Янтарные глаза одиночества Землякова Наталия

Второй ее ошибкой было то, что она так и не заехала в отель, чтобы привести себя в порядок. Поэтому сейчас шла на встречу с важными заказчиками с волосами, полными песка, и от этого чувствовала себя неловко.

Потом она ошиблась с «серым чудовищем», приняв его сначала за жертву. Оказывается, он захватчик.

Но все равно Мишель сочувствовала дому.

А вот слегка полноватая женщина в белом, которая стояла на его крыльце, сразу вызвала неприязнь. «Опять придется сражаться с монстром под названием “жена хозяина”, – с тоской подумала Мишель и, не сдержавшись, довольно громко произнесла: – Какой кошмар!»

Но погода стремительно портилась, налетел ветер, и благодаря тревожному шуму сосен женщина на крыльце ничего не услышала.

– Добрый день! – воскликнула она и продолжила, не позволяя Мишель вставить ни слова: – Вы, конечно, Мишель? Наш дизайнер? Андрея пока нет. Но он вот-вот будет. Он поехал в аэропорт встречать Саву. И зачем его только черт принес?

«Вы хотите сказать, что НАШЕГО Андрея пока нет, коль уж я – ВАШ дизайнер», – захотелось ответить Мишель. Но она лишь вежливо и немного отстраненно улыбнулась. Потому что давно уже пришла к выводу, что, вторгаясь на личную территорию человека, надо с первой минуты установить с ним максимально широкую дистанцию. И ни в коем случае не играть со скучающей женой хозяина дома в игру «мы – лучшие подружки». Надо заметить, что обычно женщины обижались, видя, что предложение дружить встречает молчаливое, но упорное сопротивление декоратора. Потом привыкали и смирялись. А когда работа над оформлением интерьера подходила к концу, то были даже благодарны за предложенный тип отношений. Потому что именно под занавес возникали проблемы и конфликты, которые все равно бы разрушили молниеносно возникшую, а потому некрепкую женскую дружбу. В самом деле, как можно с подругой обсуждать срыв сроков окончания работ и непременное, как снег зимой, увеличение бюджета?

Но эта женщина не планировала с ней дружить. Она деловито протянула руку и, словно опомнившись, представилась:

– Анастасия Леонидовна.

– Мишель.

– Знаю. Такое имя трудно не запомнить. Вы как-то приходили к нам с Высоковским. Он, конечно, мастер экстра-класса. Но Андрей предпочел обратиться к вам. А я не спорю с мужем, – сказала женщина и посмотрела на Мишель так, словно подчеркнула свое к ней презрение и тем самым сразу поставила на место. Мол, будь моя воля, тебя бы здесь никогда не было. Но коль Андрей с тобой уже договорился, то делать нечего. Да и за свою работу ты попросила, откровенно говоря, смешные деньги. А экономия, особенно в кризис, не пустое слово.

Мишель действительно назвала цену, которую обычно платят дизайнеру без имени. Когда Андрей в Москве по телефону спросил ее о цене, то она назвала такую сумму, что на другом конце провода зависла минутная, показавшаяся Мишель бесконечной пауза. А потом Железнов подробно продиктовал адрес и попросил прислать номер банковского счета, чтобы его помощник мог перевести аванс.

– Пятьдесят процентов хватит? – спросил он чуть дрогнувшим голосом.

– Вполне, – ответила Мишель, пытаясь не выдать охватившего ее восторга. – Только закажите мне электронный билет на самолет. Я терпеть не могу заниматься всеми этими организационными вопросами. А мой помощник улетел на Бали вместе с Кириллом.

Андрей не понял, при чем здесь Бали, но пообещал, что его люди все сделают.

И вот сейчас, спустя всего несколько дней, Мишель стоит на крыльце дома и беседует с его женой Анастасией Леонидовной. Вернее, отвечает на ее вопросы.

– Мишель, а вы где остановились?

– В «Фальке». Там очень тихо и отличный бассейн.

– И очень красиво, и дико дорого, – высокомерно улыбнулась Настя. – Но ничего страшного. Ведь вы попросили за свою работу…

«Черт побери, если она еще раз скажет цену, то я ночью во что бы то ни стало заберусь в постель ее мужа, даже если после этого утром меня вышвырнут с крыльца и я упаду лицом на сизые камни!» – разозлилась Мишель. Она пришла в такое бешенство, что даже побледнела. Но Анастасия Леонидовна ничего не заметила и продолжала задавать вопросы:

– Андрей уже говорил вам, чего бы он хотел?

– Нет, – пожала плечами Мишель.– У нас был короткий разговор. Он сказал, что мы все решим на месте.

– Хорошо, – кивнула Настя. – Хочу дать вам только один совет. Не спорьте с ним, что бы ни случилось. Если он попросит все выкрасить черной краской, а на окна повесить дерюжки, кивайте в знак согласия. Только подождите до утра. Вдруг на рассвете он попросит сделать стены розовыми. Тоже соглашайтесь. Но упаси вас бог что-то начать делать. Дождитесь его третьего решения. Вот оно-то, скорее всего, будет окончательным. По крайней мере, он все сделает для того, чтобы довести его до конца. Даже если именно это третье решение будет самым идиотским на свете.

– Спасибо.

Мишель удивилась, зачем Насте понадобилось сразу выдавать секретный ключ к своему мужу? Почему она не боится рассказывать чужой молодой женщине почти интимные вещи о нем? О его неуравновешенности, о его слабости, в конце концов? Неужели эта ухоженная, но некрасивая женщина так уверена в себе? Неужели она думает что ей ничего не угрожает? Сколько ей лет? На вид немного за тридцать. Но Мишель заметила под глазами морщинки той степени глубины, которая появляется только после сорока. И слишком хорошо «нарисованную» скальпелем линию подбородка. Да, волосы Насти были мастерски выкрашены в нежный персиковый цвет, который подсвечивал кожу и придавал ей сияние. И даже легкая полнота была правильно обыграна отлично скроенным комбинезоном из беленого льна. Но все равно, это были лишь женские ухищрения, отчаянная попытка во что бы то ни стало удержать стремительно утекающую, как песок между пальцами, молодость. Мишель поймала себя на мысли, что сочувствует Насте. Как жаль, что им, видимо, придется делить одного мужчину. И поровну – никак не получится.

