Двойная западня Кокотюха Андрей

7

Приехавших встречал Максим Неверов. Когда машина въехала во двор и остановилась у начала бетонированной дорожки, он спустился с крыльца, направился к гостям. Охранники Короб и Дима остались стоять у входа.

С Большим Неверов был знаком давно, еще когда тот стремительно переместился из бизнеса во власть. Знакомство шапочное, ни к чему не обязывающее, однако мужчины пожали друг другу руки как старые приятели, даже обменялись пустыми, но вполне дружелюбными фразами. Кондрату он просто кивнул, тот ответил и, похоже, воспринял такое отношение как должное. Пока происходил обмен дежурными любезностями, Александр стоял вроде как в стороне, но тем не менее постоянно держался за спиной Жирафа, а Костя Докер ненавязчиво оттеснил плечом Юру Сабура, заняв позицию с противоположной стороны.

Таким образом, Большой был взят в полукольцо, от внимания Неверова это не ускользнуло, и он понял: Кондратенко готов стрелять в случае хотя бы намека на изменение ситуации.

— Значит так, господа, — перешел к делу Неверов. — Все знают, для чего собрались. Ни для кого не секрет, что отношения между… хм… кое-кем из вас имеют особый характер. Я уполномочен отвечать за безопасность вашей встречи. Потому прошу сделать вот что: сейчас мы войдем в дом, охрана останется в зале на первом этаже, оружие вы все выложите на стол и отойдете от него на одинаковое расстояние. Причем я надеюсь на вашу порядочность — ни у кого не должно остаться ничего под брючинами в носках. Кстати, охранники обыщут друг друга, вы не против?

— Только пусть вот тот мент Докера не лапает, — криво усмехнулся Кондрат, кивая в сторону крыльца.

Он узнал Короба. Пятнадцать лет назад тот начинал в патрульной службе и собирал дань с женщин, работавших в киосках, натурой. Если за них пробовали вступиться мужчины, они оказывались в райотделе, где в лучшем случае им ломали ребра, в худшем — родня несла деньги, чтобы выкупить пленника.

— Его обыщет охранник господина Большого, — ответил Неверов. — По этой части больше нет вопросов? Отлично, идем дальше. Охрана остается на первом этаже. Я тоже там буду. Участники встречи поднимаются на второй этаж, в кабинет. Дальше — сами. Надеюсь, между собой вы договоритесь. Как только все закончится, можете или продолжать встречу в неформальной обстановке, или разъехаться по делам. Надумаете продолжать, вспомнив старые добрые времена, охрана останется на первом этаже, без оружия. Кто-то против?

Возражений не было, и мужчины прошли в дом.

Оружие охранники выложили на стол, вынесенный для такого случая из кухни. Большой поднял руки вверх, повернулся к Неверову спиной.

— Обыщите меня, если не доверяете.

— К вам вопросов нет, Евгений Дмитриевич. Вопросы к гражданину Кондратенко, — сказал тот.

— Почему не «господин», а сразу — «гражданин»? — Кондрат снова осклабился.

— Чтобы не называть вас товарищем.

— Понятно. — Александр без пререканий вытащил из-за спины «ТТ», засунутый за брючный пояс и прикрытый рубашкой, потом достал из кармана гладкое яичко «эргедешки», выложил свой арсенал рядом с общей кучей, картинно погрозил пальцем Неверову: — Не перепутайте потом!

После жестом пропустил вперед себя Большого, и они поднялись на второй этаж, где у широко распахнутой двери своего кабинета уже ждал Игорь Шеремет, по такому случаю даже при галстуке, хотя и без пиджака.

Взгляды его и Кондрата встретились. Валет закусил губу. На щеках Александра заиграли желваки. Молчание, хоть и было коротким, успело стать тяжелым и невыносимым. Большой даже почувствовал, как начал по непонятной причине задыхаться, расстегнул рубашку еще на одну пуговицу, обнажив золотой крестик на скромной цепочке. Это невинное движение заставило недавних врагов синхронно повернуть головы к нему и неожиданным образом разрядило обстановку.

— Привет, — проговорил Шеремет.

— Здоров, — в тон ему ответил Кондратенко.

— Твоими молитвами.

— Что — молитвами?

— Здоров, говорю, твоими молитвами.

— Может, мы пройдем? — встрял Большой. — У Игоря день рождения, не тут же поздравлять.

— Спасибо, Саня уже сделал мне подарок, — произнес Валет.

— Когда это я успел? — не понял Кондрат.

— Ну как… Я дожил до сегодняшнего дня. А убей ты меня раньше — и никогда бы мне не стукнуло сорок три.

— Еще успею, — заметил Александр.

— Мужики, вы как пацаны, ей-богу! — Большой не скрывал раздражения. — Проходим или нет?

