Рассудку вопреки Невилл Миранда

Глава 23

Отношение Блейка к грядущему политическому собранию настолько отличалось от ее собственного, что Минерва готова была посмеяться над этим, если бы не одно «но» — это различие в будущем могло сказаться на их отношениях. В то время как она испытывала глубокое волнение и трепет при мысли о том, что придется занимать большую компанию выдающихся политических деятелей, муж всем своим видом давал понять, что предпочел бы этому сборищу общение с палачом и дыбой. Однако в любом случае он не запретил провести эту встречу, хотя имел на это полное право.

Когда супруг объявил, что незамедлительно уезжает в Шропшир, для Минервы это стало полной неожиданностью. До приезда гостей оставалось меньше месяца, и Блейк едва справлялся с сотней дел, касавшихся поместья.

— В таком случае, — сказала она, постаравшись скрыть свое недовольство, — я останусь в Лондоне еще на несколько дней. Мне нужно посоветоваться с вашей матушкой и заняться приглашениями. Вы возьмете Хезерингтона с собой, или он останется помочь мне?

— Хезерингтон полностью в твоем распоряжении.

В Мандевиле мне поможет управляющий. Политическими вопросами я займусь только тогда, когда обстоятельства принудят меня к этому. Уверена, что не хочешь поехать со мной?

Боже, как ей хотелось сказать «да».

— Мне нужно встретиться с модисткой и заказать приличествующее случаю платье. У меня нет ничего подходящего.

— О, это, несомненно, доставит тебе удовольствие, — поддразнил он жену, зная, что она терпеть не может примерки. — Или мне, когда я увижу тебя в новом наряде. — Блейк поцеловал ее в ушко. — И без него.

Они расстались вполне довольные друг другом. И Минерва скучала по мужу, особенно по ночам, зато днем дела не давали ей впадать в меланхолию. С Хезерингтоном у нее сложились хорошие отношения. Старый секретарь знал все и всех, и вместе они уточнили список гостей, сократив его до нескольких десятков самых важных сторонников. Потом продумали перечень развлечений для этой компании, огромной даже для такого просторного дома, как Мандевиль с его бесчисленным штатом слуг.

Однажды Минерва отдыхала в гостиной герцогини, теперь предоставленной в ее полное распоряжение, поскольку свекровь уехала в Шотландию. Часок досуга был прекрасным моментом, чтобы прочитать главу-другую Скотта. Распутные мысли прервал Филсон.

— Ваша светлость, — сказал он. — Некий мистер Томас Паркс просит принять его.

Как странно. Минерва все еще не принимала обычных посетителей и не могла найти причины, по которой этот член парламента от Гристлуика вдруг пожелал ее видеть.

— Он сказал, чего хочет?

— Сначала этот джентльмен просил о встрече с его светлостью. Когда он узнал, что его светлость в отъезде, то заявил, что дело очень срочное и его нельзя перепоручить мистеру Хезерингтону.

— Проведите его сюда. Нет, подождите. Я приму его в утренней гостиной.

Минерва с удивлением поймала себя на мысли, что не испытывает неловкости при встрече с человеком, за которого некогда планировала выйти замуж. Казалось, прошел уже целый год, а не несколько месяцев. Она не испытывала ни малейшего сожаления, что ей не довелось стать миссис Паркс.

— Ваша светлость, — вошедший приветствовал Минерву почтительным поклоном, — я хотел бы принести вам свои поздравления по случаю вашего замужества и выразить соболезнования в связи с вашей потерей.

— Благодарю вас, мистер Паркс. Что я могу для вас сделать?

— Я намеревался говорить с герцогом, но решил, что поскольку мое знакомство с ним носит поверхностный характер, то, возможно, лучше будет встретиться с вами. Вопрос весьма деликатный.

— Я слушаю.

— Дело касается вакансии замка Уорфилд.