Впрочем, Настя, судя по всему, никого ни с кем делить не собиралась. Она пригласила Мишель в дом, усадила в холле на белый кожаный диван, ради приличия предложила чай или кофе, а потом велела дожидаться Андрея.

– Пусть уж Андрей сам вам расскажет, что и как он хочет переделать, – равнодушно произнесла Настя и направилась на кухню. И хотя женщина была обута в мягкие мокасины из посеребренной кожи, Мишель показалось, что каждый ее шаг отдается гулким эхом и улетает куда-то под своды этого мрачного дома.

Мишель никогда не ощущала себя прислугой. А, судя по всему, именно на эту роль ее назначила Настя Железнова. Наверное, решила, что так будет безопаснее. А может быть, за пятнадцать лет брака с Андреем из ее головы выветрились все воспоминания о его жизни до встречи с ней. И ничего она не боялась, а искренне была уверена, что дизайнер – это обслуживающий персонал и особенно церемониться с ней не стоит. Мишель прикрыла глаза. Захотелось спать. Наверное, от напряжения, которое ни на минуту не покидало ее с того момента, как она сошла с трапа самолета в аэропорту и вдохнула влажный морской воздух. Мишель сразу же озябла так сильно, что пришлось срочно доставать из сумки тонкий кашемировый шарф. А еще ее начала терзать мысль о том, что никакого особенного интереса к Андрею Железнову у нее нет. А тогда непонятно, зачем она согласилась на этот странный заказ. Мишель сидела на кожаном диване, прикрыв глаза, и, чтобы унять волнение, вспоминала урок, когда-то данный ей отцом. Вернее, тем человеком, которого она так долго считала своим отцом.

Когда Мишель было лет тринадцать, она нагрубила домработнице, заявив, что не намерена убирать в своей комнате. А вечером к ней зашел отец, одетый в черный смокинг, присел на идеально застеленную кровать и стал рассматривать игрушки, которые в таком же безукоризненном порядке были расставлены на полках открытого стеллажа.

– Мишель, откуда этот белый заяц? – спросил он.

– Пап, я же его купила в Париже прошлым летом. Разве ты не помнишь? Ты еще сказал, что он очень смешной – у него зеленые глаза. Кстати, а какие глаза должны быть у зайца?

– Ой, Мишка, я не знаю, – растерялся отец. – Если наш зайчик русак, то, наверное, красновато-коричневые. Но этот же белый. Подожди, я запутался. Или зайцы на зиму меняют серую шерсть на белую? Еще про них говорят, мол, заяц-беляк.

– Папа! – засмеялась Мишель. – Да все ты на свете знаешь, а вот в зайцах-то и запутался. Это совершенно разные зайцы – заяц-беляк и заяц-русак. А вот какие у них глаза, я, честно говоря, и сама не знаю. Надо почитать. Я разберусь – расскажу тебе обязательно.

– Разберись, – кивнул Александр Генрихович.

– А вы с мамой снова уезжаете на весь вечер? Пап, ты в смокинге ужасно красивый. И ткань такая прекрасная, как будто даже блестит. Ты где такую классную вещь взял? – Мишель присела рядом с отцом, смахнула с его темного костюма невидимую пылинку и поправила бабочку.

– Гуманитарная помощь, – пошутил отец. – Раньше в нем, наверное, лорд какой-то разгуливал. А теперь вот я красуюсь, простой бедный юрист.

– Папочка, ты – лучший в мире юрист. Ты же просто цены себе не знаешь, – начала льстить Мишель на всякий случай, понимая, что перед отъездом на очередной прием отец заглянул в ее комнату вовсе не для того, чтобы побеседовать о зайцах.

– Слушай, лиса-Алиса, а ты зачем сегодня нагрубила Нинель Аркадьевне?

– Знаешь, она много себе позволяет!

Мишель даже не собиралась оправдываться – она тут же пошла в наступление. Но Александр Генрихович отлично знал свою дочь, а потому не удивился именно такой реакции с ее стороны, а начал спокойно и не торопясь читать лекцию на тему, как правильно строить отношения с теми, кто находится выше тебя, ниже или на равных. С последними проблем обычно не возникает: если есть взаимная симпатия, то сразу рождаются дружеские отношения. Если взаимного интереса нет, то просто приятельские. С теми, кто выше тебя по положению, есть одно правило, которое надо соблюдать неукоснительно, – никогда не делать попытки общаться на равных, нужно демонстрировать безукоризненную вежливость и почтительность. И лучше больше слушать, чем говорить. Вообще, излишняя болтливость в подобных отношениях – худшее, что можно придумать. Даже откровенная лесть не так страшна, а порой даже и необходима. Труднее же всего общаться с теми, кто зависит от тебя. Будешь слишком дружелюбен – наткнешься на фамильярность. Позволишь себе высокомерие – в ответ получишь ненависть.

– Пап, так где же выход? – спросила нетерпеливо Мишель, которую тогда гораздо больше волновали отношения со сверстниками. Поэтому лекцию отца она слушала почти с нескрываемым безразличием, даже не подозревая о том, что пройдет совсем немного лет, и она с благодарностью вспомнит все его бесценные уроки.

– Все просто, – отчеканил отец. – Надо знать правило трех «в» – вежливость, внимание, воспитанность. Тогда никогда, ни при каких обстоятельствах не перейдешь невидимую границу. И еще, никогда не критикуй людей, особенно творческих. Помни, восхищения и лести никогда не бывает много, они всегда в дефиците.

«Бедная Настя, – подумала Мишель. – Конечно, у нее же не было такого отца, который рассказал бы ей о правиле трех «в». Поэтому она сейчас оставила меня одну в холле, предложив перед этим чай или кофе с такой интонацией, что только смертельно голодный человек решился бы сказать “да”. Хотя бы стакан воды принесла, что ли. Да ладно, бог с ней».

Мишель подумала, что надо собраться с силами, встать с дивана и выйти на улицу – может быть, там, под порывами холодного ветра слетит дремота, которая окутывала ее все плотнее и плотнее. Нехорошо будет, если Андрей Железнов застанет ее спящей в холле на диване. Она уже почти решилась встать, как услышала звук открываемой двери. А затем обладатель сильного, хорошо поставленного голоса громко произнес:

– Черт побери! В этом доме никто не рад народному артисту, гордости и красе России! Настюха, ты куда пропала, душа моя? Андрюха, что же ты не сказал, что меня здесь уже давно никто не любит и не ждет? Все, я полетел обратно!

– Любят, любят, не капризничай. Слушай, что у тебя там, камни?

Андрей поставил на пол большую черную сумку с вещами.

Из кухни вышла Настя и поспешила навстречу такому толстому человеку, что с его появлением огромный холл как будто съежился и уменьшился в размерах.

– Сава, дорогой! Ну наконец-то! А я волновалась, что рейс задержали.

– Ага, ага, или я выпил лишнего и выпал из самолета. Не надейся! Давай-ка, Настюха, бегом на кухню. И чтобы на столе всего побольше было – и еды, и огненной воды! – захохотал Сава, стащил кожаную куртку с бахромой и, не глядя, бросил на диван.

– Господи! Что вы делаете!

Получив удар по лицу металлической молнией, Мишель от неожиданности даже подпрыгнула.

– Ой, мамочки! – перепугался Сава. – А кого это я чуть не пришиб? Что это за фея у нас тут объявилась?

– Я не фея. – Мишель постаралась взять себя в руки. – Что это вы куртками деретесь? Так ведь и убить можно.

– Сава, сколько раз я тебе говорил, что осторожнее надо быть с девушками. Здравствуйте, Мишель, вы уж простите этого великого и народного. Он к старости плохо видеть стал – даже красивых барышень не сразу замечает.

Железнов присел на диван и улыбнулся:

– Что-то устал я сегодня.

– Так что кто тут старый – еще надо посмотреть! – возмутился Сава. – И барышни – это первое, что я всегда замечаю! То есть, прошу пардон, не что, а кто. Или кого? Вот черт, великий и могучий язык. Да из-за него свой собственный сломаешь!

Мишель хотела сказать, что никакая она не барышня. И вообще, тон разговора, заданный с самого начала, ей не нравится. Она – независимая женщина, которая приехала сюда исключительно по делу. А ее, понимаешь ли, сначала принимают за прислугу, а потом лупят по лицу курткой. Хорошо хоть бахромой, которой она вся обшита, не отхлестали как следует!

– Знаю, знаю, вы – не барышня, – улыбнулся Андрей, сразу заметив недовольство на ее лице. – Вы дизайнер.

Он хотел добавить «и Красная Шапочка», но сдержался. Потому что, судя по напряженному выражению ее лица, она и так сдерживалась из последних сил, чтобы не нагрубить из-за обиды. «Наверное, Настя успела ей что-то неприятное сказать», – догадался Железнов и, чтобы снять неожиданно возникшее напряжение, улыбнулся Мишель так, как обычно улыбался всем женщинам – даже не из желания понравиться, а по привычке. Он знал, что на женщин производит неизгладимое впечатление, когда он смотрит на них именно так – с радостью, грустью и легкой иронией. Как будто рад их видеть, но при этом думает о чем-то своем. С годами на его лице появились выразительные морщины, которые лишь добавили мужественности. Но «включив» свою фирменную улыбку, Андрей неожиданно поймал себя на мысли, что по-настоящему рад видеть эту хмурую девушку с растрепанными волосами. Как будто с ее появлением в доме возник центр притяжения, благодаря которому скука исчезнет без следа – ведь ему предстоит постоянно отслеживать, как на охоте, каждый ее шаг, каждое движение, каждый вздох. И следить за тем, чтобы никто другой не возомнил, что он тоже может считать девушку своим трофеем. Впрочем, пока Андрей не видел ни одного, даже потенциального соперника. Смешно же думать о том, что толстый, наряженный, как шут гороховый, Сава может привлечь внимание этой строгой, но одновременно и беззащитной женщины? У Андрея совершенно вылетело из головы, что слава – один из самых сильных магнитов, который притягивает женщину к мужчине. И про Настю он тоже не думал. При чем здесь жена, если он уже «взял след»? Но это была не настоящая охота, а всего лишь увлекательная игра, которой он привык в последние годы развлекаться. Это как стрельба по мишени. Но только в тире, в котором все фигуры картонные. Андрей Железнов даже не считал нужным помнить имена всех женщин, которые то и дело появлялись в его жизни. Но имя этой девушки было слишком необычным. Может быть, поэтому его он запомнил сразу.

Мишель смотрела на Андрея и удивлялась – почему женщины до сих пор не разорвали его на куски? Ведь выглядит он как настоящий киногерой! Чуть взъерошенные, коротко стриженные седые волосы, упрямый, обросший трехдневной щетиной подбородок. А сильные руки, которые так хорошо видны благодаря небрежно вздернутым рукавам тонкого кашемирового свитера? Даже обычные темные джинсы смотрятся на нем удивительно! «Господи! – подумала с отчаянием Мишель. – Неужели никто, кроме меня, не видит, как он красив?» Она бы ужасно удивилась, если бы вдруг ей сказали в эту минуту, что выглядит Андрей Железнов обычно, даже не очень хорошо – уставший взгляд, морщины, да и побриться ему не мешало бы. Но Мишель выцарапала бы глаза любому, кто посмел бы сейчас усомниться в том, что Андрей Железнов – самый красивый мужчина на свете! Вот только она совершенно не представляла, как ей следует себя вести, чтобы он вдруг не исчез. Например, не ушел в свою спальню отдыхать. Или не решил отправиться на прогулку с Настей или Савой. А вдруг Андрею сейчас позвонят из Москвы, и он надолго закроется в кабинете и будет вести бесконечные деловые переговоры.

Мишель взглянула в его темно-карие глаза и с радостью отметила в них тот самый особенный блеск. Она видела подобный блеск лишь однажды в ювелирном салоне, рассматривая редкие черные бриллианты. Сначала она никак не могла понять, что же в них такого особенного? Почему все ее знакомые словно помешались и готовы платить огромные деньги за обладание этими невыразительными кусочками черного стекла? Но старательно вглядываясь в бриллианты, Мишель и сама незаметно влюбилась в их холодноватое, глубоко скрытое от посторонних глаз сияние.

Удивительно, но, восхищаясь внешней красотой Андрея, Мишель даже не отдавала себе отчет в том, что думает о нем как о неодушевленном предмете. Может быть, потому, что за последние десять лет она привыкла доверять вещам больше, чем людям?

Внутри у Мишель неожиданно начали вспыхивать и гаснуть бенгальские огни. Вот Андрей протянул ей руку, и – п-ш-ш-ш! – заискрилось яркое серебряное пламя. Она в ответ улыбнулась. Ф-ф-ф-ых! Огонек погас. Но затем Андрей о чем-то спросил ее, она даже не поняла, о чем именно, потому что внутри снова с волшебным шорохом загорелся и заискрился бенгальский огонь. Андрей попросил ее подождать пару минут и вышел в соседнюю комнату. Пламя исчезло, но сохранилось тепло. Мишель не сомневалась, что через пару минут Андрей вернется, и волшебный фейерверк продолжится. Разве может быть по-другому, если она наконец-то встретила мужчину, в глазах которого словно рассыпаны черные бриллианты?

– А вы какие песни любите? – вырвал Мишель из чудесного оцепенения голос Савы.

– Знаете, есть такой исполнитель – Сава? – чуть кокетливо ответила она.

Сава горделиво хмыкнул, подтянул живот и приготовился дальше слушать комплименты. Черт побери, ужасно приятно, когда молодые женщина без ума от тебя!

– Если серьезно, мне очень нравится все, что вы исполняете – и раньше, и сейчас, – произнесла Мишель.

Урок, когда-то данный отцом, все-таки пригодился Мишель – как хорошо, что она так вовремя его вспомнила. Потому что если бы сейчас она назвала любое другое имя, то в этом доме у нее появился бы еще один потенциальный враг. А Мишель было достаточно одной Насти.

– Ну хорошо, ну, а еще кто вам нравится? – спросил Сава, сияя как начищенный пятак.

– Даже не знаю… – Мишель сделала вид, что задумалась. – Сейчас ведь нет исполнителей с ярко выраженной индивидуальностью.

– Да, да, это точно, – с удовольствием кивнул Сава. – Ну а из женщин?

– Из женщин… – вздохнула Мишель и вдруг быстро ответила: – Елена Ваенга. Кто же еще?

– А какая песня особенно нравится? – начал надуваться, словно шар, Сава.

– Разные нравятся. В зависимости от настроения. Сейчас «Любовь».

– Андрюха, ты слышал? – Популярный певец вскочил с дивана так стремительно, как будто вместо обивки из тонкой кожи под ним внезапно появилась раскаленная сковорода. – Они все помешались на этой Ваенге! Всем подавай эту чертову лирику, которую они называют искренней.

– Сава, ну что ты кипятишься, она действительно отлично поет. И вообще, красивая женщина. Разве этого мало? – тихо ответил Андрей, глядя на Мишель в упор. Ей даже показалось, что если бы сейчас они были в доме одни, то он попросил бы ее спеть. А вдруг она тоже талантлива? Поэтому, как будто подслушав его невыраженную словами, а лишь взглядом просьбу, Мишель беззвучно «запела»:

И океанами стали глаза твои,

И ярче света их нет.

Ну что мне теперь зима?

Мне твоего огня хватит на тысячу лет…*

– А «Любовь» действительно отличная песня. И нарочитая старомодность именно то, что сейчас нужно публике. Да и не только сейчас. Такие вещи всегда обречены на успех, – задумчиво произнес Андрей, как будто он действительно услышал, как Мишель поет.

Железнова можно было упрекнуть во многих слабостях, кроме одной, самой распространенной – зависти к чужому таланту.

– Вам правда нравится? Ведь это очень женская песня, – удивилась Мишель.

– Конечно, конечно, – немного невпопад ответил Андрей и неожиданно смутился так, что даже покраснел.

И Мишель отчетливо прочла в его вдруг утративших свой особенный блеск глазах: «Рано, еще слишком рано». Но слова не испугали Мишель, потому что она почувствовала в себе редкое по силе отчаяние и готова была идти напролом. Если потребуется, она сможет при всех взять за руку этого самого красивого в мире мужчину и спрятать так, чтобы никто не нашел. Чтобы он принадлежал только ей одной! Она еще раз взглянула в его глаза и тут же сникла. Потому что смогла прочитать лишь одно слово – «зачем?».

– Андрей, вы проводите меня до отеля? Заодно обсудим хотя бы предварительно, каким вы видите новый интерьер дома.

Мишель стояла на крыльце, поеживаясь от холода.

– Нет, извините. Я не могу. Но вы не бойтесь, тут же совсем близко. А мне еще надо с Савой поработать. Иначе он разнесет дом. Но это вы виноваты. Зачем сказали про Ваенгу? Сейчас он будет меня терзать до утра, требуя лучшие в мире песни. Но я же не фокусник.

Мишель хотела ответить, что он не фокусник, а маг и волшебник. Но вместо этого грустно произнесла:

– Я просто подумала, что вам захочется прогуляться.

– В другой раз. Приходите утром. Осмотрим дом и обсудим все детали. А сейчас идите в отель и отдыхайте. И не обижайтесь за то, что я вас не провожаю.

– Я не обижаюсь.

Мишель действительно почти не расстроилась, услышав отказ. Ведь это было только первое решение Андрея, и ей надо обязательно сохранить силы на то, чтобы пережить второе. Мишель верила, что если она будет терпеливой, то непременно дождется самого главного решения – третьего. Ей нужно было лишь знать, что удивительный салют повторится снова и снова. А тот, кто зажигает бенгальские огни, сам мечтает о том, чтобы погреться в их сиянии. Или все это – плод ее богатого воображения? Но спрашивать было некого. Андрей, попрощавшись, вернулся в дом и плотно закрыл за собой дверь.

Глава 5

На рассвете Мишель проснулась от отчетливого стука в окно: «Тук, тук, тук». В первое мгновение она даже не сразу поняла, где находится и что происходит. Но стук повторился. Мишель пришло в голову, что это, скорее всего, ветки деревьев ломятся в ее номер, расположенный на втором этаже, и не дают спать. Она выбралась из-под пухлого одеяла и, поеживаясь от холода, подошла к окну. Никаких веток Мишель не увидела. На улице моросил дождик – настолько мелкий и прозрачный, что было непонятно, капли воды летят вниз или вверх. Казалось, что, зависнув, они кружатся на одном месте. Стук повторился. Мишель открыла окно и выглянула наружу. Мокрое облако тут же окутало ее – влажными стали волосы, глаза, губы. И это был такой неожиданный, такой восхитительный глоток утренней свежести, что Мишель невольно открыла рот от удовольствия словно желала напиться. Во рту, действительно, пересохло. Мишель с досадой вспомнила, что вчера вечером забыла купить воды – обычно в течение ночи она выпивала не менее пол-литра минералки. Она не знала точно, вредно это или полезно, но никогда не ложилась спать, не поставив рядом с кроватью бутылку воды. И сейчас она почувствовала, насколько же сильно ей хочется пить – организм буквально изнывал от недостатка жидкости. И конечно же осенний моросящий дождик не мог спасти его от обезвоживания. Мишель пришло в голову, что в номере должен быть мини-бар. Крошечные бутылочки с разнообразными алкогольными напитками, сухарики, орешки и кока-кола – в мини-баре больше не было ничего. Мишель вспомнила, что, когда она заселялась в номер, то бутылка воды была как комплимент от отеля. Но она, не подумав, тщательно вымыла ею лицо после поездки на пляж. И сейчас Мишель не знала, как же ей поступить? Выпить воды из-под крана? Она не делала так уже много лет. Пепси-кола? От нее через пять минут во рту все высохнет еще больше. «Что ж, не остается ничего другого, как хлебнуть виски, и быстренько бежать в магазин за минералкой, – ухмыльнулась Мишель. – Вот будет картина, на рассвете в круглосуточно работающий ларек прибегает девица, от которой за версту разит виски и требует срочно продать ей бутылку воды. Понятно, что подумают зевающие продавцы. Совсем спилась девушка!» Мишель даже смешно стало, когда она представила себя участницей такой сцены. Ведь с ней, по правде говоря, такого произойти не могло ни при каких обстоятельствах – ведь она практически не пила. Потому что не любила состояние даже легкого опьянения. И виноват в этом был один-единственный человек – отец. Вернее, Александр Генрихович.

В первый и пока в последний раз Мишель напилась, когда ей было двенадцать лет. Тогда она и сама не поняла, как же это случилось. Просто ее внимание всегда очень сильно привлекал старинный столик, на котором Александр Генрихович устроил импровизированный мини-бар и следил за тем, чтобы на нем всегда царил идеальный порядок – вина, коньяки и виски были разлиты по специально предназначенным сосудам, а хрустальные бокалы натерты до ослепительного блеска. Мишель очень нравилось наблюдать, прячась в складках портьер, как отец важно и неторопливо наливает очередному гостю или клиенту темно-рубиновое вино или слегка маслянистый коньяк янтарного цвета. Сам отец почти не употреблял алкоголь, но ему нравилось осуществлять всю эту церемонию – выбирать подходящий для напитка бокал, раскладывать лед по массивным стаканам для виски. Став взрослее, Мишель поняла, что для отца это был не только эстетически привлекательный процесс и жест гостеприимства. Просто алкоголь служил самым надежным помощником, чтобы «развязать» язык собеседнику, а для адвоката, как известно, не имеет значения, каким путем добыта информация. Но отец так увлеченно и вдохновенно колдовал над старинным столиком, уставленным штофами и графинами, что Мишель как-то не выдержала и попыталась сделать то же самое, чтобы понять, почему отцу так нравится это занятие?

Однако Мишель с самого начала допустила роковую ошибку, потому что абсолютно не помнила, что и в какой бокал наливал отец. Поэтому, выбрав самый красивый фужер из темно-рубинового стекла, налила в него жидкость из тяжелого квадратного штофа. Залпом выпила и онемела от удивления – напиток обжигал, но при этом был холодный. Но Мишель решила, несмотря ни на что, продолжить свой эксперимент. Она с трудом выдрала хрустальную крышечку-колпачок из изысканного высокого сосуда и понюхала его содержимое: судя по запаху, это было что-то более вкусное. Поэтому она щедро наполнила бокал почти до краев и большими глотками все выпила. Но спустя минут пять на Мишель напала грусть. Может быть, из-за того, что она так и не поняла, почему же отец с удивительной настойчивостью потчует всей этой дрянью своих гостей. А они, по-видимому, так его любят и уважают, что не могут сказать честно и откровенно: «Александр Генрихович, не предлагайте нам больше эту отраву в хрустальных бокалах». Мишель стало настолько жалко отца, что она заплакала.

Когда отец с матерью вошли в гостиную, на диване они увидели отчаянно рыдающую Мишель, которая твердила, не переставая: «Бедный папа, мой бедный папочка, ведь он ничего не знает!»

Александр Генрихович быстро подошел к ней, крепко взял за подбородок и посмотрел в ее заплаканные глаза.

– Света! – прошептал он побелевшими губами. – Все, началось. А я тебя предупреждал.

– Саша, а что, что я могла сделать? – тут же по привычке начала оправдываться мама. И голос ее звучал почти равнодушно. Как будто она даже не удивилась, застав свою двенадцатилетнюю дочь абсолютно пьяной.

– Я же предупреждал, что должен быть контроль, – все так же угрожающе продолжал шептать папа.

Мишель вдруг почему-то ужасно развеселила эта сцена – отец с матерью как-то странно спорят. Хотя о чем тут спорить? Ведь это так здорово, что все они дома. Например, сейчас можно всем вместе отправиться на прогулку. Мишель даже сделала попытку встать с дивана, но почему-то у нее ничего не получилось. Словно извиняясь за свое временное бессилие, она тихонько запела. Мол, ходить пока не могу, а вот петь – пожалуйста.

– Света, и что мы теперь будем делать? – поинтересовался отец уже своим обычным голосом, спокойным и уверенным.

«Вот, – подумала Мишель. – Я спела, и папа сразу повеселел. Ничего, я теперь буду ему каждый день петь – и утром, и вечером. Когда бы ни попросил – я готова. Ведь этой мой самый любимый на свете папочка». От одной только мысли о том, как она его любит, у Мишель из опухших глаз снова потекли слезы.

– Так что же делать, Света? – спросил отец таким тоном, словно он находился уже не в гостиной своего дома, а в зале суда.

– Да расстрелять! И черт с ней! – вдруг громко выкрикнула Мишель, которую разозлила подобная неблагодарность отца – она, видите ли, старается, поет, а он заладил, как попугай – что делать, что делать?

– Началось! – торжествующе воскликнул отец. – Ладно, пойду звонить Сергею Абрамычу, спрошу у него, что делать сейчас и утром, когда ее будет выворачивать наизнанку.

«Наверное, папа, решил купить маме очередную шубу, – подумала Мишель, которой неожиданно очень захотелось спать. – И правильно, она ведь так давно мечтает о белоснежной шубе из норки. Только надо сказать маме, что не стоит носить ее наизнанку. А может, папа решил купить шубу, как это сейчас называется – двойную, сдвоенную? Ах да, двустороннюю. Молодец, папа, как он любит нас с мамой!» И, засыпая, она еще несколько минут слышала спор отца с матерью.

– Саша, я давно говорила, что не надо искушать судьбу, не надо все выставлять напоказ, – нежным голосом упрекала мужа Светлана Петровна.

– Но это уже совсем никуда не годится, Света. Прятать бутылки в собственном доме? А тогда что потом? Что будет дальше? Начнем прятать деньги? Вещи? Я такого не потерплю! – возражал отец. И зачем-то повторял громко и уверенно, словно «на бис»: – Я такого не потерплю!

«Плохо спела, – успела подумать, проваливаясь в глубокий сон, Мишель. – Очень плохо!»

Но папа ошибся. Наутро Мишель чувствовала себя нормально. Ее «не выворачивало», только очень хотелось есть. Ей вообще казалось, что все произошедшее накануне – какой-то странный сон. Не очень приятный, но необычный. В том, что произошедшее не было сном, ее убедил разговор с отцом за завтраком.

– Мишель, ты нормально себя чувствуешь? – спросил он и нажал кнопку на кофемашине.

Агрегат зашумел, перемалывая зерна, и тем самым дал Мишель пару минут на то, чтобы обдумать ответ. Когда кофе был готов, у нее уже был готов и ответ.

– Папа, я не знаю, как так получилось. Честно. Мне просто нравилось следить за тем, как ты угощаешь гостей, и я думала, что все это по-настоящему очень вкусно.

– А что ты думаешь сейчас?

– Это ужасная гадость. Но если твоим друзьям нравится, то пусть пьют. Обидно только, что… – Она задумалась, не зная, стоит продолжать или нет.

– Только что? – Отец молниеносно из адвоката превратился в обвинителя.

Обычно именно так с клиентами он репетировал будущую защиту. Мол, вот это вам скажет обвинитель, вот это – судья. Как мы будем себя вести? Какую стратегию победы изберем? Обычно судья у отца получался не очень, зато обвинитель – это была его коронная роль. И сейчас он в который раз начал исполнять ее с блеском!

– Так я жду, Мишель!

– Обидно, папа, что эти мерзкие напитки ты держишь в такой красивой посуде.

– Понятно, – вздохнул отец. – Твоя мама предложила все это убрать, так сказать, с глаз долой.

– Зачем? – испугалась Мишель. Она отлично помнила, что именно это во вчерашнем разговоре с матерью отец считал чем-то ужасным, недостойным, ведущим к неминуемому краху. – Не надо, папа. Я больше так никогда не буду. Просто я теперь знаю, что иногда самые ужасные на свете вещи могут быть очень красиво упакованы.

С тех пор Мишель обходила сервировочный столик стороной. Он был ей неприятен. Словно с ним было связано одно из самых больших разочарований ее юности.

Снова раздался стук в окно. «Господи! Да что же это такое!» – с раздражением подумала Мишель и снова бросилась к открытому окну. С удивлением она увидела, что рядом с отелем идут дорожные работы, и звук каждого удара молотка о бордюр рикошетом отлетает в сторону ее окна. Поэтому и кажется, что кто-то очень настойчиво в него стучит.

«Как правило, верное решение обычно лежит на поверхности, но людям нравится морочить себе голову, блуждать, как в лабиринте, в поисках этого самого решения». Мишель вспомнила одну из любимых фраз отца. И все в это утро встало на свои места.

Мишель позвонила на ресепшн и велела принести ей бутылку воды без газа. Затем надела простые темно-синие джинсы, черную майку. Собрала волосы в хвост и, немного подумав, вставила в мочки ушей сережки из черного жемчуга. «М-да, я похожа на вдову, – усмехнулась Мишель, глядя на себя в зеркало. – Симпатичную, но очень мрачную. Что ж, сейчас эта самая вдова станет веселой». И она быстро, уверенными движениями нанесла на свои короткие ногти огненно-алый лак, цвет которого назывался red carpets. Но на красную дорожку Мишель, конечно, в этот ранний час не собиралась – она решила перед встречей с Андреем прогуляться по берегу моря.

Лак на ногтях еще не до конца успел высохнуть, когда в дверь постучали. И хотя Мишель с нетерпением ждала, когда же ей принесут бутылку воды, все равно вздрогнула от неожиданности.

– Войдите! – закричала она.

Но тот, кто стоял за дверью, видимо, не услышал. И Мишель пришлось открывать самой, рискуя смазать ярко-красное покрытие на ногтях.

– Пожалуйста, поставьте на стол, – властно указала она наманикюренным пальцем. – Откройте бутылку и налейте воды в стакан, – продолжала приказывать Мишель.

Но осеклась, потому что поняла – сейчас у нее нет возможности достать деньги из сумки, а значит, девушка останется без чаевых.

Но служащая отеля была, по-видимому, отлично выучена. Когда она выполнила все указания Мишель и направилась к двери, на ее лице даже намека не было на то, что она ждала благодарности.

– Жадная хищница, вот что она о тебе подумала! Жадная столичная тварь, которой с утра надо подать бутылку воды. А то она, видите ли, вся высохла… – пробормотала Мишель, глядя на свое отражение в зеркале. Затем приложила один ноготь к другому, проверяя, хорошо ли высох лак. Убедившись, что все в порядке, она взяла стакан с водой и, не отрываясь, выпила все, до последней капли. – Хорошо! – выдохнула Мишель. – Господи, как хорошо!

За окном вовсю светило солнце. И это был особый свет – нежный, прозрачный и очень ласковый. Именно такое солнце бывает по утрам только в Прибалтике. Увы, красота его и нежность так ненадежны, так капризны и так переменчивы…

– Сейчас бы еще выпить чашечку кофе, и можно считать, что жизнь удалась, – произнесла Мишель. – Но если я сейчас позвоню на ресепшн, то эта девушка точно решит, что я совсем обнаглела – гоняю ее туда-сюда, а благодарности от меня не дождаться. Ладно, чтобы не создавать образ наглой московской стервы, выпью кофе в кафе на набережной.

Но дело было совсем не в этом. Просто Мишель ужасно надоело пить кофе по утрам в одиночестве. Вот воду – пожалуйста. А для кофе нужна компания. Пусть даже из случайных людей. И, еще раз взглянув на свои пурпурно-красные ногти, Мишель отправилась на променад. Если бы кто-то в это раннее утро назвал ее женщиной, идущей на охоту, то она бы очень удивилась.

Лестница к променаду оказалась очень высокой. Но Мишель это ничуть не смущало, ей было совсем нетрудно бежать по бетонным ступеням, ведь само море шло ей навстречу. Оно катило темно-серые глянцевые волны спокойно и уверенно, как будто даже не сомневаясь, что они с Мишель рано или поздно непременно встретятся.

Мишель так торопилась, перепрыгивая со ступени на ступеньки, что даже немного запыхалась. Хорошо, что на ногах у нее были не туфли на каблуках, а кеды, благодаря которым бежать было легко и весело. Но все равно, это не было похоже на фитнес, в котором так важен процесс. Сейчас для Мишель был важен только результат – добежать до моря и броситься в его объятия. И не важно, что вода в такой ранний час может быть очень холодной. Балтика… Она теплом никого не балует.

Солнце вдруг исчезло – как будто его неожиданно упаковали в темную непрозрачную ткань, мол, посветило и довольно. Без солнечного света и море сразу стало другим. Волны потемнели и словно отяжелели, как будто на воду налили тонкий слой расплавленного черного жемчуга, который растекся неравномерно. Перламутровое море выглядело очень изысканно, но в его красоте ощущалось что-то зловещее.

А еще, после того как «похитили» солнце, Мишель поняла: ей показалось, что море идет ей навстречу. На самом деле оно привычно и равнодушно катило свои волны в строго отведенных ему границах. И перед ним всегда будет непреодолимая преграда – песчаная полоса пляжа. Правда, именно в этих местах настолько узкая, что, кажется, сделай один – самый решительный, самый отчаянный шаг, – и ты заставишь море обнять тебя. Только сделай шаг!

Оказалось, что все кафе на променаде еще закрыты. Поэтому Мишель решила немного прогуляться.

Она дошла неторопливо до мола, который уходил в море недалеко – метров на пятьдесят. Но зато с него, свесившись через перила, можно было наблюдать, как волны разбиваются о бетонные столбы.

Мишель шла, окруженная водой с двух сторон, и мечтала о том, чтобы выглянуло солнце – ведь она уже начала замерзать. И если не потеплеет, то придется возвращаться в отель за свитером. Или за джинсовой курткой. Нет, лучше все-таки свитер. Или куртка? Мишель резко остановилась, увидев лежащую на мокром бетоне женскую сумочку. Обычную. Из самого дешевого кожзаменителя и немного потрепанную на сгибах. Мишель испуганно огляделась по сторонам. Море все также равнодушно катило свои прекрасные перламутровые волны. Присев на карточки, Мишель дотронулась до сумки, которая оказалась очень мокрой. Мишель никак не могла решиться ее открыть – ей пришло в голову: а вдруг хозяйки этой дешевой, почти вульгарной сумки уже и в живых-то нет? Может быть, под покровом ночи она бросилась в воду, тоже поверив в то, что море идет ей навстречу? «Надо эту сумку в милицию отнести», – решила Мишель, справившись с первым приступом страха. Но как только она взяла сумку в руки, за спиной раздался насмешливый мужской голос:

– Девушка, вы зачем взяли чужое? Не хорошо.

Мишель обернулась и увидела симпатичного молодого человека лет тридцати. Он смотрел на нее в упор, засунув руки в карманы спортивной куртки нежно-голубого цвета, и выглядел так, словно отправился на утреннюю пробежку, во время которой случайно попал на место преступления. Мужчина не был картинно красив, но выглядел мужественно, а потому сразу вызывал доверие.

– Это ваша?– оправившись от растерянности, спросила Мишель у незнакомца.

– Нет, конечно, это не моя вещь, – покачал он головой и улыбнулся дружелюбно. Мишель заметила, какого необычного цвета у мужчины глаза – сразу и не понять, светло-голубые или бирюзовые с серым оттенком. Цвет менялся в зависимости от того, молчал он или говорил с легкой иронией.

– Возьмите, если это ваша.

– Нет, конечно, это не моя сумка, – снова покачал головой он.

Но Мишель решила, что непременно должна отдать ему эту уродливую вещь, которая может иметь отношение к чему-то очень некрасивому – например, к преступлению.

– Знаете, – неуверенно произнесла она, – я вот что думаю. Наверное, девушка, которой принадлежит эта сумка, бросилась в море. Утопилась, одним словом.

– Очень интересно. А почему вы так решили? – Мужчина накинул капюшон и приготовился слушать.

– Если она ее забыла, то вернулась бы, я так думаю. А если украли, то вытащили бы кошелек и все более-менее ценное, а затем выбросили в море. Хотя странно, что кто-то решил украсть такую ужасную сумку.

– А что такого ужасного вы в ней увидели?

– Да все, – пожала озябшими плечами Мишель. – И качество материала, и фасон, и все эти якобы золотые украшения. Это, конечно, подделка под очень известный бренд. Но должна вам сказать, самая примитивная подделка.

Мужчина несколько минут смотрел на Мишель так, словно хотел, но не решался о чем-то спросить.

– А вы что, сумки делаете? – наконец произнес он с едва скрываемым неудовольствием.

– Нет, не делаю, но я в них отлично разбираюсь.

– Понятно, – кивнул мужчина и протянул руку. – Отдайте сумку мне и не переживайте, ее владелица жива-здорова. Сейчас она спит под теплым одеялом и видит чудесные утренние сны. Я скажу ей, что это вы спасли ее ужасную сумку. Или, может, мне сейчас выбросить ее в море, а девушке купить новую? А вы как раз мне и поможете, раз вы так отлично в них разбираетесь.

– Поняла. Простите. Это сумка вашей девушки. Я не хотела сказать ничего обидного. Еще раз прошу прощения.

Мишель расстроилась. Нехорошо получилось. Ненароком обидела и этого симпатичного парня, и его девушку, и ее сумку. Но потом подумала, что так ему и надо – разве можно допускать, чтобы любимая женщина держала в руках такую гадость?

– Нет, это не моя девушка, – неожиданно начал оправдываться мужчина. – Так, просто знакомая. Почти случайная. А вас как зовут? Меня – Глеб.

– А меня – Мишель.

– Правда, что ли? Вот странно! И как ты живешь с таким именем?

Он так быстро и так уверенно перешел на «ты», что у Мишель даже не нашлось слов, чтобы одернуть его и тем самым поставить на место. Она почему-то тоже стала оправдываться:

– Была такая актриса – Мишель Мерсье. Вот в ее честь меня папа и назвал…

– Слушай, а как тебя в школе звали? – перебил ее Глеб.

– По-разному, – честно призналась Мишель. – И Мишкой, и Машкой, и Мышкой.

– О, Мышка – это мне нравится! – засмеялся он, продемонстрировав отличные, по всей видимости, отбеленные зубы. – Хотя ты на мышку не похожа. В смысле на серую мышку.

– Да, если только на черную мышь. Или уж на крысу, – в ответ улыбнулась Мишель и поправила черные жемчужные бусины в ушах. – Ладно, мне пора на встречу. Берешь сумку или нет? Или я ее в милицию отнесу.

– Нет, в милицию не надо. Отдай мне, я верну вещь владельцу. Веришь?

– Верю, – совершенно искренне ответила Мишель. Что-то в этом парне было такое, что ему сразу хотелось довериться.

Они неторопливо шли по мысу. Затем завернули на променад. Людей было очень мало. Но торговцы сувенирами и ювелирными украшениями из янтаря уже начали неторопливо раскладывать свой товар.

– А ты где живешь? – спросил Глеб.

– В «Фальке».

– Крутая, – кивнул он и немного ссутулился. – Может, кофе выпьем?

– Нет, не могу, – с сожалением покачала головой Мишель. – У меня встреча с клиентом.

– С кем? – Глеб от неожиданности затормозил так резко, что чуть не сшиб столик с поделками из янтаря. – Извини, старик, извини.

Продавец посмотрел с возмущением, что-то пробормотал и, кажется, даже выругался.

– А какие с утра могут быть клиенты у молодой красивой девушки? – поинтересовался Глеб и посмотрел на Мишель как-то странно, словно пытаясь увидеть в ней признаки того, что он сразу мог не заметить.

Мишель все поняла и захохотала. Она взяла Глеба за рукав его голубой спортивной куртки и чуть снисходительно ответила:

– Да я наемный работник. Оформляю интерьер здесь одному вашему парню.

– Фамилия?

– Что? – не поняла Мишель.

– Как, спрашиваю, фамилия парня?

– Нет, не могу сказать. Это профессиональная тайна, – засмеялась Мишель, которой вдруг очень понравилось кокетничать и морочить голову этому симпатичному мужчине с широкими плечами, который идет рядом, зажав под мышкой потрепанную женскую сумку. – Я не могу разглашать никаких имен. А вдруг ты решишь его ограбить?

– Обязательно, – пробурчал Глеб. – Как только имя и адрес узнаю, так сразу и ввалюсь ночью темной. Да не один, а с бандой. Слышала, может, про «Морских волков»? Так вот я ихний главарь.

– Не «ихний», а их, – поправила Мишель.

– Неважно, смысл от этого не меняется.

– Еще как! – улыбнулась Мишель и решила, что настало время прощаться. – Ну что, Глеб, было очень приятно познакомиться.

– А может, все-таки кофе выпьем? – спросил он.

– Не могу, – покачала она головой.

– А номер телефона оставишь?

– Зачем? – спросила она, глядя ему пристально в глаза.

– Ну как зачем? Будем вместе по утрам гулять. Может, еще что-то ценное найдем. Да, ты на меня-то не обижайся. Просто имя у тебя действительно странное. Ну, то есть необычное, – поправил он.

– Больше подходит для девушки легкого поведения? – засмеялась Мишель.

– Ага, не для тяжелого – это точно, – признался и, подумав, произнес странную фразу: – Ну, то есть разные бывают девушки, разные, так сказать, имена и нравы.

– Понятно. А девушка, которая сумку потеряла, она какого поведения? – не удержалась Мишель.

– Среднего, – иронично улыбнулся Глеб. – Как и большинство современных женщин.

Он хотел еще что-то добавить, но Мишель пожелала ему хорошего дня, попрощалась и направилась в сторону дома Андрея Железнова, потому что не хотела заставлять его ждать. Вот только о чем, кроме ремонта дома, они будут говорить?

– Я сумку верну хозяйке. Ты не волнуйся! – закричал ей вслед Глеб. – А то ты решишь, что я ее украл. Я, конечно, тоже мастер брать чужое, но далеко не все, что на глаза попадается.

Мишель, не оборачиваясь, пожала плечами. Но, даже не видя ее лица, Глеб понял, что она улыбается.

Глава 6

Дверь распахнулась. На пороге Мишель увидела «привидение» – большое и толстое.

– Ой, простите! – закричало «привидение». – Я не одет. Но это вы сами виноваты. Что это вы вздумали шляться по гостям так рано. Чего явились? Разбудили всех, понимаешь ли!

В первую минуту Мишель растерялась, а потом ей стало смешно. Сава, облаченный в белый халат-кимоно, действительно, выглядел как герой из детского мультфильма. Причем герой очень прожорливый – недаром он держал в руках огромный ломоть батона, сверху щедро политый вареньем.

– Сава, во-первых, это вы своим криком рискуете всех разбудить. А во-вторых, мы договорились с Андреем, что я приду в одиннадцать часов утра, а сейчас уже половина двенадцатого – я даже немного опоздала.