Войдя вслед за Шереметом в кабинет, они увидели чуть выдвинутый вперед стол, а на нем — бутерброды с икрой, коньяк, крупно, по-мужски нарезанный лимон, исходивший соком под слишком толстым слоем сахара. По другую сторону стола расположился Аркадий Поляк, таким образом отделивший себя от возможных посягательств Кондратенко. Теперь тяжелый взгляд Александра уперся в него.

— Вот так встречают друзей! — Радость Большого выглядела показной. — С днем рождения, Игорек, сто лет живи, братишка!

Он несколько неуклюже сгреб именинника в охапку, похлопал его по спине. Ни Гусля, ни Кондрат на них не смотрели.

— Здравствуй, что ли, сука, — проговорил Александр, уже не улыбаясь.

— Прекрати! — Большой наконец-то отбросил условности. — Саня, мы вместе не собирались пятнадцать лет! Давайте вести себя нормально!

— Последний раз, когда мы посидели вместе у меня дома, этот пидор подкинул мне горячий ствол! — Палец Кондрата нацелился на Поляка, втянувшего голову в плечи.

— Это не я! — выкрикнул тот, на миг встрепенувшись, чтобы потом снова скукожиться и даже отступить от стола к стене.

— Тогда зачем кому-то клепать на тебя! Гуслик, будь хоть сейчас нормальным мужиком! Не я… А кто, веревка от буя?

— Жека, скажи ему! — Поляк чувствовал, что еще немного — и он потеряет над собой контроль.

— О, давай, пусть мне еще Жека скажет! Вы с Валетом уже сказали! Наняли против меня хренову гору беспредельщиков!

— А ты сам, сам-то ты кто? — Теперь Поляк подался вперед.

— Хватит вам! — рявкнул Большой. — Нас слышно, там охрана внизу, на кого она работает, на истериков? Тихо, я сказал!

— Он сказал! Мэр попросил, депутат сказал!

— Да заткнитесь вы оба! — окончательно вышел из себя Большой, стукнув со всего размаху кулаком о стену, и даже невольно вскрикнул от боли, и как раз его «Ай!» неожиданным образом сработало.

— Головой! — бросил Кондрат.

— Руку поломаешь! — заметил Валет.

— Аккуратно, Жека! — выкрикнул Гусля.

— Все, успокоились и послушали меня, — встряхнув ушибленной рукой, Жираф сбавил тон. — Послушали, господа, только спокойно. Я не знаю, Саня, что произошло на самом деле. Аркадий отрицает свою вину, и это нормально, я бы вел себя точно так же. Но от того, что ты объявил ему вендетту или джихад, что там у тебя, до победного конца, ничего не изменится в жизни каждого из вас. Сейчас надо договориться, а потом пожать друг другу руки.

— О чем договориться? — Кондрат подозрительно взглянул на него.

— Для начала — о прекращении военных действий. Считайте, что приказ заключить мир исходит из Киева. Такая сейчас дается новая установка. Вы трое достаточно накосячили, превратили родной город чуть ли не в эпицентр криминала, а Донбасс — уже почти Сицилия. Это кому-то нужно? Саша, чем докажешь, что тебя сдал именно Аркадий? Не отвечай, не надо, тебе об этом кто-то там сказал. Ты поверил на слово…

— Не, Жека, а кто тогда?! — взвился Кондратенко.

— Правильно, кроме друга, больше некому. — В голосе Большого слышалась неприкрытая ирония. — Еще вопрос, теперь уже к Аркадию: чем докажешь, что не ты?

Поляк счел нужным промолчать.

— Верно, лучше ничего не говорить, — одобрил его позицию Большой. — Потому что это будет твое слово против Саниного. И то, Саня повторяет чью-то брехню.

— Почему брехню? — вновь начал заводиться Кондрат.

— Слова с двух сторон. — Жираф, которому пустая перепалка порядком надоела, поморщился. — Вы тут, как у нас в Раде: один говорит с трибуны, что другой взятки берет миллионные, а тот ему с той же самой трибуны — ничего я не беру, ты сам берешь! Потом они друг дружке — докажи! Исковые заявления в суд носят. Или того хуже: один заявляет, что вот тот, скотина, детей растлевает, а в ответ — ты сам такой! Давайте такую голословную фигню прекратим нести. И лучше обсудим наши дела.

— Снова про дела. У нас разве есть дела, Жека?

— Есть, Саша. И если ты помолчишь, то я тебе все скажу.

— Делаешь предложение, от которого, типа, невозможно отказаться? — вступил Шеремет.

— Собираюсь сделать, Игорь. Готовы слушать?

— Вали всю кучу. — Валет махнул рукой.

— Тогда так: у нас мир. Не перемирие, а именно мир. Условия, на которых он будет заключен, следующие: Саня получает компенсацию, и трясете мошной вы, Аркаша с Игорем.

— Ну ни хрена себе! С какого перепугу? — Лицо Валета враз стало пунцовым.

