Огненная Энна Хейл Шеннон
— Он хочет знать, не нужен ли мне ослик, чтобы подняться наверх, а я ответила, что все будет в порядке, если я возьму его под руку.
Энна нахмурилась:
— А почему он так тревожится? Ты что, чувствуешь себя хуже, чем говоришь?
Изи улыбнулась и уставилась в землю.
— Нет, он просто полагает… ну… что будущей маме легче подняться наверх на спине осла.
Энна тупо уставилась на Изи, и вдруг до нее дошло.
— Ох, Изи! Прости, Изи, я непроходимая дура! Так вот откуда это лишнее тепло, которое я чувствовала…
Она посмотрела на округлившийся животик подруги. Хотя его неплохо скрывала просторная туника, Энна не могла понять, как это она ничего не замечала столько недель.
— А ты что об этом думаешь, Финн?
Финн пожал плечами:
— Я вроде как догадывался.
— Значит, только я ничего не замечала! — Энна схватила руку Изи и поцеловала. — Это прекрасно! Я так рада за тебя! Ты хорошо себя чувствуешь?
Изи кивнула. И расцвела в улыбке:
— Конечно, случалось мне и лучше себя чувствовать, но я счастлива. Мы с Джериком так давно этого хотели!
— Джерик мне голову снесет за то, что ты все это время была так далеко от него, и все из-за меня, в особенности… Изи, скажи, а ты знала об этом, когда мы уезжали из Байерна?
Изи отрицательно качнула головой:
— Я не была уверена, пока мы не отправились в путь. Наверное, мне следовало раньше сообразить, потому что к тому времени у меня было уже около трех месяцев, только я думала о другом.
— Так, и сколько тебе осталось до…
— Пожалуй, еще около трех месяцев, — ответила Изи.
Три месяца. Энна прикинула, что им понадобилось больше двух месяцев для того, чтобы добраться из Байерна до Ясида. А ведь Изи носила под сердцем будущего наследника байернского трона! Джерик сходит с ума оттого, что жены нет дома, и даже не догадывается о ее беременности… Такое приключение вовсе ей не годилось. Слишком многое было поставлено на кон. Энна почувствовала, что новая ноша требует поскорее завершить дело, и ей опять стало страшно, что ничего у них не выйдет. Она не могла снова подвести Изи.
Карабкаться вверх в темноте было нелегко, и Энна раз-другой основательно ободрала руки, налетев на острые камни.
— Давай я тебя понесу, — предложил Финн.
— Нет.
Энна не желала быть в тягость. Кроме того, легкая боль от царапин приятно отвлекала ее от леденящего страха.
Плоская вершина холма была вымощена гладкими камнями. В центре возвышалась каменная колонна ростом с женщину, окруженная скамьями. На колонне стояла медная жаровня, в которой пылало пламя.
— Это их вечный огонь, — пояснила Изи и коротко переговорила с Фахилом, уточняя что-то. — Да, этот огонь горит уже более шестисот лет.
Рядом с алтарем стоял какой-то мужчина. Он отступил в сторону, когда Фахил шагнул вперед. Фахил заговорил, пристально глядя на Энну. Его резкие, скрежещущие слова обожгли девушку еще до того, как она узнала их смысл. Изи медлила с переводом. Энна содрогнулась, ожидая укуса острой боли.
— Он говорит, что советовался с другими и они согласились, что лучший вариант — это попытаться выжечь из тебя огонь, и как можно быстрее.
Энна внимательно посмотрела на Фахила. Он стоял спиной к огню, и его лицо скрывалось в тени. Он был просто тенью на фоне света.
— Выжечь, — повторила Энна. — И как он это сделает?
В руках Фахила появились металлические щипцы. Он сунул их в огонь и вытащил горячий уголек. Огонь пульсировал в нем, словно красное сердце в черноте.
— Он положит этот уголек на кончик твоего языка, а потом ты сожмешь его в руках. Уголь выжжет у тебя с языка главное слово огня и спалит бедствие огня, которое ты сейчас собой представляешь. Он уверен, что после этого огонь не вспомнит о тебе.
Энна вздрогнула:
— Но огонь внутри меня…
— Фахил верит, что символика этого ритуала исцелит тебя, — сказала Изи. Даже в темноте было видно, как она побледнела. — Энна, мне кажется, ты не должна это делать. Мы ведь даже не знаем, поможет ли…
— Я это сделаю, — ответила Энна. — А потом мы доставим тебя домой. Ты носишь под сердцем наследника трона Байерна.
Изи сделала шаг в ее сторону:
— Но если дело тем и кончится, что ты сожжешь язык и руки…
— Я хочу попытаться, Изи, — перебила ее Энна. — Я готова.
Энна и сама не знала, верит ли она в ритуал, а от мысли от предстоящей боли к горлу подкатывала тошнота, но ей хотелось показать Изи, что она готова на все, что хочет искупить все свои деяния. Она причинила другим гораздо больше страданий, и было только справедливым принести взамен хоть какую-то жертву.
— Стой, Энна, не надо! — Финн схватил ее за плечи, и Энна постаралась не смотреть ему в глаза, опасаясь, что он поколеблет ее решимость. — Давай лучше подождем и посмотрим, а вдруг ты сама сумеешь исцелиться. Мы можем это сделать.
У Энны защипало глаза. Финн пробудил в ней глубинную печаль, и та заполнила собой мертвое пространство в груди девушки.
— Мы должны доставить Изи домой до того, как родится малыш. Так что времени у меня нет, Финн. Я это чувствую.
— Это огонь, Энна, это он вызывает в тебе безнадежность, но ты не должна ему верить. Ты не собираешься умирать.
Энна открыла рот, чтобы возразить, и тут же закашлялась из-за переполнившей ее жары. От разочарования ее самообладание ослабело, и огонь прорвался сквозь потрескавшуюся пустоту в груди. Энна отерла вспотевший лоб и неуверенно шагнула вперед.
— Изи… — пробормотала она.
И ветер тут же откликнулся, разогнав палящий жар. Когда в глазах у Энны прояснилось, она увидела, что Фахил что-то бормочет, глядя на Изи округлившимися глазами.
— В чем дело? — спросила Энна.
Слушая Фахила, Изи кивала, а в ее глазах засветилась надежда.
— До этого момента он не знал, что я умею говорить с ветром. По его словам, ветер стирает все, как следы на песке. Ветер может задуть даже необъятный огонь, как свечу.
— То есть ты хочешь попытаться выдуть из меня огонь? — спросила Энна.
Изи кивнула:
— Фахил говорит, он уже думал о подобном, гадал, нельзя ли как-то использовать речь дождя против твоего огня, но действовать нужно быстро, а он тебя совсем не знает. Он говорит, что для такого воздействия необходимо взаимопонимание, и очень близкое, Энна! А я знаю тебя! Я могу попробовать.
— То есть это будет вроде того, как ты посылаешь ветер, чтобы облегчить лихорадку, только…
— Только гораздо сильнее, — кивнула Изи, договаривая за Энну. — Намного сильнее. И по-другому. Фахил объясняет, как я могу это сделать. Я должна… я должна отдаться на волю ветра. Думаю, у меня получится, Энна. Мне и прежде хотелось чего-то такого, но я и не предполагала, что это действительно случится.
— Изи, пожалуйста, попробуй! — попросил Финн.
Энна кивнула и задрожала, охваченная внезапно пробудившейся надеждой.
Финн отпустил девушку и попятился назад. Энна и Изи остались вдвоем на мощеной площадке на вершине холма, стоя лицом друг к другу. Подул ветер. Сначала он был таким же, какой Изи призывала, чтобы ослабить лихорадку подруги, но вскоре он усилился настолько, что начал вышибать собственное жизненное тепло из тела Энны, рассеивая его в воздухе.
А потом он стал еще сильнее.
С головы Энны сорвало шарф, волосы хлестнули ее по лицу. Неистовая боль рвала ее на части. Она открыла рот, чтобы закричать, но даже вздохнуть не могла, а ветер тут же ворвался в ее горло и заметался внутри, заполняя треснувшую пустоту в груди, колотя изнутри по телу. Он что-то выгонял, выталкивал… Вместе с болью Энну охватил страх, она испугалась, что потеряет самое себя. Она не могла открыть глаза, но вытянула руки и вслепую шагнула вперед, ища Изи. И вцепилась в подругу, желая удержать главную часть себя, пока ветер ее не унес.
«Сдайся ветру…» Энна попыталась. Но каждый раз, когда она начинала ослаблять свою власть над огнем, пробуя отпустить его, в ее груди взрывался новый приступ боли. «Если огонь покинет меня, я умру», — подумала Энна и крепче схватилась за Изи. Все ее мышцы дрожали и болели, грудь переполнилась жаром. Она боролась и сопротивлялась, боясь потерять вообще все.
Потом Энна осознала, что рука Изи дрожит в ее руках. Она отпустила подругу и попятилась, и ветер внезапно утих, мгновенно иссякнув. Энна судорожно вздохнула, наполняя легкие воздухом, и опустилась на землю. Изи села рядом с ней.
— Мне очень жаль, Изи, — сказала Энна. — Я не могу его отпустить. Я пыталась. Но это так больно и кажется таким неправильным, и я боюсь, что тогда от меня вообще ничего не останется…
Изи тоже глубоко вздохнула и тихо спросила:
— Что же нам делать?
Энна покачала головой. Она знала только, что не желает отступать, не хочет стать невольницей, как с Сайлефом, и не хочет попасть под власть огня, как на поле боя. Девушка посмотрела на Финна, и его глаза сказали ей так много, что она пошатнулась. Финн верил ей. Он ничуть не сомневался: если Энна считает, что ветер ей не поможет, значит так оно и есть и она найдет какой-то другой путь.
— Я тебя не стою, — сказала она Финну.
А он вдруг добродушно рассмеялся и воскликнул:
— Энна! — как будто она отпустила забавную шуточку.
Фахил присел на корточки рядом с Изи, и они заговорили между собой на языке южан. В их голосах звучала безнадежность.
— Мне очень жаль, Финн, — заговорила Энна. — Это могло помочь, но… Сдаться — вот что я должна была сделать. — У нее все сжалось внутри при этой мысли, она даже покачнулась. — Но я больше не могу сдаваться. Мне страшно.
— Чего ты боишься? — спросил Финн.
— Смерти? — задумчиво произнесла Энна. — Нет, наверное, не ее. Я боюсь стать человеком, предавшим друзей, боюсь ослабеть настолько, что огонь завладеет мной, и боюсь сдаться ради выживания, как это было в Айболде, где я находилась во власти Сайлефа. Или просто потерять самое себя.
Финн взял Энну за руку и стал задумчиво разглядывать ее ладонь.
— Я сдался в Айболде. Они схватили Рейзо. И сказали, что перережут ему горло, если я не брошу меч. Ну я и бросил. Тогда это казалось мне правильным. — Он посмотрел Энне в глаза. — Так что, пожалуй, сдаваться можно по-разному.
«По-разному…» Финн вовсе не сдался в Айболде. Он сделал выбор ради спасения Рейзо.
Фахил озабоченно повысил голос, и Энна взглянула в его сторону. Изи нервно моргала, и Энна поняла, что ее подруга мучается от оглушительного голоса ветра.
— Финн, — тихо спросила она, — Изи плохо себя чувствовала во время нашего путешествия?
Финн кивнул.
— Так же плохо, как я?
— Ну… — Финн посмотрел на их подругу. — У нее не было лихорадки. За нее я тревожился меньше. Но конечно, она выглядела не так, как обычно. Была усталой и печальной.
У Энны вспыхнули щеки от стыда. Все эти месяцы она почти не думала об Изи. Она была поглощена собой и своей великой задачей, думала о том, как остановить войну… но еще она думала о своем даре, о том, что он может сделать ее особенной. А в последнее время ее полностью поглотили лихорадка и страх потерять то, что отличало ее от других. Но почему, почему все это время она даже не побеспокоилась о несчастной Изи, преследуемой ветром?
Как только в Энне заговорили чувства, ее самообладание ослабело и тепло начало рваться в нее, со всех сторон нажимая горячими ладонями. Энна не призывала его, не собирала, тепло само ее отыскивало. Наверное, оно чувствовало зов ее кожи, как слепой пес ощущает присутствие хозяина. И это незваное тепло было таким же невыносимым, как непрестанное давление ветра, терзавшее Изи. Энна взглянула на подругу, и ее мысли прояснились, а сердце забилось сильнее.
— Ты овладела языком ветра в один момент, Изи, — заговорила Энна. — Стоило только произнести первое слово. Ты знаешь и другие языки. А значит, можешь овладеть еще одним.
Изи подняла голову, удивленная тем, с какой силой звучит голос подруги.
— Что ты задумала, Энна? — спросил Финн.
Девушка улыбнулась, превозмогая боль:
— Я могу научить ее языку огня. Я уже размышляла об этом, пока сидела в шатре Сайлефа. Мне казалось, он может этому научиться, и я уверена, что Изи сумеет. Нам не нужен тот пергамент, я помню его слово в слово. А язык огня действует быстро. Он сразу проникает в тебя и начинает жечь.
— Но, Энна… — недоуменно произнесла Изи.
— Подумай сама. Ветер ощущает, что ты знаешь его язык. Поэтому он тянется к тебе даже тогда, когда ты его не зовешь, верно? Следовательно, тебе необходимо нечто такое, что приглушит голос ветра. Почему тата-рук не переполнены своим знанием, как мы? Ведь дождь не изгоняет из них понимание огня. Если бы это было так, их бы постоянно тревожил голос дождя. Но этого не происходит, потому что дождь и огонь живут в них бок о бок, одновременно, и усмиряют друг друга. Дождь усмиряет тепло, огонь отгоняет излишки воды, и оба голоса звучат негромко, пока не будет призвана одна из стихий. Спроси у Фахила.
Изи заговорила с мужчиной.
— Да, он согласен, что такое возможно, — подтвердила она.
— Итак, — с улыбкой сказала Энна, — есть огонь, и есть дождь. А теперь подумай, как нам совместить огонь и ветер, Изи. Вспомни ту ночь возле Остекина, когда… когда я бросила в тебя жар, а ты просто отогнала его ветром, пока он не превратился в огонь. И ту ночь в нашем лагере, когда я послала жар навстречу твоему ветру и рассеяла его. Эти две стихии могут либо усилить друг друга, либо ослабить. Это не совсем то, что пара огонь — вода, но мне кажется, что ветер и тепло действуют друг на друга точно так же. Если ты добавишь к своему ветру мой огонь, думаю, они будут удерживать друг друга. Ветер рассеивает жар, тот ослабевает и рассеивает ветер, и ни один из голосов не сможет звучать слишком громко, пока ты его не призовешь. Как это делают тата-рук.
— Возможно… — задумчиво протянула Изи. — А как насчет тебя?
Энна отмахнулась от ее вопроса и наклонилась ближе. От волнения она даже забыла о лихорадке.
— Не думай обо мне! Я уверена, что тебе это поможет, Изи! Добавь огонь к ветру, и ветер перестанет мучить тебя!
Фахил наблюдал за ними, пытаясь угадать, что задумала Энна. Изи пересказала ему слова подруги, и он некоторое время молчал, мягко улыбаясь. Энна дернула Финна за рубаху:
— Это подействует, Финн! Я знаю! Ей сразу станет лучше!
— Энна, — заговорила Изи, выслушав то, что сказал ей Фахил, — он считает, что это хороший план. И думает, что это может сработать в обе стороны.
Энна заморгала:
— Как это?
— Я описала ему, как мы вместе запускали огонь и ветер, когда отбивались от тех двух солдат, и он считает, что наша дружба, наши искренние отношения могут стать мостом, благодаря которому мы сумеем поделиться друг с другом своими элементами. Я давно пыталась научить Джерика говорить с ветром, да ничего не вышло. Но ты-то уже знаешь один язык, и что мешает тебе освоить второй?
Финн испустил вздох облегчения:
— Отлично! Ты должна это сделать, Энна, и никому не придется жечь углями язык.
Энна сомневалась, что у нее получится. Язык ветра казался ей таинственным и полностью принадлежащим одной только Изи. Но она согласилась, уверенная, что хотя бы Изи получит от этого пользу. Девушки сели рядом, касаясь коленями друг друга. Фахил встал возле жаровни, а Финн устроился поодаль на камне и стал наблюдать за подругами, на всякий случай держа ладонь на рукояти меча.
Подруги тихо заговорили. Энна хотела, чтобы Изи узнала все то, чему она сама научилась из пергамента. Она объяснила, как тепло плывет в воздухе, откуда оно берется, как она его ощущает, собирает и втягивает внутрь и как оно теперь уже само собой превращается в пламя в ее груди. А Изи попыталась рассказать, как она чувствует прикосновения ветра, какие ощущения он вызывает внутри ее, когда она различает его тихую речь, как она видит и слышит образы, принесенные ветром, хотя все это не имеет отношения к ее глазам, ушам и даже коже. Объяснять оказалось нелегко, и через некоторое время Энна обнаружила, что они обе умолкли. Но девушки продолжали держаться за руки, и Энна остро чувствовала близость подруги.
«Учись, — мысленно потребовала она. — Почувствуй тепло. Познай его».
Она сосредоточилась на пустоте в груди, на том пространстве, из которого истекало тепло, на волнах жара, накатывающих на ее лицо, и попыталась отогнать их, заставить тепло признать Изи. Теплые нити потянулись между Энной и ее подругой. Это было странное ощущение, как будто Энна прикасалась к Изи, но не пальцами. А потом она уловила дуновение ветра.
Он покружил над Изи, обвил соединенные ладони подруг и пополз вверх по запястью Энны. Его прикосновение показалось ей знакомым, как прикосновение дружеской руки. Словно это сама Изи коснулась ее. Энна почувствовала, что может угадать, какое направление изберет ветер, куда он подует, — ведь она частенько угадывала, что скажет Изи, когда та лишь начинала говорить. Ей захотелось втянуть ветер в себя, как она втягивала тепло, но она сообразила, что здесь это не поможет. Ей почудилось, что ветер что-то говорит, и она прислушалась, напрягая все свои чувства, ловя слова ветра ушами, умом, кожей и той частью себя, которая ощущала тепло.
Ветер усилился, как будто почувствовав отчаяние девушки. Хлестнул ее волосами по щекам и начал донимать ее как мог. Но в его пронзительных завываниях прятался островок тишины. Энна опять потянулась к ветру и мгновенно ощутила: то, чего она надеялась коснуться, было Лейфером. Она так отчетливо увидела его лицо, словно он стоял прямо перед ней, и сердце Энны наполнилось тоской. Она изумилась тому, что в такой момент ее мысли устремились к брату, но вдруг осознала, что так и не оплакала его смерть, и в ее груди вспыхнула острая боль. Холодный порыв ветра ударил ей в лицо, и она поняла, что плачет, что ее грудь содрогается от рыданий.
«Все это время, — подумала Энна, — я цеплялась за Лейфера». Огонь воспринимался ею как последняя соединяющая их нить, протянутая между жизнью и смертью.
«Я могу это отбросить, я могу!»
Огонь внутри ее взревел, защищаясь. Жар обжег кожу, истекая из ее груди, словно хотел заполнить собой весь мир. Энна почувствовала, что ее охватывает сонливость, и вспомнила слова Фахила: «Если она опять заснет, то может уже и не проснуться». Чтобы не потерять сознание, она сосредоточилась на Изи и все свои мысли направила на подругу. Ее руки нашарили шею и запястья Изи в надежде, что простое прикосновение поможет ей передать тепло. Огонь как будто вздохнул в ее груди. А тепло растеклось во все стороны, и Энна перестала понимать, где ее собственные руки, а где кожа Изи.
Ветер не умолкал — это Изи настойчиво посылала его к подруге. И Энна попыталась прислушаться к нему той своей внутренней частью, где хранила не только воспоминания о брате, но и ощущение его присутствия. Ветер бил ее по коже, и Энна бросила навстречу ему все свои чувства, чтобы уловить, услышать внутренним слухом…
Жар витал между подругами. Ветер неистово трепал их, подталкивая друг к другу. Внезапно незнакомый голос произнес: «Энна…»
Она задохнулась от неожиданности. Ей хотелось крикнуть: «Я здесь! Это я — Энна!», но она не знала, как это сделать. И снова услышала: «Энна…» Это слово проникло в ту пустоту в груди, которой она воспринимала огонь, а потом проскользнуло вверх через горло и наконец приютилось в тайном местечке ее разума, где Энна хранила память о Лейфере. Это был голос ветра, произносившего ее имя, холодный, как леденящий поток, и в то же время мягкий, простой и понятный…
Завывания утихли, ветер превратился в легкий ласкающий бриз. Энна медленно открыла глаза. Что-то изменилось. Она подумала, что они с Изи просидели на холме несколько минут, ну, может быть, несколько часов, но уж точно не так долго, чтобы сменилось время года. Тем не менее ночь стала куда холоднее, совсем как летние ночи в Байерне, и ее наполнили ароматы и покой после жаркого дня…
Все это время Фахил удерживал Финна, не давая ему подойти к Энне, но, когда девушка открыла глаза, отпустил Финна. Тот ринулся к подруге и осторожно убрал волосы с ее лба. От страха голос юноши звучал сдавленно.
— Энна, как ты себя чувствуешь?
— Кажется, хорошо. — У Энны кружилась голова, и она прислонилась к груди Финна, вцепившись ему в рубаху.
Изи сидела неподвижно, глядя в небо, усеянное звездами.
— Изи, ты как? Получилось?
— Не знаю, — ответила Изи. — Так тихо вокруг. Я что, совсем потеряла ветер?
Энна прикрыла глаза и прислушалась. Воздух был полон движения, тепло и ветер кружили друг возле друга, перемешивались, толкались, но Энна ощущала их весьма смутно.
— Проверь, понимает ли тебя ветер, — предложила она.
Порыв ветра пронесся над землей, вздымая пыль, коснулся ног Энны, поднялся выше, к рукам, погладил щеки.
— Да, он здесь, но не так близко, — сказала Изи. — Он пришел, когда я позвала, но не раньше. Изумительно…
— Значит, все получилось? Это огонь помог?
Изи закрыла глаза и сосредоточилась, нахмурив лоб. Энна задержала дыхание. Через несколько мгновений клочок сухой травы на земле перед ними вспыхнул крохотным огоньком. Изи открыла глаза и засмеялась:
— А ты как, Энна? Тоже все в порядке?
Ветерок коснулся волос Энны, и ей показалось, что она слышит тихий шепот — нет, не слышит, чувствует. Она именно ощущала ветер, видела некий образ и воспринимала его как слово. Сама она ничего не могла сказать ветру, не могла попросить его подуть в ту или в другую сторону. Энна вспомнила, что такому искусству Изи училась очень долго. Но, напрягаясь, девушка разбирала образную речь на своей коже, понимала, чего касался ветер до того, как нашел ее. Прохладные пальцы воздуха погладили ее по щеке и прояснили мысли. «Энна… — сказало ей что-то. — Энна, Финн, наша госпожа, мужчина огня и воды, пыль в воздухе…»
— Я его слышу, — сдавленно произнесла Энна, боясь пошевелиться, как будто ветерок мог испугаться и улететь, словно стайка фазанов.
А не ушел ли огонь? Нет, Энна по-прежнему чувствовала тепло, исходившее от Финна, — оно скользило между ее пальцами и в волосах, а потом улетало. Оно больше не цеплялось за нее, не липло к ее коже.
Фахил отошел от огня и радостно заговорил с другим тата-рук, а потом приблизился к Изи. Опустившись рядом с ней на колени, он начал задавать ей какие-то вопросы, а Изи отвечала беспечным тоном.
— Как ты себя чувствуешь? — снова спросил Финн.
Энна прислушалась к себе. Она по-прежнему могла призывать тепло, но оно не являлось незваным, и впервые за многие недели девушка вдыхала воздух, свободный от жара. Тепло больше не дразнило и не грызло ее, просто воспринималось таким, какое оно есть, и на него можно было не обращать внимания.
Энна заглянула внутрь себя: потрескавшаяся пустота в груди не исцелилась, но больше не выбрасывала реки лихорадочного жара в ее тело. Эта пустота перестала быть похожей на плененного сокола, рвущегося на свободу; скорее она напоминала спящую птицу, уставшую и теплую.
— Хорошо. На удивление хорошо. А ты, Изи?
Изи прислонилась к Фахилу.
— Прекрасно. — Она немного помолчала, потом широко улыбнулась. — Да, я уверена. Так тихо вокруг. — Изи вздохнула. — Я уже и забыла, что это такое — быть нормальным человеком. Ветер по-прежнему рядом, и я могу его найти, но он притих и занимается своими делами.
— Значит, ты… — начала Энна.
— Обрела равновесие, — закончила за нее Изи. — Тепло изменяет и отгоняет ветер…
— А ветер отбирает излишний пыл у огня.
Изи расхохоталась радостно, как дитя:
— Поверить не могу, что мы это сделали, Энна! Мы обе! Джерик будет так рад увидеть, что мне стало лучше. Пожалуй, даже решит, что мое долгое отсутствие того стоило.
Финн шумно выдохнул:
— Значит, все не так плохо. А я уж думал, что кому-то придется умереть, прежде чем все это закончится.
— Могу поспорить, ты надеялся, что это будешь ты.
Финн посерьезнел:
— Ну, мне совсем не хотелось умирать, но если бы возникла необходимость погибнуть кому-то из нас троих, я сумел бы первым прыгнуть в огонь.
Энна обхватила ладонями лицо Финна и встряхнула его голову.
— Финн, я же пошутила! Ох, Финн, какой ты хороший!
Она пылко поцеловала его, и этот поцелуй, возможно, означал, что миру незачем сгорать и все будет хорошо.
Энна рассмеялась, чувствуя, что с ее плеч свалилась ноша, давившая на нее много месяцев. Она схватила Финна за руки, как будто боялась оторваться от земли и улететь.
Изи тоже смеялась, и Энна заметила как подпрыгивает при этом ее животик, отчего ей стало еще смешнее. И конечно же, Финн не смог удержаться от хохота, слыша смех Энны. Фахил таращился на них, как будто все трое сошли с ума, а от этого им становилось еще смешнее.
Глава двадцать первая
Фахил считал, что после тяжелого испытания на холме им нужно отдохнуть несколько дней, но Энна настояла на том, чтобы они отправились в путь уже на следующее утро.
— Если я как можно быстрее не доставлю мою лучшую подругу домой, она просто лопнет! — заявила Энна. — Переведи ему это, Изи.
У Изи в седельной сумке были припрятаны несколько золотых монет, и они отдали их Фахилу в обмен на припасы. После того как Изи поговорила с Фахилом о возможности возобновления торговли между двумя их странами и горячо поблагодарила его на двух языках, байернцы отправились в обратную дорогу.
Обмен элементами дал свои результаты сразу, и подруги с каждым днем чувствовали себя все лучше и лучше. Энна освободилась из темницы жара, куда попала сразу, как только разобрала первое слово огня, а голос ветра не давил на нее. Обе стихии были при ней, но удерживали друг друга на расстоянии. Уже одно то, что Энна избавилась от лихорадки, доставляло ей невыразимое удовольствие, а еще лучше она чувствовала себя, видя, что на губах ее подруги вновь появилась улыбка, а лицо стало спокойным, потому что голос ветра больше не докучал ей, как прежде.
Они ни разу не заговорили о том, что события на вершине холма могли как-то повлиять на младенца, хотя Энна постоянно думала об этом. Однако она с облегчением улавливала волны здорового тепла, исходившие из живота Изи, а Изи сказала, что малыш вертится по-прежнему, так что они надеялись на лучшее.
Времени на раздумья об этом у них хватало, ведь дорога домой была долгой. Ради здоровья Изи они не решались гнать лошадей. Альвадо отлично умел идти ровным шагом, неторопливо, словно оберегая беременную всадницу.
Возвращались они прежним путем, как можно дольше придерживаясь реки, которую Изи называла Восходной. Но Энне очень не понравился вкус воды в этой реке, и она окрестила ее Лошадиной Струей. А Финн придумал свое название — Поток Энны. Он вообще приобрел склонность называть все подряд так, будто оно принадлежало Энне: луг Энны, гора Энны… А когда он даже Ясид назвал королевством Энны, она сказала:
— Значит, вот что у тебя на уме?
Финн улыбнулся и поцеловал ей руку.
Изи закатила глаза.
— Ох, вы оба просто невыносимы!
Энна расхохоталась:
— И это говорит женщина, которая называет своего мужа милым маленьким кроликом?
Изи покраснела:
— Всего только один раз!
Ей было трудно скрывать свою тоску по Джерику. Она видела привязанность Финна к Энне, и это вызывало у нее и радость, и грусть. Как-то раз, вернувшись после купания в ручье, Энна увидела, как Изи поглаживает свой живот, смеясь и плача, и совершенно не поняла, что это на нее нашло.
Еще до того, как они пересекли границу Байерна, животик Изи увеличился вдвое, соизмеримо с этим возросли ее страдания. Под конец они могли ехать только половину дня, а потом давали Изи возможность отдохнуть и поесть. Изи мучилась одновременно и от тошноты, и от зверского аппетита.
— Как твоя спина, болит? — постоянно спрашивала Энна. — Как твой живот? Тебе плохо?
— Умолкни хотя бы на пять минут, а?
Изи с каждым днем становилась все сварливее и сварливее, а поскольку ее искусство обращения с огнем росло, настаивала на том, чтобы самой разжигать костер на привалах. Финн находил все это восхитительным: и перепады настроения Изи, и излишнюю заботу о ней Энны.
Энна в первую очередь беспокоилась о том, чтобы благополучно доставить подругу к Джерику и увидеть рождение здорового младенца, но, кроме того, она боялась вернуться домой и увидеть последствия своих огненных действий. «Может быть, — думала она, — мы с Финном просто убедимся, что Изи ничто больше не грозит, а потом сбежим в Лес». Но эта мысль ее угнетала, потому что теперь, овладев языками огня и ветра, Энна была уверена, что могла бы принести Байерну немалую пользу. Однако надежда на это увядала, когда Энна задумывалась о том, что ее могут и не простить.
Добравшись до земель Байерна, они двигались по дорогам, вдоль которых кое-где попадались гостиницы. Когда у Энны случалась возможность, она отправляла Джерику сообщения: «Мы в четырнадцати днях пути к югу, гостиница „Жирный пергамент“, твоя жена в порядке»; «Мы в восьми днях пути, гостиница „Длинный нос“, Изи стала просто огромной»; «Мы в пяти днях, гостиница „Серебряное сердце“, и очень скоро ты станешь папочкой, будешь ты здесь или нет».
Энна предполагала, что они задержатся в какой-нибудь из гостиниц до появления младенца, однако Изи каждое утро настаивала на том, чтобы двигаться дальше, твердо намереваясь добраться до дворца и Джерика до того, как малыш увидит свет. Но когда они проезжали через какую-то деревню возле Леса, в двух днях пути от Столицы, она поневоле передумала.
— А-а-а-а-ах, а-а-ах…
Изи спешилась, вцепилась в руку Энны с такой силой, что на коже девушки выступили капельки крови там, где вонзились ногти, и решительно направилась к ближайшему дому, а ворвавшись в него, упала на кровать. Энна кивнула ошеломленным обитателям коттеджа:
— Видите ли, это наша королева. И она намерена родить в вашем доме. Вы не возражаете?
Когда схватки усилились, Изи принялась выкрикивать что-то на языке южан и на птичьем языке, добавляя к этому ругательства, от которых владелец коттеджа краснел, а его жена хохотала. Схватки длились несколько часов, лицо Изи налилось кровью, она обливалась потом, устала и иной раз всхлипывала. Но перед самым закатом какой-то шум, донесшийся снаружи, заставил ее ненадолго умолкнуть. На улице громко застучали конские копыта, заржала внезапно остановленная лошадь… Дверь распахнулась, и в дом ворвался Джерик.
— Изи, я здесь! Я здесь!
И конечно же, вместе с ним явилась половина придворных.
Джерик упал на колени рядом с постелью, вокруг кровати столпились придворные врачи, но их тут же растолкала акушерка; старший дворецкий уже распоряжался в кухне коттеджа, у очага, а солдаты дворцовой сотни заняли посты вокруг скромного деревенского дома. Снаружи доносился гул голосов, говоривший о том, что на улице собралась немалая толпа. Энна вздохнула, довольная тем, что хотя бы одно из ее посланий добралось до Столицы раньше, чем они с Изи.
Когда акушерка принялась за дело, всех, кроме Джерика и одной опытной сиделки, выставили за дверь. Финн взял Энну за руку, они вышли на резкий свет ясного летнего вечера — и очутились в толпе.
Энна прищурилась от лучей заходящего солнца, пытаясь понять, что происходит. Все собравшиеся смотрели на нее.
Какие-то люди, среди которых были и давние знакомые Энны, поставили перед дверью дома несколько чурбанов вплотную друг к другу и подтолкнули девушку к этому импровизированному помосту. Энна взглянула вверх, боясь увидеть ожидающую ее петлю. Но тут появился Тейлон. Толпа притихла.
— Тейлон, мне очень жаль, — сказала Энна.
Он кивнул:
— Наверное, место не слишком подходящее для такого дела, но, поскольку мы тебя видим впервые за долгое время и кто знает, куда ты сбежишь после всего этого, у меня нет выбора. — Он повысил голос, обращаясь к людям: — Энна из Леса, за непослушание военному командиру и вероломные действия ты лишаешься звания королевской горничной.
Толпа загудела, послышались гневные выкрики. Правда, было непонятно, кому из двоих стоящих на помосте они адресованы. Тейлон откашлялся:
— Я уверен, что королева этого не желает, но это необходимая мера. Однако на этом мы не остановимся. За твое упорство и изобретательность в защите нашего королевства его величество приказал мне ввести тебя в состав его личной королевской сотни.
— Погоди, Тейлон, — всполошилась Энна, — я не заслуживаю…
— Не перебивай, пожалуйста! — Тейлон снова повернулся к толпе. — Она сражалась одна, втайне, попала в плен и сидела в темнице, но сбежала как раз вовремя для того, чтобы остановить вторжение сил Тиры, прежде чем им удалось разбить нашу армию и ворваться в Столицу. — Тейлон взял руку Энны и поднял вверх. — Байерн никогда не видывал подобного воина!
Толпа без раздумий взорвалась приветственными криками и аплодисментами. Кто-то подтолкнул Финна, заставив тоже подняться на помост и встать рядом с Энной, а потом и еще кто-то вспрыгнул на соседний чурбан. Слезы застилали Энне глаза, и ей пришлось несколько раз энергично моргнуть, чтобы рассмотреть лицо.
— Рейзо!
— Могли бы и подождать, пока я поправлюсь, прежде чем удирать снова, — сказал он. — Хотя я вижу, что Финн тебя нашел и все в порядке. Привет, Финн. Неплохо сработал.
— Привет, Рейзо. Энна меня любит, ты слышал?
Читать бесплатно другие книги:
