Двойная западня Кокотюха Андрей

7

Наблюдая из недр своего рабочего кресла, как Игорь Шеремет сжимает в руке стакан с налитым до половины янтарным виски, Аркадий Поляк сделал неожиданное открытие. Оказывается, ему только казалось, что пятнадцать последних лет он, Валет и Жираф продолжали общаться так же плотно, как это было в советском детстве и бандитской юности.

Нет, конечно же, и Большой, и Шеремет регулярно звонили ему по телефону, так же как и он мог в любой момент набрать их напрямую, обходя секретарей, референтов и помощников. Последнее особенно касалось Евгения Большого — он и в свою донецкую бытность стал ограждать себя разными, как называл их Валет, «пограничниками», а перебравшись в Киев и получив депутатский мандат, отмежевался от внешнего мира максимально. Журналисты внесли депутата Большого в неофициальный список наиболее закрытых и непубличных отечественных политиков, и, похоже, Евгения Викторовича такой титул устраивал. Тем не менее Поляк и Шеремет входили в число тех, с кем Большой общался всегда, запросто, без проблем и согласований.

Однако, как начинал понимать сейчас мэр Новошахтерска, загнанно сидя в собственном рабочем кабинете, в этом общении все-таки было что-то неправильное и однозначно ущербное.

Это было общение в телефонном режиме. Реже — по электронной почте. Лично пожать друг другу руки и посмотреть друг другу в глаза мужчины, которым всего лишь перевалило немногим за сорок, имели возможность только несколько раз в году. И, как подозревал Аркадий Поляк, желания встречаться чаще ни у кого из его друзей детства и юности не было.

Чего греха таить, Поляк сам погряз в делах. Однако, посылая письмо по электронной почте и беседуя по телефону не больше десяти минут, невозможно увидеть собеседника, узнать, что в нем изменилось и как эти изменения сказываются на его характере. Потому, как бы это ни показалось странным, Гусля глубоко-глубоко в душе даже благодарил Кондрата: ведь именно после того, как он со своим желанием отомстить ворвался в их налаженную жизнь, старые друзья снова стали общаться лично. Во всяком случае, за последний месяц он видел Шеремета чаще, чем за все время с начала года.

И то, что Поляк наблюдал воочию, ему категорически не нравилось.

Он был более чем уверен — Валет начал пить. Не выпивать, как он делал это всегда и как, чего греха таить, поступает большинство мужчин. Нет, именно пить, и, возможно, только присутствие старого друга хоть немножко удерживало Шеремета от настоящего беспредельного загула.

Лучше многих из своего, да и его нынешнего окружения зная непростой, взрывной характер Валета и его склонность к резкой, часто полярной смене настроения, от показного благодушия до внезапного впадения в бешенство, Аркадий Поляк подозревал: алкоголь только усугубляет его неустойчивое, пограничное состояние и делает Шеремета еще более опасным, поджигая фитиль этого ходячего динамита.

Початая литровка виски стояла на столе для совещаний. Шеремет принес ее с собой, демонстративно выставил, попросил — какое там, потребовал! — стакан и сейчас, делая большие глотки, мерил кабинет шагами. Сидеть на месте, как Поляк, он, видимо, уже просто не мог.

И это не нервы, решил Гусля.

— Так зачем ты велел отправить их к Шульцу? — снова спросил он, пытаясь хоть с третьей попытки услышать от Валета внятное объяснение.

— А куда их? — искренне удивился Шеремет. — Я, кажется, все обосновал.

— А я, кажется, ничего не понял. Или ты, кажется, что-то забыл. Команду, набранную твоим Неверовым, никак не должны связывать ни со мной, ни с тобой, ни тем более с Большим.

— При чем тут Шульц вообще? И на хрен вся конспирация, до сих пор не врубаюсь!

— Формально, Игорь, чисто формально, нанимая людей для подобной цели, мы все уже нарушаем закон.

— Не смеши кур! — Шеремет сделал глоток, почти осушив стакан, и тут же снова плеснул в него виски, даже не замечая встревоженного взгляда Поляка. — Бабки платишь ты! Я лично никого не нанимаю!

