Кинжал раздора Эшли Марина

Рафаэль не успел дослушать воркованье влюбленных, скрипнула дверь. Бартоломью отскочил в темноту, увлекая за собой Женевьеву.

– Меня нет! Придумай что-нибудь, – шепотом сказал брату.

Рафаэль подкатил к двери:

– Привет, мама. Бартоломью вернулся в город, забыл что-то в Бальном зале. Он скоро приедет.

Барт и Женин затаили дыхание. Ворча, что забытое можно забрать утром, а не шататься в потемках, мама захлопнула за младшим сыном дверь. Полоска света погасла. Барт и Женин, взявшись за руки, побежали к Чайной горке. У домика Маленьких остановились. Барт обнял Женин.

От его поцелуя у Женевьевы перехватило дыхание и соскочил с запрокинутой головы берет. Барт поднял его и надел ей на голову.

– Когда мы поженимся? – спросила Женин и испугалась своих слов.

Что же она вечно выдает вслух первое, что приходит на ум, что он про нее сейчас подумает. Женин вспыхнула.

– Скоро, – прошептал Барт, снова целуя ее, – скоро, девочка. На следующий Рождественский бал пойдем мужем и женой.

– До него же месяц всего остался.

– Нет, на этом мы помирим Медичесов с Мединосами. Пока они привыкнут к мысли, что мы вместе, я заработаю деньги. Кучу денег. За лето. Проведу осенний карнавал и сыграем свадьбу. – Он опять ее поцеловал.

– Как долго ждать, – вздохнула Женин, отстраняясь. – Мне пора. Спокойной ночи, Бартоломью.

– До завтра, – сказал он ей вслед.

Женни ворочалась в постели. Вот бы поскорее пожениться! Бартоломью был бы сейчас рядом, как в их путешествии, но теперь она могла бы его обнять, прижаться, поцеловать… Женни наконец уснула.

Барт брел в замок. «Спокойной ночи». Какая спокойная ночь после таких поцелуев. «Как долго ждать». И правда, долго. Он сумеет организовать свадьбу до карнавала. Может, родители чего подкинут. Нет, он сам. Он найдет, как летом заработать. Думай, Барт, думай! Стоп, не сейчас. Все должно идти по плану. Выставка!

Дома он рванулся было к Рафаэлю с тарелкой в руках. Мама возмутилась. Ужин – за столом! Барт проглотил не жуя, чмокнул маму в щеку и исчез в коридоре. Рафаэль не спал, аккуратно переписывал документ Маленького дедушки.

– Раф, кажется, я уловил изюминку, вот смотри. – Барт достал блокнот из нагрудного кармана. Секунду подумав, он запихнул его обратно, взял большой чистый лист из стопки перед Рафаэлем и набросал портрет.

– Похожа! – ахнул Раф.

– Женни – девушка в берете набекрень! – довольно рассмеялся Барт. – Даже если на ней нет берета. Я поймал ее изюминку.

– Она – ангел, – улыбнулся Рафаэль, рассматривая рисунок.

Барт захохотал.

– Если ангел, то с нимбом набекрень!

– Подаришь мне рисунок? – спросил Рафаэль.

Бартоломью опешил. Он был доволен, что ему наконец удалось выразить сущность Женевьевы в портрете. Это был первый удачный рисунок. Но он привык уступать брату: в конце концов, это всего лишь изображение, завтра он прижмет к себе живую, веселую Женни, поцелует в улыбку, нарисует еще миллион ее портретов.

Барт размашисто поставил свои инициалы в правом нижнем углу и щедрым жестом вернул Рафу.

– Держи!

Бартоломью проснулся рано. Новый проект настолько захватил Барта, что и во сне его преследовали какие-то идеи. Он сел, позевал, наяву додумывая воплощение ночных грез. Почувствовал смутное беспокойство. Официальное заявление на участие они еще не подали. Все. Нужно подниматься, заниматься делами.

Бартоломью заказал телефонный разговор со столицей и с заявлением, вложенным в «Бюллетень Исторического общества», пошел к Рафаэлю.

Раф возле кровати делал упражнения с резиновыми жгутами.

– Доброе утро, – ритмично выдохнул он Барту.

– Привет. – Барт перешагнул через ноги брата, подошел к столу и уселся на краешке.

Он вытянул из кипы бумаг портрет девушки в берете набекрень.

– Надеюсь, через год слышать понежнее «Доброе утро», – улыбнулся Барт портрету.

Рафаэль понимал, что Женни – девушка Барта. Он давно уже не ревновал. Почти не ревновал. Но от известия, что еще целый год продлится неопределенность в их отношениях, приятно защемило сердце. Этот ангел будет запархивать к ним в дом, смотреть то удивленно, то смешливо, то нежно. Смеяться его шуткам и слушать его истории. Все будет по-прежнему хотя бы еще год.

Рафаэль с ожесточением взялся за гантели, физическими усилиями вытравляя из головы все мысли.

– Что-нибудь интересное? – Барт отложил портрет и повертел в руках копию документа Маленького дедушки, что вчера старательно снял Раф.

Потный обессилевший Рафаэль лежал на полу. Повернул голову.

– А! Это? Очень!

Он сел.

– Таких памятников бытового письма сохранилось мало. Как только Мединосам удалось заполучить переписку Медичесов? Если бы Мединосы разрешили опубликовать – я бы гарантировал маленькую сенсацию.

– Опубликуешь! – бодро заверил Барт. – Мы всех помирим. Мэр так расхвалит нас и наши семьи за выдающиеся заслуги перед Меланьи, что Медичесам и Мединосам придется пожать друг другу руки. Вставай, проверишь, правильно ли я составил заявление!

Барт пробежал глазами письмо – будущую сенсацию:

– Ну и какое это отношение имеет к кинжалу или гостям? Господин задерживается в поездке, пишет своей жене распоряжения…

– Предполагаю, что новый паж, с которым старый господин Медичес просит жену быть построже и не баловать в его отсутствие, – это тот мальчик, что упоминается в первом письме, тот, которого приедет забирать отец. Возможно, болезнь матери – истинная причина, а возможно – предлог: с ребенком слишком строго обращались в замке, потому что им были недовольны.

Барт нашел упоминание о паже. Перечитал. Медичес сетовал, что тот ни к чему не способен: дикий, пугливый и рассеянный. Что-то сломал. Но мальчик – явно родственник: так о чужих не пишут. И первое письмо подтверждает, что родственник.

– Обычное ворчание дяди на племянника, от которого он ждал сразу больших успехов. Не мог отец ребенка в отместку взять кинжал и ножны. Спрошу сегодня у Маленького дедушки, почему он придает письму значение. – Барт улыбнулся при мысли, что увидит Женевьеву.

Раф тем временем поднялся, сел на кровать, перебрался в кресло и подкатил к столу.

– Ты зайдешь к ним сегодня? – спросил.

– Надо бы. Хочу помочь листья убрать. Представляешь: вчера целуемся, а под ногами шуршат листья. Полон двор. Куда Женин смотрит, – проворчал Барт.

А для Рафа это прозвучало волшебной музыкой: поцелуи под шуршание опавшей листвы. Он вздохнул и начал искать в «Бюллетене» нужную страницу.

– В заявлении все правильно. Но ты понял, что его должен подписать действующий член Исторического общества?

– Подмахнет не глядя! – выхватил бумагу из рук Рафаэля Бартоломью и отправился к отцу.

Он оказался прав. Отец не стал вдаваться в подробности, поверил на слово, что Барт затевает нечто грандиозное, за все ручается, но детали сообщит позже. Требуется только формальная роспись, вот в этой графе.

Улизнуть без участия в семейном завтраке Барту не удалось. Он ждал звонка. И мама была настроена решительно, накрыла не завтрак, а просто обед какой-то.

– Бартоломью, где ты вчера задержался? – как бы невзначай спросила мама.

– Дела, – попробовал отмахнуться Барт.

– Девушка? – мама не отступала.

