Рассудку вопреки Невилл Миранда

Глава 16

Блейк всегда наслаждался теми моментами после занятий любовью, когда он и его партнерша, удовлетворенные и расслабленные, могли поговорить о разных пустяках. Он надеялся, что непривычная неразговорчивость Минервы объясняется ее состоянием — она совсем недавно лишилась девственности. Все его прежние любовницы были опытными женщинами, умевшими наслаждаться интимной близостью. Некоторые, конечно, преследовали меркантильные цели, но и они, по его мнению, испытывали удовлетворение. Блейк был чертовски недоволен собой: после того как он вошел в нее, следовало сразу же снизить темп, дав Минни возможность приспособиться, но влажный жар ее лона слишком сильно подействовал на него. Блейк не мог припомнить, чтобы когда-нибудь настолько терял над собой контроль, не мог он и объяснить этого факта.

В глубине души он надеялся, что вступление в супружеские отношения ознаменует начало нового периода в отношениях с Минервой, периода взаимопонимания и гармонии. Однако золотой век так и не начался. Блейк искренне и изо всех сил пытался развлечь супругу во время обеда, но к середине застолья весь разговор свелся к высокопарным банальностям и продолжительным паузам, и раздосадованный Блейк был готов согласиться даже на обсуждение политических вопросов.

Почти готов. Его отчаяние пока еще не достигло высшей степени.

— Как жаль, что нам не удалось доказать, что Муши-Ферран приверженец Бонапарта!

Если уж у него не получается развлечь собственную жену, то придется немного позлить ее. Что угодно, лишь бы только не это безразличие.

— Не удалось.

— Ничего. Еще месяц в Париже, и ты обязательно найдешь другую кандидатуру.

Минерва посмотрела на него с вызовом, и Блейк понял, что она немного воспрянула духом.

— Еще как найду. Причем несмотря на то что у меня нет столь обширных знакомств среди заядлых великосветских лошадников.

— Жизнь — несправедливая штука.

— Почему вы последовали за мной в Отель Муши?

— Один из упомянутых вами заядлых великосветских лошадников поведал мне, что герцог известен своей непорядочностью в отношениях с женщинами. Я беспокоился за вас, и, как выяснилось, не без оснований. Я думал, вы переросли эти опасные порывы.

— Благодарю вас, — ответила Минерва, коротко кивнув. — Хотя со мной и так все было бы в порядке, ведь герцог и принцесса слишком увлеклись своей игрой, довольно странной, надо сказать.

— Но если предположить, что они действительно замышляли государственную измену, в каком положении вы бы оказались, если бы эта парочка обнаружила вас?

Минерва лишь пожала плечами:

— Если бы меня застукали, я бы что-нибудь придумала.

Чем больше Блейк размышлял об этом, тем сильнее его это беспокоило. Минерва обладала уверенностью в своих силах, которой он завидовал, но однажды ее неосмотрительность приведет к серьезным неприятностям. Блейку оставалось лишь надеяться, что в самый опасный момент он окажется рядом.

— Я рад, что последовал за тобой, Минни, — мягко произнес он, бросая на нее взгляд, от которого она должна была растаять.

Но не растаяла.

— Я уже говорила, что в этом не было необходимости.

Я снова нанесу визит принцессе Вальштейнской. Но должна сказать, что мне трудно будет относиться к ней по-прежнему.

Наконец утомительная трапеза подошла к концу.

— Вы не хотели бы куда-нибудь отправиться сегодня вечером? — спросил Блейк. — Мы могли бы сходить в кафе. Или снова в «Тортони». Ведь вам понравилось мороженое, которое там готовят.

— Думаю, нет. Сегодня я лягу пораньше. Я очень устала. — Она покраснела и отвела взгляд. — И не слишком хорошо себя чувствую.

Вот в чем дело. Не то чтобы Блейк вновь рассчитывал сегодня ночью вновь обладать ею. Но он знал много способов, дающих возможность доставлять и получать удовольствие без проникновения, включая и тот, который она уже испытала. Он и сам устал и с удовольствием провел бы спокойную целомудренную ночь, просто общаясь с Минервой. Блейк уже собирался заговорить на эту тему, но осекся, поняв, что Минни всем своим поведением дает ему понять, что сегодня она тяготится его обществом.

— Еще довольно рано. Могу я предложить вам партию в пикет?

— Нет, спасибо. Я немного почитаю в постели перед сном.

— В таком случае, моя дорогая, желаю вам спокойной ночи.

Блейк отправился в свою комнату со стаканом бренди в одной руке и «Боксианой» Пирса Эгана в другой. Он не мог читать, находясь с ней в одной комнате, но он знал, что Минни будет приятно видеть его с книгой, тем более что именно она подарила ему этот том. Чтобы завоевать уважение своей жены, Блейку требовалось нечто большее, чем интимная близость.

Опустившись в кресло, Блейк раскрыл книгу и невидящим взглядом уткнулся в Страницы, но настроиться на спокойный лад, необходимый для того, чтобы расшифровывать слова, ему никак не удавалось. Голова Блейка была занята совершенно другим. Полчаса спустя он надел шляпу, накинул редингот и вышел в теплый парижский вечер.

Он вернулся вскоре после полуночи, озаренный новой идеей. Его молодая супруга просто нуждается в ухаживаниях, вот и все. Завтрашний день он посвятит ее развлечениям и после роскошного обеда в лучшем ресторане Парижа подарит ей изумруды, следуя известной поговорке — путь к женскому сердцу торят драгоценности. В этот момент он очень кстати вспомнил, что ожерелье изготовлено известным парижским ювелиром. Значит, если утром выйти пораньше, можно попробовать подобрать соответствующие ожерелью браслеты.

Он ушел.

Решительно отказавшись сожалеть о том, что отвергла его приглашение, Минерва рассеянно взяла книгу, но быстро обнаружила, что не в состоянии сосредоточиться.

Она сдалась, задула свечи и улеглась в постель, мечтая, чтобы муж оказался рядом. Глупо было расстраиваться из-за одного не очень приятного эпизода. Ведь она знала, что в первый раз это может быть неприятно. Она позволила неожиданной и весьма умеренной боли одолеть то приятное — чрезвычайно приятное, — что ей предшествовало. При воспоминании о том, что Блейк делал своими нежными, чувствительными руками ее бросило в жар; в общем, когда она наконец уснула, было уже совсем поздно. Дожидаясь возвращения мужа, Минерва прислушивалась, не раздастся ли шорох из соседней комнаты; но время шло, а из-за стены по-прежнему не доносилось ни звука.

Минерва проснулась с ощущением прилива энергии и чувства неприязни к самой себе. Она поддалась отвратительному чувству, которое ее брат Стивен называл не иначе как «мандраж». Минерва Блейкни не позволит взять над собой верх и тем более подавить ее волю. Она решительно схватила колокольчик и вызвала горничную.

Как выяснилось, милорд отправился на верховую прогулку, приказав не будить супругу и рассчитывая вернуться через час или два. Минерву огорчило отсутствие даже самой короткой записки, написанной невразумительным почерком Блейка. Минерва выпила шоколад и приняла ванну, затем надела новый наряд и с удовольствием плотно позавтракала. Поскольку Блейк все еще не появился, она прошла в его спальню и направилась прямиком к дорожному сундуку, в котором лежал футляр с ожерельем. Она лишь изредка вспоминала об украшении, но теперь задалась вопросом, почему же Блейк до сих пор не преподнес ей этот подарок.

В сундуке футляра не оказалось. Может, она перепутала ящики? Нет. Там лежала колода карт и письмо. Минерва испытала непреодолимое желание прочесть его. Но нет, она не позволит себе так опуститься! Ожерелье могло исчезнуть по целой дюжине причин, просто в данный момент ни одна из них не приходила ей в голову.

Возвращение Блейка, пребывавшего в отличном расположении духа, развеяло ее едва зародившиеся сомнения.

— Надевай свою шляпку, Минни, — сказал он, крепко поцеловав ее в губы. — Давай прогуляемся по Тюильри.

Общественный парк, примыкавший к королевской резиденции, оказался сродни лондонскому Гайд-парку и также был заполнен элегантной публикой, с удовольствием прогуливавшейся по широким аллеям и наслаждавшейся прекрасным днем. Супруги раскланялись с несколькими знакомыми, потом встретили леди Элизабет Стюарт, которая оценила новый наряд Минервы.

Когда разговор с супругой посла и ее друзьями перешел от моды к дипломатическим сплетням, Блейк извинился.

— Прошу прощения, но я вижу мистера Торнтона, — сказал он. — Так что с вашего позволения я на четверть часа оставлю вас.