— Именно, Игорь Петрович, как раз с перепугу. С вашего перепугу! Кондрат требовал от Гусли пятнадцать лимонов! Если тот соглашается выплатить — признает тем самым себя стукачом! Не соглашается — Кондрат его, как стукача, и застрелит! Если вы заплатите оба, это будет считаться не откупным и не признанием какой-то там недоказанной вины! Вы, друзья Александра, просто оказываете ему посильную финансовую помощь после выхода из тюрьмы! Именно так друзья и делают, разве нет?

— На какую сумму ты предлагаешь нам облегчиться? — деловито и уже более спокойно поинтересовался Поляк.

— Конечно, о пятнадцати миллионах тебе, Саня, лучше забыть. Таких денег для тебя ни у кого из нас нет. Даже на миллион не мылься. Получишь с обоих по сто штук. Деньги для этих гавриков небольшие, в масштабах Донбасса — вообще тьфу, но тебе в самый раз. Не надо больше банки грабить. Кстати, это еще не все…

— Стоп! — Валет поднял руку. — Мы, значит, даем ему на бедность по сто косарей, миримся, а ты не играешь?

— Скажи спасибо, Игорь Петрович, что я с вас не беру процент за услуги переговорщика. Они дорогого стоят, между прочим. Хорошего посредника поискать надо.

— Спасибо, — хмыкнул тот.

— Будь здоров. Теперь дальше. Саня получает долю в бизнесе твоей, господин мэр, семьи. Вместе с долей у него будет официальная должность и офис. Придумаешь «крышу» на месте. Организовать все надо оперативно, местные выборы уже даже не на носу, а на переносице. Ты, как я уже говорил, идешь на выборы по партийным спискам. Придется поработать со здешним избирателем. И тут Саша тебе поможет.

— Я не рублю в политике ни хера, — отозвался Кондрат.

— И не надо! Твоя задача, Александр, независимо от должности, которую ты формально займешь, состоит в том, чтобы в нашем с тобой родном городе, на всей территории Новошахтерского района, а по возможности и у соседей на то время, пока идет активная предвыборная гонка, ни одна подлюка ни в кого не выстрелила. Даже петарды на Новый год я бы запретил. Кривую преступности, Саша, надо максимально опустить.

— Ты, дядя Жираф, нормальный язык подзабыл, я смотрю, — усмехнулся Кондратенко. — Это всегда называлось «поставить смотрящего». Ты меня за деньги Гусли ставишь смотрящим по нашей территории, я так понимаю?

— Понимай как хочешь, для меня главное — чтоб дело делалось. А дело не только в ограничении беспредела, пускай даже временного. Благополучный регион, Саша, должен дружно голосовать за ту политическую силу, которую представляет кандидат, гарантирующий благополучие. Так что полномочия… как ты говоришь, смотрящего расширились. Ну, это я позже объясню. — Большой вздохнул, словно сбросил на пол тяжелый мешок. — Теперь хоть вы осознали, что натворили, когда начали стрелять почем зря друг в друга?

Он перевел взгляд по очереди на всех троих. Поляк обреченно, не дожидаясь особого приглашения, свинтил пробку с коньячной бутылки, налил себе почти полную рюмку, отсалютовал ею Шеремету — твое, мол, здоровье! — и выпил, сразу же закашлявшись: мэр Новошахтерска не привык пить, тем более вот так, залпом, пускай даже рюмка небольшая.

— Я чего-то не понял, депутат. — Тон Валета насторожил Большого. — Гусля ладно, он, допустим, вломил Кондрата, должен хоть как-то платить…

— Никого я не предавал! — с явно лишней пафосной нотой в который раз выкрикнул Поляк. — Это не я, сколько можно!

Но Шеремет даже не взглянул на него.

— То дело прошлое, братан. Меня другое парит — я-то во всех этих разборках каким боком? Почему я обязан Кондрату бабки платить? И какого черта, депутат, ты Гуслю куда-то там продвигаешь, а я остаюсь, где сидел, типа, у твоего величества в тылу?

— Игорь, если ты сам пока не понял, я объясню тебе позже. — Большой говорил с ним как с непослушным ребенком. — Деньги, которые я настоятельно рекомендую тебе выплатить Саше, считай штрафом. Компенсацией за моральный ущерб.

— Ему?

— Мне! — выкрикнул Большой и, тут же сбавив тон, повторил уже спокойнее: — Мне, идиот. За то, что я вожусь тут с вами, мирю вас и терплю игры в ковбоев. Кондрат, тебя мое предложение устраивает?

— Я должен при этом пожать им обоим руки? Даже Гуслику? — уточнил Кондратенко.

— Обязательно. И не потому, что так хочу я, а потому, что дальше нам всем делать одно дело, как раньше.

— Тогда я против. Со стукачами ручкаться западло. Деньги, так и быть, возьму, делать буду что скажешь, даже вот с Валетом замирюсь, все-таки дал он мне джазу красиво, по-мужски. А вот с Аркашей, извините, пока проблемы.