— Вы ищете возможности поменяться, мистер Паркс? Я считала, что ваше положение как члена парламента от Гристлуика весьма надежно. Полагаю, уже принято решение, кто получит место от замка Уорфилд.

Паркс кивнул:

— Джеффри Хантли. Именно об этом мне и хотелось бы с вами поговорить. Хантли не должен получить это место.

— Отчего же?

— Потому что на него нельзя положиться. Он не сторонник реформ и не станет голосовать так, как нам хотелось бы. В былые дни я имел честь узнать ваши взгляды, и, поверьте, герцогиня, они крайне далеки от взглядов Хантли.

— Я не понимаю. Конечно, мне жаль, что вы считаете мистера Хантли недостаточно благоразумным, чтобы голосовать так, как указывают интересы партии. Ведь в таком случае он рискует потерять место.

— Действительно, недостаточно. И по этой причине мне легче говорить с вами, чем с герцогом. Согласно надежному источнику, Хантли похвалялся, будто новый герцог Хэмптон поддержит его, как бы он ни поступил. Говорил, что он даже может выторговать себе место в правительстве, не лишившись расположения герцога, поскольку они близкие школьные друзья. Мне нет необходимости напоминать вам, что после выборов будет уже поздно. Мы не можем себе позволить потерять ни одного места. Умоляю вас, герцогиня, поговорите с герцогом и убедите его отдать вакансию замка Уорфилд более надежному кандидату.

— А сэру Гидеону об этом известно? Как я понимаю, мистер Хантли пользуется его расположением.

— Я бы поговорил с сэром Гидеоном, если бы не упоминание о дружбе Хантли с герцогом. Именно поэтому я осмелился нанести этот визит и поговорить без участия третьих лиц.

Минерве это дело показалось очень странным. Неужели Хантли и в самом деле настолько уверился в их крепкой с Блейком дружбе? У нее создалось впечатление, будто Блейк на самом деле не испытывает особой приязни к своему бывшему школьному приятелю. До отъезда из Лондона следовало тщательно разобраться в этом вопросе.

— Я должна поговорить с мистером Хантли. При всем уважении к вам, мистер Паркс, несправедливо ломать человеку карьеру, основываясь на одних лишь слухах.

По ее просьбе уже на следующий день Хантли нанес ей визит.

— Моя дорогая герцогиня! Какая честь получить ваше приглашение! Какое удовольствие вновь встретиться с вами! Могу я выразить вам свои поздравления в связи с вашим новым положением?

Минерва сделала шаг назад. Хантли, который во время встречи в театре показался ей вполне любезным, сейчас подошел к ней чересчур близко. Она отняла руку, прежде чем он сообразил ее поцеловать, и пожалела, что на ней не было перчаток.

— Уверяю вас, мистер Хантли, в кончине герцога нет ничего, что давало бы основания для поздравлений.

— Конечно же, нет, герцогиня. Я имел в виду ваше замужество. Мне чрезвычайно приятно, что мой старый друг Блейк взял в жены такую красавицу.

Его волнистые каштановые волосы, выражение округлого лица создавали впечатление моложавости и открытости, но манера поведения Джеффри Хантли показалась ей неискренней. Тем не менее Минерва постаралась быть объективной, ведь на ее ощущения мог повлиять разговор с Парксом.

— Ваше знакомство с моим мужем восходит к Итону, как я понимаю?

— Больше, чем знакомство. Настоящая дружба. Блейк часто говорил, что он никогда бы не пережил бы школу без меня.

— Естественно, жизнь в Итоне была крайне сложна для герцогского наследника.

— Абсолютно верно, — поддакнул Хантли, словно ее сарказм проплыл мимо его сознания. По-видимому, он был невысокого мнения о ее уме.

— И благодаря его сильной привязанности и благодарности вы должны получить место в парламенте.

— Именно! А он получает мою вечную привязанность и благодарность. Он не мог бы найти более надежного союзника в парламенте, чем друг его юности.

