Ангелочек Андреев Леонид
— Да, знаю. Вы даже угрожали мадам Бертен, что оставите свою должность в Тулузе, если я не получу диплома. Теперь она считает меня интриганкой и обвиняет в том, что я соблазнила вас ради собственных честолюбивых планов. Мне обидно, что меня считают способной на такие хитрости. Я никогда не прибегала к ним.
Доктор взял Анжелину за руки, дрожа от возмущения. Анжелина в отчаянии попыталась вырваться.
— Моя дорогая, позвольте мне утешить вас! — пробормотал доктор. — Я знаю, что вы прямолинейны и честны. Однажды вы узнаете, насколько искренне я люблю вас. Признаюсь вам, я не был готов к подобному повороту событий. Моя жизнь изменилась после того, как я поднес ваш чемодан в Буссансе. Я сразу понял, что вы — моя судьба.
Анжелина покачала головой, отказываясь слушать дальше. К ним подбежал бдительный официант.
— Этот мсье досаждает вам, мадемуазель? — встревоженно спросил он.
— Нет, нет, все в порядке, — тихо заверила официанта Анжелина.
Смущенный доктор Кост с сожалением отпустил теплые руки Анжелины. Он встал и отодвинул стул.
— В котором часу отходит ваш поезд?
— В половине одиннадцатого. Почему вы спрашиваете?
— Прошу вас, идемте со мной. Мы минут десять покатаемся в фиакре. Только вы и я, — умоляюще сказал доктор. — Я привлек слишком много внимания. В фиакре мы сможем поговорить спокойно.
Анжелина согласилась, понимая, что в переполненном зале к ним действительно проявляли повышенный интерес. Филипп Кост взял вещи Анжелины и направился в камеру хранения. Она, подчинившись, ждала доктора в зале. Мужчины с улыбкой на губах любовались молодой женщиной, такой красивой, лучезарной в летнем платье и небольшой соломенной шляпке с вуалью на огненных волосах. Светло-розовая ткань облегала ее тонкий стан, округлые груди и стройные бедра.
«Я могу оказать ему эту милость, — думала Анжелина. — Я была несправедлива к нему. Он меня любит, он очень меня любит!»
Вернулся доктор. Они вышли из здания вокзала, не обменявшись ни словом, и сели в ближайший фиакр.
— Кучер, езжайте вдоль канала. Повернете назад, когда я вам скажу, — распорядился доктор.
Фиакр слегка качнулся, копыта лошади зацокали по мостовой. Внутри фиакр был обит красным бархатом.
— Я задерну занавески, чтобы не компрометировать вас, — прошептал Филипп Кост.
— Делайте, что хотите. Я не стремлюсь видеть берега канала…
Филипп Кост сел рядом с Анжелиной. При малейшей тряске их колени соприкасались. Молодой женщиной овладела пленительная слабость, ей захотелось упасть в объятия доктора. Она с трудом подавляла чувства. По ее телу, познавшему наслаждение и плотский экстаз, пробегали сладостные волны, а от желания кровь стучала в висках. Анжелина робко поглядывала на доктора, но видела только губы, немного тонковатые, но такие желанные под слегка поседевшими усами.
— Филипп! — обратилась Анжелина к доктору.
— Да, моя дорогая! Простите, но мне так приятно называть вас «моя дорогая». Хотя у меня больше нет на это права.
— У вас есть на это право! — воскликнула она. — Мне очень жаль, что я показалась вам неблагодарной и надменной. Я хочу выйти за вас замуж, но не сейчас, а через год или два.
— О господи! Анжелина, вы делаете меня самым счастливым человеком на свете! Если надо, я буду ждать сколько угодно. Я никогда не буду с вами грубым. Боже мой! Я так боялся вас потерять! Я уже ощущал себя мучеником.
Доктор нежно и немного неловко обнял Анжелину, словно боясь напугать ее.
— Теперь мне будет легче переносить ваше отсутствие, поскольку вы произнесли эти чудесные слова: «Когда-нибудь мы станем мужем и женой». О, дорогая! Мы будем переписываться! Мы будем встречаться, когда вы только захотите.
Взволнованный мужчина принялся покрывать лоб и волосы Анжелины поцелуями. Потом он немного отодвинулся, чтобы было удобнее любоваться молодой женщиной.
— Неужели все эти сокровища станут моими? — радовался он. — Эти золотистые завитки на ваших висках, тонкий, изящный нос, бархатистые щеки, прелестный рот?
Смущенная Анжелина позволяла любоваться собой. Неожиданно она открыла подлинную натуру Филиппа Коста. Он был великим романтиком, а также нежным мужчиной, который будет ее холить и лелеять. Он прижалась к нему в ожидании нового поцелуя.
— Моя славная Анжелина, — бормотал он. — Как приятно обнимать вас! Но я и так злоупотребил вашим доверием. Я уважаю вашу невинность, хотя это трудно.
Анжелина молчала, столкнувшись с проблемой: если она сделает первый шаг, Филипп Кост будет шокирован и начнет сомневаться относительно ее так называемой невинности.
