Огненная Энна Хейл Шеннон

Глава тринадцатая

Рано утром, когда стенки шатра едва начали светлеть при первых признаках рассвета, входной полог снова распахнулся. Энна подскочила, но это оказалась всего лишь голубоглазая женщина. Она принесла Энне одежду и заботливо помогла ей одеться. От женщины пахло простым мылом и дымом костра. Энна провела ослабевшей рукой по подолу юбки — пергамент все еще был там.

Сайлеф ждал снаружи, пока женщина не ушла, потом тихо вошел, держа в руке кожаную фляжку с водой. Энна едва не всхлипнула.

— Пожалуйста, — взмолилась она, забыв о гордости. — Я не хочу снова потерять способность думать и двигаться!

— Мне самому не хочется это делать. Но Тиедан приказал держать тебя одурманенной. — Сайлеф вытащил из фляжки пробку и поднес горлышко к губам Энны. Другой рукой он провел по ее лбу. — Чуть-чуть. Немножко, чтобы удержать огонь. Это не навсегда, а лишь до тех пор, пока не найдут способ защититься от тебя.

Сайлеф наклонил фляжку, и Энна невольно вцепилась в капитана, чуть не подавившись горьким питьем. Девушка закашлялась, сделала один, два, три глотка; потом Сайлеф убрал фляжку и подолом рубахи отер лицо Энны, залитое водой.

— Ты очень храбрая, Энна.

Это было уж слишком. Храбрая. Энна задохнулась, крепче вцепилась в Сайлефа и заплакала. Страх и бессилие были слишком велики, Энна едва помнила, кто она такая. Сайлеф прижал ее к груди, гладил по волосам и слегка раскачивался, словно баюкая девушку. Когда он заговорил, его голос зазвучал мягче, тише.

— Да, Энна. Ты изумительна. А это все временно. Ты снова воссияешь, обещаю. Я увижу, как ты опять испускаешь пламя.

— Почему? — спросила она.

Сайлеф не ответил. Он продолжал прижимать к себе Энну, пока «королевский язык» не разлился по ее телу и не завладел руками и ногами, охладив кожу так, что Энна почувствовала себя умершей. Пространство внутри ее было пустым и холодным, оно тяжело давило на грудь. Вскоре она уже не ощущала Сайлефа, хотя и понимала, что он находится рядом. Только обоняние продолжало работать, Энна остро чувствовала запах. Она даже различала, чем именно пахнет кожаный жилет капитана: пылью, дымом, маслом, животными…

Глядя на темные волоски на тыльной стороне ладони Сайлефа, девушка вспомнила, как разъярился капитан прошедшей ночью. Что он сделал с тем поганым стражником? Может, тот уже мертв? Финн не стал бы его убивать, но Сайлеф мог это сделать. Энне хотелось спросить об этом капитана, задать ему множество вопросов, и все они начинались бы со слова «почему?». Но ей было так уютно рядом с ним сейчас, когда ее тело почти полностью онемело… И ей нравился его запах.

Обоняние на много дней стало ее единственным чувством, а Сайлеф и «королевский язык» — единственными друзьями. Когда действие дурмана ослабевало, появлялся Сайлеф. Энна прислонялась к нему и рассказывала о своем доме, о Лесе и о том, как она работала в городе, о смерти Лейфера и о том, как королева пыталась удержать Энну, не позволить ей жечь… Она рассказывала ему все это, потому что хотела добиться его доверия, уверенная в том, что Сайлеф — единственный ее шанс сбежать отсюда. И еще она говорила потому, что ей этого хотелось. В эти мгновения с Сайлефом, когда хватка «королевского языка» ослабевала, Энна чувствовала себя хоть немного похожей на саму себя.

Из шатра она выходила только в уборную. Сайлеф поднимал ее на руках и выносил на зимнее солнце. Энна закрывала глаза и откидывала голову, позволяя свету заливать ее лицо. От тепла и солнечных лучей она чувствовала себя лучше. Кожу покалывало, сердце оживало, Энна глубоко вдыхала холодный воздух, приносивший пряный аромат сосен и согревающейся понемногу земли. Большую часть жизни она провела на свежем воздухе, и теперь одно лишь то, что она покидало тесное пространство шатра, вызывало в ней чувство возвращения домой.