Леди Элизабет оказалась в курсе самых последних лондонских новостей, так что Минерва совершенно не заметила, как пролетело время. А между тем их компания, неспешно прогуливаясь, обошла огромный бассейн фонтана и вступила в Главную аллею.

Она едва замечала всадников и экипажи на широкой аллее, разделенной столь же широким газоном, пока реакция публики не привлекла ее внимание к изящной коляске, запряженной белоснежной лошадью. Экипаж остановился, и его быстро обступили с полдюжины джентльменов. Пассажиркой оказалась женщина, стиль одежды которой при всей роскоши наряда указывал на неблагородное происхождение. С головы до самых пят дама нарядилась в белый бархат, и только два цветных пятнышка нарушали незыблемость холодной белизны: красное перышко, украшавшее крошечную белую бархатную шляпку, примостившуюся поверх блестящих белых локонов, и пара рубиновых браслетов поверх чисто белых перчаток. Эта женщина выглядела восхитительно и отчего-то была смутно знакома Минерве. Но леди Блейкни совершенно точно знала, что никогда не встречала эту даму в Париже, значит, это случалось в Лондоне.

— Кто она? — спросила Минерва одну из своих знакомых.

— Бонамур. Она была любовницей маршала Сент-Виктора, а затем отправилась в Лондон, так по крайней мере говорили. Я и не знала, что она вернулась.

Дезире де Бонамур, как оказалось, находилась сейчас в Париже. С остановившимся сердцем Минерва узнала среди толпы поклонников, окруживших куртизанку, золотистую шевелюру. Блейк, сняв шляпу, склонился над рукой своей любовницы.

Минерва знала о любовницах все. Ну если не все, то достаточно много. Она знала, что женатые мужчины, особенно богатые и знатные, имеют любовниц. Она понимала, что, возможно, перед их свадьбой Блейк все еще не порвал с Дезире де Бонамур. На тот момент она воспринимала его неверность спокойно. Зато теперь она не станет с этим мириться, ни единой секунды. Но на публике, и она это понимала, жене следовало делать вид, будто она совершенно не в курсе «побочного» интереса супруга. Как все это отвратительно. Ее грудь вздымалась, в висках глухо стучало. Быстро пробормотав извинения, Минерва распрощалась с леди Элизабет и направилась к коляске как раз в тот момент, когда Блейк обернулся. Он увидел приближавшуюся Минерву, и на его лице появилось виноватое выражение.

— Мин…

— Не смейте меня так называть, — резко бросила она, задыхаясь от гнева, и заявила, намеренно возвысив голос: — Милорд, я хотела бы вернуться домой, здесь слишком дурно пахнет.

Но Дезире лишь нагло рассмеялась в ответ на ее вялое оскорбление. Не важно. Лучшее она прибережет для своего мужа, ведь именно его поведение так возмутило Минерву. И сейчас, видя его неподдельную растерянность, она испытала чувство злорадного удовлетворения.

— Думаю, так будет лучше, — тихо ответил Блейк. — Джентльмены, — простился Блейк, вновь надевая шляпу. Если бы он хоть слово сказал мадам Бонамур, Минерва дала бы ему пощечину.

— Минерва.

Он предложил ей руку. Ей было неприятно это прикосновение, хоть она и была в перчатках.

Они отошли, а в компании раздался нестройный гул голосов, слышалась и английская, и французская речь. Наверняка в разговорах упоминались и их имена.

— Полагаю, вы узнали эту даму. Мне очень жаль. Я ни в коем случае не допустил бы подобного конфуза, но не решился проигнорировать ее приветствие, ведь некогда мы были… близки.

— Некогда?

— Перед свадьбой мы расстались.

— В самом деле?

— Правда. Я и понятия не имел, что она в Париже.

— Я вам не верю.

Они уже достаточно далеко отошли от всей компании, поблизости не было видно ни одной знакомой души, и Минерва, отняв руку, брезгливо поморщилась, словно коснулась чего-то мерзкого.

Блейк схватил ее за плечи и развернул так, что они оказались лицом к лицу. Он выглядел великолепно и казался искренним, этот отвратительный лгун.

— Это правда, — настойчиво повторил он. — Я не видел ее несколько недель, а встретил вновь ее лишь несколько минут назад.

— С той самой ночи в Ковент-Гарден? — мило поинтересовалась она. — За три дня до нашей свадьбы?

— Так вы знаете об этом? Мне также очень жаль. Для того был повод, не очень важный, и мне нечем гордиться, но это случилось в последний раз.

Презрительно фыркнув, Минерва резко развернулась и, насколько могла быстро, пошла по дорожке, Блейк догнал ее с обидной легкостью.

— Я не знаю, как мне вас убедить, но у вас нет оснований полагать, будто я встречался с Дезире в Париже. Поверьте, этого не было.

Неужели он считает ее настолько глупой?

— Ха! А что вы скажете по поводу нашей первой недели в Париже? Вы постоянно куда-то уходили.

— Я же сказал вам. Я пытался завязать знакомства и выполнить поручение Гидеона, но и в этом я нисколько не преуспел, пока вы не начали мне помогать.

Блейк изо всех сил пытался прекратить ссору.

— Минни, прошу тебя. Пожалуйста, поверь мне.

Ей чертовски хотелось этого, но она была не настолько наивна.

— Вы купили изумруды, — воскликнула Минерва. — И не для меня. Вы подарили ей это ожерелье сегодня утром?

— Откуда вам известно про ожерелье? — Блейк нахмурился. — Вы что, обыскивали мой багаж?

Она тотчас осознала свой промах. Имея за плечами опыт конфликтов с братьями, Минерва знала, что нападение — лучший способ защиты, и поэтому быстро выпалила:

— Теперь я понимаю, почему вы игнорировали мою постель. Ну что ж, наверное, подобная верность достойна уважения, пусть даже это верность любовнице, а не жене. Зато теперь вы решили сохранить отношения с обеими?

— Нет! Я не изменял вам с Дезире.

— Тогда почему же вы не… ну, вы понимаете… до вчерашнего дня?

Блейк закусил губу.

— Я был зол, так как меня вынудили жениться на вас.

— Думаете, я в восторге от такого замужества? Но это вы скомпрометировали меня и нанесли невосполнимый урон моей репутации.

— Я не хотел, чтобы ты забеременела, ведь в таком случае получалось, что наследник титула появится на свет по приказу моего отца. Признаюсь, я также был зол на тебя. И я не хотел, чтобы ты вынашивала будущего герцога Хэмптона. Мне очень жаль. Я проявил неподобающую и достойную всяческого осуждения мелочность.

Все это было просто нелепо, и гнев Минервы слегка остыл, сменившись озадаченностью.

— Почему меня это должно было волновать? Я имею в виду, что, разумеется, рассчитывала в конечном итоге обзавестись детьми, но не могу сказать, чтобы я этого жаждала.

— Только родив сына, ты будешь действительно принята в семью и удостоена высокого титула в будущем. Ты не задумывалась, почему настоящие фамильные драгоценности не вошли в список свадебных подарков?

— Меня не интересуют драгоценности.

— Но ведь вы хотите власти, не так ли? Драгоценности олицетворяют власть и влияние, которые вы рассчитывали обрести в качестве моей супруги. Но только выполнив свой долг и родив сына, вы получите все привилегии будущей герцогини. А до той поры — простите, что говорю об этом, но это мнение моего отца, а не мое, — вы останетесь всего лишь небогатой и не очень родовитой леди, которой посчастливилось заполучить меня в мужья.

Минерва тяжело дышала от быстрой ходьбы, однако после этих слов она резко остановилась, не в силах вздохнуть от гнева.

— Вы не имеете ни малейшего представления о том, во что я верю или чего хочу от жизни. Если вы думаете, будто я была готова выйти замуж за человека, чьи заслуги даны ему только по праву рождения, то вы глубоко заблуждаетесь. Меня восхищают мужчины, которые добиваются успеха благодаря собственным заслугам. — Эти слова стерли высокомерие с его лица. — Что же касается статуса герцогини, жены герцога и матери наследника титула, то мне все это в высочайшей степени безразлично.

Минерва выпрямилась во весь свой небольшой рост и вызывающе вскинула голову.

К ее удовлетворению, голос Блейка утратил рациональный тон.

— Ха! Вы это говорите, но понимаете, что вряд ли вам удалось бы выйти замуж за человека, обладающего такой же властью и таким же влиянием, как мой отец. Он контролирует более дюжины мест в парламенте, и столько же находится под его влиянием. Вы умная женщина, Минерва, а значит, это именно то, чего вы хотите.

Доля истины в его обвинениях была, и это задело ее и рассердило еще больше.

