Янтарные глаза одиночества Землякова Наталия

Казалось, ему нет никакого дела, что будет происходить в его доме в ближайшие дни. Он был так равнодушен, что Мишель снова почувствовала, как сильно ее к нему тянет. Кровь снова запульсировала в виске, словно выстукивая: «Зачем он уезжает? Зачем? Зачем? Зачем? Зачем? Зачем, Мишель, тебе любить его?»

Но она так торопилась уйти, что у нее абсолютно не осталось времени на то, чтобы отыскать ответ на этот простой вопрос…

Уже возле ворот ее догнала Настя и почти в приказном порядке велела завтра же переехать из отеля в дом. «Так будет удобнее контролировать работы, да и нам не надо платить дополнительные деньги», – произнесла она. Мишель в ответ лишь кивнула. Вышла за калитку и оглянулась. Нет, дом еще не улыбался. Но выглядел он, надо отдать ему должное, уже не таким угрюмым и несчастным. А может, все это ей показалось? Разве дома могут улыбаться? Большинство людей сказали бы, что нет, конечно. Но Мишель относилась к тем, кто уверен, – дома, как люди. Они бывают счастливыми и не очень.

Глава 7

В запасе у Мишель оставалось минут пятнадцать, не больше. Впрочем, этого времени как раз должно было хватить, чтобы быстрым шагом дойти до отеля, подняться в номер и включить компьютер. Главное, не нарушать этот простой сценарий: «дойти – подняться – включить». Потому что любой сбой в алгоритме действий приведет к тому, что именно на последних секундах дело сорвется, и добыча ускользнет, достанется кому-нибудь другому. Кому? Это не так уж важно. Может быть, тому, кто две недели хладнокровно сидел в засаде и просчитывал каждый свой шаг, демонстрируя поразительные хладнокровие и выдержку. Но не исключено, что обойти всех сможет случайный игрок, который от нечего делать забрел на чужую территорию и лениво выстрелил снайперски.

Себя Мишель считала и снайпером, и тайным охотником одновременно. Если бы кто-то сказал ей, что, скупая одну подержанную шубу за другой на eBаy, она всего лишь пытается погреться возле чужой любви, то Мишель бы очень сильно удивилась, ведь она считала, что все это лишь игра – увлекательная, страстная и непредсказуемая до самого последнего мгновения. Правда, приз, завоеванный в столь острой схватке, еще долго остается загадкой даже для самого победителя. В реальной жизни он может оказаться старой и слегка поеденной молью шубейкой, которую, как правило, вернуть уже нельзя. No Returns Accepted. Обратно не принимаем. Как говорится, хочешь рискнуть? Милости просим! Только потом не ищи виновных в том, что вместо винтажной красавицы-шубы тебе досталась потертое меховое пальтишко, которое лучше сразу же отдать на благотворительные цели.

Правда, у Мишель такого провала пока не было ни разу. Но она всегда отдавала себе отчет в том, что балансирует на грани и в любой момент тоже может проиграть. Но именно это чувство опасности и придавало всему смысл. А иначе зачем так отчаянно биться за то, что в результате может оказаться никому не нужным старым хламом?

– Простите, можно вас на минутку?

Мишель едва не поскользнулась на мраморном полу от неожиданности, услышав за спиной робкий голос девушки-портье.

– Что-то срочное? Что нужно?

Ответила она нарочито грубо. Такой тон она обычно «включала», когда разговаривала с хитрыми и нерадивыми прорабами, – на них эта хамская «нотка» в голосе действовала безотказно. Но хрупкая девушка за стойкой ресепшн конечно же к такому обращению не привыкла. А потому растерялась настолько, что тут же покрылась красными пятнами, которые на редкость удачно гармонировали с корзиной роз, украшающей стойку из мрамора. Мишель автоматически, профессионально натренированным глазом отметила, как это изысканно по цвету – пунцовая от возмущения девушка, алые розы и нежно-розового оттенка камень. Никаких контрастов, ничего аляпистого, почти немодно, но по-настоящему красиво. «Можно попробовать использовать такой прием в каком-нибудь следующем заказе. Только чтобы это была не комната в стиле Барби, а спальня для взрослой женщины. А убедить ее будет легко, сказав, что при подобном сочетании оттенков в интерьере цвет лица у нее в любое время суток будет потрясающим. Если женщине за сорок – она точно на это поведется…»

– Понимаете, вас искали. Звонили… – волнуясь, произнесла девушка. – Я подтвердила, что вы живете здесь. Наверное, я не должна была этого делать? Но звонили из другого города…

– Кто? – спросила Мишель и облокотилась на стойку ресепшн настолько резко, что ударилась рукой о мрамор. Ей стало нехорошо. В голове поплыли облака – тяжелые, как будто их набили спрессованной ватой.

«Отец…» – подумала Мишель и постаралась как можно крепче ухватиться руками за стойку, чтобы не упасть. Но получалось плохо – отшлифованный до зеркального блеска камень ускользал из-под влажных пальцев.

Мишель прикрыла глаза. Она ощутила такой мощный прилив чувства вины, что у нее даже зашумело в ушах. Чтобы не упасть в обморок, она начала мысленно сочинять текст. Так ее когда-то научил делать знакомый психолог. Как только что-то вывело тебя из душевного равновесия – начинай мысленно сама себе сочинять послание. Только ни в коем случае его нельзя записывать на бумаге! Потому что перечитывать потом будет стыдно. Такие послания – это терапия для экстремальных ситуаций. Но Мишель она обычно помогала.

«Идиотка! Решила разорвать на куски все письма и сжечь. Чтобы ничего не осталось – даже воспоминаний о тех годах, когда ты любила и одновременно ненавидела того, кого считала своим отцом. Десять лет! Как жаль! Почему они прошли так быстро? И почему с каждым годом ненависти было все меньше, а любви все больше? И почему, когда ты наполнилась этой любовью до самых краев и готова была сказать: «Папа, прости меня», все рухнуло? Впрочем, письма ты не сожгла – помешала девочка в красных трусиках. Но как такое могло случиться? Только подумала о том, чтобы уничтожить все, связанное с отцом, как тут же случилось что-то страшное? Кто в этом виноват? Сила мысли? Или еще какая-то другая, дьявольская сила? Господи, как же я не подумала об этом, сидя на песке и разрывая письма на мелкие клочки? Как я могла забыть, что за все в жизни нужно платить? Что ни один шаг не остается безнаказанным и незамеченным? А что было дальше? Надо вспомнить… Итак, я поехала на берег моря, чтобы сжечь письма, которые писала отцу. В год по одному. Значит, и писем было десять. Села на песок и, прежде чем уничтожить, стала их перечитывать. А потом порвала на мелкие кусочки. На тысячи крохотных обрывков. Захотела их сжечь, но не успела. Потому что поднялся ветер, и обрывки начали разлетаться, как маленькие белые фантики. А когда я все их собрала, то на пустом пляже неожиданно появилась семья – мама, папа и маленькая девочка в ярко-красных трусиках. Я поднялась с песка, отряхнулась и поехала к Андрею. А клочки писем остались лежать на дне моей сумки такого же огненно-красного цвета, как и трусики маленькой девочки. Уф! Кажется, все не так страшно!»

– Вам плохо? – прошептала испуганно девушка-администратор. – Может, снова воды?

Она почти не сомневалась – с этой странной гостьей что-то не так. То воды с утра пораньше требует, то чуть в обморок в холле отеля не падает. Наркоманка? Алкоголичка? Или просто нервная особа, которая приехала отдыхать на деньги мужа? Так сказать, подлечить нервы. Что ж, ей это и правда не повредит. Вон, побледнела вся, что-то шепчет. Может, доктора вызвать?

– Вы в порядке?

– Кто звонил? Говорите быстрее!

Мишель уже почти справилась с собой, но все равно не хотела быть вежливой. Поэтому ее вопросы прозвучали как приказ.

– Понимаете, – вздохнув, сказала девушка, – позвонил мужчина незнакомый. То есть совершенно!

– Послушайте, барышня. Это для вас он незнакомый, ведь он меня искал. Вы можете говорить быстро и четко – кто звонил и что просил передать?

– Но вы же мне не даете даже слова сказать! – возмутилась девушка. Впрочем, так робко, как если бы бабочка вдруг решила шумно захлопать крылышками. Но, несмотря на старания, ничего, кроме нежного шелеста, не было слышно.

– Я сказала, что вы ушли. А он попросил передать, что звонил Кирилл, у вас мобильный не отвечает. А у него срочное дело, которое надо…

– Завтра! – крикнула Мишель, уже войдя в лифт.

– А он сказал, что сегодня, иначе будет поздно! – ответила девушка-«бабочка», почему-то решив, что отстоять интересы неизвестного ей Кирилла – не только ее долг, но и обязанность.

Мишель знала почему. Ни у кого не было такого приятного и такого обворожительного голоса, как у лучшего архитектора Москвы Кирилла Высоковского. Он знал это, талантливо использовал и мог убедить кого угодно и в чем угодно. Клиентов – в том, что им нужен эксклюзивный грандиозный ремонт с кардинальной перепланировкой. Поставщиков мебели – что предложенные ими скидки ничтожны и надо увеличить их хотя бы раза в два. Кириллу удавалось все. Или почти все. А вот уговорить Мишель поехать на Бали, чтобы перестраивать и декорировать огромный СПА-центр, он не смог. Но Кирилл был не только обладателем изумительного тембра голоса, но и человеком, одаренным уникальной пробивной способностью. Именно поэтому он решил совершить вторую попытку и уговорить Мишель приехать к нему на Бали. Вдруг ей уже надоело сидеть на берегу холодного моря под проливным дождем?

Но Мишель решила второго шанса ему не давать. Хватит! Надоело! Сколько можно играть роль идеальных любовников, которые даже ни разу в жизни не прикоснулись друг к другу?

«Черт бы тебя побрал, Кирилл! Ты, как всегда, не вовремя, как всегда, невпопад!» – ругая архитектора, Мишель открыла дверь и вошла в номер. И хотя очень торопилась, сняла кеды – ей никогда в жизни не пришло бы в голову пройти в грязной обуви по светлому ковролину. Мишель слишком любила вещи и никогда не позволяла себе что-то испачкать или порвать. Да, вещи в отличие от чувств и человеческих отношений можно было почистить и отреставрировать. Но даже после самого лучшего ремонта они, увы, не могли стать прежними. Именно поэтому она закатывала скандалы и устраивала разносы своим помощникам во время ремонта, если вдруг обнаруживала, что светлые обои лежат в пыли, а изысканные ткани валяются скомканными. Или, не дай бог, двери при транспортировке поцарапали! В такие минуты Мишель превращалась в разъяренную львицу.

Она посмотрела на часы – осталось ровно шесть минут. Главное, чтобы не произошло еще что-нибудь неожиданное. Например, в отеле не вырубился Интернет.

Мишель включила компьютер и быстро нашла то, что искала. На экране появилась фотография манекена, облаченного в шикарную шубу.

Excellent! Glamorous Natural White Pearl F/L Mink Coat.

Методично щелкал хронометр, равнодушно отсчитывая последние минуты до окончания торга:

5 m 35 s

5 m 34 s

5 m 33 s

Секунды исчезали одна за другой. Но только непосвященным казалось, что одна цифра сменяет другую слишком быстро. Для охотников, которые в эти мгновения по всему миру затаились возле своих компьютеров, каждая секунда казалась вечностью.

Желающих приобрести практически новую норковую шубу модного оттенка шампань со стартовой ценой ровно сто долларов нашлось много. Ставки повышались более тридцати раз. Но первые покупатели в счет не шли – их ставки были смешны и несерьезны. Не более десяти долларов. Чуть позже, в последние часы, в игру вступили профессионалы – некоторые из них набрасывали сразу не меньше пятидесяти.

У Мишель существовала своя стратегия победы – хладнокровно дождаться последней минуты аукциона, выйти из тени и молниеносно нанести сокрушительный удар, опередив всех хотя бы на один доллар. Этот красивый и эффектный ход она использовала неоднократно, и он почти никогда не подводил. Правда, был еще один вариант участия – играть втемную, то есть втайне назначить максимальную цену, которую готова заплатить за понравившуюся вещь. Мишель никогда не нравилось быть «за занавесом», но именно таких скрытых игроков она всегда опасалась. Потому что никто и никогда не знает, что на уме у другого человека. Торги на eBay лишний раз подтверждали эту простую истину.

3 m 25 s

3 m 24 s

3 m 23 s.

До окончания аукциона оставалось совсем немного.

Некстати Мишель вдруг вспомнила, как купила на eBay свою первую шубу. Тогда она еще даже не знала, что существует целый клан людей, которые за повидавшее виды меховое изделие готовы не спать ночами. Один из основных принципов формулировался так: заплатить мало, но получить самое лучшее. Желательно уникальную историю. И неважно, что чужую.

Мишель стала коллекционером винтажных шуб совершенно случайно. Как-то пару лет назад в Москве было очень жарко и выходить на улицу совсем не хотелось. Мишель много слышала про сайт eBay, но никогда ничего там не покупала, считая, что вещи из вторых рук ей не подходят. Как можно носить шубу, если ты даже не знаешь, в чьих руках и на чьих плечах она побывала? И хотя Мишель была настроена скептически, ее потряс размах виртуальной торговли! Она с интересом начала блуждать по страницам сайта. Неожиданно ее внимание привлек меховой жакет густого коричневого цвета, в котором были удивительно гармонично соединены пушистый песец и короткий блестящий мех норки. В комментариях некий мужчина писал, что он ничего не понимает в шубах, но его тетя попросила помочь ей продать прекрасную вещь – меховой жакет, подаренный дядей на юбилей свадьбы. Но жакет настолько прекрасен, что тетя каждый раз испытывает огромный стресс, когда все-таки решается его надеть по тому или иному торжественному поводу. Ведь это такая драгоценная вещь! И тетя так боится нанести ей вред! Поэтому носит шубу крайне редко. А это неправильно – шуба должна не томиться в тюрьме, а иметь свой дом, в котором ее будут любить и с удовольствием носить.

Стартовая цена, которую назначил племянник, равнялась ровно ста долларам.

Мишель почувствовала искреннюю симпатию к неизвестной ей женщине, живущей далеко-далеко за океаном. Ведь, несмотря на разницу в возрасте, они были похожи – обе ценили вещи и верили, что в каждой из них есть душа.

Удивительно, но желающих на такую прекрасную вещь не нашлось. Может быть, потому, что стояло жаркое лето и шубами никто не интересовался. Может быть, фотография была не слишком удачной – любительской и размытой. Но как объяснили потом Мишель знатоки eBay, в данном случае сработало простое правило, известное всем любителям азартных игр. А именно: новичкам везет. Действительно, прекрасный меховой жакет достался Мишель без всякого торга за сто долларов плюс стоимость доставки. Но в тот момент, когда она была объявлена победительницей, Мишель почувствовала себя воровкой, которая невзначай обокрала совершенно неизвестную ей тетушку. Поэтому она тут же написала племяннику, мол, извините, что так вышло, я не хотела обидеть вашу тетю. А в ответ получила письмо: «Дорогая мисс, конечно, мой дядя заплатил за эту роскошную вещь не сто долларов, а несколько тысяч, но мы все равно все ужасно рады, что жакет наконец-то нашел дом, в котором его будут любить и, главное, носить!» Как говорится, спасибо за то, что наш жакет наконец-то увидит мир. Мишель тогда чуть не прослезилась. Но больше таких удачных сделок у нее не случалось. Она покупала все почти за настоящую цену. Но Мишель это не волновало. Она только не любила быть битой затаившимся конкурентом, который заранее поставил максимальную цену. Мишель даже иногда пыталась себе представить, что это за человек? Где он живет и как выглядит? И зачем ему нужна та или иная вещь? Он будет ее сам носить или потом выгодно перепродаст? И почему предпочитает не открыто участвовать в торгах, а сидеть в засаде?

1 m 38s

1 m 37s.

Шуба цвета шампанского стоила уже тысячу долларов – огромные деньги по меркам eBау.

И в этот момент у Мишель сдали нервы. Она неожиданно для себя поставила сумму ровно в два раза больше – наверняка все участники виртуального аукциона в разных точках земного шара тут же онемели от неслыханной дерзости и бессмысленного транжирства покупателя под ником Mishel. Но Мишель в последнюю минуту почувствовала: тайный охотник, точнее, охотница, существует. Она уже назначила свою максимальную цену и сейчас совершенно спокойна, потому что уверена – красавица-шуба непременно достанется ей. Разве еще кто-то осмелится дать такую цену? А кто платит больше, тот получает все. Разве нет? Или кто спокоен и сдержан, тому и принадлежит мир? Мишель отчетливо представила, как выглядит ее соперница – спокойная, сдержанная, немного равнодушная. Она даже увидела ее лицо. И сразу узнала. Это была Настя Железнова. Чуть полноватая женщина в белых бесформенных штанах, ни при каких обстоятельствах не теряющая уверенности в собственных силах.

Правда, в какой-то момент перед глазами Мишель появилась совсем другая женщина – тонкая, хрупкая, с надломом, но от этого не менее красивая и, главное, любимая. Кем? Да всеми мужчинами мира одновременно. Ведь именно таких они стремятся изо всех сил спасти. Только почему же тогда хрупкие девушки исчезают первыми? И куда? А может быть, они в какой-то момент превращаются в уверенных женщин со снисходительной улыбкой, непременно облаченных в слегка мятые льняные брюки? Неужели прекрасные феи могут так легко превращаться в ужасных теток? Но зачем? Впрочем, разве жизнь не стоит того, чтобы приспособиться и кардинально измениться?

0 m 36s

0 m 35s.

Пока никто не сделал большей ставки, поэтому покупатель под ником Mishel лидировал. Но последние секунды тянулись как резиновые. Казалось, что каждая последующая длиннее предыдущей раз в сто. «Она умерла от разрыва сердца, торгуясь на eBay», – подумала Мишель и улыбнулась, чтобы приободриться. Точнее, успокоить свое сердце, которое колотилось как бешеное. Но так всегда было на последних секундах аукциона. Иногда Мишель приходило в голову, что если в такие минуты измерить температуру ее тела, то она будет зашкаливать. Мишель вдруг некстати вспомнила, как однажды предложила своей подруге тоже купить шубу на eBay, а в ответ услышала презрительное: «Какой кошмар! Как ты можешь их носить? Вдруг ее с трупа сняли?» В ответ Мишель лишь вежливо кивнула и ничего не стала объяснять. Зачем? Пусть каждый думает так, как хочет. А она была уверена в том, что за каждой шубой скрывается такая мощная история любви, которую ничто не может уничтожить – ни разлука, ни предательство, ни даже смерть. Никто не покупает шубу в минуты отчаяния. Их дарят мужчины женщинам, чтобы выразить всю силу своей любви. Именно поэтому, чтобы ни случилось потом, в каждой шубе, даже самой старой и вытертой, сохраняется энергия страсти.

Мишель почти не сомневалась, что эту удивительно красивую шубу цвета шампанского могла носить только прекрасная хрупкая девушка с длинными волосами.

0 m 02 s

0 m 01 s

Ended. Финал!

В строчке, указывающей имя победителя торгов, высветилось Mishel.

Она знала, что заплатила слишком много, и это была самая неудачная из заключенных сделок. Наверняка все конкуренты Мишель сейчас, иронично улыбаясь, качали головами: «Какой сумасшедшей так понадобилась эта шуба, что она в два раза подняла цену и тем самым нарушила главное правило игры – плати меньше, получай больше?»

