Один из леса Левицкий Андрей
По склону посыпались камни, зашелестели кусты.
– Давай наверх, – сказал я Але. Она упорно молчала. Мы начали подниматься, и вскоре рядом очутился Метис. Оказавшись на одной высоте с нами, он без замаха саданул Але кулаком в лицо, и она, растянувшись на крутом склоне, начала съезжать. Подхватив ее под мышки, я возмутился:
– Ну, на хрена?! Мне ж ее тащить теперь!
– Быстро вверх! – Главарь бандитов спрыгнул на дно.
Я полез дальше, волоча женщину. Голова ее свесилась на грудь, она вяло перебирала ногами, пытаясь помочь мне, явно плохо соображая, что происходит.
Наверху я поддержал Алю за плечи. Кузьма стоял рядом, наставив на нас автомат.
– В меня чего целишься, умник? – проворчал я. – Бабу вам поймал, а он целится.
– Что там, Метис? – спросил Кузьма.
– Конец Рыбе, – донеслось снизу. – Лоб раскроил камнем. Что тут за стволы?
– Там мой «вал», – повысил я голос. – И «калаш» Рыбы. «Вал» внизу не оставь!
Когда Метис полез обратно, неподалеку раздалось:
– Э, чувачеллы!
К нам приближались Калуга и Боров.
– Что у вас? – Охотник встал над расселиной, с любопытством рассматривая нас с Алей. – Что за выстрелы? По-моему, от Гниловки сюда кто-то идет.
– Возвращаемся, – приказал Метис, выбираясь наверх.
У входа в сруб стоял Фара с М-16 на изготовку. На голове его была повязка. Разглядев кровоподтек на скуле Али, он довольно осклабился.
– Где твои люди? – бросил Метис.
– Как выстрелы услышали, послал на чердак охранять подступы. Что у вас?
– А плохо у нас! – заговорил Калуга тоном, который совсем не соответствовал смыслу его слов. – Рыба кончился совсем. Правда, Альку вашу Стас поймал.
– Кто стрелял?
– Рыба упал в овраг, когда падал – случайно шмальнул, – пояснил я. – Он голову себе о камень раскроил. Слушайте, что я думаю: они сюда из Гниловки всем отрядом не пойдут. Ну, стрелял кто-то в болотах… Всякое бывает. Отправят к срубу людей проверить, что к чему, троих или четверых. Идти те будут осторожно, потому что ренегаты, я так понимаю, знают, что вы где-то в этом районе.
– Четверых пошлют, – сказал Кузьма.
– Возможно. Теперь вам нужно решить: либо мы их здесь ждем и упокаиваем, потом уходим быстро. Это даст выигрыш по времени, в Гниловке будут ждать, когда вернутся разведчики, особенно если без шума все сделать, и только потом отправят другую группу. Или уже все вместе выступят…
– Либо вариант: сразу сейчас рвем когти к тропе, – подхватил Калуга. – Разведгруппа сюда придет и никого не увидит, но, когда осмотрится, наши следы найдет. На болоте следы в любом случае остаются, и если среди разведчиков есть понимающий человек – точно заметит. Тогда что? А тогда, чувачеллы, они пойдут следом. У них может быть связь с командиром, уоки-токи какие-то. В этом случае разведчики сразу доложат обстановку.
– Причем разведчики эти будут тут с минуты на минуту, – заключил я. – Решать надо прямо сейчас.
– Связать ее, – велел Метис, кивнув на Алю, более-менее пришедшую в себя.
Она, кажется, собралась закричать, надеясь, что ее услышат идущие из Гниловки люди, но Фара ударил ее в живот. Аля согнулась пополам, он вывернул ее руку за спину, зажал рот ладонью и поволок в сруб.
Метис решил:
– Уходим к тропе. В срубе никто ничего не оставил? Проверьте, чтоб никаких следов. Серый, Павлуша! Спускайтесь живо! Фара!
– Все слышал! – донеслось из сруба. – Я ей руки вяжу.
Меньше чем через минуту мы уже спешили к тропе, по одну сторону от которой на плоском холме стояла Гниловка, а по другую раскинулась топь, где тускло и загадочно светились холодные блеклые огни.
Туман все густел и густел.
Полоска плотной земли были шириной не больше метра. Шли один за другим: Калуга, потом Павлуша, я, Шутер, следом Кузьма, Метис, Аля, Фара, Серый, замыкал Боров. Не топали, почти не переговаривались – Калуга строго предупредил, что говорить можно только в самом крайнем случае. Туман скрадывал звуки, я слышал лишь совсем легкие шаги Шутера да сипловатое, нездоровое дыхание Кузьмы.
Уровень земли слева от тропы становился все выше, и в конце концов там потянулась плоская возвышенность. Теперь мы шли вдоль извилистого обрыва высотой примерно мне по плечо. Из склона его торчали корни и угнездившийся на выступах мелкий кустарник.
А справа раскинулась топь. Ряска, жижа, островки и кочки, местами – черные лужи, будто зияющие провалы. Застывшее мглистое пространство, кажущееся мертвым, настороженно-враждебное и опасное. Я знал, что проходимость болота можно оценить по растительности и наличию воды: если ты не спец в растениях, то надо избегать любых участков, на которых нет деревьев и зарослей. Так вот, тут их вообще не было, только редкие кусты, торчащие прямо из воды.
Калуга, на ходу оглянувшись, негромко бросил:
– Деревня начинается. Теперь молчок!
Силуэты домов замаячили на фоне звездного неба. Серебристый свет ущербной луны облизывал крыши и стены. Избы стояли достаточно далеко от тропы, из окон пары развалюх лился багровый свет – внутри горели костры.
Калуга пошел быстрее, и все ускорили шаг. Я заметил красноватый огонек на крыше одного из темных домов – он погас, снова замерцал. Часовой там, что ли, сидит, прикуривал от зажигалки? Неумеха, огонь надо прикрывать рукой и сигарету держать угольком к ладони.
– Ну и местечко, – пробормотал Шутер сзади так тихо, что, кроме меня, его никто услышал.
Некоторое время назад у меня возникло ощущение настолько легкое, что я не придал ему значения, решил, что показалось. А теперь снова почувствовал тепло на ноге, точнее, на лодыжке. Там повязкой примотан тоник… Не понял, он что, нагревается? С чего вдруг? Это было не жжение, именно тепло, мягкое и даже приятное. Почему-то я вдруг подумал, что тоник ощутил приближение чего-то из глубины болота и изменение температуры – его ответная реакция.
На раскинувшуюся справа топь старался не смотреть. Хотя в тумане там мало что можно было разглядеть, но вид уходящего в серую пелену смутного мертвого мира не внушал оптимизма и бодрости. Тропа изогнулась, огибая большой выступ на склоне, который стал круче и выше. Калуга приостановился, глянул назад, кивнул и пошел дальше, сразу пропав из виду за выступом. Мы потянулись следом. Когда я миновал поворот, рядом захлопали крылья. Шутер шумно вздохнул и сплюнул. Пелену тумана прочертили темные силуэты, беспорядочно снующие низко над нашими головами. Снова тихо захлопали крылья. Походка Калуги не изменилась: он двигался быстро, немного пригнувшись, прижимая к боку «узи», выданный ему Метисом.
– Мыши! – не выдержал Шутер. – Ненавижу!
Кинув взгляд через плечо, я прошептал:
– Заткнись!
Мы поспешили дальше. Мыши сновали над нами, и я все опасался, что одна запутается у кого-нибудь в волосах, человек не выдержит и вскрикнет, а то и заорет в голос. Но ничего такого не произошло, и вскоре стая, которую мы потревожили, осталась позади.
И одновременно впереди слева из темноты выдвинулся силуэт невысокого раскидистого дерева, растущего у самого обрыва. Что-то в его очертаниях не совсем обычно, решил я. Но сейчас подробностей почти не разглядеть, я видел только темную область пространства с отдельными крапинками звезд, проглядывающих меж ветвей. Хотя вот это утолщение… Вроде там что-то засело в ветвях?
Что-то или кто-то. А если там…
Додумать не успел: в том месте сверкнул огонь. И тут же грохот выстрела покатился от обрыва через топь.
Из затылка бегущего впереди Павлуши плеснулось темное. Он резко откинулся назад, ткнувшись в меня. Я машинально оттолкнул его, поднимая «вал», и выкрикнул:
– В кроне! На дереве засели!
Павлуша упал, я перескочил через него, сзади ругнулся споткнувшийся Шутер. «Узи» в руках Калуги часто застучал. Сзади замигали вспышки выстрелов, я тоже открыл огонь по кроне дерева. С криком вниз оттуда слетел человек. Дерево задрожало, затрещало, посыпались ветки, прямо на глазах крона начал худеть, уменьшаться под градом пуль.
– Отставить! Отставить, вашу в душу Леса мать!!! – орал Калуга, первым пришедший в себя. Выпустив «узи», он повернулся, сложил ладони рупором у рта и прокричал: – Не стрелять!
– Прекратить огонь! – громовой голос Метиса прорвался сквозь выстрелы, и они смолкли.
Калуга добавил:
– Ренегаты дозор тут поставили! Сейчас за мной, четко по тропе – ходу!
Соблюдать тишину теперь не было смысла. Охотник рванул вперед, мы за ним, стуча подошвами по земле. За моей спиной раздавалось клацанье – те, кто успел выпустить по дереву весь магазин, перезаряжались.
Мы миновали уже большую часть Гниловки, слева стояли последние дома. Мне показалось, что сзади доносятся приглушенные крики.
– Услышали! – пояснил Калуга на бегу.
– Ясно, что услышали! – ответил я.
– Надо бой принимать! – крикнул Шутер сзади.
– Нет, еще можем уйти! Темп не сбавляем, девчонки!
– Свет сзади! – загудел Боров. Самый высокий, он лучше других видел то, что происходило над обрывом. – Фонарики, дергаются! Сюда бегут!
Как-то резко туман стал еще плотнее. Теперь, вытянув перед собой руку, я с трудом различал пальцы.
– Фонари включить! – приказал Калуга.
Пятна света возникли впереди и сзади. Я свой зажигать не стал: в мокрой взвеси лучи рассеивались, свет клубился, и видно стало чуть ли не хуже, чем раньше.
Туман искажал и поглощал звуки, это нарушало ориентацию в пространстве. Чувства сбоили, иногда я не мог понять, на каком расстоянии позади бежит Шутер… А где Калуга? Маячит что-то темное в тускло-молочной пелене, дергается, подпрыгивает, меняя форму, – вроде он, а может, и нет.
Далеко сзади раздался выстрел и сразу – второй. Над нами свистнула пуля.
– Догоняют! – хрипнул Шутер, как будто это было не очевидно.
Я заметил, что обрыв становится все выше – он уже больше моего роста, метра два. Справа началась низина, и теперь тропа напоминала порог, узкую полку, разделяющую возвышенность, на которой стояла Гниловка, и долину, где была топь.
Крик Фары прозвучал неожиданно:
– Куда, сука?! Стоять!!! Кто ей нож дал?!!
Приглушенное хлюпанье справа… И окрик Метиса:
– Забей на бабу! В топи сгинет!
Сзади снова раздались выстрелы. Мы бежали дальше. Обрыв стал еще выше, я прикинул, что теперь он метра два с половиной, не меньше. Поверхность топи шла примерно в метре справа под ногами, в тумане едва различимая. Туман конденсировался на лице теплыми каплями. Выстрелы не только не смолкали, но становились громче.
– Совсем близко! – снова подал голос Боров. – Они над обрывом, уже почти где мы! Командир, что делаем?
– Бежим!
– Так догоняют! Надо…
Тут я почти перестал слышать его. Нет, Боров не смолк, что-то еще говорил, и не только он, ему отвечали, и стрельба не прекращалась, но теперь звуки до меня едва доносились. Я увидел мерцающих.
Приступ накрыл внезапно, раньше такого не было. Раньше ему всегда предшествовали изменения, которые я научился распознавать: легкий гул и подобие мелкой вибрации в голове. Но сейчас ничего такого не было, либо я прохлопал во время погони… Просто вдруг в сознании, накладываясь на затянутую туманом картинку окружающего, возникли знакомые бледные пятна. Амебы света перемещались, сливаясь и распадаясь. В этот раз они были гораздо ближе, чем обычно. Во время приступов мерцания я всегда видел Лес где-то вдали и мерцающих за его границей. А теперь они были рядом. Не в Лесу – справа, в топи.
Было и еще одно отличие: я продолжал видеть окружающее, мерцание наложилось на него, и при этом я не переставал двигаться и осознавать происходящее вокруг.
Мерцающие ползли параллельно нашему курсу, постепенно приближаясь. Они что, тоже нас преследуют? Или только меня? Или просто движутся в том же направлении?
Я споткнулся, едва не упал, вытянул перед собой руки, налетел на Калугу и толкнул его.
– Осторожно! – рявкнул он.
– Эй, держись! – Шутер ухватил меня за плечо.
Я побежал ровней. Плохо! Туман мешает ориентироваться, а тут еще мерцание началось! Если упаду, бегущие следом налетят на меня, кто-то успеет перескочить, а кто-то обязательно споткнется и тоже упадет. На тропе получится куча-мала, тут-то нас и накроют сверху.
В этот миг нога подвернулась.
Я так и не понял, обо что споткнулся – о камень или выбившийся из земли корень. И только позже догадался, что в этом месте тропа опять круто изогнулась, причем на этот раз влево. Я же этого просто не заметил и, потеряв равновесие, слетел с нее.
Под ногой оказалась пустота. Взмахнув руками, я упал. Раздалось громкое хлюпанье. Из болота в этом месте выступала коряга, которую я мельком разглядел в последний момент, приложившись об нее головой.
Звуки смолкли, свет фонариков потускнел. Опять вспыхнул, пошел волнами, угасая и разгораясь…
Что происходит? Вокруг глухо, будто вату в уши набили. Я понял, что лежу на боку, что плотная грязевая масса медленно тянет меня куда-то. У тропы проходит какое-то болотное течение? А почему так темно? Хотя сверху пробивается свет месяца, но фонарики больше не горят… Где люди? Я попытался сесть, уперся ладонями в дно, встал на четвереньки. Помотал головой. И понял, наконец, что случилось. От удара о корягу потерял сознание – ненадолго, скорее всего, вряд ли дольше, чем на минуту-другую, но этого было достаточно, чтобы остальные убежали далеко вперед.
Выстрелы еще звучали, но сильно в отдалении. Я даже не мог определить направление. Звуки разносились над влажным одеялом тумана, накрывшем болото, отражались от обрыва, шли обратно, накладывались… Это напоминало далекую гулкую канонаду, звучащую разом со всех сторон.
Перебирая руками по мягкому скользкому дну, я медленно повернулся кругом. Сплошной туман вокруг. Туман и грязь. И вода. И ряска. По-моему, обрыв с тропой вот в этом направлении. Причем совсем рядом, далеко меня отнести не могло.
Локтем проверил «вал» на боку – висит себе, никуда не делся. Поковылял к тропе. Колени и ступни глубоко уходили в ил. Тот вдруг разошелся под руками, я ушел в воду с головой. Выпрямился с трудом, едва не захлебнувшись, втянул воздух разинутым ртом и начал плеваться грязью. Рюкзак давил на плечи. С большим трудом я преодолел еще несколько метров. Никакой тропы впереди не было, обрыва тоже, вообще ничего, кроме жижи. Потерялся. Лес забери, я потерялся в топи!
Дно снова начало расползаться, быстро засасывая меня. Я в панике забил ладонями по грязи, уходя все глубже, потом стащил с плеч лямки и скинул рюкзак. Жалко – прямо до слез, но ничего не поделаешь, я сам себе как-то душевно ближе какого-то рюкзака, пусть даже с припасами и аптечкой. Хорошо хоть дневник Травника спрятан за ремнем на спине.
После этого получилось принять вертикальное положение, сначала встать на колени, а потом выпрямиться. Глубина была по пояс. Сделав несколько шагов, я оказался на более твердом участке, углядел справа темное возвышение и похлюпал к нему.
Это оказалась кочка, достаточно крепкая, чтобы выдержать мой вес, но слишком маленькая, чтобы нормально разместиться на ней. Из кочки торчало сухое дерево без листьев, с изогнутым в виде вопросительного знака стволом. Я встал рядом, взявшись за него. Пошарил рукой у бедра – и не нашел «махновки», только ремешок болтался. Ах ты ж – потерял! Любимый ствол! «Вал» на спине, но вряд ли он будет стрелять, сначала из него надо слить воду, еще очень желательно разобрать и почистить. Но «махновка»-то, а? Моя верная «махновка»! Так, спокойно, охотник Стэн, вернее, теперь – болотный проводник Стас. Ничего страшного: ты просто свалился в болото. Ненадолго вырубился. Потерял направление. Люди, с которыми ты двигался, убежали. Куда идти – не знаешь. Сможешь, кстати, определить?.. Я поглядел в небо. Над головой туман был не такой плотный, месяц проглядывал сквозь него пятном размытого света. Где он был, когда бежали по тропе? Вроде над правым плечом и немного сзади. Но тропа извивалась, так что ничего мне это теперь не даст. Днем по солнцу смогу ориентироваться, ночью по месяцу – дохлый номер.
Ладно, что тогда? Оставаться на кочке нельзя, она слишком маленькая. Я просто не смогу торчать тут всю ночь. Нужно найти твердый участок побольше, такой, чтобы на нем, по крайней мере, можно было сесть и к чему-то привалиться спиной. Там провести ночь. Дождаться утра, днем станет видно получше, туман рассеется хотя бы частично. Далеко от обрыва я уйти не мог, в дневном свете смогу разглядеть его. Тогда и вернусь на тропу.
Это программа-минимум, а что делать дальше – сейчас нет смысла обдумывать. Значит, так и будем действовать.
Охотничьим ножом я откромсал часть влажной древесины у основания, сломал дерево, отпилил загнутую верхушку. Получился посох – кривоватый, но легкий и длинный, что важнее. Провернулся на кочке, тыча им вокруг. С этой стороны вроде потверже. Присел, спустив в жижу ноги. Осторожно шагнул. Еще раз. Так, дальше… Ну вот, идем.
Тишина звенящим куполом накрывала топь. Нарушало ее лишь хлюпанье, которое я издавал. Казалось, что от меня звуки расходятся кругами, баламутя туманную пелену. Чьи уши могут их слышать? Кто может сейчас ползти или плыть сюда из молчаливых болотных глубин? Ладно, Стас, попытайся расслабиться и получать удовольствие.
Дважды я едва не проваливался в ил, почти целиком уходил под воду. Вскоре черная каша, сквозь которую брел, стала более жидкой, теперь это была просто вода, в которой болталась грязевая взвесь. Я двигался медленно, иногда плавно сворачивая, стараясь с каждым шагом нащупать впереди более-менее твердое дно, и, если там оказывалась совсем уж ненадежная мякоть, сдерживал движение, останавливался, долго водил палкой вокруг, выискивая более подходящее место.
Провалившись в очередной раз, понял, что не могу высвободить медленно погружающиеся в ил ноги, и припомнил, как в похожей ситуации действовал Михаил. Стараясь не паниковать, чтобы было вообще-то трудновато, положил посох перед собой поперек и навалился на него грудью, перенеся часть веса. Потом стал плавно перемещать палку вперед, подтягиваясь за ней. В конце концов вытащил ноги… и тут мой посох сломался. Я сначала лихорадочно заколотил ладонями и ступнями по поверхности, но быстро взял себя в руки и поплыл.
Хорошо, что почти сразу на пути мне попался зыбун. Я выполз на его мягкую поверхность, плашмя, хватаясь руками за мох, подтянул себя дальше и оказался будто на толстом матрасе, который мягко, едва ощутимо покачивался при каждом движении. Повернул голову влево, вправо. Топь со всех сторон. Ночь, топь и туман. В мглистом небе висит пятно полумесяца, звезды почти не видны.
Но что это там движется слева? Приподнял голову… Ну и громадина! Дыхание перехватило, я затих, вытаращившись на тварь, которая медленно шла по болоту.
Это было что-то большое, темное и горбатое. Как если бы слон брел через топь, по брюхо уйдя в него. Я видел только общие очертания, в передней части светилась полоска – вроде узкого глаза. Правильно, если гляжу на животное сбоку, то второй глаз с другой стороны. Логично, ага. Кто б меня унес подальше от всей этой логики, от топи, тумана, грязи и от неведомого мутанта заодно! Не слон это, конечно. Больше смахивает на черепаху. Теперь, когда я затаил дыхание, стало слышно мерное, тяжелое сопение. Как ледокол, носом сминающий льдины, мутант медленно полз через топь, раздвигая тину, осоку, пробивая зыбуны. Он то ли не замечал, то ли не обращал внимания на человека, наблюдающего за ним.
Я ждал несколько минут, пока движущийся холм не растворился в тумане. За это время успел отдохнуть. Прикинул, а не остаться ли мне здесь на всю ночь, понял, что подо мной стало мокрее, покрутил головой, приподнялся было, упершись локтями в зыбун, но сразу отказался от этой идеи и снова плашмя растянулся на нем.
Зыбун медленно, практически незаметно опускается в воду – вот в чем дело. Если бы он был побольше, то удерживал бы мой вес, но доставшийся мне растительный матрас не очень велик. И он погружается! Засну – и через пару часов захлебнусь. Надо ползти дальше, искать место посуше и потверже.
Который час, я понять не мог, в болоте ощущение времени нарушилось так же, как и чувство ориентации. Хорошо хоть что, когда упал и вырубился, прошел приступ мерцания. Правда, на самом краю зрения иногда начинали маячить светящиеся пятна, но каждый раз, когда я пытался сосредоточиться и получше разглядеть их, они исчезали. Мерещится, наверное. Может, это последствие удара головой?
Зыбун тем временем опустился еще немного ниже. Я потянулся к левой ноге, нащупал повязку с тоником. Вроде не разбил. Кстати, он снова теплый, как тогда, на тропе. В чем причина: это какие-то внутренние химические процессы или тоник чует чье-то приближение?
Я очень внимательно посмотрел по сторонам: впереди что-то темнело. Может, там возвышенность? Надо двигаться в ту сторону.
Осторожно сполз с зыбуна и побрел дальше. Через несколько метров глубина стала меньше, и вскоре я с облегчением достиг места, где вода была всего по колено. К тому же дно стало тверже. Неужели до края топи дошел? Что-то не верится, слишком быстро. Хотя ощущение времени нарушилось, но ведь не целую ночь иду, вон месяц в небе еще высоко. Что, если я, наоборот, попал в самое сердце топи, и в этом месте, куда никто из людей никогда не доходил, есть твердый участок или архипелаг островов?
Интересно, тут кто-то живет?
Вскоре мне почудилось, что стало светлее, – рассеянное, едва заметное сияние лилось откуда-то спереди. Я потер глаза, зажмурился, поморгал, решив, что мерещится, но нет, свет впереди был. Причем непонятно, что это может так светиться. Вроде не костер, но и не фонарь…
Болото выматывает. Идти по нему тяжело – даже тяжелее, чем долгое время незаметно следить за отрядом вооруженных и настороженных людей. Я решил, что нужно остановиться и немного передохнуть, раз уж дно перестало меня засасывать, и теперь, стоя на одном месте, я не рискую уйти в ил, но тут услышал хлюпанье.
Впереди тянулась череда небольших островков, и на одном возник силуэт. Сначала существо двигалось на четвереньках, потом выпрямилось – горбясь, сильно нагнувшись вперед. Ростом мне по грудь, короткая шерсть, вытянутая морда. Шкура его будто дымилась, над загривком и головой поднималось светящееся марево. Мутант парил гнилой дымкой. Что за порода? Никогда слышал про таких. Заметив непрошеного гостя, он снова упал на четыре лапы и рванул ко мне, тихо фыркая.
Я дернул «вал» с плеча. Понимая, что тот почти наверняка не сработает, вдавил спусковой крючок. Неожиданно раздался выстрел. Мутант стремительно приближался. Пули на его теле оставляли мерцающие пятна, из которых плескалась световая дымка. Он прыгнул, широко разбросав передние лапы, обхватил меня. Прямо перед собой я увидел поросшую щетиной большую крысиную морду с человеческими глазами.
Монстр вгрызся в мою ключицу на левом плече. Заорав, я воткнул ему в брюхо охотничий нож, рванул кверху, к грудине, провернул, потом ладонью вбил глубже, так что он ушел в тело до рукояти. Вырвав из моего плеча клок мяса и скрежетнув клыком по кости, мутант отпрянул, опрокинулся навзничь.
Плеснулась вода, ряска заколыхалась вокруг. Я упал на колени. Все плыло и качалось, звезды в небе погасли, месяц стал кривой щелкой тусклого света. Я встал, шатаясь, побрел прочь. Оглянулся. Мутант пытался подняться, загребал длинными лапами воду вокруг. Пройдя еще немного, я повалился лицом в воду. Пополз, чтоб оказаться как можно дальше от этой твари, если она все-таки соберется с силами и начнет преследовать меня. Кровь текла из плеча, его жгло, будто включенным паяльником. Дно стало совсем близко, сантиметров двадцать от поверхности, но в таком состоянии я и здесь могу захлебнуться.
Добравшись до места, где воды уже почти не было, перевернулся на спину. С трудом задрал ногу, закатав штанину непослушными пальцами, стянул повязку с «живокостом». Арт наверняка высох и не действует, но все же… Запихнул его под мокрую, грязную рубашку на плече, прижал к ране. Застонав от боли, снова перевернулся.
Сияние, которое я заметил перед нападением мутанта, стало ярче, источник его был совсем близко. Я лежал на краю большого плоского острова. А свет уютный, такой спокойный… Будто в топи стоит избушка, окна ее светятся, а внутри ждет стол. На нем тарелки с пирожками, варенье, чашки, горячий чайник. Брежу. Мысли плывут, всякая чушь в голову лезет. Свет красно-зеленый и прыгающий, так не может светиться окно избушки. Больше похоже на костер, только оттенки необычные. Не про эти ли огни говорил охотник Калуга? Соберись, Стас, напрягись! Тебе нужно вползти дальше на остров, снять рубашку, перевязать плечо. Только чем? Я весь в грязи, и смыть ее нечем. Зараза попадет в рану… то есть уже попала… А рюкзак с аптечкой остался в топи. Конец, Стас-охотник, это конец.
Я бессвязно, вяло думал обо всем этом – и продолжал ползти. И наконец увидел источник света.
Впереди подковой стояли высокие заросли, в просвете виднелась уединенная поляна. В центре ее горел костер, пламя было красно-зеленым, с оттенком синего. Словно там болотные водоросли горят… Только в болотах ведь не бывает водорослей, правильно? Или бывает? И пахнет непонятно, как-то кисло и с горчинкой.
У костра сидели двое, еще один стоял, все повернули ко мне головы, будто знали, что я сейчас появлюсь. Тоник на моей левой ноге пульсировал теплом.
На незнакомцах были не то юбки, не то набедренные повязки из ветвей, лиан и листьев. Необычно длинноногие и длиннорукие, существа эти – или все же люди? – казались очень худыми. Узкие плечи. Руки и ноги – как палки, обтянутые бледной кожей. Пальцы на руках длинные – ветки, а не пальцы. Большие темные глаза, плоские носы. Все трое лопоухие, с высокими лбами. Вид у них был не угрожающий, но невероятно, до жути необычный.
Тот, что стоял, длинными журавлиными шагами направился ко мне. Стало видно, что ступни у него маленькие и овальные, а пальцы на ногах совсем коротенькие, крошечные. Из-за этого стопы напоминали светлые копытца. Болотный человек склонился надо мной, умные грустные глаза его заглянули в самую душу. И больше я уже ничего не видел.
Глава 12
За болотом. На пути к полигону
Ни боли, ни страха, ни тревоги. Я просто открыл глаза и увидел светло-серое небо в легкой туманной дымке. Ничего не болело, и даже есть не хотелось. Только пить, но совсем немного. С чего это мне так хорошо? В последнее время как-то все время не очень, а тут вдруг – хорошо…
Под головой что-то мягкое. И под спиной. И одежда на мне сухая… Стоп, какая одежда – я раздетый, то есть в одном белье.
С этой мыслью я повернулся на бок. Картинка окружающего, а также воспоминания о событиях ночи начали медленно проявляться в сознании.
Я лежал посреди небольшой укромной поляны, окруженной высокими зарослями. Солнце взошло недавно, но было на удивление тепло для раннего осеннего утра. Тишина. Покой. Безмятежность. Я был накрыт мохнатым одеялом из переплетенных веток и листьев, рядом теплилось кострище. Больше на поляне никого не было. Неподалеку в землю вбиты пять палок, на двух висят мои куртка с рубахой, на третьей – штаны, на других надеты ботинки. Шмотки не то чтобы сияли чистотой, но казались не таким уж грязными, как должно быть после подобной ночи.
Откинув шелестящее листвой одеяло, я встал, еще надеясь, что те трое здесь, просто спят, завернувшись в такие же одеяла… Нет, пуста поляна. Болотные люди ушли.
Ушли, почистив мою одежду, а меня положив у костра. Между воткнутыми в землю палками лежали «вал», нож Михаила и ремень. Рядом на плоском камне – потрепанная тетрадка, на которой стоял бутылек с зеленым тоником, Темнозором.
Я шагнул к ним, но остановился, будто напоровшись на невидимую стену, вспомнив вдруг: рана! Не одна – две! Та, что на ноге, – ладно, она пролечена компрессом и «живокостом», но ведь мутант вырвал у меня клок мяса из плеча!
Повернув голову, скосил глаза. На плече была аккуратная нашлепка из подсохшей зеленой кашицы. Смахивает на перемолотые листья, древесину и траву. Или, возможно, не перемолотых, а пережеванных и склеенных в единую массу какой-то жидкостью… Уж не слюной ли болотного человека?
Я осторожно поддел нашлепку пальцем, попытался приподнять. Нет, прилипла. Может, лучше не трогать? Ведь реально действует, вон рукой почти свободно двигаю, только тянет в плече. И легкое онемение ощущается. Это что же, они мне рану антисептиком обработали и обезболивающим? Неохота сдирать крепко прилипший компресс и смотреть, но есть четкое ощущение: с раной все нормально, она зарастает ускоренными темпами и лучше ее не трогать.
Присев, я оглядел вторую, на ноге. От нее остался только шрам – канавка в коже, которая тоже была залеплена клейкой, успевшей засохнуть растительной кашицей. Все, точно, не буду трогать. Понимаю, не по-взрослому это, нормальный человек должен непонятную гадость с себя сорвать и самостоятельно заняться лечением, но у меня сейчас для этого нет ни условий, ни лекарств, ничего нет. И вообще я – не нормальный человек. Совсем не нормальный, иначе бы в это место и в такую ситуацию не попал.
Решив оставить раны в покое, я принялся быстро одеваться, потому что подумал о том, что, пока торчу здесь, отряд Метиса уходит все дальше. Если, конечно, они живы, ведь ренегаты могли их догнать. Ладно, буду действовать планомерно, как Михаил учил. Оделся? Хорошо. Одежда влажная, что не очень приятно, но на душе так безмятежно, что и это не раздражает. С чего я такой добродушный? Кашица на ранах, кроме прочих полезных свойств, явно еще и обезболивающая. Может, она и мозги успокаивает? Хотя мыслю вроде четко и ясно. Кстати, что там с кулоном, спрятанном в потайном кармашке на ремне?.. Достал, выщелкнул прозрачную пластинку с микросхемой, потрогал осторожно – вроде сухая. Повесил кулон на шею и занялся оружием. Осмотрел вещи, подпоясался, повесил на ремень чехол с Мишиным ножом. Теперь у меня только один клинок, второй остался в грудине болотного мутанта. Зато перчатки на месте, кладем их в карман куртки.
Все это время я размышлял о людях, которых увидел ночью. Никаких предположений на их счет не было, непонятно даже, связаны они с мерцающими или нет. А может, это и есть мерцающие? Доказательства отсутствуют, а возражение одно есть: тут не Лес, а я-то видел мерцающих всегда только в нем. Конечно, за исключением прошлой ночи. Жаль, что никаких следов болотные люди не оставили, только свое растительное одеяло.
Закончив с «валом», я уселся возле камня, на котором лежала тетрадь из тайника Травника, и взял ее. Не знаю почему, но у меня создалось впечатление, что тетрадь ночью не раз листали. Любопытно, смогли болотники прочесть абракадабру в дневнике? Или они читать не умеют? Вообще, к кому эти существа ближе, к зверям или к людям? Я припомнил большие умные глаза того, кто склонился надо мной этой ночью, и решил, что трое незнакомцев уж точно не звери и не дикари.
Перелистнув несколько страниц дневника, сунул его за ремень, а бутылек с тоником (тот, кстати, снова был холодным) – в карман. Возле камня лежали три клубня и свернутый зеленый лист. Это мне такой завтрак оставили? Непонятно даже, овощ или фрукт, смахивает на красный салатный лук, но форма более вытянутая, да и мягковатый для лука. Есть хотелось все сильнее, и я решил рискнуть: укусил один клубень. Вкус оказался необычный – среднее между неострым луком и яблоком. Вкусно, в общем, хотя с голодухи почти все таким кажется. Сверху была желтоватая мякоть, а в центре пустота, наполненная густой терпкой жидкостью, то есть соком, в котором плавал мягкий зеленый орешек. Любопытный харч – и голод, и жажду разом утоляет.
Я съел два клубня, а третий вместе с парой орешков положил в карман. Развернул древесный лист, который лежал рядом с клубнями. Внутри была зеленоватая кашица – кажется, та же самая, которой обработали мои раны. Ага, еще один подарок. Подняв лист на ладони, понюхал его и ощутил слабый цветочный аромат. Пригодится. Тщательно свернув лист, положил в карман.
Осмотрел кострище и понял, что ночью мне не показалось, там сгорали не только ветки. В пепле нашлись не до конца прогоревшие скрученные спиралью ленты, похожие на остатки водорослей. Что за болотное растение может так гореть, добавляя огню зеленоватый и синеватый оттенки, я понятия не имел.
Сквозь туманную дымку проглядывало тусклое пятно солнца. Припомнив, где оно было вчера вечером и как мы шли тогда, я через прореху в зарослях покинул поляну и обошел островок по кругу. От него примерно в том направлении, куда, как я полагал, двигался отряд Метиса, тянулась гряда желтых глинистых отмелей и больших, твердых с виду, кочек. Вот по ним и пойду, подумал я, все еще ощущая необычное спокойствие, почти безмятежность.
Но спокойствие не мешало возникшей этим утром твердой уверенности в своих силах. Может, и она – следствие действия лекарства болотных людей? Неважно. Главное – я точно знал, что скоро разберусь со всей этой ситуацией, сделаю то, что хочу сделать, и получу ответы на вопросы. По крайней мере, на часть из них.
Болото почти закончилось, теперь лишь изредка на пути попадались топкие участки. Я шел по густой подстилке из травы и мха – буро-желтой, пышной, мягко пружинящей под ногами. Обходил лужи и островки зарослей, вдыхая пряный воздух, наполненный легкой, прохладной осенней свежестью.
Остановился, когда увидел впереди дерево. Не мутант, обычный дуб. Крона его будто горела, покрытая ярко-красными и желтыми листьями.
Под деревом стояли двое. Я прищурился, вглядываясь: что это они там делают?
Двое бродяг – настоящие такие, замшелые бродяги вроде того старика, у которого на Черном Рынке прикупил «погремуху», только помоложе, – топтались на одном месте, задрав головы, и громко переговаривались. У одного, толстого и с лысиной, за спиной был рюкзак, у второго, высокого и сутулого, – охотничье ружье. Он как раз поднял с земли камень и запустил им в крону.
Потом они замерли, наблюдая. Несколько секунд было тихо, затем камень прилетел обратно и угодил сутулому по плечу. Тот вскрикнул, затанцевал под деревом, грозя вверх кулаками, схватился за ружье.
Из-за густой листвы я не мог разглядеть, кто засел в кроне. А бродяги очень заняты, вон с каким азартом дерево штурмуют – позабыли, что надо округу контролировать. Это значит, смогу подобраться незамеченным почти вплотную. Как говорится: если ты не воспользуешься чужой ошибкой, ею воспользуется кто-нибудь другой. Поэтому воспользуемся…
Двое бродяг стояли сейчас спиной ко мне, и я, перехватив удобнее «вал», направился к дереву. Толстый что-то сказал сутулому, покачал головой, и его спутник снова повесил на плечо ружье, из которого уже собрался выстрелить в крону. Тогда толстый, скинув рюкзак, полез на дерево.
Для мужика с такой комплекцией двигался он очень шустро. Раз-два, раз-два… Бродяга уже почти целиком скрылся в кроне, когда ноги его вдруг дернулись и он повис на руках. Его что, ударил кто-то сверху, каблуком в лоб пихнул? Ничего не вижу в этой листве!
Все-таки толстый не упал, сумел подтянуться. Раздался хруст и треск веток, посыпались листья, крона затряслась – и потом вниз кто-то свалился. Следом прыгнул толстый. Тот, кто упал первым, вскочил, и высокий сутулый сделал ему подножку…
Не ему – ей! Это была Аля. Грязная и вся в листьях, но я сразу узнал ее, потому что к этому моменту находился уже близко.
– Баба! Ей-Лесу – баба! – восторженно засипел сутулый таким тоном, будто увидел чудо-юдо, невиданного мутанта, а не молодую самку человеческого вида. – Свезло! Я ж сто лет уже не…
– Держи ее! – прикрикнул толстый. – Сбежит!
– Ты держи – я раздеваю!
– Ты держи! – возмутился толстяк. – Я, я раздеваю! Я ее с дерева стащил, поэтому я первый!
– Идите вы в Лес, вонючки! – донесся гневный крик Али.
Я находился уже за спинами бродяг, которые ничего не слышали и не видели, кроме своей добычи. Они присели, почти закрыв от меня женщину. Ноги ее дергались. Толстый зачастил:
– Расстегивай, расстегивай… Ты на голову ей сядешь… нет, лучше так…
– Нет, лучше по-другому, – перебил я. – Давайте так: сейчас оба получаете по голове и убегаете. Рюкзак со стволом оставляете здесь. Зато живые, это всегда ценно.
– Чего-о?! – они разом повернулись.
Я начал с того, у кого было ружье, старенькая двуствольная ИЖ-43 – «ежик». Когда сутулый выпрямился, врезал ему прикладом в голову. Он как стоял так и рухнул на землю. Сотрясения мозга, наверное, все же не получил, не настолько сильный был удар, но голову я ему рассадил знатно. Потекла кровь.
Толстый, оказавшийся на удивление юрким малым, хватанул нож из кармана. Клац! – выщелкнулось лезвие. Я повернул «вал» и плашмя вмазал ему прикладом по лицу. Нос бродяги, и без того не изящный, стал напоминать раздавленную сливу.
– А-а-а! – завопил он.
Сжав пухлое запястье, я крутанул его руку, вырвал нож и врезал носком ботинка по колену. Толстый попятился, припадая на ногу и держась за лицо. Сутулый хрипел, пытаясь встать.
Аля вскочила, застегивая штаны, и сзади с размаху саданула толстому кулаком по загривку. Он снова начал поворачиваться, неловко из-за поврежденного колена, она ударила еще раз – по уху, а потом угодила по прижатой к разбитому носу руке, впечатала ее в лицо. Толстый замычал от боли, вращая глазами и шатаясь. Сутулый встал на четвереньки, и носок сапога Али врезал ему по заду, потом – по ребрам. Женщина схватилась за ружье, которое болталось на плече у сутулого, рванула, ремешком выворачивая ему руку. Завладев оружием, навела на бродягу.
– Ладно, хватит! – Я, быстро шагнув вперед, схватил за ствол оружие, отвел его в сторону.
– Пристрелю собаку! – Ее лицо пылало, глаза сверкали.
– Они и правда собаки. – Я удерживал ружье так, чтобы ствол смотрел в дерево. – Просто блохастые бродячие собаки… но пусть живут.
Она глубоко вздохнула, выдохнула. Опустила ружье. Тогда я, повернувшись к толстому, приказал:
– Рюкзак на землю – раз. Подымай приятеля – два. Чешите отсюда во все четыре лопатки – три. Минуту даю, потом начнем стрельбу по движущимся мишеням.
– Там припасы, мы без них загнемся! – загундосил он.
– Быстро! – Я подался к нему, поднимая ствол «вала».
Он отскочил, едва не упав, и принялся стягивать лямки рюкзака.
Меньше чем через минуту мы с Алей наблюдали за тем, как два силуэта поспешно удаляются от дуба с пылающей желто-красной кроной. Когда их совсем не стало видно, женщина повернулась ко мне и сказала:
– Ты меня обманул.
– В чем это?
– У себя спроси в чем.
– Объясни, – пожал я плечами.
Встав передо мной, она повесила «ежик» на плечо, уперла руки в бока и заговорила, гневно раздувая ноздри:
– В том овраге ты мне пообещал, что поможешь сбежать! Но не помог!
– Потому что ты сама сбежала. Я просто не успел. Что еще за бабские глупости? Сбежала – молодцом, нечего претензии…
– Это не бабские глупости! Это… – Ее голос почти сорвался на визг, но потом Аля снова глубоко вздохнула, медленно выдохнула – и вдруг сдулась, как воздушный шарик. Плечи поникли, она ссутулилась, обхватила себя за плечи. Стало видно, как на самом деле она устала, как напугана, как хочет вернуться к своим…
– Ладно, расслабься, боевая наша. – Я провел пальцем по ее щеке, посмотрел и вытер о штанину. – Тебе помыться надо.
– Очень хочется есть, – почти жалобно произнесла Аля и присела над рюкзаком толстого.
Пока она копалась там, я обошел дерево. Двух бродяг уже не было видно, и я сомневался, что они попытаются тихо вернуться и напасть – огнестрела у них нет, а у нас аж два. Теперь эта парочка запросто могла погибнуть… И это было их личной, совершенно меня не колышущей проблемой. Сочувствия бродяги не вызывали никакого: можно уважать волка, но не шакалов.
Сорвав травинку, я сунул ее в зубы и привалился спиной к дереву. Дуб рос на краю пустоши, испещренной рытвинами и лужами, травяными буграми и кучами черной земли. Кое-где рос чахлый кустарник или отдельно стоящие деревья. Высокое светло-серое небо было холодным и чистым. Я замер, впитывая в себя эту картину, вдыхая густой запах чернозема и прелой листвы. От ветра зашелестела крона над головой, несколько листьев упало на землю, и один, ярко-желтый, с красными прожилками, похожими на кровяные сосуды, качаясь, опустился мне на плечо. Оно, кстати, совсем не болит, как и нога, – мазь болотных людей сделала чудо. А может, и не только мазь, может, пока я спал, они как-то еще обработали раны. Я медленно, глубоко вдохнул, прикрыв глаза, постоял несколько секунд в ясной осенней тишине, потом стряхнул лист с плеча и пошел назад.
Аля накинула старую шерстяную куртку одного из бродяг, раньше притороченную к рюкзаку. В нем, кстати, оказалось мало чего ценного… Завернутый в тряпицу кусок сала с настораживающим запахом, несколько сухарей, кухонный нож с наполовину сломанным клинком, пара огурцов, обрывок газеты с солью, а еще – влажный спичечный коробок, железная фляга со смятым боком, обмылок да три патрона к «ежику». Женщина разложила все это на пустом рюкзаке и села, поджав ноги. Когда я подошел, она пыталась тупым ножом ср езать с сала подпорченный слой.
Я устроился так, чтобы видеть и болото, и равнину. Положив «вал» рядом, отобрал у Али сало и достал свой нож. Пока нарезал, она открыла флягу, понюхала. Сделала глоток.
– Что там? – спросил я.
– Вода.
– Хорошо. Я боялся, что самогон. Можно мне?
Женщина отдала мне флягу, схватила сало с сухарем и стала есть, громко хрустя.
– На тропе Фара крикнул, что у тебя нож, – припомнил я. – Это ему померещилось или правда?
– Правда, – промямлила она с набитым ртом. – Только потом в болоте потеряла.
– А где взяла?
Читать бесплатно другие книги:
