Мир пятого солнца Посняков Андрей

Заговорил… Нет, говорила Мо – и все больше, больше и больше! Сотник только поддакивал да направлял беседу в нужное русло. И, надо сказать, был удивлен, насколько много знала эта девчонка, какая-то жрица, отнюдь не из самых старших, каких много при любом храме.

– Откуда?! Откуда ты все это знаешь? С тобой что – советовались о своих сокровенных мечтах такие большие люди?!

– Скажешь тоже – советовались! – подогреваемая любовными ласками девушка польщенно смеялась. – Сказать по правде, они и не замечали меня… Как не замечают вещь. Зато я все примечала! Знаешь, у меня крепкая грудь и гибкое тело – я делю постель не только с тобой, о нет… Великие жрецы и сановники мной тоже не брезгуют.

– И все тебе рассказывают? Не поверю!

– Ты прав, не рассказывают. Но разговаривают друг с другом вполне откровенно, обсуждают какие-то важные дела, размышляют вслух. Я же – никто! Вещь… Камень… Статуя… Как, впрочем, и ты.

А ведь все верно сказала.

Еще там, в той далекой, пустой и никчемной жизни, Перепелкин тоже не замечал простых людей – нет, не секретаршу – уборщиц, сторожей, грузчиков… Да и кто их замечает? Что там, что здесь. А вот ведь надо бы замечать, надо бы! Если они не добились в жизни того, что по какой-то странной, необъяснимой причине считается жизненным успехом, то это вовсе не значит, что все эти люди тупы и ненаблюдательны. Вовсе даже наоборот!

Откровенно поговорив с девушкой, Асотль в принципе не узнал ничего нового, о чем бы уже не догадался сам. Так, одни лишь подтверждения этому да имена участвующих в заговоре сановников и жрецов, в числе которых был и военачальник Микис Чипильцин с четырьмя своими заместителями, и главные жрецы храма Уицилопочтли, и некоторые старосты городских районов, и еще много жрецов из других храмов далеко не самых последних богов и богинь: Тескатлипоки, Тлалока, Чальчиуитликуэ…

Этим-то чего надо, ведь все вроде бы есть?

Ясно чего. Власти! Которой почему-то никогда не бывает мало, и всегда кажется, что «самый главный начальник» – не важно, как его зовут – племенной вождь, премьер-министр, президент, император, – ее, этой власти, пусть даже немного, но недостает, и оттого обидно, прямо до слез, оттого заговоры. И, наверное, тому, кто попробовал власть, уже и не нужно денег, была бы она, как написано у Шолохова, «властушка». Хотя власть без денег чувствует себя плохо… Как и деньги без власти.

Кстати, ясно стало, – хотя, наверное, и было, – зачем заговорщикам нужен был тот сын вождя, что когда-то пропал в Коулакане, – искали знамя!

Асотль встретился с главным жрецом храма Тескатлипоки – тем самым неизвестным, с кем разговаривал и в прошлый раз, – в южном притворе святилища, месте, надо сказать, достаточно мрачном и – особенно сегодня – прямо-таки пропахшем кровью.

Для начала собеседник, как и в прошлый раз, снова напомнил юноше о его судьбе, совсем не завидной без посторонней – их, заговорщиков, – помощи.

– Ты можешь, конечно, пойти донести, – глухо говорил жрец. – Но мы все равно возьмем власть, и тогда…

– Я понимаю.

– Рад, что тебе не нужно долго объяснять. Хочу только добавить, что у тебя есть отличная возможность перестать наконец быть чужаком, стать членом нашего могучего клана!

Ну вот – опять она, клановость. Между прочим, такие обещания просто так не даются.

– Что я должен сделать?

– Ничего сложного. Просто убить правителя Теночка.

Жрец произнес это обыденным тоном, как будто речь шла о деле насквозь житейском и давным-давно уже решенном.

– Поразишь его отравленной стрелой.

– Не думаю, чтобы это было несложно. Для начала нужно проникнуть во дворец… или в какой-нибудь храм…

– Проникнешь куда угодно. Воинам будет не до тебя – ведь могучий враг подойдет к самому городу!

– Враг? Но кто, после многих побед, осмелится напасть на нас? Тлашкаланцы слишком далеко… Чалки? Шочимильки? На нас одних они, конечно, напали бы… Но они боятся колуа!

– Вот колуа на нас и нападут!

– Колуа?!

Вот это была новость! Но почему жрец – и вообще заговорщики – так в этом уверен? Ведь ацтеки – верные вассалы правителя Колуакана Ачитомитля, а его дочь только что стала великой жрицей и живой богиней…

«Богиня не может быть живой… только мертвой!»

– Она станет богиней… – собеседник словно откликнулся на мысли юноши. – Великой богиней… Только не живой – мертвой. Завтра на рассвете жрецы принесут ее в жертву Уицилопочтли. Сердце юной девственницы будет очень приятно нашему богу, а ее кожей мы покроем самую красивую статую…

Господи! Ну и упыри! Изуверы, мать их за ногу!

– Но Теночк может и не согласиться на такую жертву…

– Поверь, он уже не сможет ничего изменить. А правитель Ачитомитль, несомненно, придет в ярость – он-то готовил своей любимой дочери вовсе не такую судьбу!

Завтра! На рассвете!

Уже завтра… А ведь скоро начнет смеркаться… Ситлаль держат в храме Уицилопочтли – об этом, прощаясь, проговорился жрец. Впрочем, и без него можно было бы догадаться: где же еще-то держать, если уже на рассвете – в жертву? Когда все под рукой – это удобно…

Храм наверняка охраняется. Нужны помощники… Черт! Не хочется подставлять друзей, но, похоже, без их помощи не обойтись.

В нервном возбуждении сотник заглянул во двор воинской школы:

– Позовите ко мне Сипака…

Воин-охотник явился почти сразу, едва юноша успел войти в дом.

– Сипак… ты пришел. Послушай-ка, а куда делся Шочи?

– Я как раз хотел сказать. – Сипак выглядел озабоченным. – Не видел его с ночи… Воины говорят, наш друг куда-то пошел в обществе какого-то чрезвычайно вежливого и улыбчивого мужчины, по виду жреца.

Вежливый и улыбчивый жрец!

Куэкальцин Четыре Пера – это мог быть только он! Черт побери, кольцо сужается. Почему же жрец так спешит, почему явился сам, не послал слуг? Рискует… Спешит… Знает о заговоре? Очень может быть.

Черт…

Следует спешить и самим… Шочи может и чуть-чуть подождать – в жертву его не принесут да и пытать сразу не станут. А вот Звездочка… Спешить! Нужно спешить!

– Сипак, дружище, мне нужна твоя помощь. Видишь ли…

– Ничего не объясняй! Просто скажи, что я должен сделать.

– Если бы я точно знал. Захвати оружие, веревки… Идем. По пути расскажу тебе все.

– Может быть, посоветоваться с Есуакатлем? Он хорошо к нам относится…

– Вряд ли он здесь чем-то поможет.

Черная громада храма возвышалась в окружении сияющих звезд. С озера тянуло свежестью, ветром, но даже он не мог перебить сильный запах пота и крови. Колючие кусты, словно неусыпные стражи, охраняли вход, царапая в кровь кожу. Сипло кричала какая-то ночная птица.

Две ловкие фигуры, таясь в ночи, обошли по кустам храм и, очутившись позади, полезли наверх по черной лестнице, узкой и опасной – ступеньки были настолько высоки, что можно было в любой момент оступиться и кубарем слететь вниз, ломая кости и шею.

Никем не замеченные, – лишь молодой, только что народившийся месяц узким серпом висел в черном небе, еще больше сгущая тьму, – Асотль и Сипак взобрались на самую вершину храма, к жертвеннику. Теперь их ждал другой путь – вниз. Вниз по тайному ходу, во внутренние помещения храма, туда, где держали приготовленных в жертву пленников, где сдирали кожу с истерзанных тел, отрезали головы, насаживая их на прутья тцомпантли. Чтобы боги видели, как их чтут. Чтобы всегда об этом помнили. Чтобы помогали.

Индейцы были беспечными воинами – никто и подумать не мог, что хоть кто-то решится ворваться в храм с некой святотатственной целью. Именно с такой целью пробирались сейчас сюда двое друзей, двое чужаков, изгоев, которым не на кого было надеяться в этом городе, только лишь на самих себя, на крепость рук, на умение и храбрость, да еще – на удачу.

А удача им пока что сопутствовала.

Никого, ни единого человека не встретилось им на всем пути – младшие жрецы, как обычно, пировали в честь сегодняшнего праздника дома. Гулкая тишина стояла кругом, давила на уши, словно бы это всей своей тяжестью опрокинулась вдруг пирамида храма.

Асотль вдруг остановился, принюхался. Дальше – примерно на уровне средней террасы – лестница, по которой друзья спускались на ощупь, раздваивалась, возвещая о развилке легким колыханием воздуха и запахом, вернее сказать – запахами. Слева пахло жаренной на вертеле рыбой и вареной фасолью, справа доносился тонкий аромат благовоний.

– Я – туда, – уходя вправо, шепнул другу Асотль. – Ты оставайся здесь, и если что…

– Я понял. – Сипак скривил губы в невидимую в темноте улыбку. – Не сомневайся, я не пропущу никого.

Вытащив из-за спины макуавитль, такой же невидимый, как и улыбка, крепко сжал в правой руке, застыл грозной статуей…

Сотник же осторожно спускался по лестнице вниз, в черноту… Нет, больше не в черноту – где-то рядом уже полыхнуло оранжево-желтое пламя. Отблеск факела или светильника. Там… Уже рядом.

И тут же, почти что сразу юноша услышал голоса… Точнее, голос. Грубый и наглый голос уверенного в себе молодого мужчины:

– Что ты из себя строишь, глупая девчонка? Ты думаешь: и вправду станешь богиней? Ха-ха! Хочешь, я скажу, что с тобой завтра будет?

– Замолчи!

Асотль узнал голос любимой.

– Не хочешь, как хочешь…

Мужской голос тоже казался знакомым… Очень знакомым…

– Да, ты, конечно же, станешь богиней… но там, в мире великих богов! А здесь, здесь… Что было у тебя здесь, Ситлаль? Ну, дочка правителя, ничего не скажешь, жила в богатстве, ела-пила что хотела.

– Перестань!

– Нет, это ты заткнись! Уж послушай. Ты, глупая, ведь даже не знала плотской любви, наслаждения, посланного людям богами… Ведь ты девственница, так?

– Гнусный негодяй!

– Ругайся, ругайся, недолго тебе осталось. Как же это вы любили друг друга с этим дурачком Асотлем? Просто ласкались, как дети? Что, молчишь? Не хочешь со мной говорить? Брезгуешь? О, как я ненавижу таких, как ты, – богатых и надменных тварей! И какое блаженство будет у меня сейчас… Хотя, если ты будешь чуть ласковей – то и у тебя тоже. Последнее блаженство в этом мире, последнее удовольствие – ты подумай только! Ну так как? Будешь ласкова? Развязать тебя?

– Развяжи.

Миг возни… Звонкий, как выстрел, звук – пощечина!

И яростный крик:

– Ах, ты так, паршивая самка енота! На!

Снова удар!

Асотль больше не стал выжидать – все было предельно ясно.

– Так-то ты обращаешься с женщиной, подлый тапир!

Прыгающий свет факела выхватывал из полутьмы круглый жертвенный камень.

Тесомок – а это был он – с удивлением обернулся. И без того маленькие глаза его сузились от злобы и гнева.

Узнал… Ну еще бы.

Сотник пригнулся – что-то просвистело над правым ухом: враг метнул дубинку. Хорошо вооружился, гад!

Мало того, схватил прислоненную к стенке секиру – увесистый каменный топор – да как пошел махать, ухая, словно рассерженный злобный филин.

«Косил Ясь конюшину…»

Ловко уклонившись от удара, юноша выхватил макуавитль – Тесомок отпрыгнул, тяжело дыша.

Все же соперники были меж собой схожи – оба учились в одной и той же воинской школе, кстати, не так уж и давно, оба были выносливые, ловкие, Тесомок, пожалуй, чуть тяжелее, жилистей, зато Асотль подвижней… В общем же – силы были примерно равные. Правда, каменная секира – оружие куда более убойное, нежели плоский деревянный меч, однако макуавитлем можно гораздо быстрее управляться.

Удар! Удар! Удар!

Ага! Обсидиановый край лезвия разорвал вражье предплечье! От такого орудия рана оказалась глубокой…

Издав дикий яростный вопль, Тесомок резко отскочил в сторону – нет, секирой он не замахивался, знал: меч соперника живо вытащит кишки из его живота. Действовал осторожно, выжидал удобный момент, кружил… Так кружит над добычей коршун.

Вухх!!!

Снова пролетело над головой каменное лезвие. Аж волосы встали дыбом…

Пропустив над собой топор, Асотль тут же нанес удар прямым выпадом… Противник отбил… Хитрый.

И снова закружил, теперь уже не пытаясь напасть, просто отбивая удары…

Чего ж он ждет-то? С этакой штукой в руках утомишься куда быстрее, нежели с деревянным мечом. Сопернику никак не выгодно ждать…

А он ждал.

Значит, это его ожидание имело какой-то смысл? Какой?

И ведь враг кружил не просто так – явно подводил сотника под свет факела. Та-а-к…

– Асотль! – резкий девичий крик пронзил спертый воздух.

Юноша бросился на пол, пропуская над головой стрелу…

Лучник! Здесь был еще лучник, по всей видимости – военный слуга.

Перекатившись по полу, Асотль прыжком вскочил на ноги, стараясь, чтобы между ним и неизвестным лучником маячила коренастая фигура Тесомока. А тот улыбался, скалил белые зубы, если бы не полутьма, лучник давно бы уже сделал свое дело.

Надо было что-то предпринять…

– Звездочка, где стрелок?

– Слева от тебя, за старым жертвенником.

Ага… Значит, слева…

А ну-ка!

Выполнив серию ударов, Асотль резко развернулся и, пропустив над собой стрелу, которую ждал, в два прыжка оказался у расколотого жертвенного камня, безо всякой жалости поразив мечом того, кто там скрывался.

Один удар – и враг, выронив из руки лук, повалился с раскроенным черепом на пол.

Тесомок не успел! Подскочил, но уже поздно, да и Асотль уже ждал его…

Высекая искры, ударилась о прислоненный к стене жертвенный камень секира…

И в этот же миг, не тратя времени на замах, сотник достал соперника в висок рукоятью меча… Что-то противно хрустнуло…

– Это тебе за отца… – с ненавистью прошептал юноша.

– Это не я… Это жрецы…

Закатив глаза, Тесомок тяжело рухнул на пол, со стуком ударившись головой о базальтовую плиту.

– Ситлаль, здесь больше нет никого?

– Нет… О, боги… Я не могу поверить… Это…

– Это не мой дух – это я! – Бросив меч на пол, сотник побыстрее освободив девушку от пут, обнял. – Звездочка… Милая моя Звездочка…

– Это и в самом деле ты, Асотль?

– Ты что, не узнаешь меня?

– Узнаю… Кажется… Здесь не очень светло.

– Так пойдем скорее отсюда. Честно сказать, не очень-то хочется оставаться в этом гнусном местечке до утра.

Никем не замеченные, они выбрались тем же ходом, каким и пришли, – через вершину храмовой пирамиды, через террасу – втроем: Сипак-охотник и молодой сотник Асотль со вновь обретенной любимой.

– Я бы наказал столь беспечных воинов, там, в храме, – уходя в ночь, с усмешкой заметил Асотль. – Раззявы!

– Это не воины, а жрецы, – обернулся Сипак. – Им нет нужды защищать храм – кто сюда сунется-то?

И в самом деле – кто? У кого сыщется лишнее сердце? Или лишняя кожа?

– Асотль… А мы сейчас куда? – отдышавшись, спросила девушка.

Сотник остановился:

– Куда? Хороший вопрос.

– Нас будут искать, – негромко добавил охотник.

Асотль осклабился:

– Непременно! И надобно сделать так, чтобы нас не нашли.

– Бежим в Колуакан! – тут же предложила Ситлаль.

Оба приятеля хохотнули:

– А успеем? Надо где-нибудь пересидеть дней, может быть, пять, покуда прекратится погоня…

– И пересидеть здесь, в городе, – за его пределами нас быстро поймают: в Мешикальтцинко много хороших охотников.

– Значит, в городе. Знаю одно местечко…

Асотль сразу подумал о святилище Тласольтеотль, богини плотских утех, но потом вспомнил вдруг еще один неприметный полузаброшенный храм… В котором уж точно никто никогда бы не осмелился искать беглецов. Храм, скромным жрецом которого был Куэкальцин Четыре Пера, пожалуй, единственное сейчас безопасное место… В котором, очень может быть, томился сейчас и Шочи.

– Враг моих врагов – мой друг, – принимая решение, тихо прошептал юноша.

Сипак вскинул бровь:

– Что-что ты там говоришь?

– Так, о своем… Сипак, друг мой, тебе-то уж лучше вернуться в казармы.

– Я буду с тобой всегда! – обиженно отозвался охотник. – Ведь ты же мой друг.

– И тем не менее… А вдруг в казарму явится Шочи? Ты поведаешь ему все… Обо мне же – если будут спрашивать – скажешь… – Асотль на секунду задумался. – Скажешь, еще вчера сотник собирался в храм Чальчиуитликуэ… Пусть поищут.

– Но где же я потом отыщу вас?

– Я дам тебе знать… – Подняв голову, юноша с тревогой посмотрел на оранжевый край неба. – Нам пора поспешить… Прощай, друг! Ты сегодня здорово помог нам.

– Прощай… Прощайте… Надеюсь, еще свидимся.

– Конечно, свидимся, – улыбнувшись, Асотль помахал на прощанье приятелю и, взяв за руку Звездочку, обернулся и подмигнул: – Ну что, Ситлаль, идем?

– Идем, – радостно откликнулась девушка. – Надеюсь, ты хорошо знаешь куда…

– Знаю уж, раз веду.

– И все-таки… Все-таки мне так до конца и не верится.

– Ничего! – Асотль приподнял девушку и закружил. – Думаю, у тебя будет еще время поверить.

Светало. Край солнца золотил дальние отроги гор. Пройдя заросшей густыми кустами окраиной, беглецы оказались в виду неприметного храма, куда тут же и бросились, заслышав чьи-то быстро приближающиеся шаги.

Едва Асотль и Звездочка укрылись за каменной статуей какого-то пыльного клыкастого божества, как в храм вошел жрец. Сотник сразу узнал его – это был Куэкальцин Четыре Пера… Он-то и был нужен.

Однако что-то, какое-то едва осознаваемое чувство не давало возможности объявиться перед жрецом сейчас – может быть, Ситлаль слишком крепко держала юношу за руку, а быть может, слишком уж необычно вел сейчас себя Куэкальцин, зачем-то появившийся в храме в такую рань. Зачем? Зачем сюда приперся так рано этот вообще-то не отличающийся особой религиозностью жрец? Наверняка уж не затем, чтобы восславить богов, наверняка чтоб тайно встретиться с кем-то… А вдруг он связался с заговорщиками? Конечно, вряд ли, но…

Куэкальцин Четыре Пера, словно бы таясь, обернулся и, убедившись в отсутствии посторонних, сунул руку в жертвенный сосуд из розоватого камня, старый, покрытый паутиной, потрескавшийся и уже давно не используемый.

Еще раз обернувшись, жрец вытащил оттуда какой-то предмет – небольшой ларчик, полюбовался и снова положил обратно, после чего направился в сад, довольно насвистывая…

Насвистывая…

Нет! Не может быть!

Но ведь вот же!

Свистит!