Наступившую затем паузу нужно было чем-то заполнить. Большой кожей почувствовал, как заходит в тупик на ровном, казалось бы, месте.

— Это не обсуждается, Кондрат.

— Обсуждается, Жираф. Хочешь договариваться — давай, я и это отыграю обратно. Пожму этому стукачку руку, даже обниму и выпью с ним на брудершафт, только пускай он признает свою вину. И заодно скажет, зачем он тогда меня продал, почему именно меня, с кем договаривался…

— Саша, сколько раз еще тебе говорить — НЕ Я ЭТО! Коротко замахнувшись, Поляк швырнул рюмку о стену, и от звука, с каким она разлетелась, Шеремет вздрогнул, как от взрыва гранаты.

— Аркадий, мы договорились: скажи, что он хочет, и претензий к тебе ни у кого из нас не будет, — строго велел Большой. — Наоборот, я тебе спасибо скажу, что не меня ты тогда продал.

По ту сторону стола Поляк казался сейчас загнанным в угол и зажатым там намертво.

— Колись, Гуслик, — подбодрил Шеремет. — Отпущение грехов получишь заодно.

— Пора, Аркадий. — Кондрат, обращаясь к нему, выглядел донельзя серьезным.

За их спинами послышался звук быстрых шагов, и дверь в кабинет распахнул, не постучав, Максим Неверов.

— Господа, у нас проблемы! — заявил он, показывая собравшимся предмет, зажатый в правой руке.

— А то я не знаю! — отозвался Шеремет. — Что там такое?

— Вчера здесь, в доме, были посторонние. Женщины. Мне Короб сейчас проговорился.

— Кто? — Брови Большого удивленно подпрыгнули вверх.

— Ну вас, мужики! Парочка шлюх, Шульц подогнал, он вчера с сегодня перепутал, — объяснил Валет.

— Герман Шульц, к вашему сведению, не может этого подтвердить. Его телефон не отвечает. А я звонил шесть раз. По словам Короба, три девушки пошли с вами в сауну, одна, старшая, осталась в зале внизу. Так?

Большой не сводил глаз с непонятного предмета, который им всем показывал взволнованный Неверов.

— И что? — Шеремет теперь тоже почувствовал неладное.

— Вот. Это самодельный «жучок». Под столом внизу прилепили. Та женщина оставалась без присмотра минут двадцать. Я должен проверить кабинет.

Сунув коробочку с присоской в руку ошарашенного Большого, он, точно зная, где надо искать, подошел к столу, присел, заглянул под него, провел рукой по столешнице, ничего не увидел, встал, даже не попросил Поляка, а отдал ему распоряжение:

— Гляньте со своей стороны.

Тот послушно пошарил, где сказали, что-то нащупал, даже попытался оторвать.

— Есть? — спросил Большой, все еще не веря до конца.

— Есть, — пробормотал Поляк.

— Убью! — рявкнул Шеремет.

— Кого? — на удивление спокойно спросил Кондрат.

— Значит, так. — Неверов бросил найденный предмет на пол. — Не знаю, кто нас слушает, только уже услышали. Скрывать, что мы нашли «жучки», нет смысла. Думаю, радиус действия небольшой, если сейчас бойцы выдвинутся — найдет. Я распоряжусь, а вы будьте тут пока.

Не дав никому опомниться, начальник охраны крутанулся на каблуках и вышел, оставив дверь открытой. Через несколько секунд все уже услышали, как он приказывает своим парням взять оружие, открыть ворота и сесть по парам в две машины.

Все произошло так стремительно, что никто из четверых не сдвинулся с места, не осознал в полной мере, что же делать дальше, как себя вести. Однако в следующее мгновение со двора донесся шум въезжающей машины, загремели выстрелы, с которыми слились крики.

Не сговариваясь, Валет с Кондратом первыми бросились вниз. Кондратенко — к своему оружию, оставленному на столике в зале, а Шеремет на ходу подхватил пистолет с подоконника, где его, спрятанного за цветочным горшком, никто и не заметил. Большой чуть погодя поспешил за ними, кивнув при этом Поляку, и тот суетливо выбрался из-за стола, свалив при этом еще какую-то рюмку.

Пока четверка спускалась вниз, стрельба во дворе прекратилась.

А когда Игорь Шеремет и Александр Кондратенко с оружием в руках двинулись к выходу, дверь широко распахнулась от удара ногой и навстречу им, сжимая пистолет, шагнул Виктор Хижняк.

8

Не такой уж и неприступной оказалась эта крепость.