— Набором людей занимался Неверов. Он же контролирует весь процесс. «Сармат-2», который возглавляет Неверов, — твоя структура, Игорь. Это даже не скрывается. Ну а вытаскивали четверых зеков из колоний, как я понимаю, не только по личным связям Неверова — пока нет Большого, он воспользовался кое-какими его приватными контактами. А в некоторых местах напрямую действовал от его имени.

— Там концов не найдут, господин мэр, — отмахнулся Шеремет.

— Согласен. — Поляк кивнул. — Там как раз не найдут. Здесь — найдут. Они будут базироваться у Шульца, а то, что Шульц — депутат горсовета и мой, если не наш, личный друг и даже в какой-то мере партнер…

— Партнер он, положим, только твой, Гусля…

— Тем более, если мой. Стало быть, такая команда без моего ведома у Шульца поселиться просто не может.

— Херня, — снова отмахнулся Шеремет. — У него легальное заведение. Номера на втором этаже. Заказал по телефону, заплатил — и живи, разве не так?

— Ты сам понимаешь — не так! Это не обычные клиенты, и Гера Шульц в таких случаях всегда обязан ставить меня в известность! Я — его партнер, пускай и негласный. Я — мэр города, значит, его хозяин, ты хоть здесь не возражаешь?

— Хозяин, Гусля, хозяин, тут я курю в коридоре!

Шеремет поставил стакан на стол, не забыв перед этим сделать глоток. Затем он достал сигареты и закурил, присев на краешек стола и пододвинув к себе пепельницу. Поляк поморщился: у него в кабинете не курили после того, как он сам бросил, и пепельница — подарок одного из замов на день рождения — стояла больше для декора.

— Несмотря на то что заведение «У Шульца» стоит не в черте города и формально, опять же, Игорь, формально подпадает под юрисдикцию Конягина, который у нас тут руководит Новошахтерским районом, весь город и вся округа знают: Конягин — кукла, его слова — мои слова и все, что он делает, делается только с моего разрешения!

Говоря так, Поляк подался вперед, выдвинувшись из своего кресла-убежища, но вдруг умерил пыл, наткнувшись на неожиданно жесткий взгляд Шеремета.

— Гусля, — произнес тот, чеканя слова. — А ты не забыл, что все эти расклады, когда ты главный в нашем родном городе и контролируешь окрестности, работают только потому, что такая ситуация выгодна и в Донецке, и в Киеве, и еще черт знает где? Думал ты над этим?

— Думал. — Поляк сглотнул тяжелый ком и снова вернулся в недра кресла. — Думал, Игорь. Потому все, что происходит у Шульца, прямо ведет не только ко мне, но и ко всем нам. В Донецк, в Киев и еще черт знает куда. Или не так?

— Кто эту связь захочет отслеживать? Кондрат? Так он сразу срубит, что ты крутых против него за себя подписал. Больше эти дела никого не волновали и волновать не должны.

— Начнется стрельба, Игорь. Обязательно начнется, в воскресенье ее не избежать. И стрелять будут не в заведении у Шульца, за закрытыми стенами. Ты милицию совсем в свой расклад не включаешь?

— Ментов? — Валет поперхнулся очередным глотком виски. — Они как завели дело по факту стрельбы на свадьбе твоего племяша, так и закрыли. Все стрелявшие — ранее судимые, хотели свадьбу ограбить, знали, что жирная будет. Сто свидетелей есть, сто уважаемых людей видели, кто стрелял.

А их самих постреляли охранники из «Сармата-2», которые обеспечивали порядок! Вот тебе и все ментовское расследование! Дело раскрыто за несколько часов и вроде даже уже закрыто. Судить некого. — Он хохотнул. — Не думал я, что ты, господин мэр, как в раннем детстве дядю милиционера боишься…

— Шубин для себя эту историю не закрыл. Мне начальник милиции намекал.

— Шубин ваш через месяц работать не будет! — оскалился Шеремет. — Пускай только Жираф со своих Мальдив прилетит и власть включит. Я тебе, Гусля, зуб даю — в сентябре этого дотошного майора не будет в вашем городском розыске! Его или переведут с повышением, или уволят по служебному несоответствию!

— Пока он на своем месте. И вполне соответствует. Он обязательно будет расследовать то, что случится в воскресенье.

— Давай, Гусля, закроем тему. Шубина мы не боимся, ясно? Начнет под ногами крутиться — еще раньше уберем этого офицера с доски. Партию, как говорит Жираф, доиграем без офицера. А жираф, сам знаешь, большой, ему видней. Это тебе раз. — Допив очередную порцию, Валет налил себе еще, медленно, но уверенно отдаваясь во власть хмеля. — К нам сюда по нашему же приглашению заваливается туева кучка крутых пацанов. Если верить Неверову, главный у них — вообще круче яиц. И пускай они лучше будут у Шульца, чтобы я мог их крутизну контролировать, чем такая команда начнет шариться сама по себе. Это тебе два. И пункт три — что там у нас на воскресенье готовится?

— Ударными темпами. — Поляк был рад сменить тему.

— Ты выписал кого-то пошустрить за ведущего? Ну, какую-то морду известную из телека?

— Август месяц, Игорь. Время отпусков. Даже популярные телеведущие отдыхают.

— Ага, знаю я этих… Ты их найди, денежку покажи — прилетят на крыльях любви, пусть даже через океан! Так что, никого не вызываем?

— Не тот случай, Игорь. Сам понимаешь. Праздник мы делаем не для себя, а для Кондрата.

— Пускай так. — Шеремет пожал плечами. — Кстати, я сюда к тебе заехал уже надолго. До воскресенья минимум, там как у крутых твоих… пардон… наших дело пойдет. Заодно пойду познакомлюсь. Надо ж посмотреть, кому мы… пардон, кому ты денежку платишь. Кофе можешь мне организовать?

Глядя, как на глазах менялся друг его юности, Аркадий Поляк сделал вдруг еще один вывод: это началось, когда появился Кондрат и всплыла та история.

Может быть, Игорь Шеремет тоже чувствует свою вину? Вот и пьет, заливая совесть… Это сегодня ее у Валета не осталось, а тогда ведь была, была…

Нажав кнопку селектора, Поляк попросил у секретаря два кофе. И почувствовал, что тоже не отказался бы от алкоголя, не одному же Валету с совестью договариваться. Так, как он, Аркадий Борисович не мог пить никогда, потому попросил добавить себе в кофе немножко коньяка. Хватит… пока.

8

Увидев, куда они приехали, Виктор Хижняк очень удивился.

Выдвинулись с утра из Бахчисарая. Как обещано, их ждали два мощных джипа. Один тут же оседлал Волох, как знающий дорогу, и потому эта машина стала головной, за руль второй устроился Виктор. Расселись по трое, и Хижняк сразу понял: команда сама, произвольно, разбилась на тройки. Так он планировал сделать по прибытии на место, поставив старшим своего неофициального зама Волоха. Значит, решил он, будет так, как есть: с Волохом сели Крамер и Лещ, к нему в машину пошли Воронов и Пастух. За все эти дни, что они притирались друг к другу в горах, Хижняк так и не смог просчитать парня до конца, потому решил на всякий случай держать его возле себя. Но, как оказалось, Олег сам захотел держаться поближе к нему.

Виктор считал себя хорошим психологом. Без знания человеческой психологии он не смог бы успешно заниматься тем, чему отдал несколько лет своей жизни. Потому понял: Пастух подсознательно идет в фарватере более сильного, стало быть, себя достаточно сильным не чувствует. В нем не было той заметной уверенности в собственных силах, которая так и перла из тех же Леща или Володи Воронова. Что лишний раз подтвердило подозрения Хижняка: в этой команде Олег Пастух — случайный человек, но очень хотевший попасть именно в эту команду.

Для чего? Ответ напрашивался пока только один — ему нужно вернуться в родной Новошахтерск. Его физическая подготовка достаточна для того, чтобы не слишком выделяться на фоне остальных, а отсутствие некоторых навыков всегда можно списать на то, что Пастух, как минимум, моложе любого из своих новых товарищей.

Доехали спокойно, ровно, без происшествий. Но чего не ожидал Хижняк, так это предложенного места базирования.

— Что-то не так? — спросил Волох, когда они загнали машины во двор и вышли размяться.

— Мы на виду. Место приметное.

— Зато надежное. Кстати, я сам не знал. Мне утром позвонил Неверов и дал отмашку вести вас к Шульцу.

— Неверов сам принимает такие решения?

— Такие — нет, — согласился Волох. — Сто пудов, Шеремет озвучил. Чего ты, ребятам нравится.

Остальные и в самом деле с интересом и явным удовольствием разглядывали стилизованное под салун Дикого Запада здание.

— Индейцы будут нападать? — поинтересовался Воронов.

— Как себя поведете, — ответил Волох. — Значит, сейчас заходите, там наверху — комнаты, выбирайте, кто какую хочет, на всех хватит. Душ работает, потом пообедаем, и… — Он вопросительно глянул на Хижняка.

— Отдыхаем до вечера. Я вот с ним, — Виктор кивнул на Пастуха, — на разведку выберусь. Покажешь мне свой город заодно.

— Ты так и не довел план действий. Я слышал только, что в воскресенье что-то намечается, — заметил альбинос.

— Как приду, так и доведу. Осмотрюсь, прокачаю ситуацию.

Тем временем навстречу им по ступенькам сбежал сам Герман Шульц, уже знакомый Хижняку директор заведения. Расплывшись в улыбке, он протянул Виктору руку, а когда тот ее пожал, схватил его пятерню обеими руками и энергично встряхнул.

— Добро пожаловать! Все готово, будьте как дома! Сразу снимаю вопрос, уважаемый: пока вы тут, «У Шульца» закрыто.

— Спецобслуживание? — подмигнул Хижняк. — Или какая другая причина?

— Уважаемый, я в таком статусе, что могу не объяснять, почему решил временно закрыться. Ремонт. Переучет. Тараканов травим.

— Есть тараканы?

— Надо, чтоб были? Без проблем, сначала расплодим, потом начнем травить. Словом, посторонних здесь не будет.

— А вас?

— Меня тоже. Продукты в холодильнике, все съедите — вот он, — Шульц кивнул на Волоха, — знает, как решить эту проблему. Нужна водка или там…

— Сухой закон, — перебил его Виктор. — Отдаете нам свое заведение на разграбление?

— Тут нечего грабить. И потом, городские власти вроде компенсируют. Одно дело делаем, правда?

— Вы про что? — Хижняк изобразил святую простоту.

— Да так. — Шульц улыбнулся еще шире. — О’кей, парни, я уехал. Ростик!

Обернувшись, он позвал своего водителя. С тех пор как начало падать зрение, Герман Шульц перестал сам водить машину, наняв личным шофером своего дальнего родственника. Парнишка, как многие новошахтерцы его возраста, имел небольшое и не слишком бурное уголовное прошлое, и, чтобы не пришлось бить поклоны и залезать в долги, вытаскивая однажды родича из тюрьмы, Шульц решил посадить его за руль своей машины.

Телохранителей владелец гостинично-ресторанного комплекса «У Шульца» не держал — ни в родном городе, ни в округе ему ничто не угрожало, а в последние годы Герман Шульц покидал родные края очень редко.

На странную с виду группу суровых мужчин, заехавших на территорию его хозяина как к себе домой и даже потеснивших самого Шульца, водитель смотрел с заметным интересом. Но, повинуясь хозяйскому окрику, перестал пялиться на команду и суетливо распахнул перед Шульцем переднюю дверь его «мерседеса» со стороны пассажира. Махнув на прощание рукой, тем самым до конца придерживаясь правил приличия и законов гостеприимства и сохранив лицо, Шульц нырнул в кондиционированный салон. Водитель Ростик сел на свое место, машина выехала за ворота и быстро удалилась в облаке пыли.

Час на приведение в порядок и обед Хижняк дал скорее себе и Пастуху, чем остальным, — этим пока не нужно было спешить. По знакомой уже лестнице у бара он поднялся на второй этаж и обнаружил, что по странной иронии судьбы ребята оставили для него ту самую комнату, в которой две недели назад работающий на Кондрата бармен спрятал оружие. Поддавшись необъяснимому порыву, Виктор опустился на четвереньки и заглянул под кровать, думая увидеть там еще какой-то забытый с прошлого раза арсенал. Там, как и следовало ожидать, ничего не было, и Хижняк затолкал туда свою сумку, перед тем вытащив «стечкина» и оставив на дне сумки помповое ружье, «калаш» в десантном исполнении и две ребристые «эфки»[6].

Когда, быстро приняв душ и переодевшись в джинсы и белую футболку, Виктор спустился в обеденный зал, там уже хозяйничал альбинос, почему-то добровольно принявший на себя обязанности повара. Правда, ничего особенного он не готовил, только разогрел любезно оставленный хозяевами в большой кастрюле борщ и закинул в кипящую воду сотню пельменей из морозилки. Все, кроме Леща, расселись за столом. Толик топтался у барной стойки, вожделенно изучая этикетки на бутылках, расставленных в глубине бара.

— Не мылься, — напомнил Хижняк.

— А насчет баб? Сюда можно вызвать? — плотоядно поинтересовался Лещ.

— Подождешь, — отрезал Виктор.

— Командир, я на киче истомился. Не знаю, как братва, не поднимал еще тему. Только я «петухами» брезгую. Были, конечно, варианты, только там же надо денег зарядить…

— Сядь уже, а? — не сдержался Крамер.

Видя бесполезность спора и не особо настаивая, Лещ демонстративно громко вздохнул и присоединился к компании.

— Мы свинячить не будем, — сразу же заявил Волох. — Чтобы не устраивать тут зону и казарму, давайте каждый будет мыть за собой тарелки.

— И вилки, — вставил Воронин.

— Обязательно, — кивнул альбинос. Обед завершили быстро — переезд из Крыма на Донбасс по августовскому зною утомил-таки больше, чем ежедневные тренировки. Посетовав, что хозяева могли бы и порноканал в номерах подключить, Лещ первым отправился к себе. Остальные вскоре последовали его примеру, задержался только Волох, выйдя вместе с Виктором и Пастухом во двор к машинам.

— Так что все-таки будет? Тянешь ты пока му-му… — поинтересовался он в который раз за несколько дней, хотя прочих мужчин конкретный план действий на ближайшее будущее почему-то не слишком занимал.

В этом, знал Виктор, отличие свободного человека от зека или солдата — те привыкли, что решения приняты за них, и не сомневаются: рано или поздно все будет озвучено.

— Осмотрюсь, вернусь — поговорим, — заверил он и, вытащив из кармана ключи от джипа, кинул Пастуху. — Держи, заводи. Покатаешь меня.

Автоматически поймав ключи, Олег не сдвинулся с места.

— Куда?

— Чего — куда? Экскурсию проведешь по своему городу. Давай, поехали, поехали.

Ответ удивил не только Виктора, но и альбиноса.

— Не поеду. Хижняк и Волох переглянулись.

— Та-ак, — протянул Виктор. — Это новость. Почему?

— Не могу.

— Давно дома не был? Слезы глаза зальют? Или что другое?

— Не поеду, — упрямо повторил Пастух. — Не умею. Машину не вожу.

«Я должен был предвидеть, — пронеслось в голове Хижняка. — Подобное я подозревал». И прежде чем Волох успел что-то сказать, он быстро спросил у него:

— Андрюха, что за дела? Ты кого мне подсунул? — Палец нацелился в лицо Пастуха, побледневшего и сжавшего кулаки в ожидании немедленной расправы. — Он не водит машину. Он держал оружие в руках, дай Бог, на военной подготовке в школе, это я тебе говорю. Бойца из него сделать реально, только на это уйдет минимум полгода. Шесть гребаных месяцев на него потратить надо, Волох! Как он вообще вписался в команду? Кто он такой? — Повернувшись к Олегу всем корпусом и подойдя вплотную, Хижняк повторил вопрос: — Кто. Ты. Такой.

В свою очередь парень сделал шаг назад, отчеканил:

— Пастух Олег Николаевич, тысяча девятьсот восемьдесят пятый год, статья сто пятнадцать УК Украины — умышленное убийство.

— Допустим. — Теперь у Виктора в голове в отношении Пастуха все сложилось само собой. — Ты здешний, так? — Пастух кивнул. — Слышь, Волох, он здешний. Твой шеф, господин Неверов, дал не знаю кому ценное указание подобрать для нашего общего дела убийц. Называю вещи своими именами — убийц, имеющих опыт убийства себе подобных. Ты, Пастух, осужден по «убойной» статье. Тебя бы пропустили, если б не всплыло, что ты — местный. Местный в команде во как нужен. — Хижняк черкнул ребром ладони по горлу. — И ты, Олежек, с ходу просек тему: если сказать, что умеешь стрелять и хорошо крутишь баранку, есть шанс вырваться на свободу. Не просто вырваться, а попасть, как в сказке, в родной город. Вот что ты реально умеешь, Пастух, так это ловить шанс. Ну а фарт твой еще в том, что у Неверова не было времени особо проверять тебя. Ну, познакомились.

— Так? — резко спросил Волох.

— Так! — Ответ Олега прозвучал вызывающе.

— Что с тобой делать? — поинтересовался альбинос, потом обратился к Виктору: — Ну что с ним делать?

— Я не подведу! — быстро заговорил Пастух, став похожим на сына полка, которого солдаты не хотят брать с собой в разведку. — Правда, не подведу! Виктор… командир… ну ты же видел…

Хижняк смерил его взглядом с головы до ног, будто видел впервые в жизни.

— Если Андрюха сейчас позвонит своему боссу, тебя не будет здесь уже через два часа, — проговорил он. — Только тогда нас останется пятеро против одиннадцати. Расклад по любому не сильно хороший, и шесть бойцов всегда лучше пяти. Еще одно. — Теперь Виктор обращался к Волоху: — Допустим, я похерю такой расклад. Все равно получается где-то один против двух, у нас преимущество внезапности, так что особой роли один человек не играет. Только я не уверен, Андрюха, что Олежку просто вернут на зону. Обратного билета не компостируют, мы уже ответили на этот вопрос. Или мы разбираем бригаду Кондрата на запчасти и получаем шанс заиметь свободу плюс немножко денег на первое время, либо же бойцы Кондрата выписывают кому-то из нас прямой билет на тот свет. По-другому выйти из игры нельзя. Сечешь, сармат?

— Секу, — кивнул альбинос. — Если мы спишем парня, его похоронят. Объявят в розыск за побег, потом найдут труп.

— Ты очень спокойно об этом говоришь. Опыт есть?

— Давно работаю с Неверовым. А тот, в свою очередь, не первый год выполняет приказы Шеремета.

Сейчас, в эти секунды, решалась судьба Пастуха. И парень это чувствовал.

— О’кей, — принял наконец решение Волох. — Я промолчу… командир.

— Молоток, — сказал Виктор, уже успевший ближе узнать альбиноса и заранее зная ответ. — Остальным ни гу-гу, время покажет. Только, Олежек, мы с тобой все равно в город скатаем. Экскурсия нужна.

На лице Пастуха появилось выражение огромного облегчения. Волох ткнул его кулаком в плечо, повернулся и пошел в помещение. А когда за ним закрылась дверь, Пастух сделал Хижняку очередное признание:

— Раз уж на то пошло… Короче, командир, никого я не убивал.

По глазам Виктор увидел: парень говорит правду. И эту новость тоже нужно было переварить.

9

История, рассказанная Пастухом по дороге в город, не удивила Хижняка. Он видел и слышал еще и не такое. Однако, когда они въехали на окраину Новошахтерска, он уже точно знал, куда нужно везти своего нового товарища и какую неожиданную проблему придется решать ему самому.

Проблема состояла в том, что в их команде должен был появиться седьмой человек — Анна Пастух, девушка восемнадцати лет от роду, родная сестра Олега, у которой, кроме брата, не было никого на всем белом свете. Какие-то родственники, конечно же, имелись, но до проблем Ани и Олега этим людям не было ровно никакого дела.

Отец Олега и Анны, оставшийся без работы и перебивающийся «черной» добычей угля шахтер, легкие которого из-за угольной пыли превратились в тряпку, а все хронические болезни обострились от водки, умер шесть лет назад. Мать пережила его ненадолго — через полтора года после смерти мужа рано постаревшую женщину свел в могилу диабет. Олег, давненько оставив спорт и даже не помышляя о продолжении карьеры на профессиональном ринге, занялся каким-то мелким бизнесом, прогорел, потом устроился на стройку в соседнем городе и как-то совсем упустил из виду сестру.

Аня же подсела на иглу, что не удивило ни Виктора, ни ее старшего брата.

Живя на рабочей окраине Новошахтерска, которую здесь называли просто Поселок, не стать наркоманом можно было только одним способом — стать алкоголиком. Поколение тех, кому за тридцать, выбрали для себя дешевую водку и очень дешевый самогон, напиток, который здесь называли «карбидовкой». То ли считалось, что получают его из карбида[7], то ли — что в этом напитке карбид растворяется, а скорее всего, в этом названии звучал намек: в составе убойного по своей силе напитка нет ничего натурального, сплошная физика, химия и геология. В семьях, которые еще не перебрались из Поселка в более благополучную часть Новошахтерска и кое-как сводили концы с концами, дети в худшем случае впервые пробовали наркотики в пятнадцать-шестнадцать лет, и это был косяк за компанию. В лучшем — они дожидались восемнадцати лет, двигаясь перебежками от дома до школы и обратно, а потом уходили отсюда либо в армию, либо в университет, чтобы по возможности никогда больше в Поселке не показываться. Дети из остальных семей начинали покуривать в десять лет, пробовали план к тринадцати, а в пятнадцать-шестнадцать становились системными наркоманами. Выходов из системы было три. Первые два — стационар в наркологии или смерть. Причем погибнуть можно было как от передоза, так и в какой-нибудь бессмысленной наркоманской разборке. Третий выход — попасться на чем-то, обычно на краже, и сесть на несколько лет. Парадокс, но в колонии быстро исчезают многие соблазны вольной жизни.

Пастух мог бы не рассказывать обо всем так подробно: Хижняк, услышав условия задачи, и без Олега знал, что его сестра Анюта была обречена. Причем, будучи девушкой, она, как ни прискорбно это звучало, была обречена еще и на торговлю собой за дозу. Пастух надеялся, что до этого не дойдет. Отчасти его надежды оправдались: Аня связалась с одногодком, который дал ей попробовать героин, но проституткой не стала. К чести парня — хотя честь была несколько сомнительной, — он обеспечивал подругу кайфом, добывая средства к наркоманскому существованию квартирными кражами. Потом его посадили, но Аня знала дилера, который продолжал исправно снабжать ее «дурью».

Дилером оказался местный участковый.

Деньги, оставшиеся от друга, быстро закончились. Участковый предложил расплачиваться натурой. Аня отказалась. Участковый пожал плечами и не торопил события — другого поставщика у девушки не было. А действовал он по схеме: зная и крышуя всех продавцов в Поселке, он просто запретил продавать «товар» определенной девушке. Аня была не первой, попавшей в такие тиски: так участковый обламывал строптивых девчонок-наркоманок, заводя себе целый гарем.

Только он недооценил Анюту Пастух. Она стала у него последней. Отдавшись за дозу, девушка получила ее. Затем вытащила из кобуры пистолет участкового, с которым тот не расставался никогда, но, раздеваясь для секса, все-таки снимал ее вместе с остальной одеждой. Он не успел опомниться, как Анюта, разобравшись с предохранителем, выпустила ему в голову одну за другой три пули. А потом позвонила брату, который, благо, как раз в этот время был в Новошахтерске.

Примчавшись на место преступления, Олег первым делом стер с рукоятки табельного «макарыча» отпечатки пальцев сестры, а потом популярно объяснил: из-за убийства офицера милиции, даже если он торговал наркотиками и крышевал других, на уши поднимут весь Поселок. На нее обязательно выйдут, это всего лишь вопрос времени. Потому Пастух велел сестре идти домой и сидеть там тихо. Сам же позвонил в милицию, признался в убийстве, при этом заявив о преступной деятельности своей жертвы и, в частности, о том, что участковый домогался его сестры. Аня, которой брат велел ни в коем случае не принимать душ, подтвердила: да, она наркоманка, дурь давал участковый, он ее изнасиловал, она пожаловалась брату, дальше — ясно.

Экспертиза установила половую связь жертвы с гражданкой Пастух, только смягчающим обстоятельством это все равно не стало. Сор из избы решили не выносить. План Олега по прикрытию сестры удался в той части, что ее действительно ни в чем не заподозрили. Остальное не получилось: Пастуху пришили сто пятнадцатую, часть восьмая — убийство лица, находящегося при исполнении служебных обязанностей. Олегу советовали признать вину и не рыпаться, ведь на воле остается его сестра. В качестве компенсации девушку определили в больницу, и сейчас Аня держалась уже больше года. Только жизни ей все равно не давали. Убитый имел очень влиятельного родственника, которому не нравилась сама постановка вопроса: наркодилер в погонах насилует юную наркоманку, за что ее братец стреляет в него из его же табельного оружия. Прекрасно зная, что это не просто правда, а самая что ни на есть правда, родственник убитого участкового категорически демонстрировал, что ему не нравится, что Анна Пастух до сих пор живет в одном с ним городе, и вообще — до сих пор живет.

И его, и часть новошахтерской милиции очень устроил бы труп Ани, найденный однажды где-нибудь на куче мусора. Вскрытие показало бы смерть от передозировки наркотиков.

Так родственники и друзья жертвы могли окончательно успокоить свою совесть.

К счастью, у всех пока хватало своих дел, потому об Ане вспоминали нечасто. Однако и не забывали совсем, периодически напоминая о себе и о том, что девушка зажилась на этом свете. Бежать ей было некуда, для этого как минимум нужны были деньги.

Обо всем этом сестра рассказывала брату оба раза, когда им разрешали личные свидания. И сейчас, получив неожиданный, фантастический шанс выбраться из колонии, заработать какие-то деньги и вытащить сестру из пекла, в котором та оказалась, Олег Пастух задался целью в полной мере его использовать.

Он мог бы не говорить так долго и эмоционально — Хижняк понял его с полуслова и слушал ненужные подробности только потому, что им предстояло проехать через весь город к Поселку. От своего Пастух не отступится, это к бабке не ходи, понимал Виктор. Но также понимал и другое: боеспособная группа, какой он еще утром считал свою команду, вдруг получила сразу два слабых звена — парня, севшего за чужое, и его сестру, пускай вылечившуюся, но все-таки наркоманку, которую Олег хотел забрать с собой. Он поставил Виктора перед фактом: или Анна будет жить вместе с ними, пока все не закончится, или он возьмет ее и сделает из Новошахтерска ноги.

— Далеко убежишь? — поинтересовался Хижняк и тут же уточнил свой вопрос: — У вас, детский сад, еще тогда, когда все случилось, шансов уйти, залечь на дно и переждать бурю было очень мало.

— Я понял. Потому и взял все на себя. Только вот объяснить себе не могу…

— Я объясню, о чем ты тогда думал. Сестра-наркоманка, ее уже в первое утро вашего побега начнет ломать. Куда ее? Это обуза, Олежка. Так, нет?

— Гиря на ногах, — подтвердил Пастух.

— Допустим, сдал бы ты эту «гирю» куда-нибудь. У вас потребовали бы документы. Документов нет — ладно, тогда врач имеет право вызвать милицию. Дальше объяснять?

— Не надо.

— Сейчас ситуация не поменялась. Вы тоже не уйдете далеко. Почему — ты сам знаешь.

— Да. Хотя Аня уже год чистая, не колется… Даже сигареты не курит. Ты разве не прикроешь, Виктор? После всего, что услышал?

Бросив на него короткий взгляд, Хижняк понял: парень и впрямь рассчитывал, что кто-то здесь поможет ему решить его проблему вот так, одним махом.

— Ничего оригинального, Олег, я не услышал. А начет прикрытия скажу — делать мне больше нечего, как в своем положении еще и спасением вашей семьи заниматься. Ты хлопец благородный, за сестру в тюрьму пошел. Сколько тебе, двадцать пять? А мне, брат, считай сороковник. И я не добрый волшебник. Я вообще не очень хороший человек. Я сочувствую вам, ребята, но поддержка моя — только моральная. Мои обстоятельства, старик, покруче твоих. Только не заставляй меня про них рассказывать. Лучше на слово верь.

— Я верю. Для чего мы тогда едем?

— Давай остановлю машину. Выйдешь, а дальше сам. У меня при себе сотни три баксов в кармане. Чем могу… — Виктор замолк, следя за дорогой. — Или ехать?

Теперь затихли оба. Играли в молчанку до ближайшего светофора, а потом Хижняк спросил:

— Направо, налево, куда дальше?

— Направо.

— Долго еще?

— Минут десять-пятнадцать. Вот уже Поселок. Этого Хижняку тоже не нужно было специально говорить.

Возведенные квадратно-гнездовым способом одинаковые понурые четырехэтажные «хрущевки» больше напоминали дома барачного типа. Даже то, что Поселок, соответствуя чьей-то задумке, утопал в буйной августовской зелени, не делало здешнюю атмосферу веселее.

Свернув несколько раз направо, потом еще два раза налево, ведомый Олегом Хижняк остановил джип возле дома, ничем не отличающегося от других, таких же уродливых близнецов. Олег собрался было выходить, но Виктор сжал его локоть, удерживая.