Вы будете как боги (сборник) Фромм Эрих

Процитированный здесь параграф показывает, как развивалась иудейская традиция от библейского требования послушания отцу к позиции, в которой кровная связь с отцом оказывается на втором месте по сравнению с духовной связью с учителем. (Интересно также отметить, что в отношении потерянной вещи собственные интересы человека преобладают над интересами его учителя и его отца.) Духовный авторитет учителя превалирует над естественным авторитетом отца, хотя библейской заповеди почитания родителей никто не отменял.

Цель развития человека – свобода и независимость. Независимость означает перерезание пуповины и способность быть в долгу за свое существование только перед собой. Однако возможна ли вообще для человека такая радикальная независимость? Способен ли человек осознать свое одиночество, не упав духом от страха?

Не только ребенок, но даже взрослый бессилен. «Против своей воли ты создан, и против своей воли ты рожден, и против своей воли живешь, и против своей воли умираешь, и против своей воли суждено тебе дать отчет Царю Царей Святому, да будет Он благословен» (рабби Элеазар ха-Каппар, Пиркей Авот, IV, 29). Человек осознает риски и опасности своего существования, но его защита недостаточна. Со временем его одолевают болезни и старость, и он умирает. Те, кого он любит, умирают раньше или позже его, и утешения нет в обоих случаях. Человек не уверен в себе: его знания фрагментарны. В своей неуверенности он ищет абсолюты, которые обещают уверенность и за которыми он может следовать, с которыми он может идентифицировать себя. Может ли он обойтись без таких абсолютов? Разве это не вопрос выбора между лучшими и худшими абсолютами, то есть теми, которые способствуют его развитию, и теми, которые этому препятствуют? Разве это не вопрос выбора между Богом и идолами?

Действительно, полная независимость – это одно из самых трудных обретений, даже если человек преодолеет свою фиксацию на крови и земле, на матери и клане, он опирается на другие силы, дающие ему безопасность и уверенность: на свой народ, свою социальную группу, свою семью, свои достижения, свою силу, свои деньги. Или он погружается настолько глубоко в нарциссизм, что не чувствует себя чужим в мире, потому что он и есть мир, ничего, кроме него и вне его, не существует.

Независимость не достигается просто непослушанием матери, отцу, государству и тому подобному. Независимость не есть то же самое, что непослушание. Независимость возможна только в том случае, если человек активно познает мир, привязан к нему и таким образом становится с ним одним целым. Нет ни независимости, ни свободы, если человек не достигает стадии полной внутренней активности и продуктивности.

Ответ Библии и позднейшей традиции таков: действительно, человек немощен и слаб, однако он – открытая система, которая способна развиваться до того момента, когда он станет свободен. Он должен быть послушным Богу, чтобы разорвать фиксацию на первичных узах и не подчиниться человеку.

Однако доходит ли концепция человеческой свободы до своих крайних проявлений – до свободы от Бога? В общем, это, несомненно, так. Бог, согласно раввинистической литературе, понимается как верховный правитель и законодатель. Он Царь над всеми царями, и те законы, которым разум не может найти объяснения, должны исполняться только потому, что так приказал Бог. Однако хотя это в целом верно, в талмудическом законе и более поздней еврейской литературе есть положения, указывающие на тенденцию к тому, что человек становится полностью автономным, даже настолько, чтобы сделаться свободным от Бога или по крайней мере иметь с ним дело на равных. Проявление идеи автономии человека может быть найдено в следующей талмудической истории.

«В тот день [при обсуждении ритуальной чистоты] рабби Элиэзер привел все возможные аргументы, но они не приняли их. Он сказал им: «Если халаха согласна со мной, пусть это дерево кароб [181] докажет это!» Вслед за тем дерево кароб было вырвано из земли и отлетело на сотню локтей; другие утверждают, что на четыреста локтей. «Доказательство не может быть получено от дерева кароб», – возразили они. Снова сказал он им: «Если халаха согласна со мной, пусть поток докажет это!» Вслед за тем поток потек вспять. «Доказательство не может быть получено от потока», – возразили они. Снова он убеждал: «Если халаха согласна со мной, пусть стены школы докажут это!» Вслед за тем стены наклонились, словно падая. Однако рабби Йошуа упрекнул их, сказав: «Когда ученые спорят по поводу халахи, как смеете вы вмешиваться?» Поэтому они не упали из почтения к рабби Йошуа, но и не выпрямились из почтения к рабби Элеэзеру. Так они и стоят, наклонившись. Снова рабби Элеэзер сказал им: «Если халаха согласна со мной, пусть доказательство придет с небес!» Вслед за тем небесный голос воскликнул: «Почему вы спорите с рабби Элеэзером, видя, что во всех случаях халаха согласна с ним!» Но рабби Йошуа поднялся и воскликнул: «Это не на небесах!» Что хотел он этим сказать? Рабби Еремия сказал: «Раз Тора уже была дана на горе Синай, мы не обращаем внимания на небесный голос, потому что ты давно написал в Торе на горе Синай, что один должен склониться перед большинством [182] ». Рабби Натан встретил Илию и спросил его: «Почему Святой, да будь Он благословен, так поступил?» Он засмеялся [с радостью] и сказал: “Мои сыны победили меня, мои сыны победили меня”» (Бава Меция 59б).

Улыбка Бога, когда он говорит «Мои сыны победили меня», является парадоксальным комментарием. Сам факт, что человек сделался независим и больше не нуждается в Боге, тот факт, что Бог побежден человеком, радует его. В том же смысле высказывается и Талмуд: «Характер смертного человека таков, что, когда он побежден, он несчастен, но когда Святой побежден, он радуется» (Песахим 119a). Действительно, это далеко от того Бога, который изгнал Адама и Еву из рая, потому что боялся, что человек сам станет Богом.

Хасидская литература полна примеров проявления того же духа независимости и даже вызова, брошенного Богу. Так, Лиценскер сказал: «Для Бога благодать, когда Его цаддиким [праведники] отвергают его» [183] .

То, что человек может бросить вызов Богу с помощью формальной юридической процедуры, если Бог не выполняет своих обязательств, выражено в следующей истории:

«Однажды на Украине случился ужасный голод, и бедные не могли купить хлеба. Раввины собрались в доме «деда Сполера» на раввинский суд. Сполер сказал им: «У меня есть иск к Господу. Согласно раввинскому закону, господин, покупающий раба-еврея на обозначенное время (шесть лет или до юбилейного года), должен обеспечивать не только его, но и его семью. Господь же купил нас в Египте как своих рабов, потому что он говорит: сыны Израилевы – мои рабы. Пророк Иезекииль объявил, что даже в изгнании Израиль – раб Богу. Поэтому, о Господь, я прошу Тебя следовать закону и обеспечить Твоих рабов и их семьи».

Десять судей вынесли решение в пользу рабби Сполера. Через несколько дней из Сибири прибыл большой груз зерна, и бедные смогли купить хлеб» [184] .

Тот же дух вызова в отношении Бога выражает и другая история.

«Бедняк пришел к рабби Радвиллеру и пожаловался на свою нищету. У Радвиллера не было денег, чтобы ему дать, но в качестве вспомоществования он утешил бедняка следующими словами «Ибо кого любит Господь, того наказывает» (Притч. 3:12).

Его отец, Злотцовер Магид, присутствовал при этом и сказал своему сыну: «Воистину это недостойный способ помочь неимущему. Притчу следует понимать так: «Ибо тот, кто любит Господа, будет спорить с Ним». Он должен молить: “Почему Ты заставляешь человека позорить себя, заставляя просить о помощи, когда в Твоей власти, о Господь, удостоить его иметь необходимое достойным образом?”» [185] .

Идея независимости человека выражена в следующих историях:

Сказал Бердичевер: «Мы читаем: «А надеющиеся на Господа обновятся в силе» (Ис. 40:31)». Это значит, что те, кто ищет Господа, отдают ему свою силу и получают в ответ от Него новую силу, чтобы служить Ему дальше» [186] .

Или рабби Любавицер сказал: «В первый день празднества Бог зовет нас соблюдать день радости; на второй день мы взываем к Богу радоваться с нами. Первый день нам Бог заповедал праздновать, второй мы установили сами» [187] .

Идея, согласно которой человек был создан по образу и подобию божьему, ведет не только к концепции равенства человека с Богом и даже свободы от Бога, она также ведет к основному гуманистическому убеждению в том, что каждый человек несет в себе все человеческое.

На первый взгляд, однако, может показаться, что Библия и позднейшая еврейская традиция придерживаются глубоко националистических взглядов, резко отделяя евреев от остального человечества по сути и по уготованной им судьбе. Разве израильтяне, «избранный народ», любимые сыны Бога, не превосходят все остальные нации? Разве не содержит Талмуд множество националистических и ксенофобских пассажей? Разве не были евреи в своем историческом существовании часто националистами, чувствовавшими себя выше язычников и проявлявшими клановость? Никто не может этого отрицать, это не нужно доказывать. Сама суть учения Павла и позднейшего христианства – стремление освободиться от еврейского национализма и основать «католическую» церковь, охватывающую всех людей независимо от национальности или расы.

Если мы рассмотрим эту националистическую установку, то может возникнуть искушение оправдать ее благодаря объяснению. В ранний период своей истории евреи были маленьким племенем, сражающимся с другими племенами и народами, и в таких обстоятельствах едва ли можно найти у них идеи интернационализма и универсализма. История евреев начиная с VII века до н. э. – это история маленького народа, самому существованию которого угрожали мощные силы, стремившиеся завоевать и поработить его. Сначала их земля была захвачена вавилонянами, и многие евреи были принуждены покинуть свою страну и переселиться в страну завоевателей. Через несколько столетий Палестина была завоевана римлянами, Храм оказался разрушен, многие евреи убиты, захвачены в плен и обращены в рабство, даже отправлять их религию было запрещено под страхом смерти. Еще позже, на протяжении столетий изгнания, евреи преследовались, подвергались дискриминации, уничтожались и унижались крестоносцами, испанцами, украинцами, русскими, поляками, а в нашем веке более трети еврейского народа было уничтожено нацистами. Не считая благоприятных периодов под управлением мусульман, даже при лучших правителях-христианах евреи считались низшей расой и принуждались к жизни в гетто. Разве не естественно, что у евреев возникла ненависть к их угнетателям, и ответная националистическая гордость, и клановость, которые компенсировали постоянные унижения? Однако все эти обстоятельства лишь объясняют существование еврейского национализма и не могут извинить его.

Впрочем, необходимо отметить, что подобные националистические установки, хотя и являются элементом библейской и более поздней еврейской традиции, уравновешиваются противоположным принципом – принципом универсализма.

Идея единства человечества нашла свое первое выражение в истории создания человека. Один мужчина и одна женщина были созданы, чтобы стать прародителями всей человеческой расы – точнее, огромных групп, на которые Библия делит человечество: потомков Сима, Хама и Иафета. Другое выражение всеобщности человеческой расы может быть найдено в завете, который Бог установил с Ноем. Этот завет совершен раньше, чем завет с Авраамом, основателем еврейского племени. Это договор со всем человечеством и царством животных, содержащий обещание того, что Бог никогда больше не уничтожит жизнь на земле. Первый вызов Богу, требование, чтобы он не нарушал принципа справедливости, брошен Авраамом ради нееврейских городов Содом и Гоморра, а не в интересах евреев. Библия предписывает любить незнакомца (нееврея), а не только соседа и объясняет это предписание так: «Ибо сами были пришельцами в земле Египетской» (Втор. 10:19). Даже в отношении традиционных врагов, идумеев, сказано: «Не гнушайся Идумеянином, ибо он брат твой» (Втор. 23:7).

Высочайшая точка всеобщности человечества достигается в пророческой литературе. Хотя в речах некоторых пророков содержится идея превосходства евреев как учителей и примера духовности над язычниками, обнаруживаются и другие высказывания, в которых роль детей Израиля как любимцев Бога отбрасывается.

Идея единства человечества находит продолжение в фарисейской литературе, особенно в Талмуде. Я уже упоминал концепцию ноахитов и «праведных среди народов».

Вот некоторые из многих других изречений Талмуда, выражающих дух универсализма и гуманизма:

«Сказано: рабби Меир часто говорил: «Прах для создания первого человека был собран со всех частей земли». Рабби Осаии говорил от имени Раба: «Туловище Адама происходит из Вавилона, его голова из Израиля, конечности из других стран, его половые органы, согласно рабби Ача, из Акры ди Агмы»» (Санхедрин 38a-b). Даже хотя в изречении рабби Осаии земля Израиля описывается как давшая материал для головы человека, самой достойной его части, это не меняет сути первого и более общего высказывания, согласно которому тело человека было создано из праха со всех частей земли, т. е. Адам представляет все человечество.

Сходная идея высказывается в части Мишны, посвященной закону, утверждающему, что в случае убийства свидетели обвинения должны быть подвергнуты процедуре устрашения («устраши их»), чтобы они не лжесвидетельствовали против обвиняемого. При этом свидетелям сообщается, что значит казнь человека на основании их свидетельств. «Для того только, – говорится им, – был создан человек, чтобы учить тебя, что кто бы ни уничтожил единственную душу Израиля [188] , Писание возлагает на него вину, как если бы он уничтожил целый мир. Тот, кто спасает единственную душу, рассматривается как спасший весь мир» (Санхедрин IV, 5).

Другой талмудический источник выражает в том же духе: «В тот час [когда египтяне погибли в Красном море] добрые ангелы желали пропеть песнь [хвалы] перед Святым, да будь Он благословен, но он упрекнул их, сказав: “Моя работа [гибель египтян в море]. Будете ли вы петь передо мной?”» (Санхедрин 39b) [189] .

В периоды преследований евреев римлянами и христианами националистический и ксенофобский дух часто одерживал победу над универсалистским. Тем не менее пока оставались живы поучения пророков, идея единства человечества не могла быть забыта. Мы обнаруживаем проявления этого духа каждый раз, когда у евреев появлялась возможность выйти за пределы ограниченного существования в гетто. Они не только объединяли собственную традицию с учениями ведущих мыслителей-гуманистов внешнего мира, но когда в XIX веке были разрушены политические и социальные барьеры, еврейские мыслители оказались среди самых радикальных представителей интернационализма и гуманизма. Представляется, что через две тысячи лет универсализм и гуманизм пророков расцвел в тысячах еврейских философов, социалистов, интернационалистов, многие из которых не имели личных связей с иудаизмом.

IV. Концепция истории

О возможности революции

С «падения» Адама началась человеческая история. Изначальная до-индивидуалистическая гармония между человеком и природой и между мужчиной и женщиной оказалась заменена конфликтом и борьбой. Человек страдает от этой потери единства. Он одинок и отделен от своих товарищей-людей и от природы. Его самое страстное стремление – вернуться в мир единения, который был его домом до того, как он «ослушался». Он желает отказаться от разума, от самосознания, от выбора, от ответственности и вернуться в лоно матери-земли, во тьму, где еще не сияет свет совести и знания. Он желает бежать от своей вновь обретенной свободы и лишиться того осознания, которое делает его человеком.

Но он не может вернуться. Акт неподчинения, знание добра и зла, самосознание необратимы. Повернуть назад нельзя. «И выслал его Господь Бог из сада Эдемского, чтобы возделывать землю, из которой он взят. И изгнал Адама, и поставил на востоке у сада Эдемского херувима и пламенный меч обращающийся, чтобы охранять путь к дереву жизни» (Быт. 3:23–24).

Адам страдает от экзистенциальной дихотомии: он внутри природы и одновременно превосходит ее в силу того, что обладает самосознанием и выбором, он может разрешить эту дихотомию, только двигаясь вперед. Адам должен ощущать себя чужим в мире, отстраненным от себя и от природы, чтобы быть в силах снова обрести единство с собой, с другими людьми и с природой на более высоком уровне. Он должен испытать раскол между собой как субъектом и миром как объектом как условие преодоления именно этого раскола.

Человек создает себя в историческом процессе, который начался с его первого свободного действия – свободы непослушания, свободы сказать «нет». Это «развращение» кроется в самой природе человеческого существования. Только пройдя процесс отчуждения, может человек преодолеть его и достичь новой гармонии. Эта новая гармония, новое единение с людьми и природой в трудах пророков и раввинской литературе называется «концом дней» или «час мессии». Это не предопределенное Богом или звездами состояние, оно не наступит иначе, как благодаря собственным усилиям человека. Человек может уничтожить себя или двигаться вперед, к реализации новой гармонии. Мессианизм – это не случайность в существовании человека, а неотъемлемый логический ответ, альтернатива самоуничтожения человека.

Как начало человеческой истории отмечено расставанием с домом-раем, так и история евреев начинается, когда они покидают свой дом. «И сказал Господь Аврааму: пойди из земли твоей, от родства твоего и из дома отца твоего, в землю, которую Я укажу тебе. И Я произведу от тебя великий народ, и благословлю тебя, и возвеличу имя твое; и будешь ты в благословение. Я благословлю благословляющих тебя, и злословящих тебя прокляну; и благословятся в тебе все племена земные» (Быт. 12:1–3).

Как уже было сказано в предыдущей главе, условие человеческой эволюции – разрыв первичных связей человека со своей землей, со своими родными, с отцом и матерью. Свобода основывается на достижении освобождения от первичных уз, обеспечивающих безопасность, но калечащих человека. В истории Авраама приказание покинуть свою землю предшествует обещанию, которое дает ему Бог. Однако, как это часто встречается в Библии, первая фраза не только предшествует второй по времени, но и обозначает условие. Можно перевести это так: «Если ты покинешь свою землю, то я сделаю для тебя…» (Следует заметить, что лейтмотив пророческого универсализма возникает в самый момент создания еврейского племени: через Авраама «благословятся… все племена земные» [190] .)

Следующим и центральным событием еврейской истории после блужданий между Египтом и Ханааном является история освобождения евреев от египетского рабства. Это освобождение в первую очередь не национальная, а социальная революция, евреи освобождаются не потому, что их жизнь как национального меньшинства невыносима, но потому, что они порабощены египтянами.

Евреи, приведенные в Египет Иосифом, процветали и умножались. Египтяне увидели в них угрозу своей стране. «И поставили над ним начальников работ, чтобы изнуряли его тяжкими работами. И он построил фараону Питом и Раамсес, города для запасов. Но чем более изнуряли его, тем более он умножался, и тем более возрастал, так что опасались сынов Израилевых. И потому Египтяне с жестокостию принуждали сынов Израилевых к работам. И делали жизнь их горькою от тяжкой работы над глиною и кирпичами, и от всякой работы полевой, от всякой работы, к которой принуждали их с жестокостию» (Исх. 1:11–14). Угнетение стало еще более жестоким, когда фараон приказал убивать новорожденных сыновей всех евреев, оставляя в живых только дочерей.

В этом месте библейской истории появляется Моисей. Сын мужчины и женщины из дома Леви, он был, согласно библейской истории, спрятан на берегу реки, найден там дочерью фараона и воспитан во дворце фараона [191] .

Текст показывает нам развитие Моисея-освободителя. Получивший воспитание египетского принца, он осознает свое еврейское происхождение. Когда он видит, как египтянин бьет еврея, одного из его братьев, он приходит в такую ярость, что убивает египтянина. Об этом узнает фараон, и Моисей вынужден бежать. Благодаря импульсивной идентификации со своими братьями Моисей порывает с египетским двором и становится отверженным. Он не мог бы вернуться иначе, как став вождем революции.

Во время своего бегства Моисей приходит в дом мадиамского священника, женится на его дочери, у них рождается сын Гирсам (Гершом —), что дословно означает «чужеземец там» или, как более ясно говорит текст, «я стал пришельцем в чужой стране» (Исх. 2:22). Мы опять встречаем тот же лейтмотив: Моисей должен покинуть Египет, страну, где он родился, прежде чем будет готов принять откровения Бога и узнать о своей миссии освободителя. В этот момент и начинается история еврейской революции.

Тут возникает несколько важнейших историко-психологических вопросов. Как могут рабы измениться настолько, чтобы почувствовать стремление к свободе? Пока они остаются рабами, они не знают свободы, а когда они освобождаются, им не требуется революция. Возможна ли революция вообще? Возможен ли переход от рабства к свободе? Более того, если учитывать библейскую концепцию истории, то какую роль играет Бог в процессе освобождения? Изменяет ли он сердце человека? Освобождает ли он его актом благодати? А если этого не происходит, то как может человек совершить все это сам?

Действительно, исторические изменения и революция представляются логическим парадоксом, у порабощенного человека нет представления о свободе – и все же он не может стать свободным, если не узнает концепции свободы. Библейская история дает ответ на этот парадокс. Начало освобождения лежит в способности человека страдать, и человек страдает, если он угнетен физически и духовно. Страдание заставляет его выступить против угнетателей, искать прекращения угнетения, хотя он еще не может стремиться к свободе, о которой ничего не знает. Если человек теряет способность страдать, то он также теряет способность меняться. При первых шагах революции, впрочем, у человека возникают новые силы, которых он не мог иметь, пока жил в рабстве, и эти новые силы со временем делают возможным достижение свободы. Однако в процессе освобождения человек подвергается опасности возвращения к прежним привычкам рабства.

Дает ли Бог человеку возможность стать свободным, изменив его сердце? Вмешивается ли Бог в исторический процесс? Нет. Человек остается предоставленным самому себе и творит собственную историю. Бог помогает, но никогда не меняет природу человека, сделав то, что может сделать только сам человек. То же самое на моем недеистическом языке звучит так: человек предоставлен самому себе, и никто не может сделать для него того, что он сам может сделать для себя.

История исхода из Египта, если рассмотреть ее в деталях, подтверждает упомянутые выше принципы. Она начинается так: «Спустя долгое время умер царь Египетский. И стенали сыны Израилевы от работы и вопияли, и вопль их от работы восшел к Богу. И услышал Бог стенание их, и вспомнил Бог завет Свой с Авраамом, Исааком и Иаковом. И увидел Бог сынов Израилевых, и призрел их Бог» (Исх. 2:22–25). В тексте не говорится о том, что сыны израилевы плакали или молили Бога, но что Бог услышал их стенания по причине угнетения и понял. Стенания, которые не имели направленности, нашли дорогу к Богу, потому что Бог понимает страдание. Еврейское слово «ва-еда» – [192] правильно переводить как «он знал» или «он понял». Как отмечал в своих комментариях Нахманид, «хотя дети Израиля не заслуживали освобождения, их стенания вызвали милосердие Бога по отношению к ним». Главное в этом то, что стенания не обращены к Богу, но Бог понимает страдание и поэтому решает помочь [193] .

Следующим шагом явилось откровение Бога Моисею как предпосылка его миссии освободителя детей Израиля. Бог явился ему в кусте, и «терновый куст горит огнем, но куст не сгорает» (Исх. 3:2). Куст символизирует парадокс всего духовного существования: по контрасту с материальным существованием его энергия не убывает, когда используется. Бог открывает себя Моисею не как Бог природы, а как Бог истории, как Бог Авраама, Бог Исаака, Бог Иакова. В своем откровении он повторяет, по сути, те же фразы, которые мы уже обсуждали. Он говорит: «Я увидел страдание народа Моего в Египте, и услышал вопль его от приставников его; Я знаю скорби его, И иду избавить его от руки Египтян и вывести его из земли сей в землю хорошую и пространную, где течет молоко и мед» (Исх. 3:7–8). Снова текст делает ясным то обстоятельство, что евреи не взывали к Богу, но из-за из приставников, т. е. из-за их страданий, он услышал их. Требуется всеведение Бога, глубокое понимание, чтобы услышать вопль, который никогда не был обращен к нему. И снова, в третий раз, повторяется та же идея: «И вот, уже вопль сынов Израилевых дошел до Меня, и Я вижу угнетение, каким угнетают их Египтяне» (Исх. 3:9). Бог говорит здесь, что он убедился в наличии угнетения и что это, как и страдание, стало достаточной причиной для его вмешательства. Теперь Бог выдвигает к Моисею прямое требование: «Итак пойди: Я пошлю тебя к фараону; и выводи из Египта народ Мой, сынов Израилевых» (Исх. 3:9).

Реакцией Моисея на это приказание являются шок и отказ. Он, как и многие более поздние еврейские пророки, не желает быть пророком. (И можно добавить, что любой, кто хочет быть пророком, таковым не является [194] .) Первым возражением Моисея против приказания Бога является такое: «Кто я, чтобы мне идти к фараону и вывести из Египта сынов Израилевых?» (Исх. 3:11). Так не говорит человек, исполненный гордости за то, что избран для миссии, это слова человека, свободного от нарциссизма, который, несмотря на свои необыкновенные таланты и гений, осознает свое несоответствие задаче, которую он должен выполнить. После того как Бог отмел его первую мольбу, Моисей выдвигает второе возражение: «Вот, я прийду к сынам Израилевым и скажу им: «Бог отцов наших послал меня к вам». А они скажут мне: «Как Ему имя?» Что сказать мне им?» (Исх. 3:13).

Моисей поднимает здесь главный вопрос, касающийся парадокса революции. Как можно обращаться к разуму людей, когда они не готовы? Более конкретно: как можно призывать людей от имени Бога истории, т. е. собственной активности человека, когда люди привыкли поклоняться идолам – вещам , которые могут и должны иметь имя? Ответ Бога представляет собой первую из разнообразных уступок, которые он делает в силу неготовности людей. Несмотря на то что он не имеет имени, он называет Моисею свое имя – то, которое он может использовать, чтобы быть понятым евреями. Его ответ, как я уже указывал выше, в свободном переводе звучит как «Мое имя – Безымянный» [195] . Совершенно ясно, что имя «Безымянный» есть лишь имя для данного момента, что на самом деле Бог имени не имеет, будучи Богом истории, Богом действия [196] .

Однако Моисей все еще не удовлетворен. Он выдвигает другое возражение, а именно, что евреи не поверят ему и скажут: «Не явился тебе Господь». Опять Бог идет на уступку ради понимания людьми. Он учит Моисея колдовству, с помощью которого тот может превратить свой посох в змея, а также поразить свою руку проказой, а потом исцелить. И если люди не поверят двум примерам колдовства Моисея, третий – превращение воды в кровь – убедит их. Моисей все еще не хочет подчиниться и говорит: «О Господи! Человек я не речистый, и таков был и вчера, и третьего дня, и когда Ты начал говорить с рабом Твоим: я тяжело говорю и косноязычен» (Исх. 4:10). Бог отвечает, что раз он создал человека, то также сможет дать Моисею способность говорить.

К этому моменту Моисей исчерпал все свои доводы и в отчаянии говорит: «Господи! Пошли другого, кого можешь послать» (Исх. 4:13). Терпение Бога, похоже, истощилось, и он гневно говорит Моисею, что Аарон, его брат, хороший оратор: «Ты будешь ему говорить и влагать слова в уста его; а Я буду при устах твоих и при устах его, и буду учить вас, что вам делать. И будет говорить он вместо тебя к народу. Итак он будет твоими устами; а ты будешь ему вместо Бога» (Исх. 4:15–16). Таким образом создается жречество . Как и имя Бога, так и функция жреца есть уступка невежеству народа. Пророку Моисею даровано прозрение и знание, жрец Аарон – тот человек, который переводит суть прозрения на язык, который люди могут понять. Здесь заложена двусмысленность положения пророка и жреца. Пророк может быть не в силах достичь понимания народа, а жрец может говорить от имени пророка, однако при этом исказить его послание.

Моисей ненадолго вернулся к жене и тестю в земле Мадиамской, а потом встретил своего брата Аарона в пустыне. Они оба вернулись в Египет, передали евреям слова, которые Бог сказал Моисею, и совершили различные чудеса для подтверждения их законности. Только тогда «поверил народ. И услышали, что Господь посетил сынов Израилевых и увидел страдание их, и преклонились они и поклонились» (Исх. 4:31). Реакция людей – это реакция идолопоклонников, как я уже отмечал, подчинение, выражающееся в том, что люди преклонились и поклонились, есть суть идолопоклонства.

После того как Моисей и Аарон убедили евреев, они отправились к фараону со своими требованиями. Они сформулировали их в терминах, понятных фараону: «Так говорит Господь, Бог Израилев: отпусти народ Мой, чтобы он совершал Мне праздник в пустыне» (Исх. 5:1). Это язык идолопоклонческой традиции. Бог представляется как национальный Бог Израиля, и целью называется проведение празднества в его честь. Фараон отвечает, что ничего не знает об этом Боге, Моисей и Аарон умоляют его исполнить их требование, «чтобы Он не поразил нас язвою или мечом» (Исх. 3:5). Возможность того, что этот Бог могуч и может причинить огромный урон, не замечается фараоном. Он приказывает увеличить тяжесть работ, добавляя: «Они праздны, потому и кричат» (Исх. 5:8). Фараон совершает то, что тысячи фараонов делали и до и после него. Он не может понять стремления к свободе и объясняет его стремлением к праздности, более того, он полагает, что, когда человек будет полностью загружен работой, он забудет свои мечты о свободе, которые для фараона – ничто, кроме лживых слов. Когда евреям не удается выполнить задание, фараон снова говорит: «Праздны вы, праздны; поэтому и говорите: “Пойдем, принесем жертву Господу”» (Исх. 5:17).

В этот момент евреи начинают бояться свободы. Они винят Моисея и Аарона в увеличении тягот, ставшем следствием их первых требований освобождения, и говорят им: «Да видит и судит вас Господь за то, что вы сделали нас ненавистными в глазах фараона и рабов его, и дали им меч в руки, чтобы убить нас» (Исх. 5:21). Реакция евреев, как это много раз случалось в истории, такая же, как реакция фараона. Они жалуются на то, что хозяева их больше не любят, они боятся не только тяжелой работы или даже смерти, но также потери милости, какой бы малой она ни была, тех, кто их эксплуатирует.

Моисей теряет мужество. Он жалуется Богу и говорит: «Господи! Для чего ты подвергнул такому бедствию народ сей, для чего послал меня? Ибо с того времени, как я пришел к фараону и стал говорить именем твоим, он начал хуже поступать с народом сим; избавить же, – Ты не избавил народа Твоего» (Исх. 5:22–23).

Этим отчаянным упреком Богу кончается первый акт драмы. Фараон не только не уступил, но даже не понял послания, не осталось у народа и стремления к свободе, как только возникли первые трудности. Моисей, предводитель, не видит надежды на успех революции. Теперь Богу кажется, что время обращений к разуму без применения силы миновало. Отныне будет применяться сила, что со временем заставит фараона сдаться и сделает возможным исход евреев из земли рабства. Однако, как мы увидим, применение силы не убедило ни фараона, ни евреев, которые возвращались к страху перед свободой и к идолопоклонству, как только встречались трудности или харизматичный вождь отсутствовал.

Следующий акт открывается приказанием Бога Моисею снова обратиться к детям Израиля: «И так скажи сынам Израилевым: Я Господь, и выведу вас из-под ига Египтян, и избавлю вас от рабства их, и спасу вас мышцею простертою и судами великими. И приму вас Себе в народ и буду вам Богом, и вы узнаете, что Я Господь, Бог ваш, изведший вас из-под ига Египетского. И введу вас в ту землю, о которой Я, подняв руку Мою, клялся дать ее Аврааму, Исааку и Иакову, я дам вам ее в наследство, Я Господь. Моисей пересказал это сынам Израилевым; но они не послушали Моисея по малодушию и тяжести работ» (Исх. 6:6–9).

Снова язык, которым Бог говорит с сынами Израиля, отличается от того, каким он говорит с фараоном. Здесь суть послания в том, что евреи будут освобождены от угнетения и поймут, что Бог – их освободитель. Однако евреи снова оказываются глухи отчасти потому, что дух их сломлен, отчасти потому, что работа была так тяжела, что у них не осталось сил даже на страдание. Здесь мы обнаруживаем феномен, так часто повторяющийся в истории. Существует такая степень страданий, что она лишает человека даже желания положить им конец. Моисей также утратил веру. Когда ему было сказано идти к фараону и требовать освобождения евреев, он отвечает: «Вот, сыны Израилевы не слушают меня; как же послушает меня фараон? А я не словесен» (Исх. 6:12).

В следующей главе Бог подтверждает свое приказание Моисею идти к фараону. Он должен сказать, что фараону следует отпустить детей Израиля из своей страны. Теперь уже не используется притворство, будто евреи углубятся в пустыню на три дня пути, чтобы «отпраздновать». Требование категорично и не предполагает никаких условий.

Пассаж, который следует за этим, один из самых загадочных в этой истории. Бог говорит: «Но Я ожесточу сердце фараоново и явлю множество знамений Моих и чудес Моих в земле Египетской. Фараон не послушает вас, и Я наложу руку Мою на Египет. И выведу воинство Мое, народ Мой, сынов Израилевых, из земли Египетской – судами великими. Тогда узнают Египтяне, что Я Господь, когда простру руку Мою на Египет и выведу сынов Израилевых из среды их. И сделали Моисей и Аарон, как повелел им Господь, так они и сделали» (Исх. 7:3–6). Что Бог имеет в виду, говоря «Я ожесточу сердце фараоново»? Разве это слова не мстительного и лживого Бога, который ведет двойную игру с фараоном, позволяя Моисею просить его отпустить евреев и в то же время заставляя его не поддаться? Мне это кажется маловероятным, поскольку в таком случае образ Бога оказывается слишком далек даже от самых антропоморфных описаний Бога, какие можно найти в Библии. Мне представляется, что заявление «Я ожесточу сердце фараоново» следует понимать в терминах веры в то, что все необходимые события не только предсказываются, но и вызываются Богом. Любое событие, которое необходимо происходит, происходит по воле Бога. Следовательно, когда Бог говорит, что ожесточит сердце фараоново, он объявляет о том, что сердце фараона неизбежно ожесточится. Действительно, дальнейший библейский текст подтверждает это, потому что многократно повторяет, что «сердце фараоново ожесточилось». Другими словами, фразы «Я ожесточу сердце фараоново» и «Сердце фараоново ожесточилось» означают одно и то же.

То, что подчеркивает здесь библейский текст, есть один из самых фундаментальных законов человеческого поведения. Каждое злодеяние ожесточает сердце человека, омертвляет его. Каждое доброе дело смягчает сердце, делает его более живым. Чем сильнее ожесточается сердце человека, тем меньше оно свободно измениться, тем сильнее определяется поведение человека его предшествовавшими поступками. Здесь достигается точка возврата, когда сердце человека становится настолько ожесточенным и омертвелым, что человек теряет способность к свободе, когда он вынужден продолжать до неизбежного конца, которым в конце концов является его собственное физическое или духовное уничтожение [197] .

Новая стратегия в отношении фараона начинается не с применения силы, а с чудес. Впрочем, чудеса в конце концов оказываются лишь другим видом силы, направленным не на тело, а скорее на разум. Аарон превращает свой посох в змея. Однако египетские маги «сделали то же своими чарами» (Исх. 7:11). Бог велит Моисею совершить второе чудо: превратить воду в реке в кровь, вся рыба погибнет, а египтяне не смогут пить воду из реки. Однако снова египетские маги повторяют чудо, на фараона чудеса не производят впечатления, его сердце остается ожесточенным.

Моисей и Аарон совершают третье чудо: покрывают землю жабами. Египетские маги могут сделать и это тоже, однако это чудо, хоть само по себе и не очень впечатляющее, причиняет серьезный урон всему Египту, и фараон начинает смягчаться. В назначенное время Моисей отзывает жаб. «И увидел фараон, что сделалось облегчение, и ожесточил сердце свое, и не послушал их, как и говорил Господь» (Исх. 8:15).

Затем Бог приказывает Моисею и Аарону наслать на весь Египет мошек. С этого момента тайное искусство Моисея и Аарона начинает превосходить чары египетских магов. Те пытаются, но не могут вызвать мошек, проиграв, они говорят фараону: «Это перст Божий». Но сердце фараоново ожесточилось, и он не послушал их, как и говорил Господь (Исх. 8:19).

Следующий шаг Бога – нашествие полчищ мух по всему Египту. Египетские маги пытаются, но не могут сравняться в секретном искусстве. Фараон достаточно испуган, чтобы снова пообещать разрешить евреям отправиться в пустыню принести жертву их Богу, но когда мухи были отозваны, «фараон ожесточил сердце свое и на этот раз. И не отпустил народ» (Исх. 8:32).

Прежде чем Моисей объявляет о следующем наказании, он предъявляет требования в новой форме, он просит фараона: «Отпусти народ Мой, чтобы он совершил Мне [Богу] служение» (Исх. 9:1). Потом весь скот в Египте гибнет от моровой язвы, а скот евреев остается не затронут. «Но сердце фараона ожесточилось». Затем следует воспаление с нарывами, поражающее людей и скот по всему Египту. Даже маги не могут противостоять Моисею из-за нарывов. Однако фараон снова отказывается уступить. Тогда наступает новая беда – разрушительный град. «И увидел фараон, что перестал дождь и град и гром, и продолжал грешить, и отягчил сердце свое сам и рабы его. И ожесточилось сердце фараона, и он не отпустил сынов Израилевых, как и говорил Господь чрез Моисея» (Исх. 9:34–35).

После этого Моисей и Аарон грозят наслать на Египет саранчу. При этом впервые подданные фараона начинают бунтовать. Они говорят: «Долго ли он будет мучить нас? Отпусти сих людей, пусть они совершат служение Господу, Богу своему; неужели ты еще не видишь, что Египет гибнет?» (Исх. 10:7). Фараон пытается достичь компромисса. Он разрешит уйти взрослым мужчинам, но больше никому. После этого саранча поражает Египет, и впервые фараон признает, что его действия были неправильны, говоря: «Согрешил я перед Господом, Богом вашим, и пред вами; теперь простите грех мой еще раз и помолитесь Господу Богу вашему, чтобы Он только отвратил от меня сию смерть» (Исх. 10:16–17). Однако несмотря на это явное раскаяние, когда саранчу унес ветер, «Господь ожесточил сердце фараона, и он не отпустил сынов Израилевых» (Исх. 10:20).

После этого на весь Египет падает тьма, в то время как в жилищах сынов Израиля остается свет. Это производит впечатление на фараона, но он снова старается достичь компромисса. Он готов позволить уйти всем евреям, но желает, чтобы их стада остались. Моисей отказывается, и сердце фараона снова ожесточается. Он выгоняет Моисея и говорит: «Пойди от меня; берегись, не являйся более пред лице мое; в тот день, когда ты увидишь лице мое, умрешь» (Исх. 10:28). И Моисей отвечает: «Как сказал ты, так и будет; я не увижу более лица твоего» (Исх. 10:29). Это действительно последний шаг перед концом. Бог через Моисея грозит убить всех первенцев в Египте, включая первородного сына фараона, но опять сердце фараона ожесточается. В одном из первых приказаний, которые можно найти в Библии, Моисей велит каждому еврею заколоть агнца и помазать его кровью косяки и перекладину дверей дома: «Пусть съедят мясо его в сию самую ночь, испеченное на огне; с пресным хлебом и с горькими травами пусть съедят его» (Исх. 12:8). «Ешьте же его так: пусть будут чресла ваши препоясаны, обувь ваша на ногах ваших и посохи ваши в руках ваших, и ешьте его с поспешностию; Это Пасха Господня» (Исх. 12:11). Общую трапезу приказано провести перед началом революции. Однако трапеза совершается в спешке. Тот, кто желает быть свободным, должен быть готов выйти в путь и есть на ходу. Когда евреи все это выполнили, все первенцы египтян и первый приплод их скота были убиты. Теперь фараон как будто должен признать поражение: «И призвал фараон Моисея и Аарона ночью, и сказал: встаньте, выйдите из среды народа моего, как вы, так и сыны Израилевы, и пойдите, совершите служение Господу, как говорили вы; И мелкий и крупный скот ваш возьмите, как вы говорили, и пойдите и благословите меня» (Исх. 12:31–32).

Евреи, нагруженные «дарами» отчаявшихся египтян, уходят: «И отправились сыны Израилевы из Раамсеса и Сокхоф до шестисот тысяч пеших мужчин, кроме детей» (Исх. 12:37). Соблюдение пасхальной службы в память об освобождении заповедано навсегда в будущем. Более того, как напоминание и, возможно, как примирение с Богом приказано: «Отделяй Господу все, разверзающее ложе сна; и все первородное из скота, какой у тебя будет, мужеского пола, – Господу» (Исх. 12:12).

После того как дети Израиля покинули Египет, Господь «шел пред ними днем в столпе облачном, показывая им путь, а ночью в столпе огненном, светя им, дабы идти им и днем и ночью» (Исх. 13:21). Однако в последний раз фараон не сможет смириться с потерей: «И возвещено было царю Египетскому, что народ бежал; и обратилось сердце фараона и рабов его против народа сего, и они сказали: что это мы сделали? зачем отпустили Израильтян, чтобы они не работали нам? Фараон запряг колесницу свою, и народ свой взял с собою; И взял шестьсот колесниц отборных и все колесницы Египетские, и начальников над всеми ими. И ожесточил Господь сердце фараона, царя Египетского, и он погнался за сынами Израилевыми; сыны же Израилевы шли под рукою высокою. И погнались за ними Египтяне, и все кони с колесницами фараона, и всадники, и все войско его, и настигли их расположившихся у моря, при Пи-Гахирофе пред Ваал-Цефоном. Фараон приблизился, и сыны Израилевы оглянулись, и вот, Египтяне идут за ними: и весьма устрашились и возопили сыны Израилевы к Господу, И сказали Моисею: разве нет гробов в Египте, что ты привел нас умирать в пустыне? что это ты сделал с нами, выведши нас из Египта? Не это ли самое говорили мы тебе в Египте, сказав «оставь нас, пусть мы работаем Египтянам»? Ибо лучше быть нам в рабстве у Египтян, нежели умереть в пустыне» (Исх. 14:5 – 12).

Евреи изменились так же мало, как и фараон. Они покидают Египет под защитой силы и утрачивают мужество, когда им угрожает превосходящая сила. Фараон уступает под давлением силы и смелеет, когда угроза снижается. По крайней мере драма подошла к завершению. Бог позволяет Моисею в последний раз воспользоваться «тайным искусством», и Моисей «простер руку свою на море, и гнал Господь море сильным восточным ветром всю ночь, и сделал море сушею; и расступились воды. И пошли сыны Израилевы среди моря по суше: воды же были им стеною по правую и по левую сторону. Погнались Египтяне, и пошли за ними в средину моря все кони фараона, колесницы его и всадники его» (Исх. 14:21–23). Когда египтяне достигли середины моря, «И вода возвратилась, и покрыла колесницы и всадников всего войска фараонова, пошедших за ними в море» (Исх. 14:28). Евреи перешли море и были спасены. «И увидели Израильтяне руку великую, которую явил Господь над Египтянами, и убоялся народ Господа, и поверил Господу и Моисею, рабу Его» (Исх. 14:31).

Последняя фраза опять подразумевает, что сердца евреев не изменились. Увидев гибель египетской армии, они «убоялись Господа» (как и фараон убоялся его, увидев разрушения), евреи поверили в Бога, потому что убоялись его, как это случалось со многими и до и после них: люди верили в Бога, только когда боялись.

Если мы попытаемся проанализировать главные особенности этой истории, станет ясно, что возможность освобождения существует только потому, что народ страдает и, говоря библейским языком, Бог «понимает» страдание и поэтому старается его облегчить. Действительно, нет ничего более человеческого, чем страдание, и ничего, что в большей мере объединяло бы людей. Только очень немногие на протяжении истории увидели больше, чем проблеск счастья в своей жизни, однако все испытали страдание: менее чувствительные – только свое собственное, те, кто обладает большей чувствительностью, – страдание многих вокруг них. Однако то, что человек страдает, не значит, что ему известно, куда идти и что делать. Это обстоятельство вызывает только желание покончить со страданием. Такое желание – первый и необходимый импульс к освобождению. В библейской истории Бог «понимает» страдание. Он посылает вестника, чтобы побудить и уговорить евреев и их хозяев сбросить свои оковы, соединяющие рабов и господ. Однако ни те ни другие не способны понять языка свободы и разума, они понимают, как говорит нам описание событий, только язык силы. Этот язык не может далеко увести, он не преподает урок, а только заставляет угнетенных надеяться, а угнетателя – уступать, когда сила побеждает.

Каждый, кто внимательно читает библейскую историю, заметит, что чудеса, совершаемые по велению Бога Моисеем и Аароном, не предназначены для того, чтобы изменить сердце человека. Они с самого начала должны только произвести впечатление на евреев и египтян. По своей природе они не отличаются от того, на что способны египетские маги, за исключением того, что со временем секретное оружие евреев становится несколько более действенным. Ирония заключена в том, что всемогущий Бог выбирает чудеса, повторяющие или слегка улучшающие египетскую магию.

Никогда еще в человеческой истории не было возможности так хорошо понять эту часть библейской истории, как сегодня. Два мощных блока пытаются найти решение проблемы угрозы гонки вооружений – вооружений, по сравнению с которыми десять казней египетских выглядят безвредными. До настоящего момента обе стороны проявляли больший здравый смысл, чем фараон, они отступали, прежде чем дело доходило до применения ядерного оружия, хотя это не предотвращало применения силы против тех, кто такого оружия не имеет. Однако они не отказались от принципа, согласно которому лучше увидеть мир уничтоженным, чем допустить превосходство противника. Они полагают, что угроза силы может гарантировать «свободу» или «коммунизм». Они не видят, что такой курс лишь больше и больше ожесточает сердце человека, пока не дойдет до того, что он перестанет чувствовать ответственность, и тогда станет действовать, как фараон, и погибнет, как погибли египтяне.

Второй акт драмы еврейской революции окончен, и завершается он прекрасной поэмой, которую поют Моисей и дети Израиля и которая заканчивается словами надежды: «Господь будет царствовать во веки и в вечность» (Исх. 15:18). Песню подхватила пророчица Мирьям вместе со всеми женщинами «с тимпанами и ликованием» (Исх. 15:20).

Третий акт описывает блуждания евреев в пустыне. Они страдали в Египте, они были освобождены из рабства, но куда их привели? В пустыню, где они часто страдают от голода и жажды. Они недовольны, и они жалуются, предположительно потому, что имеют недостаточно еды. Однако можно ли не заметить того факта, что они боятся большего, чем голод? Они боятся свободы. Они боятся, потому что лишились хорошо организованной сложившейся жизни, которая у них была в Египте, пусть это и была жизнь рабов, – потому что теперь у них нет надсмотрщиков, нет царя, нет идолов, перед которыми они могли бы склониться. Они боятся, потому что стали народом, не имеющим ничего, кроме пророка в качестве вождя, временных шатров для жизни и никакой урочной работы, кроме движения к неизвестной цели.

Их обеспеченность в качестве рабов в Египте представляется им предпочтительной по сравнению с ненадежностью свободы. Они говорят: «О, если бы мы умерли от руки Господней в земле Египетской, когда мы сидели у котлов с мясом, когда мы ели хлеб досыта! ибо вывели вы нас в эту пустыню, чтобы все собрание это уморить голодом» (Исх. 16:3). Вероятно, Бог понимает, что рабы, даже после того как освободились, остаются рабами в сердце, и поэтому нет причины на них гневаться. Он снабжает их хлебом – манной, которую они находят каждое утро. Существуют два повеления, связанные со сбором манны, и оба они очень знаменательны. Одно гласит, что не нужно собирать больше, чем можно съесть за день, те, кто собирает больше, обнаруживают, что излишки на следующее утро полны червей. Значение этого повеления ясно: еда предназначена для употребления, а не в запас, жизнь следует проживать, а не откладывать на потом. Как нет домов в пустыне, так нет и собственности. В климате свободы все вещи служат жизни, а не жизнь служит собственности.

Другое, еще более важное повеление, связанное со сбором манны, касается установления субботнего дня, упомянутого здесь впервые. Люди должны собирать манну каждый день, на шестой день они должны собрать двойную дневную норму (и то, что останется, на седьмой день не испортится). «Вечером узнаете вы, что Господь вывел вас из земли Египетской» (Исх. 16:6).

Когда голод оказывается удовлетворен, жажда вызывает новое недовольство. Евреи говорят: «Зачем ты вывел нас из Египта, уморить жаждою нас и детей наших и стада наши?» (Исх. 17:3). Тут Моисей теряет терпение, а может быть, и веру. Он обращается к Богу: «Что мне делать с народом сим? еще немного, и побьют меня камнями» (Исх. 17:4).

Опять Бог приходит на помощь: Моисей ударил жезлом в скалу, вода хлынула, и евреи утолили жажду.

Главным событием сорока лет блужданий по пустыне является объявление десяти заповедей. Провозглашается новая и важная концепция: «А вы будете у Меня царством священников и народом святым» (Исх. 19:6). Если весь народ – народ священников, тогда священников вообще нет, потому что вся концепция священства заключается в отделении касты, стоящей над народом. Представление о народе священников содержит отрицание священства. Позднее, конечно, евреям предстояло обзавестись священством, и все более могущественным, до разрушения Второго Храма римлянами, однако с тех пор их религия стала свободна от священства, и идея, высказанная в пустыне, обрела новое значение. Евреи должны были стать нацией священников, т. е. святым народом без священников [198] .

Бог приказывает Моисею подняться на вершину горы, в то время как Аарон должен остаться с народом. Через сорок дней и сорок ночей Моисей получает десять заповедей, высеченных на двух каменных скрижалях. Однако он получает не только эти скрижали, он также получает повеление сделать скинию, которую можно переносить, маленький храм со всевозможными сосудами и украшениями. В центре его должен был быть ковчег, выложенный чистым золотом, увенчанный короной. Моисею также было сказано, какое священное облачение будет носить Аарон и другие священники, совершающие службы. Предписания относительно ковчега, священников и жертвоприношений были даны, вероятно, потому, что Бог знал, как сильно евреи жаждут видимых символов, им было более недостаточно быть ведомыми Богом, который не имеет имени, который не представлен зримо.

Действительно, после того как Моисей, их единственный видимый вождь, поднялся на гору, люди пришли к Аарону и сказали ему: «Встань, и сделай нам бога, который бы шел перед нами; ибо с этим человеком, с Моисеем, который вывел нас из земли Египетской, не знаем, что сделалось» (Исх. 32:1). Моисей, выведший к свободе, стал «этим человеком». Люди чувствовали себя в относительной безопасности, пока он, могущественный предводитель, чудотворец, внушающий страх властитель, присутствовал. Как только он покинул их, пусть только на несколько дней, их снова охватил страх перед свободой. Они стали жаждать другого обнадеживающего символа. Они захотели, чтобы Аарон, священник, сделал для них бога. Будучи неживым, такой бог не мог бы отсутствовать, будучи видимым, он не требовал веры. Толпы рабов, выброшенных в свободу могучим вождем, многократно обнадеживаемые чудесами, снабжаемые едой, питьем, не могут обходиться без видимого символа поклонения.

Аарон пытается затянуть дело, попросив, чтобы люди отдали ему свои золотые украшения. Однако они вполне готовы пожертвовать своим золотом в обмен на уверенность. Аарон с тяжелым сердцем, несомненно, предает свою веру и свою лояльность Моисею. Как и многие священники и политики после него, он надеется «спасти» идею, уничтожив ее. Возможно, он также жертвует ради единства истиной, которая одна только и придает смысл единству. Аарон изготавливает золотого тельца, и евреи говорят: «Вот бог твой, Израиль, который вывел тебя из земли Египетской!» (Исх. 32:4). Несмотря на «Бога живого», который вывел их из Египта, евреи теперь возвращаются к почитанию идола, сделанного из золота, идола, который не может идти ни перед ними, ни за ними, потому что он мертв.

И теперь Бог впервые в истории освобождения теряет не только терпение, но и надежду. После всех уступок, которые он сделал невежеству и слабости народа, представляется напрасным – говорим ли мы в терминах Бога или в терминах исторического процесса – рассчитывать, что эта революция когда-либо окажется успешной. Если относительно короткое отсутствие вождя приводит к возврату к идолопоклонству, как действительно можно ожидать, что этот народ когда-либо станет свободным? И Бог говорит: «Я вижу народ сей, и вот, народ он – жестоковыйный; Итак оставь Меня, да воспламенится гнев Мой на них, и истреблю их, и произведу многочисленный народ от тебя» (Исх. 32:9 – 10). Это самое большое искушение, представшее перед Моисеем: сделаться не только вождем, но и основателем новой великой нации. Моисей не поддается соблазну. Он напоминает Богу о его завете с Авраамом, и Бог, как и в случае Авраама, уступает, когда ему напоминают о его обещаниях. И таким образом, «отменил Господь зло, о котором сказал, что наведет его на народ Свой» (Исх. 32:14).

Когда Моисей спустился с горы с двумя скрижалями с письменами Бога в руках, он увидел тельца и танцующих вокруг него людей, «тогда он воспламенился гневом, и бросил из рук своих скрижали, и разбил их под горою» (Исх. 32:19). В этот момент Моисей настолько охвачен гневом, что его не останавливает даже боязнь совершить святотатство, и он разбивает скрижали, на которых писал сам Бог. Он уничтожает золотого тельца и велит членам своего племени, Леви, перебить почитателей тельца. Потом он просит Бога простить народ, и Бог подтверждает свое обещание привести евреев в землю обетованную.

Бог заключает новый завет с Моисеем и обещает ему, что изгонит племена идолопоклонников, живущие в землях, которые должны занять евреи. Он запрещает Моисею заключать с ними какой-либо договор: «жертвенники их разрушьте, столбы их сокрушите, вырубите священные рощи их. Ибо ты не должен поклоняться богу иному, кроме Господа» (Исх. 34:13–14).

Много еще лет евреи блуждают по пустыне, и много законов и повелений дано им. Наконец приходит время последнего акта революции. Моисей должен умереть, потому что не может перейти Иордан и вступить в землю обетованную. Он тоже принадлежит к поколению, выросшему в поклонении идолам и в рабстве, и даже хотя он был посланником Бога, полным видений новой жизни, его гнетет груз прошлого, он не мог бы участвовать в будущей жизни. Смерть Моисея завершает ответ Библии на вопрос о возможности революции. Страдание вызывает бунт, бунт приводит к свободе от рабства, свобода «от» со временем может привести к свободе, позволяющей жить по-новому, без идолов. Однако поскольку не происходит чудесного изменения сердца, каждое поколение может сделать только один шаг. Те, кто страдал и начал революцию, не могут пересечь границу, поставленную перед ними их прошлым. Только те, кто не был рожден в рабстве, могут достичь земли обетованной.

Смерть Моисея находит ясное объяснение еще в одном обстоятельстве. Бог упрекает его в том, что «согрешили против Меня среди сынов Израилевых при водах Меривы в Кадесе, в пустыне Син, за то, что не явили святости Моей среди сынов Израилевых» (Втор. 32:51). Пророк, который хотя бы на мгновение ставит себя в центр, показывает, что не готов быть вождем свободных людей, а может только вести к свободе. Продолжить дело Моисея должен Иисус (Иегошуа бен Нун).

Остальная часть Ветхого Завета есть рассказ о неудаче этого дела. После безжалостного применения силы, чтобы избавиться от скверны идолопоклонства, евреи от всего сердца предались идолопоклонству, замаскировав его лишь использованием прежних священных имен. Может быть, они и не могли поступить иначе из-за воздействия бесчеловечного фанатизма, проявленного ими при завоевании Ханаана. Как могли они стать «священным народом» после безжалостного истребления мужчин, женщин и детей ради своей защиты от опасности идолопоклонства? Если такая бесчеловечность была необходима для сохранения их веры, они были обречены в любом случае вернуться к идолопоклонству, и жестокость их войны не служила добрым целям.

Первая революция не удалась. Если в Египте евреи были идолопоклонниками и рабами в чужой стране, то в Ханаане они стали идолопоклонниками в своей земле. Единственное различие заключалось в том, что они были свободны, по крайней мере политически. Однако даже такая свобода должна была продлиться недолго. Через несколько столетий они снова попали во власть чужеземных завоевателей, и им предстояло оставаться практически бессильными на протяжении двадцати пяти столетий своей истории.

Так может ли кончится революция чем-то иным, кроме поражения? Является ли новое идолопоклонство и безжалостный национализм в завоеванной стране концом стремления к независимости? Неужели старые камни в Иерусалиме – все, что осталось от великолепной попытки построить небесный город?

Могло быть и так, но случилось иначе. Идею Того, кто любит истину и справедливость, но чья любовь превосходит даже его правосудие, идею о том, что человек должен найти свою цель, полностью очеловечившись, несли люди прозрения – пророки. Их учения становились все более впечатляющими, потому что история подтверждала их. Светская власть, достигшая своей вершины при Соломоне, пала через несколько столетий и никогда не была в сколько-нибудь значительной мере восстановлена. История оправдала тех, кто говорил правду, а не тех, кто обладал властью. После неудачи первого пророка, Моисея, его работу продолжили другие пророки, они углубили и прояснили его идеи, развили концепцию истории, которая, хотя ее семена было посеяны ранее, расцвела только в пророческой литературе, в концепции мессианского времени, которой предстояло оказать глубочайшее влияние на развитие не только истории евреев, но и всего мира, сначала в форме христианства, а затем в светской форме – социализме, несмотря на то что и христианство, и социализм в своих институционализированных формах исказили исходное учение.

Человек как творец истории

Со смертью Моисея революция против рабства и идолопоклонства потерпела поражение. Стремление человека к надежности и поклонению идолам оказалось сильнее, чем его вера в непознаваемого Бога и жажда свободы. Но почему эта неудача была необходимой? Разве не мог Бог спасти человека, изменив его сердце актом благодати? Этот вопрос касается фундаментального принципа библейской и постбиблейской концепции истории.

Принцип, о котором я говорю, заключается в том, что человек творит свою собственную историю, и Бог не вмешивается в это ни благодатью, ни принуждением, он не изменяет природу человека и его сердце.

Если бы Бог того хотел, он мог бы изменить сердца Адама и Евы и предотвратить их «падение». Если бы Бог того хотел, он мог бы изменить сердце фараона вместо того, чтобы ожесточать его, он мог бы изменить сердца евреев, чтобы они не поклонялись золотому тельцу и не впали в новое идолопоклонство после завоевания земли обетованной. Почему Бог этого не сделал? Может быть, ему не хватало силы? Существует только одна причина для того, что имело место: человек свободен выбирать свой путь, но должен принимать последствия своего выбора.

Может показаться, что этому принципу противоречат чудеса, совершаемые Богом в Египте. Однако главное не в них. Они являются, как я уже указывал выше, тактическими уловками, предназначенными для того, чтобы произвести впечатление и на египтян, и на евреев. Это не те чудеса, которые спасают человека, изменяют его сердце, преобразуют его суть, это разновидность помощи, которую могучий военачальник оказывает своим слабым союзникам. Они не являются актом благодати, которую Бог даровал бы своим созданиям. Еврейская традиция ощущала это очень остро. Мидраш (Рабба XXI, 10) сообщает, что когда Моисей кинул свой жезл в Красное море, воды не отступили. Чудо произошло, только когда первый еврей вступил в море.

Маймонид высказал идею о том, что Бог не изменяет сердце человека.

«Хотя в каждом из знаков, названных в Писании, естественные свойства какого-то индивида меняются, природа человека никогда не изменяется Богом с помощью чудес. Именно в соответствии с этим важным принципом Бог говорит: «О, если бы сердце их было у них таково, чтобы бояться меня» (Втор. 5:29). Именно по этой причине Он ясно высказал заповеди и запреты, назначил награду и наказание. Этот принцип в отношении чудес часто разъяснялся нами в наших работах. Я не говорю, что это потому, что я считаю, будто Богу трудно изменить природу каждого человека – напротив, это возможно, и это в Его силах, согласно принципам, которым учит Писание, однако Он никогда этого не желал и не пожелает. Если была Его воля изменить [по Его желанию] природу какого-либо человека, миссия пророков и введение законов оказались бы совершенно излишними» [199] .

Если правда, что Бог оставляет человека свободным формировать свою собственную историю, значит ли это, что он пассивный наблюдатель судьбы человека, что он не тот Бог, который проявляет себя в истории? Ответ на этот вопрос заключается в миссии и функции пророков, первым из которых был Моисей. Роль Бога в истории – посылать своих вестников, пророков, имеющих четыре функции.

1). Они объявляют человеку, что существует Бог, открывшийся им, и что цель человека – стать полностью человечным, и это означает стать как Бог.

2). Они показывают человеку альтернативы, между которыми он может выбирать, и следствия такого выбора. Они часто выражают альтернативу в терминах наград или наказаний Бога, однако всегда именно человек своими действиями совершает выбор.

3). Они возражают и протестуют, когда человек выбирает неправильный путь. Однако они не бросают народ, они его совесть, они говорят, когда все остальные молчат.

4). Они мыслят не в терминах индивидуального спасения, но верят, что спасение каждого связано со спасением всего общества. Они озабочены установлением общества, которым правили бы любовь, справедливость и правда, они настаивают на том, что политика должна оцениваться на основе моральных ценностей, и что функция политической жизни – реализация этих ценностей.

Концепция пророка столь же типично библейская, как и концепция мессианского времени. Пророк открывает истину, как делали это Лао Цзы и Будда. Однако одновременно пророк является и политическим лидером, глубоко вовлеченным в политическую деятельность и установление социальной справедливости. Его мир никогда не бывает чисто духовным, пророк всегда человек от мира сего, впрочем, скорее можно сказать, что его духовность всегда имеет политическое и социальное измерение. Поскольку Бог раскрывает себя в истории, пророк неизбежно становится политическим лидером. Если человек выбирает неверный путь в своих политических действиях, пророк не может не быть инакомыслящим, революционером.

Пророк видит реальность и говорит о том, что видит. Он видит неразрывную связь духовной силы и исторической судьбы. Он видит моральную реальность, лежащую в основе социальной и политической реальности, из чего неизбежно и проистекают следствия. Он видит возможности изменений и путь, который должен выбрать народ, и провозглашает то, что видит. Как говорит Амос: «Лев начал рычать – кто не содрогнется? Господь Бог сказал – кто не будет пророчествовать?» (Ам. 3:8).

В древности пророка называли «роэ», «видящий»; вероятно, со времен Илии видящего стали называть «нави», «говорящий», «выразитель». Действительно, пророк говорит нечто о будущем, однако не о будущем событии, которое непременно произойдет, об определенном событии, наступление которого открыто ему Богом или знанием о небесных созвездиях. Он видит будущее, потому что видит действующие силы и последствия, которые возникнут, если не произойдет изменений. Пророк никогда не является Кассандрой. Его пророчества выражаются в терминах альтернатив.

Пророки оставляют место для свободной воли и решений. Когда Иону посылают в Ниневию, город грешников, ему не нравится его миссия, он – человек правосудия, а не милосердия, он опасается, что предсказание несчастий в конце концов приведет к изменению поведения и в результате пророчество не сбудется. Он пытается избежать своей миссии, но уклониться от нее не может. Как и все пророки, он не хочет быть пророком, но не может этого избежать. Он приносит свое послание в Ниневию, и нежеланный для него результат происходит. Сердца жителей Ниневии меняются, и Бог их прощает. «Иона сильно огорчился этим и был раздражен. И молился он Господу и сказал: «О, Господи! Не это ли говорил я, когда еще был в стране моей? Потому я и побежал в Фарсис, ибо знал, что Ты – Бог благий и милосердный, долготерпеливый и многомилостивый, и сожалеешь о бедствии. И ныне, Господи, возьми душу мою от меня, ибо лучше мне умереть, нежели жить»» (Иона 4:1–4). Иона отличается от остальных пророков тем, что им не движет сострадание и ответственность.

Самый ясный пример проявления принципа невмешательства Бога и роли пророка может быть найден в описании отношения Бога, когда евреи просят Самуила дать им царя.

«И собрались все старейшины Израиля, и пришли к Самуилу в Раму, И сказали ему: вот, ты состарился, а сыновья твои не ходят путями твоими; итак поставь над нами царя, чтобы он судил нас, как у прочих народов. И не понравилось слово сие Самуилу, когда они сказали: дай нам царя, чтобы он судил нас. И молился Самуил Господу. И сказал Господь Самуилу: послушай голоса народа во всем, что они говорят тебе; ибо не тебя они отвергли, но отвергли Меня, чтоб Я не царствовал над ними. Как они поступали с того дня, в который Я вывел их из Египта, и до сего дня, оставляли Меня и служили другим богам; так поступают они и с тобою… И пересказал Самуил все слова Господа народу, просящему у него царя» (1 Цар. 8:4–8, 10).

Самуил описывает, как царь будет их эксплуатировать, использовать мужчин как воинов, а женщин – как служанок, как будет забирать десятую часть их собственности: «Восстенаете тогда от царя вашего, которого вы избрали себе; и не будет Господь отвечать вам тогда» (1 Цар. 8:18).

«Но народ не согласился послушать голоса Самуила, и сказал: нет, пусть царь будет над нами; И мы будем, как прочие народы: будет судить нас царь наш, и ходить пред нами, и вести войны наши. И выслушал Самуил все слова народа, и пересказал их в слух Господу. И сказал Господь Самуилу: послушай голоса их и поставь им царя. И сказал Самуил Израильтянам: пойдите каждый в свой город» (1 Цар. 8:19–22). Все, что может сделать Самуил, это «послушать голоса их», после того как возражал и указал на последствия действий людей. Если, несмотря на это, люди решают в пользу царства, это их решение и их ответственность. Другими словами, история имеет собственные законы, и Бог не вмешивается в них. Одновременно это и законы Бога. Человек, поняв законы истории, понимает Бога. Политические действия – это религиозные акты. Духовный вождь – это политический лидер [200] .

Библейская концепция мессианского времени [201]

Для обсуждения концепции мессианского времени представляется необходимым суммировать нашу дискуссию о «падении».

С изгнанием из рая исходное единство было разрушено. Человек обрел самосознание и осознание другого человека как незнакомца. Это осознание отделило его от другого человека и от природы и сделало его чужаком в мире. Стать чужаком, впрочем, не означает стать грешником и тем более сделаться развращенным. Нигде в Библии не содержится мысль о том, что природа человека изменилась или испортилась, «падение» – это не метафизически-индивидуальное событие, а событие историческое.

Христианские теологи считают третью главу Бытия красочным описанием того, как человек грешит, отказавшись верить в слово Божье. Ключевые тексты для их доктрины исходного греха содержатся в посланиях св. Павла – первом послании к Коринфянам (1 Кор. 15:21 и далее) и в особенности в послании к Римлянам (Рим. 5–7). Грехопадение больше рассматривается не как единичное деяние, а как состояние, в котором человек находится с момента падения. Хотя католическое учение утверждает, что, как бы ни пострадал человек от последствий первородного греха, природа человека не изменилась. Основополагающее верование христиан, отражающее как строгую августинскую традицию, так и преувеличенный пессимизм реформаторов, делает упор на развращенности. Лютер и Кальвин утверждали, что первородный грех полностью уничтожил свободу и сохраняет свое действие даже после крещения. У католиков также лишь акт Божьей благодати, его явление на земле как Христа, его сына, умершего за грехи человеческие, может спасти человека. Как мы увидим ниже, взгляд, согласно которому суть человека не искажена, снова и снова подчеркивается в мессианско-пророческой традиции и позднее, когда утвердилась надежда на историческое спасение, как, например, в гуманизме Ренессанса или в философии Просвещения XVIII века [202] . Нельзя понять ни философские и политические идеи этих веков, ни мессианскую идею пророков, если не осознать тот факт, что их концепция первого «греха» человека совершенно отличается от концепции «первородного греха» в представлении церкви.

Рассматриваемый с точки зрения библейской философии, исторический процесс является процессом, в котором человек развивает силы своей любви и разума и становится полностью человечным, в котором он возвращается к себе. Он вновь обретает гармонию и невинность, которые утратил, однако это новая гармония и новая невинность. Это гармония человека, полностью себя осознающего, способного различать добро и зло, человека, избавившегося от заблуждений и вышедшего из полусна, человека, который стал наконец свободен. В историческом процессе человек сам себя рождает. Он делается тем, чем потенциально является, он обретает то, что змей – символ мудрости и восстания – обещал и чего не желал патриархальный, ревнивый Бог Адама: чтобы человек сам стал как Бог.

Мессианское время – следующий шаг в истории, а не ее прекращение. Мессианское время – это время, когда человек полностью родится. Когда человек был изгнан из рая, он потерял свой дом, в мессианское время он снова будет дома – во всем мире.

Мессианское время не будет результатом акта благодати или внутреннего порыва человека к совершенству. Оно наступит в силу экзистенциальной дихотомии человека: он часть природы и тем не менее ее превосходит, животное, однако превосходит животное состояние. Дихотомия порождает конфликт и страдание, и человек стремится находить все новые пути разрешения этого конфликта, пока не разрешит, полностью очеловечившись, и не достигнет искупления.

Между раем и мессианским временем существует диалектическое отношение. Рай – это золотой век прошлого, как это изображают легенды многих культур. Мессианское время – золотой век будущего. Эти два века – одно и то же в том смысле, что являются состоянием гармонии. Они различаются, потому что в первом из них гармония существовала как результат того, что человек еще не был полностью рожден, в то время как во втором состояние гармонии – следствие полного рождения человека.

Мессианское время есть возврат к невинности и в то же время – совсем не возврат, потому что является целью, к которой человек стремится после того, как утратил невинность.

Слово «мессия» буквально означает «помазанный», что указывает на ожидаемого искупителя, однако не встречается в этом смысле ни в еврейской Библии, ни в апокрифических книгах. У некоторых пророков (Наума, Софонии, Аввакума, Малахии, Иоиля, Даниила) мессия вообще не человек, и только Бог является искупителем. По представлениям других существует лишь коллективный мессия, а не индивид. Коллективный мессия – это дом Давида («спасители» Амоса, Эзекииля, Овадии). У Аггея и Захарии это конкретный человек, Зеруббабель из дома Давидова. У Иеремии имеется концепция «царя», или самого Бога как искупителя. Первый Исайя говорит о «конце дней», когда Бог будет творить суд над народами; второй Исайя говорит об «искупителе». У других пророков мы также находим идею «нового завета»; в частности, у Осии – это завет между человеком и всей природой (животными и растениями).

По словам Михея, Бог сам будет судьей и искупителем. Слово «мессия» в смысле «искупитель» впервые используется в псевдографической книге Еноха, относящейся, возможно, ко временам Ирода Великого. Только после того как евреи лишились своего царства и своего царя, персонификация мессианского времени в фигуре помазанного царя становится популярной.

Политическая ситуация, в которой жили пророки, и их личные особенности влияли на их концепции, их надежды, их протесты. Многие подчеркивали, что день Господень (позднее названный Судным днем) будет днем наказания, предшествующего раскаянию и искуплению. Согласно словам некоторых пророков (Амоса, Осии, второго Исайи, Малахии), наказание падет только на Израиль, по словам других (Наума, Аввакума, Овадии, Аггея, первого и второго Захарий, Даниила) – только на язычников, по словам всех остальных пророков – и на тех и на других одинаково.

Если для некоторых осуждение – правомерное наказание грешника, то для большинства пророков (например, Осии, Иеремии, второго Исайи) это в первую очередь моральное исправление. Если некоторые (например, Амос, Михей, Софония) предсказывали победу над язычниками во время искупления, то в большинстве своем пророки (от Софонии и позднее) верили, что искупление наступит без войны, и почти не говорили о победе. Следует отметить, впрочем, что у одного и того же пророка (например, Михея) можно найти видения наказания язычников вместе с мессианскими видениями всеобщего братства и мира между народами. Некоторые элементы, такие как война против Гога, князя Магога, могут быть найдены только у Езекииля, в то время как только у Даниила мы находим идею всеобщего воскресения мертвых, при котором праведные воскреснут для вечной жизни, а грешники попадут в вечную тьму.

Хотя нельзя говорить о прямой линии в эволюции пророческой мысли от самых ранних до позднейших пророков, тем не менее можно утверждать, что, начиная с первого Исайи, базовое видение мессианского времени становится все более ясным и более полно выраженным, чем раньше. Возможно, его наиболее важным аспектом является мир. Когда человек преодолеет раскол, отделяющий его от другого человека и от природы, тогда действительно он будет жить в мире с теми, от кого был отъединен. Чтобы достичь мира, человек в первую очередь должен найти искупление, мир – следствие изменений внутри человека, при которых единство заменяет отчуждение. Так идея мира с точки зрения пророков не может быть отделена от идеи реализации человечности. Мир – это больше, чем отсутствие войны, это гармония и единство между людьми, это преодоление разобщенности и отчуждения.

Пророческая концепция мира превосходит реальность человеческих отношений, новая гармония – это также гармония между человеком и природой. Мир между человеком и природой – это гармония между человеком и природой. Природа не угрожает человеку, а он прекращает стремиться к ее покорению, становится естественным, а природа делается гуманной. Они перестают быть противниками и достигают единства. Человек чувствует себя дома в естественном мире, а природа становится частью мира человека, это и есть мир в пророческом смысле. Еврейское слово, обозначающее «мир» – «шалом», – лучше всего может быть переведено как «полнота», что указывает в том же направлении.

Это состояние мира между человеком и природой, конец всякой деструктивности находит одно из своих высших выражений в знаменитых словах Исайи:

«Тогда волк будет жить вместе с ягненком, и барс будет лежать вместе с козленком; и теленок, и молодой лев, и вол будут вместе, и малое дитя будет водить их. И корова будет пастись с медведицею и детеныши их будут лежать вместе; и лев, как вол, будет есть солому. И младенец будет играть над норою аспида, и дитя протянет руку свою на гнездо змеи. Не будут делать зла и вреда на всей святой горе Моей; ибо земля будет наполнена ведением Господа, как воды наполняют море» (Ис. 11:6–9).

Идея новой гармонии человека в мессианское время означает не только конец борьбы человека с природой, но также и то, что природа не будет ничего скрывать от человека, она станет любящей, питающей матерью. Природа внутри человека не будет больше искажаться, а природа снаружи перестанет быть стерильной. Исайя выразил это так:

«Тогда откроются глаза слепых, и уши глухих отверзнутся. Тогда хромой вскочит, как олень, и язык немого будет петь; ибо пробьются воды в пустыне и в степи потоки. И превратится призрак вод в озеро, и жаждущая земля – в источники вод; в жилище шакалов, где они покоятся, будет место для тростника и камыша. И будет там большая дорога, и путь по ней назовется путем святым; нечистый не будет ходить по нему; но он будет для них одним; идущие этим путем, даже и неопытные, не заблудятся. Льва не будет там, и хищный зверь не взойдет на него; его не найдется там, а будут ходить искупленные. И возвратятся избавленные Господом, придут на Сион с радостным восклицанием; и радость вечная будет над головою их; они найдут радость и веселие, а печаль и воздыхание удалятся» (Ис. 35:5 – 10).

Или, как говорит второй Исайя: «Вот, Я делаю новое; ныне же оно явится; неужели вы и этого не хотите знать? Я проложу дорогу в степи, реки в пустыне. Полевые звери прославят Меня, шакалы и страусы, потому что Я в пустынях дам воду, реки в сухой степи, чтобы поить избранный народ Мой» (Ис. 43:19–20).

Осия выражает идею нового завета между человеком и всеми животными и растениями, и между всеми людьми: «И заключу в то время для них союз с полевыми зверями и с птицами небесными и с пресмыкающимися по земле; и лук, и меч, и войну истреблю от земли той, и дам им жить в безопасности» (Ос. 2:18).

Идея мира между народами находит свою кульминацию в пророческой концепции уничтожения всяких орудий войны, как это выражено, среди прочих, Михеем: «И будет Он судить многие народы и обличит многие племена в отдаленных странах; и перекуют они мечи свои на орала и копья свои – на серпы; не поднимет народ на народ меча, и не будут более учиться воевать. Но каждый будет сидеть под своею виноградною лозою и под своею смоковницею, и никто не будет устрашать их, ибо уста Господа Саваофа изрекли это» (Мих. 3–4).

Жизнь, говорит пророк, восторжествует над смертью. Металл, вместо того чтобы проливать кровь, откроет лоно Матери Земли, чтобы позволить жизни расти. Другой аспект мессианского времени ясно сияет в пророчестве Михея: исчезнет не только война, но и страх, точнее, война исчезнет только тогда, когда ни у кого не будет ни желания, ни власти заставить другого бояться. Более того, может даже не потребоваться единая концепция Бога: «Ибо все народы ходят, каждый – во имя своего бога; а мы будем ходить во имя Господа Бога нашего во веки веков» (Мих. 4:5). Религиозный фанатизм, источник стольких раздоров и разрушений, должен будет исчезнуть. Когда установятся мир и свобода от страха, не будет иметь особого значения, какие концепции человечество будет использовать для выражения своих величайших целей и ценностей.

Близко связан с этим и универсалистский аспект мессианского времени. Люди не только перестанут уничтожать друг друга, человек преодолеет разделение наций. Как только он станет полностью человечным, чужак перестанет быть чужаком, иллюзия сущностных различий между нациями исчезнет, и не будет больше никаких «избранных» народов. Амос говорит: «Не таковы ли, как сыны Ефиоплян, и вы для Меня, сыны Израилевы? – говорит Господь. – Не Я ли вывел Израильтян из земли Египетской и Филистимлян – из Катфора и Арамлян – из Каира?» (Ам. 9:7).

Идея того, что все нации должны быть одинаково любимы Богом и что у него нет любимого сына, прекрасно выражена Исайей: «В тот день из Египта в Ассирию будет большая дорога, и будут приходить Асур в Египет, и Египтяне в Ассирию; и Египтяне вместе с Ассириянами будут служить Господу. В тот день Израиль будет третьим с Египтом и Ассириею; благословение будет посреди земли, Которую благословит Господь Саваоф, говоря: благословен народ Мой – Египтяне, и дело рук Моих – Ассирияне, и наследие Мое – Израиль» (Ис. 19:23–25).

Главным аспектом пророческого мессианского учения является отношение пророков к власти и силе. Действительно, нужно признать, что вся история человечества до сих пор (за исключением, может быть, некоторых примитивных обществ) основывается на силе: силе и власти процветающего меньшинства над большинством, которое много трудится и мало наслаждается жизнью. Чтобы поддерживать правление силы, умы людей должны подвергнуться искажению, чтобы и правители, и подданные верили в то, что существующая ситуация заповедана Богом, природой или нравственным законом. Пророки – революционеры, срывающие с власти и силы их моральные и религиозные покровы. Их девиз в международной политике таков: «Не воинством и не силою, но Духом Моим [творится история], говорит Господь Саваоф» (Зах. 4:6). Пророки предостерегают: ошибочно полагаться на чужеземную силу или союзы. Осия говорит: «Ассур не будет уже спасать нас; не станем садиться на коня и не будем более говорить изделию рук наших: «боги наши»; потому что у Тебя милосердие для сирот» (Ос. 14:4).

Этим заявлением Осия соединяет три элемента, кажущиеся раздельными, но образующие три стороны одного и того же феномена: бесполезность светской власти для выживания нации, бесполезность идолов и концепцию Бога как того, кто сочувствует сиротам. Сироты, вдовы, бедняки и чужеземцы – это те члены общества, которые не имеют власти. Пророк требует правосудия в их пользу, его протест направлен против богатых и сильных – как царей, так и священников [203] .

Этико-религиозные убеждения пророков видны в прекрасном высказывании второго Исайи, направленном против пустой обрядности: «Взывай громко, не удерживайся; возвысь голос свой, подобно трубе, и укажи народу Моему на беззаконие его, и дому Яковлеву – на грехи его. Они каждый день ищут Меня и хотят знать пути Мои, как бы народ, поступающий праведно и не оставляющий законов Бога своего; они вопрошают Меня о судах правды, желают приближения к Богу: «Почему мы постимся, а Ты не видишь? Смиряем души свои, а Ты не знаешь?» – Вот, в день поста вашего вы исполняете волю вашу и требуете тяжких трудов от других. Вот, вы поститесь для ссор и распрей и для того, чтобы дерзкою рукою бить других; вы не поститесь в это время так, чтобы голос ваш был услышан на высоте. Таков ли тот пост, который Я избрал, – день, в который томит человек душу свою, когда гнет голову свою, как тростник, и подстилает под себя рубище свое и пепел? Это ли назовешь постом и днем, угодным Господу? Вот пост, который Я избрал: разреши оковы неправды, развяжи узы ярма, и угнетенных отпусти на свободу, и расторгни всякое ярмо; Раздели с голодным хлеб твой, и скитающихся бедных введи в дом; когда увидишь нагого, – одень его, и от единокровного твоего не укрывайся. Тогда откроется, как заря, свет твой, и исцеление твое скоро возрастет, и правда твоя пойдет пред тобою, и слава Господня будет сопровождать тебя. Тогда ты воззовешь, и Господь услышит; возопиешь, и Он скажет: «вот Я!» Когда ты удалишь из среды твоей ярмо, перестанешь поднимать перст и говорить оскорбительное, И отдашь голодному душу твою, и напитаешь душу страдальца: тогда свет твой взойдет во тьме, и мрак твой будет как полдень» (Ис. 58:1 – 10).

Следующая часть речи Иеремии показывает тот же дух: «Вы ныне обратились и поступили справедливо пред очами Моими, объявив каждый свободу ближнему своему, и заключили предо Мной завет в доме, над которым наречено имя Мое; Но потом раздумали, и обесславили имя Мое, и возвратили к себе каждый раба своего и каждый рабу свою, которых отпустили на волю, куда душе их угодно, и принуждаете их быть у вас рабами и рабынями. Посему так говорит Господь: вы не послушались Меня в том, чтобы каждый объявил свободу брату своему и ближнему своему; за то вот Я, говорит Господь, объявляю вам свободу подвергнуться мечу, моровой язве и голоду, и отдам вас на озлобление во все царства земли; И отдам преступивших закон Мой и неустоявших в словах завета, который они заключили пред лицем Моим, рассекши тельца на двое и прошедши между рассеченными частями его, – Князей Иудейских и князей Иерусалимских, евнухов и священников, и весь народ земли, проходивший между рассеченными частями тельца, – Отдам их в руки врагов их и в руки ищущих души их, – и трупы их будут пищею птицам небесным и зверям земным. И Седекию, царя Иудейского, и князей его отдам в руки врагов их и в руки ищущих души их и в руки войска царя Вавилонского, которое отступило от вас. Вот, Я дам повеление, говорит Господь, и возвращу их к этому городу, и они нападут на него и возьмут его, и сожгут его огнем, и города Иудеи сделаю пустынею необитаемою» (Иер. 34:150 – 22).

Пророки противостояли развращенному жречеству, объединившемуся с развращенными царями и князьями, они говорили от имени Бога о справедливости и любви, они предсказывали падение государства и власти священников. Они не шли на компромиссы ради выгоды, не прятали своего нападения за вежливыми словами. Неудивительно, что в свои времена они поносились толпой, некоторые из них были изгнаны, заточены или убиты царями и священниками. Только через много поколений эти люди, осмеливавшиеся говорить, были оправданы историей – падением всех тех, кто верил в то, что меч и могущественные идолы могут гарантировать их существование.

Постбиблейское развитие концепции мессианства

В пророческой литературе мессианское видение основывается на трениях между «тем, что существовало и все еще имело место, и тем, что появлялось и должно было свершиться» [204] . В послепророческий период происходит изменение в значении мессианской идеи, впервые появляясь в Книге Даниила около 164 г. до н. э. Если у пророков цель человеческой эволюции лежит в «ямим-ха-баим» – «днях, которые придут» или в «би-ахарит ха-ямим» – «конце дней», то у Даниила и в апокалиптической литературе после него цель – «ха-олам ха-ба» – «мир, который придет». Мир, который придет, – это не мир в пределах истории, а идеальный мир наверху, мир за пределами пророческого видения, «ожидаемым, объектом желаний является отпрыск дома Давидова, который исполнит историю. Он становится сверхъестественным существом, которое снизойдет с небесных высот, чтобы окончить историю. Там, в пророческом мире, линия желаний горизонтальна, а здесь – и в этом суть апокалиптической ориентации – она вертикальна» [205] . Мы обнаруживаем здесь дифференциацию, которой в дальнейшем предстояло стать главным различием между еврейским и христианским развитием. Еврейское развитие подчеркивает горизонтальную, а христианское – вертикальную ось [206] . Книга Даниила стала образцом для нового вида литературы, которая процветала с середины II века до н. э. до середины II века н. э. Эта литература, подвергшаяся сильному влиянию александрийской эллинистической философии, видит идеальное царство, в котором есть все истинно важные вещи: Библия, Храм, народ Израиля и мессия, за пределами этого мира. Они были созданы Богом раньше действительного мира. Мессия, таким образом, становится тем, кто существовал изначально. Воскресение мертвых и последующая вечная жизнь составляют содержание апокалиптических надежд.

Как бы то ни было, эта «вертикальная» идея спасения никогда не появляется в «горизонтальных» пророческих видениях, касающихся мессианского времени. Они обе существуют параллельно, от апокалиптической литературы до раввинских ожиданий насчет мессии. Более того, несмотря на огромные различия между историческим спасением в этом мире и выходящим за пределы истории спасением в другом мире, один важный фактор является общим для обеих идей спасения: оно является не индивидуальным, а коллективным; оно представляет собой или новый исторический период или катаклизм – конец всякой истории. В обоих случаях это касается изменения в положении человечества, а не изменений в судьбе конкретного индивида.

Отдельные апокалиптические книги отличаются друг от друга, делают ли они упор на историческом или чисто духовном аспекте мессианства. Согласно более ранним частям Книги Еноха (около 110 г. до н. э.), мессианский век начинается с уничтожения нечестивых и грешников в день Страшного суда. Избранные будут жить и никогда больше не грешить и завершат свои дни в мире. Вся земля будет полна праведных, а природа станет изобильной. Сходные описания могут быть найдены также в апокалипсисе Сириака Баруха в традициях одного из древнейших отцов церкви Папия, упоминания о которых сохранились в трудах Иринея и в высказываниях раннего Таннаима.

В Книге Еноха, как и в других апокалиптических писаниях и в раввинских источниках, очень важную роль играет одна концепция – концепция «родовых схваток мессии». Чем бы ни были эти «родовые схватки» – разрушительной войной Гога и Магога, состоянием социальной и нравственной анархии, землетрясениями или полной безнадежностью, они всегда ведут к раскаянию, а раскаяние есть условие искупления, условие наступления мессианского времени. Эта концепция «родовых схваток мессии» как условия наступления мессианского времени также обнаруживается во многих более поздних раввинских текстах.

Согласно другим псевдографическим книгам, как, например, Четвертой Книге Эзры (около 100 г. до н. э.), появится небесный Иерусалим, и явится мессия. Мессия и праведные будут жить в радости четыре столетия, потом все умрут и мир вернется к первозданной тишине, как это было в начале. После периода тишины возникнет новый мир, «мир, который придет». Предыдущая история, согласно этой концепции, есть предшественница мессианского века, мессианский век – предшественник мира, который придет, мира, превосходящего историю. В некоторых из этих текстов особенно подчеркивается различие между мессианским веком и миром, который придет, в то время как в других имеется некоторая путаница. В целом апокрифическая литература сосредоточена на последовательности: «родовые схватки мессии» (наказание) – раскаяние – дни мессии – день суда – воскресение из мертвых – мир, который придет (ха-олам ха-ба). Таким образом, сливаются историческая и метафизическая концепции, хотя и в зависимости от меняющихся исторических обстоятельств, иногда акцентируется один, иногда – другой аспект.

Апокрифическая литература представляет собой переход от библейской к раввинской фазе еврейской традиции. Первой частью этой раввинской традиции является период таннаим – время более авторитарных учителей, завершивших Мишну около 200 г. н. э. Вторая часть относится к периодам законоучителей амораим и геоним, которые жили в Палестине и Вавилонии.

Более древние мудрецы, жившие под властью хасмонейских царей, были по большей части в оппозиции к светским представителям еврейского национализма. Таким образом, идея национальной независимости не представлялась им особенно привлекательной. Они видели ее проявления при хасмонейских царях и убедились, что она не служит целям пророческой концепции мессианского времени. В этом, возможно, кроется причина того, что представители таннаим не говорили много о мессианском веке. Хотя их самые выдающиеся представители не испытывали любви к Риму, национальная независимость и Храм со всеми его обрядами уступали по важности изучению и соблюдению закона.

Как я уже отмечал выше, когда римляне разрушили Храм и уничтожили последние остатки еврейской политической независимости в 70 г. н. э., они уничтожили фасад, за которым уже возникла другая сцена – раввинский иудаизм, религия без храма, жертвоприношений, священников, религия, лишенная также теологических догм, но чрезвычайно озабоченная правильными поступками во всех сферах жизни, выражающая и способствующая самосовершенствованию человека, полностью уподобляющегося Богу. Талмудические мудрецы не забыли Храм, они не обличали священнические жертвоприношения как обман – как это часто делали пророки, однако они преобразовали Храм и национальную независимость в простые символы мессианского времени.

Как взгляды, выраженные в апокрифических книгах, различаются между собой, так расходятся между собой и таннаим, и амораим. Однако общим в их взглядах на мессианское время является убеждение, что оно принадлежит этому миру, а не трансцендентному. Их взгляды окрашивались в зависимости от политических событий.

В разгар жестоких римских религиозных преследований во II веке н. э. одна из величайших фигур таннаим, рабби Акива, который всю жизнь был универсалистом, изменил свои взгляды и счел требования националистического лидера Бар Кохбы (Сына Звезды) соответствующими мессианству. Другие законоучители таннаим, впрочем, современники рабби Акивы, не разделяли этой его иллюзии. Они оставались тверды в своей вере в то, что время мессии еще не пришло и что Бар Кохба (Сын Лжи, как его стали называть позднее) всего лишь самозванец. С другой стороны, позднее, после того как центр еврейской культуры переместился из Палестины в Вавилонию, а римское угнетение перестало быть реальностью, яркие цвета, которыми была расцвечена картина мессианского времени для пророков и в апокалиптической литературе, для некоторых представителей амораим поблекли. В целом, впрочем, мессианский век сохранял свой цвет на протяжении веков, последовавших за падением Храма.

Раввины придерживались разных взглядов, но один элемент оставался общим: мессия никогда не был «спасителем», он не менял человека, не менял его сути. Мессия всегда оставался символом, помазанным царем из дома Давидова, который явится, когда придет время. В том факте, что мессия – символ нового исторического периода, а не спаситель, и кроется решающее различие между еврейской концепцией и той, которую развивала христианская церковь.

Самая ограниченная концепция мессии может быть обнаружена в идее, согласно которой «этот мир отличается от [мира] дней мессии только в отношении служения [иностранным] силам» [207] ; имеется в виду, что евреи больше не угнетаются политически. Хотя эта концепция политического освобождения может быть также обнаружена в некоторых пророческих текстах, в ней отсутствует элемент универсальной исторической трансформации, составляющий ядро пророческих мессианских видений.

Однако в большинстве талмудических утверждений идея политического освобождения сопутствует религиозному и духовному искуплению. Мессия восстановит национальную независимость евреев и восстановит Храм. В то же время он установит царство Божие во всем мире, искоренит идолопоклонство, положит конец грехам [208] .

Мессия, согласно талмудической концепции, будет лицом исключительно человеческого происхождения, хотя один источник и утверждает, что его имя – одна из семи вещей, которые «были созданы прежде, чем был создан мир» (Песахим 54a). Остальные шесть – это Тора, раскаяние, сад Эдема, геенна, Трон Славы и храм. Он принесет мир и «не откроет рот свой, кроме как для мира, как написано: «Как прекрасны на горах ноги благовестника, возвещающего мир» (Ис. 52:7)» [209] . Он человек правосудия, он может «чуять», что правильно и что ложно. Вот что говорит талмудический источник: «Бар Козиба [Бар Кохба] правил два с половиной года и потом сказал раввинам: «Я мессия». Они ответили: «О мессии написано, что он чует и судит; покажи нам, может ли он [Бар Козиба] делать это». Когда они увидели, что он не может судить по запаху, они убили его».

Относительно состояния человека в мессианский век мы обнаруживаем очень интересное талмудическое высказывание: «В мессианскую эру не будет ни достоинства, ни вины» (Шаббат 151b). Идея этого утверждения, по-видимому, заключается в том, что для человека в мессианское время исчезнет проблема вины, однако одновременно исчезнет и проблема добрых дел. Ему не нужны добрые дела, чтобы оправдаться, потому что он полностью стал собой.

Каковы же, согласно талмудическим источникам, предпосылки мессианского времени? Существуют две противоположные идеи, касающиеся условия, необходимого для появления мессии. Одна идея гласит, что мессия явится только тогда, когда страдания и зло достигнут такой степени, что люди покаются и, таким образом, станут готовы. Существуют многочисленные описания этой катастрофической ситуации, которая возникнет перед окончательной исторической переменой. Характерными являются следующие высказывания: «Так сказал рабби Иоханан: в поколении, когда придет сын Давидов [мессия], ученых будет мало, что же касается остальных, то глаза откажут им от печали и горя. Множество бед и злых законов будет вновь обнародовано, каждое новое зло будет спешить, прежде чем старое кончится» (Санхедрин 97a). Или: «Было поучение, – сказал рабби Нехемия, – в поколении, когда явится мессия, нечестие возрастет, почтение исказится, лоза даст плоды, но вино будет дорого, и царство погрузится в ересь, и некому будет укорить их». Это мнение поддерживает рабби Исаак, который говорит: «Сын Давидов не придет, пока весь мир не обратится к верованиям еретиков» (Санхедрин 97a) [210] .

Другая концепция заключается в том, что мессия придет не после катастроф, а в результате собственного постепенного исправления человека. Таково значение следующего высказывания: «Если отныне и впредь Израиль будет соблюдать два шаббата в соответствии с законом, он немедленно обретет искупление» (Шаббат 118b). Здесь полное соответствие одному приказанию (одному, несомненно, указывающему на шаббат как на предчувствие мессианского времени) уже было бы достаточным для явления мессии без всякой необходимости предварительного страдания. В других текстах условие прихода мессии выражено в негативной форме, в них говорится, что его приход зависит от способности Израиля отвергнуть грех. Таково значение следующего пассажа: «Почему не пришел мессия? [Ответ] Сегодня – день Искупления, и все же сколько девственниц уступили объятиям в Нехардии?» (Йома 19a). Или мы слышим, что «мессия не придет до тех пор, пока в Израиле не останется тщеславных» или «пока все судьи и надзиратели не покинут Израиль» или «пока Иерусалим не будет искуплен одной только праведностью» (Санхедрин 98a).

Та же идея, согласно которой искупление зависит от медленного процесса совершенствования самих людей, очень ясно высказана в следующем высказывании: «Раб сказал: «Все предназначенные времена [для искупления] миновали, и все [теперь] зависит только от раскаяния и добрых дел»» (Санхедрин 976).

Идея того, что приход мессии зависит от готовности Израиля, т. е. от морального и духовного прогресса, а не от катастроф, также находит выражение в следующей талмудической истории.

Рабби Йошуа бен Леви спросил Илию: «Когда придет мессия?»

«Пойди и спроси его сам», – был ответ.

«Где он сидит?»

«У входа [у ворот города или, по словам Вильнюсского Гаона, у ворот Рима]».

«По какому знаку могу я его узнать?»

«Он сидит между нищих прокаженных: все они развяжут [повязки на своих ранах для нанесения мази] одновременно и все вместе наложат повязки снова [сначала сняв повязки, смазав каждую рану и потом вернув повязки на место], после чего он развяжет и забинтует их по отдельности [прежде чем лечить следующего], думая: буду ли я нужен [до своего явления в качестве мессии]. Мне не следует задерживаться из-за того, что нужно перевязать множество ран».

Так что он отправился к нему и приветствовал его как мессию, говоря: «Мир тебе, господин и учитель».

«Мир тебе, сын Леви», – ответил он.

«Когда придешь ты, господин?» – спросил он.

«Сегодня», – был его ответ.

Когда он вернулся к Илие, тот поинтересовался: «Что он сказал тебе?»

«Он ложно сказал мне, – ответил последний, – он сказал, что придет сегодня, но не пришел».

Он [Илия] ответил: «Вот что он сказал тебе: «Сегодня», если ты услышишь его голос » (Санхедрин 98a).

Данная история настаивает на том, что мессия не приносит спасения и что спасение зависит не от «родовых схваток мессии», а от готовности людей при условии, что они сделали выбор. Другими словами, мессия может явиться в любую минуту.

Есть талмудисты, которые говорят, что даже раскаяние не является необходимым условием искупления. Так Самуил отвечает на утверждение Раба о том, что спасение теперь зависит только от раскаяния и добрых дел: «Достаточно плакальщику соблюсти период траура» (Санхедрин 97b). То есть страдания Израиля в изгнании сами по себе в достаточной мере обеспечивают искупление независимо от раскаяния [211] . Имеет место долгая дискуссия по этому вопросу, некоторые раввины считают, что искупление нуждается в покаянии, в то время как рабби Йошуа интерпретирует слова Исайи «За ничто вы были проданы, и без серебра будете выкуплены» (Ис. 52:3) как означающие, что не требуется раскаяния и хороших дел (Санхедрин 97b).

Помимо этих противоположных взглядов на то, что искупление принесет соответственно катастрофу или просветление, третий взгляд предполагает, что существуют обе возможности. Так, рабби Йоханан учил: «Сын Давидов [мессия] придет только в поколении, которое будет или полностью праведным, или полностью греховным» (Санхедрин 98a). Это утверждение подчеркивает радикальную природу взглядов на приход мессии. Исправления человека недостаточно. Человек должен или достичь полной человечности, или полностью себя потерять и таким образом стать готовым для полного «возврата».

Надежда на приход мессии не была бледной верой в несбыточные времена. Это была надежда, поддерживавшая евреев в их страданиях и дававшая им мужество выносить унижения, не презирая себя. Без этой надежды общая кровь, страдания и мужество едва ли были бы достаточны для того, чтобы спасти евреев от деморализации, порожденной безнадежностью и отчаянием. Твердость этой надежды на приход мессии проявлялась многими способами. Возможно, она выражалась яснее всего в периодических вспышках, которые каждый раз кончались трагическим разочарованием. Вера в то, что «царство небесное» близко или уже настало, послужила основой ранних христианских учений. Вера в то, что пришел мессия, приводила к радостному принятию самозванцев, таких, как Бар Кохба во II веке н. э. Однако Бар Кохба был не последним из ложных мессий.

Период между 440 и 490 гг. н. э., согласно старой традиции, был временем, когда ожидался приход мессии. Когда критский еврей Мозес объявил себя мессией, евреи Крита – сильная иудейская община – забросили свои дела и прекратили все повседневные работы. Когда мессия, стоя на мысу, приказал им броситься в море, поскольку воды должны были якобы расступиться перед ними, как это случилось с водами Красного моря по приказу Моисея, они послушались. В результате многие погибли, а другие вследствие разочарования обратились в христианство [212] .

Прежде чем продолжить рассказ о ложных мессиях, следует упомянуть, что в Средние века папы, короли и другие христианские властители часто принуждали ученых раввинов проводить диспуты с католическими теологами, обычно евреями-выкрестами, по вопросу о том, был ли Иисус мессией, предсказанным пророками и еврейскими законоучителями. Иногда такие диспуты проводились в доброжелательной обстановке, однако чаще представляли для участников-евреев опасность. Однако каковы бы ни были условия, раввины обыкновенно проявляли достоинство, мужество и умение в своих попытках опровергнуть заявления христиан.

Один из наиболее интересных диспутов имел место между Нахманидом (1195–1270), одним из величайших средневековых еврейских ученых, и Пабло Христиано, обращенным евреем, в 1263 г. в Барселоне, в присутствии короля Арагона. Нахманид утверждал, что Иисус не мог быть мессией, потому что его явление не ознаменовалось наступлением всеобщего мира, которое является отличительной чертой мессианского времени, как это изображено пророками. Повернувшись к королю Арагона, Нахманид воскликнул: «Пристало тебе, о король, и твоим рыцарям положить конец всякой войне, как требует начало мессианской эры» [213] . Слова Нахманида выражают глубокое убеждение, так характерное для пророческого и раввинского мышления, что приход мессии неразделен с вечным миром. Его обращение к королю Арагона столь же справедливо сегодня, как и тогда.

В 1284 г. Авраам Абулафия из Туделы заявил о своих притязаниях на мессианство и о 1290 г. как о дате явления мессии. Однако письмо одного из величайших авторитетов испанского раввинства, Соломона бен Адрета, разоблачавшее его как авантюриста, почти немедленно положило конец этой попытке. Другой авантюрист, Ниссим бен Авраам из Авилы (Испания), примерно в это же время попытался объявить себя мессией, но не прибыл к назначенной дате, тем самым разочаровав многих евреев, с энтузиазмом воспринявших его послание.

Появление «Зохара», созданной во II веке самой важной еврейской мистической книги, которая приписывается рабби Симону бен Йохаю и была предположительно открыта каббалистом XIII века Моисеем де Леон из Гранады, Испания, сильно раздуло мессианские ожидания [214] . Еврейский мистицизм сделался одной из сильнейших вдохновляющих идей мессианской веры и часто вносил свой вклад в появление ложных мессий, хотя также привел к развитию самого оригинального течения в еврейской истории Нового времени – хасидизма.

Один из величайших еврейских философов в Испании, Исаак бен Иуда Абрабанел (1437–1509), подвергшийся влиянию каббализма, предсказывал приход мессии в 1503 г. и начало мессианской эры в 1531 г., одновременно с падением Рима. В результате его предсказаний немецкий еврей Ашер Леммлейн объявил себя предшественником мессии.

Одним из самых фантастических и поразительных примеров веры в немедленный приход мессии был Диего Пирес (1501–1532), португальский марран. Когда он вернулся к иудейской вере своих предков, он назвался Соломоном Молхо. Он достиг высокого положения королевского секретаря в верховном суде Португалии, когда познакомился с Давидом Реувени. Реувени появился в Европе с рассказом о том, что является представителем своего брата, короля еврейского государства в Чардаре. Он предлагал папе и христианским королям армию в триста тысяч человек для освобождения Святой земли от мусульман, если они обеспечат огнестрельное оружие и корабли. Молхо под впечатлением от слов Реувени объявил, что царство мессии наступит в 1540 г., а он сам несет послание евреям и язычникам. Несмотря на покровительство папы, Молхо был в конце концов схвачен инквизицией вместе с Реувени и сожжен на костре.

Ряд ложных мессий, начавшийся с Бар Кохбы, был увенчан Шаббтаем Цви из Смирны в XVII веке. Он тоже претендовал на то, что является мессией, и объявил о себе в 1648 г. Началом мессианского времени он назначил 1666 г. По всей Европе евреи были полны ожиданий того, что наступает «конец дней», многие продали свои дома и всю собственность и приготовились к походу в Иерусалим. Еврейский «крестовый поход» окончился таким же ужасным провалом, как и война Бар Кохбы. Шаббтай Цви уступил угрозам султана, сделался мусульманином, изменил имя на Мехмед Эффенди и женился на турчанке. В то время как большинство его последователей пришли в ужас от такого предательства, некоторых твердолобых не убедило даже это. Напротив, вернувшись к мистической доктрине, согласно которой для достижения спасения нужно погрузиться в пучину греха, они заключили, что сама измена ложного мессии есть доказательство его подлинности. Зачем иначе совершил бы он грех отказа от своей веры, как не ради спасения своих братьев?

Хотя Шаббтай Цви был самым значительным из всех ложных мессий, последним он не был. Его немедленным преемником оказался Николай Кардозо (1630–1706), обращенный марран, объявивший себя мессией. Конец его карьере положил убивший его племянник. Мордехай Эйзенштадтский в Германии, Якоб Куэндо в Турции и Якоб Франк в Галиции, в Польше, – все они объявляли себя мессиями и все кончили так же плачевно, как и их предшественники.

Я перечислил всех этих ложных мессий для того, чтобы показать: надежда на приход мессии никогда не угасала со времен разрушения Храма до XVIII столетия. Снова и снова большая часть еврейской общины верила в то, что мессианское время пришло. Эта вера была так реальна, что люди продавали свои дома и прекращали всякую мирскую деятельность. Они были убеждены в том, что на сей раз мессия явился, но каждый раз их надежды не оправдывались, оставляя людей в состоянии шока и отчаяния, что часто приводило к их обращению в христианство.

Начиная с XVII века положение евреев в Европе начало улучшаться. Только в Восточной Европе преследования продолжались в своих худших формах, вместе с этим произошло возрождение надежд на приход мессии. Особенно ярко это проявилось в хасидизме – религиозном движении, возникшем среди бедных и необразованных жителей Польши и Галиции во второй половине XVIII века после разрушительных погромов. Это движение, отводившее центральное место радости и религиозному энтузиазму, а не раввинской дисциплине и учености, и в некоторых аспектах сходное с общественной организацией ранних христиан и с их отношениями с фарисеями, было наполнено нетерпеливой и яростной надеждой на приход мессии, хотя и не создавало ложных мессий [215] . Хотя роль мессианских ожиданий в хасидском фольклоре хорошо известна, все же, может быть, полезно привести несколько примеров, включая даже апологии ложных мессий [216] .

«Неверующий стал говорить рабби из Бердичева, что великие учителя древности погрязли в ошибках. Например, рабби Акива верил, что Бар Кохба был мессией, и выступал под его знаменами.

На это Бердичевер ответил ему: «Однажды единственный сын императора заболел. Один врач посоветовал обмакнуть полотно в кипящую мазь и приложить к голому телу больного. Другой врач, однако, запретил это, потому что мальчик был слишком слаб, чтобы вынести такую боль. Тогда третий врач порекомендовал снотворное, но четвертый врач побоялся, что оно может повредить сердцу пациента. Тогда пятый врач посоветовал давать снотворное по чайной ложке каждый раз, когда мальчик будет просыпаться от боли, вызванной горячей мазью. Так и сделали.

Так и Бог, увидев, что душа Израиля смертельно больна, обернул его в жгучее полотно нищеты и страданий, но наложил на него сон забывчивости для того, чтобы он мог вынести боль. Однако чтобы он совсем не испустил дух, Бог время от времени будит Израиль ложной надеждой на мессию, а потом снова усыпляет до того времени, когда ночь кончится и явится истинный мессия. По этой причине глаза мудрых иногда оказываются слепы» [217] .

Тот же дух нашел выражение в следующей истории: «Бешт, основатель хасидизма, сказал о Шаббтае Цви, ложном мессии и псевдоизбавителе из Смирны: “Многие шли той же крутой дорогой [в изучении каббалы] и достигли счастливой цели. Он также имел в себе святую искру; он попал, однако, в сети Самаэля, лжеца и обманщика, который навязал ему роль искупителя. Это захватило его только из-за его высокомерия”» [218] .

Следующие истории выражают интенсивность мессианских ожиданий среди хасидских лидеров и даже нетерпение и требовательную природу этой веры. Один из хасидов задал вопрос Бердичеверу:

«Разве строка Книги Малахии 3:23, где говорится, что перед великим днем искупления явился Илия, чтобы подготовить сердца отцов и их детей, не противоречит утверждению Санхедрина (98), что мессия ответил на вопрос о времени его прихода строкой из псалма 95:7: “Сегодня, если ты послушаешься Его голоса”»?

Рабби ответил: «Мессия мог бы прийти сегодня без того, чтобы ему предшествовал Илия, если мы сами подготовим свои сердца, не беспокоя пророка тем, чтобы сделать это за нас. Давайте же подготовимся принять мессию в любой день, послушавшись голоса Господа» [219] .

Трогательное выражение мессианской надежды и нетерпения содержится в следующей молитве хасидского лидера: «Перед Коль Нидрей Охелер встал перед Аркой и сказал: «Повелитель вселенной! Ты знаешь, что я недостоин, но ты также знаешь, что я не лгу и что теперь, перед наступлением Йом Киппура, я желаю поведать тебе свои истинные мысли. Если бы я знал, что мессия не придет в дни моей жизни, я бы уже давно отдал тебе душу. Все, что удерживает меня в жизни, – это ожидание, что мессия придет скоро. Позволь же мессии прийти сейчас, не ради нас, а ради Тебя, чтобы имя Твое прославилось. Я готов умереть немедленно, если будет решено, что я недостоин видеть его приход и если моя жизнь хоть на мгновение задерживает искупление» [220] .