Янтарные глаза одиночества Землякова Наталия

– Ух, ух, – заохал Сава, как филин, откусил кусок от своего гигантского бутерброда и молниеносно прожевал, почти проглотил. – Договорились они! А мы с ним договаривались, что он наконец-то напишет нормальную песню. И что? Ноль! Зеро! Сава снова при своем – при своих старых песнях, которые уже осточертели не только публике, успевшей на них состариться, но и самому певцу, пропади он пропадом!

– Сава, – засмеялась Мишель. – Извините, но вы испачкались – у вас весь рот в варенье.

– А это я худею.

– Странная диета – белый хлеб с вареньем. И давно вы на ней сидите?

– Всю жизнь, – абсолютно не смутился Сава и снова откусил кусок.

– Ну, тогда боюсь, что у вас плохой диетолог или он большой оригинал. Извините, но можно я все-таки войду в дом? Или мне попозже прийти?

Широким жестом, артистично взмахнув рукавами-«парусами», Сава распахнул дверь, приглашая Мишель войти.

– Давайте кофе пока выпьем, как элегантные люди. И сидите, ждите, потому что если вы придете позже, то рискуете никого не застать. Андрей с Настей собрались уезжать.

– Уезжать? Куда? А как же ремонт? – Мишель не смогла скрыть своего разочарования. – Мы же ничего не обсудили, ничего еще не решили…

– Ох, плохо ж вы Андрюху знаете! – вздохнул Сава и плюхнулся на диван. – У него никогда и ничего не решено. И все всегда в последнюю минуту. А на вид – фу-ты, ну-ты, серьезный основательный мужчина. Хозяин своего слова. А я его сколько просил? Напиши, подлец, песню! А он все обещает, обещает. Мои поклонницы на пенсию отправятся или помрут, не дай бог, пока Сава порадует их новым шедевром в своем исполнении. А ведь моя публика меня любит, да что там любит, обожает, потому что …

Мишель не стала слушать, за что публика обожает толстого, похожего на привидение Саву. Ей захотелось плакать. Все было напрасно. И утренняя прогулка у моря, и зачем-то накрашенные ярко-красным лаком ногти. Все то, что она делала, тщательно готовясь, как она думала, к самому важному в ее жизни свиданию. А оказалось, что встреча, если даже и случится, то будет очень короткой и деловой. Они быстро, на ходу, обсудят, что и как переделать в интерьере дома. А потом Андрей уедет. «Значит, вчера мне все показалось. И никакого салюта не было. Вернее, он вспыхивал только лишь в моем воображении», – подумала Мишель, и ей захотелось бежать из этого дома, чтобы как можно быстрее добраться до номера в отеле, зарыться под одеяло и поплакать от души. Увы, ничего, кроме ремонта в доме, Андрей не имел в виду. И все эти его особенные взгляды и проявленный интерес были лишь иллюзией. А может быть, минутной мужской слабостью. «Нет, – подумала Мишель. – Не было ничего, даже секундного интереса. Иначе он нашел бы предлог, чтобы меня проводить. А, с другой стороны, как быть с Настей? Чтобы она подумала, отправься Андрей вслед за мной?»

Как почти всякая женщина, теряясь между реальностью и своими желаниями, она на один вопрос находила бесчисленное множество ответов, которые никак не хотели стыковаться друг с другом.

«Зачем он позвал тебя сюда, на далекий и холодный балтийский берег?»

«Чтобы переделать интерьер дома».

«А разве здесь нет дизайнеров?»

«Он хотел, чтобы можно было похвастаться твоим именем».

«А что он имел в виду, когда вчера смотрел “особенным” взглядом, после которого и засверкал тот самый чудесный фейерверк?»

«Никакого особенного взгляда не было. И фейерверка тоже. Ты стала одной из жертв ситуации, когда мужчина просто улыбнулся, а женщина решила, что в этом есть некий тайный знак, обещание любви».

«А может быть, он просто любитель легких интрижек? И жена к этому привыкла, потому и смотрела на тебя как на пустое место – как говорится, одной подружкой больше, одной меньше?»

«Да, вот это больше всего похоже на правду».

«Но с другой стороны, разве можно так ошибаться? Ведь…».

– Он гад, каких свет не видел! – вдруг воскликнул неожиданно Сава.

Но Мишель была благодарна за то, что силой своего голоса он все-таки сумел прервать ее мучительные и, увы, скорее всего бесполезные размышления.

Сегодня Андрей уедет. И все. Точка. Мишель с грустью обвела взглядом огромный полупустой холл – даже от него веяло тоской и безнадежностью. «Скажу, что ничего минимальными средствами исправить невозможно, – решила она. – И завтра же утром уеду. А сегодня пойду на пляж, а вечером в ресторан. В конце концов, не сошелся же свет клином на этом композиторе. Поиграл на струнах моей души и хватит».

– Сава, как вам не стыдно? – улыбнулась она кокетливо, чтобы хоть как-то скрыть, насколько ей сейчас плохо. – Это же ваш друг. И песни его вы поете столько лет. А я особенно люблю…

– Какую? – нахохлился Сава и стал уже больше похож на филина, нежели на привидение. – Из Лялькиных, наверное…

Сказал и тут же осекся.

