темных делишек общества изящно подвел к этой мысли, пригласить Ренки учителем фехтования для своего сынка — и предложения полились, как капли дождя. Благо отпрыски мужского пола и подходящего возраста имелись почти в каждом купеческом доме. А у кого не было, придумывали предлоги посложнее. Ибо здоровый дух соперничества в этом сословии был развит очень хорошо. И уступить соседу хоть в чем-нибудь, ну хотя бы упустив возможность пустить пыль в глаза, считалось за серьезное поражение, которое (по словам Готора) якобы даже вредило деловой жизни.
Наверное, займись Ренки преподаванием всерьез, он быстро сколотил бы себе небольшое состояние. Но, увы (или к счастью), приходилось отвечать отказом на большинство просьб, соглашаясь идти лишь в те дома, на которые указывал Готор.
Проблем с «легендированием» (выражение Готора) данного выбора не возникало. Ренки интересовали лишь самые большие и богатые семьи, так что объяснять, почему учитель из множества вариантов выбрал именно эти, никому не приходилось.
— Простите, как вы сказали? — Ренки в изумлении поднял брови.
— Я сказал, — с усмешкой ответил собеседник, — не согласитесь ли вы обучать фехтованию мою дочь?
— Зачем? — с туповатым видом спросил Ренки, сильно подозревая, что стал объектом какого-то глупого розыгрыша.
— У меня нет наследников мужского пола, — спокойно, терпеливо и даже будто бы слегка снисходительно пояснил собеседник. — И в свое время торговые дела я, скорее всего, буду вынужден передать Одивии. Мы занимаемся морской торговлей, и девочке придется проводить много времени на кораблях, а значит, будет необходимо уметь постоять за себя.
— Глупость какая-то! — выпалил Ренки, не сумев сдержаться и соблюсти любезную вежливость. — Женщина с оружием… Не говоря уж про шпагу! Почему бы просто не нанять управляющего, который будет вести все дела, пока она… ну там, не знаю… станет вышивать или… Опять же, выдайте ее замуж за подходящего человека. Он будет ходить на ваших кораблях и вести дела, пока она будет сидеть дома, заниматься с детьми и вести хозяйство!
— Увы… — с плохо скрытой иронией ответил собеседник. — Печально, что этот совет никто не дал мне лет этак десять-пятнадцать назад. Ее мать умерла при родах, и я был вынужден всюду брать девочку с собой, так как не хотел и даже боялся с ней расставаться. Вот и выросло из нее… Вышивать она не умеет вовсе, а вот по части ведения дел, наверное, вскоре и меня сможет за пояс заткнуть. Она уже в тринадцатилетнем возрасте вполне могла вести мою бухгалтерию, а в пятнадцать распоряжалась капиталами в десятки тысяч корон. Могла подсчитать барыш за товар, отправляемый за тридевять земель, к Восточному архипелагу… А уж прибыль она чует, как акула кровь. Заставить ее сидеть дома и вести хозяйство — это как вас, благородный сударь, драться веником вместо шпаги…
— Но, — все никак не мог смириться Ренки. — Я не могу пойти на это… Как бы расторопна с деньгами ни была ваша дочь — это вовсе не означает, что она может научиться такому мужскому искусству, как фехтование. Более того, боюсь, обучение даст ей ложные надежды и представления о своих возможностях, что, несомненно, погубит ее, заставив вступить с схватку там, где надо бежать или просто умолять о милосердии. Определенно, учить девицу фехтованию — весьма неразумно.
— Что ж, — грустно ответил собеседник, — нечто подобное я и ожидал услышать. И если в ваших силах обучить мою дочь способу, коим можно вымолить милосердие у кредонского пирата, я буду счастлив заплатить вам любые деньги за подобную науку. Хотя, боюсь, милосердие кредонцев в отношении молодой девушки будет пострашнее смерти… Так что вы все-таки подумайте еще над моим предложением. Я готов платить вам втрое, нет, впятеро против вашей обычной ставки…
Ренки пришлось подумать. И вовсе не по причине предложенной высокой оплаты. Гораздо важнее было то, что этот дом являлся последним из списка подозреваемых, куда Ренки еще не смог пробраться.
Но с другой стороны — обучать девушку? Даже если отбросить здравый смысл, есть же какие-то нормы приличия, которые нельзя нарушать!
— Ну что ж, братцы… Давайте подведем итоги, — открыл собрание Готор, привычно взяв на себя председательские функции. — Начнем с тебя, Дроут.
Поскольку собрание было особо важным и сверхсекретным, собрались они в домике, где проживали Готор и Ренки. Уж неизвестно, за какие веревочки дергал Готор и кому давал на лапу (а кто еще мог это подстроить?), но даже после прибытия в полк пополнения их не уплотнили, и два приятеля по-прежнему могли жить каждый в своей комнате, в тихом домике, окруженном садом, где кроме них, хозяйки и пожилой служанки другие жильцы отсутствовали.
