Рассудку вопреки Невилл Миранда
За лимонадом в гостиной, не слишком аккуратно прибранной, Минерва знакомилась со всеми семейными новостями и рассказывала о Париже. Время от времени Блейк вставлял замечание. Как только он упомянул о своем визите в Шантильи, миссис Монтроуз оживилась и увлекла зятя к конюшням, чтобы осмотреть одну из лошадей, повредившую колено, оставив Минерву наедине с отцом. Батюшка посмотрел на нее взглядом, преисполненным хитрого простодушия, который удавался только ему.
— Не хочешь пойти в холл взвеситься?
— Это нечестно, папа! Ты обещал мне и Диане, что, когда мы выйдем замуж, нам этого делать не придется.
Несколько лет назад мистер Монтроуз обзавелся весами и хобби, которое заключалось в измерении и записи веса как членов его семьи, так и гостей, и все это под предлогом весьма сомнительного научного исследования.
— Прошу тебя, моя милая. У меня есть на то особая причина.
Минни никогда не могла ему отказать: он обладал свойственной детям способностью быть счастливым, когда потакали его странностям. Минерва забралась на качавшееся сиденье, и отец настроил гирьки на перекладине.
— С тобой все в порядке, дитя мое? — спросил он. — С момента приезда ты ни разу не коснулась ни одного общественного вопроса. Только не говори мне, что моя малышка Мин с головой ушла в семейную жизнь.
— Если учесть, что половина оппозиционной партии вскоре прибудет в Мандевиль, то для разнообразия очень приятно поговорить о собаках, погоде и твоих последних изобретениях.
Мистер Монтроуз занес полученные данные в свою записную книжку.
— На два фунта меньше, чем в прошлый раз. — В его голосе звучало разочарование. — Ты хорошо ешь?
— Думаю, да. У меня было много дел.
— Спускайся, снимай ботинки и становись вон на ту доску.
— Папа! Ну зачем? — Что за новое сумасшествие? — Теперь я герцогиня. Мне не подобает принимать участие в твоих экспериментах.
Разумеется, упоминание о ее высоком социальном положении не произвело на отца никакого впечатления.
— Я собираюсь измерить твою ступню.
Это было не самое страшное.
— Зачем?
— Хочу посмотреть, увеличивается ли нога, когда люди набирают вес.
— Но ведь я похудела.
— Вскоре это может измениться. Блейкни… я хочу сказать, Хэмптон… о тебе заботится?
Поняв, что он имеет в виду, Минерва покраснела, и отец отметил это с удовлетворением.
— Может, ты находишься… ну ты понимаешь… в деликатном положении?
— Папа! Прошло совсем мало времени!
У нее были месячные после того, как они с Блейком в последний раз делили постель, и пока они не помирятся, она не будет представлять собой ценный объект для исследований ее отца. Она нагнулась, чтобы расстегнуть полусапожки, а отец начал возиться со своими измерительными приспособлениями.
— Знаешь, моя милая, я доволен твоим мужем гораздо больше, чем ожидал. Мы с твоей матушкой очень переживали по поводу твоего замужества, но теперь у меня появилась надежда. Похоже, Блейкни повзрослел за прошедшие два года.
После вчерашнего резкого разговора Блейк проявил великодушие, сопровождая ее сегодня к родителям. Минерва с трудом верила, что тот легкомысленный, эгоистичный повеса, который ухаживал за Дианой, способен так достойно повести себя.
— Я думаю, ты прав, папа. Но полагаю, наши жизненные интересы никогда не совпадут.
Отец посмотрел на нее насмешливым взглядом:
— Потому что он любит охоту? Как твоя матушка?
— Ты ведь не так сильно любишь лошадей или собак, правда?
— Не очень, но, поскольку они радуют твою матушку, они радуют и меня. Точно так же она относится к моим изобретениям.
Неужели все так просто? Минерва не могла в это поверить. Не важно, хотелось ли ему этого или нет, но Блейк был рожден, чтобы занять высокое положение. И положа руку на сердце, он не мог от этого отмахнуться. Его долг был посвятить себя более значительным делам, а не потворствовать собственным желаниям.
