Край, где живет детство Боев Сергей

Мама только что встала и хлопотала на кухне, готовя завтрак. Серёжка лежал, прижавшись к отцу, на родительской кровати, смотрел, как тот катает пальцами шарик из хлебного мякиша, и думал: «Как же это здорово, когда лето, да ещё и воскресенье! Папе и маме не надо идти на работу, можно вот так прибежать к ним в спальню утром и с разбегу занырнуть в их пуховую перину. И папа положит на плечо свою большую тяжелую руку, погладит и спросит: «Что тебе снилось?» Можно рассказать про сон – ну, если снилось что-то. Или задать накопившиеся за неделю вопросы… А ещё можно который уже раз порыться в его тумбочке, где столько всяких богатств: охотничьи патроны в двух коробочках, ещё пара патронов от его «ПМ» а и даже один – от автомата Калашникова! А ещё – острейший, лучший в мире кортик, которому на днях обзавидовался весь городок!»

Его размышления прервал далёкий гул мотора в небе.

– Пап, пап, это, наверное, «кукурузник», да?

– Судя по звуку мотора, похоже. Посмотришь?

Он выбрался из мягких глубин перины и подошёл к окну. Кусты цветущего пахучего шиповника вдоль «кулацкого» забора под окном, яблони в саду за забором, крыльцо дома и собака на нём – всё ещё дремало в тени их пятиэтажки. Но дальше уже безраздельно властвовало солнце, купая в своих лучах и крышу дома, и лесок на берегу речки, и луга за ней – до самого горизонта. А в синеве неба, слегка покачивая сдвоенными крыльями, деловито урчал своим единственным пропеллером жёлто-синий самолётик.

– Точно, пап – «кукурузник». Наверное, поля опылять полетел…

И тут он вспомнил свой так и не заданный брату вопрос!

– Пап, а скажи – что такое «Фигуры Высшего Пилотажа», и как их крутят на «ястребителях»?

Отец от изумления перестал катать между пальцами хлебный мякиш.

– Надо же! Да ты у меня совсем взрослый стал, коль такими вещами интересуешься! Ну, слушай. Во-первых, почему вдруг «ястребитель»?

– Как это почему? От слова «ястреб», наверное, потому что такой же быстрый?

– Эх, ты, голова садовая! Правильно – не «ястребитель», а «истребитель» – от слова «истреблять». В авиации есть бомбардировщики – они, чтобы бомбить машины и танки, укрепления, военные заводы, мосты и поезда. Есть штурмовики – эти штурмуют вражеские позиции на земле лёгими бомбами, своими пушками и пулемётами. А истребители придуманы для того, чтобы успешно истреблять в воздухе все самолёты противника – и бомбардировщики, и штурмовики, и истребители. Поэтому они и называются «истребителями». Понятно?

– Надо же! А я-то всегда их, значит, неправильно называл…

– Ну, это – не беда. Теперь дальше. Чтобы успешно вести воздушный бой, истребители действительно должны быть быстрыми и вёрткими, что твой ястреб. Вот и придумали лётчики всякие трюки в воздухе, чтобы можно было быстро занять выгодное положение и сбить самолёт противника, или самому уйти от преследования. Эти трюки и называются фигурами высшего пилотажа. Ясно?

Серёжка смотрел на отца и только хлопал глазами…

– Ясно, что ничего не ясно… Ну, тогда я лучше тебе покажу – смотри!

Отец быстро превратил свой хлебный шарик в некое подобие самолёта и сделал им петлю в воздухе.

– Эта фигура называется «петля Нестерова» – по имени лётчика, который первым смог её выполнить на своём самолёте. Раньше, когда моторы были слабыми, не все лётчики могли сделать полную петлю, сваливались из верхней точки в штопор. Поэтому кто мог, у того большое преимущество появлялось – сделав петлю, выйти противнику «в хвост» и сбить его, или просто уйти целым и невредимым.

– А «сваливались в штопор» – это как?

– Тааак, понятно! – протянул отец. – Придётся начать с вещей попроще…

Следующие полчаса отец показывал ему сначала простые фигуры пилотажа – «горку», «вираж», «пикирование» – а потом и более сложные: «штопор», «переворот», «бочку»… Причём каждую фигуру он сопровождал объяснением – для чего она нужна, насколько резко или круто самолёт может её выполнить, что такое «перегрузка», и где предел возможностей лётчика…

А за завтраком Серёжка, просто распираемый гордостью, демонстрировал свои новые познания маме и старшему брату, для наглядности «пилотируя» над столом папин самолётик из хлебного мякиша – проходил на бреющем полёте над тарелками с яичницей, резко бросал самолётик в вертикальную «свечу», одновременно крутя «бочку», и сваливался с высоты вытянутой руки в «штопор»…

«Вот ведь как здоровско уже второе воскресенье подряд складывается! – думал Серёжка, торопясь вниз по лестнице за братом и перепрыгивая за раз по две ступеньки. В сумке, которую ему доверила мама, что-то тревожно позвякивало. – Прошлое было – таких не сыскать! Сколько мне папа всего интересного про фигуры пилотажа порассказал и показал! А теперь они с мамой решили вместо обеда пойти на курган и сделать там какой-то пикник…»

– Славка, а что такое «пикник»? – спросил он, чуть не врезавшись в спину внезапно остановившегося на улице брата.

– Пикник? Ну, это в Германии когда мы жили – ты тогда не родился ещё – там так называли разные походы, когда берёшь с собой всякую еду и выбираешься из городка – в лес, типа, или на речку. А там гуляешь, купаешься и загораешь, а потом обедаешь в лесу или на полянке, прямо на траве. Вот когда мы на речку ездим и там на берегу всякую вкуснятину едим – это и есть пикник. Понятно?

– Ага, понятно. Значит, в этой сумке всякая еда?

– Наверняка – так что ты с ней поосторожней, а то всех без обеда оставишь!

Тут из подъезда, наконец, вышли мама с папой.

– Мам, мы с Серёгой побежим вперёд, ладно?

– Хорошо, только давайте мне тогда сумку. А как прибежите на курган – выбирайте местечко получше, чтобы удобно было и сидеть, и лежать.

– Ладно. Серёга, айда за мной!

И они дружно припустили вдоль дома, за угол, по опустевшим полям сражений, где буквально на днях ещё резались в «ножички», и дальше, с горки вниз, между огородами слева и «кулацким» забором справа… Набрав под горку скорость, они еле-еле успели остановиться перед просёлком, ведущим к лесу на берегу речки, у злополучного проёма между огородной изгородью и забором…

Этот проём существовал всегда. Ну или, по крайней мере, столько, сколько Серёжка себя помнил. Да и как ему было не существовать, если через него проходил самый короткий путь от их «нового» городка к Свече? По этой тропинке они летом чуть ли не каждый день бегали к речке и гоняли с горки на великах. Зимой они заливали горку водой, играли на ней в «Царя горы» и носились с неё на санках и картонках аж до самого проёма.

Но прошлым летом противному «кулаку», чей сад был справа от дорожки, видно, надоело, что вдоль его забора постоянно носится неугомонная ребятня. И он ничего более умного не придумал, как попытаться перекрыть народную тропу, натянув в проёме колючую проволоку.

На следующий день они, как ни в чём не бывало, бежали по тропинке к речке. Первым со всего маху, плашмя, в колючую проволоку влетел Витька. Одна нитка проволоки пришлась ему по лбу, вторая – по подбородку. Серёжка, бежавший следом, почти успел затормозить и всего лишь въехал в проволоку рукой, поранив её в трёх местах. Но они решили, что им всё-таки свезло. Ведь Серёжка был сантиметров на пять выше Витьки, и если бы он бежал первым, то шипы проволоки пришлись бы ему в аккурат по глазам и по горлу…

Их отцы разобрались с кулаком как-то по-своему и очень быстро. Проволока исчезла, как будто её и не было никогда. Но с тех пор они всё равно всегда притормаживали перед этим проёмом – так, на всякий случай…

Миновав влажный сумрак прибрежного леса, ребята выбежали на берег речки к самодельному мостику из двух брёвен. Это было одно из самых красивых мест во всей округе. Чуть ниже мостика речушка разливалась в небольшое озерцо: широкая тихая заводь на этой стороне, и быстрое течение – вдоль левого, «колхозного» берега. Над озерцом с окраины леса нависали две величественные сосны, как будто любуясь своими отражениями в зеркале почти недвижной воды. Берега все сплошь заросли молодой осокой, белая сердцевина которой в эту пору была сочной, сладковатой и вполне съедобной. Зимой озерцо становилось отличным катком, а в весенний ледоход – местом катания на льдинах. Бревенчатый мостик всегда уносило половодьем, и каждую весну, как спадала вода, «деревенские» восстанавливали его снова и снова – ведь для них это был самый короткий путь в гарнизонную школу, в магазин и в кино. Для гарнизонных же ребят мостик был переправой к нескольким стратегически важным объектам: направо тропинка шла вдоль берега и приводила сначала к большому ручью, вытекавшему из родника, а дальше – на «космодром», откуда они запускали в «космос» жестяные банки; прямо путь вёл в горку, мимо окраины деревни, через большое поле к песчаному карьеру, с края которого так здорово было прыгать в обсыпающийся песок. Ребята же повернули от мостка налево, миновали колхозный пруд, в котором они летними вечерами ловили лягушек, и полезли по тропинке в гору, на курган.

Никто не помнил, как и почему к этому высокому плоскому холму пристало это название. Может, потому, что он горделиво и одиноко вздымался над поймой реки и на какой-нибудь военной карте наверняка назывался бы «безымянной высотой». А может, название пошло оттого, что был он весь изрыт неглубокими – по пояс – оврагами, которые вполне могли быть заросшими траншеями времён Великой Отечественной…

На кургане не росло ни кустика, был он гол, как коленка – каждый год к концу лета всё живое выгорало здесь под жарким августовским солнцем. Но сейчас, в июне, травка ещё была свежей, а в ней то тут, то там краснели первые ягоды земляники.

– Эй, Серый, давай я тут буду землянику собирать, а ты, чтоб не толкаться, начинай с дальнего края, лады? – предложил Славка.

– С дальнего – так с дальнего. Мне всё равно!

«Там, может, ягод ещё больше!» – подумал он про себя. И оказался прав. Курган имел небольшой уклон в сторону поля, и земля, похоже, здесь прогревалась ещё лучше. Поэтому земляники было больше, а сами ягоды – крупнее.

Отправив первую горсть в рот и посмаковав забытый с прошлого года земляничный вкус, Серёжка решил, что набить свой живот он успеет и после обеда, а пока лучше бы приготовить маме и папе сюрприз. Он сорвал длинную травинку с пушистым «гребешком» и начал нанизывать на неё ароматные ягоды. Вот уже одна земляничная травинка готова, следом за ней и вторая…

Когда, наконец, родители взобрались на курган, он так их и встретил – по травинке напитанных солнцем ягод в каждой руке.

Серёжка лежал на покрывале, подставив бледные после зимы спину и ноги тёплым солнечным лучам, и думал: «Отчего на пикнике (он старательно повторил новое слово) всё так вкусно? Вроде ведь ничего особенного и не было… Ну, ладно, первая редиска – да ещё и со своей грядки – всегда вкусная. Мама ведь недаром на огороде каждый раз приговаривает: «Что сам вырастишь – тому рот радуется». И бабушкино деревенское сало с зелёным огородным лучком – тоже. Но мамины обычные котлеты точно сегодня были какими-то необычными… Наверное, это цветочный ветер сделал их такими аппетитными… А откуда это в воздухе пахнет так вкусно?»

Он приподнялся на локте, но ничего не увидел. Тогда он привстал, повернулся туда, откуда дул ветерок – и замер от изумления.