— Я полагаю, — осторожно произнесла Минерва, испытывая его, — замок Уорфилд не столь высоко ценится, как раньше.

— Что вы имеете в виду, герцогиня?

— Поправьте меня, если я заблуждаюсь, однако мне кажется, что пришедшие в упадок округа будут упразднены, когда парламент примет реформу. Ваше надежное место исчезнет.

— Моя дорогая герцогиня, — начал Хантли, и ей захотелось строго выговорить ему — для него она уж никак не была «дорогой», — вы позволите мне сказать, насколько вы наивны. Да, о реформе действительно много говорят. Но в конечном итоге во имя чего герцог Хэмптон или любой другой человек высокого положения по доброй воле откажется от власти?

Иногда кукольную внешность можно использовать к своей выгоде. Минерва одарила его своим самым наивным взглядом.

— Вы предполагаете, что партия на самом деле не вполне последовательна и прямолинейна в отношении парламентской реформы?

— Уверен, что в партии много добропорядочных людей, которые искренне считают, будто эта реформа послужит интересам страны. Но мы же понимаем, как все обстоит на самом деле. Для блага страны будет лучше, если влиятельные семейства продолжат держать в своих руках бразды правления. Вспомните, что произошло, когда Францией позволили править обычному человеку.

— Очень любезно с вашей стороны, мистер Хантли, было объяснить мне все эти вещи. Я и в самом деле наивна. Увы, всего лишь несведущая женщина. — Она боялась, что переигрывает, но тот все принял за чистую монету. — Могу я заключить, что поскольку вы с моим мужем являетесь столь близкими друзьями, то и ваши взгляды на реформу совпадают? Он не очень-то посвящает меня в свои политические дела.

Минерва захлопала ресницами и постаралась принять глуповатый вид.

— Он не особенно распространялся на эту тему. Но я слишком хорошо знаю Блейка. На словах он будет выступать за реформу, но я же знаю, какого голосования он от меня ждет.

Минерва даже не решалась заговорить, опасаясь выдать свои чувства. Она выждала пару минут, словно пребывая в глубокой задумчивости. Неужели Хантли отнес ее к полным дурам? Или он настолько уверен в преданности Блейка, будто считает, что может совершенно спокойно предать партию? Глубоко в душе она также опасалась, что Хантли говорит правду. Не то чтобы Блейк, руководствуясь эгоистическими соображениями, возражал против реформы, однако этот вопрос интересовал его слишком мало. И в конечном итоге он, возможно, не решится наказать кого-либо из своих сторонников, проголосовавших против реформы.

Ей необходимо было выпроводить этого отвратительного типа из своего дома, поскольку она едва сдерживалась, чтобы не схватиться за кочергу.

— Я рада, что у нас с вами состоялся этот разговор, мистер Хантли. Я была наивна, как вы заметили. Но больше такой не буду, обещаю вам.

Хантли низко склонился над рукой, которую Минерва неохотно ему протянула, явно подметив насмешку в этом его жесте.

— Если вы сомневаетесь в моих словах, можете спросить Блейка.

Поскольку муж находился в сотне миль от нее, то ей придется подождать. Минерва выпустила свое раздражение, отыскав мистера Хезерингтона и велев ему вычеркнуть Хантли из списка гостей, приглашенных в Мандевиль.

Глава 24

Приятно было оказаться дома. А это и был его дом, осознал Блейк. Как бы ни любил он Девон, но зеленые холмистые просторы Шропшира и Мандевиля были ближе его сердцу, чем прибрежный ландшафт Девоншира. Несколько дней он провел, оглядывая свои угодья, инспектируя поля и леса, объезжая фермы и коттеджи, беседуя с арендаторами и всеми теми, чье благополучие так или иначе зависело от него. Брать на себя ответственность, принимать решения, инициировать улучшения, не испрашивая на то разрешения, было делом ответственным, сложным и увлекательным.