Союз мистера и миссис Монтроуз казался странной шуткой, сыгранной судьбой. Он посвятил себя изобретению механических приспособлений, большая часть которых становилась провальной или бесполезной или соединением того и другого. Миссис Монтроуз слыла известным заводчиком гончих и Хозяйкой Мандевильской охоты. Даже джентльмены, которых не оскорбляло и у которых не вызывало сарказма такое положение дел, не могли удержаться, чтобы не отпустить шутку-другую на ее счет.
Казалось, ни мужа, ни жену не волновало мнение света, и они не проявляли ни малейшего благоговейного трепета по поводу высокого положения своего зятя. Блейк догадывался, что и его отцу они, по-видимому, оказали бы точно такой же прием. Хотя, вероятно, чуть более официальный и чуть более почтительный. Этим людям было абсолютно безразлично, что он являлся герцогом и одним из самых богатых людей в Шропшире. Их волновало только счастье собственной дочери. Должно быть, замечательно иметь семью, готовую оказывать тебе неизменную поддержку. В прошлый раз новые родственники приняли его сдержанно, но, очевидно, ему удалось развеять некоторые их сомнения относительно себя в роли мужа их дочери. Нетрудно было убедить их, что он по крайней мере полностью примирился со своей женитьбой. Однако мерзавец Хантли вновь поднял свою голову, и это нарушило радость вчерашнего воссоединения с женой. Минерва держалась отлично, но Блейк, осматривая рану мерина, гадал, насколько она откровенна со своим отцом.
Миссис Монтроуз быстро провела его по чистеньким конюшням, которые, как он заметил с веселым изумлением, содержались в большем порядке, чем главный дом поместья. Возвращаясь обратно в дом, Блейк увлеченно обсуждал с миссис Монтроуз вопросы кормления лошадей. Войдя в холл, они обнаружили, что мистер Монтроуз стоит на коленях, а его дочь разута и до середины икр приподняла юбки. Лодыжки у нее и в самом деле выглядели привлекательно.
— Готово, — сказал мистер Монтроуз, поднимаясь с колен. — А вот и ты, моя дорогая. С лошадью все в порядке? А я тут измеряю Мин.
Он с сияющим видом посмотрел на жену, и та улыбнулась ему в ответ. По внешнему виду они также мало подходили друг другу: мистер Монтроуз полный, с бакенбардами, его жена — высокая и стройная, похожая на Минерву, но с загорелым и обветренным лицом. В этот момент Блейк почувствовал всю глубину привязанности супругов друг к другу, несмотря на разницу их увлечений, которым они отдавались с таким воодушевлением. И у него не было ни малейших сомнений, что к каждому из своих шестерых детей они питали сильную любовь и за каждого из них испытывали большую гордость.
В едином порыве они с восхищением смотрели на свою младшую дочь и лучились от счастья, радуясь ее приезду. Блейк стоял чуть поодаль и ловил себя на мысли, что испытывает зависть.
Блейк никогда не позволял себе жалеть самого себя. Если не принимать во внимание разочарование и стыд из-за его неудач в мире письменного слова, жаловаться ему было не на что. Он был красив и богат, женщины искали его внимания, а мужчины завидовали его спортивным успехам. Разве он имел основания или причины быть несчастливым? Только вот он всегда закрывал глаза на тот факт, что за исключением Аманды у него не было по-настоящему близких друзей. Приятелей насчитывалось около десятка, знакомых, готовых вместе поразвлечься, — около сотни. Но не было ни одного, кто бы по-настоящему знал его, с кем он делился своими секретами. Поскольку именно секреты мешали ему заводить близких друзей.
И возможно, именно это точно так же мешало ему наладить хорошие отношения со своей женой, впрочем, как и различия в их предпочтениях и интересах.
Глава 26
В тот день Хезерингтон беспрестанно донимал его вопросами, связанными с предстоящим набегом грозной политической орды.
— Спросите ее светлость, — частенько отправлял герцог помощника к своей жене. И секретаря это нисколько не огорчало. Он питал к Минерве самые добрые чувства и высоко ценил ее здравый смысл и ясность мышления.
— Мы подходим к тому опасному пределу, когда дом будет заполнен до отказа, — сказал ему Хезерингтон. — Некоторым неженатым джентльменам придется разместиться по двое в комнате. И нам стоило бы уточнить, кто к каким группировкам относится.
— Спросите ее светлость. Она с этим разберется, — ответил Блейк. Затем добавил с ноткой злорадства: — А вы поселите вместе людей, стоящих на противоположных позициях. Они или придут к согласию, или убьют друг друга. И то и другое будет нам на руку.