Начерченный Мариной план и ее подробный рассказ о доме, который предстояло атаковать, только подтвердили слова майора Шубина: единственная сложность состояла в том, что на штурм пойдут только двое. Возможность участия Марины в переломной, по общему мнению, операции Хижняк отмел сразу, никак не комментируя принятое им решение. «Ты свою работу сделала», — ограничился он короткой фразой, и молодая женщина сначала даже, разнервничавшись, выбежала из комнаты, хлопнув дверью. Но вскоре вернулась, извинилась за свой поступок, больше к вопросу о своем участии не возвращалась и только поздно вечером, когда Шубин наконец ушел, сказала Виктору как бы между прочим: «Вообще-то, Хижняк, ты часто ведешь себя, как козел. Только я и правда не представляю себя принцессой-воином, прыгающей через заборы».

Весь арсенал, два пистолета, Шубин обещал обеспечить. Свой оружейный запас Хижняк так и оставил дома в Крыму, решив не дразнить гусей и не соваться туда, пока все не закончится. Мужчин всего двое, и вооружение более чем скромное против минимум пятерых телохранителей, не считая активных и опытных бойцов Кондратенко и Шеремета, готовых лично ввязаться в драку при малейшей возможности. Учитывая это, Виктор не возражал против предложенного Матвеем плана: один заходит с тыла, другой атакует фланги. Сам он не мог изобрести ничего умнее.

Итак, по сигналу Хижняка, который, разумеется, пойдет по тылам, Шубин должен просто вырулить перпендикулярно воротам и протаранить их, не жалея собственной машины. Виктор было предложил свою, но Матвей отказался — разницы нет, все равно таран не поможет, чью машину ни возьми, только взбаламутит охрану. По прогнозам майора, с которыми полностью согласился Хижняк, бойцы кинутся к воротам, подставив зашедшему к тому времени сзади Виктору свои спины. Дальше их мнения разошлись. Хижняк предлагал не трогать пока охрану, а просочиться в дом, где вся гоп-компания наверняка напряженно ожидает, чем все закончится. Скорее всего, никто из четверки, а особенно именинник Шеремет, не сможет ничего понять и попытается сделать ноги. Шубин же возражал: так или иначе придется затеять перестрелку с охраной, и пусть лучше Виктор теперь отвлекает противника на себя, пока Матвей проникнет на территорию и сможет поддержать товарища огнем. Слушавшая их спор Марина предложила очевидное в таких случаях решение: ввязаться в драку и действовать по обстановке.

Утром, провожая Хижняка, женщина сделала то, чего не делала в подобных случаях еще ни разу на его памяти: сначала крепко обняла его, а потом, отстранив от себя, перекрестила раз, потом еще и еще, после чего зачем-то перекрестилась сама. «Пообещай, что все будет хорошо», — сказала она и услышала в ответ: «Когда было по-другому?» — «Нет, не так! Говори — все будет хорошо! Повторяй!» — «Все будет хорошо, — повторил Виктор и добавил, подумав: — Те, кого ждут, всегда возвращаются». — «Я буду ждать», — ответила Марина.

А несколько следующих часов Хижняк с Шубиным ждали, заняв позицию у дома Шеремета, когда же наконец появятся званые гости. Все это время Матвей время от времени вставлял в ухо круглый, размером со среднюю пуговицу, наушник, пытаясь расслышать, что делается в доме. Пробовал это сделать и Виктор, но то ли приемник, которым пользовался Матвей, оказался плохим, то ли передатчики, оставленные вчера Мариной, неважно работали, то ли место они выбрали неудачное, ухо улавливало лишь помехи, сквозь которые время от времени пробивались мужские голоса да иногда удавалось услышать ничего не значащие фразы. Правда, Шубин пояснил: на самом деле весь фокус в том, что приборы, поставленные накануне, записывают все, реагируя на голоса, как цветодиоды — на движение. И как только все закончится, можно будет прослушать качественную запись всех разговоров, ведущихся за последние сутки в кабинете и зале.

Через полчаса после того, как во двор въехали Большой и Кондратенко и за их машиной закрылись тяжелые ворота, Хижняк скинул легкую куртку. Оставшись в плотно облегающей торс футболке, камуфляжных штанах с кучей карманов и легких, но прочных кроссовках, он поправил кобуру на плече, ткнул Шубина кулаком в бок, озорно подмигнул ему и выбрался из машины, прихватив с собой заранее приготовленный прямоугольный кусок плотной доски, каких полно на любой стройке или свалке.

Пока сидели, успел мысленно более десятка раз пройти намеченным маршрутом, потому дальше двигался, словно по много раз хоженой дорожке, — обошел соседний с Шереметом дом, который отделялся своим собственным забором, в результате чего между заборами образовался неширокий проход, по которому можно было пройти, двигаясь боком. Что Хижняк и сделал, только проскользнул не между заборами домов Валета и его соседа, а в такую же щель, только с противоположной стороны, между оградами соседних домов. Так он обошел нужную ему постройку, сделав крюк, но зато наверняка оставаясь незамеченным.

Оказавшись на параллельной улочке, Хижняк, держась ближе к заборам, подобрался, как и планировал, к дому Шеремета с тыльной стороны. Бетонная ограда здесь оказалась сплошной, хотя соседи слева и справа не так плотно прятались от окружающих, оборудовав что-то вроде калиток. Валет же защитил свой тыл от внешнего мира оградой высотой в полтора человеческих роста. Эту стену кто-то даже попробовал освежить разноцветными граффити.

Прислонив доску к ограде под углом, Хижняк отступил назад, разбежался, запрыгнул правой, толчковой, ногой на получившийся трамплин, еще толчок — и в одном длинном продуманном движении Виктор взлетел на ограду, ухватившись руками за край. Тело сразу же устремилось вниз, но руки остановили падение, рывок — и вот он уже лежит на заборе грудью, в следующий миг последним рывком перебрасывает себя на другую сторону, в гущу окружавшего двухэтажную постройку сада.

Приземлившись на ноги и присев, Хижняк сразу же вытащил пистолет. Согнул руку с оружием в локте, левой поддержав правую за кисть, перекатился по траве ближе к стене, там поднялся и, передвигаясь вправо, обошел дом и направился к парадному входу. Через пару минут он собрался посигналить Шубину, но, когда до цели осталось несколько шагов, события вдруг стали приобретать странный, непонятный и непредсказуемый оборот: из дома вдруг с шумом и руганью выбежали, как понял по голосам Виктор, человека три-четыре. Кто-то кому-то велел садиться за руль, кто-то приказывал открывать ворота, все всех подгоняли и перекрикивали. Прижавшись к стене, Хижняк двинулся к дому, выглянул из-за угла, чтобы оценить свою позицию, определив ее недостатки и преимущества, выяснить, наконец, сколько человек против него.

Однако неожиданности только начались.

Все, что произошло в следующую минуту и заняло, как потом понял Виктор, не больше тридцати, максимум сорока секунд, полностью соответствовало прогнозам Марины по поводу того, что действовать придется не по плану, а по ситуации.

Сперва Хижняк увидел двух бойцов, идущих по аллее к воротам. У одного из них, показавшегося Виктору смутно знакомым, в руке был автомат Калашникова. Другой, моложе, на ходу загонял обойму в рукоятку пистолета. Еще двое, которых он со своего места за деревьями не разглядел, возились у чьей-то машины. Но Хижняк вообще толком не успел разглядеть ничего и никого — ворота медленно разъехались в разные стороны, словно отворился зев какого-то сказочного чудовища, и в образовавшийся проем на полной скорости, словно ожидая того, что ворота, как по мановению волшебной палочки, отворятся сами, ворвалась машина Матвея Шубина.

Майор, чуть не сбив одного из охранников, — повезло Сабуру! — тут же крутанул руль вправо, развернув машину левым боком к аллейке, ударил по тормозам и выкатился наружу с противоположной стороны, оказавшись, таким образом, под прикрытием. Короб полоснул по нему из автомата, посыпались пробитые веером пуль стекла. Укрывшись за колесом, Шубин пальнул в ответ, огрызаясь. Тем временем к Коробу присоединились Дима и Костя Докер. А Юра Сабур уже поднимался с земли, отодвигаясь вглубь двора, за кусты.

Он оказался к Хижняку ближе всех. Поняв, что пришла пора ему вступать в игру, Виктор во всю силу легких крикнул:

— Эй! — И, когда удивленный охранник Большого обернулся на звук, вскинул пистолет и дважды выстрелил.

Как в тире по грудной мишени.

Не успев сделать ни одного выстрела, Сабур, взмахнув руками, словно подстреленная птица, рухнул, ломая ветки, в центр куста. Зато, услышав выстрелы за спиной, молниеносно отреагировал Костя Докер — он повернулся и пальнул не целясь, пули же при этом ложились прицельно, откалывая кирпичную крошку в сантиметре от щеки Хижняка. Только у троицы оставшихся телохранителей все равно не было никаких шансов: они оказались в буквальном смысле между двух огней, и Виктор, будучи уверен на сто процентов, что попадет, выстрелил в Докера, выступив из-за угла.

Одна пуля толкнула его в плечо, другая пробила грудь.

Докер падал, когда Шубин поднялся из-за колеса и, чтобы лучше прицелиться, лег на капот, поймал на мушку охранника Диму и, не задумываясь ни на секунду, выстрелил на поражение. В мгновение ока оставшись один против двоих, Короб, который уже выпустил весь магазин, взмахнул бесполезным теперь автоматом, понимая, что времени перезарядить его уже не будет. Шубин узнал Короба, и что-то заставило его опустить пистолет — все-таки мент, в одной управе служили, хотя и порядочная сволочь этот Короб. Только его уже узнал и Виктор — то был один из палачей, насильно вливавших водку ему в рот и, что намного хуже, один из тех, кто убивал его ребят.

Коробу он не оставил шансов — разрядил в него остатки обоймы.

Потом, окинув взглядом результат своей работы, спокойно перезарядил пистолет и, зная, что Шубин идет за ним, взбежал на крыльцо, ударом ноги распахнул дверь и вошел внутрь.

