Авантюристка. Возлюбленная из будущего Павлищева Наталья
Я действительно была чуть растеряна, только что решала сложную задачу расстановки политических сил, которая сродни шахматной, это было увлекательно, мне понравилось. Арман наблюдал за мной, чуть прищурив глаза, почему-то это смутило, словно меня застали за чем-то тайным, не предназначенным для чужих глаз.
Зато теперь взгляд Армана стал иным – заинтересованным и чуть удивленным. Он что, не ожидал от меня способности рассуждать? Именно это я и спросила. Муж улыбнулся:
– Чем больше я вас узнаю, тем больше вы мне нравитесь.
Почему-то такое заявление меня попросту смутило и заставило поспешно ретироваться.
– Вот еще!
Вслед мне из кабинета несся смех Армана. Ну и что тут смешного? Нравлюсь я ему! Ишь какой!
Почему меня это задело (пусть даже по-хорошему), не знала сама. По пути в свою комнату встретила Мари, которая подозрительно вгляделась в мое лицо:
– Что случилось?
– А? Ничего.
– А почему ты улыбаешься?
– Разве?
Она была права, стоило чуть расслабиться, и мои губы прямо-таки разъезжались в дурацкой улыбке. Верхнюю пришлось даже прикусить.
Я вздрогнула, услышав… нет, этого не могло быть, такого никогда не бывало! Из кабинета Армана доносился его хохот. Герцог Мазарини смеялся так громко и от души, что я не выдержала и, подхватив юбки, бросилась туда.
Конечно, к кабинету подошла уже спокойным шагом, не хватало, чтобы герцогиню видели прыгающей через ступеньки. Перед приемной и вовсе остановилась, сделала несколько вдохов, чтобы успокоить сердцебиение, и вошла как ни в чем не бывало.
– У Его Светлости кто-то есть?
В ответ на вопрос секретарь Рене отрицательно покачал головой:
– Нет, он один.
– А над чем смеется?
– Получил послание Ее Величества королевы Анны.
Вот это уже интересно, что же могло так рассмешить Армана в письме королевы-матери?
Он сидел, опершись подбородком на сцепленные кисти рук, в глазах веселье.
– Проходите, Ваша Светлость.
– Чему вы так радуетесь, герцог?
Дождавшись, когда я закрою дверь, Арман жестом показал мне на кресло у стола. Все наше поведение выходило за рамки местных приличий, но наедине мы такое себе позволяли. Иногда я задавалась вопросом, каковы правила приличия для самого Армана, однако спросить его об этом почему-то не решалась.
Я не стала садиться в кресло, устроилась на стуле, так удобней, если затянута множеством тканей и жестким корсетом.
– Ее Величество королева Анна Австрийская только что сообщила, что для меня быть ее наместником в Бретани слишком много чести.
Я знала, что Людовик просто хотел выполнить одно из последних пожеланий кардинала Мазарини и назначить губернатором Бретани моего супруга (когда-то таковым был его отец, и губернаторство в Бретани переходило у Мейере по наследству). Почему это вызвало столь резкий протест королевы? Но поинтересовалась я другим:
– Арман, а почему, собственно, вы так рветесь в Бретань?
– Рвусь? – поднял бровь мой фальшивый супруг (и как ему удается так красиво насмешничать?). – Отнюдь, дорогая, я предпочел бы теплый климат Прованса, но в Прованс вас везти никак нельзя, это вотчина вашего прежнего любовника. Однако и держать в Париже тоже опасно, ваша несравненная красота привлекает слишком большое внимание желающих сорвать сей цветок. Вы сами понимаете, что позволить кому-то сделать это я не могу. Потому, – он картинно развел руками, – Бретань. Как только ваша сестра, то бишь Мари, отправится в Рим к своему Колонна, мы с вами уедем в другую сторону – на западное побережье.
– Но почему?! – я буквально взвыла. Что он себе позволяет?!
– Чтобы у вас было как можно меньше соблазнов и возможностей, во-первых, что-то изменить там, где вы менять не имеете права, во-вторых… я ревнивый супруг и не люблю рогов. Детей вы будете рожать только от меня.
– Рожать детей? – насмешливо уточнила я.
Арман кивнул:
– Совершенно обязательно. Если вы забыли или не знали: у Гортензии Мазарини были три очаровательных дочки и симпатичный сын. Не переживайте, дорогая, они все похожи на меня, но и ваши черты лица наследуют тоже.
Он уже оказался рядом, я невольно поднялась и оказалась практически в объятьях супруга. Арман вкусно пах свежестью и едва уловимо мускусом. Его руки времени даром не теряли, одна крепко обхватила меня за талию, а вторая… декольте в этом XVII веке столь откровенны…
Через мгновение губы Армана уже приникли к вызволенной из плена ткани груди. Моей груди очень понравилось то, как над ней хозяйничали.
– Арман!
Сопротивлялась я, если честно, совсем слабо, мысленно успокаивая себя, что нелепо звать на помощь, когда тебя ласкает муж.
– У вас очень чувствительные соски. Мы обсудим это вечером, герцогиня, – он уже целовал мою руку, и губы были горячей, чем обычно. И шепотом: – Вы не пожалеете, я опытный любовник.
Низ живота просто свело. Уже больше года я была одна, позволяя себе в этой Франции XVII века вольности только в мечтах. А взгляд Армана обещал такое…
Герцог позвонил в колокольчик, и в кабинет вошел секретарь. Мне ничего не оставалось, как поторопиться привести себя в порядок, то есть водворить на место едва прикрывающую грудь ткань и отвернуться, чтобы заливший лицо румянец не выдал волнения. Супруг заслонил меня собой.
– Рене, распорядитесь заложить карету, мне нужно нанести визит королю.
– Большую? Герцогиня тоже едет?
– Нет, малую, я один. Это деловой визит. Выражу сожаление, что остаюсь в Париже вопреки воле Его Величества и покойного кардинала…
Стоило за секретарем закрыться двери, мой искуситель повернулся и зашептал снова:
– Должен же я убедиться, что вы хороши и без роскошных нарядов. Обещаю бурную незабываемую ночь, если вы, конечно, не струсите и придете ко мне.
– Вот еще!
– Я же говорил – боитесь.
– Я?!
– Ночью посмотрим, – язык Армана облизал губы с таким плотоядным выражением, что отпустивший было спазм внизу живота вернулся. Похоже, меня действительно ждет незабываемая ночь…
Но я стойко пыталась сопротивляться:
– Вы к королеве?
Мне очень хотелось бы посмотреть, как ехидный Арман будет высказывать свое сожаление, но он, словно понимая, о чем я думаю, покачал головой:
– Я вам вечером все расскажу. Постараюсь помочь Ее Величеству осознать ошибку. Но основной урон будет нанесен чуть позже. Вам с Мари понравится, обещаю.
Он вернулся от короля поздно, к тому времени я успела передумать и пережить столько… Смешно, современная женщина переживала из-за возможного секса с красивым мужчиной. Да нет, не из-за секса, а из-за предстоящей близости и вовсе не потому, что была от него зависима (вдруг не вернет обратно в мое время?), а потому, что мне не все равно, есть ли у него любовница, и эта самая близость уже одной своей возможностью заставляла все замирать внутри.
Притом что мы были обвенчаны в этом XVII веке, Арман оставался для меня таинственным незнакомцем, надежным и опасным одновременно. Опасность придавала ему особую привлекательность. Думаю, любой женщине больше нравятся мужчины под маской. У Армана не было маски на лице, но я ничегошеньки не знала о мужчине, возможности которого по сравнению с моими собственными практически безграничны (кто еще умеет переходить из мира в мир и из века в век?) и который обещал мне незабываемую ночь.
Стук подъехавшей кареты, голоса внизу и тишина…
Я не могла заснуть и сидела в кресле перед камином, делая вид, что читаю. Я и правда читала, только едва ли поняла хоть строчку или слово из тех, что были перед моими глазами.
Арман двигался бесшумно и в комнате появился так же – не скрипнув дверью, просто возник прямо передо мной, заставив вздрогнуть.
– Задумались? Я обещал рассказать, как прошел визит к королеве.
Я не стала говорить, что уже поздно, но все же фыркнула:
– Это могло подождать до утра.
– Вы правы, беседа о вздорном характере Ее Величества подождет до завтра. Сейчас у нас есть куда более интересное занятие, – голос вкрадчив, а руки уже действовали.
Он поднял меня с кресла, отобрал книгу, спустил с плеч халат и принялся развязывать бантики пеньюара.
– Арман…
– Помолчите.
Да, действительно, в такой ситуации лучше помолчать. Вести какие-то речи, оказавшись полностью обнаженной (а это все отсутствие нижнего белья у дам!), нелепо.
В следующую минуту я уже лежала на постели, а Арман расстегивал свою рубашку. И все же я взбрыкнула:
– Вы же говорили, что я сама к вам приду?
Он склонился надо мной:
– Придете, обязательно придете, и еще не раз. Чтобы многократно повторить то, что испытаете сегодня…
О… он умел возбуждать! Губы прошлись по моему телу, не пропуская ни клеточки, дразня и играя, разжигая безумное желание и обещая немыслимый восторг. К тому моменту, когда взял меня, я готова была кричать, требуя этого сама. Арман прав, я приду к нему, миллионы раз приду, чтобы снова и снова испытать это всепоглощающее чувство вознесения к небесам. Неправда, что соитие грех, не может быть грешным то, что вызывает такие чувства.
– Арман…
– Да, дорогая?
– Я…
Он не стал спрашивать о том, чего я не договорила, за меня объяснило тело, сгоравшее в его объятьях.
Я не сравнивала Армана ни с кем из тех, кого познала раньше (их и было-то трое – первая еще школьная любовь, мой парень, погибший над Женевским озером, и Людовик Меркер, так на него похожий). Нет, ничего из того, что я испытала раньше, ничего из пережитого не было даже слабой копией восторга, который принесла близость с… законным мужем (?).
Не знаю, сколько это длилось, сколько раз мы были близки, я стремилась к нему, как мотылек к огню, сливалась с ним воедино, испытывала оргазм раз за разом, а потом попросту заснула в объятьях Армана, забыв обо всем.
Проснувшись, обнаружила вместо мужа на постели рядом красивую розу и коробочку с роскошным колье. Почему-то мне это не понравилось.
Люсинда, которая помогала вымыться и одеться, лукаво усмехнулась:
– Его Светлость был горяч сегодня? Вы так сладко стонали всю ночь.
Я покраснела до корней волос.
– Было слышно на весь дворец?
– Нет, Его Светлость попросил постеречь, чтобы никто не подходил к двери спальни, потому я слышала. Нужно сделать задвижку на двери в предыдущей комнате, и все.
– А герцог встал?
– Конечно, он уже съездил верхом и сидит в кабинете.
В это утро я одевалась особенно тщательно. Придирчиво оглядела себя в зеркало, пытаясь понять, нет ли следов ночных ласк.
Немного посомневалась, стоит ли идти в кабинет, но потом нашла повод.
Секретаря на месте не было, дверь в кабинет чуть приоткрыта.
– Арман…
– Доброе утро, герцогиня.
И ни малейших намеков на ночные безумства, словно он хорошо выспался и озабочен только делами. Ах, ты так?! Я тоже могу.
– Герцог, вы обещали рассказать, как прошел визит к королеве.
– Если вы не против, когда вернется с прогулки мадам Мария. Она тоже хотела бы послушать.
– Да, конечно. Один вопрос: мы не едем в Бретань?
Спросила неожиданно для себя, вдруг осознав, что сама вовсе не была бы против, потому что в Бретани повторение таких ночных безумств более вероятно.
– Нет, не едем, Ее Величество не доверяет мне столь важный пост. – Арман уже подошел ко мне и вдруг крепко обхватил за талию. – Вам плохо со мной здесь?
Голос проникновенный, глубокий, голос змея-искусителя, не иначе. Если бы он вдруг решил взять меня прямо посреди кабинета, я не сопротивлялась бы, но Арман лишь заглянул в глаза:
– Вам понравился цветок?
– Да, конечно, роза хороша.
Губы у моего уха, зубы чуть прикусили мочку.
– А то, за что он подарен?
– Арман! – кажется, я научилась говорить на вдохе.
– Значит, понравилось. Продолжим этой ночью? Я надеюсь, что вы уже беременны, но все же…
Мгновение, и я уже сама по себе, а змий-искуситель на расстоянии шага, и чтобы удержаться на ногах, пришлось даже опереться о спинку кресла. С трудом сглотнула, судорожно подыскивая слова, чтобы с достоинством удалиться.