Вопрос о совместном проживании был для него болезненным, поскольку сам он не делил спальню со своей женой.
— Вот скажите, Хезерингтон, — начал Блейк, — какого мнения был мой отец об этой реформе? Ведь не мог же он желать утраты контроля над таким большим количеством мест в парламенте?
— Его светлость много размышлял над этим вопросом, сэр. И в конечном итоге пришел к тому, что будущее страны гораздо важнее его собственных интересов. Даже интересов семейства Вандерлинов.
— Подумать только!
— И если вы позволите мне заметить при всем моем уважении…
— Не стесняйтесь.
— Его светлость, будучи умным человеком, видел, к чему все идет. Понимая, что в конечном итоге перемены неизбежны, он предпочитал не препятствовать этим изменениям.
— Проницательное наблюдение, Хезерингтон, и, думаю, отец не стал бы с этим спорить.
Блейк мог себе представить, как отнесся бы герцог к той игре, которую вел Хантли. Он послал бы мерзавца к черту и воспользовался бы своим влиянием, чтобы стереть его в порошок.
Каким слабохарактерным глупцом он был, клял себя Блейк, позволяя Хантли вертеть собой. Сдавшись без борьбы, он показал, что не заслуживает уважения отца, равно как и уважения Минервы. Пора было брать контроль над своей судьбой.
— Хезерингтон, — обратился он к секретарю, не давая себе шанса к отступлению, — я хотел бы продиктовать письмо. Для мистера Джеффри Хантли.
Полчаса спустя он вошел в гостиную герцогини. Минерва сидела за письменным столом и что-то писала. Его супруга олицетворяла собой воплощение женственного спокойствия ее золотистые волосы были гладко зачесаны назад, она сидела очень прямо, но без всякого напряжения, быстро заполняя листок бумаги своим аккуратным почерком. Контраст между ее красотой, умом и порой непредсказуемым, зачастую вздорным поведением никогда не переставал удивлять его.
— Ты победила, Минерва. Я написал Хантли и сообщил ему, что он не может получить это место.
— Почему? — спросила она, не поднимая глаз. Она даже не положила перо. Вредная девчонка.
— Сначала ты спрашиваешь, с какой стати он должен его получить, а теперь хочешь знать, почему не получит. Может, стоит просто принять это как уступку тебе.
— Ты делаешь это лишь потому, что хочешь угодить мне?
— А что в том плохого?
Минерва перестала писать и встала из-за стола.
— Это серьезное решение, и его следует принимать исходя из своих убеждений, а не для того, чтобы попасть в постель к жене. Ты сказал, что не хочешь, чтобы я спала с тобой, лишь следуя долгу. Так вот и я не хочу, чтобы ты соглашался со мной, подталкиваемый к этому вожделением.
Блейк подошел к жене, взял ее за плечи, быстро и крепко поцеловал, затем отпустил.
— Знаешь что, Минни? — сказал Блейк. — Иногда ты просто выводишь меня из себя. Ты ведь добилась своего. Так неужели нельзя было просто сказать «спасибо, милый», вместо того чтобы продолжать спорить?
Он отступил еще на шаг, поскольку взгляд ее потемневших глаз предвещал бурю, однако затем они посветлели. Минерва кивнула.
— Ты была права относительно Хантли. Ему не место в парламенте.
— Спасибо, милый, — сказала Минерва. — И хочу извиниться за свое поведение. Я не имела права вести себя так. Как настоящая мегера.
В знак примирения она по-мужски протянула руку, но Блейк взял ее за обе руки, и минуту они стояли, глядя друг на друга, испытывая исключительное душевное единение. Теперь Блейк с оптимизмом относился к тому вызову, который он сам поставил перед собой этим утром: доказать своей герцогине, что он способен с честью выполнять обязанности, унаследованные вместе с титулом, и добиться ее восхищения. Когда Хантли начнет говорить и правда выйдет наружу, возможно, она не слишком сильно будет его презирать.
— Посиди со мной, — попросил Блейк, увлекая ее за собой к дивану. — Я хочу, чтобы ты помогла мне разобраться в сути этой реформы.
— Правда? — Ее глаза засияли так, словно он сделал ей замечательный подарок.