Мишель было жалко и денег, и себя, и сердце, которое чуть не разорвалось от волнения. Она чувствовала себя обманутой – ведь, оказывается, никого в засаде и не было. Никто не готов был заплатить за ношеную шубу так дорого, как она. Или все-таки был? Просто немного недооценил ситуацию, слишком поверил в себя, а потому проиграл? «Господи! Зачем я ее купила?» – с тоской вздохнула Мишель.

Но делать было нечего – она победила. А победителей, как известно, не только не судят. Они должны нести всю меру ответственности за свой триумф. Обычно, купив шубу на аукционе, Мишель переживала чувство эйфории, представляя, как новый трофей пополнит ее коллекцию. Но нынешним вечером все было по-другому. Роскошная винтажная шуба из светлой норки почему-то не радовала. Мишель была уверена в том, что никогда не будет ее носить. Даже если шуба окажется в идеальном состоянии. Exellent condition. То есть как новая. Но Мишель не верила этим словам, хотя не было никаких причин, чтобы сомневаться в проверенном и отлично себя зарекомендовавшем продавце. Недаром же ему по результатам отзывов покупателей сайта присудили звание Top Seller. Такую славу нужно заслужить. Но только сейчас Мишель пришло в голову, что новая и почти новая – это совершенно разные вещи. И одно дело писать на чистом листе, и совсем другое – поверх чужих текстов.

«Нет, я не буду ее носить! – произнесла Мишель громко, словно спорила с кем-то, притаившемся в темноте. – Не буду!» – повторила Мишель еще раз. На всякий случай.

Когда спустя пять недель роскошную светлую шубу, тщательно и бережно упакованную в большую коробку, наконец-то доставят, Мишель удивится: как она могла жить без нее? Ведь если и есть шубы мечты, то свою она точно нашла. Идеальный крой, безукоризненное качество меха. Все, как и было обещано, – Exellent condition. И никаких пятен, никакой желтизны, никаких следов прежней владелицы. Разве можно не любить такую вещь? Но все это будет позже. Через пять недель. А сейчас Мишель смотрела на экран компьютера и твердила: «Я не буду ее носить! Я ни за что в жизни не буду ее носить. Сразу же выброшу или продам за копейки!» Она выключила компьютер и пошла спать. А на другой стороне океана в этот момент продавец, несказанно обрадованный столь удачно завершившейся сделкой, вдруг с ужасом обнаружил на шелковой подкладке шубы вышитое витиеватыми буквами имя прежней владелицы – HELEN. И страшно расстроился! Ведь по правилам честной торговли он должен был заранее предупредить покупателей о том, что на изделии сохранилась монограмма. Но переживал продавец недолго. Он тут же позвонил в ателье и рассказал о своей проблеме. Его уверили, что за сорок долларов легко «сотрут» с шубы все отметки прошлого. И продавец снова пришел в отличное расположение духа. Ведь светлые шубы продаются так плохо! А эту не только купили на первом же аукционе, но и еще за баснословную цену. «Нет, конечно, он сумасшедший, этот Mishel», – покачал торговец головой и улыбнулся. Но если бы все в мире были нормальными, кто бы тогда покупал и носил шубы?

Медленно падал снег. Но холодным он не был. Снежинки вспыхивали теплым огнем и напоминали причудливо сплетенное старинное французское кружево, которое имеет лишь один существенный порок – непрочность. Чуть-чуть схватись сильнее, оно тут же треснет, и красота исчезнет. Вместо чудесного узора – дыры с небрежно торчащими обрывками нитей. Вместо ледяного сияния – капелька растаявшей воды.

«Как странно, – подумала Мишель, – как такое может быть, что снег идет в доме? И зачем я сюда пришла? Кто меня здесь ждет? И почему мне так стыдно? Но ничего, я сейчас сделаю то, ради чего явилась, и тут же исчезну. Начну жить по-другому, по-настоящему. Может быть, даже – если повезет – наконец-то буду счастлива. Исчезнет то, что давит сильнее всего и порой даже не дает дышать. Одиночество! Как же я от него устала!»

Мишель оглянулась вокруг и поежилась. Внутри дом имел такой вид, как будто пережил пожар или подвергся варварской отделке экстремистски настроенного дизайнера. Все стены были обшиты обуглившимися темно-коричневыми досками. Рамы и переплеты высоких окон сверкали белой эмалью – как будто их только вчера заново окрасили.

Мишель не могла понять, чего больше в этом шокирующем контрастном сочетании – красоты или уродства. Она сделала пару шагов и чуть не провалилась – обожженные доски под ее ногами треснули. Мишель взглянула на потолок – он был такой же белоснежный, как и оконные рамы. Дом-привидение был выдержан в единой цветовой гамме и явно этим гордился. Вот только, находясь в нем, Мишель испытывала одно-единственное желание – бежать. «Подожди, – приказала она себе. – Сделай то, ради чего ты пришла, а потом можешь уходить. Главное, чтобы никто не узнал, что ты вообще здесь была».

Она снова взглянула себе под ноги – щели между обуглившимися досками были слишком широкими, сантиметра по два. «Надо отремонтировать пол, – подумала Мишель. – Вызвать мастеров, попросить все разобрать, а потом сделать заново. Вот только если будет идти снег, то все бессмысленно – доски сначала разбухнут от излишней влаги, а потом летом высохнут. И тогда щели станут еще больше».

Она обошла огромную комнату. Выглянула в окно. За ним не было ничего – даже стены соседнего дома. «Странно, – подумала Мишель. – Ведь это центр города. Разве такое может быть? Стоит дом, из окон которого не видно ни оживленной трассы, ни помойки, ни сквера. Ничего! Как же здесь живут люди? Они даже не знают, что происходит в городе. А может, это и к лучшему? Ведь если бы папа сейчас узнал, что я пришла в этот дом, то он был бы ужасно недоволен. А мне бы снова стало стыдно – как тогда, много лет назад. Кстати, из-за чего? Нет, я не могу вспомнить. Кажется, из-за какого-то мужчины. Но сейчас я не вспомню его имя. Да это и не важно. Ведь я должна сделать то, ради чего пришла в этот обугленный дом без вида из окна. А потом исчезнуть. Навсегда».

Стало холодно.

Снежинки погасли.

Мишель начала бить дрожь.

«Когда он придет, то я ему ничего не скажу. Не скажу, что совсем скоро я уйду, исчезну, спрячусь, поменяю имя и фамилию – только чтобы он меня не нашел. Но сейчас я не имею права сбежать – ведь я пришла для того, чтобы его спасти. Если не я, то кто? Без меня он пропадет. Бедный Андрей…»

В этот момент раздался звонок. Мишель бросилась к двери, распахнула ее настежь и оцепенела от ужаса.

На пороге стоял Андрей. Он беззвучно плакал. Глаза его сверкали тусклым желтым светом – как будто в них закатились тщательно ограненные янтарные бусины ярко-желтого цвета. Вот только вместо рук из-под широких манжет белоснежной сорочки торчали обрубленные культи.

Крови не было. Но Мишель все равно закричала.

И проснулась.

За окном была середина ночи. Midnight blue. «Я постелю в его доме ковер такого цвета – темно-синий, почти черный, – вздохнула Мишель и отодвинулась на другой край кровати, потому что простыня под ней была влажной. – Если, конечно, я не сойду с ума до рассвета».

У нее уже много лет не было панических атак. Раньше они случались, если она позволяла себе выпить более двух бокалов вина. Тогда сценарий был почти предрешен – Мишель просыпалась ровно в пять часов утра. Голова разрывалась от боли. Тошнота подступала к горлу. А страх буквально сковывал по рукам и ногам – в эти предрассветные часы она ужасно боялась умереть, но гораздо больший страх ей внушала жизнь.

Но сегодня был другой случай. И до рассвета оставалось еще несколько часов…

Глава 8

На следующий день Мишель переехала из отеля в дом Андрея. После долгих размышлений она решила занять одну из гостевых комнат на третьем, мансардном, этаже. Ее порадовало, что в ней нет никакой мебели, кроме нового простеганного широкими стежками матраса. Отделку, по счастью, прежние хозяева тоже не успели закончить – только оштукатурили и загрунтовали стены под покраску. А вот потолок был замечательный – обитый тщательно отшлифованными и покрытыми белым лаком дубовыми досками. И когда на комнату спускались сумерки, он парил над головой, словно парус. Мишель даже казалось, что она слышит шум ветра, но, скорее всего, это просто ветви деревьев бились о крышу. «Интересно, – думала Мишель, лежа на матрасе и глядя на звезды в мансардное окно, – кто же построил этот дом? И почему по всем направлениям провал, а вот с крышей – что с внутренней стороны, что с наружной – полный порядок? Наверное, бандит. Он точно знал, что без хорошей крыши – пропадешь. Как, видимо, и сосед его. Тот вообще, судя по тому, что тщательно окна задраил жалюзи, приготовился к нападению автоматчиков».

Мишель решила не терять время и пригласила замерщиков для установки новых окон. Приехали совсем молодые ребята, тщательно измерили проемы и оформили договор. Обещали все сделать через две недели. Уезжая, они еще раз с неодобрением бросили взгляд и на дом, слишком нагло сияющий синими оконными переплетами, и на Мишель, которая особенно не церемонилась с мастерами, давая четкие указания. «С жиру бесятся! – прочитала она в глазах замерщиков. – Нормальные окна, не дует. А сколько денег в них вбухано! Так нет же, подавай дубовые, сделанные по специальной технологии для влажного климата. Эх, живут же люди! Меняют остекление только потому, что цвет не нравится! Вот гады!»

Ничего такого, конечно, замерщики не сказали. Но Мишель уже давно научилась без слов читать мысли тех, кто зарабатывал деньги на чужих капризах. Иногда эти люди пытались и ее перетянуть на свою сторону – «мол, живут же гады!». Но она никогда на такие провокации не поддавалась, потому что отлично знала, что последует дальше, – сначала ей предложат перейти на «ты», а потом вместе обворовывать хозяев, приписывая несуществующие расходы.

Мишель никогда не воровала. Ей становилось нехорошо от одной мысли, что можно взять чужое. Зачем? К тому же она всегда подсознательно знала – если ты возьмешь чужое, то у тебя тоже отнимут что-то – причем самое дорогое, самое важное. И произойдет это в неподходящий момент, когда ты окончательно расслабишься и даже забудешь, что когда-то, между делом, совершила кражу.

В этот вечер Сава вдруг ни с того ни с чего решил сам приготовить ужин. Сходил в магазин. Где, сопровождаемый удивленными взглядами (неужели это Сава? Или нет, не он? Но как постарел, потолстел!) придирчиво и со знанием дела выбрал рыбу и овощи. В специализированном отделе прихватил бутылку белого вина – причем самого дорогого. (Точно – он! Так он еще и пьет! Кошмар! Вот попса проклятая!)

Все эту сцену со смехом, в лицах он изобразил перед Мишель, пока готовил ужин.

Мишель, сидя за барной стойкой, с интересом слушала его и одновременно пыталась закончить дизайн-проект дома хотя бы в общих чертах. Но ничего не складывалось. Итак, стены – выкрашенные во все оттенки балтийского песка, как и сам дом снаружи. Окна, полы, двери, подоконники – из дуба, тонированного под светлый янтарь. С крышей все ясно, тут без изменений – сланец, чем-то напоминающий прибрежную гальку. А дальше что? Разбавить синим, голубым? Ну да, ну да, так легко можно скатиться до морского стиля. Как говорится, шаг влево, шаг вправо – расстрел. А от красоты до пошлости – так вообще пара миллиметров.

– Они, наверное, думают, что я должен за рыбой идти в своем сценическом костюме с бахромой, с блестками. Да меня в таком виде точно бы в психушку упекли, – продолжал веселиться Сава, втайне радуясь, что его по-прежнему узнают, что он все так же знаменит.

А что покупатели думали про него в тот момент, когда он нюхал рыбу – неважно, главное, что думали, что вообще обратили внимание.

– Савочка, – оторвалась Мишель от ноутбука, – но вы и правда не ходили бы в магазин в этих штанах. Вы же артист, знаменитость.

– А что такого? – Он с искренним недоумением оглядел вытянувшиеся на коленках спортивные штаны. Когда-то они были темно-синими. – Удобно же.

– Ну все-таки… – Мишель задумалась, внимательно глядя на Саву. – А может, нам в холле положить ковер восточный? Цвета мидл найт – середина ночи. Темный-темный, почти черный и немного вытертый.

– Ага, для Андрюхи ковер-самолет, – хохотнул Сава и вытер руки о спортивную майку, такую же застиранную, как и брюки. – Он ему точно пригодится, чтобы вовремя от теток сматываться.

– Но он же говорил, что хочет ковровую дорожку, – растерялась Мишель. – А это будет отличный ковер, шерсть с шелком, сделанный в Центральной Азии. Можно, конечно, купить антикварный, но это дорого, от двадцати тысяч долларов.

– Двадцать тысяч за молью поеденный коврик? – опешил Сава. – Нет, Настьке такое точно не понравится. Она вообще старье не любит – ей подавай все самое новое, самое-самое. Причем за маленькие деньги. В этом ее главный секрет.

– Но ведь Андрей хотел ковер или что-то подобное! – продолжала настаивать Мишель.

Ей совсем не хотелось говорить про Настю. Она предпочитала делать вид, что ее вообще не существует – ни в ее жизни, ни в жизни Андрея.

– Да Андрюха сам не знает, чего хочет. Рассказывала тебе Настька свою теорию про три его решения? Первое – в помойку, второе – тоже. Ну а третье – можно задуматься. Только вот почти никогда до третьего решения дело не доходит. Буксует он, причем все время между первым и вторым. Эх, ты Андрюху не знаешь! Ну вот что, Матильда, давай, закругляйся. Будем ужинать. Немного рыбка моя подгорела, пока ты мне голову пыльными коврами забивала. Но ничего, все равно вкусно. Что ты сидишь? Ты еще даже салат не приготовила. Давай, давай, выключай свою коробку!

Мишель закрыла компьютер. Достала овощи из холодильника – нежно-зеленый салат, помидоры, слишком желтый, как пластиковый, перец. Вымыла, обсушила, нарезала и разложила на блюде. Получилось красиво.

– Просто и живописно, – кивнул Сава. – Молодец!

Он потушил верхний свет. Зажег свечи и разлил вино по стаканам – бокалы искать ему было лень. А Мишель не решилась предложить свою помощь. Да и зачем? Все равно, несмотря на полумрак и всполохи пламени, все это не было похоже на романтический вечер. Скорее, на случайную встречу двух попутчиков в поезде.

Они сидели за барной стойкой и беседовали. Сначала о разных пустяках. Затем обсудили коллег Савы – кто и почему так ужасно поет. Потом поговорили о Москве, из которой в последние годы все так и норовят сбежать – неважно, на теплое море или на холодное, главное, подальше от духоты, пробок и сумасшедшего ритма жизни, от которого рано или поздно почти у всех сердце начинает выскакивать из груди.

– Знаешь, я думаю, может, потому Андрюха сочинять перестал? – задумчиво произнес Сава и подлил себе вина в стакан. – Устал человек. Правда, как-то слишком быстро. Сорок лет – а он весь седой.

– А он разве недавно поседел? – спросила Мишель.

– Да что ты! Сколько я его знаю, он всегда был седой. Но раньше он был молодой. А сейчас как старик – все брюзжит, брюзжит. Впрочем, если говорить честно, то когда мы познакомились, то он уже тоже был не очень веселый. Но у него драма тогда была, страдал он сильно.

– Какая драма?

– Не скажешь никому? Точно? – Сава уже выпил слишком много, а потому не видел ничего предосудительного в том, чтобы выдать тайны своего лучшего друга. – У него была любовь сумасшедшая.

– Когда? Давно?

– Еще в ресторане «Танго», где мы с ним впервые встретились. Нет, не у нас с ним любовь была, что ты! – замахал руками Сава и чуть не опрокинул стакан. – Он тогда от той девушки совсем голову потерял. Но, по слухам, красавица! Как кинозвезда! И любила его тоже. Он ей столько песен посвятил – штук десять! И все отличные, все хиты стопроцентные. Я их потом и купил.

– Как купил? – вздрогнула Мишель. – Зачем?

– Так девушка пропала – по слухам, убили ее. Андрюха горевал так, что чуть не свихнулся. Но тут Настя появилась и быстро все провернула.

– Подожди, Сава, – Мишель неожиданно перешла на «ты». – Получается, что его любимую девушку убили, а он тут же продал песни, которые ей посвятил?

– Получается, что да, – кивнул Сава и с сожалением посмотрел на пустую бутылку. – Надо было две купить. Но ничего, сейчас пошарю в Настасьиных закромах.

– Сава! – прошептала Мишель. – Но это же ужасно. Это же мародерство.

– Почему? – изумился он. – Настька мне как сестра, ну, поругается немного, ничего, от меня не убудет.

– Да я не про бутылку! Я про песни! – Мишель даже покраснела от возмущения. – Как же так можно? Неужели он не понимал, как это мерзко? Или он не любил эту девушку?

– Любил, – кивнул Сава. – Он ее любил, потом еще кто-то ее любил, а потом – бах! – и неизвестно кто убил. Но скорее всего это Князь, так того бандита звали. Ох, времена были! Вот такая история. Страшно?

– Очень. Получается, что друг твой, Сава, страшный человек.

– Нормальный он, нормальный. Не хуже других. Вот тебе сколько лет, Матильда?

– Тридцать.

– А мне сорок пять, а ему – сорок.

– И что? Не поняла.

– А то, Матильда, что девяностые через нас не то чтобы прошли – они по нам прошагали.

– Сава, ты говоришь с таким пафосом, как будто война была, – не смогла сдержаться Мишель. – Но даже на войне такое нельзя оправдать – должно же быть хоть что-то святое.

– Не знаю, я на войне не был. А вот лозунг «без бумажки ты букашка» хорошо усвоил. А бумажка знаешь какая?

– Знаю, Сава, знаю. Деньги, – произнесла Мишель, абсолютно не напрягаясь, в отличие от Савы, который почему-то ужасно разнервничался. Но ей было легко рассуждать про деньги – она отлично помнила, что говорил на эту тему Александр Генрихович. – Меня мой папа учил: чтобы ни было, нельзя продавать душу. А он, как сейчас говорят, «в теме» – адвокат. И сколько всякой грязи видел, что ею город залить можно. Но мне он всегда говорил: каждый сам делает выбор, продаваться ему или сохранить себя.

– Ага, адвокаты, они наговорят! – начал злиться Сава то ли от выпитого, то ли, наоборот, от того, что не хватило, а может, Мишель затронула слишком больную для него тему. – А как выживать прикажешь, когда ни шагу не ступишь без денег? Скажи как? Ты знаешь, как тогда было? Отстреливали без всякого предупреждения. Так что мы все в те годы, считай, действительно тяжело ранены были – то есть те, кому повезло и кого не добили. Вот ты, хорошая дочка хорошего папы, сидишь тут, ковры выбираешь, жить меня учишь, Андрюху осуждаешь. А что ему было делать? Жить негде, денег ни копейки, а тут еще и Ляльку убили. Хорошо хоть он сам живой остался.

– Ее все-таки убили? – тихо спросила Мишель.

– Этого я точно не знаю. Думаю, Андрюха тоже. Да, мы все тогда превратились в мародеров. Он песни продал – я задешево купил. Ну и что? Зато как людей радовали. Мы с гастролей не вылезали – лет десять колесили по стране без остановки. Только совсем недавно немного притормозили.

– Почему?

– Так вышло. Устали, наверное. А может, завод кончился. Нет, так сказать, больше горючего. Страшно… – всхлипнул Сава.

Мишель испугалась, что он сейчас зарыдает, но не выдержала и задала следующий вопрос, рискуя добить и без того тяжелораненого Саву.

– А на что же вы живете? Ты больше не поешь, он ничего не сочиняет. Деньги откуда?

– Так на нас дети работают! – не смутился Сава.

– Кто?! – Мишель показалось, что она ослышалась. Настолько было мерзко то, что она услышала.

– Нет, – засмеялся Сава. – Это совсем другое. Просто мы продюсеры нескольких молодежных групп – такие, знаешь, дурацкие песни в жанре «ты ушла, и я надулся». Андрюха у начинающих композиторов песни за гроши покупает, а я аранжировки делаю.

– А как группы-то называются?

– Нет, – погрозил пальцем Сава. – Этого я тебе никогда не скажу. Это страшная тайна.

– То есть вы, получается, эдакие карабасы-барабасы? А я думала…

– А ты думала «сбитые летчики»? – захохотал Сава.– Так многие считают. Нет, врешь, старую гвардию так просто не убьешь. Мы еще ого-го-го! Но если честно, я бы тебе сказал названия этих группок, но ты нас с Андрюхой уважать перестанешь. Такая, прости господи, дребедень! Но денежки капают. А ты думаешь, на какие деньги сейчас окна ломаешь? Но вообще, Матильда, на эту тему поменьше думай – занимайся своим декором. Вот прекрасное занятие для женщины! Это же мечта! На чужие деньги создавать красоту вокруг! И все тебя уважают. А тут пашешь, пашешь. И вдруг приходит пигалица и заявляет, мол, вы неправильно живете, не так, как мой папа меня учил. Да твой папа, думаю, за свою жизнь столько бандитов из тюрьмы вытащил, что еще хорошенько подумать надо, кто из нас подлец, а кто душевный честный парень.

Мишель не осталось другого выхода, кроме как рассказать про отца. Вернее, про то, как десять лет назад известный адвокат Александр Генрихович Ардов выгнал ее из дома.

Про то, как она писала ему письма.

– Матильда, прочти мне хоть одно, умоляю! – почти прорыдал растроганный и уже очень пьяный Сава. Он все-таки умудрился, между делом, найти бутылку коньяку и почти прикончить ее за то время, пока Мишель рассказывала всю свою историю от начала и до конца. – Вот была бы у меня дочка, может, она бы мне тоже что-то накрапала.

– Нет, не могу, – покачала головой Мишель. – Я их порвала.

– Ой! Порвала! Бедная моя Матильда! – смахнул слезу Сава. – А хочешь я тебе песенку спою? Хочешь?

– Хочу, – кивнула Мишель, у которой в голове подозрительно сильно начало шуметь. Она не заметила, как после вина перешла на коньяк. – Только не называй меня, пожалуйста, Матильдой.

– Какие вопросы! – покорно согласился Сава и раздельно, по словам, как будто разговаривал совсем с маленькой девочкой, произнес: – А. Про. Андрюху. Забудь. Не нужен. Он. Тебе. Нет. У него. Никаких. Решений. Наверное. Никогда. Не будет.

И запел. Тихо-тихо. Какую-то старинную народную песню – Мишель ее не знала. Мелодия была грустной, слишком медленной, в ней слышались отдаленный шум прибоя, робкий голос маленькой серой птички, которая вдруг решила поведать миру о своих чувствах. Когда она начала рассказывать, то даже не надеялась на то, что хоть кто-то ее услышит. Но вся планета вдруг словно притихла, стараясь ни пропустить ни слова, ни вздоха.

Чем тише говоришь, тем больше людей тебя слышат.

Кто это сказал? Мишель не могла вспомнить. А может быть, она сама это придумала именно сейчас, сидя за барной стойкой и слушая, как выводит одну за другой музыкальные фразы ее случайный попутчик.

Рано утром Мишель отправилась на пляж. Ей хотелось отсрочить встречу с Савой, потому что она чувствовала себя немного неловко – уж слишком сильно они вчера открылись друг перед другом. Но на море было холодно – дул ветер, моросил дождь, и Мишель очень быстро замерзла. Пришлось возвращаться. Открывая ворота, она по-прежнему не могла решить, какие первые слова сказать Саве? Может, сделать вид, что ничего такого особенного вчера не произошло?

– Значит, так, Матильда! – чуть не сбил ее с ног Сава, едва она подошла к ступенькам крыльца.

И откуда он только взялся? Прятался под кустами, что ли?

– У меня две новости, – зашептал Сава, пугливо оглядываясь по сторонам.

– Знаю, знаю, одна – хорошая, вторая – плохая.

– Не перебивай! – подпрыгнул Сава, который снова начал скакать, как резиновый мяч. – Обе нормальные. Во-первых, вечером приедет Джулия, и ты должна ее встретить. А сейчас наконец-то явилась Нина Ивановна.

– А кто такая Нина Ивановна?

– Конечно, кто такая Джулия, ты не спрашиваешь. Кто ж не знает эту безголосую куклу! – снова подпрыгнул Сава. – А между тем Нина Ивановна – уникальная женщина. Во-первых, она будет нас кормить. Ее Настя, дай ей бог здоровья, наняла еще перед отъездом. Но Нина Ивановна только сегодня смогла приехать. Наконец-то! Ведь с тобой с голоду помрешь!

– Понятно, это повариха, – кивнула Мишель.

– Какая повариха! – зашипел Сава. – Удивительная женщина! Представь, я ей говорю: «Ну что, Нинок, тряхнем стариной – вы прекрасны, я неотразим?» Так она, вместо того чтобы нахамить или послать меня куда подальше, смутилась! Ты можешь поверить, Матильда, что есть еще на свете женщины, которые способны смущаться? А я-то думал, что они повымерли все, к чертовой матери. Остались только такие, как ты. Им слово, они тебе сто в ответ. Удар держат, как бойцовые собаки.

– Спасибо, Сава, на добром слове, – улыбнулась Мишель, она не могла на него сердиться, несмотря ни на что. – Меня собакой, да еще бойцовой, никто не называл.

– Ну, знаешь, меня мародером тоже.

– Понятно, значит, мы в расчете.

Как выяснилось, Сава ничего не забыл – ни одного сказанного накануне слова. Впрочем, Мишель просто не знала главную особенность актерской памяти – «восторги помню, критику не прощаю».

– Слушай, Матильда, я тебя прошу, называй меня в присутствии Нины Ивановны только Савелием Яковлевичем. Запомнила?

– Хорошо, – кивнула Мишель. – А тебе я, так и быть, разрешаю называть меня Матильдой. А отчество сам придумай.

– Ой, Леопольдовна! Ну и злая ты! – засмеялся Сава и вдруг смутился: – Слушай, а может, мне переодеться? А то, правда, хожу, как бомж в этом костюме растянутом. А я, между прочим, народный артист. Так что ты пока с Ниной Ивановной познакомься, а я быстренько себя в порядок приведу. Уникальная женщина!

«Уникальная женщина» оказалось особой лет сорока, с коротко стриженными волосами цвета, как говорила одна из подруг Мишель, мышиного хвоста и взглядом, в котором в одинаковой пропорции – пятьдесят на пятьдесят – смешались растерянность и нахальство. Мишель женщины подобного типа никогда не нравились – с виду тихие, но могут так себя проявить, что о-го-го! Поэтому она сразу решила, что с Ниной Ивановной надо быть поосторожнее. Вежливость и дистанция – вот два ключевых слова в общении с ней. Никакой дружбы и никаких посиделок за чашкой кофе.

– Хорошо, что вы приехали. Мы с Савой, ой, то есть с Савелием Яковлевичем, уже устали для себя готовить, – церемонно произнесла Мишель и села за стеклянный стол прямо напротив Нины Ивановны.

Она почти наверняка знала, о чем думает сейчас их новая повариха. «Что это за девчонка? Джинсы, майка, волосы растрепанные. Разве такими бывают известные декораторы? Они ведь должны быть стильными и эффектными, в туфлях на высоких каблуках. А в этой нет никакого лоску, никакого шику, вот разве что маникюр в глаза бросается». Чтобы Нина Ивановна могла получше его рассмотреть, Мишель демонстративно положила руки на стол – мол, любуйтесь. Женщина смутилась и покраснела. Мишель поняла, что не ошиблась в своих догадках. Но была настроена миролюбиво, а потому спросила:

– Нина Ивановна, а вы где живете?

– В городе. А сейчас тут буду, хозяйка такие условия поставила – готовить еду, но с проживанием.

Хозяйка – это Настя. Сава – звезда и лучший друг семьи. А вот роль Мишель не до конца пока была понятна Нине Ивановне. Наверное, их обеих наняли – только одну еду готовить, а другую – ремонтом руководить.

– Но я убираться не буду, – на всякий случай пригрозила Нина Ивановна. – Хозяйка сказала, чтобы только готовить.

– Да никто не будет убираться – ни вы, ни я, – снисходительно улыбнулась Мишель. Она отлично поняла, что Нина Ивановна попыталась изобразить и ее прислугой. – Для этого, дорогая моя, есть специально обученные люди. А ваша семья где живет?

Мишель совершенно не интересовало, где и как живет семья Нины Ивановны. Но надо же о чем-то говорить.

– Дочка замуж недавно вышла и уехала в Москву, – с плохо скрываемой гордостью ответила женщина. – А муж умер три года назад. Пил много. Вот и результат.

– Да что вы говорите! – раздался мощный голос Савы. – Какой ужас! Примите мои соболезнования!

Но выражение лица у него было такое, как будто он не сочувствие выражал Нине Ивановне, а поздравлял ее с чем-то замечательным. Да и выглядел он словно жених – в белоснежной сорочке, воротничок которой Сава, видимо, для пущего эффекта приподнял, а на шею повязал розовый платок. Вот только новые голубые джинсы сидели на нем плохо из-за того, что он слишком сильно затянул ремень на своем необъятном животе – видимо, чтобы казаться стройнее. Но результата добился прямо противоположного. Мишель даже начала опасаться, как бы Сава не лопнул на их глазах, как воздушный шарик. Если сделает одно неосторожное движение, то рискует «взорваться» и вылететь из своих слишком маленьких, не по размеру, джинсов.

Но Савелий Яковлевич держался с достоинством. Он величественно подошел к столу и так же неторопливо уселся на стул. Мишель показалось, что она услышала тихий вздох облегчения – дошел, не сплоховал.

– Да, Нина Ивановна, жизнь такая штука – не знаешь, где найдешь, где потеряешь. А пить-то надо в меру, – важно произнес Сава.

– Да где ж она, мера-то? – по привычке загрустила Нина Ивановна. – Все думают, что они-то меру знают, а потом – печальный результат.

– Да, да, согласен, – ничуть не смутился Сава и зачем-то потер свой и без того красный нос. – Но ведь напряжение, знаете, какое у артиста? Ваш муж, кстати, кем был?

– Моряк.

– Ну вот, – продолжал Сава. – И на море напряжение, и на суше тоже. А если рядом нет женщины, которая готова помочь и поддержать, так ведь совсем сил нет. Такое вот сольфеджио, Нина Ивановна. А вы, не сомневаюсь, вкусно готовите?

– Очень, – раскраснелась женщина, но не от смущения, а от гордости. – Я все могу. Любую кухню – русскую, грузинскую, японскую.

– Даже японскую? – умилился Сава.

– А вы не сомневайтесь, я много лет проработала у немцев на круизном судне. Вот всему и научилась.

– Это же надо! Я сразу заметил, что вы – удивительная женщина, Нина Ивановна. Так и сказал Мишель, что повезло нам с вами очень. Сказал я так?

– Да, да, – засмеялась Мишель.

Нина Ивановна как-то сразу расслабилась и повеселела. И сразу стала даже симпатичней.

– А какую еду вы предпочитаете? – спросила она чуть кокетливо у Савы, который даже растерялся, так как был еще не совсем готов к столь стремительной атаке.

– Мне все равно, вы у Мишель спросите. Вот она да, она у нас гурман. Даже еду по цвету составляет – если бледно-зеленый оттенок огурца не сочетается с ярко-красным помидором, то все, она есть не будет!

– Ничего страшного, – не удивилась Нина Ивановна. – У каждого человека свои пищевые фантазии. Их надо уважать.

Мишель опешила от такой неожиданной формулировки.

– Ну, рассказывай быстро, что ты есть будешь, – начал тормошить ее Сава.

Она поняла – он нарочно тянет время. Не признаваться же Нине Ивановне в том, что ему, по большому счету, все равно, что стоит на столе – главное, чтобы побольше и пожирнее.

– Ничего особенного, – начала Мишель, – утром каша овсяная на воде, с орехами и сухофруктами…

– Что-то я ни разу не видел, чтобы ты этой кашей давилась, – не выдержал Сава.

– Савелий Яковлевич, не мешайте! Я, к вашему сведению, такую кашу ела каждый день в кафе. Итак, на обед суп овощной или еще что-то легкое. А вечером – кусок рыбы или мяса. Ну и овощи, естественно, – улыбнулась Мишель.

– Понятно, – важно кивнула Нина Ивановна. – Все правильно и разумно. Поэтому вы такая стройная. Я предпочитаю то же самое, только мясо и рыба на обед, а вечером чай с сухариком или стакан кефира. Попробуйте, тоже очень хорошая диета.