— Ты напыщенный недоумок! — вскричала она. — Ты вообще меня не знаешь. Я презираю всесилие аристократии и порочную систему, которая вкладывает такую огромную власть в руки одного человека. Когда произойдет настоящая реформа, знать станет ничем, а Англией будет управлять обычный человек. В аристократической власти есть только одна положительная грань — это возможность использовать ее силу против себя самой.

Вместо того чтобы разозлиться или сжаться от стыда, Блейк с любопытством оглядел жену и спросил, нахально улыбнувшись:

— Интересно, мой отец догадывается о ваших взглядах? Господи, Минни, вы ведь настоящий радикал. Как мог герцог так ошибиться?

Она заставила себя говорить спокойно, попытаться втолковать своему недалекому мужу, что они говорят о вещах более важных, чем семейные проблемы.

— Герцог — весьма дальновидный человек, поэтому всегда боролся за то, чтобы изменить порядок вещей, даже если это вступало в противоречие с его собственными интересами. Я искренне уважаю его за это. Но он старомоден. Он видит перспективу лишь постепенных и ограниченных перемен, которые по большей части не затронут его наследственного влияния. Думаю, его светлость неверно оценивает силы грядущих перемен, которые настолько велики, что их нельзя будет удержать под контролем. Поэтому в конечном итоге ваш отец потеряет все. Вот только сомневаюсь, что это произойдет при его жизни.

На этот раз реакция мужа буквально поразила ее. У Минервы даже мелькнула мысль, уж не лишился ли супруг разума?

— Почему вы смеетесь?

— Мой отец перехитрил сам себя, старый черт. Он-то думал, что, вводя в семью эдакую кобылу-производительницу с небольшим приданым в виде политической грамотности, направляет на верный путь собственного сына, но оказалось, он впустил в курятник лису. — Блейк обхватил ее за талию и, прежде чем она попыталась воспротивиться, закружил жену, не обращая внимания на удивленные взгляды прохожих. — Я рад, что женился на тебе, Минни! Не могу дождаться, чтобы сообщить эту новость моему почтенному предку.

— Ты безответственный глупец! — яростно прошипела Минерва, стуча кулачками о его твердую, как камень, грудь. — Для тебя все это лишь игра и глупое, замешанное на какой-то обиде соперничество с собственным отцом. Я не знаю, что ты имеешь против него, да и знать не хочу. Меня волнует будущее Англии и английский народ.

— И это ты называла меня напыщенным!

Он больше не смеялся.

— Лучше быть напыщенной, чем безответственной. Благодаря своему положению ты имеешь возможность приносить пользу этому миру, но, как я понимаю, ты ровным счетом ничего не сделал для этого. Ты не читаешь газеты, не интересуешься тем, что происходит в мире, тебе наплевать даже на положение дел в собственной стране. Пусть ты красив, и, возможно, ты прекрасно, разбираешься в лошадях, но я совершила большую ошибку, решив, будто ты способен на большее.

Остаток короткого пути до дома Блейк прошел, плотно сжав побелевшие губы. Несмотря на собственное раздражение, Минерва всей кожей ощущала его такой яростный и в то же время холодный и контролируемый гнев. Неужели она все понимала неверно?

Конечно же, нет. Даже если она ошибалась относительно Дезире Бонамур — а она не могла поверить в это ни на мгновение, — все остальное, что она сказала, было верным и справедливым. Разве нет?

Тем не менее к тому моменту, когда они вошли в апартаменты, ее злость утихла, а на смену ей пришло ощущение подавленности.

Так хорошо начавшийся день был окончательно испорчен.

Испорчена была ее жизнь.

Блейк, ни слова не говоря, проследовал в свою комнату, но через минуту вернулся, Минерва даже не успела снять шляпку.

— Вот, — сказал он, сунув ей в руки знакомый футляр и еще один, поменьше.

Минерва, чуть поколебавшись, открыла сафьяновую коробочку. Браслеты. Как и у мадемуазель Бонамур. Минерва не знала, как поступить: бросить подарок в лицо Блейку или извиниться.

Она все еще пребывала в нерешительности, когда в дверь постучали и лакей, испросив у мадам разрешения, пропустил в комнату джентльмена. Минерва узнала в нем одного из старших атташе сэра Чарлза Стюарта, с которым встречалась во время своего визита в посольство.