Единственное, что омрачало его удовольствие, было то, что ему очень не хватало Минервы. Он поймал себя на том, что мысленно сочиняет для нее отчеты о своих делах. Испытывая нежелание по некоторым личным причинам обсуждать политические вопросы, которые так занимали его супругу, Блейк большое удовольствие получал от их разговоров, которые они вели в пути, путешествуя по северной Франции, поскольку на многие вещи Минерва заставляла его взглянуть по-новому.

Блейк перебрался в покои отца. Последний раз старый герцог был в Мандевиле прошлой осенью, и его присутствие в герцогских апартаментах стало ощущаться слабее. В Лондоне Блейку трудно было даже заставить себя войти в спальню, в которой он стал свидетелем кончины старого герцога. Однако в Мандевиле он спал в постели под изысканным бархатным пологом и чувствовал, как это помогает ему привыкнуть к новому положению, не ощущая при этом со своей стороны проявления неуважения к отцу. Жаль только, что в этой постели он был один.

В полдень, когда ожидали приезда Минервы, он намеревался не уезжать далеко от дома, чтобы приветствовать ее на ступенях открытой галереи в момент прибытия в ее новый дом, но Минерва прибыла раньше, чем ожидалось. Он только что вернулся из конюшен, когда она светлой бурей ворвалась в его кабинет, волоча за собой шляпку и длинный газовый шарф.

Блейк заключил ее в объятия и поцеловал долгим поцелуем, на который она страстно ответила, и только затем заметила присутствие управляющего.

— Мы не одни, — прошептала Минерва.

Прежде чем оторваться от нее, он еще раз быстро поцеловал жену.

— Рад тебя видеть, Минни. Я скучал по тебе. Как ты доехала?

— Не называй меня так на людях, — запротестовала она, хотя и без особого пыла. Он и в самом деле верил, что ей начинает нравиться такое обращение.

— Давай тогда найдем какое-нибудь укромное местечко.

Он наконец повел ее по холлу к парадной лестнице.

— Ты даже не дал мне и словечка сказать бедному мистеру Хадкинсу, — пожаловалась Минерва. — Я знаю его давным-давно. Он чувствовал себя очень неловко.

— Позволь мне показать твои комнаты. Они рядом с моими.

Блейк собирался затронуть интересный вопрос, касавшейся его кровати и ее замечательных размеров, когда заметил, что у его супруги не слишком счастливый вид. Точнее, она выглядела весьма огорченной.

— Мне необходимо с тобой поговорить кое о чем, — сказала Минерва. — Вопрос очень важный, и меня он чрезвычайно беспокоит.

— Тогда нам лучше направиться в мою гостиную. В твоих апартаментах полно горничных, которые сейчас занимаются твоими вещами.

Он не стал упоминать о том, что его гостиная расположена как раз рядом с его спальней.

В этом огромном доме требовалось немало времени, чтобы добраться из одного места в другое. Минерва отвечала на его банальные расспросы о путешествии со все истощавшимся терпением. И к тому моменту, когда они вошли в гостиную герцога, она напоминала кипящий чайник. Блейк гадал, что же могло так вывести ее из себя. Он приготовился к горячим речам по поводу вредоносных действий кого-либо из членов правительства, и его губы тронула улыбка, но тут же исчезла. Его герцогиня, конечно, выглядела очень привлекательно, когда приходила в такое возбуждение, но сейчас она была явно не способна оценить шутливое замечание или комплимент.

— Что случилось? — спросил он.

На ее гладком челе прорезалась беспощадная морщина, столь несовместимая с фарфоровой красотой.

— Замок Уорфилд, — произнесла она, и у Блейка сдавило сердце. Но что может она иметь против Хантли? Против его кандидатуры никто не возражал, за исключением самого Блейка, а он свои возражения держал при себе. Тем не менее его встревожило уже то, что Минерва вообще затронула тему, связанную с его заклятым врагом.

— А в чем дело? Вопрос решен.

— Вы не можете отдать место этому человеку. Он негодяй.

Она, конечно же, была абсолютно права. Но, оставив свои соображения при себе, Блейк осторожно осведомился:

— Хантли? Что заставило вас так думать?

— Он будет голосовать против законопроекта о реформе и будет утверждать, что именно таково ваше желание.

— В самом деле?

— Он фактически признался мне в этом. И я имею все основания полагать, что он согласится на место в правительстве в обмен на свой голос.

Так вот какую игру затеял Хантли. Блейк не совсем понимал, почему Хантли так жаждал этого места в парламенте, которое не обещало ему никакого дохода, если только он не получил бы место в правительстве. Даже если их партия выиграет выборы, на прибыльные местечки есть длинный список кандидатов, и большинство из них обладают несравненно лучшими качествами и заслугами, чем Хантли. После того как партия столько лет находилась в оппозиции, борьба за государственные должности будет вестись всеми доступными средствами.

— Если он так поступит, — произнес Блейк, стараясь максимально сохранять спокойствие, — он не удержится на своем месте после следующих выборов. Я смещу его.

— Ты это сделаешь? Он утверждает, что независимо от того, как он проголосует, ты не лишишь его своей поддержки. — Минерва подвинулась ближе к мужу и взяла его за руку, глядя ему в лицо взглядом, полным беспокойства. — С чего он вдруг так уверен в этом? Неужели дружба этого человека так важна для тебя?

Блейк посмотрел в голубые глаза жены, и сердце у него упало. Он не мог написать эти названия на греческом или произнести их по буквам по-английски, но он прекрасно знал, что означает выражение «оказаться между Сциллой и Харибдой». Если он сдержит свое обещание Хантли и отмахнется от ее беспокойства по поводу скрывавшихся за этим мотивов, Минерва страшно на него разозлится. И в конечном итоге окажется права. Блейк не понимал, каким образом Хантли удалось обвести вокруг пальца герцога и Гидеона, но сам он прекрасно понимал, что Хантли абсолютно отвратительный, насквозь прогнивший тип. Разложившийся, как округ замка Уорфилд. Блейк ведь тоже оказался обманутым. В течение пятнадцати лет он считал этого парня своим лучшим другом.

Через минуту Минерва попросит его отказаться от обещания, данного Хантли, и изменить свое решение по поводу замка Уорфилд. А вскоре за этой отставкой последует полный публичный отчет о пробелах в образовании герцога Хэмптона.

Невежество лорда Блейкни стало бы темой для салонных пересудов; невежество герцога Хэмптона окажется в центре внимания репортеров. Он мог представить в газетных витринах карикатуры, высмеивающие его неспособность к чтению.

Блейк всегда считал, что, как только его отца не станет, ему будет безразлично мнение окружающих. Увы, он ошибался.

— Я в долгу перед Хантли, — ответил Блейк жене, надеясь, что такой ответ ее удовлетворит.

Ничего подобного.

— В каком долгу? Какую власть он имеет над тобой?

Мог ли он заставить себя признаться теперь, когда упустил шанс открыться отцу?

Он вспомнил, как жестоко передразнивал Хантли его жалкие попытки научиться читать.

Вспомнил постоянные жалобы своих наставников, школьных учителей и своего отца: «Ты ленив», «Ты не занимаешься», «Почему ты не стараешься?»

И слова Минервы на парижской улице: «Ты даже не пытаешься».

Так какой смысл в его признании?

— Я не знаю, насколько ты права в отношении намерений Хантли, — сказал Блейк. — И не знаю, как в этом удостовериться. Но он получит это место. Я дал слово.

Отказавшись прислушаться к резонам Минервы, Блейк весь день избегал ее общества, заявив, что у него дела в далеком уголке обширного поместья. Обед здесь проходил еще более официально, чем в Лондоне. Если Минерва рассчитывала пообедать со своим мужем наедине, то ее расчет оказался ошибочным. В Мандевиле было так заведено, что слуги и служащие благородного происхождения, постоянно жившие в семье, обедали за герцогским столом.

Герцог и герцогиня Хэмптон не могли продолжать свой спор в присутствии земельного управляющего, священника, библиотекаря, хранителя документов, мистера Бленкинсона и мистера Хезерингтона, сидевших по обеим сторонам стола в маленькой гостиной. Незаслуженно именуемой так, поскольку комната была достаточно большой, чтобы вместить большую часть первого этажа Уоллоп-Холла — старинного особняка, в котором выросла Минерва. Для Минервы это сравнение было неизбежным. За исключением двух лондонских секретарей, все мужчины, сидевшие за столом, часто наносили визиты ее родителям и посещали другие дома в окрестностях Мандевиля. Она воспринимала их как равных по социальному положению, старших по возрасту джентльменов.

Они ощущали неловкость положения так же, как и она, и теперь от нее зависело, как сломать лед и устранить возникшую неловкость.

— Вы сделали какие-нибудь новые приобретения, мистер Линдси? — обратилась она с вопросом к библиотекарю, с которым ее отец водил дружбу.

— Благодарю, что проявляете интерес, ваша светлость, — ответил пожилой джентльмен, который называл ее Минервой с тех времен, когда она маленькой девочкой еще только делала первые шаги и толком не могла пролепетать приветствие. — Вам следует посмотреть дополнения к коллекции карт, которые я сделал по поручению его светлости. Покойного герцога. Надеюсь, нового герцога это также заинтересует.

В его голосе прозвучало сомнение, которое разделяла и сама Минерва.

— Моя сестра с Айверли приедут к нам в следующем месяце. Я знаю, что уж он-то захочет их посмотреть.

Она произнесла эти слова намеренно отчетливо и бросила взгляд на противоположный конец стола, где сидел Блейк, чтобы удостовериться, слышал ли он ее. Минерва сердилась на него и с радостью заметила, как супруг недовольно поморщился, услышав ее замечание.

— Превосходно. Мне хотелось бы узнать компетентное мнение лорда Айверли относительно происхождения нескольких экземпляров. Как поживают мистер и миссис Монтроуз?

— Я не видела родителей вот уже несколько месяцев. Я надеялась навестить их сегодня днем, но его светлость был занят, а они рассчитывают увидеть нас обоих в наш первый после свадьбы визит. Она мило улыбнулась своему мужу и произнесла чуть громче: — Но это не важно. Герцог, несомненно, сумеет выбрать время, Чтобы уделить мне внимание завтра. Или на следующей неделе.

Мистер Линдси заерзал на стуле, и Минерве стало стыдно, что она втягивает старика в их размолвки.

— Я провела день, осматривая дом вместе с миссис Кураж и обустраиваясь в своих апартаментах, — продолжила она чуть тише. До конца трапезы ей удалось продержаться в рамках приличий, хотя и не блистая остроумием.

— Минни?

Она подумала о том, чтобы притвориться спящей. Ей хотелось его видеть и хотелось, чтобы он ушел. Было бы легче переложить решение на него.

— Минни? — Он придвинулся ближе. — Ты еще не спишь. Я лишь хотел сказать, что мне очень жаль.

Этим вечером она тоже вела себя не лучшим образом — хотя не так плохо, как он в вопросе о Хантли, — и тоже должна была извиниться.

— Гм. — Это все, что ей удалось выжать в ответ.

Перина слегка прогнулась.

— У меня есть серьезная причина, по которой я должен дать Хантли это место, — сказал он, забираясь к ней под одеяло и прижимаясь грудью к ее спине. — Но я не могу тебе рассказать. Возможно, в будущем, но пока я не готов.

— Что…

Он перебил ее:

— Прошу тебя, не спрашивай об этом сейчас. Давай помиримся.

Блейк обнял ее, и его губы начали пощипывать ее ушко. Как и всегда, ощущение было приятным. Очень приятным. Но она была очень на него сердита. Так называемая «серьезная причина» таковой вовсе не была. Он готов делить с ней постель, но не обсуждать свои решения.

Ей понравилось, когда он поцеловал ее в шею. И когда его рука нырнула в разрез ее ночной рубашки.

— О, Минни! У тебя такие прелестные округлые груди, — выдохнул он. И ее груди откликнулись на его слова, наливаясь под его настойчивыми пальцами.

Ей следовало сказать ему, чтобы он уходил, и не позволять его сладострастным соблазнительным прикосновениям погасить ее злость. Она с трудом сдерживала себя, чтобы не выгнуться навстречу его ласкам.

Минерва не собиралась поощрять его. Сегодня вечером она была не в настроении. Как может он так глупо надеяться, что она простит ему то, что он преподносит на блюдечке место в парламенте одному из своих собутыльников?

Боже правый! Как может он полагать, что в подобных обстоятельствах она позволит ему ласкать ее? Через минуту она оттолкнет его. И ее раздражало, что сердце так сильно колотится, а блаженные толчки пронзают ее до самого лона. Чисто животная реакция. Совершенно недостойная.

Но через пелену желания к ней пробивался голос разума, требуя не торопиться с выводами. Она и сама была далека от совершенства этим вечером. Во время размолвок с Блейком она всегда вела себя ужасно. Вместо того чтобы извиняться, она могла бы позволить ему делать с ней все, что ему хочется. Это было бы совершенно справедливо. И к тому же если она станет принимать его ласки пассивно, это не будет походить на капитуляцию.

Она не прислушалась к голосу разума, возразившему, что этот аргумент — лицемерная чушь, и сосредоточилась на том, чтобы не поддаться желанию ответить на его объятия, что было нелегко и для чего потребовалось напрячь каждый мускул.

Она тотчас почувствовала себя свободной. Блейк перевернулся и сел в постели.

— Если хочешь, чтобы я оставил тебя в покое, я так и сделаю.

— Я этого не сказала.

— В этом нет необходимости. Ты явно рассержена.

Минерва перевернулась на спину:

— Я знаю свои обязанности. Ты мой супруг, и я не могу отказать тебе.

— Спасибо, не стоит. У меня нет желания находиться в постели с женщиной, которая меня лишь терпит.

— Я совершенно готова с большой охотой принять тебя.

— С большой охотой! Полено было бы более чувствительным!

Разочарование от нереализованное желания в сочетании со смутным ощущением, что она, возможно, не права, не позволили ей сохранить самообладание.

— В таком случае я предложила бы тебе отправиться на конюшню. Ведь именно там ты предпочитаешь проводить свое время, поскольку благополучие твоих лошадей гораздо важнее процветания страны.

— Твоя проблема, Минни, заключается в том, что ты считаешь, будто знаешь все. И все должно быть сделано по-твоему. Я хотел бы, чтобы хоть однажды ты поверила в то, что и я знаю, что делаю.

Это было так несправедливо! В течение нескольких недель она держала свои мысли при себе, воздерживалась от того, чтобы вмешиваться в вопросы, в принятии решений по которым она была более компетентна, чем он. Минерва зарылась лицом в подушку, чтобы не закричать на него в неподобающей ярости.

— И что ты на это скажешь, Минни?

— Уходи и не называй меня Минни.

— Прекрасно, герцогиня. И добро пожаловать в Мандевиль.

Он вышел из комнаты, громко топая, и эти звуки не заглушали даже толстые ковры, которыми был застлан пол.

Глава 25

Минерва прошла через массивный парадный вход Мандевиль-Хауса и увидела, что перед крыльцом стоят две лошади. На одной сидел герцог, на другой, которую держал под уздцы конюх, было дамское седло.

— Я слышал, вы собираетесь съездить в Уоллоп-Холл, — качал герцог, как только слуга помог Минерве сесть на лошадь. — Почему вы мне ничего не сказали? Мне следовало бы извиниться за вчерашнее. Я должен был подумать о том, что вам захочется навестить свою семью.

— Рада, что вы нашли время составить мне компанию, — холодно ответила Минерва. — Мои родители были бы обеспокоены, если бы я приехала одна. Что уж говорить о всей округе.

Она сомневалась, понимает ли Блейк, какой сенсацией стала для Шропшира их свадьба. Тот факт, что мисс Минерва Монтроуз, младшая дочь старинного, но пришедшего в упадок рода, очаровала герцога Хэмптона — ярко сиявшее солнце, вокруг которого вертелась вся жизнь в графстве, — не мог не вызывать изумления.

— Могу себе представить, сколько было разговоров, — ответил он с легкой улыбкой. — Естественно, что ваши родители о вас беспокоятся. Но они приняли меня очень любезно, когда я нанес им визит на прошлой неделе.

— Вы об этом не упоминали.

— У нас не было возможности поделиться новостями. Конечно же, я к ним заезжал, — добавил он с ноткой раздражения. — Мы ведь не виделись, после того как я женился на их дочери.

— Благодарю вас, — сказала Минерва. — Это было очень любезно с вашей стороны. Об этом станет известно всем.

Не было нужды добавлять, что снисходительная любезность герцога Хэмптона заставит поутихнуть разговоры о пикантных подробностях поспешного брака.

— Как вас приняли?

— Поначалу ваши родители держались вежливо, но настороженно. Однако мне удалось побороть их предубеждение.

Минерва хорошо себе это представляла. Высокие титулы не производили на ее родителей чрезмерного впечатления, тем более наследники этих титулов, компрометировавшие их дочерей. Они не слишком благосклонно относились к намерению Дианы выйти замуж за Блейка и обрадовались, когда она предпочла ему Себастьяна.

Три мили супруги проехали в молчании. Ожидая, когда отворят ворота в парк, Минерва украдкой разглядывала супруга. Цвет лица стал лучше, но выражение казалось по-прежнему напряженным, скулы выделялись более резко, чем обычно, морщинки у глаз стали более заметными. Верхом на лошади он чувствовал себя в своей тарелке, и не возникало ощущения запертого в клетку льва, которое появлялось в доме. Почувствовав ее изучающий взгляд, Блейк посмотрел на нее таким серьезно-напряженным взглядом, что она покраснела, хотя и понятия не имела, о чем он думает. Раздался резкий металлический скрежет открывающихся ворот, и супруги пустили лошадей легким галопом по подъездной аллее, обсаженной дубами, к дому, где прошло детство Минни. Уоллоп-Холл, старинный, увитый плющом особняк, хотя и не отличался размерами и был весьма запущенным по сравнению с герцогскими особняками, казался таким родным и милым сердцу.

Мистер и миссис Монтроуз вышли их встретить, как обычно, в сопровождении изъявлявшей неумеренный восторг своры собак. С сильно бьющимся сердцем Минерва быстро спешилась и бросилась в объятия отца.

— Мое дорогое дитя, — ласково приветствовал он дочь, неуклюже обнял ее и звонко расцеловал в обе щеки, потом, держа за плечи, отстранил от себя и стал внимательно вглядываться в ее лицо.

— Как ты?

Это было совсем не похоже на ее дорогого папу, склонного жить в своем собственном мире. Он беспокоился за нее.

Минерва ответила ему счастливой улыбкой:

— У меня все очень хорошо, и я рада снова оказаться дома. — Минерва бросила взгляд на мужа, который поглаживал одну из возбужденных гончих. — Мы с Блейком чудесно провели время во Франции.