Герцог, казалось, забыл о моем существовании, разбирая бумаги на столе. Но стоило развернуться, чтобы выйти, услышала тихое и взволнованное:
– Анна, вы восхитительная любовница. Неопытная, но подающая надежды.
Я снова замерла, понимая, что нужно ответить. Что положено по правилам этикета? Ответила то, что подсказало сердце:
– А вы любовник.
– Благодарю. Обещаю развратить вас совершенно и научить всему, что умею сам…
Как на это реагировать? Что он умеет сам?
Выручила меня Мари, которая уже спешила в кабинет, требуя и ей рассказать о том, почему королева не удостоила назначением герцога Мазарини. Арман рассмеялся, как мне показалось, с облегчением:
– Хорошо, хорошо, мадам, расскажу немедленно.
Он передал содержание своего разговора с королевой, картинно сокрушаясь, что совершенно потерял расположение Ее Величества, потому что… – Арман лукаво покосился на меня, – умудрился сказать при королеве, что его брак куда выгодней того, что заключил король, мол, он женат на самой красивой и богатой женщине королевства.
– Так вы женились на мне по расчету, герцог?
– Конечно, дорогая. Я все верно рассчитал, получив не просто самую красивую и богатую женщину королевства, но и самую роскошную любовницу Франции, – его губы легко касались моей руки, а Мари старательно делала вид, что не слышит слов Армана.
Я снова полыхнула, как девчонка, до корней волос. И заработала еще одно замечание:
– Как мне нравится, когда вы краснеете… Знать бы еще, что это только для меня.
Нужно ли говорить, как я ждала вечера?
Сидеть с книгой у камина не стала, но дверь не заперла. Минуты ожидания показались часами, но Арман все равно появился неожиданно. С усмешкой склонился ко мне:
– Я не дождусь, когда вы придете ко мне? Но согласен приходить сам. Вы не против продолжения?
Я с трудом смогла проглотить вставший в горле ком. Отвечать не стала, чтобы хриплым голосом не выдать свое возбуждение.
– Продолжим вашу учебу? Забудьте все, что знали прежде, даже в своем ХХ веке. Перевернитесь на живот, я хочу посмотреть вашу спину.
Спину он хочет посмотреть! Но ведь под рубашкой ничего…
И рубашка тоже оказалась снята.
– Так лучше, красивую спину и то, что пониже, вовсе ни к чему скрывать от мужа. Я сделаю массаж…
Я млела и таяла, как мороженое на горячей сковороде, растекаясь сладкой лужей.
– Эй, не спать, нам еще многое предстоит.
Это замечание привело меня в чувство, я и впрямь едва не заснула под его ласковыми и сильными руками.
– Герцогиня, вы сзади и обнаженная даже красивей, чем в роскошных нарядах. Вам никто этого не говорил?
– Нет, знаете ли, не доводилось.
– И не скажут!
– Это почему?!
– Да потому что я никому не позволю лицезреть ваш очаровательный зад в таком виде! – рассмеялся Арман.
Нет, вообще-то, я против не была, но не оставлять же столь уверенное заявление без ответа!
– Ну, это мы еще посмотрим.
Он резко перевернул меня на спину, навис сверху, в глазах никакой усмешки, они больше похожи на два клинка.
– Если я только почувствую угрозу измены, то просто запру вас в монастырь!
– Боже, герцог, какой вы ревнивец…
– Это не шутка.
Он снова перевернул меня на живот и подтянул нижнюю часть туловища вверх. Снова я уснула только к утру, обессиленная и счастливая, причем не только от безумного удовольствия, но и из-за ревности Армана. Он готов отправить меня в монастырь, чтобы не отдать кому-то другому! Когда великолепный любовник еще и ревнив, это обещает немало таких вот сумасшедших ночей.
Пожалуй, даже неплохо, что я осталась в XVII веке, едва ли Арман стал бы моим любовником, не говоря уже о замужестве, там, в Париже XXI века. Во всем есть свои плюсы, даже в вечной жизни не в своем времени. Плюсы замужества с Арманом нравились мне настолько, что я готова была не замечать минусов.
В чем эти минусы? В том, что не могу вернуться в свой мир? Но мне и здесь неплохо, особенно в спальне по ночам.
Едва успели снять траур по кардиналу Мазарини, как состоялась свадьба Месье. После смерти в предыдущем году дяди короля Гастона Орлеанского этот титул перешел к младшему брату Его Величества принцу Филиппу. Женой Филиппа Орлеанского становилась Генриетта-Анна, сестра английского короля Карла (как хорошо, что кардинал не выдал меня за него замуж!).
Напомню, что ее мать вдовствующая королева Англии Генриетта-Мария была сестрой короля Людовика XIII, то есть сама Генриетта-Анна приходилась нынешнему королю Людовику XIV и своему мужу его брату Филиппу герцогу Орлеанскому двоюродной сестрой. Во Францию Генриетта попала совсем крошкой, своего отца английского короля Карла I, казненного по приказу Кромвеля, она видела совсем ребенком. Несчастная семья много натерпелась за время Фронды, да и позже, когда у королевы Генриетты-Марии не было средств даже на оплату дров для каминов и на еду, не говоря уж о нарядах.
Королева Анна Австрийская не слишком жаловала свою золовку, ее мало заботило бедственное положение английской королевской семьи, сказывалась застарелая вражда, когда-то родственники короля Людовика XIII не слишком жаловали саму Анну Австрийскую, испанскую инфанту.
Пока Кромвель был у власти, Карл II по-настоящему бедствовал во Франции, а мать ничем не могла помочь сыну, потому что бедствовала тоже. За Карла даже меня, то есть Гортензию Манчини, замуж не выдали, посчитав, что это негодная партия и отдавать королю без трона огромные богатства Мазарини не стоит. Дядюшка быстро пожалел о таком решении, но было поздно.
Стоило Карлу вернуть себе корону, как он стал желанным женихом, однако предпочитавшим теперь иную партию – португальскую инфанту Екатерину Брагансу. Но желанной партией стала и сестра нового короля Генриетта-Анна, ее тут же выдали замуж за Месье, принца Филиппа Орлеанского. Не будь женат сам Людовик, Генриетта стала бы королевой Франции. Подозреваю, что в страстном желании Анны Австрийской поскорей женить сына на Марии-Терезии Испанской не последнюю роль сыграло и возвращение Карлом английского трона. Испанка Анна Австрийская предпочла брак своего сына Французского короля со своей испанской племянницей Марией-Терезией браку с английской племянницей Генриеттой-Анной.
Не сомневаюсь, что и сам король, и двор предпочли бы иное. Генриетта-Анна, воспитанная при французском дворе, пусть и в настоящей бедности, была яркой штучкой, рядом с которой Мария-Терезия выглядела серой мышкой.
Увлекался ли Людовик своей двоюродной сестрой? Он увлекался всеми красивыми и живыми женщинами при дворе, хотя не все становились его любовницами. Людовик просто не мог не отдать предпочтение хорошенькой и умной Генриетте перед серенькой Марией-Терезией, как бы это ни бесило королеву-мать. Анна Австрийская, после смерти нашего дядюшки кардинала Мазарини вмиг потерявшая власть в государстве, теперь теряла власть вообще, поскольку сын больше не только не приглашал ее на заседания Совета, но и не обращал внимания на недовольство своими увлечениями.
Последней уступкой короля оказалось согласие не делать губернатором Бретани моего супруга герцога Мазарини. Арман смеялся, мол, он знаменует собой окончание власти королевы Анны Австрийской.
Мне не хотелось присутствовать на свадьбе Месье и Генриетты-Анны, но Арман настоял:
– Герцогиня, вы просто обязаны.
Некоторые обязательства начинали меня угнетать. Хочешь не хочешь, наряжайся и езжай в душный дворец глазеть на скучнейшие мероприятия или, напротив, в совершенно неподходящую погоду езжай верхом охотиться.
Как не поссориться с мужем
Скоро должна состояться заочная свадьба Мари. Наша Мари выбывала из моей жизни, надолго или навсегда, я не знала, но теперь не боялась, рядом со мной был Арман.
Брачный контракт между Марией и князем Лоренцо Колонна, коннетаблем Неаполитанского королевства, был подписан еще дядюшкой в конце февраля, теперь в середине апреля должны заключить брак по доверенности, чтобы Мари могла уехать в Рим. Совершенно неожиданно этому стал противиться король.
Людовик явно решил, что теперь ему можно все. Его советчик и воспитатель кардинал Мазарини умер, королеву Анну он попросту отодвинул в сторону, а супруга Мария-Терезия не могла возразить Людовику ничего. И без того не слишком стройная и красивая, беременная королева Мария-Терезия подурнела окончательно. Она не из тех, кого будущее материнство красит, живот едва заметен, но королева передвигалась, как уточка, не танцевала и, уж конечно, не ездила верхом. Да она вообще плохо держалась в седле, для испанской инфанты верховая езда в мужском седле немыслима. Для Людовика, обожавшего охоту, это было большим минусом.
Король еще не начал встречаться с Лавальер, зато вовсю любезничал с невесткой – Генриеттой-Анной, супругой Месье. Филипп Орлеанский не ревновал, медовый месяц с Генриеттой закончился для него уже через две недели, потом Месье вернулся к своим любовникам, в том числе моему собственному братцу Филиппу, получившему титул герцога де Невер. Мадам, которая позже много натерпелась от мужа (вплоть до побоев), вознамерилась наградить его рогами, причем с его же фаворитами, но для начала решила наставить рога с королем.
Однако Людовик попытался вернуть свою большую любовь – нашу Мари. Что бы кто потом ни говорил о его страсти к Лавальер, Монтеспан или Ментенон, могу точно сказать: Людовик всю жизнь любил Мари, любил по-настоящему. Именно она сделала из тюфяка короля, ее этот король уважал настолько, что не переспал с ней (вернее, уважала себя Мари, не позволив королю использовать ее для удовлетворения минутного желания), и уважал тем сильней, что получил от красавицы отпор и теперь.
Для начала Людовик стал противиться замужеству Мари, препятствуя окончательному оформлению брака. На что он надеялся? Решил подыскать для своей любви другого мужа, который будет уныло носить ветвистые рога, наставленные Его Величеством? Таких мужей и до Людовика, и после него во Франции нашлось немало, за должности, щедрые вознаграждения и даже просто из благодарности за приветливый взгляд короля рогатые супруги старательно не замечали близости своих жен к Его Величеству и безропотно признавали рожденных от него детей своими.
Найти красивой (пусть эти раскрашенные толстухи считают, что это не так!), умной и богатой Мари покладистого супруга из числа именитых, но безденежных не проблема, но сама Мари не желала становиться игрушкой для короля. Любимую женщину не делают любовницей, женившись на другой.
В тот день Мари оделась несколько странно – словно снова была в трауре, но как же этот траур ей шел!
– Мари, куда ты собралась? – в моем голосе тревога, тревога и во взгляде Армана.
– К Его Величеству.
Я почти ахнула, неужели она решилась стать любовницей короля? Но слух быстро дойдет до Рима, супруг не простит ей такого ветреного поведения. И к чему траур?
– Но ведь у тебя скоро свадьба?..
– Вот потому и намерена просить Его Величество не чинить более препятствий. Надоело ловить насмешливые взгляды и терпеть издевательства. Арман…
– Я провожу вас, мадам, – кивнул мой муж.
Почему-то я почувствовала укол в сердце. Нет, это не ревность, но то, что он так охотно помогает Мари, вообще-то виноватой передо мной, было неприятно.
Мари действительно попросила короля не препятствовать ее браку и отъезду в Рим. Людовик заметил, что теперь, после смерти кардинала, она свободна и вольна вести себя, как пожелает, намекнул, что найдет ей достаточно сговорчивого супруга в Париже, осыплет подарками… Людовик считал, что таким образом может вернуть свою любовь, вернее, наконец, заполучить ее в постель. Мари оказалась на высоте, она холодно заявила королю, что не желает быть его любовницей, в то время как могла бы быть его супругой:
– Я любила Людовика Бурбона независимо от короны на голове, а мне предпочли другую, более родовитую. Мне не нужно место в ряду ваших фавориток, Ваше Величество. В любви либо все, либо ничего. Позвольте мне подарить свою верность моему будущему супругу и быть счастливой в браке.
– Но вы не любите его! – буквально закричал король. – Не можете любить, потому что никогда не видели!
– Полюблю. Во всяком случае, буду ему верной и доброй супругой.
Поведение Мари впечатлило не только короля, но и Армана, он обращался с Мари как с героиней, очень уважительно. Меня это задело, хотя я тоже уважала свою «сестру» за проявленную твердость, но ревность противная штука, она словно ржа разъедает изнутри. Мне казалось, что Арман слишком печется о Мари, постоянно предпочитая ей меня.
Это отвратительно – ревновать одного близкого человека к другому! Если у вас есть любимый или любящий вас человек, никогда не давайте повода для ревности, она способна испортить, уничтожить самые лучшие отношения. Даже мудрые и спокойные люди, ревнуя, становятся глупыми. Вернуть утерянное доверие очень трудно, душа никогда не простит нанесенных ревностью обид. У стрел ревности ядовитые наконечники, они оставляют этот яд в незаживающих ранах, единожды приревновав, человек будет поражен навсегда.
Я ревновала Армана к Мари, понимала, что между ними ничего нет, что Мари по-прежнему любит Людовика, но теперь я сомневалась в искренности чувств Армана ко мне самой. На это наслоилась моя собственная беременность, Арман оказался прав, надеясь, что я буду в положении после первой же бурной ночи. К моменту разбирательств между Мари и королем я уже была уверена, что стану матерью, а первая беременность всегда самая трудная. Представляя, что буду такой же некрасивой, какой стала Мария-Терезия, что муж будет смотреть (да уже смотрит!) в сторону, лелеяла свою обиду. Понимала, что это глупо, что неправа, что Арман просто помогает Мари сохранить лицо, что относится к ней как брат к сестре, но все равно ревновала – Армана к Мари, а Мари к Арману. Казалось, что они вдвоем меня предали и готовы вообще бросить, а я беременна и одинока.
Это привело к тому, что я попросту стала избегать мужа. Придумывала себе поездки к Генриетте-Анне, много танцевала и флиртовала, стараясь круговертью светских забав занять все время, чтобы не оставалось мыслей об Армане.
Не получалось, но я очень старалась.
Король согласился с выбором своей первой настоящей любви и перестал вставлять палки в колеса Фортуны, готовящей брак Мари и коннетабля Неаполитанского королевства герцога Колонна. В середине апреля состоялась свадьба по доверенности – скромная церемония в церкви, после чего Мари отправилась в Рим, чтобы обвенчаться уже лично.
В тот день меня впервые вытошнило. Я не стала поверять свои догадки герцогу (вот тебе!), сделав вид, что просто в церкви слишком душно, но Арман все равно подозрительно косился.
– Вам дурно, герцогиня?
Конечно, он мог не заметить моих стараний избегать его общества.
– Здесь слишком душно. На свежем воздухе полегчает. Не люблю церемонии с большим количеством благовоний, от них перехватывает дыхание.
– Я отвезу вас домой.
Я как можно независимей пожала плечами:
– Не стоит утруждать себя, вы нужней Мари. Меня отвезет кучер.
Но Арман твердо взял меня за локоть и увлек в карету.
– Вы беременны?
Его глаза изучали мое лицо слишком пристально, чтобы я могла ответить на вопрос ложью, но я все равно постаралась.
– Не знаю, пока не уверена.
Он кивнул:
– Будем считать, что да. Анна…
– Я Гортензия, герцог. Вы забыли имя собственной супруги из-за излишней занятости другими?
– Хорошо, Гортензия, если вам так угодно. Гортензия, в вашем положении не стоит слишком много времени проводить в душных помещениях, где проходят танцы. И за карточным столом не стоит просиживать.
– Как вы заботливы, герцог! Вы со всеми так? С Мари тоже?
Ему достаточно было бы просто сказать, что любит меня или хотя бы дать понять, что Мари для него просто подруга по несчастью, но мудрый Арман, как все мужчины в мире, исключительно глуп в том, что касается понимания женской натуры и логики. Даже самые внимательные особи мужского пола абсолютно недогадливы и бестолковы в том, что касается женской ревности. Кто же лечит женскую ревность логикой, тем более мужской?!
– Вы моя супруга, конечно, меня заботит ваше здоровье.
С трудом удержавшись, чтобы не обозвать его дураком, я пожала плечами:
– Мое здоровье в порядке. Мне стало дурно из-за духоты, но сейчас уже все прошло. Благодарю вас. Вы можете вернуться к своим родственным обязанностям, я доеду домой сама.