Сердце в броне Степной Аркадий
– Не подумай, что я тебя отговариваю, – осторожно произнес Гарт, – но ты должен понимать, что снова можешь попасть в ситуацию, когда из двух зол придется выбирать меньшее. Готов ли ты к этому?
– Нет, – немного хрипло отозвался Рустам. – Но я буду стараться, я очень сильно буду стараться, чтобы такие ситуации больше никогда не повторялись.
Гарт некоторое время смотрел ему в глаза, потом кивнул:
– Что ж, значит, возвращаемся на королевскую службу. Не так уж это и плохо, особенно учитывая, что мы с тобой уже не безнадежные. Кормить нас должны будут лучше, а бить меньше. А это что у тебя? Поручение к кастеляну? Хм, получается, переезжаем в замок. Ладушки, пошли собирать вещи.
Рустам не хотел этого говорить, но и промолчать он не мог.
– Гарт, ты не обязан идти вслед за мной на службу, – выдавил он из себя. – У тебя своя жизнь, свои дела, постоялый двор опять-таки… В общем, я пойму, если ты…
– Стоп, – остановил его Гарт. – Хватит, братец, молоть чушь. Во-первых, мы с тобой друзья. А во-вторых, я абсолютно свободен и у меня нет дел, которые было бы жалко бросить. Что же касается постоялого двора, то я уже говорил тебе, что я еще не готов. Она милая женщина, и, признаться, я к ней очень даже… хм… неравнодушен, но… Короче, королевская служба – это великолепный шанс немного приостановить кое-какие отношения. Ты понимаешь?
Растроганный Рустам обнял его:
– Я рад. Я очень рад.
– А уж я-то как рад, – постарался скрыть за усмешкой свое волнение Гарт. – Да ладно, чего уж там, пошли лучше кастеляна разыщем. И, когда он тебя спросит, сколько у тебя людей, не забудь про меня, а не то придется спать по очереди на одной кровати. А я этого не люблю, ты знаешь.
– Фабио Иманали, секретарь младшего казначея, – объявил дворецкий.
Молодой гоблин глубоко вздохнул, скрестил на удачу пальцы и, низко кланяясь, вошел в королевский кабинет. Ему уже доводилось видеть короля, но никогда еще он не был от него так близко – десять шагов, строго по этикету. Когда Фабио остановился у положенной ему по рангу отметки, король оторвал взгляд от бумаг и смерил его взглядом, заставившим Фабио затрепетать. У него пересохло во рту и противно задрожали колени.
– Ваш преданный слуга явился по вашему зову, ваше величество.
Король взял со стола исписанный лист и взмахнул им в воздухе:
– Знаешь, что это такое?
– Никак нет, ваше величество.
– Это прошение от казначея Уотфорда с просьбой тебя уволить.
Фабио натужно сглотнул воздух, застрявший в горле. У него вдруг неприятно перехватило дыхание.
– Уотфорд пишет, – продолжил король, – что ты своевольничаешь, лезешь не в свои дела и возводишь клевету на моих честных слуг. Он также жалуется, что ты ведешь непозволительные речи и чересчур дерзок со старшими по званию. Этого вполне достаточно не только для увольнения, но и для начала служебного расследования. Королевская служба – дело серьезное, проштрафившихся не выгоняют, а сажают в крепость. Ты должен был знать об этом, когда подавал прошение о приеме на службу.
– Ваше величество…
– Я разве разрешил тебе говорить? – Голос короля хоть и прозвучал бесстрастно, но это бесстрастие было для молодого гоблина страшнее отцовской ярости. – Я хочу, чтобы ты запомнил: со мной можно спорить, меня можно убеждать, но никогда и ни в коем случае мне нельзя перечить.
Фабио вжал голову в плечи и не на шутку пригорюнился. «Что теперь со мной будет? – мелькнула у него в голове шальная мысль и тут же была поглощена другой, более важной: – А что будет с Венерой, если меня посадят?»
Молодость есть молодость, опыт приходит с годами, и никак иначе. Будь Фабио постарше, он бы непременно задумался – а чего ради король дает ему уроки на будущее (пускай и весьма жесткие), если все равно собирается его посадить?