— Мне предстоит выслушивать десятки людей, которые в течение следующей недели только и будут об этом говорить. Поэтому мне неплохо бы разобраться в предмете разговора. Полагаю, что трудно прийти к согласию в вопросе о содержании реформы. Давай начнем с тебя. Что бы ты хотела увидеть?
— О, такого не будет никогда. Я симпатизирую радикалам. Я сторонница права голоса для каждого взрослого.
— Никакого ограничения по имущественному положению? Ты бы позволила голосовать даже неимущим?
— Не только им. И женщинам тоже.
Блейк громко рассмеялся:
— А почему бы и нет? Взять, к примеру, нас с тобой! Ты способна принимать более обоснованные решения, чем я.
Минерва теперь улыбалась, глядя на него, и он почувствовал себя почти гением.
— Возможно, и к лучшему, ваша светлость, что у вас нет мандата.
— Всего лишь место в палате лордов. Бог мой, как Англия сможет это пережить?
— Вы порядочный человек, а порядочные люди всегда необходимы. — Теперь он уже ощущал себя почти богом. — И еще, — добавила она с озорной усмешкой, — у вас есть я, чтобы давать вам советы.
Блейк взял ее руку, развернул ее ладонью вверх и запечатлел продолжительный поцелуй.
— Чепуха, моя дорогая. Вы бы разрушили само общественное устройство, дай вам волю, и ввергли бы страну в пучину Французской революции. Я закончил бы свою жизнь на фонарном столбе, а вас отправили бы на гильотину.
— Меня это не пугает. Я сидела бы за вязанием, когда покатились бы головы.
— А вы умеете вязать?
— Вообще-то нет.
— Я знал, что должен быть предел вашему совершенству. Не умеете вязать, не имеете жалости. И все оттого, что вам не по своей вине пришлось стать герцогиней.
Похоже, Минерва не слишком сожалела об этом. Она посмотрела на него с шаловливой улыбкой:
— Может, нас стоит вместе отправить на позорный стул, как вы считаете?
— Что такое «позорный стул»? Я никогда не знал точно, что он собой представляет.
— Полагаю, это что-то вроде тележки.
— Жаль. Я рассчитывал — это что-то вроде кровати.
— Я могу ошибаться.
Она произнесла эти слова практически шепотом, и он воспринял это как очень хороший знак.
— Знаешь, Минни, в моей спальне есть «позорный стул». Очень больших размеров. Не хочешь взглянуть?
— Это было бы очень познавательно. И пусть никто не посмеет сказать, что я не признаю, будто в чем-то могу быть несведуща.
В данных обстоятельствах он искренне порадовался, что последнее слово осталось за ней.
Глава 27
Ожидали приезда восьмидесяти трех гостей, включая жен и политических секретарей, не считая личных слуг и небольшого количества детей. Несмотря на то что штат слуг в Мандевиле был прекрасно вышколен для обслуживания таких грандиозных собраний, Минерва занималась самым тщательным планированием мероприятия. Целые дни она проводила за уточнением тысячи мелочей. Постельное белье и скатерти, фарфор и хрусталь, мыло и свечи — все это требовалось в таких количествах, какого она раньше себе даже не представляла. Затем следовало позаботиться о продуктах и напитках. Численность обитателей домашней фермы — свиней, овец, рогатого скота и цыплят — приходилось значительно сокращать. Главный садовник — Минерва помнила его еще по старым временам — держал своих помощников наготове для сбора огромного количества фруктов и овощей и для ежедневной доставки в дом корзин свежих цветов. Загруженные доверху тележки с запасами продовольствия прибывали от торговцев бакалейными товарами и других торговцев из Шрусбери. Длинные счета, которые Минерва дотошно изучала, были ошеломляющими. Она радовалась, что ей по крайней мере не приходилось заниматься подготовкой конюшен для размещения дюжин лошадей и экипажей и выбором вин из погреба. Главный конюший и распорядитель винных погребов докладывали о делах непосредственно герцогу.
Герцог был чем-то обеспокоен. Внешне он выглядел достаточно веселым, но Минерва уже научилась чувствовать настроение Блейка. Она знала, что грядущее партийное собрание его не радовало, но проблема состояла не в этом. Она каким-то образом была связана с Хантли. С большим трудом Минерва удерживалась от того, чтобы не спросить супруга, какую же власть имеет над ним его бывший школьный товарищ. Еще с момента их помолвки Минерва начала подозревать, что у Блейка есть секрет. Возможно, если она будет настаивать, удастся убедить его открыться ей; у нее это всегда хорошо получалось с друзьями и родственниками. Но Блейк порой отличался невероятным упрямством. А Минни хотела завоевать доверие мужа.
Гидеон и Мария Лоутер вместе с детьми прибыли раньше других гостей. Избегая общения с Марией, склонной постоянно ворчать и жаловаться, Минерва отправилась верхом в Уоллоп-Холл, чтобы встретиться с Дианой и Себастьяном, которые намеревались несколько дней погостить у родителей до приезда в Мандевиль.
— Откровенно говоря, милая, — начала Диана, когда они устроились наедине в гостиной, — я подумала, что Себастьян с Блейком вполне поладят в обществе нескольких десятков гостей. Мне нелегко было уговорить его приехать. Он согласился на это только ради тебя. Но расскажи мне, как складываются отношения с Блейком? Из твоих писем трудно что-либо понять.
— Неплохо, — ответила Минерва.
— Неужели ты покраснела? Это хороший знак. Ты должна рассказать мне, каково это — быть герцогиней.
— Может, мы забудем о моем высоком положении? Ты хорошо знаешь Блейка. Наверняка гораздо лучше, чем я знала его до свадьбы. Скажи, до тебя не доходили слухи о чем-то странном или необычном в его прошлом?
— Какие странности ты имеешь в виду?
— Не знаю, но это каким-то образом связано с человеком по имени Джеффри Хантли, который вместе с ним учился в Итоне.
Диана покачала изящной головкой:
— Никогда о нем не слышала. Что наводит тебя на мысли о каких-то странностях?
Минерва коротко пересказала историю с замком Уорфилд и нахмурилась:
— У меня такое чувство, будто Хантли имеет определенную власть над Блейком. Я в этом почти уверена. Я не раз замечала, еще в период нашей помолвки, что Блейк старался уклониться от этого вопроса, пытался отвлечь мое внимание.
— Ты бы спросила его.
— Хочу, чтобы он сам об этом рассказал, потому что доверяет мне.
На лице Дианы появилась широкая улыбка.
— Ну и ну! Кто бы мог подумать!
— Ты о чем?
— Не обращай внимания. Но я думаю, что должна рассказать тебе кое-что, что произошло между нами с Блейком.
На мгновение Минерву охватила паника. Непродолжительная помолвка между Дианой и Блейком прежде никогда ее не беспокоила, но теперь она ощутила беспричинную неприязнь к сестре. Чувство, сходное с тем, какое она испытала, когда увидела, как он беседует с Дезире де Бонамур в саду Тюильри.
— После того как мы с Себастьяном поженились, Блейк занял у меня крупную сумму денег.
— Это странно. Насколько мне известно, Вандерлины очень богаты.
— Именно поэтому я подозреваю, что деньги понадобились ему для какой-то цели, о которой он не хотел ставить в известность отца. Я думала, что, возможно, это карточный долг, но Блейк никогда не был заядлым картежником.
— Нет, он не слишком любит карты. Возможно, он сделал ставку на скачках.
Диана кивнула:
— Да, он любил играть на скачках. Но даже когда он продал своих охотничьих лошадей и оставил дом в Лондоне, ему потребовалось два года, чтобы расплатиться со мной. Вот почему он отправился жить в Девон — хотел скопить денег.
— А ведь я его не спрашивала, почему он это сделал.
Минерва в изумлении покачала головой, пораженная, что не уловила связи между этими событиями. Она решила, что его сослал туда отец.
— Я знаю, что герцог был скуповат в отношении Блейка. — Диана слегка усмехнулась. — И я привлекала его в значительной степени как обладательница большого состояния.
— А долг он тебе вернул?
— Да.
— Вопрос заключается в том, для чего ему потребовалась такая огромная сумма. Предположим, это связано с Хантли. Если Хантли шантажирует Блейка, он мог решить, что на этот раз ему выгоднее получить место в парламенте, чем деньги.
— Но что такого мог натворить Блейк, чтобы так дорого платить Хантли за молчание?
— В одном я абсолютно уверена, — убежденно произнесла Минерва, — ничего бесчестного совершить он не мог.
Блейк порядочный человек. И если Хантли собирался причинить ему вред, то я этого так не оставлю.
Откровенный разговор с Дианой подтвердил подозрения Минервы: в последнее время Блейк был чем-то встревожен, словно над ним нависла какая-то опасность. Однажды вечером она напрямик спросила его об этом, и он сердито ответил, что перспектива принимать сотню полузнакомых гостей в доме у кого угодно вызовет чувство обреченности. Больше она не смогла от него добиться ни слова. Оставался лишь один доступный ей способ, позволявший хоть немного сгладить раздражение мужа от предстоящего приема.
— Диана, а где Себастьян?
— Читает в летнем доме.
«Летний дом» — было слишком громким названием для полуразвалившейся хижины, стоявшей с другой стороны нестриженого газона. Минерва нашла скрывавшегося от полуденного солнца лорда Айверли уткнувшимся в книгу.
При ее приближении он поднял голову, подслеповато прищурился и достал из кармана очки. Без них он видел на расстоянии не более нескольких футов.
— Мин! — Он всегда был ей рад.
— Хорошая книжка?
— «Раннее воспитание» мисс Эпплтон. Она высказывает весьма интересные соображения по поводу убеждений и уговоров маленьких детей.
Милый Себастьян. Всегда ищет на печатных страницах ответы на загадки жизни.
— А что думает Диана по этому поводу?
— Она просит меня не слишком беспокоиться об этом.
— Я хотела бы поговорить с тобой о Блейке.
Себастьян что-то пробурчал, очевидно, выражая свое нежелание обсуждать что-либо, и бросил нетерпеливый взгляд на книгу мисс Эпплтон.
— Когда вы на этой неделе приедете в Мандевиль, я хочу, чтобы ты был с ним учтив и постарался наладить хорошие отношения.
— Именно об эхом мне твердит Диана. Это обязательно?
Минерва подбоченилась.
— Он не только твой кузен, но и твой свояк.
— Так оно и есть. И мы знаем, как он им стал.
— Начало нашей совместной жизни нельзя назвать счастливым, но брак связал нас навсегда, и мы оба стараемся изо всех сил изменить положение к лучшему.
— Он тоже старается, Мин? Или только ты? Он хорошо с тобой обращается?
— Хорошо. Не важно, что произошло между тобой и Блейком в прошлом, я хочу, чтобы ты об этом забыл.
Минерва не была посвящена в подробности вражды между Блейком и Себастьяном и ее причины, знала лишь, что все началось еще в детстве. Минерва всегда принимала сторону Себастьяна. Теперь она была убеждена, что нельзя винить в этом только одного, и у Блейка, похоже, имелась веская причина не любить своего кузена.
— Я больше не вспоминаю наши детские ссоры, — сухо произнес Себастьян. — У нас просто нет ничего общего. Я часто задавался вопросом, умеет ли он хотя бы читать. Но нет причины, по которой я не смогу держаться с ним учтиво.
— Вот и хорошо. Тебе лишь следует набраться терпения. Понимаешь, мы всегда посмеивались над тем, насколько глуп Блейк, но мы ошибались. Да, он не любитель чтения, но это ни о чем не говорит. Я обнаружила, что он весьма сведущ во многих областях, достаточно наблюдателен, а его высказывания свидетельствуют о его проницательности.
Минерва сердито посмотрела на Себастьяна. Она поняла, что сейчас высказала свое мнение, которое складывалось у нее в течение многих недель.
— Не принимай такой свирепый вид, Мин. Я верю тебе. Я постараюсь подружиться с Блейком. Только ради тебя, конечно.
— Ради меня и ради себя самого. Он твой самый близкий родственник, Себастьян.
Себастьян рассмеялся:
— И подумать не мог, что наступит день, когда Минерва Монтроуз возьмется защищать лорда Блейкни.
— Это не смешно, Себастьян. Сейчас все обстоит по-другому.
Поскольку Себастьян был человеком слова, Минерва вполне удовлетворилась состоявшимся разговором. Но одна его фраза не давала ей покоя, пока она скакала домой через парк.
«Я часто задавался вопросом, умеет ли он хотя бы читать».
Себастьян пошутил. Это было одно из тех язвительных замечаний, которыми они обменивались с Блейком, какое заядлый книжник мог бросить в сторону любителя охоты.
И все же…
Это было невероятно. И это столь многое объясняло.
Минерва никогда не видела, чтобы ее муж читал, ни разу. Ни памфлет, ни роман, ни даже меню.
Но ведь он умел писать, что доказывала единственная короткая и с ошибками записка. Это был единственный раз, когда она увидела нечто большее, чем его подпись. Когда Блейку требовалось связаться с невестой в короткий период их помолвки, слуга передавал сообщение на словах.
Конечно, он умел писать. Как мог бы человек его положения обходиться без этого основного средства связи?
У нее голова раскалывалась от всех этих мыслей, когда она спешилась и передала лошадь лакею. Бросив торопливое «позже» в ответ на просьбу экономки посоветоваться, Минерва поспешила наверх с неподобающей торопливостью и отослала ожидавшую ее горничную. Собираясь уезжать из Парижа, она не выбросила записку Блейка, а засунула в отделение шкатулки с драгоценностями.
Увидев записку, она невольно улыбнулась, а по телу пробежал трепет удовольствия. Она получила ее наутро после их первой супружеской ночи. Как глупо с ее стороны было расстраиваться из-за какой-то незначительной боли. Если у Блейка и имелись пробелы в образовании, то уж как доставить ей удовольствие в постели, он знал наверняка.
Минерва развернула небольшой листок, вспоминая, с каким трудом она разобрала написанное. Тогда она предположила, что муж писал в спешке. Сейчас, внимательно перечитав послание, она начала в этом сомневаться. На листке не было чернильных пятен, которые оставляет перо, небрежно скользя по бумаге. Теперь, когда у нее возникли сомнения, ей виделся в этих каракулях умышленный хаос, словно его неаккуратность была намеренна.
Она вспомнила по меньшей мере два случая, когда он посредством заигрываний уклонился от вопроса о чтении: к примеру, когда она прямо попросила его сменить ее и почитать вслух. В обоих случаях у нее осталось впечатление, будто он чего-то избегает.
Однако писать он умел, пусть даже плохо. Значит, должен уметь и читать. Пусть даже плохо. Краткие резюме секретаря, короткие записки Аманды, написанные прописными буквами.
Минерва проследовала через небольшой вестибюль, разделявший покои герцога и герцогини, и вошла в спальню Блейка. В его гостиной царил порядок: здесь не были, как в ее комнате, раскиданы кипы бумаг, которые, к ее досаде, то и дело прибирали горничные. В ее комнате постоянно находилось не менее дюжины книжек, в то время как здесь она обнаружила только две.
Две книги. На сердце полегчало. Ее подозрения оказались бредовыми и необоснованными. Она всегда знала: Блейк не любитель чтения. Но ведь это не означало, будто он не умеет читать.
Одна книга, практически новая, посвящалась сельскому хозяйству. Только первые несколько страниц были разрезаны, значит, продвинулся он не очень далеко. Вторая книга — ее свадебный подарок. Переплетчик подровнял страницы и позолотил края, но закладка свидетельствовала о том, что Блейк одолел меньше главы с того момента, как она проверяла в последний раз. А ведь он однажды сказал ей, что читает с удовольствием.
Минерва ничего не понимала. Как Блейк мог быть практически неграмотным? Любого можно научить читать. Она слышала, что даже людей из самых низших слоев обучают грамоте. То, что наследник герцога потерпел неудачу, могло объясняться лишь двумя причинами: непроходимая тупость или чрезвычайная лень. Ни одно из объяснений не подходило Блейку, которого она теперь знала и уважала. Ей хотелось спросить у него, потребовать правды, но разве может она так его оскорбить? А если она ошибается? Он вправе смертельно обидеться на такое обвинение.
И какое отношение ко всему этому имеет Хантли?
Ее встревоженный разум отказывался в настоящий момент найти разумное объяснение затруднительному положению супруга, и у нее не было времени поразмышлять об этом. Экономка срочно нуждалась в ее совете, а завтра почти сотня гостей заполнит дом, требуя не только ее внимания как хозяйки, но и ее политического инстинкта в примирении расхождений, которые и являлись причиной этого собрания.
Кроме того, она сказала правду Диане. Она хотела, чтобы Блейк доверял ей.
Глава 28
— Думаю, будет большой ошибкой распространять право голоса на арендаторов. Только свободные землевладельцы принимают близко к сердцу интересы страны.
Блейк забыл имя человека в желтом сюртуке, который обращался к нему с пылкой речью. Рядом нетерпеливо топтался еще один джентльмен, жаждавший поделиться с герцогом Хэмптоном своим оригинальным мнением. Увлекавшийся политикой граф, один из старейших друзей его отца, также направлялся в его сторону.
Герцог нужен был всем. Все хотели узнать его мнение по поводу основных политических вопросов. Не потому, что его мнение обладало исключительной ценностью. Просто у него имелось то, чего они желали, и они пытались выведать, что им необходимо сделать, чтобы получить желаемое. Блейк прекрасно понимал: для них он не был человеком — он был титулом и положением в обществе. Его беспокойство усиливалось из-за того, что многие из этих влиятельных людей знались с Джеффри Хантли. Одному из них могли вручить письмо с жалкой историей о новом герцоге Хэмптоне и его бесплодных усилиях в мире письменного слова.
Несмотря на свою полную неспособность к обучению греческому, Блейк внимательно ловил каждое слово в классе — обычно делая вид, будто все пропускает мимо ушей, — и сумел накопить приличный запас знаний в области классической культуры. Одна история всегда была, а теперь стала особенно близка ему. Он искренне сочувствовал тому человеку, что жил под угрозой смерти от меча, висевшего над его головой на одном тонком волосе. Были моменты, когда Блейка соблазняла мысль перерезать эту нить, державшую его личный дамоклов меч, и позволить ему упасть, исключив у окружающих саму мысль о том, что он станет достойным преемником своего отца.
Но поскольку единственная приемлемая для него тактика противостояния Хантли заключалась в том, чтобы доказывать свету, что он достоин носить этот титул, Блейк подавлял скуку и терпеливо выслушивал говоривших, сам при этом оставаясь немногословным.
В библиотеке, где этим промозглым днем собралось несколько десятков человек, герцог огляделся, выискивая взглядом единственного человека, чье общество доставляло ему удовольствие. Поверх плеча своего мучителя, чей рост был гораздо короче его речей, он высмотрел Минерву в другом конце комнаты. Его супруга с горящими глазами принимала активное участие в беседе чересчур разговорчивых политиканов и торгующихся радикалов. Она была великолепна в платье лавандового цвета — яркое пятно в этом темном море сюртуков и бриджей. Герцогиня наслаждалась происходящим, и ее счастливый вид слегка поднял Блейку настроение.
Он любовался этим стройным совершенством, внешне таким хрупким по сравнению с темными мужскими фигурами, окружавшими ее, но это внешнее впечатление было обманчивым. Минерва, герцогиня Хэмптон, обладала сильным характером, острым умом и образованностью и в этом не уступала мужчинам. В настоящий момент она беседовала с несколькими джентльменами, и Блейк не слышал, о чем она говорила. Мог лишь уловить отдельные акцентированные фразы, с помощью которых она пыталась донести до собеседников свои убедительные, разумные и кратко сформулированные доводы. Его сердце преисполнилось гордостью от того, что эта замечательная женщина принадлежит ему. Да эти парни просто должны пасть перед ней ниц и согласиться на все ее просьбы! К компании присоединился еще один джентльмен, который сделал какое-то замечание, после чего мужчины заговорили все разом, а на лице Минервы появилось несчастное выражение. Да как они смеют! У него сжались кулаки от желания всыпать им по первое число.
— Прошу прощения, — прервал он словоизлияния Желтого Жилета, — я вспомнил об одной договоренности.
Через толпу гостей Блейк пробрался к Минерве.
— Блейк, — мягко произнесла она. Уже то, что она обратилась к нему по имени в присутствии посторонних, и то, как судорожно вцепилась в его руку, подтверждало, насколько она расстроена.
Он поцеловал ей руку, так что его губы коснулись нежной кожи ее руки.
— Минерва, — сказал он, — пожалуйста, представь мне джентльменов.
Несомненно, их уже знакомили, но ему это было безразлично. Мужчины, способные расстроить его жену, не заслуживали его внимания.
Она называла их имена, и все они охотно кланялись и начинали говорить, но тотчас умолкли, едва он поднял руку.
— Полагаю, вы высказали свои мнения герцогине и она с успехом может ознакомить меня с вашими доводами.
Читать бесплатно другие книги:
