Кинжал раздора Эшли Марина

– Все хорошо, – вздохнул Барт.

– Ты представляешь, – возбужденно заговорил Барт, оставшись с Рафом наедине, – я проснулся, увидел маму и испугался: Женин же спит рядом. Дыхание перехватило, пока не дошло, что это мне снится, а Женевьева у себя дома.

Барт засмеялся. Рафаэль уставился на него удивленно, не мигая.

– Да проснись ты, – толкнул его в грудь Барт, – родители вернулись, наша сегодняшняя вылазка вместе с Женин сорвалась. О, Женин! Я осел.

Барт побежал убирать фигурку «семейного счастья» с подоконника. Рафаэль в прескверном настроении поехал к себе в комнату делать упражнения.

Барт заглянул в приоткрытую дверь в замок. Мама стояла у окна и держала в руках фрагмент расшитой одежды. Кого-то мама ему напоминала. Женевьеву? Нет. Еще печальное, но уже светлое от радости лицо, солнечные лучи из узких окон. О! Кажется, картина такая есть.

– Нравится? – спросил Барт о вышивке.

– Очень! Изумительная работа! Но зачем вы это все вытащили?

– Не знаю. – Барт пожал плечами. – Рассмотреть при свете. Все равно сундук поднимали.

За завтраком отец с Рафаэлем обсуждали пазы, стыковые соединения и виды древесины. Бартоломью просматривал «Бюллетень исторического общества». Отец привез из столицы. Хорошо хоть туда зашел. Ох уж эта мама!

– «Дни истории и культуры»… Меланьи тоже бы мог поучаствовать, – заметил вслух Барт.

– Ну что может показать городской музей? – скептически пожал плечами отец. – Я же тебе объяснял: серьезную выставку не делают из смеси эпох и тематик. А для узкотематической у них нет ни специалистов, ни времени, ни материала достаточно.

– А вместе с нашими экспонатами? – мотнул головой в сторону замка Барт.

– Читай внимательно правила. Оружие и доспехи их не интересуют.

– Ты тоже думал об участии? – поинтересовался Барт.

– Ну конечно. – И отец повернулся к Рафаэлю: – По одним шурупам судить о возрасте нельзя, их могли вкрутить в процессе починки или реставрации. Я видел забавную путаницу с сундуком восемнадцатого века. А шурупы в нем – с мелкой нарезанной вручную резьбой, со смещенным шлицем явно конца семнадцатого…

Барт уставился в «Бюллетень», однако он его не читал. Какая-то смутная идея вертелась у него в голове, но никак не хотела формулироваться. Барт принялся за еду.

Обидно упускать такую возможность. И отец это отметил. Такую чушь иногда выставляют, а людям нравится. Вышитые копии картин, например. Мединос взялся за организацию. Женни сказала, старушки будут в восторге. И вообще женщины. Ох уж эти женщины! Возьми любой век. Полные шкафы платьев. Или сундуки.

Барт хлопнул себя по лбу. Семейство прекратило жевать и уставилось на него.

– Я просто вспомнил кое-что! – Барт улыбнулся.

Рафаэль посмотрел на него с интересом, знакомые нотки прозвучали у брата в голосе: он опять что-то затевает. Они оба с трудом дождались конца завтрака.

– Я знаю, как помирить Медичесов и Мединосов! – заявил Рафу Барт.

– Ты догадался, кто взял кинжал и ножны? – ахнул Рафаэль.

– А! Забудь! Мы никогда не докажем непричастность семей, даже если найдем оружие, – отмахнулся Барт. – Раф, ты мне нужен для другого. Я еще не продумал детали, но это то, что нам надо! И я пойду с Женни на Рождественский бал. Открыто.

Женни вышла на крыльцо. Хорошо, что дождик прекратил капать. Ночь была такая безоблачная и вот – на тебе: небо успело затянуть тучами. Прижимая к груди папку с письмом, которое все-таки вручил ей дедушка, Женни побежала в замок. Сырой промозглый день. В Порт-Пьере все было бы иначе. И у дождя был бы запах моря. Что там мама делает? И отец… А как прошло вчерашнее открытие выставки?

Свою оплошность Женин поняла, когда дверь ей открыла незнакомая женщина со скорбно опущенными уголками губ. Она скользнула по Женин равнодушным взглядом и недовольно сказала, что музей закрыт на зиму, об этом есть объявление на центральном входе.

Ну конечно! Она забыла проверить, на месте ли их условный знак! Женин вытянула шею, увидела Рафаэля в каталке за спиной у женщины и гримасами попыталась ему пояснить, что у нее есть новость.

– Здесь – частное владение! – Дверь перед носом Женевьевы захлопнулась.

Женин побрела обратно.

– Какая наглая теперь молодежь! – возмутилась мама. – Не здороваются, не извиняются. И Рафаэля эта девушка пыталась рассмотреть! Он ей что, зверушка из зоопарка?

– Кто там? – поднял голову отец.

– Какая-то туристка. Написано же, что замок закрыт для посещений, так нет, надо ломиться во все двери.

Раф позади мамы сделал знак Бартоломью.

– Как же я забыл во дворе… Промокнет… – пробормотал Барт, лениво натянул куртку и вышел.

За дверью он ускорился и в несколько прыжков догнал Женин. Они пошли рядом.

– Это мама была? – спросила Женин.

Барт кивнул.

– Что-то случилось? – спросила она, заметив блуждающую на его губах улыбку.

– Нет, все в порядке. – Лукавые искорки сверкнули у Барта в глазах. – Женин! Твой отец любит лесть?

– Да… – Женин почувствовала себя чуть ли не предательницей и стала оправдываться: – Ну… Кому же не понравится похвала за хорошо сделанную работу, даже если похвала слегка преувеличена.

– Мой такой же, – перебил ее Барт. – Деньги ему нужнее, но на них нам рассчитывать не придется! Не с такой затеей. Это – для славы!

Бартоломью взахлеб принялся расписывать ей идею выставки. Распаляясь по ходу рассказа. Он, Женевьева и Рафаэль сделают что-то вроде экспозиции исторического костюма. Из тех платьев, что они нашли в подвале, и тех, что хранятся в сундуке у Мединосов. Сундуки тоже пойдут в дело, не как экспонаты, конечно, а как фон. Это же отдельная – мебельная – тема, а две они не потянут. Платья – то, что надо. Дамы из Министерства культуры и Исторического общества зарыдают от восторга. Жаль, украшений нет. Неважно. Главное, чтоб плакали в присутствии мэра. Он, Барт, все рассчитал. На Рождество выставка будет еще в холле. Мэр скажет речь и споет дифирамбы Медичесам и Мединосам, пожертвовавшим для города и свои материалы, и время, а также приложившим усилия, чтобы организовать экспозицию, которую отметило Министерство культуры. Министерство точно надо подключать: что мэру какое-то Историческое общество. Пусть думает, что их пригласили участвовать в Днях истории и культуры в столице. Достойно представлять Меланьи.

– Он нам предложит оказать всем честь, открыть бал, – заключил Барт, – что мы и сделаем, пока родители будут таять от похвал.

«Ой, я же плохо танцую, – испугалась Женни, которая, конечно, воодушевилась, хотя мало что поняла из его сбивчивой речи. – Придется действительно озаботиться бальным платьем. И туфлями».

– А при чем тут Мединосы? – спросила она.

– Что, нет никакой возможности использовать ваш сундук? – слегка нахмурился Барт.

– Почему? Надо позвонить тете. Если не рассказывать ей подробности, то она наверняка согласится, – раздумывала вслух Женни. – Только это имущество не Мединосов. Это тете досталось от ее мамы, моей бабушки.

– Бабушка – жена Мединоса или нет? – возмутился Барт. – Увяжем как-нибудь. Звони ей. А завтра… Нет, завтра не могу. Послезавтра в пять встречаемся втроем в Большом бальном зале. Как раз закончу с зеркалами. Обсудим все спокойно. А что это у тебя такое? – заметил Барт папку в ее руках.

– Маленький дедушка вспомнил, что у него есть еще одно письмо, кажется, оно имеет отношение к гостям, но косвенное.

– Замечательно! – Барт было потянулся к папке, но передумал: не хотелось объяснять дома, что и откуда он принес. – Захвати послезавтра с собой, Рафаэль обрадуется.