Тем временем король, убедившись, что молодой гоблин проникся до глубины души, скомкал прошение казначея Уотфорда и выбросил его в корзину.
– А теперь перейдем к делу. Подойди ближе и сядь.
Совершенно растерянный Фабио поднял голову.
– М-мне…
Он хотел сказать: «Мне не положено подходить ближе». Но король удивленно приподнял бровь, и слова благоразумно застряли в горле. Потрясенный гоблин подошел ближе и сел на стул, стоявший всего в четырех шагах от его величества. Так близко к королю не могли приближаться даже титулованные дворяне.
Королю было не до этикета. Он взвесил на ладони толстую папку и сказал:
– Я пролистал твои отчеты и предложения. Здесь написано, что мы можем сэкономить семнадцать тысяч золотых монет. Объясни.
Сердце молодого гоблина вздрогнуло и затрепетало в груди, подобно влюбленному жаворонку. Он позеленел от волнения и, глубоко вздохнув, словно перед прыжком в омут, принялся излагать. Вкратце пробежавшись по использованным им методам систематизации и анализа и более подробно остановившись на выявленных в результате фактах, Фабио шаг за шагом раскрыл перед королем неприглядную картину многочисленных злоупотреблений. Это было тем более удивительно, что он не рассказал ничего нового или ранее неизвестного. Фабио всего-навсего собрал разбросанные по многочисленным отчетам сведения и сложил их в единую мозаику. Выводы получились шокирующие и неутешительные:
– Таким образом, ваше величество, мы повсеместно закрываем «дешевые» займы и продолжаем платить по «дорогим». Вот очередной пример: банкирскому дому Критолини мы должны двадцать четыре тысячи золотых под двенадцать процентов, а банкирскому дому Бриоли – двадцать три тысячи под двадцать один процент. Следуя простейшей логике – из этих двух займов следует закрыть «дорогой» кредит Бриоли, продолжая выплачивать «дешевые» проценты Критолини. Вместо этого, по неведомым мне причинам, казначейство закрывает кредит Критолини, продолжая выплачивать большие проценты Бриоли. А ведь это на две тысячи монет больше. И все это на фоне жестокого дефицита. В то время как стоит только рационализировать погашение казначейских займов, и в первый же год высвободятся искомые семнадцать тысяч. А ведь есть еще бартерные займы, это те случаи, когда казначейство занимало не деньгами, а товаром. Конечно, в некоторых сделках четко прописано, чем, собственно, мы должны расплачиваться. Но в большинстве случаев казначейство разумно оставило за собой право решать, в чем именно будет производиться расчет. Однако, разумно оставив за собой это право, распоряжаемся мы им абсолютно неразумно. Как пример – сделка с гномьей ростовщической конторой «Клекланд и сыновья». Еще до войны они ссудили казначейство зерном – пятьдесят четыре тонны пшеницы под двадцать шесть процентов. Не знаю, право, как им это удалось. Разумно – закрыть столь «дорогой» заем при первой же возможности. Но абсолютно неразумно, я бы даже сказал преступно, расплачиваться по займу зерном, выросшим в цене более чем в два раза. Ведь по договору мы можем расплатиться и деньгами…
– Сколько мы можем сэкономить на бартерных сделках? – прервал его король, до этого времени внимательно слушавший.
– Не знаю, ваше величество, – признался гоблин, которому родная финансовая стихия помогла прийти в себя и избавиться от робости. – Как секретарь младшего казначея Освальда, я имел доступ только к так называемым чистым займам. Информацию по бартерным займам мне удалось раздобыть лишь по двум-трем случаям.
Лицо короля оставалось спокойным, но в глазах проявились стальные отблески, выдавшие хорошо контролируемый холодный гнев.
– Добрая половина из доложенного тобой не попала в твои отчеты. Почему?
– Я боялся за свою жизнь, ваше величество, – честно ответил гоблин. – Слишком большие деньги, ради них даже мягкотелые чиновники сподобятся на убийство.
Глухо хрустнули королевские пальцы, сжатые в кулак, глухо прозвучал и вопрос:
– Освальд?
Фабио облизнул пересохшие губы.
– Чист, ваше величество.
В воздухе повисла напряженная пауза, которую прервал тяжелый вопрос:
– Уотфорд?
– Чист, ваше величество, – выдохнул молодой гоблин. – Их запутали в цифрах и отчетах. Завалили массой мелких расчетов. Они виноваты лишь…
– Договаривай.
– В невнимательности, ваше величество.
Фабио хотел сказать «в некомпетентности», но ему показалось, что это будет похоже на грязную попытку «подсидеть» вышестоящее начальство, и он невольно сгладил формулировку. От короля не ускользнули его душевные метания, он все понял правильно и по достоинству оценил. Впрочем, разговор был еще не окончен.
– Честер, тебе пора к нам присоединиться, – сказал король.
Гобелен с изображением соколиной охоты отъехал в сторону, и из потайного угла вышел глава тайной службы, граф Честер. Фабио остолбенел от удивления и страха, вновь напомнившего о себе. Графа Честера во дворце боялись все, за исключением лишь самого короля и его старого дворецкого Бертрама.
– Покажи ему список, – приказал король.
Граф протянул Фабио исписанный листок бумаги. У Фабио задрожали пальцы, от этого списка веяло сыростью темницы и жаром пыточных принадлежностей.
– Все ли здесь? – тихо спросил у него граф.
Фабио взял себя в руки. В конце концов, произволом здесь и не пахло, графа Честера считали ужасным, но справедливым. А наказание есть воздаяние. Нечего было воровать и жировать за чужой счет. Фабио прочитал список и уверенно ответил:
– Нет.
После чего назвал несколько имен, которые граф прямо на его глазах собственноручно добавил в список.
– А теперь?
Фабио еще раз проверил список и решительно очертил ногтем несколько фамилий:
– Про этих я ничего не знаю.
– Зато мы знаем, – усмехнулся граф. – Ваше величество, разрешите?
– Докладывайте, Честер. Присутствие Иманали нам не помешает, даже напротив, будет весьма полезно.
– Ваше величество, здесь нет измены. В основном – сговор, взяточничество и казнокрадство. При полном попустительстве невиновных, но и некомпетентных руководителей. А в частности королевского казначея Уотфорда и его помощников, младших казначеев вашего величества. Мы еще не разгадали всех хитросплетений, но и того, что накопали, уже вполне достаточно для проведения арестов.
– В этом деле необходимо разобраться до конца, – заявил король. – Брея Уотфорда в почетную отставку, сор из дворца выносить не будем, пусть все оформят чинно и красиво. Всех, кто замешан, – сегодня же арестовать и подвергнуть допросу. Однако предупреждаю: раскаленное железо дозволительно применять только к тем, чья вина не вызывает сомнений.
– Как прикажете, ваше величество, – поклонился граф.
Король достал из ящика заполненный патент и протянул его Фабио:
– Это патент на должность королевского казначея. Ты возглавишь мое казначейство и будешь заведовать королевской казной.
Фабио позеленел почти до синевы и бережно, двумя руками, прикоснулся к патенту. Но его величество не спешил выпускать бумагу.
– Я хочу, чтобы, прежде чем принять решение, ты осознал – обратного пути не будет. Королевский казначей знает слишком много и просто так не уходит. Уотфорд – исключение, он служил моему отцу. К тебе у меня подобных чувств нет, если проворуешься или не справишься – навсегда исчезнешь в сырых подвалах. Поэтому, если не уверен, лучше откажись.
Фабио убрал от патента руки, вытер рукавом вспотевшее от напряжения лицо и встал на колени:
– Я не подведу вас, ваше величество.
Он протянул ладони, и король вложил в них патент. Фабио поцеловал королевскую подпись и отчеканил:
– Клянусь служить вашему величеству верой и правдой, не жалея живота своего и сна своего. Моя жизнь отныне принадлежит вам, ваше величество.
Глава 3
Егерь
Деревня встретила егерей тишиной. Ни мычания коров, ни блеяния коз, даже лая собак и того не было слышно. Отряд вихрем промчался по единственной улочке и остановился на маленькой площади перед домом старосты. С низкорослой вислоухой лошади, даже издали непохожей на боевого коня, неловко спешился рыцарь в пыльном шлеме с т-образной прорезью. Вслед за ним с огромного меклебурского жеребца спрыгнул двухметровый гигант с унтерскими нашивками на плаще. Оставшиеся сидеть верхом егеря ощетинились во все стороны заряженными арбалетами, взяв под прицел в том числе и кучку помятых мужиков, робко жавшихся к изломанной изгороди.
– Где староста? – требовательно спросил рыцарь.
Избитый староста в испачканной кровью рубахе шагнул вперед:
– Я староста, господин.
– Где разбойники?
– Ушли, ваша милость. Еще до полудня.
Рыцарь, не оглядываясь, бросил через плечо:
– Проверить.
Гигант унтер кивнул и разразился серией коротких отрывистых приказов. Егеря спешились и, разбившись на десятки, начали прочесывать деревню.
– Кого-нибудь убили? – сверкнули в прорези черные напряженные глаза.
– Обошлось, ваша милость.
Рыцарь расстегнул застежку и снял с головы шлем. Перед старостой предстало необычное скуластое лицо с узким разрезом глаз. Староста удивился, но виду не показал. Рыцари люди сложные, за плюхой в карман не лезут, а старосте сегодня и без того досталось.
Рустам вытер ладонью грязное от пота и пыли лицо и кивнул в сторону мужиков:
– Это что, и есть вся твоя деревня?
– Мужички все здесь, ваша милость, – мелко закивал староста. – Окромя кузнеца, того шибко побили, инструменту отдавать не хотел, вот и побили. А баб и ребятишек мы загодя схоронить успели, тем и спаслись. Скотину, хлеб, – губы старосты невольно задрожали, – прочее добро, какое было, все забрали. Но… все живы, и то слава богу, ваша милость.
Глаза Рустама смягчились.
– Правильно рассуждаешь. Я сэр Рустам, старший егерь маркграфа Норфолдского. А это мой первый унтер-офицер Гарт.
– Фрон, сын Климена, здешний староста.
Вышедшие из потайных подвалов женщины навели в доме старосты какое-то подобие порядка. Тяжелый стол и массивные скамьи разбойники поначалу было забрали, но потом опомнились и бросили их за околицей. Так что куда усадить господина рыцаря у старосты нашлось, а вот чем угостить – нет. Обошлись водой из колодца и тяжелым рассказом.
Разбойники нагрянули под утро. Человек тридцать, с копьями, топорами и луками. Благодаря деревенскому пастуху баб и детей успели спрятать, а вот добро нет. Разбойники действовали хоть и решительно, но неумело. Мужиков всех побили, без особого, впрочем, рвения. Так, больше для порядку. Полезшего на рожон кузнеца били уже с чувством, но и тут обошлось без серьезного членовредительства. Зато пограбили всласть, все выгребли, подчистую. Собак и тех увели, разве что кошек оставили да мышей не тронули.
– Четыре коровы с телятами, бык, две лошади, шестнадцать коз, две свиньи и двенадцать поросят, – горестно перечислял староста. – Мы же с них пылинки сдували, ваша милость. Только-только вернулись, только-только отстроились и… эх, жизнь наша горькая… Хорошо хоть посеяться успели, да ведь до урожая еще дожить надо. А кушать-то нечего, все забрали.
Рустам пил воду из незамеченной разбойниками глиняной кружки и мрачнел, как от водки. Уже стало темнеть, когда в комнату зашел Гарт с многообещающей ухмылкой на лице.
– Ну?
– Нашли, – кивнул Гарт.
Складки на лице Рустама разгладились, в глазах появился блеск. Он встал с лавки, с хрустом расправил плечи и, взяв со стола шлем, кивнул старосте:
– Не печалься Фрон, сын Климена. Ты людей сохранил, и это главное. А коров с телятами и коз с поросятами мы тебе вернем.
– Если их еще не сожрали, – не удержался Гарт, выходя вслед за Рустамом на улицу.
К счастью для старосты, он этого уже не услышал. А иначе, кто знает, может быть, и сердце не выдержало бы.
Хорошо пограбили, хорошо пожрали, баб, правда, не было, ну да велика ли беда, будут еще деревни, будут и бабы. Шайка разбойников устроилась на ночлег прямо посреди леса, не утруждая себя сооружением шалашей или поиском естественного укрытия. А что – дождя нет, погода чудесная, настроение отличное, да и награбленного барахла в достатке, есть что подстелить и есть чем укрыться. После жареной поросятинки чем не жизнь? Спали без задних ног и без задних мыслей. Хорошо спали, сыто похрапывая, лениво почесываясь. Часовых, правда, выставили, не без этого. Ну а часовые что, лысые, что ли? Дождались, когда товарищи уснут, и тоже заснули. Идиллия…
– Идиллия, – прошептал Рустам, кривя губы, и дал отмашку.
Кольцо егерей сжалось. Первыми взяли часовых, тихо и без шума. Крепко зажимая рты и перебивая коротким ударом кулака дыхание, чтобы неповадно было кричать и брыкаться. После чего аккуратно собрали валяющееся разномастное оружие и стали будить прочих, уже без всяких деликатностей, пинками и ударами тупых концов копий. Удивленно хлопающих глазами горе-разбойников под прицелами арбалетов вязали веревками. Особо буйных сбивали с ног, угощали зуботычинами и сковывали цепью. Сказка закончилась, началось горькое похмелье.
– Сколько их? – спросил Рустам, окидывая взглядом кучку растерянных и поникших лихоимцев.
– Тридцать два человека и один гном, сэр, – доложил усатый сержант, вытягиваясь в струнку.
Гномов Рустам не любил, а временами даже и ненавидел. Но на этого гнома без жалости смотреть было нельзя. Поникшие усы, спутанная борода, разномастная потрепанная одежда (трудности с размером) и большой красный нос картошкой, на кончике которого лучи восходящего солнца расцветили радугой крупную слезу.
– А что с награбленным? – спросил Рустам у Гарта.
– Все здесь, – ухмыльнулся Гарт, – но поросят и курей уже пожрали. Видно, долго по лесу шатались, успели оголодать.
– Зато лошади и коровы целы, – заметил Рустам, – а это важнее. Выдели бойцов, пусть помогут крестьянам перенести все обратно в деревню.
– Слушаюсь, сэр. – Гарт стер с лица ухмылку и кивнул в сторону плененных разбойников: – А с этими что?
– Отправим под конвоем в Норфолд, – ответил Рустам, – там разберутся.
– А что тут разбираться? – вырвалось у сержанта. – Вешать их надо вдоль дороги, чтобы другим неповадно было… – Последние слова сержант произнес едва слышно, придавленный к земле тяжелым взглядом унтер-офицера Гарта.
– Отставить вешать, – спокойно сказал Рустам. – Убивать, сержант, легко, воскрешать трудно. Отправим в Норфолд, там спокойно и обстоятельно разберутся. Кого надо повесят, кого надо посадят, а кого, глядишь, и отпустят, если грехов немного.
Когда Рустам отвернулся, Гарт притянул к себе сержанта и внушительно произнес:
– Болтаешь много. Не по чину это.
Сержант поспешно кивнул:
– Так точно, господин первый унтер-офицер.
Гарт немного посверлил его гнетущим взглядом и отпустил. Подойдя к Рустаму, он тихо заметил:
– А сержант умную вещь сказал, командир. Это разбойники, их можно вешать и нужно вешать.
Рустам вздохнул:
– Гарт, мы с тобой это уже не раз обсуждали. Ты посмотри на этих доходяг – те же безнадежные. Обычные работяги, с безденежья либо с дури подавшиеся на большую дорогу. Если кто заигрался и на руках у него кровь, то в городе разберутся и воздадут по заслугам. Ну а у прочих появится хотя бы шанс. Рабочих рук не хватает, а вы все вешать да вешать.
– Не любишь ты простых решений, командир, – ухмыльнулся Гарт и уже нарочито громко спросил: – Может, хотя бы гнома повесим?
Рустам посмотрел на гнома и сделал вид, что всерьез задумался над этим предложением. Гном от страха не смог вымолвить ни слова, только слезы катились по его лицу, застывали на мгновение на кончике носа и падали вниз мутными росинками. И смешно, и грустно. Рустам не выдержал, скривился в непонятной гримасе и махнул рукой.
– Понятно, – заметил Гарт и громко объявил: – Гнома вешать не будем, слишком тяжелый, веревку жалко. Лучше нагрузим его награбленным, да и других тоже, пускай обратно тащат.
– Четыре коровы и две лошади на целую деревню, ерунда полная. – Рустам с досадой ударил ладонью по столешнице. – А тут еще эти гопники всю домашнюю птицу и всех поросят сожрали.
– Вот-вот, – поддакнул Гарт, – и я о том же. Добр ты чрезмерно, надо было их все-таки сразу повесить.
– Я серьезно, – заметил Рустам.
– Я тоже, – парировал Гарт. В доме старосты, кроме них, больше никого не было, и они могли разговаривать свободно, без чинов. – Полгода назад на этом месте было пепелище, а эти крестьяне вообще ничего не имели и скитались по лагерям беженцев. Как видишь, все изменилось, причем в лучшую сторону. И в этом есть и наша с тобой заслуга. Потому как мы исправно делали свое дело. А теперь наше дело – прекратить разбой и прочее баловство и дать тем же крестьянам возможность спокойно заниматься своим делом. И тогда со ВРЕМЕНЕМ все и у всех будет хорошо.
– Ты прав, – Рустам через силу улыбнулся, – я слишком нетерпелив.
В дверь постучали.
– Да?
Это был часовой.
– Ваша милость, гонец от маркграфа.
– Зови.
В комнату вошел совсем молодой еще парень в добротном рыцарском доспехе. Рустам многозначительно переглянулся с Гартом. Что же такое произошло, если вместо обычного гонца прислали рыцаря?
Вошедший недоуменно перевел взгляд с Рустама на Гарта и обратно.
– Сэр Рустам? – Он явно не знал, к кому обратиться.
Рустам встал:
– Это я. С кем имею честь?
– Ласло Раймонд.
– Рад знакомству, сэр Ласло…
– Кхм, – юноша густо покраснел, – просто Ласло, сэр Рустам. Я еще не имел чести быть посвященным в рыцари.
– А, вот оно, значит, как, – глубокомысленно заметил Рустам, и юноша покраснел еще больше. – Вы от маркграфа?
– Да, сэр Рустам.
Юноша достал из сумки письмо и передал его Рустаму. Тот проверил печать и вскрыл конверт.
– Переночевать не получится, – сказал он Гарту после прочтения. – В Кайенском лесу объявились оборотни.
– Удивительно, что они только сейчас объявились, – заметил Гарт, поднимаясь с лавки и начиная собираться. – Уже два месяца патрулируем, а попадаются только разбойники и вурдалаки, даже странно.
– Ну вот видишь, объявились же, – отозвался Рустам, – значит, все-таки ничего странного.
А в голове пронеслось – «Вой», «Вой-2», «Оборотень в Париже»… Брр, мурашки по коже. Не надо было увлекаться ужастиками. Рустам тряхнул головой и вернулся в действительность.
– Передайте маркграфу, – сказал он Ласло, – что мы незамедлительно отправимся в Кайенский лес.
Ласло снова покраснел. Совсем по-мальчишески шмыгнув носом, он неуверенно заметил:
– Сэр Рустам, вы не дочитали. Там, в самом низу, еще несколько строчек.
– Да? – Рустам быстро пробежал взглядом письмо. – В самом деле, тут есть еще приписка: «Сэр Рустам, отправляю тебе Ласло Раймонда, сына моего хорошего друга, сделай его своим оруженосцем…» Чего? Но мне не нужен оруже…
Гарт незаметно наступил ему на ногу, и Рустам замолчал на полуслове. Гарт выразительно показал глазами на подпись маркграфа и едва слышно прошептал:
– Принимай, у тебя нет выбора.
Рустам неохотно кивнул:
– Хорошо, Ласло Раймонд, я принимаю тебя на службу. Отныне ты мой… э-э… оруженосец.
– Спасибо, сэр Рустам, – выдохнул новоявленный оруженосец. – Я вас не подведу.
– Не сомневаюсь, – выдавил из себя Рустам.
Гарт укоризненно покачал головой и, подойдя к Ласло, по-свойски похлопал его по плечу:
– Я Гарт, первый унтер-офицер сэра Рустама.
– А я Ласло Раймонд, оружено…
– Знаю, знаю, – улыбнулся Гарт. – А сколько тебе лет-то, Ласло?
– Пятнадцать, – ответил Ласло и опять покраснел (да что ты будешь делать!). – Скоро исполнится.
– Вот и прекрасно. – Гарт еще шире улыбнулся и заметил: – Знаешь, свой первый день на службе у сэра Рустама ты можешь начать с того, что приготовишь его лошадь к дороге.
– А, да… я мигом.
Гарт закрыл за ним дверь и, ехидно ухмыляясь, повернулся к Рустаму.
– Что я с ним буду делать? – развел тот руками.
– Учить всему, что знаешь, и готовить к нелегкому бремени рыцарства.
– А это как?
Гарт пожал плечами:
– Держи его все время рядом и гоняй по-черному.
– Ты уверен? – недоверчиво спросил Рустам.
– Нет, – честно ответил Гарт. И добавил: – Но все рыцари именно так и поступают со своими бедными оруженосцами.
На первой же развилке от отряда отделился десяток егерей, им предстояло отконвоировать связанных разбойников в Норфолд. Гарт проводил их взглядом и прищелкнул языком:
– Эх, добр ты чрезмерно. Целый десяток будет несколько дней ерундой маяться.
– И вовсе это не ерунда, – поморщился Рустам. – Нельзя рубить сплеча. Война закончилась, хватит с нас крови.
– Ну ладно. А деньги тогда зачем дал?
– Кому? – притворно удивился Рустам.
– Старосте. Думаешь, я не видел?
– А, старосте. Ну так я же из своих дал, не из казенных.
– В том-то все и дело, – заметил Гарт. – Дал бы из казенных, это еще понятно. Но из своих-то зачем?
– Гарт, ты же видел – там дети, женщины и всего четыре коровы.
– Ага, и поросят сожрали.
– И не только поросят, – серьезно отозвался Рустам.
Гарт глубоко вздохнул:
– Рустам, а ты хоть уверен, что староста твои деньги не заныкает?
Рустам задумался. Вспомнил старосту, вспомнил, как он смотрел, как разговаривал.
– Нет, ЭТОТ не заныкает.
– Да, – вынужден был согласиться Гарт, – этот не заныкает. Но дело не в нем, дело в тебе. Может, не стоит все-таки разбрасываться своим жалованьем, оно у тебя не такое уж и большое, между прочим.
– А я и не разбрасываюсь, – вяло парировал Рустам и указал на свою простую одежду. – Видишь, какой я хозяйственный.
– Вот и я о том же, – ухмыльнулся Гарт. – Добр ты, братец, чрезмерно…
– Гарт, ну хватит уже! – взмолился Рустам. – У меня и так уже вся задница в мозолях, а нам еще ехать и ехать. И ты тут еще, блин, со своими нотациями. А у этой лошади такая спина жесткая.
– Не спина жесткая, а седло, – поправил его Гарт. – Впрочем, седло тоже не жесткое, это у тебя просто кожа мягкая.
Рустам застонал сквозь зубы. И Гарт смилостивился:
– Ну ладно, Рус, чего ты. Потерпи немного, скоро привыкнешь. А лошадь я тебе и так смирную подобрал. – На его лице неожиданно появилось лукавое выражение. – Кстати о лошади… – Гарт обернулся, нашел взглядом свежеиспеченного оруженосца и прокричал: – Ласло, я тебе забыл сказать спасибо, что почистил моего коня. Очень даже неплохо получилось.
Бедный Ласло кивнул и до боли закусил губу. Откуда он мог знать, что у его патрона сэра Рустама самая не боевая лошадь в отряде, а злой меклебурский жеребец, которого он столь старательно готовил в дорогу, не рыцарский конь, а офицерский. Хорошо еще, что никто не рассмеялся, хотя улыбок в усах было попрятано немало.
Король вошел в ореховый кабинет и с видимым облегчением сбросил горностаевую мантию в руки подоспевших слуг.
– Только что понял, что ненавижу долгие и пустые переговоры с упрямыми послами, – заявил он с чувством, усаживаясь на свой любимый жесткий стул с высокой спинкой.
Читать бесплатно другие книги:
