ЯТ Трищенко Сергей

И мы почувствовали себя не очень уютно, когда увидели бродячих прожигателей жизни с выхлестывающими в неожиданных местах языками пламени.

– Неужели тут и жизнь продаётся? – испуганно спросил Том.

– Тут всё продаётся, – спокойно ответил Гид. Он, казалось, сумел овладеть собой, хотя бы ненадолго.

На противоположной стороне улицы мы увидели магазин «Схемы».

– Это они? – спросил Том.

Гид наклонил голову.

– Может, зайдём? – предложил Том.

– Вы и так всё знаете о них, – возразил Гид, – и потом: тут продаётся не такое зрелищное, как у нас. Чтобы увидеть правильно, необходимо особое зрение. Абстракцию труднее представить, чем понятие, а понять её намного сложнее. Давайте просто походим и посмотрим.

– Что ходить просто так, – скривился Том, – надо заходить и смотреть, искать.

Гид решил его урезонить, пустив в ход неотразимый аргумент:

– Здесь есть магазин, где непосредственно продаются СЖ…

– Где? Пойдём!

– Я точно не помню…

– Спросим!

– Здесь это не принято…

– Хорошо, – согласился, сдаваясь, Том, – будем ходить и смотреть…

И мы пошли и посмотрели.

Обычная улица, привычные многоэтажные дома. И магазины на первых этажах. Обычные магазины с зеркальными витринами, гирляндами… реклам… но огней пока не горело.

Зато вывески над магазинами висели необычные:

«Свет и тьма», «Пространства», «Теории», «Концепции», «Заблуждения», «Парадигмы», «Миры», «Антимиры», «Цивилизации», «Системы».

К последнему Том решил прицепиться:

– Какие системы имеются в виду?

– Самые различные. Системы счисления, например: десятичная, шестидесятиричная, двоичная…

– Всего-то?

– Они лежат в основе целых цивилизаций!

– А ещё?

– Нервная система, система кровообращения…

– Это что, одна на всех?!

Гид поколебался малость, потом кивнул:

– Все люди устроены одинаково, по единому образцу. А образец – здесь.

– Ещё какие?

– Административно-командная, бюрократическая, система провокаций, система ниппель…

– И это всё продаётся? – изумился Том.

– Да. Конечно, и здесь возможно жульничество, но уже по-крупному. Впрочем, и мелочи хватает, – он указал на старушку, у магазина «Пространства» продававшую прострацию.

– Купила прямо здесь, – она кивала подбородком на магазин, – а размер не тот. Потому и продаю.

Мы полюбопытствовали. Заглянули и увидели целое пустое белое пространство, в котором ничего-ничего не было.

– А между тем, как вы сами понимаете, пространство и прострация – абсолютно разные вещи, – заметил Гид.

– А миры? Это что, другие планетные системы?

– Нет, не только и не столько, хотя и они тоже. Ещё, например, военный мир, церковный мир, гражданский мир, вымышленный мир, виртуальный мир, реальный…

Гид осёкся, но споро спохватился и продолжил:

– В общем, миры разные. Каждый человек вмещает в себя целый мир. И этот мир – его мир… и в то же время он сам. Каждый живёт в своём мире, например, церковном. Это мир, заполненный монастырями, молитвами, иконами…

К счастью для Тома, он ухватился за другое:

– А военный мир и карьера – разве не то же самое? Там – карьера, а тут – мир…

– Не совсем так, – но Гид был удивлён Томовой догадливостью, – карьера чисто внешнее, а мир – глубоко внутреннее.

– Мировоззрение?

– Не только. Это жизнь… – и Гид опять замолчал.

– Не верю! – выпалил Том, подражая Станиславскому. – Ты специально отговариваешь, а на самом деле там ничего особенного нет. Давайте зайдём и посмотрим, какие миры продаются.

Гид печально посмотрело на Тома. Гид опять изменился! Но лишь на мгновение.

– Хорошо, – тихо сказал он, – зайдём. Но я прошу: только смотреть! Ничего не просить показать поближе, тем более потрогать. Смотреть осторожно-осторожно. И – ничего не говорите. Я не знаю, как это повлияет на вас, и как вы повлияете на них.

– Как я могу повлиять на целый Мир? – удивился Том.

– Вам нельзя заходить туда!.. с такими мыслями. Вспомните, как было после Госпиталя… в леске. Или в леске?

– Я буду молчать! – взмолился Том.

– В случае чего я закрою ему рот, – предупредил я.

– Здесь, у входа… – Гид покачал головой, как бы вспоминая. – Хорошо, идёмте.

Мы вошли внутрь. Прямо перед нами в обе стороны магазинного пространства тремя рядами протянуллись стеллажи, уставленные пульсирующими звёздчатыми шарами, пропитанными прозрачной дымкой, искажающей иглышки лучиков, перемещающих световые россыпи по поверхностям шаров. Туманной пылью мерцали мельчайшие спиралечки галактик.

– Сфероиды, – предупредил Гид наши вопросы. Но я знал и так, а Том молчал, как и пообещал. – Вернее, четырёхмерные сверхсфероиды.

– Звёздные миры? – уточнил я.

– Эти – да, но…

– Выйдем, – предложил я, – достаточно. Он понял.

Том кивнул. Такое не могло не впечатлить.

Выйдя из магазина «Миры», мы остановились. Я поднял голову вверх, как будто мог вновь увидеть их воочию, но уже на звёздном небе. А ведь где-то они есть – может, не эти, но такие же. И в одном из них находимся мы. Сейчас? Где мы находимся сейчас?

Ещё не темнело и над нами не расстилалось привычного звёздного неба, оно безоблачно голубело. Лишь Луна в три четверти бледнела над горизонтом, причём так, что Восточного моря не было видно совсем, виднелись лишь Море Мечты и Море Москвы, да кратеры «Гагарин» и «Циолковский». Но вообще-то я плохо знаю карту оборотной стороны Луны, так что в кратерах мог и ошибиться.

Мы прошли всю улицу… нет, весь оставшийся отрезок улицы с магазинами – до сквера, никуда не заходя, и присели на скамейку.

Шумела листва, и шум её сливался с шумом в голове. Или листва не шумела?

– Что тут особенного? – спросил Том. – Всё такое же, как у вас. Продают, покупают… те же магазины…

Гид покачал головой:

– И у вас магазины. Смотря что продаётся – вот в чём разница, и существенная…

– А… – Том замолчал. Наверное, вспоминая.

– Вы не поняли, а я предупреждал, – продолжил Гид. – Внешнее сходство не отрицает глубокого внутреннего отличия. Хотя внешность, как говорят, обманчива. Представьте, что вы попросили бы посмотреть один мир… и уронили бы. Погиб целый мир. У нас это будет всего одна надежда, например. Тоже плохо, конечно. Какому-то человеку и одна надежда может олицетворять весь мир. Но здесь он действительно мир, а это миллиарды живых существ. Теперь вы понимаете?

– А как же, например, линии жизни у вас? – продолжал упорствовать Том. – И схемы здесь?

– Линия. Всего одна линия всего одной жизни. А Схема – это миллионы жизней. Масштабы несопоставимы.

– Ну, вы прямо небожители, – скривился Том, осознавая и свою неправоту, и свою догадку, но пока не соглашаясь признаться в одной и признать другую.

– Да, мы не божимся, – согласился Гид.

– Не божимся – не боимся, – сыграл Том, и привычная игра слов его немного успокоила, гармонизировала, он снова замолчал.

Посидели молча, каждый думал о своём – или ни о чём. Я, во всяком случае, ни о чём не думал, а прислушивался к разговору двух молодых людей, присевших на скамейку ближе ко мне (Гид и Том сидели дальше), и обсуждавших свои проблемы.

Начало разговора осталось где-то далеко – там, откуда они пришли, – а следующий кусочек я услышал:

– …А вчера он пришёл в сознание.

– Сам пришёл?

– Да, на космотылях, но самостоятельно.

– Вот и хорошо.

– Два дня его не было.

– Я думал, не вернётся.

– Я тоже так думал. Но когда я пришёл в себя – помнишь? – я подумал, что и у него может получиться.

– Это редко кому удаётся.

– Сначала я пришёл в недоумение, потом в ужас. Последовательно, как по анфиладе…

Том, заметив, что я прислоушиваюсь, и сам навострил уши. Последнюю фразу он уловил, и его начали мучить вопросы, которые он решил озвучить:

– Чем же они отличаются? – спросил Том, – Мы и у вас встречали и ужас и недоумение.

– У нас, – пояснил Гид, – всё не такое опасное. Здесь… здесь всё более глобально, более общо. Оно… оно едино.

– Как это? – не понял Том.

– Ну-у… если вы бы вдруг увидели продаваемые здесь – я для примера, его можно не встретить, но вдруг – мышление, сознание, разум… Это всех людей, живущих на Земле… – Гид говорил, сглатывая при каждом слове и облизывая губы. Таким мы его ещё не видели.

– Одно на всех?!

– Да… это ведь общечеловеческое…

Как бы в подтверждение его слов мимо нас проехала оформленная под пивную автоцистерна с надписью «Коллективное бессознательное».

– Что повезли? – спросил Том, не успев прочитать.

– Коллективное бессознательное, – ответил я.

– А я думал, пиво, – протянул Том.

– А может, коллективное бессознательное и есть пиво? – предположил я. – Коллектив неосознанно тянется к пиву. Или несознательно, как считали раньше. То есть без участия сознания, безучастно. Бессознатально, безсознасительно. Без сознания, говоря двумя словами.

– Без сознания потом, когда переберёт пива, – возразил Том.

– Кто знает, что первично: сознание или пиво? – философски продолжил я.

Натужно ревя, мимо медленно ехал трейлер с длинной пустой платформой, все рессоры которой, однако, были существенно выгнуты. Трейлер проезжал медленно-медленно, тяжело-тяжело.

– Что он везёт? – удивлённо спросил Том.

– Ничего, – ответил Гид.

– Это я вижу, – отмахнулся Том и вдруг понял. Но решил немного поерепениться: – А почему не ничто?

– Оно бы на трейлере не поместилось, – спокойно ответил Гид.

– Ничто больше ничего? – удивился Том. – А я думал, это одно и то же…

Гид молчал.

– Ну что, пойдём? – предложил Том. – Отдохнули…

Мы свернули на пересекающую улицу, и попали на торговые ряды небольшого базарчика-толкучки.

Тут тоже бродили офени.

Один, здоровенный шкаф – шкафеня – предлагал независимое мышление.

– За плечами не виснет! – рекламировал он. – Совсем незаметное. Лёгкое, компактное и очень приятное!

Другой предлагал исчезнание – не просто исчезновение, но и знание об исчезновении.

– А, может, исчезающее знание? – высказал Том предположение.

– И это тоже, – согласился Гид.