Но вместе с тем на Энну наваливалась боль. Когда она сидела в простом, лишенном окон белом шатре, отупение казалось почти естественным. А вот снаружи, когда Энну окружали солнечный свет и ветер, яркие краски, люди и костры, она смутно вспоминала, как много чувствовала прежде.

Сайлеф всегда заботился о том, чтобы какая-нибудь женщина помогла Энне справиться с естественными нуждами, а потом возвращался, чтобы отнести ее назад в шатер. А однажды дал ей возможность попробовать пройтись самой: закинул одну руку Энны себе на плечи, а сам крепко обхватил ее за талию. Это было почти смешно — сделать несколько первых шагов, почувствовать под тонкими подошвами грубую землю, ощутить, как движутся лодыжки и колени. Но очень скоро ноги подогнулись под Энной, одурманенный ум и ослабевшие мышцы показали свою бесполезность. В то же мгновение Сайлеф подхватил ее на руки и пошел дальше, как будто так и было задумано. Энна обняла его за шею и прислонилась головой к его голове.

При возвращении в шатер размытый свет и запах близкого лагеря вызывали у Энны физическую боль. Сайлеф, ничего не говоря, опустил ее на одеяло. Энна продолжала цепляться за его шею, и он встал на колени рядом с ней.

— Я шла, — сказала она.

— Да, верно. — Сайлеф всмотрелся в ее лицо. — И однажды, когда все это кончится, мы вместе отправимся в Ингридан. Это прекрасный город. Совсем не такой суровый и холодный, как Байерн. Он лежит рядом с Палисандровым морем, в дельте реки. Через сам город протекают семь маленьких рек, там есть белые каменные мосты и белые дома, и дворцы, и площади, а когда зацветают фруктовые деревья, воздух становится сладким.

Энна задохнулась от внезапно подступившего к горлу рыдания. Картина была такой прекрасной, а себя она почувствовала такой уродливой…

— «Королевский язык». Мне жаль того короля. Я теперь знаю, каково ему пришлось. То, что сделала его дочь ради обретения власти, жестоко.

Лоб Сайлефа пересекла морщина.

— Люди совершают жестокие поступки, когда им страшно. Им необходимо как-то воздействовать на тебя, Энна. Они должны быть уверены, что ты не подожжешь шатры вокруг них. Потому-то я и думаю, что, если ты научишь меня, как…

— Если ты меня отпустишь, я поклянусь никогда больше… никогда…

Сайлеф крепче сжал ее руки, в его голосе послышался отзвук отчаяния.

— Я не могу отпустить тебя, Энна! Ты должна попытаться. Если ты научишь меня пользоваться огнем, я сумею защитить тебя. Как только я овладею этой силой, Тиедан почувствует себя в безопасности рядом с тобой и отменит приказ постоянно держать тебя одурманенной.

— Но идет война…

Энна раздраженно потерла глаза, не зная, что должна сказать. Когда она снова подняла голову, Сайлеф пристально смотрел на нее.

— Война… — Он покачал головой. — Ты что, действительно считаешь меня своим врагом?

Энна всмотрелась в его лицо. «Сайлеф. Враг». Нет, два этих понятия не складывались в одно.

Капитан выпрямился и заговорил, как положено говорить солдату:

— Тебе необходимо кое-что узнать, Энна. Эта война долго не протянется. Мы позволяли байернским шпионам подсчитывать количество наших солдат, потому что они все равно не видели тех отрядов, которые подходят из Тиры. Скоро, очень скоро Тира завоюет Байерн. И если ты отказываешься научить меня огненной силе, думая, что так спасаешь Байерн, то это напрасно. Байерн уже потерян. Спасай себя. — Он притянул к себе Энну и отвел волосы с ее лба. — Ты вовсе не предатель, Энна. Ты просто та, которая выжила. А я только и прошу показать мне то, что ты умеешь.

