Ангелочек Андреев Леонид

Тулуза, в тот же день

Стоя на паперти базилики Сен-Сернен, мадам Анриетта Бертен и Жерсанда де Беснак оценивающе смотрели друг на друга. Только Одетте Ришо было позволено пройти с похоронной процессией до кладбища. Другие ученицы должны были вернуться в больницу. Это привело старую даму в отчаяние. Жерсанде так хотелось побыть хотя бы немного с Анжелиной, но в этой милости главная повитуха только что отказала ей.

— Простите, мадам, но я настаиваю. Я проделала долгий путь, чтобы поддержать свою протеже, мою дорогую Анжелину, которая до глубины души потрясена происшедшей трагедией. Неужели она не может сопроводить меня до гостиницы и побыть со мной часок?

— Я не вижу никаких причин предоставлять эту привилегию Анжелине Лубе. Полиция обязала меня оставить ее на службе до окончания расследования, и поэтому она должна по-прежнему неукоснительно соблюдать регламент родильного отделения.

Будучи гораздо ниже ростом, чем мадам Бертен, экстравагантная аристократка напрасно изгибалась всем телом, тут же выпрямляясь. Это не помогало. Но ее светлые глаза пристально смотрели прямо в глаза собеседницы.

— Разве она сейчас дежурит? — воскликнула Жерсанда. — Неужели вы не проявите снисхождения к моему возрасту? Сегодня стоит невыносимая жара. Позвольте хотя бы подвезти ее в фиакре до больницы.

Филипп Кост, искавший возможность поговорить с Анжелиной, стремительно приближался к женщинам. Несколько секунд он спрашивал себя, кто эта элегантная седоволосая дама со светскими манерами.

— Мадам Бертен, что происходит? — резко спросил он.

— Ничего, что касалось бы вас, доктор Кост, — ответила главная повитуха. — Я пытаюсь поддержать дисциплину, чтобы избежать новой трагедии. И я объясняла мадам…

— Мадемуазель. Жерсанда де Беснак, бабушка Анжелины по сердечной линии, — ответила Жерсанда, протягивая затянутую в перчатку руку доктору.

Будучи безупречно воспитанным, акушер склонился и едва коснулся губами пальцев старой дамы.

— Очень рад, мадемуазель, — улыбаясь, сказал он. — Анжелина рассказывала мне о вас, когда у нас было время поболтать, что нечасто в больничной суете. Должен признаться, в славном городе Тулузе, да и вообще в мире, дети появляются на свет регулярно. Не воспользуетесь ли вы моим фиакром, чтобы доехать до гостиницы? В сопровождении Анжелины, разумеется. Сегодня она заступает на дежурство только в семь часов вечера. Мадам Бертен не будет возражать, тем более что она подчиняется мне, поскольку я руковожу акушерской службой.

Разъяренная главная повитуха поджала губы и удалилась, бросив испепеляющий взгляд на доктора. Тот покачал головой.

«Да он порядочный человек, этот доктор! — подумала Жерсанда. — Не очень красивый, но учтивый, обольстительный даже. С хорошими манерами. Он властный, представительный. Боже мой, я была права: это идеальный муж для Анжелины».

Молодая женщина не проронила ни слова. Она хранила молчание, когда они втроем шли к наемному фиакру. Заинтригованная поведением Анжелины, Жерсанда все же делала вид, будто ничего не замечает.

— Я остановилась в гостинице августинцев, — сказала Жерсанда доктору.

Доктор Кост поднялся в фиакр последним. Сев напротив женщин, он счел необходимым завести разговор на тему, которая сильнее всего его беспокоила.

— Мадемуазель де Беснак, Анжелина сообщила вам, что мы собираемся вскоре обручиться? — начал он. — Конечно, учитывая смерть несчастной Люсьены, трудно сегодня радоваться, но мы в состоянии немного приглушить бурю, разразившуюся над нашей головой.

«Он хорошо говорит. Красноречивый…» — думала Жерсанда.

— Я не могла сообщить о том, чего не знала, — резко возразила Анжелина. — Но вы выбрали неудачный момент для этого.

Филипп Кост был уязвлен и, казалось, готовил речь в свою защиту. Наконец он добавил:

— Простите меня, Анжелина! Я немного опередил события, чтобы дать отпор мадам Бертен, одной из самых непримиримых дам, которых я только знаю. И, похоже, вы со мной согласны.

Фиолетовые глаза Анжелины потемнели от ярости.

— Я?! Я с вами согласна?! Да откуда вы знаете? Вы просили моей руки у моего отца? Нет, насколько мне известно.

Жерсанда решила прекратить их ссору. Она схватила Анжелину за руку и крепко ее сжала.

— Полно, полно, дитя мое! Не сердись на доктора Коста, ринувшегося на твою защиту. Эту даму, столь неприязненно смотревшую на меня, трудно, на мой взгляд, умаслить. Несомненно, она отнесется к тебе более мягко теперь, когда знает, что ты вскорости собираешься обручиться с доктором.

— Дорогая мадемуазель, я сама решу эту проблему. А в настоящей момент я хочу побыть наедине с вами, — сказала Анжелина, нисколько не боясь обидеть акушера.

— Не волнуйтесь, моя дорогая, — заявил Филипп Кост. — Я высажу вас, а затем направлюсь прямо в больницу.

Так и произошло. Жерсанда и Анжелина вскоре увидели, как фиакр присоединился на мостовой к другим конным повозкам.

— Боже всемогущий, скорее чашку чая и тихую гавань в моей комнате! — простонала старая дама. — А тебя я отругаю. Что за манера так разговаривать с будущим супругом!

— Я еще не приняла решения. Идемте в тень, солнце так и жарит.

Гостиница августинцев показалась Анжелине настоящим дворцом. Она никогда не сталкивалась с такой роскошью. Вестибюль, большой салон, монументальная лестница, каждая ступенька которой была покрыта мягким цветным ковром, комнаты ее благодетельницы — все очаровало молодую женщину. Но больше всего Анжелину поразили хрустальные люстры с прозрачными подвесками.

— Жить среди такой роскоши стоит целое состояние! — воскликнула Анжелина, любуясь мебелью, огромными портьерами, картинами, которые украшали стены, обитые муаром, и всеми аксессуарами, придававшими комнате неповторимое очарование.

— После меня хоть потоп! — пошутила Жерсанда. — Я имею право немного растрясти свое состояние. Анжелина, будь добра, помоги мне снять это платье!

Старая дама надела атласный пеньюар и легла на огромную кровать.

— Сейчас нам принесут чай. Я также заказала миндальное печенье.

Анжелина стояла, скрестив руки на груди. Она глубоко сожалела, что не смогла присутствовать при похоронах своей подруги Люлю. Потом ее мысли перескочили на другое. «Я никогда не привыкну к манерам богатых людей, — думала Анжелина. — Сейчас у меня такое чувство, что я нахожусь в обществе незнакомки. Мадемуазель Жерсанда вдруг так резко изменилась. Когда я бываю у нее дома, в Сен-Лизье, я не испытываю никакого дискомфорта. Неужели она действительно колесила по дорогам Франции в кибитке?!»

— Что с тобой, малышка? — с беспокойством спросила старая дама. — Присядь на кровать.

Анжелина повиновалась без тени улыбки. Лицо ее было суровым.

— Как поживает мой малыш Анри? — наконец спросила она.

— Очень хорошо, не волнуйся. Октавия хотела сопровождать меня, но я ее отговорила. А теперь расскажи мне, из-за чего ты так переживаешь. Ты раздосадована этой историей с помолвкой?

— Если бы только это! Я виновна в ужасной смерти Люсьены. В письме я не могла рассказать вам обо всем подробно. Если бы не я, Люсьена была бы сейчас жива!

— Да что ты говоришь!

В дверь постучали. Молодая горничная в белом переднике принесла чай. Сделав реверанс, она тут же вышла из комнаты.

— Ну! Рассказывай, моя бедная малышка!

Анжелина поведала Жерсанде о своей встрече с цыганом во время одной из поездок в Масса, однако умолчала о том, что Луиджи разыскивал своих родных. В заключение она сказала:

— Мне не надо было признаваться, что я знаю мужчину на барже. Обычно я не болтаю лишнего, но на пикнике я под влиянием своих подруг расслабилась и стала менее осмотрительной.

— Боже мой! Как ты позволила этому негодяю сопровождать себя по ущелью Пейремаль?! Если он действительно преступник, тебе повезло, что ты не стала его жертвой!

Смутившись, Анжелина согласно кивнула головой. Затем она рассказала о том, что послужило причиной ее отчисления, а именно о ночной прогулке по парку. Узнав, что Анжелина встретила ночью Луиджи, старая дама выронила чашку.

— Это уж слишком! Ну же, дитя мое! Это граничит с безумием! Он мог убить тебя. Но каким чудом ты ускользнула от него? К тому же он осмелился вести себя вызывающе, просить, чтобы ты не говорила о нем полиции, если случится какое-нибудь несчастье. И сказал он это, когда речь зашла о Люсьене… Боже, какой мерзкий тип, извращенец, садист! Люди, скрывающие свою одержимость злом, самые худшие преступники, ибо они хитрые, умные и кажутся безобидными, а затем наносят удар в спину. Анжелина, он может вновь пойти на преступление, и тогда его жертвой станешь ты. Умоляю тебя, завтра же возвращайся в Сен-Лизье! Не надо ждать конца месяца.

— Мне бы очень хотелось вернуться, мадемуазель Жерсанда, но офицер полиции просил меня не покидать Тулузу.

— Да он осел! Твои подруги вполне могут опознать этого цыгана. Они тоже его видели. Его надо арестовать, но, увы! Я думаю, что он уже далеко.

— Как вы можете быть уверены в этом?

— Конечно, полной уверенности быть не может, — призналась старая дама, вытирая салфеткой чай, пролившийся на скатерть. — И меня это тревожит. Знаешь, сегодня утром я купила газету и прочитала статью о том, как было обнаружено тело твоей подруги Люсьены. Читая, я дрожала от ужаса. Анжелина, будь осторожна по вечерам вплоть до своего возвращения домой! Но и в Сен-Лизье нельзя терять бдительности. У нас тоже были совершены преступления, а преступник до сих пор гуляет на свободе.

— Обещаю, мадемуазель, я буду очень осторожной.

— Прекрасно! А теперь поговорим о докторе Косте. Он любит тебя, я это поняла по выражению его лица, когда он смотрел на тебя. И он вступился за тебя, не побоявшись грозной мадам Бертен…

— Но я не знаю, люблю ли я его. К тому же внешность часто бывает обманчивой. У меня уже была возможность убедиться, что он очень ревнивый. И я уверена: если я выйду за него замуж, то не смогу заниматься своим ремеслом.

Анжелина говорила с таким отчаянием в голосе, что старая дама нахмурилась.

— Но, малышка, почему ты думаешь, что он запретит тебе работать?

— Мне это представляется очевидным, Жерсанда, ведь…

— О, какое счастье! Ты меня назвала Жерсандой! Это так неожиданно! Прости… продолжай, мое прекрасное дитя.

— Если я стану его супругой, доктор Кост не допустит, чтобы я поселилась в Сен-Лизье, как я того хочу. Я обещала маме, что стану ее преемницей, но не в Тулузе или Тарбе, а в нашей епархии. И потом, я не хочу разлучаться с сыном. Я все предусмотрела и не собираюсь менять решения. Я буду повитухой в Сен-Лизье и окрестных деревнях и каждый день буду видеть своего малыша.

Жерсанда де Беснак любила претворять в жизнь мечты, особенно те, что казались несбыточными. Она приподнялась, чтобы удобнее устроиться на подушках.

— Анжелина, если из-за этого брака тебе придется жить в другом городе, я продам дом на улице Нобль, мы с Октавией возьмем малыша Анри и поедем за тобой. Что касается любви, она придет через несколько ночей, проведенных с мужем. Тебе не придется думать о деньгах, ты не будешь бояться потерять мужа… Союз, основанный на взаимном уважении и доверии, гораздо прочнее союза, опирающегося на страсть.

Молодая женщина насмешливо посмотрела на Жерсанду, а потом возразила:

— Мадемуазель, неужели вы хорошо устроили свою жизнь, если считаете себя вправе давать мне подобные советы? Из-за любви вы покинули свое имение, бросили жениха, который так нравился вашим родителям. Вы без малейшего сожаления оставили все и устремились за бродячим актером. А я должна связывать себя узами брака с мужчиной, к которому у меня нет и половины тех чувств, которые были к Гильему?

— Гильем, опять Гильем! Он никогда не вернется, и это к лучшему. Из-за него тебе пришлось много страдать. А безумный поступок, который я совершила более тридцати лет назад, бросив все ради Вильяма, принес мне только горе, много горя и, по сути, очень мало радости. Теперь ты понимаешь, как я устроила свою жизнь? Я теперь старая женщина, лишенная поддержки супруга и вечно упрекающая себя за то, что потеряла сына.

На короткое мгновение их взгляды встретились. Анжелина первой опустила глаза, огорченно вздохнув.

— Разумеется, этот брак сделает мою жизнь безмятежной и приятной, — признала она. — Но есть одно обстоятельство. Серьезное обстоятельство. Как только я вижу Филиппа, я начинаю думать об этом. Предположим, я стану женой Филиппа. Но он обязательно обнаружит, что я уже не девственница. Он даже сразу поймет, что я рожала. И никогда не простит меня за то, что я дурачила его, прикидываясь невинной. А если я скажу ему правду до свадьбы, он отвергнет меня. Он акушер, понимаете? Я не смогу заставить его поверить в небылицы.

Последние слова Анжелины позабавили старую даму. От лукавой улыбки на ее напудренных щеках появились морщинки.

— Сможешь. Извини, если мои слова шокируют тебя, но некоторые женщины не испытывают страданий, теряя девственность. Когда-то Октавия призналась мне, что муж не причинил ей боли и у нее не было ни капельки крови.

У Анжелины внутри все сжалось. Она подумала об изнасилованной Люсьене.

— А что касается ребенка… Конечно, твой доктор акушер, но в пылу страсти Филипп не станет тебя детально осматривать.

Молодая женщина пожала плечами. Разговор смущал ее.

— Если вдруг я решу выйти замуж за доктора Коста, я скажу ему всю правду. Так будет лучше, честнее. И если после этого он не передумает жениться на мне, я буду знать, что он любит меня всей душой. Но он ничего не узнает до тех пор, пока я не получу диплом.

— Поступай, как знаешь, малышка. А теперь я должна немного поспать. Я так устала. Возьми кошелек. На эти деньги ты сможешь нанять фиакр и купить билет на поезд. Завтра я буду на вокзале в десять часов утра. Кто знает, может, полиция поймает преступника уже сегодня вечером и ты вернешься в Сен-Лизье вместе со мной.

— Возможно, но мне это не кажется вероятным, — тихо сказала Анжелина. — Главное, ничего не говорите моему отцу. Иначе он будет беспокоиться.

— О, твой отец! Я почти его не вижу, а разговаривает он только с Октавией. В последние месяцы мсье Лубе очень изменился.

— То есть?..

— Он наносит визиты вдове Марти, — сказала Жерсанда заговорщицким тоном. — Он не писал тебе об этом?

— Боже мой! Нет! Ой, письма папы!.. Три строчки, написанные впопыхах, с одними и теми же советами. Мой отец и Жермена Марти… Полагаю, она давно имела на него виды. О, как это странно!

Анжелина нервно засмеялась, а потом расплакалась. Жерсанда нежно обняла ее своими изящными руками и молча утешала, прижав к сердцу, как это сделала бы мать.

Тулуза, больница Святого Иакова, дортуар учениц, вечером

Вернувшись в больницу, Анжелина помогала доктору Косту и мадам Бертен. Молодая женщина лет двадцати родила быстро и без осложнений. Это так редко случалось, что акушер и главная повитуха испытали настоящее облегчение. Они уже помирились. Когда закончилось ее дежурство, Анжелина не стала задерживаться, хотя доктор украдкой бросал на нее тревожные взгляды. Молодой женщине не терпелось оказаться среди своих подруг по учебе. После ужина все, кроме Софи де Монтель, Арманды и Марии, дежуривших ночью, собрались в дортуаре.

— Как я рада, что вновь среди вас! — воскликнула Одетта, надевая ночную рубашку. — На кладбище было ужасно. Мать Люлю упала в обморок, когда могильщики опускали гроб в вырытую яму. А ее отец громко рыдал. Бедный!

— Кажется, у них есть еще одна дочь? — спросила Жанина.

— Да, Алиетта. Ей тринадцать лет. Она пансионерка. Мсье и мадам Жандрон еще не сообщили ей эту трагическую новость, — ответила Одетта.

— Это действительно ужасно, что Люлю убили, — сказала Дезире, расчесывая свои длинные волосы. — Как только я начинаю думать об этом, слезы сами текут из глаз. Вчера я написала родителям. Когда они узнают о происшедшем, наверняка захотят, чтобы я вернулась домой.

— И ты бросишь учебу? Сейчас, когда ты почти у цели? — удивилась Анжелина. — Осталось всего пять месяцев.

— Если убийца бродит вокруг больницы, он точно убьет одну из нас, — забеспокоилась Дезире. — Я долго об этом думала. Начиная с апреля, мы часто гуляем по воскресеньям. Возможно, убийца следил за нами.

Жанина, массировавшая икры, скорчила гримасу. Без обязательной белой косынки она казалась совсем юной. Густая масса кудрявых темных волос ореолом обрамляла ее лицо, хотя волосы, спускавшиеся по спине, были почти гладкими.

— Если негодяй, сделавший это, следил за нами, значит, цыган невиновен. По вашим словам, он приехал в Тулузу в то воскресенье на барже. Боже, как жаль, что я дежурила! Уверяю, я сумела бы образумить Люсьену, если бы была на пикнике.

— Да, такой тип соврет — недорого возьмет, — возразила Одетта. — Он мог сесть на баржу в любом месте. Что касается Люлю, ты заблуждаешься. Мы и стыдили Люлю за ее поведение, и просили, но она не обращала никакого внимания на наши слова.

— Я так надеялась, что она убежала с Луиджи, что это была всего лишь любовная интрижка! — вмешалась Анжелина. — Когда Дезире сообщила мне о смерти Люсьены, я испытала настоящий шок.

Девушки замолчали. Это ужасное преступление вызывало у них праведный гнев, но одновременно они чувствовали свою беспомощность. Каждая из них представляла себя на месте Люсьены, изнасилованной мужчиной, который превратился в зверя, жаждущего крови и полностью поддавшегося своим низменным инстинктам.

— Ужасно! У нее грудь была вся расцарапана, — дрожащим голосом прошептала Одетта.

— А на шее были следы от укусов, — добавила Дезире, широко открыв глаза от страха. — Это противоестественно. Может, тот, кто на нее напал, не совсем человек?

Слова Дезире вызвали у девушек панику. Одетта прижалась к Жанине. Дрожа от ужаса, Анжелина туже завязала на груди платок, накинутый на плечи.

— Что ты хочешь этим сказать, Дезире? — спросила она.

— Моя бабушка со стороны отца была родом из Дордони. Там по вечерам все члены семьи чистят орехи или лущат кукурузу, рассказывая друг другу страшные истории. Меме Лоди — так я звала бабушку — часто говорила о Нелюди. Такой ужас! После этого я долго не могла заснуть, лежа на соломенном тюфяке на чердаке. Я слышала, как бегают грызуны, как на улице ухают совы. Боже, мне было так страшно!

— А кто такой Нелюдь? — спросила Жанина. — Оборотень?

— О, не совсем, но по своей сути он оборотень. По легенде, Нелюдь бродит ночью по деревням, обратившись в белую козу. На самом деле, это красивая девушка, над которой тяготеет проклятие. Днем она девушка, а вечером превращается в козу. До рассвета ей надо проскакать через семь епархий. Если, на свою беду, она не успеет этого сделать до того, как взойдет солнце, то останется животным до следующей ночи.

Жанина, бросив на Дезире осуждающий взгляд, легла на свою кровать.

— Замолчи! Я не люблю слушать глупости!

Но Анжелина и Одетта с нетерпением ждали продолжения и ободряюще кивнули Дезире.

— Однажды утром девушка, отец которой был сеньором, встретила юношу. Они влюбились друг в друга. Но Нелюдь не может любить по-настоящему, тем более вступать в брак. Я помню только конец легенды. Как-то раз ночью Нелюдь подошла к дому юноши, который в полутьме разглядел белое животное. В руках у юноши было охотничье ружье, и он выстрелил. Когда же он наклонился над убитым животным, то узнал девушку, на которой собирался жениться. Вот и все.

— Не понимаю, какое отношение это имеет к смерти Люсьены, — сказала приунывшая Жанина.

— Не сердись, — тихо ответила Одетта. — Дезире поведала нам красивую легенду.

— Прямое отношение имеет, — возразила рассказчица. — Возможно, есть люди, которые умеют превращаться в животных. Конечно, встреча с маленькой белой козочкой не представляет опасности. Но вот встреча с волком… Это наверняка оборотень, который может убить, расцарапать, укусить. В одной книге я видела картинки. Люди превращаются в волков ночью, в полнолуние. На лице человека, ставшего жертвой проклятия, вырастают волосы, его зубы превращаются в клыки, а руки — в когтистые лапы. Никто не в состоянии побороть оборотня, однако его можно убить серебряной пулей.

Анжелина, на которую слова подруги произвели сильное впечатление, обвела дортуар взглядом. Горел всего один ночник. Лампы, стоявшие на прикроватных столиках девушек, были потушены. Как ни странно, в этом крыле здания, отведенном под родильное отделение, царила тишина.

— Можно подумать, что пациентки решили рожать без криков, — заметила Анжелина. — Обычно слышен хотя бы плач младенцев.

— Правда. Если бы больница опустела, стояла бы такая же тишина, — тревожно откликнулась Одетта. — Вдруг оборотень всех убил, а в живых остались только мы четверо…

Жанина соскочила с кровати, готовая расплакаться. Она дрожала всем телом.

— До чего вы все несносные, — простонала девушка. — Мало того, что Люлю изнасиловали и убили, так еще вы нагнетаете страх!

— Успокойся, Жанина, — нежно сказала Анжелина. — Дезире не хотела ничего плохого.

— Нет, хотела! Нам и так страшно, а она нарочно рассказала эту историю, чтобы мы испугались еще сильнее. Посмотрите на нее! Теперь она играет в привидение!

Бледная, с распущенными волосами, в белой ночной рубашке, Дезире действительно была похожа на привидение. Одетта расплакалась и рухнула поперек кровати. Сжав кулаки, она принялась бить ими по матрасу.

— Нас всех убьют! — кричала она. — Мы все умрем.

Дезире разрыдалась. Ее примеру последовала Жанина. Только Анжелине удавалось держать себя в руках.

В дортуар вошла мадам Бертен в сопровождении монахини. Главная повитуха с раздражением смотрела на разыгравшуюся сцену.

— Этого следовало ожидать, — сухо сказала она. — Коллективная истерика, вызванная эмоциональным шоком. Надо было бы дать им успокоительного, сестра, но теперь, думаю, вашего присутствия будет достаточно. По крайней мере, я надеюсь на это.

Не в состоянии успокоиться, Одетта хрипло стонала. У Жанины от страха зуб на зуб не попадал. Дезире вела себя не лучше.

— Так! Успокойтесь! — велела им мадам Бертен. — Сестра Вероника ляжет на одной из свободных кроватей. Она будет следить за вами по вечерам вплоть до июльских каникул. Советую вам помолиться за упокой души вашей подруги Люсьены и за здоровье ее семьи.

Слова мадам Бертен сотворили чудо: Одетта встала и улыбнулась монахине, словно прося о снисхождении, Дезире высморкалась; и только Жанина, еще не совсем расслабившись, продолжала хлюпать носом.

— Что касается вас, Анжелина Лубе, вы можете покинуть больницу с первыми лучами солнца. Я попросила нашего кучера отвезти вас на вокзал в фургоне, который мы обычно используем как карету скорой помощи.

— Но, мадам, а как же полиция? — удивилась Анжелина.

— Я не нарушаю указаний офицера Даво. Я и доктор Кост имели с ним беседу. По свидетельству одного водника, подозреваемый цыган, вероятно, уже в Бордо. У него было четыре дня, чтобы добраться туда по обводному каналу. Маловероятно, что вас вызовут на опознание, тем более что Одетта Ришо и Дезире Леблан могут это сделать так же хорошо, как и вы. Вот еще что. Я рассчитываю, барышни, что эта трагедия послужит вам хорошим уроком и вы будете неукоснительно соблюдать регламент. Мы требуем от вас строжайшей дисциплины вовсе не потому, что хотим ограничить вашу свободу. Нет, мы просто оберегаем вас от встреч с дурными людьми. В квартале, прилегающем к больнице, да и в соседнем предместье неспокойно. Многие убийцы остаются безнаказанными, хотя полиция и выявляет их. Иногда жертв так и не находят. Их уносят стремительные воды Гаронны. Я советую вам быть осмотрительными, не терять бдительности. Спокойной ночи!

Распрощавшись с сестрой Вероникой, Анриетта Бертен вышла. Анжелина решила до конца прояснить ситуацию и последовала за главной повитухой. Еще днем ей хотелось вернуться в Сен-Лизье вместе с Жерсандой, теперь же она была бы рада остаться со своими подругами из чувства солидарности. Анжелине становилось не по себе при мысли, что она больше не увидится с ними.

— Мадам, я предпочла бы остаться здесь до конца июня, — твердо сказала Анжелина.

— Об этом не может быть и речи, Анжелина Лубе, — гневно ответила главная повитуха. — Ваше присутствие раздражает меня. Я успокоюсь только тогда, когда мне больше не придется иметь с вами дела. Знаете, я презираю таких девиц, как вы, интриганок. Вы соблазнили доктора Коста, чтобы иметь в больнице покровителя, и это вызывает у меня отвращение. Возвращайтесь в свои горы, побыстрее выходите замуж, и чтобы я больше о вас не слышала. Вы не имели права быть принятой в школу при больнице Тарба. Я написала туда только потому, что, к сожалению, меня шантажировали.

— Вас шантажировали?!

— Доктор Кост пригрозил покинуть родильное отделение, если вы не получите диплома в конце года. Боже мой! Этот, некогда такой серьезный мужчина, вдруг сошел с ума! Не утруждайте себя. Не стоит упрашивать меня, Анжелина. Полагаю, ваша мать никогда не пала бы так низко, как вы. Сначала я верила в вас, в ваш талант, в ваши способности. Я очень разочарована.

Задетая за живое столь жестокими словами, Анжелина отступила. У нее было тяжело на сердце.

— Я охотно отказалась бы от протекции Филиппа Коста. Вы можете сказать ему, что между нами все кончено. Он напрасно думал, что помогает мне. Он нанес мне большой вред. Прощайте, мадам. Я не буду досаждать вам.

Анжелина бросилась в дортуар, где было спокойно и только монахиня молилась вполголоса. Одетта, Дезире и Жанина тоже.

«Я должна уезжать с опущенной головой, не зная, в чем провинилась, — думала Анжелина, укладываясь в постель. — Но я не имею права жаловаться. Я жива и скоро увижу своего малыша. Впрочем, мадам Бертен не так уж и неправа. Если мама видит все с небес, ей стыдно за дочь. Прости, мама, прости!»

Анжелина тихо молилась, не в силах сдержать слез.

Тулуза, вокзал Матабио, на следующий день

Анжелина сидела за столиком в привокзальном буфете. Она заказала кофе и теперь рассеянно наблюдала за суетившимися пассажирами. Большие стенные часы показывали восемь часов. «Мадемуазель Жерсанда удивится, увидев меня на перроне, — думала она. — Я могла бы покинуть больницу позже, но у меня не хватило смелости видеть, как ученицы будут заступать на дежурство».

Анжелина грустно вздохнула. Перед ее глазами стояла сцена короткого прощания с подругами. Плачущая Дезире бросилась ей на шею.

— Мы будем переписываться, Анжелина. Обещай, что будешь писать!

Одетта и Жанина расцеловали подругу, добавив, что им ее будет не хватать. Арманда Бланшар крепко обняла ее. Только Мария ограничилась вежливым «до свидания». А Софи де Монтель равнодушно протянула Анжелине холодную руку.

«Все кончено. Скоро они забудут обо мне, — думала бывшая ученица. — К счастью, по дороге я не встретила Филиппа».

Анжелина мысленно называла доктора по имени, бессознательно стремясь к близости с ним. Она лгала самой себе: этот мужчина много для нее значил. Молодая женщина часто вспоминала поцелуи, которыми они обменялись в ночь трагедии. «В то мгновение я хотела его. Я это чувствовала и была готова забыть Гильема. Но сегодня утром наши пути разошлись, и это хорошо».

Неожиданное появление доктора Коста лишило Анжелину дара речи. Не успела она прийти в себя, как доктор оказался рядом с ней. По его раскрасневшимся щекам было видно, что он бежал.

— Слава богу, вы здесь! — сказал он, с трудом переводя дыхание. — Дорогая моя, как вы можете покидать Тулузу, не поставив меня в известность?

— Но, доктор, я…

— Прошу вас, замолчите! Мадам Бертен с удовольствием передала мне ваши слова. Я знаю, вы сердитесь на меня, и могу вас понять. Но это немного подло, Анжелина, уезжать, не сказав, в чем моя вина. Если я поступил опрометчиво, прошу простить меня. Надо полагать, любовь делает человека глупым, слепым и глухим. Я вел себя так потому, что хотел защитить вас. Но разве я получил за это хотя бы маленькую благодарность? Нет! Разве не я позволил вам получить диплом в Тарбе? Неважно! Вы помните только об одном: я объявил о нашей помолвке, не получив до того вашего согласия. Господи! Какая же вы неблагодарная, эгоистичная, надменная женщина!

— Очень любезно с вашей стороны! — насмешливо ответила Анжелина. — Если вы находите у меня все эти недостатки, почему тогда любите меня? И как отличить жажду обладать живым существом от искренней любви, питаемой к нему?

Филипп Кост остолбенел. Он задумался, потом ответил:

— Вы очень жестоки, моя дорогая! Я не играю со своими чувствами. Разумеется, я мечтаю стать вашим супругом. Я этого не отрицаю. К тому же я много раз пытался доказать вам, что действительно проявляю интерес к вашей карьере и вашим планам.