– Ты меня любишь? – вдруг спросила Женни.

«Что же я ему говорю такие глупости, совсем не к месту и не вовремя?»

– Люблю, – серьезно ответил Барт.

Ему хотелось ее поцеловать, но, оглянувшись на замок, он ласково провел ладонью по ее нежной щеке и побежал домой.

Женни стояла и смотрела ему вслед. Барт неловко поскользнулся на мокрой глине холма и чуть не упал, коснувшись рукой земли. Ее неожиданно умилила его неуклюжесть. Однако, посмотрев на папку в своей руке, Женни решила, что, пожалуй, хорошо, что он не взял документ с собой. Испачкал бы.

Два вечера Женевьева грезила, как она заходит в пустой Бальный зал. К ней подходит Бартоломью, в его глазах нежность. Звучит тихая музыка, они танцуют. Одни в громадном помещении… Гм, музыке неоткуда взяться. Но это неважно! Бартоломью ее целует, не в силах сдержать нахлынувших чувств.

– Раф с утра в библиотеке сидит. Сейчас освобожусь, пойдем к нему. Дай мне еще полчаса, – проговорил ей на бегу Барт и тут же заорал кому-то: – Это на другую сторону!

Женни терпеливо смотрела, как рабочие заканчивают укреплять большущие зеркала на стенах Бального зала. Барт суетился, ругался, указывал. Слишком деловой. Он совсем про нее не думает! Как в театре, когда рисовал декорации. Женни не успела лопнуть от ревности, Барт подскочил к ней и бодро пожаловался:

– Ох, не удалось мне поэкспериментировать. Я хотел зеркала вдоль стен немного под углом повесить. Представляешь, танцуешь…

Барт обхватил Женни за талию и сделал с ней несколько «па». Их толкали, Барт не обращал внимания.

– Музыка замолкает…

Они остановились, лицом к уже укрепленным зеркалам.

– А тебе кажется, что стены продолжают двигаться. Наверное, был бы такой эффект.

Женин наклонила голову, пытаясь вообразить, и рассмеялась:

– Кажется, что стены падают. Или что голова кружится…

– Да! – Барт наконец посмотрел ей в глаза тем особенным взглядом, о котором и мечталось ей все эти дни…

– Мама?! – оторвался он от Женин.

– Зашла узнать, как у тебя работа продвигается. А где Рафаэль? – Мама вежливо кивнула Женевьеве.

«Она меня не узнала», – поняла Женин.

Ей стало слегка обидно – мама Бартоломью не обратила на нее никакого внимания.

– Он в библиотеке. Не волнуйся, мы с ним вместе вернемся. У нас еще есть дела. – Барт прочистил горло и решился: – Мама, это Женин. Женин, это мама.

– Очень приятно… – пробормотала Женин смущенно.

Когда Женевьева решилась поднять глаза, мама Бартоломью разглядывала зеркала.

– Добрый день, – раздался знакомый голос.

– Ллойд! – обрадовалась Женин и придумала на ходу: – Тебя-то я и искала! Вот список того, что мне нужно привезти из Порт-Пьера…

Женин потянула Оричеса к выходу, он не сопротивлялся, только оглянулся и посмотрел на Барта с плохо скрываемой иронией.

«Ничего, – подумал Бартоломью, – недолго осталось».

– Это была девушка Ллойда? – все-таки проявила интерес мама.

– Нет, – с каким-то странным ударением ответил Барт.

Если бы она спросила прямо, он бы ей сказал. Точно бы сказал. Но мама не расспрашивала.

Женевьева прижала ухо к плечу, посмотрела так на мир. Пояснила Ллойду:

– Пытаюсь понять, что вышло бы, если бы Бартоломью повесил зеркала под углом, как собирался.

Ллойд снисходительно усмехнулся:

– Он приставал с этой «фантастической» идеей к отцу. Думаешь, кто оплачивает зеркала? Мой старик! Он-то и попросил меня зайти проконтролировать, как бы в его отсутствие Барту не пришла в голову очередная фантазия.

Нельзя сказать, что Ллойд ей не нравился. Женин вздохнула. Но нельзя сказать, что нравился. Бывают же такие люди. Вот Линда Оричес совсем другое дело!