И это при том, что даже вновь прибывшие офицеры подчас вынуждены были делить одно помещение на двоих. А волонтеры, из тех, кто победнее, набивались в комнаты по четыре-пять человек. А уж про солдат и говорить нечего. На трех рядовых полагалось одно спальное место и использовать его следовало посменно. Все-таки целый полк — это немалая нагрузка для городка, по всем улицам и переулкам которого можно было пройти часа за два неспешным шагом. Места на всех не хватало.
Видимо, хозяйка была в курсе, кому обязана избавлением своего жилища от толпы солдатни (в этом отношении Готор не имел привычки проявлять излишнюю скромность), и потому была настолько снисходительна, что позволила собрать в своей столовой компанию из шестерых приятелей, заведших знакомство еще на судне для перевозки каторжников, четверо из которых все еще оставались рядовыми, и даже выставила им угощение со своей кухни. Отвыкшим от домашней еды солдатам обед показался безумно вкусным.
— Ну короче, — начал старый домушник. — Мужик этот, Ваар (зуб даю, имя не настоящее), точно ни к какому обществу никаким боком. По всему видать, повадки не те.
Мужик, конечно, матерый, опытный, я бы даже сказал, скользкий, но и говорит не так, и знаков правильных не кажет. Я поначалу думал, может, он из «ювелиров» или убийца высшего ранга — они тоже все из себя наособицу. Но нет, точно не из общества.
Мы с Таагаем мозгами пораскинули и решили, что он вовсе из благородных будет, хоть и прикидывается не то приказчиком, не то еще какой мелкой сошкой. Проскальзывает у него иной раз этакая масть. Да и то, как он себя с другими ведет. Нет, точно, он из благородных будет.
— Угу. Понятно, — кивнул Готор. — А что насчет связей?
— Ну общается он со многими, — все так же неспешно и явно получая удовольствие от происходящего, ответил Дроут — негласный командир «следящей четверки». — Но мы осторожненько присмотрелись. В общем, у многих он по большей части только новостями интересуется да удочки на разные темы забрасывает. А дела у него с контрабандистами из Северной слободы и ребятами, которые потом те грузы дальше в королевство толкают.
Да, ту четверку, что осталась от пришлой банды «подворотников», которая карету подрезать хотела, он сам и добил. Уж не знаю, может, те кусок больший потребовали, а может, просто хотел концы в воду спрятать. Но сделал все хитро — двое будто бы подрались и друг дружку зарезали. Еще одного оглушил и в море сбросил, будто тот по пьяни сам свалился. А последнего… даже и не знаем. Трупак так и не нашли, а мы настолько плотно к нему на хвост сесть не смогли. Он, гад, осторожный, все время оглядывается.
— А о чем он вообще базары с ребятами и вообще с людьми ведет? — поинтересовался Готор.
— Да демоны его знают. Он о чем-то серьезном больше шепотком норовит говорить. Только я думаю, он какой-то груз переправить хочет. Иначе зачем ему понадобилось бы с мастерами, которые поддельными бумагами промышляют, общаться?
— Ну а ты что нам расскажешь, Ренки?
— В домах купцов этого вашего Ваара знают как приказчика Торгового дома семьи Лоок. Здесь он для того, чтобы наладить перевозку тканей со Старых Земель и пряностей с Восточного архипелага в обмен на наши железные изделия. Купцы говорят, что на этом сейчас много не заработаешь, и вроде как подозревают, что это только для отвода глаз, а товары будут идти посерьезнее.
Но пока вроде как никаких конкретных предложений им от него не поступало, он больше расспрашивает о возможностях торговых домов, количестве у них кораблей и их оснащении, якобы выбирая наиболее подходящий для постоянного партнерства.
Да, не знаю важно ли это, но мне неоднократно намекали, что этот Дом Лоок работает под покровительством, а в сущности — принадлежит герцогам Гиидшаа.
— Возможно, это важно, — кивнул головой Готор. — Ведь их род, кажется, правил этими землями еще до завоевания? Подчас у таких людей возникают в голове разные странные мысли о возвращении былых времен и порядков. Ну а про самих купцов что скажешь?
— Фоог и Лакшаа вроде как связываться с темными делами не должны. Дома старые, богатые, репутацией дорожат и ради сиюминутной выгоды стабильным доходом рисковать не станут. По первому впечатлению, люди они осторожные и лишней жадностью не страдают. Фоог еще и сына офицером хочет сделать. Причем, не просто патент купить, а чтобы тот через Офицерское училище прошел. Понимает, что приобретенные там связи ему потом очень пригодятся. Мечтает, чтобы внуки «благородными» стали. Знаю-знаю, для тебя это не показатель верности. Но купеческому сынку и так-то непросто в подобное заведение попасть. А если у его отца хотя бы тень грязного пятна на репутации будет, то шансов вообще никаких. Еооиоса… Сам хозяин — скользкий и на вид подловатый тип. Но у этого Торгового дома сейчас все корабли в плавании. Прибытие ближайшего судна ожидается только через два месяца. А потом еще недели три-четыре этот корабль будут разгружать, ремонтировать, дно как-то там чистить. В общем, на ближайшие три месяца Дом Еооиоса из игры выключен. Раанкаай. Самый маленький Торговый дом из всех, что ты мне назвал. У них всего три корабля. Стабильного дела нет. Выполняют разные заказы. Имеют связи в столице. Кажется, многие купцы не очень понимают, как Дом Раанкаай вообще на плаву держится. Я так думаю, за счет контрабанды или еще каких-нибудь темных дел. Трооги… Еще недавно были тут выше всех. Но сейчас у них полоса неудач. Пропали подряд три корабля с товарами, большие долги. Внешне — блеск и позолота. Но внутри… Кажется они даже на еде экономят. Ну или просто скупые по жизни. Мне они, кстати, жалованье за прошлую неделю так и не заплатили. Сказали: сейчас нет наличных денег. Ну и наконец, Ваксай. Про них я пока мало что могу сказать. Они иностранцы. Ну почти. Родители хозяина переехали сюда из Валкалавы, когда ее удихи захватили, он тогда уже подростком был. Видать, что-то с собой успели прихватить, потому что развернулись довольно быстро и сейчас владеют дюжиной кораблей, причем самых крупных. Торгуют и со Старыми Землями, и с Восточным архипелагом. И даже вроде как дальше, на юга экспедиции посылают, все новые источники доходов ищут. Рисковые люди. Мне кажется, такие способны на все.
— Это наследницу Дома Ваксай мне пришлось уговаривать тебя взять в ученицы? — вспомнив недавний разговор, хохотнул Готор. — И как тебе она?
— Ну… — поморщился Ренки. — Довольно неприятная особа. Хотя вынужден признать — шпагой она уже владеет довольно неплохо. Но это все в зале для фехтования. А вот в жизни небось мышь увидит и в обморок рухнет.
— Гы… — подхватил Гаарз. — Страшила небось? Помню, у нас в порту была одна бабища… На полголовы выше меня, а вширь — таких, как я, двое. А по части зада — так и трое. Трехпудовый куль зерна одной рукой подымала. Ну а рожа… чистая облизьяна из западных джунглей, от нее даже лошади и быки шарахались…
— Да нет, — вынужден был признать Ренки. — Эта — довольно милая… на вид. И коли бы вела себя, как пристало благовоспитанной девице, вполне бы могла даже считаться красивой. Но эти ее мужиковатые замашки вряд ли кому-нибудь могут показаться привлекательными.
Ренки было из-за чего морщиться. Когда Готор все же уговорил его взять сию особу в ученицы, Ренки ждал с ее стороны хотя бы какой-то благодарности за оказанное ей снисхождение. А в ответ она при первом же знакомстве посмотрела на него, как…
Тут надо пояснить, что работа учителем фехтования являлась одним из немногих занятий, не связанных с войной или гражданской службой, которая бы не считалась постыдной для благородного человека.
Учителем вообще было быть достаточно почетно. Так повелось еще с древних времен. «Учитель» звучало уважительно даже по отношению к юнцу или старому дураку, обучающему совсем малых детей различать буквицы и чертить палочки и кружочки в прописях. А уж истинно ученые люди легко преодолевали все сословные преграды. Ведь недаром еще в Первом Законе специально было прописано уважительное отношение к тем, кто знает, ищет новые знания и делится знаниями с другими.
А быть учителем боевых искусств… Недаром самый древний зал в столице Тооредаана был построен еще Даагерииком Первым — основателем города и королевства. И, по легенде, сам король не гнушался лично обучать воинов своей дружины и их детей благородному искусству войны.
Ну а после реформ Ваарасика Второго, когда многие рода благородных оу лишились постоянного дохода, их отпрыски частенько были вынуждены обменивать накопленные столетиями знания своих предков на презренные кружочки желтого, а то и белого металла.
Что ни говори, а занятие это было достойным. А эта наглая девчонка смотрела на Ренки, будто на прислугу. Или даже более того, в ее взгляде была какая-то насмешка и презрение, будто она знала о своем учителе какую-то постыдную тайну или поймала на каком-то смешном и недостойном поступке.
А потом и того хуже. Едва взяв в руки шпагу и встав напротив своего учителя для проверки уровня знаний, Одивия мгновенно сделала, в сущности, простенькое обманное движение и нанесла ему укол в правую руку. Она просто застала его врасплох, ибо Ренки, естественно, не ожидал от девицы подобной прыти.
Последующие учебные схватки Ренки выиграл, наверное, раз пятнадцать подряд. Причем в одиннадцати из них он просто выбивал шпагу из рук противницы и сопровождал это едкими комментариями.
Нет, в сущности, девица была не так плоха. Даже более того, из всех имеющихся у него на данный момент учеников она была как минимум на третьем месте. Но, конечно, тонкое женское запястье было неспособно выдержать силу ударов молодого тренированного мужчины… пусть даже это запястье и являлось куда более крепким и мускулистым, чем у большинства встречаемых раньше Ренки девушек. И это, кстати, совсем девицу не красило.
Тут, правда, в учителе проснулся «профессиональный интерес», и он вместо того, чтобы продолжать наглядно объяснять девице, почему ее рукам более пристало держать пяльцы для вышивания и иглу, оставив оружие представителям сильного пола, начал разрабатывать приемы противодействия грубому силовому давлению. В процессе чего, к собственному удивлению, Ренки обнаружил, что сие существо вполне обучаемо и даже обладает определенными способностями… в рамках своего пола, конечно. О чем он и не преминул сообщить своей ученице… А та, вместо того, чтобы мило покраснеть, услышав комплимент, и рассыпаться в благодарностях, вдруг опять задрала нос и начала строить из себя неизвестно что… Абсолютно невоспитанная особа!
— Что ж, неплохая работа! — одобрительно кивнул Готор, когда Ренки закончил свой рассказ.
— Я всего лишь следовал твоим инструкциям. Да и купцы обожают почесать языками, сплетничая друг про дружку… Мне даже толком и подводить их к этому не пришлось, — ответил Ренки, чувствуя будто бы некое раздвоение сознания.
С одной стороны, похвала его «шпионских» достижений выглядела почти оскорбительно. Истинный оу может делать грязную работу, если это велит ему его высший долг. Но болтать об этом и тем более хвастаться — это недостойно. Но с другой стороны, похвала друга была Ренки по-настоящему приятна, да и сам он, чего греха таить, гордился своими достижениями. В конце концов, он сам сумел не только собрать информацию, но и проделать на ее основе некоторую аналитическую работу, и сделал это хорошо.
— Ладно скромничать, — отмахнулся Готор. — Ты молодец! Дальше вы, ребята. Продолжайте приглядывать за этим Вааром, но очень аккуратно. А мы с Ренки… Нет, наверное, я сообщу обо всем, что мы успели узнать, лейтенанту. Ренки, а ты — спать. Уж больно у тебя измотанный вид.
Да, Готор был прав. Двойная нагрузка по обучению новобранцев в качестве унтер-офицера, да еще и подработка учителем фехтования выжали из Ренки все соки.
Глава 5
— Ренки, да врежь ты ему как следует! — не выдержав, рявкнул сержант Доод, глядя на то, как волонтер пытается что-то втолковать новобранцу. — Эта тупая скотина иначе не поймет!
Ренки очень не хотелось этого делать. Может, продолжительное общение с Готором, а может, то, что он испытал «палочный стиль преподавания» на собственной шкуре, но при обучении вновь прибывших солдат волонтер оу Дарээка старался как можно реже пускать в ход палку, веря, что положительного результата можно добиться и более гуманными методами.
Увы, но практика показывала, что это было не всегда так. Привыкшие к тому, что остальные унтеры буквально «вдалбливают» в них знания, новобранцы просто не слушали объяснения юнца, что-то пытавшегося втолковать им одними словами, не подкрепленными «профилактической лупцовкой».
А этот солдат еще и был откровенно туп и, кажется, просто не понимал, что происходит.
— Рядовой. Десять шагов вперед, — приказал Ренки. — Напра-во! Нале-во! Кру-гом… Отставить. Какая нога должна стоять на месте, а какая двигаться? Забыл? Запомни: та, что болит, остается все время на месте. — И с этими словами он вдарил туповатого новобранца палкой по бедру. Не так чтобы сильно, но боец свалился.
— Это правильно, ваша милость, — расплылся в подобострастной улыбке Доод. — Это даже лучше, чем просто обломать палку о его спину. Я так тоже теперь делать буду! Спасибо, что научили.
От внезапно изменившегося тона и улыбки Доода у Ренки едва глаза на лоб не полезли. Нет, матерый служака с момента повышения статуса своего бывшего подчиненного всегда был подчеркнуто вежлив… в присутствии других. Он позволял себе некоторую фамильярность только в очень личной беседе, либо когда Ренки выводил его из терпения своей излишней добротой или бестолковостью. Вот как в этом случае… Но уж больно резкая была перемена и нарочито почтительный тон.
Проследив за устремленным куда-то ему за спину взглядом Доода, Ренки наконец заметил направлявшуюся в его сторону компанию из четырех волонтеров, которую возглавлял оу Лоик Заршаа.