9

Появление оказалось неожиданным, но и реакция была молниеносной.

Еще толком не рассмотрев незваного гостя, Кондрат вскинул пистолет и выстрелил, не целясь, — просто направил ствол на фигуру в дверном проеме. Однако Хижняк, угадавший это движение, мгновенно ушел с линии огня, выиграв долю секунды и пальнув не в него, а в Шеремета — из всех четверых для Виктора сейчас существовал только он. Пуля впилась в правое плечо Валета, рука, готовая вскинуть оружие, плетью повисла вдоль туловища, а Хижняк продолжал двигаться, теперь наведя ствол на Кондрата. Тот переместился чуть в сторону, вытянул перед собой вооруженную руку, и теперь противники застыли в трех метрах друг от друга, нацелив пистолеты и собираясь начать что-то вроде мексиканской дуэли. Но появление Шубина изменило ситуацию — на Кондрата смотрели два ствола, и он счел более разумным сделать шаг назад и поднять руки на уровень плеч.

— Брось! — велел Матвей, и Кондратенко послушно разжал пальцы, сжимавшие рукоятку.

Пистолет упал на пол у его ног, Шубин сделал красноречивый жест, и Александр легким толчком отбросил оружие подальше.

За это время Большой успел отодвинуться за высокую спинку кресла, защитившись этим прикрытием до уровня чуть выше пояса. Он вертел головой, пытаясь понять, куда же девался Неверов — выбежал ли со всеми и теперь, очевидно, убит, как прочие телохранители, либо успел укрыться где-то здесь, в доме, и в любую минуту готов прийти на выручку. Судя по всему, напавших было только двое.

Аркадий Поляк не двинулся с места. Он словно врос в пол, руки дрожали, а тело, казалось, сковал паралич.

— На колени! — рявкнул Хижняк, по-прежнему сосредоточившись только на подстреленном Шеремете.

Он уже не сдерживал себя — выстрелил ему сначала в правую ногу, целясь выше колена, и, как только она подломилась, загнал очередную пулю в левую ногу, на этот раз метя точно в коленную чашечку.

С диким криком Валет рухнул на колени, сразу же завалился на бок, но упорно продолжал сжимать пистолет — видимо, сработал какой-то обратный рефлекс и пальцы не разжались, а наоборот, сомкнулись крепче.

— Мы договоримся! — выкрикнул Большой, выставив вперед руки, словно таким образом мог защититься от смертоносных пуль. — Не стреляйте! Мы можем все решить! Что вам надо?!

Сам того не понимая, он задал вопрос, на который у Виктора Хижняка до сих пор не было ответа и который он старался не задавать самому себе. Вернуться на Донбасс его заставило слепое желание отомстить за пять смертей, только он слабо представлял себе, что изменится в его жизни и в окружающем его жестоком мире от того, что преступник Игорь Шеремет по кличке Валет ответит за все, что совершил.

Теперь, когда цель была достигнута и подстреленный им враг корчился от боли у его ног, Хижняк вдруг остро почувствовал: у него почему-то нет ощущения полной победы.

Даже если забыть об этом и добить лежачего, лучше не станет. Ведь есть еще остальные трое, которые не убивали никого из тех, кто за короткое время стал ему близок и по-своему дорог, но которые виноваты не меньше, ибо совершили другие преступления. Они убивали, отдавали приказы убивать, просто не мешали, зная об очередном готовящемся убийстве. Только вот судьей и палачом для Поляка, Большого и Кондратенко он, Виктор Хижняк, сейчас быть не хотел.

— Чего молчите? Что надо? Кто вы? — не дождавшись тем временем ответа, опять крикнул Большой.

— Вы не за мной? — спросил Кондрат, державшийся на удивление спокойно.

— Нет, — ответил Шубин, продолжая держать его на прицеле. — Я сейчас объясню, кто мы и зачем пришли. Времени мало, я коротко. Господин Шеремет, вы можете не орать, чтобы я вас не перекрикивал?

— Ты труп, Шубин! — простонал тот, не поднимая головы. — Хижняк, не телись! Начал — так добей, сука!

— Хижняк? — вырвалось у Поляка.

— Да, Аркадий Борисович, — подтвердил Виктор. — Так выглядит тот, кого ваш друг нанял для вашей защиты за ваши деньги от вашего имени. И кого потом собрался стереть с лица земли. Вы в курсе, господа, что Шеремет приказал убить всех, кто вас защищал от Кондрата, и лично в этом участвовал?

— Он же должен был… То есть не должен был… — Поляк замялся, не зная, что сказать, как сказать и есть ли смысл сейчас вообще что-то говорить.

— Так это ты со мной воевал? — оживился Кондратенко, словно не стоял под прицелом. — Уважаю, мужик! Хоть ты мне и вставил, но красиво!