На лестнице, ведущей со второго этажа в холл, стоял Андрей. Он был тщательно выбрит и одет в белоснежную сорочку, отлично сочетающуюся с темно-синими джинсами.

– Извините, – улыбнулся он. – Я немного проспал.

И у Мишель снова поплыло в голове. И в этом едином потоке тонули, растворяясь без остатка, все ее сомнения, отчаяние и боль. А на поверхности оставались только лишь восхищение и радость от того, что он здесь, он рядом хотя бы несколько часов. Лучше хоть что-то, чем ничего. «Может быть, даже сказать ему, что я его люблю?» – мелькнула у Мишель шальная мысль. И она не показалась ей такой уж неуместной. Если именно сейчас она поняла, что любит этого красавца-мужчину, почему бы ему первым не узнать такую потрясающую новость?

– Андрей, я, признаться, в растерянности, – вздохнула Мишель после того, как они дважды обошли дом. Исследовали все: и три ванные комнаты, и гостевые апартаменты, и музыкальный салон, и библиотеку. Всюду царило одно и то же: уныние. Серые тона, прямые линии и много-много стекла. Как будто прежний владелец не дом оформлял, а пытался воссоздать атмосферу идеального офиса, в котором ни о чем, кроме серьезной работы, не стоит и думать. Может быть, поэтому и разговор Андрея и Мишель после осмотра дома был подчеркнуто деловой.

– Понадобится очень много времени и средств, чтобы устранить недостатки, – важно произнесла Мишель.

– Я уверен, что вы все драматизируете, – ответил Андрей.

Они сидели в холле за огромным столом со стеклянной столешницей, и атмосфера была такая, как будто говорили они не о декоре, а о чем-то архиважном – например, о войне и мире.

– Потребуются кардинальные переделки, – уверяла Мишель.

– Конечно, если вы, как профессионал, считаете их целесообразными, то я готов согласиться.

– Тогда я вернусь в Москву, составлю подробный план и смету. А потом…

Но она не успела сказать, что будет потом, потому что в дом с улицы ворвался Сава и заорал так, что задрожали стекла в окнах и даже, кажется, стол:

– Ну что, братцы, вы нашли способ, как очеловечить этого монстра?! Андрюха, твой дом, конечно, самый большой, но и самый страшный! Я его боюсь! Как я тут останусь?! Кто меня будет охранять?!

– Вот эта смелая девушка. Она ничего не боится. Ведь правда, Мишель?

Кажется, он не услышал ее слов о том, что она собирается в Москву составить дизайн-проект и приложить к нему смету. Или сделал вид, что ничего такого она не говорила. И все пойдет по его плану – он уезжает, а она остается. «Очеловечивать монстра», – как выразился Сава.

– Хорошо, Андрей, – согласилась Мишель. – Я останусь охранять дом, а заодно и вашего друга. Я, конечно, думала, что я декоратор, но поработаю и охранником – мне не привыкать. Я и маляром была у капризных клиентов – сама перекрашивала стены, и плитку драила от разводов – никто, кроме меня, не мог сделать это так аккуратно и тщательно. Правда, хозяйский дом еще ни разу не охраняла, но ничего, научусь.

– Вы обиделись? – мягко поинтересовался Андрей и грустно улыбнулся.

«Я не обиделась! – захотелось ей закричать, глядя в его темно-карие, почти черные глаза. – Я убита. Потому что ты уезжаешь. Потому что мы посмотрели весь дом, кроме одной-единственной комнаты – спальни, в которой сейчас спит твоя жена. А ты имеешь наглость сидеть за стеклянным столом и отдавать приказания, как мне жить, когда ты исчезнешь!»

– Нет, – вежливо ответила Мишель. – Совсем нет.

Они оба слишком давно жили в мире, в котором люди почти никогда не говорят, что на самом деле думают. Они привыкли прикрывать свои мысли и чувства любыми маскировочными средствами – ложью, лестью, пустыми словами. И делали это так мастерски, что сами уже перестали отличать правду от лжи.

Ведь если бы сейчас Андрей и Мишель вдруг, как по волшебству, стали откровенны, то разговор их был бы прост и незамысловат. Обычный разговор мужчины и женщины, которых потянуло друг к другу:

– Андрей, ты хочешь сегодня вечером прийти ко мне в отель?

– Да, Мишель.

– Тогда я жду тебя.

– Я обязательно приду и останусь у тебя до утра. А мой друг Сава придумает, что сказать моей жене.

– Я рада, но меня интересует, что будет дальше.

– Ничего. Я буду встречаться с тобой и обманывать жену. А потом мы расстанемся. Если ты бросишь меня, то я буду страдать. Если я уйду первым, то слезы придется лить тебе.

Просто и откровенно. Честно и без фальши. Только кого может порадовать такая правда? Может, действительно лучше плыть по морю лжи?

Андрей и Мишель столкнулись взглядами и поняли: они одновременно мысленно проговорили диалог о «правде и лжи» и оба приняли единственно правильное решение: врать. Элегантно и красиво. И если получится, равнодушно. У Андрея, судя по всему, получалось лучше, поэтому он начал первым разговор о том, что его интересовало в данный момент. Пусть и не очень сильно, но все-таки… Мужчины вообще более талантливы в том, чтобы составлять гармоничную композицию из чувств и расчета. Даже искренне увлекаясь, они могут одновременно не забывать о своих интересах.

– Мишель, расскажите, как обычно проходит ваше общение с клиентами, – поинтересовался Андрей. – Вот и нашему певцу всех времен и народов, мне кажется, очень интересно знать, что и как происходит.

– Еще как! С клиентом-то! – притворно закатил глаза к потолку Сава. – Только что это мы сидим как неродные? Может, чайку выпьем? С конфетками?

– Сава, друг мой, – покачал головой Андрей. – А ты не боишься лопнуть как воздушный шар? Ты же наверняка с утра съел банку варенья.

– И с булочкой, – вздохнул Сава и быстро добавил: – Но я уверен, что Мишель точно не откажется от сладкого. Кстати, а кто тебя назвал таким кошачьим именем?

– Что?! – Мишель покраснела от неожиданности.

Никто ни разу в жизни ей не говорил, что ее имя больше подходит кошке.

– Бывают, знаешь, нахальные, разбалованные домашние красавицы в белоснежных шубках и с длинными пушистыми хвостами. У тебя, кстати, есть такая шуба? – продолжал Сава, шумно разрывая целлофан на появившейся в его руках, как по волшебству, коробке конфет.

– Пока, увы, нет. Но может, и будет, – кивнула Мишель. Она решила не теряться и не смущаться ни при каких обстоятельствах.

– Тебе точно пойдет! – Сава с тоской и любовью посмотрел на конфеты. – А тебя дома как звали? Машкой?

– Мишкой! – засмеялась Мишель. – Ладно, о нас с вами, Сава, мы поговорим позже. А сейчас нам надо с Андреем обсудить, хотя бы в общих чертах, план работ. Кстати, почему вы спрашиваете, как именно работают декораторы? Ведь, насколько я знаю, в московской квартире вы уже делали грандиозный ремонт. Так что опыт-то у вас имеется.

– Нет, – покачал головой Андрей, пристально глядя ей в глаза. – В Москве всем руководила моя жена.

– А сейчас? – Мишель изо всех сил пыталась не моргать, чтобы не выдать своего волнения.

– А сейчас она устала и не хочет ни о чем думать. Говорит, что у нее должно быть время пожить для себя.

«Кризис, – поняла Мишель. – Они оба настолько устали друг от друга, что не хотят больше никаких совместных проектов. По крайней мере, пока. Поэтому Настя так равнодушна к этому дому и ко всему, что с ним связано. А на Андрея ей тоже плевать?»

Впрочем, «плевать» и «отпустить» – это слишком разные вещи, никак друг с другом не связанные. Мишель это слишком хорошо знала, потому что много раз делала новый интерьер в домах чужих друг другу людей, живущих под одной крышей. Но именно слово «крыша» – ключевое. Она и защищает, и объединяет, и не дает разлететься в разные стороны.

– Кстати, – улыбнулась Мишель. – У вашего дома есть несомненное достоинство – прекрасная крыша из сланца. Это очень дорого. Очень!

– Я знаю, – равнодушно ответил Андрей. – Потому я его и купил. Вы знаете, сколько стоит квадратный метр сланца? Я уже не говорю про монтаж. Так что крышу оставьте в покое, пожалуйста. А все остальные предложения я готов выслушать.

Она не понимала его. Он ускользал, словно песок сквозь пальцы. Андрей выстраивал между ними дистанцию так, как желал именно он – то приближал ее к себе, то почти грубо отталкивал. «Мучительно, – вдруг подумала Мишель. – Как же мучительно с ним общаться! Почему же тогда я холодею от одной только мысли, что он сегодня уедет?» Она вдруг поняла, что если сейчас не совершит нечто из ряда вот выходящее, то все пойдет точно по его плану – она останется охранять дом и будет, как преданная собака, ждать хозяина. А он, вернувшись, может, потреплет ее по загривку или скажет ласковое слово, а, может быть, пройдет равнодушно мимо. Все будет только так, как решит он.

Мишель не хотела играть по таким правилам.

– Андрей, я согласилась на все ваши условия.

– Вы о гонораре? Об его увеличении пока не может быть и речи.

«Пока» – это слово она услышала и поняла правильно. Он ни в какую не хотел упускать инициативу из своих рук, но в то же время ни за что не желал нести ответственность. Мишель снова теряла опору под ногами и проваливалась – в его словах, в интонациях и, главное, в глазах, которые, чтобы Андрей ни говорил, выдавали его. Он был рядом, но не здесь. Он говорил одно, но думал в это время о чем-то другом – словно проживал какую-то одному ему известную историю, рассказывать которую был не намерен.

– Нет, я не про деньги, – вздохнула Мишель. – Мне все-таки надо знать, что именно вам нравится – какой стиль, какие цвета, какая мебель, в конце концов. А иначе я просто не смогу начать работать, даже если вы закроете меня в доме на замок, а охранять поставите Саву.

– Нет, я охранять не буду, – промурлыкал довольный Сава, вытирая полой белого халата измазанный шоколадом рот. – Мы с тобой начнем шалить и подожжем, к чертовой матери, дом этого мерзавца. А ты, кстати, не обижайся, что я тебя кошкой назвал. Меня самого в честь кота нарекли – был у бабки моей в деревне кот. Огромный, наглый, прожорливый и белый-белый. И что удивительно: я ведь именно таким вот и стал. Как такое могло случиться? Или правду говорят, как корабль назовешь, так он и поплывет? Вот нарекли бы меня Львом. Глядишь, стал бы как Лев Лещенко – легендой. А так – попса попсой, прости господи.

Мишель посмотрела на него с благодарностью. Хоть кто-то в эту минуту решил прийти ей на помощь и дал несколько минут передышки, чтобы набраться мужества и снова броситься в бой с человеком, который сидит за стеклянным столом спокойный и отстраненный. И даже не думает скрывать, что у Мишель есть всего несколько часов, чтобы постараться уговорить его влюбиться.

«А вдруг он не способен любить?» – испугалась она. И чтобы проверить свою внезапную догадку, попыталась посмотреть на Андрея так, словно впервые его увидела. Упрямый подбородок. Немного близко посаженные, а оттого особенно выразительные карие глаза. Сильные, покрытые загаром руки. В этом красивом мужчине присутствовал один-единственный изъян – он был слишком равнодушен.

«Наверное, поэтому Железнов и песни уже давно не пишет! Они давно умерли в нем, – поняла Мишель. – Но почему?» Если бы вдруг она решилась спросить его об этом напрямую, то, без сомнения, тут же бы скатилась с высокого крыльца этого неприветливого дома. Мишель не готова была к тому, чтобы рисковать.

– Андрей, вот смотрите, есть два способа работы над декором. Первый – это составить на компьютере план в 3D, то есть в объеме, на котором все показать досконально – какие отделка, планировка, мебель, светильники…

– Нет! – подскочил Сава, как ужаленный, и снова рухнул на диван. – Это ужасно скучно, все делать по плану. А нельзя так – сегодня одно захотел и сделал, завтра – другое. Так же веселее, правда?

– Может быть, вы и правы, – улыбнулась Мишель. – Но есть и другой путь. Так всегда делает моя подружка, дизайнер из Нью-Йорка. Она просит хозяев без плана выбирать вещи, которые им нравятся.

– А если они потом не совпадут по стилю? – Андрей сцепил пальцы «в замок» и уткнулся в них лицом.

– Не подружатся? Не полюбят друг друга? – засмеялась Мишель. Она наконец-то вступила на свою территорию и начала чувствовать себя более-менее уверенно. – Такого просто не может быть. Если все – буквально все! – от цвета стен до маленькой картинки выбирать, прислушиваясь лишь к своим чувствам, а не к тому, модно это или нет, престижно или не очень, то все непременно сложится. Ведь человек может обмануть всех, кроме себя самого. Надо только быть внимательнее. Верить себе, своим чувствам. Понимаете? Или вам все это кажется бредом?

– Нет, не кажется. – Андрей резко поднял голову и демонстративно понюхал воздух. – Мишель, а какие у вас духи? Кстати, мой вопрос не кажется вам бредом? Если так, то простите.

Он не хотел и не привык выпускать инициативу из своих рук. А потому решил снова поставить Мишель на место. Вот только сам пока не знал на какое. И это начинало понемногу выводить его из себя. Она не нравилась ему в том смысле, как обычно, легко и с первого взгляда, женщина может понравиться мужчине, когда он точно знает, что все в их отношениях будет хорошо – просто и необременительно. Легкий роман, чудесный секс и несколько приятных воспоминаний. И это гораздо лучше, нежели внезапное столкновение, после которого сердце словно наполняется водой и голос выходит из-под контроля. «А я ведь так давно не пел, – подумал Андрей. – Почему? Попробовать, что ли? Может, в караоке сходить? Там ведь наверняка исполняют мои песни, еще те, старые…»

Он никогда не называл их «песнями Ляли». Его только удивляло, что, несмотря на годы, их по-прежнему с удовольствием исполняли молодые певцы. А вот сам автор, увы, за эти годы устарел безнадежно. Впрочем, публика об этом даже не подозревала. Ведь известный продюсер и автор песен Андрей Железнов был по-прежнему одним из самых успешных в шоу-бизнесе.

А сейчас его ужасно бесила эта нахальная девица с ярко-красными ногтями. Как легко она бросается словами – «чувства», «полюбить»! Да что она знает про это! Наверняка крутит романы со всеми заказчиками. А они и рады! Еще бы! Эффектная барышня – темные волосы, ярко-синие глаза. Только вот пахнет от нее как-то удивительно. Или ему кажется? Вообще, где он все это видел и ощущал? Ярко-красный, почти кровавый лак на ногтях. Странно будоражащий запах – то ли старушечий, то ли до головокружения сексуальный? Господи! Откуда все эти воспоминания?

И вдруг он вспомнил. Оперный театр. Может быть, Ла Скала или Метрополитен. Публика, степенно прогуливающаяся по фойе. Дамы, наряженные в норковые болеро и увешанные многокаратными бриллиантами. И вот это почти непременное сочетание вызывающе-красного маникюра и тяжелого, удушающего аромата. Сочетание, которое невозможно понять и оценить, – нравится оно или раздражает. Потому что в нем нет ничего простого и ничего однозначного. Как в настоящем романе. Где все рядом: любовь и ненависть, жизнь и смерть.

