Авантюристка. Возлюбленная из будущего Павлищева Наталья

Служанка явно повеселела, но моя Люсинда девушка обстоятельная, тут же уточнила:

– А в Рим мы с вами одни поедем?

Я не сдержала улыбку:

– Рене поручено сопроводить нас до Рима. Собери самые дорогие вещи и найди наемный экипаж.

Рене для Люсинды волшебное имя, ради нашего секретаря, вернее уже бывшего секретаря, она готова рисковать жизнью, хотя рогов Рене наставила за последние годы…

– Экипаж можно не искать, он стоит через две улицы, это сказал мальчик, но как вы уйдете, если за вами следят? Госпожа герцогиня, а это не ловушка?

– Нет, письмо от… – я чуть не сказала «Армана», – от человека, которому я полностью доверяю. А вот мальчишка…

– А я доверяю мальчишке, это сынишка соседского пекаря.

Опля! Амурные приключения любвеобильной Люсинды начали приносить дивиденды. Пекарь, насколько я помню, вдовец, и Люсинда успела с ним спеться.

Пекарь же помог нам выйти через его пекарню прямиком на другую улицу, он все жалел, что Люсинда так быстро уезжает, а она обещала вернуться.

До Марселя добрались быстро, и Рене увидели на причале тоже сразу. Мне очень хотелось спросить, где Арман, но я подумала, что он мог сменить внешность и представиться бывшему секретарю другим именем.

Рене помог нам подняться на судно, но устраивать в каюте почему-то не стал. Уже вечерело, еще чуть, и на Марсель опустится ночная тьма.

– Когда мы отправляемся? Нельзя ли сегодня? Боюсь, нас до завтра просто найдут, те, кто следят, вовсе не глупы.

– Судно отплывает завтра, а вы сейчас спуститесь с другого борта и пересядете в лодку.

– В лодке через море?! – ахнула Люсинда.

– Тсс! Нет, до другого судна, которое уже ждет подальше.

Приключение за приключением, теперь нам предстояло в полутьме выбраться через небольшой иллюминатор и спуститься по веревочной лестнице в лодку. Но это не все, Рене скомандовал, чтобы мы переоделись в приготовленную мужскую одежду, и как можно быстрее. Люсинда попробовала протестовать, на нее пришлось прикрикнуть.

– Поторопитесь, ваши преследователи не заставят себя ждать.

Мы переоделись, а наши платья Рене зачем-то забрал.

– А это зачем?

– Немного погодя сюда явятся с досмотром.

– И вы сделаете вид, что мы утопились, предварительно раздевшись?

– Я ценю ваше чувство юмора, герцогиня, но все проще. Ваша одежда будет лежать в каюте, где спят две женщины из борделя, их сюда привезли заранее.

– Разумно, – пробормотала я, примеряясь к небольшому иллюминатору. Корабельные иллюминаторы явно не предназначены для бегства через них, но Рене подтвердил мои мысли:

– Другого выхода все равно нет. С палубы вас не спустить. Поторопитесь.

Я полезла первой, нащупывая ступеньку веревочной лестницы, услышала, как Люсинда уточняет у Рене:

– А госпожа герцогиня говорила, что вы доставите нас в Рим…

– Встретимся чуть позже, и не говорите лишнего. Вообще, помолчите.

Внизу у самого борта небольшая лодка с двумя гребцами, на дне куча тряпья явно ради камуфляжа. Я предусмотрительно не стала опускаться дальше трех ступенек, не прогадала, потому что Люсинда, почувствовав, что лестница качается, ойкнула. Пришлось приказать:

– Тихо! Не бойся, я же здесь. И молчи!

– Да, гос…

Она не успела договорить, я сильно сжала щиколотку.

– Тихо!

Незнакомцы в плащах в темноте и молчании помогли спуститься на дно лодки, быстро накрыли каким-то тряпьем, и лодка бесшумно отвалила от борта. Я лежала на мокрых досках, накрытая пыльной тканью, слушала плеск воды совсем близко и пыталась понять, что не так во всем этом сумасшедшем приключении. То есть была опасность, даже смертельная, было странное положение и неизвестно что впереди, но я почему-то озабочена не этим, а чем-то неуловимым, что ускользало, точно ветерок.

Додумать не дала Люсинда:

– Госпожа герцогиня, куда нас везут?

– Тсс! Прекрати называть меня герцогиней и вообще помолчи.

– А вдруг нас продадут в рабство? Я про такое слышала.

Интересно, что она вообще знает о рабстве? Но уточнила я другое:

– Хочешь вернуться к герцогу и Милене?

– Не-ет…

– Тогда помолчи.

Сколько плыли, не знаю, но потом нам так же бесшумно помогли подняться по веревочной лестнице на борт другого судна. Теперь Люсинда полезла первой. А сверху уже тянули руки, чтобы поскорей подхватить. В рабство? Но выбора все равно не было – либо вверх, либо на корм рыбам.

Кажется, я пробормотала это вслух, потому что один из доставлявших нас незнакомцев усмехнулся, что-то в его усмешке меня насторожило. Но меня торопили, пришлось подниматься. Когда я была уже на палубе, ветерок вдруг принес запах… фиалок! Да, вот что не давало мне покоя на дне лодки под пыльным тряпьем – запах фиалок!

– Арман!

В ответ на мой шепот человек внизу снова усмехнулся и помахал мне рукой.

Теперь я ничего не боялась, даже если это рабство, на такое рабство я согласна.

– Кого это вы звали, госпо… ой, простите, а как вас называть? – Люсинда тут как тут.

– Просто мадам… пусть будет Анна. Пока не приедем в Рим, а там договоримся.

– Мадам, кто это? – Люсинда кивнула на бесшумно удалявшуюся лодку.

– Я тебе потом объясню. Это хороший человек. Мы в безопасности.

А нас уже торопились увести с палубы, на сей раз в каюту. Небольшую, но достаточно уютную и чистенькую. Мы так устали, что предпочли умыться и лечь спать.

Утром меня разбудила Люсинда, глаза которой, кажется, стали вдвое больше:

– Госпожа герцогиня, там…

– Что?!

– Там… герцог. Он идет сюда!

Я замерла, пытаясь понять, о ком она говорит, о Шарле или об Армане. Потом сообразила, что Шарль едва ли сунулся бы за нами в море. Люсинда поразилась резвости, с которой я вскочила на ноги:

– Арман!

Люсинда буквально шарахнулась в сторону, с полнейшим изумлением наблюдая, как я бросаюсь на шею мужу, от которого только что удирала. Я поняла, что нужно как-то разрядить обстановку, пока моя бдительная служанка не грохнула Армана сзади чем-нибудь по голове. Она может. Позже я узнала, что так и было бы, не скажи я:

– Люсинда, это Арман, не Шарль Мазарини. Просто они безумно похожи.

Люсинда тут же продемонстрировала, что ее мозги работают со скоростью хорошего процессора:

– А… детей вы от него…

Ответом был наш смех.

– Ну, тогда ладно… Я пошла… меня ждут…

Я догадывалась, кто именно ждет – с палубы доносился голос Рене.

– Арман, когда вы вернулись?

– Через час после того, как вы удрали от мужа. Здешний час. Смелая женщина…

– Мари…

– Забудем пока про Мари, ладно? Я потом все расскажу.

– Арман, что вообще происходит? Почему я встречаюсь то с реальными людьми, то…

Его глаза блеснули лукавым весельем:

– То?..

– Где наша Мари? – вопросом на вопрос ответила я. – Что с ней произошло и почему вы тогда сказали, что она враг? Что значит НАСТОЯЩАЯ Мари? Она мне столько непонятного наговорила, когда прощалась. Почему она ничего не знает о моем времени?

– Никакой нашей Мари нет, она закончила роль. Она не враг, просто не может быть вашим другом. И вообще, она с вами из разного времени, вы просто на некоторое время пересеклись. А в вашем мире она жила и, кстати, натворила дел. Все она знает, даже больше, чем нужно.

– Так, стоп! Что такое роль и что она закончила? Арман, я с ума сойду от всех этих перевертышей. Никогда не знаешь, кто перед тобой, можно ли с человеком о чем-то говорить или нет.

Он на некоторое время задумался, я чувствовала, что ни торопить, ни требовать что-то нельзя, просто замкнется или посмеется. Но должен же Арман понять, что мне слишком трудно жить, не понимая, что происходит, где зыбкая граница реальности! Кажется, понял, внимательно посмотрел на меня, словно изучая мое лицо, уголки губ чуть тронула улыбка, которую я так любила.

– Анна, вспомните театр. На сцене жизнь, так ведь? Внешне реальная, иногда очень даже. Чем она отличается от той, что за стенами зрительного зала? Одним – каждый играет свою роль, предназначенную именно ему, роль, в которой уже расписано все: что говорить, как двигаться, отношения с партнерами, появление, поступки и даже гибель героя… Так?

Я кивнула, с чем тут спорить?

– Но что произойдет, если вдруг кто-то из актеров во время действия выйдет из роли и начнет разговаривать не с тем, с кем должен по тексту, а с кем-то в зрительном зале? Если вдруг изменит не игру, а сами события, перестанет подчиняться не только режиссерскому замыслу, но и автору пьесы? Он окажется вне игры, в реальности. Это понятно?

Я снова кивнула:

– Да, понятно.

– Вот так вы, Мари и… ладно, неважно кто, помещены в такую игру. Вы пожелали побывать в прошлом даже не единожды, но никак не желаете понять, что рисунок вашей роли очень жесткий. Пока вы в игре, встречаетесь с тем, что должно быть по сценарию, но стоит начать ходить на голове или разговаривать со зрительным залом – выпадаете из игры в реальность. И эта реальность, как видно, не слишком устраивает.

– То есть, как только я начинаю делать не то, что должна, – сталкиваюсь с настоящими людьми? – ошеломленная пониманием услышанного, я буквально прошептала эту фразу.

Арман присел передо мной, оседлав стул, снова внимательно посмотрел в лицо.

– Умница. Я даже не ожидал, что вы все так быстро схватите.

– Кто еще в игре?

– Этого вам знать не нужно, тем более сами они об этом не догадываются. Мари не в счет.

– А… вы?

– Я тоже.

– Но почему тогда вы мне рассказали? Или здесь все вокруг играют, но каждый делает вид, что ничего не знает?

Его губы снова чуть тронула улыбка:

– Нет, в игре только вы. И должны доиграть по правилам, иначе будет жестко. Анна, скажу честно: вы уже имели возможность выйти из игры, я готов был вам помочь, но стоило исчезнуть на некоторое время, натворили дел и столкнулись с реальностью. Но даже после этого я могу помочь уйти. Сейчас. У вас есть возможность вернуться в свою реальность, понимаете? Дальше за вас будет проживать эту жизнь настоящая Гортензия Манчини. Но если вы останетесь, то будете должны играть свою роль без вольностей, по сценарию.

У меня был только один вопрос:

– А дети?

В лице Армана что-то изменилось, словно какие-то пружины отпустило, напряжение спало. Улыбка была совсем иной, не насмешливой, он улыбнулся явно с облегчением, но брови все же сурово сдвинул:

– Дети рождены в этом мире, ему и принадлежат. Вы не можете умереть в этом мире, они не могут родиться в другом. Дети останутся здесь.

– Тогда и я тоже.

И снова выражение его глаз изменилось, только теперь стало тревожным.

– Я рад, что вы спросили о детях, но остаться… Анна, есть одна сложность – вы не сможете быть рядом с детьми. Нет, их не отберет отец, я давно удалил их от этого идиота, но будут идти годы, а вы не будете стариться, даже просто меняться, понимаете? Это любовнику можно объяснить все успехами аптекарей и прекрасным здоровьем, а как детям? Мать не может выглядеть моложе своего ребенка, а если и выглядит, то не должна находиться рядом с ним.

Я ответила не сразу. Передо мной стоял выбор – бросить своих детей совсем и, вернувшись в свое время, постараться о них забыть либо…

– Я буду наблюдать за ними со стороны, помогать им издалека. Это возможно?

Снова Арман изучал меня долгим внимательным взглядом. Странная у нас получалась беседа. Мало того, что говорили о настоящей ереси, так еще и с огромными паузами.

– Возможно.

Неожиданно он рассмеялся:

– А ведь я мог просто вернуть вас обратно, ничего не объясняя, разбудить на диване в своем флигеле и внушить, что все, связанное с Гортензией Манчини, вам приснилось.

– Почему же не сделали этого?

Он вдруг опустился передо мной на колени, взял руки в свои.

– Анна, от кого вы родили трех дочерей и сына? Не от Шарля же. – Губы коснулись моей ладони. – Вы не пожалели об этом?

Вторая рука при этом скользнула под юбку и погладила мое колено. Еще чуть, и она отправится выше… Ой… пальцы Армана легко добрались до бедра. Тонкие панталоны не слишком надежная защита от бушующей страсти и горячих рук.

От одного воспоминания о наших ночах я привычно полыхнула до корней волос. Арман тихонько рассмеялся, ему очень нравилось вгонять меня в краску и наблюдать, как я смущаюсь.