«Вот это да! – пробормотал он себе под нос, поднимаясь на ноги. – Ничего не понимаю! С утра было поле как поле – зелёное, кое-где только цветочки. А сейчас – неужели это всё тот же луг? Полдня всего-то прошло – откуда что взялось?»

Он не заметил, как зашагал под уклон и вскоре оказался на краю поля… Нет, не поля, а медленно колышущегося сине-жёлто-белого моря вдруг разом распустившихся колокольчиков и ромашек. Было их видимо-невидимо, до самого горизонта. Местами – только созвездия пятилепестковых синих колокольчиков на фоне ярко-салатных листьев высоких травинок, призывно кивающих своими хохолками-гребешками: «Сыграйте, узнайте – «петушок» или «курочка»! Где-то – лишь сотни маленьких солнышек с трепещущими на ветру нежными белыми лучиками… А вот здесь, тут и там – ночь и день сошлись вместе, и синие звёздочки перемешались с солнышками…

Но было ещё что-то… неуловимое, странное и даже немного тревожное… Серёжка никак не мог понять, что же это, и стоял на краю, морща лоб. И вдруг его осенило – поле молчало ! Где стрекот кузнечиков, жужжание ос, звон, треск – вся та какофония, которой всегда живёт и дышит летнее поле? Здесь – ни звука!

Потрясённый своим открытием, он бросился назад, к родителям.

– Мама, мама, пойдём со мной! Там колокольчики и ромашки все пораспустились – такая красотища! Только… оно почему-то молчит!

– Кто молчит? – недоумённо спросила мама, увлекаемая сыном за руку.

– Щас сама увидишь… то есть – услышишь… то есть, наоборот, ничего не услышишь!

Он, наконец, остановился у края поля.

– Слышишь что-нибудь? То-то – поле почему-то молчит ! А ведь обычно и жужжит, и стрекочет, и звенит – оглохнуть можно!

Мама облегчённо вздохнула.

– Сынок, не переживай! Это потому, что сейчас только середина июня. Видишь – цветы только сегодня в полную силу раскрылись. Они не успели ещё привлечь к себе ос, пчёл и шмелей. Да и насекомые, наверное, после зимы ещё не вылупились или не выползли из земли после спячки. Вот и молчит твоё поле. А пройдет пара недель – поверь, ты его не узнаешь! Ведь всё лето, всё самое хорошее ещё впереди…

– Славка, а кто тебя научил делать такие вот ружья, чтоб проволочными пульками стрелять?

Серёжка заканчивал ошкуривать наждачкой свой первый самостоятельно выпиленный из доски ружейный «обрез». Доска оказалась чуть коротковата, и прикладом пришлось пожертвовать. Зато в остальном винчестер вышел что надо, и пистолетная рукоятка получилась удобной, в аккурат по руке.

– Ну, я уж сейчас не помню. Может, Аркашка Обухов или кто другой из старших ребят. Но это точняк здесь уже было, в Шаталово. В Кубинке мы ружья не делали, только из рогаток пульками стреляли.

– А я Кубинку совсем не помню…

– Да где уж тебе помнить! Ты совсем малой ещё был, когда мы там жили… Так, Серёга, я свою ружбайку закончил. Тебе помочь курок сделать, или ты сам?

– Лучше сам… но ты всё-таки посмотри, если что не так.

Он примерил выгнутую из алюминиевой проволоки спусковую скобу, отметил место для гвоздя-держателя. «Всё правильно?» – взгляд на старшего брата. «Да, хорошо», – кивок в ответ. Несколько ударов молотком – и гвоздь на месте. Теперь кусачками откусить лишнее, затупить напильником острый конец («А, чёрт! Всё-таки ободрал палец!»), поставить спусковую скобу, внатяжку обернуть концы вокруг гвоздя, пропустить их вниз, сплести в «косичку» под корпусом обреза и завернуть её полукругом в спусковой крючок. Ну, вот – осталось только накрутить на него резинку от маминых бигудей и натянуть её на вбитый под корпусом маленький гвоздик. Теперь два надреза на конце ствола, вставить в них резинку (повезло, что круглая белая «венгерка» нашлась! Квадратная жёлтая, вытянутая из бельевой резинки, не подходит – слаба чересчур, да и рвётся часто). Завершающий штрих – прибить маленький прямоугольник наждачки там, где спуск прижимает пульку, чтоб не выскальзывала. Готово!

– Братишка, да ты «молоток»! Надо же – всё правильно запомнил! Ну, давай пульками займёмся.

Пульки наделать после того, как сделал ружьё – плёвое дело! Откусить плоскогубцами двухсантиметровый кусочек проволоки, согнуть его в «галку» – и пулька готова. Правда, таких нужен полный карман… Но это всего лишь вопрос времени.

И вот ты выходишь на охоту… Нет, на тропу войны, ибо ты теперь – Чингачгук Большой Змей. А в руках у тебя – настоящий ковбойский винчестер, отвоёванный в честном бою у бледнолицых. Видно, нелегко он тебе дался – из-под наспех обмотанного вокруг пальца листка подорожника всё ещё сочится кровь… Карман оттягивают полсотни патронов – то-то будет битва! Рядом – твой верный друг Виннету, вождь апачей. Боевой клич – и ты несёшься во весь опор к лесу, навстречу приключениям и опасностям…

В гуще леса виднеется развесистое дерево с дуплом – наверняка в нём засада! Огонь из двух стволов! А там кто притаился под кустом? Вся надежда на Виннету, пока ты перезаряжаешь свой винчестер. Тот не мешкает ни секунды – и ещё двое отправляются к праотцам. А этот огромный лопух – вовсе не лопух, а указ шерифа, назначающий награду за ваши головы. Расстрелять в решето этот позорный клочок бумаги! Бах-бах – и ненавистный указ искрошен в мелкую капусту перекрёстным огнём из двух винчестеров.

Наконец, лес остаётся за спиной, а перед тобой – бурная река, через которую перекинут шаткий мостик. Теперь – огонь по деревьям на краю леса, чтобы никто и высунуться не посмел! И по прибрежным зарослям осоки – там могли залечь бледнолицые… Буль-буль – вспенивают воду пули. Ну, где же вы? Попрятались? Уползли, поджав хвосты, как трусливые шакалы?

… Вот и река остаётся позади. А впереди до самого горизонта неспешно катит свои травянисто-ромашково-колокольчиковые волны спасительная прерия. Скорее туда, в эти бескрайние заливные луга! Там царит мир и спокойствие. Там, где-то далеко на бескрайних просторах пасутся стада бодучих, брыкучих-топотучих бизонов, а над их рогатыми головами безмятежно гуляют в синем небе вольные ветры…

Ты ступаешь на тропинку, протоптанную от края до края через всё поле – и ноги невольно переходят с бега на шаг, подчиняясь размеренному дыханию лета, теперь уже прочно обосновавшегося здесь. Воздух звенит, искрится и переливается трескучими трелями и стрекотом оркестра кузнечиков. Его пронзают то восходящие, то нисходящие виртуозные гаммы в исполнении пчёл, а басами заправляют грузные шмели. В невесомую ткань музыки вплетаются всё новые, неслыханные ранее ноты – и каждая находит в полифонии лета своё, ей одной предназначенное место…

«А ведь права оказалась мама! – крутится в голове одна только мысль. – Поле наконец-то проснулось и заговорило… нет, зазвучало летом !»

Симфония лета осталась где-то за спиной. Там же, на краю поля – вдруг ставшие ненужными деревянные винчестеры и две горки пулек… Солнце в зените слепит глаза…

Край обрыва.

Страх.

Восторг.

Комок в горле.

Не слаб.

Надо!

Прыжок – руки в стороны, глаза зажмурены. Из горла, откуда-то из глубины живота рвётсянаружу оглушительный визг… Три метра полёта – мгновение и вечность одновременно, когда мир вокруг перестаёт существовать, а остаётся лишь свистящий в ушах ветер…

Наконец, ноги касаются толщи песка на крутом склоне карьера, погружаются в него по колени, ещё глубже – и ты стремительно скользишь вниз, то ли оседлав песчаный бархан, то ли увязнув в нем почти по пояс, став с ним одним целым…

Кое-как поднявшись на дне карьера на трясущихся от волнения ногах, ты оглядываешься – и не можешь поверить своим глазам! Это же страх как высоко! Но вот прыгает твой брат – и ловко съезжает по склону вместе с обсыпающимся песком. Следом – другие ребята, один за другим… И ты уже бежишь вдоль обрыва, туда, где склон более пологий, и начинаешь карабкаться вверх с одной лишь мыслью – «Ещё! Ещё раз!».

Будет ещё много прыжков. Песок набьётся в карманы, в уши и в волосы, будет скрипеть на зубах и натирать плечи под рубашкой… Но только когда совсем не останется сил на очередное восхождение по склону, кто-то крикнет: «Харэ, ребята! Айда на родник!» И, подхваченные этим кличем и попутным летним ветром, мальчишки сорвутся с места и полетят, сломя голову, обратно к речке – расставив руки в стороны, вниз по заветной тропинке через всё «говорящее» поле, мимо мостка и дальше по берегу, к роднику…

Наспех раздевшись и побросав как попало шорты, рубашки и сандалии, они будут смывать с себя песок и до дрожи плескаться в студёной воде ручья, а потом вытряхивать песок из одежды, подставляя горячим солнечным лучам то один бок, то другой.

Кто-то завалится подремать на мягкой травке. Кто-то будет лениво постреливать по прибрежным кустам пульками из своего винчестера. А самые беспокойные раскрутят припрятанную на высокой ветке дерева верёвочную «леталку» и опять устроят полёты – теперь уже над ручьем, с одного берега по широкой дуге на другой и обратно, каждый раз поднимая ногой над поверхностью водяную стену искрящихся на солнце брызг.

И будет казаться, что эти игры – одна занятнее другой – каким-то необъяснимым образом растягивают время в вечность, и этот летний день никогда не закончится…

Июль

Вот и ещё один день уверенно движется к зениту. И снова они – в который уже раз – бегут знакомой тропинкой к речке, по пути лениво играя в салки-пятнашки. Бегут так просто, без особой цели – ведь в детстве ничего не загадываешь заранее, всё случается-получается как-то само собой.

Взять, к примеру, прошлую неделю. Ну кто мог подумать, что им в голову взбредёт выпиливать винчестеры? А потом они целыми днями, с утра и до позднего вечера будут носиться по городку и расстреливать всё, что «плохо лежит»? А сейчас, спустя всего-то неделю – где их ружбайки? Валяются на антресолях или пылятся на балконе, а то и вообще в дровяном сарае.

Как так случилось? Почему кончился «завод»?

Может, расстреляли все пульки? Да нет же, проволоки в подвале припасено сколько хочешь. Полчаса с плоскогубцами посидеть – и пулек будет полный карман… А может, это из-за последней перестрелки через бойницы в фундаменте нового дома? Да уж, идейка была дурацкая – сидеть «стенка на стенку» на расстоянии двух десятков метров и пулять друг в друга, пытаясь попасть в вентиляционную дырку в кирпичной кладке напротив, где маячит лицо твоего друга – противника! Удивительно, как никто без глаз не остался! Но ведь не остался же. Всего-то «боевых ранений» – один фингал под глазом да одна разбитая пулькой губа…

Нет, всё-таки не в этом дело. Просто, наверное, выдохся ружейно-пулечный сезон, и надо придумывать что-то новое. Только что?

– Витька! Вадька! Стойте! У меня идея!

Серёжка резко затормозил у куста бузины и теперь внимательно разглядывал гроздья ещё зелёных, но уже вполне крупных ягод.

– Самый хитрый, да? – крикнул Витька, остановившись на безопасном расстоянии. Серёжка был «вдой», и Витька решил, что тот задумал какую-то обманку, чтобы поскорее их засалить.

– Да не дрейфь ты, если хочешь, пусть пока что будет «вне игры».

– Ну, ладно! Какая идея-то?

– Я знаю, чем заняться! – объявил Серёжка и показал на кусты бузины.

– Чё, зелёные ягоды есть, что ли?

– Ну ты сказанёшь тоже! Я что, по-твоему – больной? Раз бузина появилась – значит, и «трубочник» уже вырос. Можно вырезать трубки, набить карманы бузиной и открыть плевательный сезон!

– Точно, Серый, прошлым летом, помню, здрово повоевали! Давайте на берег, там в ивняке в том году целые заросли «трубочника» были.

… Через час они вернутся на это же место, каждый вооружённый тремя-четырьмя тщательно выбранными и аккуратно вырезанными из стволов «трубочника» трубками. В результате проверки боем у каждого останется одна-две. Остальные будут беспощадно забракованы: дырка окажется маловата (ягоды бузины будут застревать при стрельбе «очередями») или наоборот, слишком велика (и тогда будет страдать дальность боя). Два кармана зелёной бузины – и начало очередному сезону положено. Завтра полгородка отправится на берег реки, а послезавтра все только и будут соревноваться, у кого трубка бьёт дальше, а у кого – кучнее… Эх, девчонкам не позавидуешь!

«Жаль бросать игру в самый разгар сражения, но очень кушать хочется! – убеждал себя Серёжка, распахивая дверь квартиры и с порога направляясь в кухню. – Интересно, чем сегодня можно поживиться? Может, в холодильнике случайно отыщется баночка сгущёнки?»

Да, это было бы здорово – пробить в крышке дырочку и высасывать через неё густую сладкую массу. Можно, конечно, и две дырочки – одна напротив другой – пробить. Но тогда удовольствие слишком уж быстро закончится…

Однако холодильник не порадовал – сгущёнки в нём не оказалось.

Ну что ж – раз нет сгущёнки, то надо перво-наперво проверить накрытый полотенцем тазик, который служил хлебницей. Его содержимое определяло оставшийся выбор. Если есть мягкий белый батон – значит, вариантов два: либо бутерброд с маслом-вареньем, либо с маслом-сахаром. Если на улицу, то лучше с маслом-сахаром, а то варенье стечёт по бокам – только весь обляпаешься…

Но белого батона в тазике не нашлось, обнаружилась только буханка чёрного.

Ну, тогда уже без вариантов – отрезаем два ломтя хлеба, кладём их рядышком и аккуратно поливаем душистым, пахнущим семечками густым подсолнечным маслом. Аккуратно – потому что надо в первую очередь поливать края, чтобы хлеб хорошенько пропитался маслом там, где корочка, и только уж потом размазывать масло к центру, да при этом следить, чтобы оно не протекло насквозь. Теперь равномерно посыпать смачно намасленные куски крупной солью – и вкуснейшее лакомство готово!

Осталось лишь решить, где его съесть – дома или на улице?

Конечно, на улице здрово – там всё как-то вкуснее кажется… Но как только высунешься с бутербродом на улицу – верняк налетят со всех сторон мальчишки: «Сорок восемь – половинку просим…» Можно, конечно, попытаться вперёд успеть крикнуть: «Сорок один – ем один…» Но тогда сразу начнутся дразнилки да обзывалки всякие, типа: «Жадина-говядина, солёный огурец. На полу валяется – никто его не ест…»

По всему выходит – надо есть дома! Но как же тогда войнушка? Вдруг всех «наших» уже расстреляют, пока он тут дома отсиживается и пузо набивает?

«Эх, ладно, один бутрик съем, пока по лестнице бегу, – решает он, – а второй уж на улице. Поделюсь, так и быть!»

Серёжка крадучись, вдоль стенки спускается по лестнице. В открытое окно лестничной площадки с улицы одна за другой накатывают волны тёплого воздуха… Снизу доносятся разноголосые крики, то и дело перемежающиеся громкими визгами. Лето в самом разгаре, и вместе с жаркими днями на смену обычной «войнушке» пришёл сезон водяных войн…

Он крепко сжимает в руке только что сделанную новую убойную брызгалку, предвкушая, какой эффект окажет её применение на противника. Ему пришлось долго выпрашивать у мамы эту «козырную» пластиковую бутылку из-под какой-то химической гадости, и сегодня она, наконец, сдалась (гадость пришлось перелить в стеклянную банку). «Козырной» же она была аж по трём причинам. Во-первы, в неё вмещался целый литр воды – серьёзный преимущество в сравнении с обычными «поллитровками» из-под шампуня. Во-вторых, её стенки по упругости были как раз то, что надо – не мягкие, но и не очень жёсткие. И в-третьих, он так ловко просверлил дырку в пробке, что края вышли абсолютно ровными, и струя поэтому била мощно, не разбрызгиваясь. (Ну, положим, с пробкой пришлось повозиться. Она оказалась сделанной из очень жёсткой пластмассы, и даже раскалённый на газовой конфорке гвоздь её не взял – пришлось сверлить ручной дрелью. Но результат оправдывал всю эту возню!).

И вот теперь он готов был вступить в боевые действия – дом на дом.

Он спустился по лестнице на первый этаж, держа брызгалку наготове. Вдруг входная дверь распахнулась перед самым его носом, и в подъезд влетела, чуть не сбив его с ног, Ленка Зубарева из квартиры напротив. А следом за ней – плотная струя воды… дотянулась, хлёстко ударила по спине… Дверь захлопнулась – но Серёжка тут же распахнул её ногой и в упор влепил из своей брызгалки обидчику, даже не разглядев толком, кто это был…

Получив такой заряд в лоб, Юрка Сазонов, его одногодка из трёхэтажки напротив, от неожиданности выронил свою брызгалку и закрыл лицо обеими руками.

– Всё, Юрка, отвоевался! Ты – труп, выходи из игры! – гордо объявил Серёжка.

– Не спорю, куда уж тут… Но и Ленка тоже – труп! – и, чуть отдышавшись, он уважительно добавил: – Ничего себе струя! Как пожарный брандспойт, прямо чуть с ног не сбила. Где ты такую брызгалку нарыл?

– Места надо знать! Ну, вы тут отдыхайте с Ленкой дружно на скамеечке, а мне на войнушку пора!

Он проверил уровень воды в брызгалке – на три-четыре поединка ещё хватит – и начал искать глазами следующую «жертву».

Выбор пал на Лару Ушакову, Юркину соседку по дому. Она, похоже, израсходовала весь боезапас и бежала к своему подъезду на «заправку»… Он догнал её на ступеньках подъезда и смачно приложил струёй поперёк спины. Лара завизжала во весь голос… но тут же развернулась и встретила его остатками воды из своей брызгалки…

Это – непередаваемое ощущение, когда твоё разгорячённое солнцем и погоней тело налетает на холодную (из-под крана, из скважины, из самых недр земли!) струю воды, которая в миг окатывает тебя с ног до головы… Это – как налететь со всего разгона на кирпичную стену – оглушает, лишает дара речи… Ты хочешь что-то сказать, крикнуть – но не можешь ни вдохнуть, ни выдохнуть. И только потом, спустя несколько мгновений, когда холод равномерно разольётся по всему телу, остужая летний жар, ты понимаешь – а ведь это так здрово! Почти как купаться в речке!

И опять на «заправку», побыстрее дождаться конца этого сражения, чтобы «ожить» – и с новыми силами в новую водяную битву!

Солнце, жара, слепящие струи воды, мириады брызг и маленькие радуги то тут, то там… Обжигающий холод, капли, сбегающие ледяной струйкой за шиворот, прилипшая к телу рубашка… И снова жара… Лето… Июль…

Ранее утро… Вот уже полчаса они с братом трясутся (нарочно подпрыгивая и раскачиваясь на каждой мало-мальской кочке и ямке) в самом настоящем военном ГАЗике. Папа сидит впереди, на командирском месте. Серёжка в полном восторге – сегодня им предстоит «десант» за шампиньонами! Отцу по работе поручили съездить на запасной аэродром, и он решил взять их с собой, чтобы на полпути высадить на огромном лугу, где после вчерашнего дождика наверняка выросли шампиньоны. Они будут совсем одни, сами по себе целых полдня, пока он не заберёт их на обратном пути…

ГАЗик сворачивает с шоссе на просёлочную дорогу, минует деревню и, вырвавшись на открытый простор, прибавляет скорости. За окном мелькают последние деревенские дома, какие-то сараи… Всё! Теперь по обе стороны до самого горизонта – только поля, поросшие невысокой сочной травкой вперемешку с клевером, да далеко впереди, на пригорке у дороги, виднеется редкий лесок – берёзки да осины.

– Здесь тормозни, – говорит отец водителю. Машина останавливается на обочине.

– Войскам десантироваться из автомобиля! – командует отец. – Проверить обмундирование, снаряжение и сухой паёк!

Обмундирование – это, в первую очередь, солдатские пилотки – чтоб голову не напекло. Снаряжение – по пустому ведру и перочинному ножу у каждого, да маленький транзисторный приёмник, чтобы веселее было. Ну а сухой паёк – это «авоська» с термосом чая, варёными яйцами и бутербродами с маслом и сахарным песком. Всё вроде на месте, «десант» готов к выполнению задания!

– Так, слушайте меня внимательно. Идёте вон по тому лугу на расстоянии 20–30 метров друг от друга. Далеко не разбегайтесь, лучше всего идите зигзагом. Как шампиньоны выглядят вы, надеюсь, помните?

Ребята дружно кивнули головами.

– Ну, вот и замечательно. Старые – это у которых шляпка вся открылась и снизу уже коричневая, а не розовая – не режьте, собирайте только молодые. Сейчас 9 утра. Думаю, часа за три вы неспешно дойдёте вон до того леска на пригорке. Там отдохнёте, перекусите. Будет желание – поищите грибы в лесу. Может, уже первые подосиновики и подберёзовики появились. Ну, а нет – просто поваляетесь на травке, но дальше не идите. Я вас в этом леске около часа дня заберу. Вопросы?

– У матросов нет вопросов! – выпалил Серёжка и взял «под козырёк».

– К пустой голове руку не прикладывают – пилотку надень! – усмехнувшись, потрепал его по голове отец. – Ну, удачи!

Через мгновение ГАЗик фыркнул мотором, запылил дальше по дороге и вскоре скрылся из виду. Ребята же спустились на луг, отошли подальше от дороги, не сговариваясь, перевернули ведра и плюхнулись на них, как на табуреты, подставив лица утренним солнечным лучам. Времени впереди – воз и маленькая тележка! Куда торопиться?

Если долго сидеть на солнце с закрытыми глазами, чувство пространства и времени начинает потихоньку ускользать, растворяться в сладком мареве лета… И вот уже вокруг нет ничего, кроме этого воздуха, в котором ты купаешься, как в парном молоке…

Но вдруг нежданный щебет над головой возвращает тебя к действительности, выдёргивает из дремотных тёплых глубин на поверхность… Лёгкое дуновение ветерка доносит первые звуки пробуждающегося луга… И когда перед глазами перестают плясать красно-жёлтые солнечные круги, вдруг отчётливо замечаешь, как уже кипит жизнь вокруг: в травянистых дебрях один за другим куда-то деловито спешат муравьи; над их головами качаются травинки и трилистники кислицы, кое-где увенчанные ещё невысохшими крохотными бриллиантами капелек росы; в пенно-розовых шапках клевера, басовито гудя, ворочаются мохнатые шмели; над ними соревнуются в прыжках на высоту и дальность кузнецы-прыгунцы, деловито носятся пчёлы, да порой сверкнёт слюдяными радужными крыльями одинокая стрекоза…

– Пора, брат, пора! – Славка хлопнул его по плечу. – Щас что-нибудь весёленькое-заводное найдём по радио – и вперёд!

Он щелкнул выключателем, повернул колёсико, и из динамика раздалось:

И тогда вода нам как земля.

И тогда нам экипаж семья.

И тогда любой из нас не против

Хоть всю жизнь служить в военном флоте…

– Ну, братишка – ты ж сказал: «У матросов нет вопросов!» Вот тебе и песенка военно-морская, как раз в тему!

– А что, мне эта песня очень даже нравится! – ответил Серёжка и, подпевая в полный голос, подхватил своё ведёрко и вприпрыжку побежал на поиски грибов.

Долго искать не пришлось. Через несколько шагов он наткнулся на первую полянку – штук пять молоденьких, только-только вылезших из-под земли шампиньонов. Были они белые, свеженькие и душистые – хоть сырыми ешь!

– Славка, есть контакт! – крикнул он старшему брату, проворно срезая грибы под самый корешок.

Поле оказалось урожайное – шампиньоны попадались часто, и время до полудня пролетело быстро и без приключений (ну, не считая необходимости постоянно быть начеку, чтобы не наступить невзначай на «мину» – коровью лепёшку, которых прошедшее накануне стадо оставило великое множество).

С полными ведёрками они наконец, добрались до леса, перекусили и растянулись на полянке под берёзами.

– Славка, а что мы будем делать, когда домой вернёмся?

– Ну, не знаю… Можно в орешник сгонять, позырить – может, там уже орехи зелёные созрели… А ещё можно там шалаш построить из веток.

– А мама говорила – орехи, когда зелёные, то ещё незрелые. Зрелые – они вроде коричневые должны быть. И скорлупа тогда твердая – зубами не разгрызть.

– Серёнь, ну ты подумай сам! Кому это надо – ждать, пока скорлупа станет твёрдая? Неа, в нашем орешнике они до настоящей зрелости не доживают, мы их всегда так съедаем, молочными.

И тут ветер донёс до них голоса с дороги. Они, как по команде, вытянули шеи – по просёлку в их сторону медленно двигалась небольшая кучка людей в цветастых одеждах.

– Цыгане! – прошептал Славка, метнулся к приемнику и выключил его.

Цыган в городке не любили. Мама из жалости всегда собирала для них что-нибудь из старой одежды, но никогда им не открывала, когда те попрошайничали по подъездам, а говорила через закрытую дверь: «Зайдите через минут десять, я оставлю для вас что-нибудь на лестничной площадке». И им она строго-настрого наказала никогда не открывать дверь незнакомым людям и не разговаривать с цыганами.

– А правда, что они детей воруют? – замирая от страха, прошептал Серёжка.

– Не знаю… может, и воруют – да только что-то никого пока не своровали. Мне кажется, это родители специально нас пугают, чтоб мы осторожными были.

– Хорошо, если так… А что мы будем делать, если они наше радио услышали и сюда щас придут?

– Да не дрейфь ты! Не могли они радио услышать.

– Почему?

– Потому что потому – всё кончается на «у»! Далеко ещё, да и ветер в нашу сторону дует – значит, наши звуки до них никак долететь не могли. Ясно?

– Ага, вроде ясно… – протянул Серёжка без особой уверенности в голосе.

Вот цыгане поравнялись с лесом, остановились… и, свернув-таки с дороги, направились в их сторону.

Сердце у Серёжки ушло в пятки.

– Славка, что теперь делать-то?

Повисла напряжённая тишина… и вдруг Славка вздохнул с облегчением.

– А ничего не делать! Вон наш батя на ГАЗике едет. Хватай грибы да авоську – и вперёд, к дороге. Только пойдём с этой стороны леса, чтоб с цыганами не столкнуться.

– Ага, точно! А если что – то мы закричим, и папа с солдатом-водителем быстро нас спасёт, правда?

– Правда, правда… Да хорош тебе трястись, как осиновый лист!

– Ладно, не буду больше…

Но ноги уже сами несли его к дороге, где, поднимая клубы пыли, остановился такой долгожданный, спасительный ГАЗик. Дверь распахнулась, и навстречу ему шагнул отец – большой и сильный…

«Сегодня наверняка будет зыкинский день!»

Мысль, прокравшаяся в сон, поворочалась, пытаясь найти себе место в полудрёме, и совсем уже было собралась раствориться в косматых обрывках сновидений. Но не тут-то было! Он осторожно ухватился за ускользающий краешек мысли и стал потихоньку вытягивать её из закоулков сна. И вот мысль начала обретать очертания и вдруг расцвела ярко и решительно: «Сегодня воскресенье! Мы едем на машине купаться на Хмар!»

Серёжка открыл глаза и довольно зажмурился. Солнечные лучи вовсю плясали по стене, а воздух был просто необыкновенным – ещё свежим с ночи, но уже сладким, предвещавшим жаркий, настоящий летний день. Лето было в самом зените, тёплая погода стояла всю неделю, и вода, должно быть, хорошо прогрелась.

– А ну, сони! Подъём войскам! – скомандовал отец мальчишкам из кухни, откуда уже аппетитно пахло жареной яичницей. – Денёк обещает быть отличным, народу будет много. Так что надо пораньше выехать, чтобы успеть занять наше место в тени деревьев. Вам полчаса на умыться, позавтракать и занять места в машине! Кто не успеет – остаётся дома дежурным по кухне.

Дежурить вместо того, чтобы целый день купаться и загорать, зарываясь в горячий песок? Ну уж дудки! Мальчишек, как ветром, сдуло с кровати. Пять минут на туалет и чистку зубов – и вот они уже уплетают яичницу за обе щеки. Чай, посуда, натянуть плавки, не забыть маску – и бегом на улицу, смотреть, не появилась ли на дороге от гаражей их «двадцать первая» «Волга»…

Вот и она – светло-желтая, цвета любимого заварного крема, важно покачивающаяся на кочках, блестящая никелированной радиаторной решёткой. Ребята просто боготворили эту «Волгу» – такая она была большая и гордая по сравнению с появившимися недавно маленькими «Жигулёнками». Даже новая, «двадцать четвёртая» «Волга» (а такая была только у родителей Леры Азаровой, Серёжкиной ровесницы, которая ему очень нравилась) как-то проигрывала внешним видом, хотя максимальная скорость на спидометре у нее была аж 180 км/ч – на целых 40 км/ч больше, чем у их «двадцать первой». Они так её любили, что даже пожертвовали ей каждый по одной любимой наклейке – и теперь заднее стекло по сторонам украшали весёлые гномы в красных колпаках и башмаках, в зелёных курточках, с фонариками в руках.

Ребята, подталкивая друг друга, забрались на задний диван (о да, у «двадцать первой» действительно были диваны, а не сиденья!). Мама села вперёд, на «штурманское» место. Наконец, можно было ехать.

Отец покрутил слегка руль – и «Волга» неспешно покатилась назад. Ещё одно движение рулём – и машина плавно тронулась вперёд.

– Папа, папа, я давно хотел спросить: а почему сначала, когда ты крутишь руль, мы едем назад, а потом ты его вроде так же крутишь, а едем мы вперёд?

– Эх ты, «деревня», – влез старший брат. – Руль тут ни при чем, он просто поворачивает колёса. А «вперёд-назад» и скорость зависят от рычага переключения передач. Вон тот рычаг на руле справа, видишь? На себя и вверх – это задняя передача; на себя вниз, как сейчас – это первая. Сейчас папа переключится на вторую, чтоб быстрее ехать – это просто вверх, видишь? А потом, на шоссе, на третью, просто вниз – это самая быстрая! А посередине – это нейтралка, чтобы заводить и катиться накатом под горку, – гордо закончил Славка.

Серёжка только в недоумении хлопал глазами – и как это он раньше не замечал такого важного рычага? А почему вперёд три, а назад – только одна передача? «Наверное, потому, что задом быстро ехать не надо, так что хватает и одной», – объяснил он сам себе.

Обычно он всю дорогу до речки смотрел по сторонам, нетерпеливо ожидая, когда появится впереди приметный пригорок. После него останется лишь спуск под горку – и, чуть не доезжая моста, будет крутой съезд направо, на высокий берег реки. Но в этот раз он глаз не сводил с открытия сегодняшнего дня – рычага переключения передач, наблюдая, как папа с ним ловко обращался…

Но вот «Волга» съехала с шоссе и плавно закачалась на ухабах просёлочной дороги. Ещё минута – блеснула внизу водная гладь разлившейся в озерцо речки, призывно зажелтела песчаная коса на другом берегу, и машина остановилась на своём обычном месте, в тени раскидистого дерева.

– Мам, мам, мы сразу купаться, ладно? – выпалил Славка, распахивая дверь.

– Хорошо, только возьми полотенце. Ты старший, отвечаешь за Серёжу. И не лезьте сразу в воду, она ещё холодная, погрейтесь на песочке сначала!

– Да-да, обязательно! За мной, Серёга! – и старший брат пустился вприпрыжку к краю обрывистого берега, вниз по вытоптанным сотнями босых ребячьих ног ступенькам и с ходу спрыгнул в воду брода. Здесь озерцо сужалось до ширины нескольких шагов, а глубиной было всего-то чуть выше колен.

– Уух, водичка-то бодрит!

Разбрызгивая воду во все стороны, он перебрался через брод в четыре шага и вышел на песчаную косу.

– Ну, это с непривычки. Если потихоньку в воду заходить – то привыкаешь, и не холодно, – сообщил он то ли брату, то ли самому себе.

С этими словами он бросил полотенце на песок, решительно шагнул в озерцо и, зайдя в воду по плавки, остановился. Серёжка шагнул следом, встал рядом, закрыл глаза, раскинул в стороны руки, подставив лицо и тело ласковым лучам, и замер, прислушиваясь к окружающему его миру. И мир нахлынул на него своим многообразием ощущений и запахов.

Озерцо прямо перед ним всё ещё еяло утренней прохладной влажностью. В ней угадывались ароматы водяных лилий и камышей, в изобилии росших в болотце выше по течению, в тени зарослей плакучих ив и тростника. Однако солнце неумолимо брало верх, согревая и напитывая теплом каждую клеточку обращённого к нему тела. Теплом веяло и со спины, от нагретой песчаной косы. С сочных лугов пологого берега слева тянуло запахами летнего разнотравья – одна за другой набегали сладкие волны кашки и клевера с вплетёнными в них горьковатыми нотками полыни, в которых, казалось, витал гул шмелей и стрекот кузнечиков. Справа, с высокого и всего лишь ещё минуту назад тихого берега, теперь доносилась целая какофония звуков – фырканье моторов, хлопанье дверей, детские визги и взрослые голоса… А в следующий миг топот ног по склону, плеск, мириады брызг и гомон заполнили всё вокруг. Как будто в фильмоскопе повернули колёсико, и тишину и таинство тихого летнего утра сменил совершенно другой кадр – жаркого летнего дня, наполненного криками, брызгами, смехом – одним словом, бесконечным детским счастьем.

Они плескались до дрожи, до «гусиной кожи», пока не посинели от холода губы. Только тогда оба, посмотрев друг на друга, пулей выскочили из воды. С ходу плюхнувшись на горячий песок, они стали подгребать его к себе руками – под голову, под бока, под ноги – пока не превратились в два песчаных холмика с торчащими из них вихрастыми головами.

– Вот накупались так накупались! Только маме не говори, что мы так долго, – всё ещё не попадая зубом на зуб, попросил Славка.

– Да ладно, что я, маленький, что ли? – важно ответил младший брат. – Ты лучше скажи – мы ещё в воду полезем?

– Ну, сейчас кажется, что нет. Но погоди, щас пожаримся на песочке, и опять захочется. И знаешь что? Чтобы веселее было, давай ребят позовём и в «крокодильчика» сыгранём? А потом в воде в салки, а?

– В салки я знаю, а вот в «крокодильчика» – это как?

– Это просто, объясню, когда нажаримся.