– Мишель, вы любите оперу?

– Почти люблю.

– Что значит «почти»? – теперь настало время Андрею удивляться неопределенности ее ответов.

– Это значит, что моя мама – оперная певица. Вот и решайте, как я могу относиться к данному жанру. Вообще-то люблю, но опера требует слишком сильных душевных затрат. Поэтому я очень редко хожу в оперный театр. Чаще всего на это просто нет сил. А духи у меня старенькие, 1974 года выпуска. Называются Ysatis. Вам они не нравятся?

– Нравятся, даже очень. Извините.

Он вдруг смутился. Впервые за многие годы. И неожиданно ему понравилось чувствовать себя растерянным. «Не в своей тарелке», – сказал бы Сава. Как удачно, что, наевшись сладкого, он наконец-то заснул и сейчас громко сопит, развалившись на диване.

– Так как, вы говорите, надо относиться к интерьеру? По принципу «мне нравится, и плевать, что об этом думают все ведущие декораторы мира»?

– Да, именно так, – засмеялась Мишель. – Можно даже сыграть в такую игру «Мне нравится…». Ну, продолжайте!

– Итак, мне нравится… Паркет, уложенный «елочкой». Так это называется? Натертый и блестящий. Дальше – дубовая лестница, ведущая на второй этаж. Потом непременно, чтобы был огромный цветок в горшке. Пальма, например. И чтобы шторы бархатные – красные, как цвет вашего лака.

– А люстра? – совершенно серьезно спросила Мишель.

– Хрустальная конечно же! Из «самоварного» желтого золота и с «висюльками». Страшно?

– Не очень…

– Ну и ковры, куда же без них! Узорчатые, темно-бордовые, так сказать, псевдовосточные. Испугались?

– Нет, а почему я должна пугаться? Одному человеку нравится одно, другому – другое.

– Так пошлость ведь! Разве нет? – произнес Андрей нарочито весело, но получилось нервно.

Мишель даже показалось, что у него начал дергаться глаз. По крайней мере, в выражении лица появилось что-то нездоровое.

Она почувствовала, что от напряжения у нее заболела голова, но с улыбкой произнесла:

– Нет. На свете нет ничего безусловно пошлого или безусловно прекрасного. Всему, как говорится, свое время и место. Понимаете?

– Понимаю, – кивнул Андрей. – А вы понимаете, что если оформите мой дом именно так, то все люди решат, что я сошел с ума? Пальмы, хрусталь, бархатные шторы…

– И что?

Мишель решила, что в данной ситуации нельзя сдаваться. Несмотря на то что сосуд пульсировал в виске как бешеный. Но она почему-то совсем не думала о том, что это может быть для нее опасно. Рядом с Андреем инстинкт самосохранения как будто засыпал. По крайней мере, он никак не давал о себе знать. А потому Мишель шла напролом – ничего не боялась и не думала о той цене, которую рано или поздно ей все-таки придется платить за минутную смелость.

– Девушка, вы надо мной издеваетесь?

Слова Андрея прозвучали так резко, что у Мишель потемнело в глазах. «Он сумасшедший», – мелькнуло у нее в голове, разрываемой биением сосуда. Ей снова захотелось бежать. Но сил на бегство уже совсем не осталось. На помощь пришло воспитание. Так ее когда-то учил тот, кого она считала долгие годы своим отцом: «Чтобы ни происходило, всегда нужно “держать лицо”. Истерику, скандал – все это можно лишь наиграть, если это нужно по тем или иным причинам. Но ни в коем случае нельзя терять контроль над собой по-настоящему. Если, конечно, хочешь победить».

Мишель уже и сама не знала – желает она сейчас победить или проиграть. Ей нужна была спасительная соломинка, и она, кажется, ее нашла.

– Простите, Андрей, а в этом доме до обеда пьют шампанское?

Он вздрогнул и как-то сразу сник. Словно устал и выбился из сил.

– Да, конечно, – кивнул Андрей. – Сава! Просыпайся! Нам захотелось шампанского! Сава!

«Белое облако» на диване встрепенулось:

– Да что ж ты так орешь, мил друг! Я все и так отлично слышу! – проворчал Сава. – Шампанское – это всегда хорошо, никогда не помешает. А какие еще новости есть? Что случилось за те пять минут, пока спал?

– Мне пришло в голову сделать в этом доме все так, как в нашем ресторане «Танго». Помнишь, как там все было? Паркет, пальмы, хрусталь…

– Слушай, Андрюха, – широко зевнул Сава и чмокнул от удовольствия. – Там было ужасно. Грязно, пыльно! Невкусно и столько шлюх! Даже тошно вспоминать! Зачем тебе ресторанный интерьер? Поезжай в Москву, а мы с кошкой, то есть, простите, с барышней, все сделаем так, как надо. Будет тип-топ. Так что бери в охапку Настьку и валите отсюда. Не мешайте профессионалам заниматься своим делом. Правда, Матильда?

– Правда, – засмеялась Мишель, которая даже и не думала на него обижаться.

С Савой было легко и просто. А вот с Андреем с каждой минутой становилось все сложнее и напряженнее. Она даже подумала – может, ей лучше влюбиться в Саву? В конце концов, недаром же все женщины элегантного возраста от него без ума. А сейчас у нее есть отличный шанс, чтобы его очаровать, – ведь они останутся в доме только вдвоем.

Мишель еще раз краем глаза взглянула на Саву, как будто оценивая возможные перспективы.

Пришлось сразу признать: их не было. Они слишком совпадали. Оба умели контролировать ситуацию и при любых обстоятельствах «держали лицо».

Несмотря на все шутки-прибаутки, Сава смотрел на Мишель с плохо скрываемой жалостью. Мол, и тебя угораздило попасть под обаяние этого, понимаешь ли, поэта и композитора. Вот только песни он уже давным-давно не пишет. И что, девочка, ты со всем этим будешь делать? Лучше исчезни, пока живая.

– Мишель, а как выглядит ваша квартира или дом? Или где вы там живете? – отрывисто произнес Андрей.

Он почему-то начал ужасно нервничать и даже не думал этого скрывать. Мишель показалось, что даже его седые волосы еще больше взъерошились. Ей стало отчаянно жаль этого красивого человека, который сейчас на ее глазах вдруг зачем-то начал разрушить свой, казалось бы, навеки созданный образ преуспевающего мужчины. Андрея почти трясло от напряжения. Мишель испугалась, но не смогла отказать себе в удовольствии еще больше помучить его.

– Андрей, вам бы не понравилась моя квартира. Она почти такая же, как ваш дом. Только немного, простите, моднее. Двухэтажная, со стеклянной лестницей и «голым» бетонным потолком. Мебели – минимум. И она вся ярко-красного цвета. Представляете, как это красиво смотрится на фоне белого наливного, без единого шва, глянцевого пола? Да, кстати, вы согласны избавиться от этих стульев с коваными основаниями? Сейчас сочетание стола со стеклянной столешницей и «ковки» не очень актуально. Это, так сказать, привет из девяностых… Я бы предложила…

– Странно, – перебил ее Андрей и тщательно протер левый глаз, как будто желая удалить случайно попавшую в него соринку. – А я думал, что в вашей квартире царит хаос. Все вещи разбросаны там-сям. На полу валяются туфли на высоких каблуках. А на стенах вперемешку с платьями висят разномастные картины, привезенные из далеких путешествий. Оказывается, я ошибался.

Он не ошибался. Квартира, в которой жила Мишель, выглядела именно так – хаотично и небрежно, словно в ней поселился временный жилец.

А потолок из некрашеного бетона и стеклянную лестницу Мишель, вовремя сообразив, «украла» у Кирилла Высоковского. Именно его квартира была образцом того, как должен жить преуспевающий дизайнер. А Мишель существовала совсем в других декорациях. Но от того, что Андрей так быстро и легко просчитал ее, она прониклась к нему абсолютным доверием. Этот мужчина не только видел ее, но и понимал. По крайней мере, в третью же встречу прочитал как открытую книгу. Разве можно его не любить? Она только не могла пока понять, как справиться с неожиданно накатывающейся на нее усталостью – во время общения с Андреем ей постоянно требовались хотя бы короткие минутные передышки, во время которых она могла не восхищаться им, а просто перевести дух. Без этих пауз она задыхалась, а висок от пульсирующего сосуда набухал так, что вполне мог взорваться в самый неподходящий момент.

Как хорошо, что сейчас рядом с ними был Сава!

– Нет, нет, Матильда, некрашеный бетон – это гадость, – шумно засопел он. – Ты уж как домой вернешься, времени-то не пожалей, купи красочки и замажь. Я как-то в клубе видел такой потолок. Так, не поверишь, весь концерт боялся, что он рухнет мне на голову и придавит. Останутся тогда от бедного Савы только ножки и рожки. Друзья мои, я, кстати, толком-то и не завтракал. Может быть, мы сходим куда-нибудь? Андрюха, а не пригласить ли тебе своего лучшего друга и эту милую барышню по имени…

– Матильда, – подсказала Мишель и засмеялась. Она вдруг почувствовала, что очень голодна.

– Ага, – кивнул Сава и посмотрел на нее пристально, словно заново оценивая. – Вы идите. А я сейчас переоденусь и догоню вас. Предлагаю встретиться в «Гранд-Паласе», у них на веранде подают отличные завтраки. Ну и шампанского выпьем, раз уж такое дело…

Они шли и молчали. Может быть, им нечего было сказать друг другу. А может быть, наоборот – мыслей и чувств накопилось столько, что не хватало слов. Но скорее всего, оба просто немного смутились от того, что неожиданно оказались наедине.

Дул ветер. Не очень холодный, но с каждой минутой он становился все сильнее. Кажется, вот-вот должен был начаться дождь – плотный и бесконечный, обычный для здешних мест. Но пока светило солнце. И эти последние его лучи были особенно драгоценны – почти на вес золота.

– Андрей, – первой не выдержала Мишель, – мне кажется, что все идет не совсем правильно.

– Почему? – удивился он и стал внимательно смотреть на море. – Красивый цвет. Как он называется? Серый жемчуг?

– Потому что нельзя такие серьезные вопросы решать на ходу, между делом, – не пожелала Мишель переводить разговор на другую тему, хотя тоже была очарована цветом морской воды.

– Странно, разве вы еще не поняли, что все самые важные в жизни вещи именно так и происходят? Случайно, между делом. Да и сначала ведь кажется, что совсем они и не важные – так, ерунда какая-то. Но только спустя какое-то время понимаешь – именно тогда все и было по-настоящему. Разве нет? Разве у вас по-другому?

– Может быть…

– Мишель, да вы делайте все что хотите. Только прошу вас – не трогайте спальню и цокольный этаж.

«Конечно, – подумала Мишель. – Ведь в спальне царит твоя жена. А что же в подвале? Головы женщин, которым ты разбил сердце? Наверняка там целая коллекция – блондинки, брюнетки, рыжие. Рада с вами познакомиться, мистер Синяя Борода!»

– Как скажете, – пожала она плечами. Но не смогла удержаться и все-таки поинтересовалась: – Со спальней все понятно. А почему мне закрыт вход в цокольный этаж?

– Там будет музыкальная студия. И я все хочу сделать сам. Я не желаю, чтобы кто-то решал, что там будет. Это – только моя территория. Моя – и больше ничья. Вам ясно?

Он по непонятной Мишель причине начал терять терпение. Даже покраснел. И от этого утратил всю свою внешнюю привлекательность – черты лица заострились, а рот стал неприятно узким.

– Ясно, ясно! Не надо так кричать – я все поняла.

«Сбитый летчик! – осенило Мишель. – Все в прошлом. И ничего в настоящем. Зачем он мне? А я-то, дура, почти поверила в то, что влюбилась в него. В кого? В бывшего успешного поэта и композитора? В мужчину, который радостно пляшет под дудку своей жены, а той нужны от него только деньги и статус? Наверное, даже на его красоту Насте давно плевать – слишком она к ней привыкла».

Андрей стал ей неприятен. Но висок отпустило.

– Кстати, а вы любите оперу? – улыбнулась Мишель. Настало ее время «забивать голы». – Как вам «Адриенна Лекуврёр»? Помните сюжет? Моя мама когда-то в молодости так хорошо спела заглавную партию, что отец в нее тут же влюбился.

На слове «отец» Мишель даже не споткнулась – с чем тут же сама себя поздравила. Ведь говоря это, она до конца так и не знала, кого имеет в виду – Александра или неизвестного ей Аркадия. Какого отца? Но в данный момент это, к счастью, не имело значения.

– Вы похожи с мамой?

– Немного.

– Значит, она тоже красавица.

– Спасибо за комплимент. Но вы, Андрей, не ответили на мой вопрос. Вы любите оперу?

– Или промышляете только попсой? Это вы, Мишель, хотели спросить? – улыбнулся он и зачем-то взял ее крепко под руку. – Здесь плохая дорога. Вы можете споткнуться и упасть. Я люблю оперу. И «Адриенну Лекуврёр» тоже. Кстати, когда я ее слушал, то было ощущение, что театр пропах вашими духами – как будто все старушки в норковых шубах облились ими с ног до головы. Вас это не шокирует?

– Ничуть! То, что по-настоящему красиво, не меняется не только десятилетиями, но и веками.

– Отличный ответ! – кивнул Андрей и немного ослабил хватку. – Так вот, когда я слушал эту оперу, то никак не мог понять, почему граф Саксонский выдает себя за простого солдата Маурицио. Зачем он обманывает Адриенну?

– Наверное, он хочет, чтобы она любила именно его, а не его титул и богатство.

– Принимается ответ. Но тогда зачем он параллельно крутил роман с Принцессой? Зачем врал, что ему, бедному солдату, нужны ее связи в высшем свете? Ведь у него, графа Саксонского, своих связей – хоть отбавляй.

– Андрей, но это уж совсем просто – как дважды два.

– Да? Что вы говорите? – Он даже остановился от неожиданности и выпустил ее локоть. – И почему же?

– Просто каждому мужчине нравится, когда его любят две женщины, но в то же время невыносима сама мысль, что женщина может любить двоих, – ласково, как будто она обращалась к ребенку, произнесла Мишель.

Андрей побледнел. И за последующие пять минут не произнес больше ни слова.

«Он обиделся. Зачем я это сказала?» – ругала себя за несдержанность Мишель.

«А разве так бывает, что женщина любит двоих? Наверное, да. Это и есть ответ на вопрос, почему женщины постоянно лгут, – размышлял тем временем Андрей. – Почему мне раньше это никогда не приходило в голову? Например, Настя. Нет, при чем здесь она? Да и не важно, кого и когда она любила? А Ляля? Она ведь уверяла, что любит. Получается, что она и к Князю испытывала те же чувства? А иначе почему бегала от одного мужчины к другому до той поры, пока не погибла? Неужели она могла любить это чудовище, которое сидело в белом пальто на грязном порожке своего бандитского джипа?»

Уже давно воспоминания из прошлого не причиняли ему такой нестерпимой боли. А во всем виновата была она – эта нахальная декораторша с шикарными ярко-синими глазами. И зачем он только ее пригласил?

Андрей почувствовал, что задыхается, и расстегнул еще одну пуговицу на рубахе. В этот момент хлынул дождь – монолитный, как холодная стена, которая не имеет ни конца, ни начала. Андрей и Мишель за минуту вымокли до нитки. Но при этом были благодарны дождю как неожиданно выпавшей удаче. Взявшись за руки, они побежали по набережной – до веранды отеля «Гранд-Палас» оставалось всего несколько метров.

– Чай, чай, – зашептала Мишель, едва они присели за стол, и стала выжимать воду из своих длинных волос, которые, набравшись влаги, блестели и переливались как шелковые.

– Вы красивая… – улыбнулся Андрей.

– Может быть, – спокойно кивнула Мишель.

В этот момент она его совсем не любила, поэтому чувствовала себя на редкость хорошо и умиротворенно. Вот еще бы чаю горячего – тогда вообще жизнь станет прекрасна!

– Ну что, мартышки, промокли?! – заорал Сава, вваливаясь на террасу. – Девицы! Мне быстренько чаю, кофе, пирожное и виски. А девушке нашей – шампанское. И конфетку!

Официанты Саву узнали и тут же бросились исполнять его сложный заказ.

– О чем трындим? – поинтересовался он.

– Да вот спрашиваю Мишель, любит ли она цветы, а она говорит, что очень. Вот только фиалки ненавидит. Особенно те, которые отравленные, – улыбнулся Андрей снисходительно. – Или я не прав?

Мишель растерялась. Уж слишком быстро он взял себя в руки. Она снова не понимала его, и это ее пугало. Она ошиблась. Этот мужчина никогда не был фейерверком. Он как огонь, который прекрасен только на расстоянии. Но как только пытаешься приблизиться, тут же обжигает тебя холодным равнодушием. Мол, поделом. Предупреждал же, не подходи близко, не заглядывай в цокольный этаж…

– Обольщаешь? Да? Ах ты, старый ловелас! – засмеялся Сава и почесал макушку, на которой отчетливо светилась розовая лысина среди обесцвеченных кудрей. – А вы, Матильда, не слушайте его. Мы с ним на этой опере вместе были. Так когда эта гадюка-Принцесса прислала Андриенне отравленные фиалки, мы с Андрюхой рыдали, остановиться не могли. Вот такие мы впечатлительные пацаны. А все твердят «попса-попса». А у нас душа во какая! Верите?

– Верю, – серьезно ответила Мишель. – Люди вообще чаще всего не такие, какими кажутся на первый взгляд, есть еще такая теория про полярность личности. Слыхали?

– Слыхали, – кивнул Сава и вонзился зубами в огромное пирожное. – Только я боюсь всех этих психологов. Мне несколько раз предлагали похудеть с помощью гипноза.

– И что? – поинтересовалась Мишель, опуская кружок лимона в чай.

– «Что-что»! Страшно! А вдруг они во время сеанса внушат мне, что я обожаю петь народные песни и частушки? И будем мы с Андрюхой по клубам с баяном колесить! Вам смешно, а говорят, такое бывает – никто ж не знает, что в голову под гипнозом вбивают.

Мишель и Андрей смеялись и не могли остановиться. Чуть затихнув, они смотрели друг на друга и вновь принимались хохотать.

– Ага, все хаханьки им, – шумно сопел Сава, продолжая уничтожать пирожное.

– Не обижайся, Сава, – добродушно произнес Андрей. – Но это и правда забавно – представь, мы с тобой да с баяном гастролируем по холодным сельским клубам.

– Не смешно, а именно этим дело и кончится, если ты не напишешь срочно несколько новых песен, – вздохнул Сава и подмигнул официантке, которая несла еще несколько кусков пирога.

«Они оба – сбитые летчики, – подумала Мишель. – И что я тут с ними делаю?»

– Я люблю цветы, – решительно произнесла она. – И не фиалки, конечно. Я люблю розы, вернее, шиповник, который растет на дюнах. Это очень красиво по цвету. И потом, я родилась где-то в этих местах. Правда, не помню ничего – маленькая была, когда меня увезли отсюда.

– Поэтому вы и согласились поехать за такие копейки? – тихо спросил Андрей.

– Не только поэтому. Но шиповник мне нравится.

– Это потому, что вы не видели его зимой.

– А что же с ним происходит зимой?

– Ничего, просто его почерневшие ветви торчат из-под снега как высохшие и скрученные артритом старые женские руки.

– Андрюха, не пугай девушку и меня заодно, – поперхнулся куском пирога Сава.

Потом они снова вернулись в дом. Мишель еще раз обошла его вместе с Настей, которая требовала, чтобы все было натуральное и экологически чистое. И никакого черного цвета, металла и стекла.

Когда Мишель собралась уходить, она успела на прощание переброситься с Андреем буквально парой фраз.

– Можно я выломаю окна? – поинтересовалась она, уже стоя в дверях.

– Я же сказал – все, что хотите, – лениво кивнул он и продолжил пить виски с Савой.

– А кованые стулья можно заменить на деревянные?

– Не обязательно это делать сразу, можно потом, в конце ремонта. А впрочем, как хотите.