— Лорд Блейкни. — Атташе поклонился. — Миледи. У меня плохие новости. Это письмо доставлено дипломатическим курьером. Еще одна депеша адресована сэру Чарлзу, и он пожелал, чтобы я лично передал вам это послание. — Атташе подал Блейку запечатанный конверт.

— С сожалением должен вам сообщить, что герцог Хэмптон перенес удар.

— Сердечный приступ? — попытался уточнить Блейк.

— Именно так, насколько я понял. Вероятно, конец уже близок. Мне поручили организовать ваше немедленное возвращение в Лондон.

Минерва осторожно коснулась похолодевшей руки мужа, который смотрел на конверт взглядом человека, получившего смертный приговор.

— Это от матери, — сказал он. Он произнес эти слова отчетливо и твердо, но абсолютно без всякого выражения. — Окажите любезность, Минерва, прочитайте письмо, а я пока займусь организацией отъезда.

Глава 17

Подтопленный мост вблизи Бове задержал ее экипаж, и Минерве потребовалось целых пять дней, чтобы добраться до Лондона. Все это время она молилась, чтобы Блейк, выехавший вперед, успел увидеться с отцом.

Беспрестанный дождь сопровождал ее во время короткого плавания через Ла-Манш и на всем пути от Дувра. Водосточные канавы едва справлялись с потоками лившейся с небес воды, так как эффективной работе водостоков мешал толстый слой соломы, уложенный поверх брусчатки мостовой и призванный приглушить грохот колес экипажей и сохранить покой больного в Вандерлин-Хаусе. Отсутствие признаков траура у входа и на ливреях лакеев свидетельствовало о том, что герцог Хэмптон еще жив. Ее короткий период в качестве маркизы Блейкни продолжится еще некоторое время. Мысль о том, что скоро она станет герцогиней и хозяйкой этого и дюжины других особняков, казалась нереальной.

В доме царила атмосфера сдержанного предчувствия. Стоя в отделанном позолотой холле у самого подножия великолепной лестницы, Минерва, не замечая склонившегося в почтительном поклоне лакея, размышляла, куда ей следует направиться. Теперь это был ее дом, но она сомневалась, что сумеет найти некогда отведенные им с мужем комнаты. Она хотела, чтобы появился Блейк, и в то же время боялась этого.

После того как прибыло сообщение о болезни герцога, они обсуждали лишь вопросы, связанные с отъездом. Поначалу Минерва тоже намеревалась ехать верхом, но по некотором размышлении они с Блейком решили, что ей лучше остаться и проследить за отправкой багажа. Медовый месяц подошел к концу.

Два факта заставляли ее нервничать перед предстоящей встречей. Во-первых, они с Блейком совсем недавно пришли к интимной близости, а во-вторых, совсем недавно между ними произошел очень серьезный разговор, больше напоминавший ссору. Что из этого окажется для Блейка более важным, Минерва совершенно не представляла и потому чувствовала себя неуютно.

В пути у Минервы нашлось более чем достаточно времени для того, чтобы обдумать сложившуюся ситуацию и признаться самой себе, что она не совсем справедлива к мужу и, безусловно, не сумела проявить необходимое в таких спорах холодное достоинство. С сожалением она вспоминала, как порой срывалась на откровенную грубость, что было просто непозволительно для английской леди. Несмотря на молодость, Минерве довелось участвовать не менее чем в дюжине дискуссий по практической политике и политической философии, и она по-настоящему гордилась своей способностью мыслить рационально, каковую большинство мужчин считали для женщин недопустимой. Но Блейк разозлил ее до такой степени, что весь ее рационализм быстро улетучился, и этот факт никак не поддавался объяснению. Как восстановить отношения с мужем, Минерва совершенно не представляла.

Кроме того, она искренне беспокоилась за супруга. Несмотря на то что в отношениях отца и сына присутствовала постоянная напряженность, что Минерва понимала плохо, тяжелое состояние герцога не могло оставить Блейка равнодушным. Неожиданно Минерве захотелось увидеть своего отца, укрыться в утешающих объятиях этого жизнерадостного, любящего и немного чудаковатого человека. Уильям Монтроуз и герцог Хэмптон были совершенно разными людьми, но, несмотря на колоссальное материальное превосходство герцога, Минерва считала, что с родителем ей повезло больше.

Лакей, принявший ее дорожный плащ и шляпку, исчез. Минерва вопросительно взглянула на мажордома, однако тот молча распахнул двустворчатую дверь, и в холл вошла молодая женщина.

— Леди Блейкни, — произнесла она, приветливо, но сдержанно улыбаясь, — я Аманда Вандерлин. Позвольте мне проводить вас. Боюсь, что ваши прежние апартаменты сейчас заняты художниками, поэтому я распорядилась приготовить для вас одну из гостевых спален.

Это была любимая сестра Блейка. Минерва сразу узнала ее по ярко выраженным фамильным чертам.

— Я рада, что мы наконец встретились, Аманда. Впрочем, за последние годы я видела вас не один раз, а на последнем празднике в Мандевиле мы даже немного поболтали.

На мгновение Аманда задумалась, словно пыталась что-то припомнить. Потом она широко улыбнулась и стала очень похожа на Блейка, когда тот хотел быть обаятельным.

— Конечно же, мы встречались. О, эти общественные мероприятия довольно скучны, не так ли? Отчего-то публика на них всегда очень чопорна и холодна. У меня иной раз создавалось впечатление, что само присутствие на празднике ставит всех в неловкое положение.

— Мне жаль, что наша встреча происходит при таких печальных обстоятельствах. Как чувствует себя его светлость?

— Плохо. Нам остается только молиться.

— А где Блейк?

— Он сейчас с герцогом. Как и моя сестра Анна, леди Килдаррен. Матушка сейчас отдыхает, она провела подле больного всю ночь.

— Я хотела бы увидеть Блейка, — сказала Минерва. — Он знает, что я здесь?

— Филсон сообщит ему. А пока позвольте мне проводить вас наверх. Вы, должно быть, утомлены дорогой.

Пока Минерва приходила в себя после дороги, Аманда рассказывала ей, как обстоят дела.

— Анна и сэр Килдаррен прибыли из Шотландии только вчера. Мария и Гидеон Лоутер находились здесь большую часть времени, но сейчас ненадолго вернулись домой. Я просто не могу в это поверить. У отца давно побаливало сердце, но он никогда особенно не жаловался. Ему почти семьдесят, и, наверное, этот приступ не должен нас удивлять. Хотя отец всегда казался нам бессмертным и необоримым. Матушка говорит, он очень сдал, но я так редко его видела в последние годы.

Минерва сочувственно сжала руку золовки.

— Могу представить, как все это печально. В течение последних двух лет я редко бывала в отчем доме, но только сегодня поняла, как сильно по нему скучаю. Я рада, что и после замужества буду жить всего лишь в трех милях от родителей.

Не успели они расположиться в утренней гостиной, как появился Блейк.

— Аманда, — обратился он к сестре, лишь коротко взглянув на Минерву. В голосе Блейка слышалось едва сдерживаемое раздражение, — где Гидеон? К нам намеревается приехать премьер-министр, чтобы засвидетельствовать свое почтение отцу. Но думаю, герцогу сейчас не до визитеров. Гидеон сумеет придумать, как поделикатнее избежать этого визита.

Минерва встала. На мучительное мгновение их взгляды встретились, и ей показалось, будто он рад ее видеть. Но улыбка умерла, так и не родившись, и Блейк лишь сдержанно поклонился супруге.

— Я рад вас видеть, Минерва, — произнес он невыразительно, — надеюсь, поездка была не слишком утомительной.

В ответ она пробормотала какую-то банальность, во все глаза глядя на осунувшегося супруга. Обычно тщательно причесанные волосы растрепались, одежда тоже выглядела не лучшим образом, а под глазами залегли глубокие тени. Видно было, что Блейк чертовски устал за дни, проведенные в доме больного. Охваченная сочувствием, Минерва едва не бросилась к мужу, чтобы отвести непокорную прядь с его лба, но холодная сдержанность Блейка остановила ее.

— У вас есть все необходимое?

— О да, Аманда обо всем позаботилась.

Воцарилось неловкое молчание. Блейк внимательно смотрел на жену. В атмосфере холодной официальности Вандерлин-Хауса, которой сложившиеся обстоятельства придавали трагическую напряженность, Минерва выглядела живой, непосредственной и очень красивой. Сейчас она напоминала Блейку цветок, неожиданно расцветший в темном подземелье. С его стороны было глупо так радоваться ее приезду. Как он мог наслаждаться присутствием женщины, презиравшей его? Даже сейчас, когда болезнь отца и страх смерти сковали все семейство, ссора с Минервой и ее слова не давали ему покоя, ибо она сказала правду. Совсем скоро он займет место своего отца, и тогда раскроется вся его несостоятельность.