— Я старался, — коротко ответил Виктор, уже поняв: ему почему-то не хочется стрелять в Сашку Кондрата.

— Ребята, мы здесь ни при чем! — не унимался Большой. — Этого мудака трудно контролировать! Даже лучше, что его не будет! А с вами договоримся, все решим, правда!

— Так же как вы, господин Большой, договорились когда-то с Кардиналом?

Эти слова прозвучали так неожиданно, что на произнесшего их Шубина обернулся даже Хижняк, отвлекшись от Валета на несколько секунд.

— Что ты сказал? — крикнул с пола Шеремет.

— Что слышал. — Матвей даже не посмотрел в его сторону, упершись взглядом в Кондрата, который, в свою очередь, буравил не ожидавшего такого поворота Евгения Большого. — Эту историю надо закончить тем же, с чего она началась. Я хочу, чтобы вы все услышали, как было на самом деле. Особенно ты, Кондрат. Тебя сдал Жираф, у меня есть доказательства.

10

Это стало новостью не только для Кондрата и друзей его юности.

Виктор Хижняк тоже не ожидал такого поворота событий, но удивиться не успел — Кондратенко отреагировал быстрее.

— Ты? — В вопросе Александра еще звучали нотки сомнения, но они исчезли мигом, да и сам вопрос снялся, и следующая фраза звучала уже более уверенно: — Ты… Договорился, значит… Ты всегда любил договариваться, дядя Жираф…

— Ты знал? — вмешался Виктор, обращаясь к Шубину. — Почему мне не сказал?

— Что бы это изменило, Хижняк? Ты все равно пришел сюда за головой Шеремета. И ты получил ее, делай с ним что хочешь. Я же мент, меня всегда интересует истина. Даже если ее нельзя подшить к делу и передать в суд.

— И давно ты это узнал?

— Не очень, — ответил Шубин. — Всего несколько дней. Ты, кстати, тоже мог бы это узнать. Тут не надо ломать голову, достаточно задать правильные вопросы правильным людям. К тому же мне не пришлось их задавать, мне самому обо всем рассказали.

— Кто?

— Я.

Теперь на звук нового голоса обернулись все. Даже Шеремет со стоном перевернулся на другой бок, чтобы видеть выходящего со стороны кухни Максима Неверова. Оружия в его руках не было, рукоятка пистолета на удивление мирно выглядывала из наплечной кобуры.

В голове у Хижняка только теперь начало складываться в единую картину все, к чему у него за эти дни поднакопились вопросы и чему у Шубина находились короткие, но почему-то всегда убедительные объяснения.

— Как это понимать, Неверов? — выкрикнул Большой, все еще пытаясь сохранить лицо и оставаться хозяином положения.

— Что понимать, господин Большой? Что вы тогда, пятнадцать лет назад, заключили сделку сначала с людьми крупного донбасского авторитета по кличке Кардинал, подкинули Александру Кондратенко горячий ствол, а после сделали виноватым Аркадия Поляка? Вы же знали, что Кондрат в своем положении это не проверит. Или я должен объяснить, как надо понимать то, что параллельно вы договорились с правоохранительными органами, сдав и Кардинала, помиловавшего всю вашу компанию после сделки, и все новошахтерские группировки, и периодически продолжали постукивать, одновременно продвигаясь из нелегального бизнеса в легальный. А оттуда — в политику, к власти, к неприкосновенности?

— Аркадий… Саша… Игорь, не слушайте его! — Теперь Большой окончательно потерял почву под ногами.

— Почему? Мы здесь собрались как раз для того, чтобы ваши друзья получили возможность услышать, кто на самом деле завел эту карусель. Хижняк, вы ведь не забыли, в какой структуре я служил раньше и какие связи у меня остались? Я всего лишь навел справки, выяснил, кто работал пятнадцать лет назад по донецкому региону, съездил в Киев, провел несколько неофициальных встреч и задал несколько вопросов. Кстати, один из моих собеседников — известный вам генерал-майор в отставке Засядько. Ваш давнишний руководитель и куратор, правильно? Он, оказывается, тоже в курсе той истории. Только ведь она не уникальна, Виктор. Тогда начался крупный передел власти, стрельба и кровь всем надоели, бандитские группы зачищались по всей стране всеми доступными средствами. Ну а кто сыграл на стороне закона, получил неофициальное отпущение грехов и даже бонусы. Большой — живой тому пример.

— У тебя есть что сказать? — глухо спросил Кондрат, и Хижняк теперь ясно увидел: для того больше не существует в этом зале никого, кроме Жирафа.

— Саша, ты не понял разве? Я ведь делал все, чтобы вернуть тебя в дело! Мы же только полчаса назад об этом говорили!

— Я отсидел пятнадцать лет. Полную катушку. По твоей милости, дядя Жираф. Этот, — он кивнул в сторону Неверова, — правду говорит или все-таки беса гонит? Я хочу, Жека, чтобы ты мне ответил.