«Это путь к спасению», — подумала Энна.

— Только тебе одному, — сказала она.

— Да, только мне одному.

Сайлеф приходил к Энне, когда дурман начинал понемногу отпускать ее разум, и оставался с ней до приема новой порции. Для Энны эти часы были самыми замечательными и в то же время самыми изнурительными в жизни. Когда она впервые попыталась вобрать в себя тепло, то чуть не закричала. А потом она отчаянно сопротивлялась, чтобы не зажечь огонь и не выдать слишком многого, и от этого ее бросало в пот и дрожь. Никогда прежде ее дар не приносил Энне столько радости и не заставлял так сильно бороться за власть над собой.

— Расскажи мне, как это действует, — попросил Сайлеф.

— Видишь ли, вот здесь, — она положила ладонь себе на грудь, — есть некое местечко, которое я наполняю теплом. И просто из-за того, что я впускаю его внутрь, тепло изменяется, а потом я направляю его на что-нибудь горючее, и оно превращается в огонь.

— А откуда ты берешь тепло?

— Я не знаю. Оно вокруг. Я больше ничего не помню.

Но Энна помнила. Тепло испускали живые существа. Однако она не должна была говорить об этом. Энна старалась даже не думать о подоле своей юбки, который небольшой тяжестью касался ее лодыжек.

И как того хотела Энна, Сайлеф, надеясь узнать больше, оттягивал момент приема новой порции дурмана. Они обычно просто сидели рядом в полутьме. Сквозь ткань крыши шатра сочился слабый лунный свет, он падал на поверхность воды с «королевским языком». Вода подрагивала в чашке, как некая угроза.

Сайлеф то и дело брал в руки какой-нибудь прут или пучок соломы и просил:

— Сосредоточься!

Энна так и делала. И чем дальше, тем сильнее ощущала Сайлефа. Тепло его тела плыло вокруг, касалось кожи Энны, поднималось по лунным лучам и рассеивалось в ночном небе. Близость этого тепла опьяняла. Энна могла закрыть глаза и чувствовать его, играть, подтягивая поближе, воображая, как втягивает его внутрь, в ту мертвую пустоту в груди, преобразует в пламя… Ей приходилось сопротивляться этому желанию, и иной раз она просто лишалась сил. Что-то в Сайлефе заставляло Энну думать, что он из тех, кто может овладеть огнем, и, возможно, он достаточно даровит, чтобы обойтись без чтения пергамента.

— Мне очень жаль, — говорила Энна, и Сайлеф кивал с тяжким вздохом и протягивал ей чашку с дурманом.

Он всегда следил за тем, чтобы Энна выпила отраву, и продолжал сидеть рядом, пока «королевский язык» не начинал действовать. «Я даже рвоту вызывать не могу, — думала Энна. — Или ему просто нравится находиться рядом?» Сайлеф не уходил, пока Энна не засыпала, и его запах и ощущение его рук на волосах заставляли Энну расслабляться и даже делали чуть более терпимым действие «королевского языка».

В эти последние моменты, когда ее руки и ноги начинали превращаться в свинцовые грузила, Энна думала о побеге. Возможно, однажды ночью что-то случится и Сайлеф не придет, например его вызовет Тиедан или произойдет какое-то несчастье… И тогда Энна будет готова действовать.

Возможность подвернулась несколько дней спустя. Энна чувствовала себя достаточно крепкой и могла сидеть на постели, скрестив ноги. Сайлеф не знал, что это значило также и то, что Энна способна ощутить не только его тепло, но и тихие струйки тепла, исходящие от корней травы под ее ногами, и волны тепла от стражников снаружи, сочащиеся сквозь открытый вход в шатер, омывающие ее кожу…

Девушка провела ладонью по лбу, как будто измучившись от попыток зажечь огонь, хотя на самом деле она устала от попыток не делать этого. Это было похоже на то, как если бы призраки всего живого вокруг давили на ее тело, умоляя оживить их. И это ощущение было в тысячи раз приятнее, чем отупение от дурмана.

— Ты стараешься, — сказал Сайлеф. — Я знаю. Я видел твое лицо, когда ты заливала огнем шатры и фургоны. Вспомни то ощущение. Это тебе поможет. Что ты чувствуешь, когда рождаешь пламя?

— Облегчение.

Сайлеф кивнул, как будто понимая:

— А твой брат на поле боя посылал слишком много огня сразу. Это ведь совсем другое дело?

— Я не могу разжечь большой огонь, только понемножку зараз. Может, у него был другой дар.

Сайлеф подумал, потом качнул головой:

— Нет. Если он мог, то и ты можешь, я не сомневаюсь. Похоже, ты вцепляешься в огонь, стараешься управлять им и оберегаешь себя. Интересно, а что может произойти, если ты сдашься на его волю?

«Сдашься…» Это слово напугало Энну.

— Он умер, ты же знаешь, — сказала она. — Он умер оттого, что поджигал, а может, оттого, что сдался.

— Если существует способ с этим справиться, ты его найдешь. — Сайлеф коротко улыбнулся.

— Почему ты так этим интересуешься, Сайлеф? — спросила Энна.

— Чем скорее мы сможем показать Тиедану, что продвигаемся вперед, тем скорее тебе не нужно будет пить «королевский язык».

— И это единственная причина? Ради меня?

Сайлеф откинулся назад, опершись одной рукой о землю, и уставился на Энну немигающим взглядом, как будто предвкушая ее реакцию на его слова.

— Мой отец был солдатом королевской армии. И его отец тоже. Я родился солдатом, и мои сыновья тоже родятся солдатами, если я не смогу ничего изменить.

Сайлеф откашлялся и посмотрел на свою руку. Энна с наслаждением отметила, что наступил один из тех редких моментов, когда Сайлеф чувствовал себя неловко. Самым противным в дурмане было для Энны то, что капитан не мог видеть ее такой, какой она была на самом деле, и потому не мог знать, что воли и силы у нее не меньше, чем у него самого.

— Мне уже трижды предоставлялась возможность продвинуться, — заговорил капитан. — Я возглавлял пятьдесят военных кампаний, и для моего возраста это более чем хорошо. Но я желаю большего. Ты так могущественна, Энна. И то, что ты представляешь собой, то, что ты знаешь, — это еще одна возможность для меня. Однако я верю и в то, что это возможность для тебя, если ты ее не упустишь.

— Ну и чего ты достигнешь, если овладеешь огнем, Сайлеф? Тебе дадут земли? Или даже больше — титул? Поставят тебе памятник на какой-нибудь площади или ты удовольствуешься тем, что люди на улицах будут тебе кивать, а твоей жене будут отрубать куски пожирнее в мясных лавках?

— Я ожидаю повышения в чине, и ничего больше. Полагаю, жители Тиры и знать не будут, с чем это связано. У нас в Тире нет огненных ведьм, они существуют только в сказках. И, кроме того, у меня нет жены.

Энна приподняла одну бровь:

— Нет? А тебе ведь, должно быть, уже за двадцать. — Она вздохнула. — Ничего удивительного в том, что ты не нашел жены, ведь ты из тех парней, которые похищают бедных девушек и делают вид, что сочувствуют им.

— А ты, моя госпожа? Тебя ждет дома муж или хотя бы жених?

Энна окатила его бешеным взглядом.

Сайлеф покачал головой словно в удивлении:

— Нет? Но тебе, должно быть, уже семнадцать. Впрочем, это неудивительно. Как жаль, что твоя матушка не сумела выносить девицу поостроумнее или хотя бы со смазливым личиком.

— Ты негодяй, — с некоторым удовольствием произнесла Энна.

— Вот как? — Сайлеф сменил позу, встав на колени и набрав в горсти соломы.

Энна толкнула его в плечо и резко отодвинулась.

— Полегче, — сказала она. — Что это ты делаешь? Нечестно нападать на девушку, лишенную сил.

— О, а я-то думал, что ты вполне пришла в себя, моя госпожа, а у меня приказ проверять, насколько ты слаба, — конечно же, ради предстоящих пыток.

Он начал метать в Энну соломинки, как будто это были копья, а Энна отбивала их. Казалось, Сайлеф полностью сосредоточился на этом занятии, хотя Энна заметила, что правый уголок его рта чуть подрагивает, как будто капитан изо всех сил сдерживает улыбку.

— О, вот хороший удар! — воскликнул Сайлеф.

Энна насмешливо вздохнула:

— Ты чуть не выбил мне глаз.

Она собрала упавшие соломинки и стала бросать их обратно. И вдруг заметила, что смеется.

— Капитан! — позвал кто-то снаружи.

Сайлеф встал, стряхнул солому с волос и сразу утратил всю игривость.

В шатер вошел стражник:

— Капитан, вас требуют немедленно.

— Да, Пол. — Сайлеф, нахмурившись, посмотрел на Энну и сказал: — Пей свой чай.

Энну как будто ударили. «Каков же ты, капитан? Который ты — настоящий?»

— Пей чай! — повторил Сайлеф. — Я не знаю, когда вернусь.

Энна злобно схватила чашку, пролив немного жидкости на руки, и залпом выпила. Из-за того, что она проглотила пойло слишком быстро, оно обожгло ей горло. Энна почувствовала, как у нее начал распухать язык.

Сайлеф смотрел на ее горло, проверяя, действительно ли она все проглотила, а потом еще постоял рядом, ожидая, когда отрава уляжется в желудке пленницы.

— Вам бы поспешить, капитан, — сказал Пол.

Сайлеф кивнул и пошел к выходу. Но обернулся:

— Я вернусь как можно скорее, Энна.

Она поняла, что он имел в виду. Он всегда был рядом, когда Энна пила зелье, утешал ее, пока застывало ее тело, а мир вокруг словно исчезал. И снова девушка недоуменно подумала: «Он сидит рядом, чтобы убедиться в действии дурмана, или просто потому, что ему этого хочется?»

В то самое мгновение, когда Сайлеф вышел, Энна бросилась в угол шатра и быстро подняла лежащую на земле подстилку. Сунув пальцы в рот, Энна вызвала рвоту, и проглоченная ею жидкость вылилась на землю, а Энна тут же накрыла мокрое пятно подстилкой и улеглась, пока никто не вошел и не увидел ее.

Но какая-то часть дурмана успела проникнуть в ее тело. Терпкий, кислый вкус «королевского языка» как будто полностью накрыл ее, и этот вкус набросил тонкую пленку на ее глаза, высушил кожу на кончиках пальцев. Руки Энны отяжелели, из-за легкого головокружения трудно было держать глаза открытыми. Но она все-таки могла думать, и сны не унесли ее в обжигающую тьму. Это должно было скоро пройти, и тогда она как-нибудь одолеет Сайлефа (от этой мысли Энне почему-то стало не по себе) и сбежит, сжигая все на своем пути, если понадобится.

Энна свернулась на своем ложе, стараясь побороть внезапную боль в желудке. «Бежать!» Эта мысль не оставляла ее все время плена, но вот теперь, когда возможность побега казалась такой близкой, Энну охватила тревога. Куда она пойдет? У нее ведь ничего не осталось: она чуть не подожгла королеву, свою лучшую подругу, и едва не позволила погибнуть Рейзо и Финну во время их последней вылазки. Лейфер был мертв. Энна знала, что не сможет снова вернуться в Лес, а беспокойный жар заставлял ее чувствовать себя маленькой и бесполезной, пока она не творит огонь. А что, если Сайлеф сказал правду и у Байерна действительно нет шансов выстоять против Тиры? Тогда у нее и вовсе не осталось дома.

Энна выругалась и стукнула кулаком по холодной земле. Слегка онемевшая от дурмана рука как-то странно дрожала. Энна посмотрела на нее, как на незнакомую вещь, и ей захотелось иметь хоть какое-то место, куда можно убежать.

Снаружи послышались крики. Все это время Энна была неспособна проявлять любопытство, но теперь шум привлек ее внимание, и она попыталась понять его причину. Нет, это не было похоже на приготовление к битве. И на празднование. «Кто-то проник в их лагерь», — подумала она.

А потом в шатер вошел Сайлеф. Энна резко села, словно ее застали за чем-то недозволенным, и лишь потом вспомнила, что ей полагается лежать одурманенной, ничего не осознающей. Ее охватила слабость, и Энна постаралась ее преувеличить.

— Энна! — В голосе Сайлефа звучала горячность, но и намек на осторожность. — Энна, я нашел способ. Я придумал, как позволить им чувствовать себя спокойно рядом с тобой без «королевского языка»!

Энна удивилась, но промолчала, напомнив себе: «Ты одурманена. Ты почти спишь».

— Это на пользу нам обоим, — продолжил Сайлеф. — И прежде чем ты увидишь, что тебя ждет, ты должна это запомнить!

Он подхватил ее на руки и вынес из шатра.

Первым делом Энна заметила огонь. Стояла ночь. Энна не бывала рядом с живым огнем с тех самых пор, как сожгла виселицу. Он был так прекрасен в темноте, как золотые водопады, летящие в воздух, испускающие тепло и свет. Девушка почувствовала его и узнала желание, сочившееся из центра огня, желание разрастись и пожрать и быть накормленным. Это было и ее желание. Энна сама была словно тлеющие угли в яме.

Ночь оказалась очень холодной, и Сайлеф крепче обнял Энну, словно хотел согреть ее, а не только поддержать. Капитан прошел немного и остановился перед группой солдат.

— Вот наш ответ, — сказал он.

Глаза Энны еще горели оттого, что она слишком пристально смотрела на огонь, а там, куда показывал Сайлеф, было темно. Она сосредоточилась на том, что было перед ней, и наконец ее глаза приспособились к темноте. Постепенно лица людей стали отчетливо видны.

Между солдатами, со связанными за спиной руками, с окровавленными и распухшими лицами, стояли Рейзо и Финн.

Глава четырнадцатая

Мечей у них не было, и оба тяжело дышали, как будто еще мгновение назад сражались. Рот Рейзо был завязан какой-то тряпкой. Наверное, он ругался и громко кричал. А волосы у него, конечно же, торчали дыбом. Солдат, стоявший рядом с Рейзо, прижимал конец кинжала к подбородку пленника, словно готовясь перерезать ему горло.

У Финна рот не был завязан, но веревка обхватывала его шею, и он дышал тяжело. К тому же его руки и лодыжки тоже были крепко связаны, наверное, для того, чтобы не позволить ему лягаться. Двое мужчин держали Финна за плечи. Рейзо и Финн внимательно смотрели на Энну, и глаза у них были грустными. Она поняла: парни пришли сюда за ней.

— Нет, — тихо произнесла Энна.

— Все в порядке, — откликнулся Сайлеф. — Это нам на пользу, Энна.

— Да как ты смеешь? — выкрикнул Финн с яростью, удивившей Энну. — Если ты обращаешься к ней, ты должен называть ее «девица», она тебе не «Энна»!

Солдат ударил Финна кулаком в живот и, когда юноша согнулся от удара, быстро заткнул ему рот грязной тряпкой, которую вытащил из-под рубахи.

— Отпустите их! — Энна вырвалась из рук Сайлефа и встала на ноги, но тут же пошатнулась.

Финн рванулся вперед, словно желая поддержать ее. Сайлеф схватил ее за плечи. Энна вывернулась и упала на землю.

— Послушай, — тихо заговорил капитан, опускаясь рядом с ней на корточки, — то, что они здесь, дает тебе новую возможность. Тебе не придется пить «королевский язык».

— Но их нельзя наказывать из-за меня! — возразила Энна. — Они ничего не сделали!

— Они пытались пробраться в тирианский лагерь, вооруженные, и устроить здесь беспорядки. Они отлично знали, что…

— Нет, они ничего не знали! Это просто глупые мальчишки!

Заметив, как Финн поморщился при этих ее словах, Энна неуверенно поднялась на ноги.

— Нет, я другое хотела сказать. Я имела в виду, что это не их вина, а моя и я должна все исправить.

Она пошла к Финну, не представляя, что может сделать, просто желая освободить парней. Сайлеф схватил ее руки и завел ей за спину.

— Я не позволю тебе пострадать из-за этих мальчишек, — тихо сказал он на ухо Энне.

— Отпусти! — огрызнулась она.

У нее кружилась голова, она чувствовала себя пьяной, не владела собой.

— Заприте пленников покрепче и поставьте двойную стражу, — приказал Сайлеф.

— Нет!

Энна в ярости втянула в себя столько тепла, сколько смогла найти поблизости. Холодная пустота внутри ее наполнилась жаром и чуть не взорвалась, и все тело Энны содрогнулось. Она вскрикнула от боли.

Сайлеф с силой встряхнул ее и крикнул:

— Энна, если ты сейчас подожжешь хотя бы шнурок на чьих-то башмаках, этих парней убьют!

Энна тряхнула головой, дрожа.

— Их убьют, Энна! Клянусь!

Но она уже набрала в грудь тепла, и ей нужно было либо выпустить его наружу, либо сгореть самой. Энна в отчаянии уставилась на стражников, державших Рейзо и Финна, которые ради ее спасения рискнули собственными жизнями. В горле у нее горело, в животе тоже. Боль от удерживания тепла обжигала Энну изнутри, становясь все горячее. Девушка закричала и выбросила тепло в ближайший костер. Тот взорвался пламенем в человеческий рост, мгновенно подняв в воздух поленья и угли.

Энна судорожно вдохнула, и еще раз, и еще, стараясь остыть внутри. Пустота в ее груди стала маленькой и плотной, как картофельный жук. Она чувствовала себя усталой, злой и больной, а разочарованные взгляды Рейзо и Финна давили ей на кожу.

Сайлеф схватил ее за плечи и развернул лицом к себе:

— Послушай, Энна, эти стражники получили приказ. В то самое мгновение, как ты подожжешь хоть что-нибудь в этом лагере, они убьют того, что пониже ростом. Сделаешь это еще раз — убьют второго. И сделают это с радостью. Эти байернцы ранили троих моих людей, прежде чем их схватили. Понимаешь? Ты достаточно соображаешь, чтобы это понять?

— Да, — прошептала Энна, — да, я понимаю. Я поджигаю — их убивают.

— Речь не только о том, что ты на кого-то нападешь, Энна. Если стражники увидят, как огонь поднимается из ямы в земле, или вспыхнет какой-то шатер, или вообще огонь появится где-то там, где ему не положено быть, они выполнят приказ. Тиедан не желает дать тебе ни единого шанса.

— Это нечестно, — выдохнула Энна сквозь обожженное горло.

— Такова цена. Любая вспышка огня там, где его не должно быть, — и они мертвы.

Кроме тех стражников, что держали Рейзо и Финна, поблизости стояли и другие, двое с луками наготове, еще двое с обнаженными кинжалами. Энна ощутила себя побежденной, как будто ее нещадно избили.

— Я понимаю, — повторила она.

Острая боль от долгого сдерживания тепла, ночной холод и дурман давили на нее, и она задрожала так сильно, что у нее застучали зубы.

— Идем, — сказал Сайлеф, обнимая ее за плечи.

Финн нахмурился, то ли от гнева, то ли от смущения, и Энна сбросила руку Сайлефа. Капитан кинул взгляд на Финна и нахмурился.

— Назад в шатер, девчонка! — сурово произнес он.

Но она подождала, пока солдаты уведут Рейзо и Финна, и только после этого последовала в шатер за капитаном.