Он вспомнил, как она взяла его за руку, когда печальная новость настигла их в Париже, вспомнил то деловитое спокойствие, с которым она читала вслух письмо его матушки. Он не сомневался, что может положиться на нее и попросить о любой помощи. Минерва будет послушной долгу женой, хотя и непокорной. Эта мысль заставила его мысленно улыбнуться, впервые за пять дней.

— Чем я могу помочь? — спросила Минерва.

Блейк со вздохом пожал плечами:

— Чем здесь поможешь? Нам остается только ждать.

Вошел дворецкий, держа в руках серебряный поднос с лежавшим на нем конвертом, и доложил о визитере:

— Лорд Айверли.

Минерва приветствовала своего зятя, поцеловав его в щеку. А ведь ее муж не удостоился такого восторженного приема.

— Блейкни.

— Себастьян.

Кузены поприветствовали друг друга с обычной холодностью.

— Лоутер сказал, что герцог хочет меня видеть.

Разумеется. Его отец не расположен встречаться с премьер-министром, но он всегда рад видеть Себастьяна Айверли, своего любимого племянника, обладавшего теми интеллектуальными достоинствами, которые, по мнению герцога, напрочь отсутствовали у Блейка. Если бы Блейк был более великодушен, он сам бы проводил гостя наверх и присутствовал при последней встрече своего отца с человеком, которого тот с радостью назвал бы своим сыном.

— Милорд, — дворецкий протянул письмо, — это доставлено из Виндзора.

Письмо от самого короля.

— Прошу извинить, срочные дела требуют моего присутствия, — сказал Блейк своему кузену. — Филсон проводит вас в комнату герцога. Аманда, я прошу тебя пойти со мной в кабинет. Мне нужна твоя помощь.

Он явно обрадовался возможности сбежать отсюда, поскольку совершенно не представлял, что сказать Минерве, кроме общих, ничего не значащих слов. Произошедшая между ними размолвка представлялась ему высоченным барьером, который надлежало либо разрушить, либо преодолеть, но в данный момент Блейк понятия не имел, как это сделать, да и сил на подобный подвиг у него сейчас не осталось.

Минерва грустно вздохнула, изо всех сил стараясь не огорчаться из-за того, что Блейк предпочел обратиться за помощью к сестре. Может, лучше самой сделать первый шаг и попробовать восстановить нормальные отношения?

Когда она вспоминала их последний разговор на аллее Тюильри, то сразу начинала испытывать чувство неловкости. Минерва до сих пор не понимала, что ее так разозлило. Ведь для них обоих этот брак был вынужденным. Так стоило ли переживать из-за того, что Блейк, как выяснилось, не прервал своих отношений с любовницей. То, что она в запале наговорила тогда, было правдой, вот только не следовало позволять себе такой неподобающе резкий тон.

— Ты мне не почитаешь?

Восковая рука герцога, указывавшая на книгу в коричневом кожаном переплете, заметно дрожала. Его отец, еще совсем недавно один из самых влиятельных людей империи, превратился в старого больного человека, утратившего почти всю свою значимость.

Когда Блейк впервые увидел отца после удара лежавшим в этой постели, то был поражен тому, как изменился герцог. Он с немалым интересом оглядел огромную комнату, центральное место в которой занимала старинная резная кровать из мореного дуба. Последний раз он бывал здесь ребенком. Своих детей герцог всегда держал на строго определенной дистанции, не позволяя им вносить сумятицу в свою жизнь.

В ходе одной из многих нравоучительных бесед, к которым отец питал определенное пристрастие, Блейку сообщили что эту кровать привез из Голландии Геррит Вандерлин, первый герцог. Это роскошное ложе теперь, казалось, совсем поглотило некогда высокую и надменную фигуру.

Подле больного постоянно находился кто-то из домашних, сам Блейк, герцогиня или одна из дочерей. Кроме домашних, герцога не обходили своим вниманием и зятья Блейка, особенно Гидеон. И конечно же, поблизости всегда суетились доктор и пара слуг.

Сегодня герцог попросил уйти всех, кроме Блейка, чему тот только обрадовался, поскольку не хотел, чтобы рядом оказались свидетели его унижения. В животе похолодело, но, смирившись с неизбежным, он взял с полки книгу.

— Греческий, — сказал он обреченно.

— Да, это Геродот.