– Угу, – буркнул Барт, быстро запихивая себе в рот большой кусок хлеба с маслом.

Отец посмотрел на него добродушно, улыбнулся маме.

– Пора ему! Вот я в его годы!

– Не придумывай! – осадила мама мужа. – Бартоломью, мне нужно серьезно с тобой поговорить.

– Да? – изобразил готовность слушать Барт.

Раф прыснул.

– Мимолетные связи, они развращают душу и… – Мама покраснела. – Калечат тело. Нам даны заповеди. «Не прелюбодействуй».

Раф подавился и закашлял.

– Знаю-знаю. И не возжелай чужую жену! Чужой мне не надо! – рассмеялся Барт, пытаясь превратить лекцию о морали в шутку.

Зазвонил телефон. Барт вскочил, чуть не опрокинув стул, и побежал в коридор.

– Бартоломью делом занят! Что ты выдумываешь! – отчитывал маму отец. – А если увлекся кем, то кто же не увлекается в его возрасте.

– Вот именно! – громко сказала мама. – Случайные увлечения до добра не доводят!

– Ш-ш-ш, – махнул Рафаэль, подъехал к дверям и прислушался к разговору брата. – Барту слышно плохо!

Родители замолчали.

– Как? Вы еще не получили нашу заявку? – весело врал в трубку Барт. – Ох, это наша почта в Меланьи! Я сегодня же проверю, отправили ли они конверт. Наверное, все еще у них валяется. Девушка, милая, включите нас, пожалуйста. Как же вы обойдетесь без нашей экспозиции исторического костюма?

Барт чему-то засмеялся.

– Спасибо. На днях получите. Я потороплю. Когда показать комиссии? Да хоть завтра.

Рафаэль схватился за голову и затаил дыхание.

– Если у вас плотное расписание, то можно отложить. Да. И у нас в помещении еще ремонт, а хотелось бы продемонстрировать во всей красе. Да. Перед Рождеством? Великолепно!

Раф с облегчением выдохнул и восхищенно покачал головой.

– Дай пять! – со смехом протянул ему ладонь Барт. – Побежал я на почту отправлять заявку.

– Потом сразу домой? – спросила мама.

– Нет, загляну в Бальный зал, проверю, как убрали.

– И домой?

– Нет, мне манекены нужны для нашей затеи. – Барт начал раздражаться, это что еще за неожиданный контроль.

– У Бартоломью есть голова на плечах! – вступился отец.

– Знаю я эти головы! Посмотри на некоторых наших знакомых! Тоже не тыквы на плечах, – со слезами в голосе запричитала мама. – За минутную слабость они теперь всю жизнь расплачиваются! Женились по залету…

– Мама! Спасибо за завтрак, спасибо за советы. Я тороплюсь.

Он умчался. На почту. В Бальный зал. За манекенами. И – к Женин.

Дверь за Бартоломью захлопнулась. Мама посмотрела в окно. Барт торопился, чуть не бежал. Полы его расстегнутого пальто развевались от резких движений. Мама вздохнула и перевела взгляд.

Рафаэль кружил вокруг стола, собирая посуду.

– Ой… – Он столкнул чашку, но успел подхватить ее довольно ловким движением. – Не разбил! – повернулся к родителям.

Мама видела сейчас только колеса его инвалидного кресла, колеса, тыкающиеся в стол и издающие скрипучие звуки. Она накапала себе лекарства. Закрыться в спальне не успела – отец придержал дверь.

– Что с тобой сегодня? – спросил ласково.

Мама беспомощно посмотрела на него.

– Я так хочу, чтобы у мальчиков жизнь сложилась удачно. Я так боюсь, что Бартоломью наделает глупостей.

– Бартоломью весь в меня, – перебил ее с улыбкой отец. – Он сделает правильный выбор. Как я.

Его слова вызвали совсем другую реакцию, чем он ожидал. У жены слезы закапали из глаз.

– Другая женщина родила бы тебе здорового ребенка, – прошептала она.

– Я не хочу другую женщину и других детей. – Отец все еще пытался успокоить маму. – Никто в болезнях не виноват – это стечение обстоятельств.

– А ты еще Бартоломью одобряешь, мол, ты в его годы… Мы здоровьем своим и своих детей расплачиваемся за грехи.

– Господи, да какие у нас с тобой грехи? – Отец упорно улыбался. – Никто не знает, за что получает свой крест.

Отец погладил ее по голове и поцеловал вместо утешений.

– Я не вовремя? – появился на пороге Рафаэль. – Если я вам понадоблюсь – я в замке, разбираю сундук.

– Тебе помочь? – предложил отец.

– Нет, справлюсь. – Рафаэль не решился посвящать отца в совместную с Женевьевой затею.

Надо будет что-то уточнить – спросит отдельно.

– А ты матери рассказал, что твою статью опубликовали?

– А что тут рассказывать. Закономерный итог наших с Бартоломью усилий, – Раф довольно улыбнулся.

Мама подошла и порывисто поцеловала его в макушку. Он погладил ее по руке, посмотрел своими лучистыми глазами, кивнул и укатил.

– Привет, – появился не слишком веселый Барт в дверях домика Маленьких.

– Ты чем-то расстроен? – подметила Женин.

– Понимаешь, манекены – с головами, – сокрушенно махнул рукой Бартоломью. – Нам их насовсем отдают, и ободраны они не сильно – подкрашу в один миг. Но головы!

Барт топтался и не проходил.

– Ни отвертеть, ни спилить! Я уже присматривался.

Изумленная Женин представила Бартоломью с пилой.

Нет, с топором. Нет, лучше с гильотиной! Она захохотала. Глядя на нее, Барт и сам улыбнулся.

– А зачем им надо рубить головы? – еле смогла выдавить Женевьева.

– Торчат из костюмов. Ничем не задекорированы. Визуально мешают.

– Но ведь те кусочки, что мы нашли, Рафаэль определил как части головных уборов.

– Да это всего лишь небольшие фрагменты, – чуть ли не простонал Барт. – И ты сама предложила вставить их в пяльцы.

– Без мозгов… – Женин постучала себя пальцем по лбу. – Вышивать невозможно. Ну как они будут выглядеть, рукодельницы безголовые?

Барт подумал.

– Авангардно?

Они рассмеялись.

– Не руби головы, – попросила Женин. – Давай обернем их на старинный манер однотонными тканями в цвет платьям. А несколько кусков вышивки можно приделать на видные места. И написать пояснения.

– Попробуем, гений. – Барту даже обидно слегка стало, что такая простая идея не ему пришла в голову, хотя это все женские штучки. – Грабли у вас есть?

Женни пожала плечами.

– Спрошу сейчас у Маленьких. А зачем манекенам грабли?

– Сухие листья нужно убирать, – поучал ее Бартоломью, сгребая листья в кучу.

Женевьеве захотелось вывалять его в этих листьях, такого умного, или обсыпать ими.

– А как же перегнивание в плодородный слой? – поинтересовалась насмешливо.

– Этот процесс происходит годами, в специальных компостных ямах.

– Помедленнее, муж мой, жена усердно конспектирует. – Женин с серьезной миной «записывала» у себя на ладони.

Барт рассмеялся.

– Откуда ты про компост знаешь? – улыбнулась Женин.

– Подрабатывал неподалеку, в пригородном хозяйстве. Они мне потом помогли купить моего Кинжала, – похвастал он.

– Кинжал – красавец! – вспомнила белого коня Женин, и продолжив игру, приготовила ладошку для «записей».

– Какие муж еще пришлет распоряжения?

– Это на тебя письмо так подействовало? – удивился Барт.

Женин не поняла. Бартоломью растолковал ей, что было во втором документе Маленького дедушки, то есть что там особенного вычитал Раф. Барт утрамбовал листья в мешок и выпрямился.

– Как ты думаешь, почему Маленький дедушка этому письму придает значение? Может, Раф чего-то не заметил?

– Узнай у него сам! – предложила Женин и чуть ли не заискивающе спросила: – Ты пообедаешь с нами?

Барт посмотрел на нее и не устоял, согласился.

Прадедушка за обедом шумел: перескакивал с одной темы на другую, путался. Гремел по поводу Медичесов, напуская на себя важность. Женин с жалостью на него смотрела. Сделала попытку заинтересовать его историческим костюмом. Маленький дедушка вообще рассердился. «Надо ему все-таки пить лекарства», – огорчилась она, отвела его после обеда в спальню.

Бартоломью уходить не хотелось, несмотря на то, что Маленький ворчал весь обед и было уже поздно. Он с неохотой поднялся.

– Какой у тебя свитер красивый, – заметила Женни.

– Теплый. Мама из Шотландии привезла. – Барт, не долго думая, стянул свитер и всучил его Женни. – Держи.

Она отнекивалась, но он настоял.

Женни надела. Щеки ее пылали. Глаза сверкали от удовольствия.

Барт сунул руки в рукава своего пальто, застегнул все пуговицы.

– Бартоломью!

– Что? – остановился он на пороге.

– Ничего, – смутилась Женни.

– Я тебя люблю тоже! – улыбнулся он ей и вышел.

– Та-дам… – Женевьева взмахнула руками и закружилась в танце. – Та-дам-там-там.

Представила себя знатной дамой, в платье со свисающими рукавами-типпет. Вот только голова у нее не задекорирована. Придется рубить! Женни тихонько рассмеялась. Ах, какая же она счастливая. Счастливая!

Она налетела на Маленькую бабушку, та совсем неслышно вошла в кухню.

– Дедушке плохо? – испугалась Женни.

– Нет, солнышко. Дедушка задремал. Посматривай на него, а я прилягу.

Прабабушка поковыляла к себе, а Женни, подвернув рукава у свитера, перемыла посуду и заглянула к Маленькому дедушке.

– Джек? – спросил он.

– Джек ушел. Это я, Женни. – Женевьева присела рядышком.

– Время вы убиваете с вашим историческим костюмом. – Прадедушка всерьез сердился: наверное, болело у него что-нибудь. – Ишь чего удумали.

– Я потом тебе объясню, зачем мы это затеяли, – поправила его одеяло Женни. – Расскажи лучше о кинжале и Глазе бури.

Маленький дедушка успокоился и стал рассуждать вслух. Женни слушала. Ну вот. Рафаэль, похоже, опять прав: все значение, что прадедушка придавал письмам, заключалось в том, какие они, Мединосы, ловкие – смогли раздобыть переписку и определить гостей, и какие Медичесы подлые – наверняка обижали собственного племянника.

Но разве можно было этим испортить Женевьеве настроение? Она сняла свитер, повесила на спинку стула у своей кровати. Рукав как бы невзначай оказался на ее подушке. И заснула она абсолютно счастливая. Ну почти. Для полноты счастья не хватало ей таблеток от старости для любимого прадеда.

Бартоломью сделал глупость. Не надо было ему отказываться от обеда, говорить, что он сыт. Тут же посыпались вопросы: а где он пообедал, а у кого. Маму интересовало даже, чем его угощали. Отец не вмешивался: прикрывшись свежей газетой, он тихо давился от смеха. Спас Бартоломью Рафаэль, начавший притворно возмущаться, что по милости того весь день копался в тряпье, а Барт не удосуживается посмотреть результаты. Бартоломью пошел за Рафаэлем в комнату, и тут мама заметила, что он в одной рубашке.

– Я свитер отдал одной знакомой, поносить, – отмахнулся Барт не оборачиваясь.

Которой знакомой, мама не спросила, поняла – той, что накормила обедом.

Отец отложил газету и посмотрел на жену с улыбкой.

– Бартоломью отдал свой любимый свитер, – многозначительно сказала она и, подождав немного, горестно добавила: – Нет у нас больше сына.

У отца улыбка сползла, и лицо вытянулось от удивления.

– Не ожидала, что Бартоломью будет молчать. Не познакомит нас. Семья узнает все последней в городе!

– Ну почему последней? – попробовал пошутить папа. – Уверен, что Рафаэль с первой секунды в курсе происходящего.

Папа пригрозил маме пальцем.

– Только не вздумай их расспрашивать! Ни одного, ни другого!

Мама сердито загремела кастрюлями.

– Да, может, ничего серьезного, вот и не рассказывает, – после молчания предположил отец.

– Точно! – всплеснула руками мама. – Бартоломью что-то не похож на влюбленного.

Она принялась рассуждать.

– Бартоломью – всегда нараспашку. Не видно, чтобы он мучился, страдал, переживал. Довольный жизнью и весь в своих проектах!

Отец облегченно вздохнул. Но это был не конец, а всего лишь начало.

– А вот девушка? – вскрикнула мама. – Бедная девочка! Интересно, мы ее знаем? С ее стороны выглядит все очень серьезно! Заботится, чтобы не ушел голодным. Свитер с его плеча выпросила. А он, паршивец, даже не считает ее кем-то важным, чтобы познакомить с нами!

Мама переживала.

– Он не понимает, как серьезно девушки относятся к любви. Он ее обидит. А каково потом будет девушке? Ох, нужно поговорить с Бартоломью! Чтобы он понял, что с чужими чувствами нужно бережно обращаться. Что есть люди тонкой душевной организации, чуткие…

Отец захохотал:

– Ну, мать, ты определись сначала, за кого ты волнуешься и по какому поводу.

– За обоих! И я себе не прощу, если мой сын сломает кому-то жизнь!

– С утра ты боялась, что жизнь сломают ему.

Отец встал, подошел и обнял жену.

– Давай дадим ему время самому понять, что с ним происходит. Не дави на него!

Она закивала.

Но успокоиться не могла. Нужно что-то предпринимать или подождать? Поворочавшись в постели, мама встала и пошла посмотреть, как там мальчики. В комнате Рафаэля горел свет. Оба склонились над письменным столом. Эскизы, планы, черновики.

– Спать пора! Уже за полночь!

– Мама, очень много работы, – посмотрел на нее один сын.

– Потом отоспимся, после выставки, – повернул свою похожую, но более заросшую голову второй.

«Пора Бартоломью в парикмахерскую», – подумала мама, засыпая.

Бартоломью развернул записку Женевьевы и чуть не рассмеялся вслух. «Женин, Женин».

– Что за адрес? – поинтересовался молодой веселый шофер.

– Сан-Катарина, Цветочная улица, 72.

– У нас в Меланьи тоже есть такая. Возле вокзала. Домов двадцать.

– Тридцать один, – со вздохом уточнил Барт.

Водитель притормозил и окликнул прохожего, выясняя, где у них Цветочная улица.

Дом номер семьдесят два был больших размеров, но обликом своим напоминал домик Маленьких. Бартоломью решил, что у всех Мединосов схожие архитектурные вкусы.

– Джек Смит? За сундуком? – догадалась тетя Женевьевы. – Я как раз с него пыль обтерла.

Барт не удержался и первым делом открыл крышку. Закрыл, потом снова проделал то же самое.

– Подумать только, механизм работает до сих пор, – удивился он мелодичному громкому перезвону.

– Да, – закивала головой тетя. – Уж как наши девочки им не баловались, а не сломали. Умели делать в старину вещи.

Барт рассмотрел сундук со всех сторон. Ощупал, простукал дерево. Хотя чего стучать, уж если «музыка» работает…

– То, что нам надо для выставки! Лучше не придумаешь. И в отличном состоянии! Правильно хранили, – похвалил Барт.

Тетя зарделась от удовольствия.

Барт заглянул внутрь сундука. Какая-то одежда. Пусть Рафаэль с Женевьевой разбираются. Он оформит любую.

Главное, что-то есть. Барт вынул пучок сухой травы, растер пальцами. Старая. Не пахнет.

– Это розмарин, – пояснила тетя, – от моли. С каких же он там времен?