– Вот и ответ, почему я вам рассказал о ролях и игре. Я буду рядом все это время, чтобы… неважно…

– Нет уж, что за «чтобы»?

Он рассмеялся, поднимаясь с колен и поднимая меня из кресла.

– Не думаете же вы, что я позволю вам стать любовницей кого-то другого? Кстати, это притом, что вы будете фавориткой герцога Савойского и короля Англии Карла.

– Вот еще!

– Начинается… Напоминаю: если вы остаетесь, то проживаете роль пошагово, пофразно безо всяких отступлений.

– А дети? – я была готова снова и снова задавать тот же вопрос.

– С ними будет все в порядке. Все четверо проживут хорошие, достаточно долгие по здешним меркам жизни, Олимпия вообще доживет до середины следующего века.

– А я сколько должна здесь прожить?

– Еще почти тридцать лет. Заметьте, не изменившись внешне! Я постараюсь сделать эти годы весьма приятными. – Он словно между прочим спустил платье с одного плеча и явно намеревался сделать это со вторым. Грудь обнажилась почти полностью.

– А… вы?

– Я же сказал: все время буду рядом в буквальном смысле. У ветреной красавицы бывают преданные слуги. Я вам подхожу в качестве слуги? – Его руки времени не теряли, избавляя меня от тугой шнуровки платья.

На таких условиях я согласна оставаться в прошлом навечно. Окинула его скептическим взглядом, поморщилась:

– Ничего, сойдете.

– Благодарю вас за доверие, герцогиня. Значит, вы остаетесь в игре?

– Да, но хочу получить ответ еще на один вопрос.

– Ну? – Арман почувствовал подвох, потому тон настороженный.

– Наши с вами отношения тоже игра?

Он нахмурился, притянул меня к себе, довольно ловко расправляясь с завязками кружевных панталон.

– Перестаньте говорить глупости! Кроме того, я же обещал научить вас всему, что умею сам, а не научил и десятой доле.

Голос уже насмешлив, я в объятьях своего Армана, того, кто заставлял меня летать, таять и возрождаться в его объятьях. И мне все равно, кто он в этой игре.

Нет, не все равно, но я это еще выясню, а пока…

– Утром я вам подробно расскажу все, что вы должны делать, говорить и даже чувствовать в ближайшие полгода. А сейчас не будем терять время, мы и так уже столько упустили…

– Свечи… – осторожно напомнила я, поскольку Арман уже оставил меня не только без платья, но и без панталон и взялся за тонкую сорочку.

– Э, нет! Надоело любить во тьме, я хочу видеть ваше восхитительное тело, видеть, как оно откликается на ласки. Привыкайте к свету, дорогая… И к моему нескромному поведению тоже. Я страшный развратник.

О… это я уже познала на своем опыте. Оставалось только вздохнуть, причем коротко, потому что от первых же ласк дыхание просто перехватило. Арман действительно великолепный любовник…

Утром следующего дня, когда судно уже готовилось войти в порт, я услышала, что должна некоторое время пожить в Риме у Мари и ее супруга.

Что там не все в порядке в семейных отношениях, брак на грани развала.

– Почему, Мари же влюбилась в своего мужа, а он отвечал взаимностью?

– Наша Мари, но не та, что есть сейчас. Если честно, мне жаль Колонна, крушение отношений – это всегда ужасно. Получить отказ от женщины, которую искренне любишь, да еще и узнать, на кого она тебя променяла…

– А на кого?

– Это еще впереди, потому потерпите немного, сами увидите.

Потом мы с сестрой должны сбежать из Рима сначала во Францию, потом я в Турин к герцогу Савойскому.

– Мне обязательно становиться его любовницей?

– Вовсе нет. Сумейте удержать его на расстоянии, но получить покровительство по старой памяти.

– А в Англии?

– О, в Англии Карл… Вы помните Карла II? Советую вспомнить все его достоинства и недостатки, пригодится, вам там жить и жить. – А в глазах такое… хотелось поинтересоваться: с кем жить?

– И…

– Ну, что «и»? Фавориткой стать придется, такова судьба. – Я не поверила, потому что глаза Армана смеялись. – А уж как вы сумеете его удержать… У вас же есть опыт общения с королями в спальне без последствий…

– Арман!

Бровь приподнялась.

– Да, дорогая… В спальне только я. А короля придумаем как нейтрализовать. Вы против?

Господи, ну, конечно же, нет!