— Филипп, мы проведем в разлуке несколько дней, возможно, несколько недель, — ласково сказала она. — Я охотно подарю вам поцелуй на прощание.
Анжелина потянулась к нему, и Филипп попал под огонь ее аметистовых глаз. Издав стон, похожий на хрип, он впился в ее губы. Несмотря на опыт зрелого мужчины, доктор испытал неведомое доселе чувство, проникнув языком в теплый, нежный рот, обещавший ему небывалое наслаждение во время другого действа, о котором он так часто мечтал. Охваченный любовной лихорадкой, близкой к бреду, он, закрыв глаза, ласкал руками изящное тело молодой женщины. Филипп явственно ощущал тугие груди и бедра, прикрытые платьем.
Фиакр неторопливо катил вперед. Порой колеса попадали в выбоину, и тогда карета подпрыгивала, но это не беспокоило ни Анжелину, ни Филиппа. Теперь Анжелине хотелось только подчиняться. Она была готова отдаться. В ее воображении возникали смелые образы, рожденные воспоминаниями о неистовых объятиях Гильема. Страстная любовница, Анжелина вынуждена была бороться с собой, чтобы не направлять лихорадочные движения доктора. Она сдерживала сладостные стоны, чтобы не выдать себя.
«Гильем поднимал мне юбки, опускал голову меж моих бедер и целовал там… долго целовал. Мне не было стыдно, я позволяла ему все. Это было так хорошо, так хорошо! Мне хотелось бы, чтобы доктор сделал то же самое, прямо сейчас», — думала Анжелина, опьяненная бесконечным поцелуем.
— Хватит! — взмолилась она, вырываясь из объятий доктора. — Филипп, прошу вас, перестаньте!
— Да, да, конечно! — с сожалением выдохнул он. — Простите меня, моя дорогая. Боже мой, что я наделал!
Смущенный Филипп увидел, что блузка Анжелины расстегнута и краешек кружева едва прикрывает округлую грудь с соском цвета граната. Анжелина быстро привела одежду в порядок. Лоб Филиппа был покрыт потом, внутри у него все горело. Он не осмеливался смотреть на Анжелину.
— Я грубиян, — вздохнул он. — Но вы такая красивая, такая нежная. Я больше не буду, клянусь вам!
— Тише! — улыбаясь, ответила она. — Не надо клясться в невозможном. Я сама виновата, что не оттолкнула вас сразу.
Волосы Анжелины немного растрепались, щеки покраснели, глаза горели. Она была неотразима. Филипп Кост обезумел от любви.
— Какая вы щедрая! Вы удостоили меня своей милостью! — сказал он. — Полагаю, надо возвращаться на вокзал.
Филипп, отодвинув занавеску, дважды ударил по стеклу перегородки, соседствующей с облучком:
— Поворачивайте назад!
Лошадь пошла шагом. Анжелина вытащила из сумочки часы.
— Половина десятого, — сказала она. — Мадемуазель де Беснак будет рада, что я вернусь в Арьеж вместе с ней.
— И что мы помирились, — добавил Филипп Кост. — Очаровательная старая дама!
— Я обязана ей своим воспитанием и образованием. Она моя благодетельница.
Успокоившись, они завели непринужденную беседу. Доктор затронул тему, которая больше всего его беспокоила.
— Анжелина, дорогая, я намерен приехать к вам в июле, чтобы познакомиться с вашим отцом и официально попросить у него вашей руки. Мы могли бы отметить помолвку в Сен-Лизье.
— О! Филипп, не знаю, готовы ли вы увидеть дом, в котором я выросла. Он покажется вам очень скромным, если не сказать бедным, мрачным и неудобным. Я вовсе не стыжусь его и никогда не отрекусь от своих родителей, но с трудом представляю вас в мастерской моего отца. Там настоящий хаос, пропахший кожами и жиром. Что касается его самого, то он весьма своеобразный человек. Хмурый, недоверчивый, строго придерживающийся традиций, всегда готовый выругаться на местном диалекте, особенно когда одет в поношенную рабочую одежду.
— Меня это ничуть не беспокоит. Ну-ка, скажите мне, как он ругается, — попросил Филипп, рассмеявшись.
— Черт бы тебя подрал! Разрази меня гром! — вызывающе ответила Анжелина. — К тому же, он презирает мадемуазель Жерсанду, потому что она исповедует протестантство. Нет, честное слово, мне неудобно принимать вас в жилище семьи Лубе — так в детстве я называла наш дом. У нас есть двор, огороженный стеной с двойными воротами и небольшой дверью, который мама называла садом. Там растут розы и бузина, а часть крепостных укреплений служит парапетом, оттуда открывается вид на реку и горы.
Анжелина говорила о родных краях мечтательным тоном. Доктор взял ее за руку.
— Я поступлю так, как вы скажете, Анжелина. Если угодно, я остановлюсь в гостинице и встречусь с вашим отцом в таверне.
— Но вы приедете, правда? — вдруг за волновалась Анжелина. — Я так счастлива! Мне повезло, что я встретила вас, Филипп! Ужасная смерть Люсьены привела меня в отчаяние, сами понимаете. Я видела свое будущее в черном цвете. Спасибо, что вы приехали на вокзал. Теперь я могу вернуться домой с легким сердцем.
Признание Анжелины потрясло акушера. Он приготовился к самому трудному испытанию: не видеть Анжелину каждый день. Однако он не будет ждать несколько лет, чтобы жениться на ней. Доктор лихорадочно размышлял.
— Моя дорогая, мы могли бы пожениться сразу после того, как вы получите диплом. Ничего не бойтесь. Вы будете заниматься своим ремеслом в родном городе, выполняя обещание, которое дали матери. К сожалению, я не могу рассчитывать на должность вне стен больницы, но, если я буду работать в больнице Святого Иакова или в какой другой больнице, я найду возможность приезжать к вам на день или два. Это продлится столько месяцев, сколько будет нужно. А еще я куплю загородный дом, где мы будем проводить наши любовные каникулы. Анжелина, ради вас я готов на любые жертвы!
Лучшего нельзя было придумать. Анжелина поняла это и расплакалась, на этот раз от радости.
— Вы слишком великодушны! Я никогда не забуду то, что вы сейчас мне сказали, никогда. И вы не найдете более признательной и преданной супруги, чем я.
Фиакр остановился. По шуму они догадались, что приехали на вокзал Матабио.
— Я не могу вас проводить, Анжелина, — заявил Филипп. — Меня ждут в больнице. Мадам Бертен обрушит на меня весь свой гнев, узнав о моей неожиданной выходке. Вы не потеряли квитанцию о приеме багажа на хранение?
— Нет, не беспокойтесь. Боже мой, как бы мне хотелось вернуться с вами и надеть рабочий халат!
Филипп нежно поцеловал Анжелину в губы, затем помог выйти из фиакра, который тут же отъехал. Вздохнув, она направилась к вокзалу легким шагом, соответствующим ее радостному настроению.
«Если бы я могла работать с ним вместе! Всю жизнь, — думала Анжелина. — Впрочем, я могу поработать год в Сен-Лизье, а затем переехать к нему. Благодарю тебя, Господи, за твою доброту! Я вновь обрела надежду, вновь чувствую себя способной любить. Причем мужчину, более достойного, чем Гильем, который оказался жалким трусом, предавшим меня».
Войдя в просторный зал, полный суетящихся пассажиров, Анжелина стала искать глазами старую даму. Жерсанды де Беснак не было ни в буфете, ни на перроне. Анжелина отправилась в камеру хранения за чемоданом и холщевым мешком.
— Анжелина! — раздался рядом знакомый голос. — О, малышка, ты здесь! Какое счастье!
Жерсанда де Беснак, смеясь от радости, похлопала Анжелину по руке.
— Как я рада! Уже вечером мы будем ужинать с нашим малышом и Октавией.
— Да, я тоже рада. Давайте выйдем на перрон. Мне не терпится уехать скорее, увидеть мои родные горы.
Сен-Лизье, в тот же день
Через несколько часов Анжелина входила в свой дом, сияя от счастья. Ведь незадолго до этого она ласкала малыша Анри, который встретил ее и Жерсанду радостным криком. Ребенок подрос. Он говорил несколько слов, которые придумал сам, но подходящих случаю. Молодая мать нашла своего сына великолепным. Он был таким прелестным с каштановыми кудряшками, живым взглядом темных глаз и пухлыми розовыми щечками!
— Клестная! — закричал Анри, протягивая к ней руки. — Клестная!
Вспоминая эти счастливые мгновения, Анжелина с удивлением осматривала кухню. Огюстен Лубе чистил картошку, сидя около очага, в котором горели угли.
— Здравствуй, папа! — сказала Анжелина.
Огюстен Лубе открыл рот, увидев на пороге дочь с чемоданом в руке, будто свалившуюся с луны.
— Анжелина! Что такое? Черт бы тебя побрал! Я ждал тебя недели через две. Ты заболела? Нет, я знаю… Черт возьми! Тебя отчислили!
— Папа, может, ты меня обнимешь? — взмолилась Анжелина, у которой в горле стоял ком. — Я не сумела предупредить тебя о своем приезде. Все произошло так быстро, но я рада, что вернулась в родную обитель.
Сапожник отложил нож и картошку, вытер руки о голубой фартук и встал.
— Иди ко мне, малышка! — смущенно произнес он.
Анжелину не надо было просить дважды. Она прижалась к груди отца, готовясь вдохнуть знакомый запах кожи и металла, которыми обычно пахла одежда Огюстена. Однако до нее донесся аромат одеколона и свежего белья, так гармонировавший с чистотой на кухне, которая сейчас выглядела намного лучше, чем обычно. Занавеска, прикрывавшая колпак камина, была новой, ярко-желтой, на подоконнике стоял букет роз.
— А ты хорошо заботишься о жилище семьи Лубе! — пошутила Анжелина. — Вижу, с балок свисают соленые окорока и сало. Неужели в мое отсутствие ты охотился по всему краю?
— Нет-нет, — смущенно ответил отец. — Но все же, почему ты приехала так рано?
— Это долго объяснять, — сухо ответила Анжелина. — Я поднимусь в свою комнату и переоденусь. Потом мы поговорим.
— Ты собираешься ужинать у своей гугенотки? — спросил Огюстен с улыбкой. — Держу пари, что да!
Анжелина сделала несколько шагов по кухне и нерешительно открыла дверь, ведущую в коридор.
— Если хочешь знать, я всегда желанная гостья в доме Жерсанды. А вот в родном доме… Скажи, папа, что ты скрываешь? Уж не пригласил ли ты некую особу на ужин?
— Черт бы тебя побрал! — воскликнул сапожник. — Что ты выдумываешь? A-а, я все понял! Твои подружки с улицы Нобль не смогли удержать язык за зубами. Они рассказали тебе о…
— О вдове Марти, — уточнила Анжелина. — Или, скажем, о Жермене Марти. Папа, я посоветовала тебе снова жениться, но ты не обязан прислушиваться к моим советам…
Анжелина говорила нарочито веселым тоном, но ее грудь сжимала тоска. Огюстен догадался о чувствах дочери. Он подошел ближе и сурово посмотрел ей в лицо.
— Никто не заменит Адриену в моем сердце, малышка. Только мне очень приятно иметь спутницу, видеть, как женщина занимается хозяйством, гладит белье… Я не уверен, что женюсь на Жермене, даже если она этого хочет. Сейчас мы просто утешаем друг друга. Утром она приходит, чтобы подмести пол или поменять воду цветам, порой я приглашаю ее на ужин, как сегодня. Я хожу к ней, чиню кое-что… дверь, полки. Считай меня старым идиотом, но это заставляет меня следить за собой, проветривать мастерскую, гулять по воскресеньям. И мы вместе ходим к мессе. Она очень набожная, очень серьезная…
Почувствовав неловкость положения, Анжелина сделала отцу знак, чтобы он замолчал, и нежно ему улыбнулась.
— Не надо оправдываться, папа. Я знаю, в мое отсутствие ты страдал от одиночества. Мне нравится мадам Марти. Не волнуйся, я буду ужинать у Жерсанды. Я пойду к ней, как только разберу чемодан. Но раз ты сделал признание, я тоже должна кое-что тебе сообщить. В июле к нам приедет гость. Доктор Филипп Кост. Он хочет попросить у тебя моей руки.
— Черт возьми! Доктор! Тот самый, что прислал открытку на День святого Валентина? О, Анжелина, как я рад! Тысяча чертей! Моя дочь выйдет замуж за доктора! Значит, у этого человека были серьезные намерения…
Ошеломленный Огюстен Лубе стоял с открытым ртом. Анжелина не хотела омрачать радость отца. Она завтра расскажет ему об убийстве одной из учениц и о том, почему эта трагедия привела к ее преждевременному возвращению домой.
— Я разрешаю тебе, папа, выпить стакан вина, — добавила Анжелина. — Выпей за нашу любовь.
Анжелина быстро поднялась в свою комнату. Открытое окно выходило на улицу Мобек. В теплом воздухе витал пьянящий аромат роз. На защищенных от холодных ветров улочках и переулках старинного городка, что был возведен на плато, спускающемся к югу, росло множество столетних розовых кустов. В июне они придавали городу неповторимое очарование. Закрыв глаза, Анжелина вдыхала этот хмельной запах.
— Наша любовь! — тихо повторила она. — Чего она стоит? Папа не забудет маму в объятиях Жермены Марти, а я, вернувшись в Сен-Лизье, вновь вспомнила о Гильеме. Более того, когда я шла по площади с фонтаном, меня охватило сомнение, действительно ли я испытываю чувства к Филиппу. Возможно, я должна отказаться от мысли обосноваться здесь, в городе, где все напоминает мне о моем любовнике, о моем прекрасном любовнике.
Растерянная Анжелина сняла атласное платье. Она инстинктивно ощущала потребность надеть простую одежду, чтобы восстановить связь со своим домом, своим беззаботным детством. Куда делась бесстрашная рыжеволосая девочка, бегавшая в сабо по улицам, спускавшаяся по склону холма, перелезавшая через руины крепостных укреплений, чтобы погулять по заброшенным садам? Куда делась та Анжелина, которая помогала старому Жаку доить коз и изображала повитуху, наблюдая за кошкой, что вот-вот должна была окотиться в глубине конюшни?
Анжелина покачала головой, прогоняя ностальгические воспоминания. Она надела бежевую холщевую юбку и белую кофту с воротником, завязывавшимся на хлопчатобумажную тесемку. Нервным жестом взлохматила волосы.
— Ну вот, теперь я чувствую себя лучше, — вполголоса произнесла Анжелина.
В этот миг прогремел гром. Молодая женщина вздрогнула, нетерпеливо ожидая второго раската. Она любила грозу, фантасмагорическая неистовость которой завораживала ее. Она подошла босиком кокну и облокотилась на подоконник. Серебристая молния пронзила серые облака, озарив светом крыши Дворца епископов.
— Еще! Еще! — просила Анжелина.
Небо прочертили две ослепительные кривые. Раздался оглушительный гром. Одна молния ударила совсем рядом. Через несколько секунд хлынул дождь, прямой, прозрачный. Анжелина подставила под струи руки и ее охватило странное чувство: казалось, что она рождается заново, освобождается от страха и сомнений и гордая страна гор и ручьев салютует в честь ее обновления.
Глава 14
Костер святого Иоанна
Бьер, праздник святого Иоанна летнего, четверг, 24 июня 1880 года
Жерсанда де Беснак, Октавия и Анжелина сидели под навесом таверны в Бьере. Здесь они должны были переночевать, а на следующее утро ехать на хутор Ансену, где их ждали Жан Бонзон и его супруга Урсула.
— Мне так хочется, чтобы вы посмотрели на костер святого Иоанна! — говорила Анжелина. — Он понравится Анри. Ничего страшного, если малыш ляжет спать чуть позже, тем более, что он хорошо выспался после обеда.
Анжелина держала сына на коленях. Малыш играл кусочком пеклёванного хлеба. Он то надкусывал его, то отламывал крошки. Анри, выглядевший взрослее своих полутора лет, уже бегал и говорил, хотя его не всегда можно было понять. Анжелина много разговаривала с сыном, уверяя своих подруг, что он все понимает.
— Скоро жители деревни разожгут большой костер на общинном лугу, — тихо говорила Анжелина мальчику. — Языки пламени прогонят темноту. Будет очень красиво.
— Костел, — повторил малыш. — Больсой костел.
— Да, малыш, правильно! — восторгалась Анжелина.
Жерсанда нежно смотрела на нее. Они ждали, когда им подадут десерт — имбирное пюре с горным медом, как уточнила служанка, приветливая девушка из долины, темноволосая хохотушка.
— Какой восхитительный ужин! — заметила Октавия. — К тому же меня обслуживают. Нечасто такое случается. Как ты это назвала, Анжелина?
— Касуле. Мама готовила его. Оно долго варится, но это настоящее яство. Большое значение имеет качество белой фасоли. Она должна быть твердой и крупной. Ее варят вместе с лярдом, свиной шкуркой, свиной колбасой, лопаткой ягненка, а также с чесноком, помидорами, сладким перцем, морковью и луком.
— Мадемуазель не переваривает сушеные овощи, поэтому я никогда из них ничего не готовлю, — вздохнула служанка.
— Я вполне удовлетворена омлетом с трюфелями и зеленым салатом, — вмешалась Жерсанда. — Но ты, Анжелина, меня удивляешь: тебя никогда не интересовала кухня, рецепты блюд. Ты хочешь баловать мужа?
Молодая женщина рассмеялась. Она была счастлива, что сидит с сыном на коленях в таком приятном обществе на фоне родных гор.
— Но, Жерсанда, у меня будет служанка, — пошутила она. — Мне не придется мыть кастрюли.
Раскрасневшаяся от удовольствия Октавия улыбнулась. Она разглядывала деревенских жителей, сидевших на деревянной скамье вокруг липы в центре площади. Это были люди почтенного возраста, одетые во все черное. На мужчинах были широкие береты, а волосы женщин повязаны белыми косынками. Около церкви резвились дети. Один мальчик катал обруч при помощи палочки, остальные играли в салки.
— Какой чудесный вечер, правда? — сказала счастливая Анжелина. — Я хочу прыгнуть через костер святого Иоанна. Говорят, после этого дьявол оставляет нас в покое на целый год[46].
— Тогда ты должна подобрать юбки, — посоветовала старая дама. — Шелк и коленкор[47] легко воспламеняются. А я знаю другую легенду: если обрученные прыгают вместе через костер святого Иоанна, то их любовь продлится по меньшей мере один год.
— Поскольку Филиппа здесь нет, я просто избавлю себя от дьявола, — откликнулась Анжелина, блаженно улыбаясь. — Я думаю, мы можем встретить Жанну Сютра. Что тогда скажем ей? Ведь Октавия играла роль бабушки Анри.
— Мы холодно поприветствуем ее, кивнув головой, — предложила Жерсанда. — Если эта дама захочет завязать разговор или проявит любопытство, сделаем вид, что ее присутствие нас тяготит. Доверься мне, Анжелина. Я умею ставить на место любопытных.
Служанка принесла салатницу с пюре и три чашки. Засунув руки в карманы фартука, она немного задержалась.
— Вы не из наших мест, дамы? — спросила девушка.
— Почему же? — ответила удивленная Анжелина. — Мой дядя живет в Ансену. Когда я была девочкой, часто приезжала в Бьер посмотреть на костер святого Иоанна.
Тут служанку позвал другой клиент, и она ушла. Анжелина стала кормить сына пюре. На дороге, ведущей в Масса, заиграла музыка.