– Как я рада, что у твоей мамы удалась выставка!

– Я тоже! – улыбнулся Ллойд.

На улице Оричес пригладил ладонью волосы и надел кожаную кепку. Посмотрел вопросительно на свою «даму». Куда теперь? Женевьева вытянула из кармана пальто зеленый бархатный берет, встряхнула его, придавая форму, нахлобучила на голову и лихо заломила на бок.

– Где у вас библиотека?

Ллойд рассмеялся. Колоритная персона эта Женни.

– Да знаю я, на кого похожа! – невозмутимо проговорила Женевьева.

Смейтесь, смейтесь, она все равно будет носить этот берет.

– На кого? – заинтересовался Ллойд.

– На Рембрандта. – Женни вздохнула. – Папа меня так поддразнивал из-за берета, а его приятели подхватили.

– Библиотека. Мы пришли, – с сожалением произнес Ллойд. – Ну так что? Не передумала? Точно не хочешь съездить в Порт-Пьер на пару дней?

«Вот бы поехать, – размечталась Женин. – Нет! Разве я могу бросить Маленьких?» Она отрицательно покачала головой, сунула ему бумажку.

– Всего десять книжек. Привези, пожалуйста.

Ллойд пробежал глазами список.

– Хорошо. – Сложил вчетверо, сунул в нагрудный внутренний карман кожаной куртки и похлопал ладонью. – Привезу.

Вообще-то Женни составляла список для Рафаэля. Хотела с ним сначала посоветоваться, какие книги из личного собрания Мединосов им могут помочь. Ладно, пускай Оричес везет все!

Женни распрощалась с Ллойдом и вошла внутрь старого здания с массивной входной дверью. Она и с закрытыми глазами определила бы, что здесь хранятся книги. По особому, приглушенному, только старым библиотекам присущему звуку тишины. Любила она бывать в таких у себя в городе.

– Вам помочь? – вернул ее из ностальгии по Порт-Пьеру с его книжными магазинами и библиотеками негромкий голос.

Женни сдернула свой берет.

– Я ищу Рафаэля Медичеса.

– Он в архиве исторического отдела. По лестнице направо, – ответила ей небольшого роста женщина в длинном жилете.

Женни решила, что архив – это обязательно внизу, и спустилась по покрытой стоптанным ковром лестнице направо вниз. Туалеты, пустой неработающий гардероб, какие-то закрытые двери. И не у кого уточнить. Немноголюдно у них в библиотеке. Женни отправилась наверх. Поднималась, с наслаждением касаясь широких, больше ладони, деревянных перил громадной лестницы. Ей нравились такие здания. На втором этаже Женни заглянула в открытую дверь, прошла между стеллажами и увидела за столом, обитым зеленым сукном, Рафаэля. Он поднял голову и радостно помахал рукой.

Женевьева сняла пальто, берет свой сунула в рукав и стала быстрым шепотом рассказывать новости, которых было всего ничего. Перечень книг пришлось отдать Ллойду, она еще раз напишет, впрочем, какая теперь разница: Оричес привезет все, может, им что-нибудь понадобится для затеи Барта. Маленький дедушка вспомнил про еще один документ, который она два дня таскала с собой, а ей так хотелось показать его Рафаэлю. Хотя мы теперь другим заняты, не кинжалом с ножнами, но она сейчас достанет папку. Стул, который она пододвинула, издал такой неожиданный скрежет о пол, что Женни испуганно обернулась, не помешала ли она кому. Кажется, они одни.

Раф смотрел на нее во все глаза, рядом с ней даже дышать было легче, как на свежем воздухе после душного помещения.

– А я, – перевел он взгляд и кивнул на книги, – набрал всего вперемешку. Кое-что по истории костюма. Каталог оружейного клейма.

– И? – загорелись глаза у Женни.

– Похоже, мы достали из подвала несколько частей от женских головных уборов, вот сижу, пытаюсь определить эпоху. И лишний раз убедился, что кинжал Мединосов был выкован не в Европе. В отличие от ножен.

Рафаэль развернул наконец папку Женевьевы, а она уставилась на репродукции в его книге.

– Странно, – заметила удивленно, – художник неплохо рисовал. Но зачем же он так исказил женские лица. Головы – как огурцы!

Отвлекшийся Раф поначалу не понял, посмотрел на нее, затем в книгу и засмеялся, прикрывая рот рукой.

– Они такие и были. Огурцы, ха-ха. По моде пятнадцатого века знатным дамам полагался высокий лоб. Женщины выдергивали, ну или как-то там убирали нежелательные волосы.

Женни изумленно присмотрелась к изображениям. Бледные печальные лица с тонкими бровями и с поджатыми губами. И открытые большие лбы. Волосы выщипывали? Ой, это же больно! Она расхохоталась неприлично громко для солидного учреждения.

– Ты уже здесь, Женни? Что смешного?

Они не заметили, как подошел Бартоломью.

– Все, я свободен как птица! Все силы на наш проект! – энергично сообщил он им.

– Барт – сумасшедший, – пожаловался Раф Женевьеве. – Невозможно за такой короткий срок обработать имеющийся в наличии материал, даты точно определить.

– Да брось ты! – Барт стоял у них за спиной. – Никто не требует от тебя скрупулезности.

– Позору не оберешься, если специалист заметит, что дата хромает на сотню лет.

– Говоришь ему: «Спасибо большое, как вы нам помогли!» Он и доволен, – не сдавался Барт.

– Конечно, не успеем, если ты будешь распыляться. – взял он в руки «Каталог оружейного клейма» и предложил Рафу: – Давай, свожу тебя в туалет.

Рафаэль вспыхнул. Женин подскочила с криком:

– Только посмотрите: книга, которую отец искал.

Сделала вид, что не слышала слов Барта, чтобы не смущать Рафа. Бросилась к полке и выдернула толстый пыльный фолиант. Золотое крупное тисненое название и правда было ей знакомо по отцовским рассказам, но не в этом дело. Она стояла к братьям спиной и прислушивалась. Они шепотом ругались, потом Барт уговорил Рафа, зашуршали колеса каталки. У Женин слеза скатилась по щеке. Бедный Рафаэль. Проторчал здесь, как в клетке, целый день. Милый, родной, самый лучший в мире, после Бартоломью, конечно. Он расстроится, если увидит, что ей его жалко. Женин шмыгнула носом и открыла книгу, чтобы успокоиться. Так и простояла до самого их возвращения. Ей разонравилось это здание. Громоздкое, неуклюжее, с большими лестницами и туалетом далеко внизу.

– Покажи, что за книга? – спросил появившийся Рафаэль. – А! Знаю. Только поставь на место. В архиве нельзя брать книги с полок. Их предварительно заказываешь, и тебе выдают. Формальность, конечно.

Женни запихнула увесистый том на место.

Компания расположилась за столом.

– Письма сестер Д’Эсте? Это кто такие? – заглянул Бартоломью в записи Рафаэля.

– Были такие знатные дамы. Пятнадцатый век. Думаю выудить из их писем подробности деталей костюмов, для анализа, – пояснил Раф.

– Д’Эсте. Откуда я про них слышал? – задумался Барт. – Леонардо да Винчи рисовал их, что ли.

– Он был придворным художником у Сфорозы из Милана, – подтвердил Раф, – мужа Беатрис Д’Эсте. Ее сестра Изабелла известна тем, что с ней советовались по поводу нарядов даже короли.

– О! – вырвалось у Женни уважительно.

– Королевских шмоток нам не светит показать, однако кое-что и у нас есть. – Барт выложил на стол свои эскизы.

Часа два они просовещались. Барт уже договорился, где он возьмет манекены напрокат. Непонятно, сколько им их понадобится: он же не видел, что в сундуке Мединосов. В крайнем случае сделает дополнительные каркасы из проволоки. Фрагменты вышивок можно вставить в рамки.

– Или в пяльцы! – перебила его Женни. – И дать их манекенам в руки!

Барт кивнул, соглашаясь и сделал пометку в блокноте.

– А что с сундуком? – Он переживал, что экспонатов у них пока мало.

– Я дозвонилась тете. Договорилась. Только кто его привезет? Из Сан-Катарины?

Они подумали об одном и том же человеке.

– Ллойд еще долго здесь ошивался? – спросил Барт хмуро.

– Проводил до библиотеки и все. – Женни злобно прищурилась на случай, если придется отстаивать свою дружбу с Ллойдом.

– Я сам заберу сундук, – решил Барт. – Придумаю что-нибудь.

Библиотека закрывалась, и их ненавязчиво выставили. Барт набил сумку книгами.

– Неужели из архива разрешают брать? – удивилась Женни.

– Рафаэль здесь на особом счету. Ему все разрешают, – похлопал брата по плечу Барт и опять вернулся к волновавшей его теме: – Раф! Ну не зацикливайся ты на точности. Никто не будет читать подписи, все будут только смотреть.

Женевьева переглянулась с Рафаэлем и поняла, что исторический консультант их проекта не во всем согласен с генеральным директором и будет делать все по-своему.

– А как ты спускаешься? – не подумав, спросила у Рафаэля.

Ответил Бартоломью:

– На грузовом лифте для книг.

– Ой, можно с тобой? – выпалила Женин и смутилась: может, это неудобно.

– Лифт маленький, – возразил Барт.

– Можно, – неожиданно ответил Раф.

Барт только плечами пожал. Он втолкнул каталку с Рафаэлем в клеть. Женин втиснулась рядом и села на пол. В полный рост стоять было невозможно. Барт нажал кнопку и побежал вниз. Рафаэль и Женевьева очутились в темноте. Раф вздохнул.

– Мы с тобой две толстые интересные книги, совершающие побег из библиотеки навстречу приключениям! – сказала Женин таинственным шепотом.

– Да. – Раф нашел ее руку и пожал.

«Как жаль, что мы не одна история в одной и той же книге», – вздохнул он.

Лифт остановился, Барт распахнул дверцы. Женин выбралась первой.

Бартоломью освободил Рафаэля из клети лифта. Увидел Женин в берете.

– А ну-ка, дай мне! – Он натянул на себя зеленый бархатный блин, обнял Женин и обернулся к Рафу весело. – Рембрандт и Саския! Похоже?

– Только беретом, – рассмеялся Рафаэль.

– Отдай! – возмутилась Женин.

Барт надел ей берет на макушку, Женин привычным жестом сдвинула его набок.

– Наверное, портной ошибся с выкройкой. Но мне такой большущий нравится! – вздернула она нос. И вообще, она Рембрандт, а не Саския!

Барт смотрел на нее внимательно, как будто первый раз видел.

Рафаэль не захотел дожидаться, пока Бартоломью найдет такси. Барт сунул ему на колени сумку и покатил инвалидное кресло по улице, рассказывая Женин, как начнется их выставка, что скажет мэр, какие именно фразы прозвучат и растопят сердца их родителей…

– Откуда ты знаешь, что он скажет? – Женин улыбнулась.

– Так речь мэру Барт и напишет, и убедит его, что это самые подходящие слова, – рассмеялся Рафаэль и запрокинул голову, чтобы увидеть лицо брата. – Бартоломью! Становился бы ты сам поскорее мэром.

Барт захохотал.

– Всему свое время. Не все сразу, Раф.

Они добрались до небольшой площади.

– Конечно, меня выберут рано или поздно: кого же еще, – самонадеянно заявил Барт.

Женин развеселило отсутствие сомнения в его тоне.

– Великий ты наш деятель! Зачем же ограничивать себя одним городом, шел бы сразу в премьер-министры!

Барт отвлекся, увидев такси. Пробормотал:

– А смысл? Только если для Меланьи это будет нужно… О! Пойду спрошу, не подбросят ли нас до замка.

Он вприпрыжку побежал к машине.

Женни шагнула было за ним, но, оглянувшись на Рафаэля, вернулась. Они смотрели, как Барт оживленно договаривается с водителем, пожимает ему руку.

– Для Бартоломью вне стен Меланьи жизни нет нигде. – Правый глаз Рафаэля опять слегка косил, что придавало и выражению его лица, и его словам шутливый оттенок.

Впрочем, он улыбался. Женни задумчиво улыбнулась в ответ, вспоминая, что же это Раф цитирует. Что-то знакомое.

– Редкая удача! – примчался обратно Барт. – У знакомого шофера брат на днях из нашей мебельной лавочки шкафы кухонные везет в Сан-Катарину.

Барт покатил Рафаэля к автомобилю.

– Я им помогу погрузить-разгрузить, а они мне сундук доставят, – довольно пояснил он. – И мы такую экспозицию сделаем! Наш Меланьи прославится далеко за своими стенами!

Рафаэль и Женевьева дружно рассмеялись.

– Вы чего? – добродушно спросил Барт, распахивая перед Рафом заднюю дверцу.

– Рафаэль только что цитировал Шекспира про Ромео. Очень в тему. Хотя, по привычке братьев Медичесов, передернул смысл, – разулыбалась Женни.

– Шекспира? – удивился Барт, захлопнул дверцу за Женевьевой, уселся впереди, повернулся к ним. – Раф, ты же Шекспира терпеть не можешь?

– За что?

Женни посмотрела на Рафа, но ответил Барт:

– За Макбета. Говорит, что ради красивого сюжета драматург оболгал лучшего из шотландских королей.

– Макбет что, не стремился к власти? – не поняла Женин.

– Конечно, стремился, – включился в разговор Рафаэль, – но не такой ценой! Доблестный и честный воин, он мог убить соперника в поединке, но не старика в постели.

– Откуда ты знаешь… – засомневалась Женин.

– По косвенным событиям тех лет. Шекспир много исказил ради своей идеи, – с горечью сказал Рафаэль. – Взял бы кого-то, кто действительно шел к власти по трупам, разве мало таких было в истории. Ославил великого рыцаря перед потомками. Благородного короля, который защитил страну от норвежского ига и обеспечил ей семнадцать лет безбедного существования.

Женевьева удивленно подняла брови.

– Макбет первый в истории Шотландии защитил права вдов и сирот! Дочерям дал право на наследство! – горячо говорил ей Рафаэль.

– А я считаю – Шекспир прославил Макбета. Кто бы его за благодеяния помнил, – насмешливо заметил Барт. – Ну не мог, значит, Шекспир взять другого короля в герои, знаешь, все эти родственные связи при дворе, тот – шурин короля, тот – прадедушка королевы. Неверный шаг – голова с плеч, не посмотрят, что ты – Шекспир.

– Именно, – закивал Рафаэль. – Выбирая между фактами и желанием угодить своему королю, Шекспир предпочел короля.

– Стюарты считаются потомками Банко, – пояснил он Женевьеве. – Королевскую родню выставил в хорошем свете.

– История запоминается не по научным статьям, которые, впрочем, тоже пристрастны. История переписывается словоблудами литераторами, что поделать, – притворно вздохнул Бартоломью и получил от Рафа по затылку.

– А леди Макбет? – вдруг задумалась Женевьева.

– О ней мало что известно, вдова с ребенком. Ее сын правил какое-то время после отчима. Была ли она так жестока и честолюбива, как в пьесе, летописи умалчивают, – сказал Рафаэль.

– Нет, я не о том. В ее время выдергивали волосы на голове? Это было модно? – наморщила лоб Женевьева, вспоминая даты.

Рафаэль открыл рот.

– Вот правильный подход к жизни! Учись! – рассмеялся Барт и легонько щелкнул брата по лбу. – Нечего ворошить бесполезные для нас сейчас факты. Голова должна быть забита фасонами, модой и историей костюма. Для выставки!

Женин встретилась с веселым взглядом водителя в зеркале заднего вида и покраснела. Вряд ли он прислушивался к их разговору и понял ее глупый вопрос, но она смутилась.

– Гм, не помню. – размышлял Раф, – Одиннадцатый век… Нам же не он нужен, я не искал репродукций…

– Лохматенькие еще ходили, – заверил их Барт.

По приезде Бартоломью уточнил что-то у шофера, и они расстались довольные друг другом.

– Как у тебя это получается? – спросила у приободрившегося Барта Женевьева. – Все, что бы ты ни задумал, моментально идет к тебе в руки.

Барт бросил сумку на порог и притянул к себе Женин. Она обхватила его за шею, подергала за короткие волосы.

– И девушки тоже, – проворчала ревниво.

Барт улыбался.

– У тебя всего одна попытка сказать правильные слова! – заявила строго.

– Мне никто не нужен кроме тебя!

– То-то!