— Что это? — удивилась Жерсанда.
— Мы увидим танцоров из Бьера, — объяснила Анжелина. — Вечером будет настоящий праздник. Нам повезло, на небе нет ни облачка. Посмотрите, какое чудесное небо! Солнце зашло, но на западе его лучи еще золотят небосклон, а здесь уже темно.
Веселая труппа выбежала на площадь в сопровождении небольшого бродячего оркестра. Человек десять в воскресных одеждах подошли к липе. На женщинах были широкие красные и голубые юбки. Лифы плотно облегали грудь, а плечи были прикрыты белыми платками с кружевной каймой. К низким узлам волос были приколоты небольшие белые чепцы. Мужчины были одеты в черные муаровые костюмы, белые рубашки и черные круглые шляпы.
— Они будут танцевать рондо[48]! — закричал какой-то мальчик.
— Нет, ремениль, — возразил один из посетителей таверны.
Анжелина вздрогнула, различив среди звуков аккордеона пронзительный голос скрипки. Она тут же подумала о Луиджи. Разумеется, он не был единственным скрипачом на свете, но Анжелина не смогла удержаться и стала выискивать глазами мужчину, игравшего на скрипке. Но жители Бьера настолько плотно столпились около липы, что она видела только головные уборы музыкантов.
— Думаю, они скоро разожгут костер, — сказала она, прижимая сына к груди.
— Да уж, им лучше поторопиться, — проворчала Жерсанда. — Меня клонит в сон. Вероятно, так действует горный воздух. Этот пейзаж немного волнует меня: он напоминает мне Лозер. И я с удовольствием посмотрела бы на знаменитую скалу Кер.
Намек вызвал улыбку у молодой матери, которая никогда не сможет забыть пещеру на склоне скалы. Ведь там родился ее маленький Анри. Октавия притопывала ногой в такт музыке, а ее пальцы отбивали ритм по столу. Для служанки эта поездка в Бьер была своего рода каникулами. Они перенесли ее на более ранний срок, поскольку Анжелина неожиданно вернулась из Тулузы.
— Я тоже буду танцевать, — заявила Октавия. — В молодости я любила танцы.
— Отсюда ничего не видно, — пожаловалась Анжелина. — Надо подойти ближе.
— Я никуда не пойду, — резко сказала старая дама. — Я собираюсь заказать кофе.
В этот самый момент перед навесом проходила Жанна Сютра. Она вела за руку своих внуков, Марию и Поля. Узнав Анжелину, старая кормилица изумленно воскликнула:
— Да это мадемуазель Лубе! И маленький Анри! Как он вырос!
— Добрый вечер, Жанна. Передайте от меня привет Эвлалии, — ответила Анжелина, протискиваясь среди зевак.
Октавия кивнула Жанне, но та не удостоила ее внимания. В тот вечер все хотели насладиться праздником. В полумраке цветастые юбки танцовщиц отбрасывали трепещущие тени, а белые платки ловили первые лучи лунного света. Но если бы с улицы Пра-Безиаль не появилась новая процессия, жители деревни не полностью насладились бы зрелищем. Это пришли дети, юные прихожане епархии. Они рассыпались по площади и высоко подняли факелы, прикрепленные к палкам. Один из детей должен был зажечь огромную кучу из веток и соломы, которая вскоре озарит ночь летнего солнцестояния, посвященную святому Иоанну Крестителю. Некогда, до появления христианства, это был языческий обряд, благославляющий будущий урожай. Огромные костры разгорались одновременно во многих областях Франции в честь победы тепла и света над тенями зимы.
— Я не думала, что будет столько народу, — призналась Анжелина Октавии. — Я не могу поставить Анри на землю, его затопчут.
— Ты права. Дай мне его, если устала.
— О нет! Я могу без устали держать его на руках. Да, мой малыш?
Ребенок радостно засмеялся. Оживление на площади его забавляло, и он не знал, в какую сторону смотреть.
— О, это мелодия бурре! — воскликнула Октавия.
Теперь они могли видеть, как танцоры, подняв руки вверх, ритмично притопывают ногами. Их сабо издавали четкий звук, приятный на слух. Анжелина заметила, что скрипка замолчала. «Вряд ли это Луиджи, — думала она. — Я ошибаюсь. А если это он? Либо он меня увидел и убежал из страха, что я его выдам, либо прячется, чтобы потом напасть на меня».
— Октавия, — громко сказала Анжелина, — возьми малыша. Я хочу кое с кем поздороваться. Главное, хорошо следи за ним!
Служанка взяла ребенка, не задавая лишних вопросов. Какая-то женщина рассказывала, что мэр хочет устроить фейерверк. Анжелина с сожалением отошла в сторону, но ей необходимо было успокоиться или посмотреть опасности прямо в глаза. Присутствие двух жандармов, стоявших на посту около булочной, придало ей уверенности. «Если я встречу этого проклятого акробата, то по его лицу пойму, виновен он или нет. Но это может быть и порядочный местный житель, который умеет играть на скрипке…»
Анжелина обошла площадь и оказалась рядом с дверью церкви, выходившей на боковую улицу. Парочки ворчали, потому что она мешала им. Нарядно одетые холостяки поглядывали на Анжелину и отпускали вслед сальные шуточки. Она напрасно вела поиски. Все мужчины были одеты в черное, а шляпы затеняли их лица. К тому же светильники освещали только танцоров, все остальное тонуло во мраке.
«Неужели я сошла с ума? — подумала Анжелина после долгих поисков. — Порой я слышу, как играет скрипка, но, когда оказываюсь рядом с этим местом, она замолкает!» Анжелина отказалась от своей затеи и решила вернуться к Октавии. Толпа медленно направлялась к общинному лугу вслед за кюре и старым ризничим Базилем. По дороге Анжелина столкнулась с Жерсандой же Беснак, шедшей рядом с Октавией. Возбужденный Анри что-то лопотал, показывая на звезды.
— Я возьму его, — сказала Анжелина. — Мадемуазель, вы слышали скрипку? А ты, Октавия?
— Разумеется, — ответила Жерсанда. — Скрипач даже прошел мимо навеса. Белокурый, пузатый мужчина в карнавальной маске. Но талантливый…
— Белокурый и пузатый… — повторила Анжелина, почувствовав огромное облегчение. — Но почему в маске?
— Если это тебя так интересует, малышка, расспроси служанку таверны. Она так громко смеялась! Похоже, что знает его. Полагаю, тебе страшно из-за того цыгана скрипача?
— Да, вы правы. Но не будем больше думать об этом. Смотрите, костер разгорелся!
Огромный костер полыхал на лугу, прилегавшем к последним домам деревни. Языки пламени, с гулом пожиравшие солому и ветки, ярко освещали все вокруг. Снопы искр взвивались в темно-синее небо.
Одна из девушек запела. Тут же раздались другие голоса, и образовался восторженный хор. Дети радостно хлопали в ладоши.
- Мельника из Рибероля
- Мы все считаем несчастным,
- Очень несчастным.
- Девушки говорят ему:
- «Мы тебя охотно бы поцеловали,
- Если бы ты не был таким бородатым…»
- В день своей свадьбы
- Я пройду по площади,
- И все гости на свадьбе
- Пойдут вслед за мной.
- Какой же длинной будет процессия![49]
Анжелина тихо подпевала. Она не могла налюбоваться своим сыном. Вздернув носик, он обнажил свои первые зубки в очаровательной улыбке. Октавия веселилась вместе со всеми, но Жерсанда де Беснак уже начала терять терпение.
— Я возвращаюсь в таверну, — прошептала она на ухо Анжелине. — Мне не надо было пить вино. Оно слишком кислое. Не задерживайтесь долго, Анри пора спать.
— Вы не хотите посмотреть, как я буду прыгать через костер? — удивилась Анжелина. — Языки пламени уже не такие высокие. Все ждут, когда будет можно взять кусочек обгоревшего дерева. Он защитит дом от молнии.
— Я знаю. В Манде все то же самое, — оборвала ее Жерсанда. — Обычаи часто похожи друг на друга. Не сердись на меня, малышка, я очень устала. Завтра утром надо будет подниматься в гору, к твоему дяде. Это меня немного беспокоит.
— Но дядюшка Жан приедет за нами в двуколке. Вам не придется идти пешком.
— Там посмотрим. Может, я вообще останусь в своей комнате.
С этими словами Жерсанда де Беснак удалилась легкой походкой, несмотря на преклонный возраст. Опечаленная Анжелина хотела пойти за ней.
— Оставь ее, — прошептала Октавия. — Наша дорогая мадемуазель часто капризничает и к тому же не любит деревенских праздников. Нет, это не презрение, скорее, меланхолия. Она всегда ворчит в таких случаях.
Они сели на траву и стали ждать момента, когда костер святого Иоанна превратится в круг из углей.
— Я буду очень рада, если ты прыгнешь, — заявила служанка. — Надо остерегаться дьявола. Каждый раз, когда я думаю о той несчастной девушке, твоей подруге Люсьене, я начинаю читать молитвы. Мужчины, делающие это, настоящие дьяволы на земле.
— Ты права, — согласилась Анжелина. — Ой! Смотри!
Подросток буквально пролетел над кругом, где еще плясали маленькие языки пламени. Потом появилась парочка, державшаяся за руки. Пронзительно крикнув, они подпрыгнули и приземлились по другую сторону костра.
— Теперь моя очередь! — воскликнула Анжелина.
Но, когда она передавала Анри Октавии, какой-то мужчина схватил ее за руку. Это был Проспер Фабр, муж Эвлалии.
— Черт возьми! Хорошо, что вы здесь, мадемуазель Лубе! Вы должны пойти к нам. У моей жены начались схватки. А ведь срок еще не подошел. Я предупредил тещу, и она сказала мне, что вы в Бьере. Говорят, вы учитесь в городе. Надо торопиться!
— Но в деревне наверняка есть матрона или повитуха, — возразила Анжелина.
— Сегодня вечером мамаша Анжела напилась. И потом, Эвлалия хочет, чтобы пришли вы. Она мочится с кровью. Я отвел ребятишек к соседке, чтобы они не видели этого.
— Хорошо, сейчас иду. Октавия, мне очень жаль…
— Не волнуйся. Анри уже зевает. Я уложу его спать, да и сама лягу.
Анжелина поцеловала сына и пошла за Проспером. У нее не было никаких инструментов, и она спрашивала себя, как сумеет помочь Эвлалии. «Возможно, для ее случая моих знаний не хватит, — размышляла Анжелина. — Но, полагаю, я справлюсь лучше, чем пьяная матрона. Боже, какой ужас!»
Войдя в дом Сютра, Анжелина ужаснулась еще сильнее. Ее глазам предстала жуткая сцена: Эвлалия исходила криком, ее лицо было искажено от боли. Жанна поддерживала огонь в печи, на которой стоял огромный котел с водой.
— О, мадемуазель Лубе! Вас послали нам святые небеса! — закричала она. — Что-то пошло не так. Моя дочь не испытывала таких мучений, рожая двух своих первых детей. И у нее сильное кровотечение.
— У вас найдется чистый фартук для меня? — спросила Анжелина. — И кусок мыла? Я должна вымыть руки перед осмотром. Я вам настоятельно советую послать за доктором.
— Он уехал, — сокрушенно сказал Проспер. — Если я побегу за доктором из Масса, это будет слишком долго.
Новость огорчила ученицу школы повитух. Вымыв руки, Анжелина наклонилась над Эвлалией. Будущая мать, лежавшая под простыней, смотрела на нее безумными глазами.
— Я испытываю адские муки, мадемуазель, — простонала женщина. — Мой живот, он просто разрывается на части. Малыш должен был родиться в середине июля, а не сейчас… О! Как мне больно! Больно!
— И все же я должна осмотреть вас, — сказала Анжелина твердым и одновременно успокаивающим тоном. — Мне очень жаль, что я не могу облегчить ваши страдания. У меня нет никаких лекарств. Пусть ваш супруг сбегает в Масса. У доктора, безусловно, есть шафранно-опийная настойка. И я хочу знать его мнение. Я еще не получила диплом, Эвлалия.
— Ну и плевать! — воскликнула Жанна Сютра. — Мы вам доверяем. Я сейчас все объясню. Проспер остался с Эвлалией, потому что вечером она плохо себя почувствовала. Ее даже знобило. А потом вдруг у нее отошли воды и появилась резкая боль. Тогда зять побежал на площадь за мной.
— Хорошо. Спасибо, Жанна, — ответила Анжелина, глубоко вздохнув, чтобы расслабиться и сосредоточиться.
Эвлалия, отчаянно жестикулируя, кричала.
— Прошу вас, не шевелитесь в течение нескольких минут! — взмолилась Анжелина. — Иначе я могу причинить вам боль, осматривая шейку матки. Лежите неподвижно.
Было настоящим испытанием видеть окровавленную плоть, погружать руку внутрь влагалища. Однако на помощь Анжелине пришла какая-то странная сила. Молодая женщина осознала сложившееся положение и его трагические последствия. «О нет, Господи! — сказала она себе после тщательного осмотра. — У ребенка гидроцефалия. Три-четыре случая на тысячу новорожденных, как утверждал Филипп. Голова у него огромная, она давит на шейку матки, что, вероятно, привело к разрыву крупного сосуда. Ребенок задохнется. В любом случае он нежизнеспособен».
— Проспер, возьмите у кого-нибудь лошадь или бегите во весь дух. Доктор должен приехать как можно скорее, — сказала Анжелина, выпрямляясь.
— Попроси у мэра велосипед, Проспер! — закричала Жанна.
— Я не умею пользоваться этой штуковиной[50]. Я возьму лошадь кузнеца.
Обезумевший от страха Проспер выбежал на улицу. Анжелина, у которой было тяжело на сердце, подумала, что, вернувшись, он может не застать свою жену в живых. «Нет, только не это! — упрекнула она себя. — Я знаю, как поступить. Надо любым путем вытащить малыша».
Анжелина подвела Жанну Сютра к окну и тихо объяснила, что у ребенка серьезный дефект и что его надо во что бы то ни стало вытащить из материнской утробы.
— Напоминаю вам, — шепотом добавила Анжелина, — что Церковь советует спасать ребенка, а не мать. Но я уверена, что этот ребенок проживет всего несколько минут. Возможно, он уже умер.
— Надо спасать мою дочь, — тут же ответила встревоженная Жанна. — У нее двое детей, Мария и Поль. Делайте все, что считаете необходимым, мадемуазель.
— У меня нет инструментов, — посетовала Анжелина. — Не могли бы вы взять инструменты у матроны, возможно, она уже проспалась после попойки? Наверняка у нее есть крючок. Он заменит щипцы.
Читать бесплатно другие книги:
