Клуб избранных Овчаренко Александр
По логике вещей, с Харьковским необходимо было встретиться, обговорить условия, на которых будет финансироваться его избирательная компания, обязательно оговорить, какие дивиденды получит спонсор в случае победы его протеже на выборах, и после этого, пожав друг другу руки, заключить негласный союз.
Однако пойти на открытые переговоры с Харьковским для Ветрича означало выйти из тени, а этого Самуил Яковлевич боялся больше, чем еврейских погромов. Его больше устраивала роль «серого кардинала». Сам себе он казался мудрым и строгим Карабас-Барабасом, дёргающим политиков и сильных мира сего за невидимые ниточки. Поэтому Ветрич сознательно пошёл на определённый риск, и стал подыгрывать Харьковскому «втёмную». Даже в случае победы Харьковского на выборах, Ветрич не планировал открыть ему всю подноготную его успеха. Зачем? Низвергать победителей с пьедестала чревато для здоровья.
– Пусть только сядет в Кремле, а уж я найду, за какие ниточки потянуть! – прикидывал «серый спонсор». – Главное, что Харьковский предсказуемый, а значит, управляемый!
Однажды, тихим летним утром, во время проверки финансовых документов Самуил Яковлевич с удивлением обнаружил, что сумма чистой прибыли за последние полгода перевалила за миллиард «зелёных». Сумма впечатляла. Ветрич перепроверил документы ещё раз, и убедился, что на его счета легли полтора миллиарда долларов.
– Не надо быть жадным! – испуганно пробормотал новоиспечённый олигарх. – В этой стране не любят богатых, а на очень богатых смотрят, как на врагов народа. Господи! Почему я не послушал мамочку и не стал зубным техником? Таки надо что-то срочно делать!
Самуил Яковлевич заметался по кабинету, как одесский ювелир перед приходом товарищей из ЧК. Здравая мысль ускользала из его курчавой головы, и Ветрич, так и не решив, что предпринять в первую очередь – сходить в синагогу или заняться благотворительностью, – рухнул в любимое кожаное кресло. Потом судорожно схватился за телефон и срочно вызвал финансового директора.
– Как у нас с долгами? – спросил он финдиректора.
– У нас нет долгов! – удивлённо ответил специалист по тайным финансовым операциям, которого Ветрич пару лет назад с трудом перекупил у конкурентов.
– Я имею в виду уплату налогов. Мы что-то должны родному государству?
– Можете спать спокойно, Самуил Яковлевич! У нас всё чисто, можно идти в налоговую хоть сейчас.
– Веня! – ласково произнёс мудрый еврей. – Мы стали слишком богатыми, а значит, слишком заметными! Это не есть хорошо. Надо таки что-то делать, чтобы родное государство если и не воспылало к нам любовью, то хотя бы дало мне возможность поедать любимую мацу сидя не на тюремных нарах. Запомните, Веня, на Руси любят сирых и убогих, нам, слава богу, до этого, как пешком до Иерусалима, но и пополнять список олигархов я не намерен. Ливером чую, что на эту «породу» скоро откроется охотничий сезон!
– Можно «увести» часть средств за границу и распылить по «офшорам», но только часть, так как перевод больших сумм сразу привлечёт внимание господ из финансового мониторинга, – предложил сорокалетний финансовый гений. – Часть средств можно перевести на счета подставных фирм. Можно ещё…
– Действуй! Веня, надо срочно и очень срочно! – перебил его Ветрич. – А то мне кажется, что революционные матросы уже гремят прикладами винтовок в моём парадном.
Финансовый директор за два года привык к своеобразному юмору босса и понимал его правильно. В данной ситуации он расценил это, как карт-бланш на все предпринимаемые им финансовые операции.
– Чтобы я всю жизнь питался в «Макдональдсе», если к вечеру Вы не станете беднее на миллиард! – заверил его финдиректор и почти бегом покинул кабинет.
В тот день Самуил Яковлевич всерьёз задумался о несовершенстве государственного аппарата.
– У меня работают такие же люди, как и в государственных учреждениях, – рассуждал тайный олигарх. – В чём-то они лучше, но в чём-то могут и проигрывать государственным служащим. Однако мои предприятия всегда с прибылью, а государственные зачастую выживают только за счёт дотаций. На многих государственных предприятиях устаревшее оборудование, отсталые технологии, и как следствие – дорогая, но низкокачественная продукция, которая не может конкурировать с зарубежными аналогами.
Ветричу хорошо было известно, что на государственных предприятиях любое новшество «тонет» в пучине бумаг, необходимых для сертификации, «вязнет» в десятках министерских кабинетах на стадии согласования, из-за нерегулярного финансирования изготовление и испытание опытных образцов затягивается на долгие месяцы, а то и на годы. Когда после всех этих мытарств изобретение наконец-то воплощается в металле и поступает на производство, выясняется, что это не революционный прорыв отечественной науки, а «вчерашний день» западных технологий. За время, бездарно потраченное чиновниками на различные проволочки, мировой прогресс ушёл далеко вперёд, но деньги на внедрения отечественного «ноу-хау» уже потрачены, а значит надо переходить к массовому производству.
– Боже мой, какой бардак! Какая косность, какое повальное отсутствие оперативности! – вздыхал Самуил Яковлевич. – И эти «авгиевы конюшни» я должен разгребать? А оно мне надо?
Ветрич не стал бороться с «ветряными мельницами», как всегда, он поступил мудро и стал создавать свои «теневые структуры», которые не могли заменить государственные учреждения и не обладали властью, но проводимая ими работа значительно ускоряла решение проблем. Все разработки преподносились в министерство уже в готовом виде, оставалось согласовать и утвердить. И на этом этапе Ветрич не находился в роли стороннего наблюдателя: специально нанятые им люди постоянно тревожили министерских чиновников, побуждая их уговорами и посулами к результативным действиям.
Однако это не решало основной задачи – заражённый бюрократией государственный аппарат продолжал оставаться громоздким и неповоротливым, словно устаревший танк времён Первой мировой войны.
И сколько бы Президент ни тасовал свою команду, сколько ни менял членов правительства, «Железный капут» продолжал буксовать.
После победы на выборах Харьковский привёл в Кремль свою команду. Через сто дней даже непрофессионалу стало ясно, что эти люди со своими обязанностями справляются плохо: сказывалось отсутствие опыта работы во властных структурах. Да и сам Харьковский хоть и выполнял свои обязанности старательно, но как-то без «огонька».
Долго пытался Ветрич расшевелить своего ставленника, дёргая за известные только ему нити, но коренного улучшения в управлении государством не произошло. Стало только хуже: почувствовав, что «государева» хватка значительно ослабла, вновь зашевелились коррупционеры и мошенники всех мастей, снова стал набирать силу криминал. Самуил Яковлевич каждой клеточкой организма чувствовал, как вместе с потерянными деньгами его покидают жизненные силы.
Неожиданно судьба нанесла ещё один удар: проект «Сахалин-2», на который он возлагал столько надежд, оказался под угрозой срыва. Государство запоздало сообразило, что, согласно хитро составленному договору, разработку которого Самуил Яковлевич контролировал лично, оно теряет до 70 % прибыли, прекратило все работы и полностью переключилось на судебные тяжбы. Каждый день простоя обходился Ветричу в сотни тысяч долларов.
Пока команды опытных адвокатов состязались между собой в крючкотворстве, выискивая в системе защиты оппонента слабые места и требуя назначений всё новых и новых экспертиз, брошенная на сахалинских просторах дорогостоящая техника благополучно ржавела, зарплаты не выплачивались, квалифицированные специалисты расторгали контракты и уезжали на материк, а ряды инвесторов редели, словно конница Мюрата, попавшая под шрапнель батареи Раевского. Судебное разбирательство приняло затяжной характер.
Дни проходили сплошной чередой, оставляя на сердце олигарха незаживающие раны. И вот в один из таких безрадостных дней, когда Самуил Яковлевич всерьёз подумывал распродать активы и удалиться доживать свои дни на земле обетованной, ему неожиданно поступило необычное предложение. В нагрудном кармане тайный олигарх всегда носил сотовый телефон, номер которого знали только лица особо приближённые, можно сказать, избранные, которым Ветрич доверял, как самому себе.
Телефон зазвонил, когда Самуил Яковлевич, разомлевший после изысканного обеда, сидя в любимом кожаном кресле, просматривал биржевые сводки.
Дела начинали выправляться: «голубые фишки» резко пошли вверх, что сулило хорошие прибыли. Он сначала хотел отставить звонок без внимания, так как на дисплее высветился незнакомый номер, но неизвестный абонент был очень настойчив, и Ветрич нехотя поднёс телефон к уху.
– Господин Ветрич? – уверенно спросил незнакомый мужской голос.
– Если Вы узнали номер этого телефона, то должны знать, что кроме меня им никто не пользуется. С кем имею честь?
– Господин Ветрич, простите за бестактность, но давайте обойдёмся без имён. Знаете ли, телефонная связь – ненадёжная связь. Нам надо встретиться, чтобы прояснить ситуацию…
Самуил Яковлевич недовольно хмыкнул: навязывать ему встречу было, по крайней мере, глупо.
«Оно мне надо?» – думал Ветрич, вслушиваясь в интонации незнакомого баритона.
– Послушайте, господин Без Имени! – самоуверенно перебил он незнакомца. – У меня серьёзный бизнес, каждая минута моего времени стоит очень дорого. Мой рабочий день длится пятнадцать часов, и все пятнадцать часов расписаны по минутам, и Вы имеете наглость предлагать мне всё бросить и назначить Вам встречу! Так вот что я Вам скажу: Вы этот телефонный номер достали, но Вы его и забудьте. Я достаточно потратил на Вас времени, а значит, денег. Прощайте! – и, выключив телефон, спрятал его в карман.
Этот странный телефонный звонок выбил его из колеи. Он понимал, что простой смертный не смог бы запросто связаться с ним по секретному номеру. Ещё больше раздражал тот факт, что абонент не назвал себя, при этом вёл себя независимо, без тени смущения, несмотря на то, что личность Самуила Яковлевича и занимаемое им среди бизнесменов положение должны были внушать если не робость, то хотя бы элементарное уважение. Но этого не было. В голосе незнакомца не было ничего заискивающего, он предлагал встречу, как равный равному.
Однако на этом странности не кончились: через полчаса «голубые фишки», как по команде, резко покатились вниз. Ветрич не поверил своим глазам и связался с начальником аналитического отдела.
– Я сам в шоке, Самуил Яковлевич! – испуганно блеял в трубку главный аналитик. – С утра все играли на повышение, и вдруг такой обвал!
Мировые биржи активно стали сбрасывать акции нефтяных и газодобывающих компаний, мотивируя свои действия падением спроса из-за массового перепроизводства продукта. ОПЕК отреагировал мгновенно, и на экстренном совещании принял решение об уменьшении добычи «чёрного золота» на два миллиона баррелей, но это не изменило ситуацию: цены на нефть продолжали стремительно падать.
Утром следующего дня неизвестный абонент позвонил вновь.
– Мы хотели бы принести свои извинения за понесённые Вами убытки, но другого способа заявить о себе, как о людях достойных Вашего внимания, мы не нашли, – бодро заявил вчерашний собеседник.
– Вы хотите сказать, что обвал на бирже – ваших рук дело? – недоверчиво спросил Ветрич.
– Наших, наших! – рассмеялся незнакомец. – Но Вы не огорчайтесь, от имени моих коллег обещаю, что даже если Вы не примете наше предложение, убытки мы Вам компенсируем.
Самуил Яковлевич недовольно засопел в трубку: он не любил такого легковесного отношения к деньгам. Сами по себе деньги для него давно перестали представлять ценность, и потеря на бирже нескольких десятков миллионов долларов могла повлечь разве головную боль и плохое настроение на целый вечер, но никак не крах его финансовой империи.
Возникла пауза. Незнакомец не торопил, понимая, что собеседник вынужден «дать задний ход», но при этом пытается «сохранить лицо».
– Вы любите зелёный чай? – спросил Ветрич незнакомца после длительного раздумья.
– Самуил Яковлевич, зелёный чай – мой самый любимый напиток, можно сказать, я его впитал с молоком матери, – пошутил незримый собеседник.
– Тогда приезжайте ко мне за город сегодня, часов в восемь, почаёвничаем, – пропустив шутку мимо ушей, холодно предложил Ветрич и отключил телефон.
Через час ему позвонил начальник аналитического отдела и захлёбываясь от возбуждения, пытался рассказать о ситуации на бирже.
– Самуил Яковлевич, Китай! … Китай! – почти кричал аналитик. – Китай скупает всё!
Ветрич взглянул на дисплей компьютера и понял, что ситуация не просто выправилась, а поменялась с точностью наоборот: кто-то умело играл на повышение, и «голубые фишки» поползли вверх. К закрытию биржи спекулянты, отследив устойчивую тенденцию к росту, активно включились в биржевые операции, чем породили на рынке небывалый ажиотаж. В результате чего Ветрич не только «отыграл» понесённые им днём ранее убытки, но и стался в небольшом плюсе.
– Это не может быть совпадением, – решил он для себя. – Значит, эти люди что-то из себя представляют. Но кто они и почему я о них раньше ничего не слышал? Неужели они, как и я, умудряются держаться в «тени»? Если это действительно так, то я готов иметь с ними дело.
Зелёный чай пили по-домашнему, в просторном кабинете хозяина дома. Самуил Яковлевич, как бы подчёркивая, что принимает гостя неофициально, надел лёгкие летние брюки, белую навыпуск рубашку и легкомысленные тапочки без задников. Когда на пороге его загородного дома появился визитёр, Ветрич не спеша подошёл к нему и, протянув руку, бесцеремонно спросил:
– Так Вы и есть тот самый господин Без Имени?
– Я тот, кто Вам нужен, Самуил Яковлевич, – сдержанно ответил гость и, оценив «маскарад» хозяина дома, улыбнулся.
– Вы можете не беспокоится, господин Ветрич, – добавил таинственный визитёр. – Мой короткий визит не накладывает на Вас никаких обязательств. Помните, как у Ильфа и Петрова «…я пришёл к Вам, как частное лицо к частному лицу».
– Если мне не изменяет память, то эта фраза звучит, как «…я пришёл к Вам, как официальное лицо к официальному лицу», – поправил гостя Самуил Яковлевич и выжидающе взглянул ему в лицо. Визитёр был выше него ростом и гораздо моложе, «Наверное, недавно перешагнул сорокалетний рубеж», – отметил Ветрич, вглядываясь в открытое, немного скуластое лицо гостя, в котором угадывалась примесь азиатской крови.
– А ведь верно! – легко согласился гость, усаживаясь в предложенное кресло. – Но наша организация официального статуса не имеет, для всего цивилизованного мира она вообще не существует, так что мой визит можно считать неофициальным.
– Вы сказали, организация? Я не ослышался?
– У Вас великолепный слух, Самуил Яковлевич, так же, как и Ваши организаторские способности. Я уже не говорю о Вашем удивительном даре точно прогнозировать развитие рынка и инвестировать капиталы.
– Благодарю за высокую оценку моих скромных способностей, но я хотел бы услышать, какую организацию Вы представляете.
– Самуил Яковлевич, Вы верите в справедливость?
– Вы ещё спросите у старого еврея о счастье, и я отвечу: чтобы да, так нет. – улыбнулся Ветрич. – Кстати, молодой человек, как же мне Вас называть?
– Можете называть меня Председатель. До конца месяца я буду исполнять обязанности Председателя «Клуба Избранных».
– «Клуб Избранных»? – поморщился Ветрич. – Это что, очередное сборище самодовольных толстосумов на одном из горных курортов? Если это так, то Вы, господин Председатель, напрасно теряете время!
– Господин Ветрич, поверьте мне, я никогда бы не посмел беспокоить Вас ради такой безделицы. Моё время, так же, как и Ваше, очень дорого стоит. Перед тем, как нанести Вам визит, мы долго и скрупулёзно изучали Вас. На днях среди членов клуба было проведено тайное голосование на предмет Вашего вступления в «Клуб Избранных» – тайную организацию сильных мира сего, имеющую безграничные возможности и практически контролирующую и направляющую развития всего человечества. Мы наглядно продемонстрировали Вам наши способности: умение управлять процессами на бирже – всего лишь малая толика наших возможностей. Однако, собираясь нанести визит, я позволил себе сделать Вам небольшой подарок. Как Председатель, я имею право самостоятельно принимать решение, если это не затрагивает интересы более двадцати пяти процентов членов Клуба. Так вот я, зная о Ваших проблемах с проектом «Сахалин-2», предпринял кое-какие шаги. Сегодня ваши оппоненты предложат Вам компромиссное решение, и если Вы с ним согласитесь, судебная тяжба будет завершена.
– И какое же это будет решение?
– Не вдаваясь в подробности, скажу, что это будет вариант «пятьдесят на пятьдесят». Вас это устроит?
– Вполне. Вы что-то говорили о тайном голосовании членов Клуба.
– Могу Вас поздравить: большинство высказалось за принятие Вас в члены «Клуба Избранных», и потому я, как Председатель, сегодня у Вас в гостях. На меня возложена почётная миссия предложить Вам членство в нашей организации. Поверьте, Самуил Яковлевич, это редкая удача! Легче выиграть миллион по трамвайному билету, чем вступить в наши ряды.
– И что от меня требуется?
– Только Ваше устное согласие, а также готовность совершить со мной краткую ознакомительную поездку в Рим, где расположена штаб-квартира. Правда есть ещё понятие членских взносов, но для Вас, как и для всех членов клуба, сумма в несколько миллионов долларов в год будет, право же, не обременительной. Не беспокойтесь: на каждый вложенный доллар Вы получите сто процентов прибыли. Хоть мы и являемся вершителями человеческих судеб, но в душе по-прежнему продолжаем оставаться коммерсантами, – улыбнулся Председатель.
– И ничего подписывать не надо? – удивился Ветрич.
– Ничего! – усмехнулся Председатель. – Если Вы говорите мне «да», то с этого момента Вы становитесь членом «Клуба Избранных» и автоматически переходите на самый высокий уровень, а там совсем другие правила и отношения. Можете считать себя небожителем. Отныне в этом мире Вам всё подвластно.
– Вы преувеличиваете. Я действительно обладаю определённой властью, но я не всемогущ!
– До встречи со мной это было именно так, а став членом Клуба, Вы – бог! Поверьте мне: наша власть и наши возможности безграничны! Итак, Ваш ответ?
– Что-то мне подсказывает, что следует сказать «да»!
– Поздравляю! С этого момента у Вас есть три дня, чтобы уладить свои дела. Через три дня за Вами прилетит самолёт и отвезёт Вас в Рим. Надеюсь, Шенгенская виза у Вас открыта? Вам предстоит многое узнать и многому научиться – управлять мировыми процессами не так-то просто! – улыбнулся Председатель. – Но возможно!
На этом деловая часть вечера закончилась. Председатель пригубил чай, поблагодарил за гостеприимство и растворился в синих подмосковных сумерках, оставив после себя тонкий аромат незнакомого парфюма и массу сомнений, которые поселились в недоверчивой и мятущейся душе старого еврея.
На следующий день, утром, Ветричу позвонил начальник юридического отдела, который, не скрывая удивления, сообщил, что оппоненты по проекту «Сахалин-2» неожиданно пересмотрели свои требования и предложили вариант…
– Фифти-фифти, – перебил он подчинённого.
– Простите…? – не понял опытный стряпчий.
– Я говорю, предложили вариант «пятьдесят на пятьдесят», – уточнил Ветрич и, не дожидаясь подтверждения, добавил: – Соглашайтесь, нас это устраивает, – и положил трубку. В этот момент он почувствовал, что действительно перешёл на новый уровень!
Глава 6
В ЗГС можно прослужить всю жизнь, ни разу не попасть на приём к Директору. Лично мне повезло, если это можно назвать везением. Незадолго до выписки из больницы я послал в Центр подробное сообщение о ситуации в Тарской республике, предположив, что дальнейшее ухудшение обстановки в республике – не что иное, как операция прикрытия. Дальше следовало подробное изложение теории мирового заговора, остриё которого направлено в грудь (а может быть, вглубь) Российской Федерации.
Был шанс, что после такого сообщения в Центре меня признают умалишённым вследствие тяжёлой контузии и отправят на заслуженную пенсию. Правда, я ни разу не слышал, чтобы кто-то из наших сотрудников доживал до пенсии. Наверное, её (пенсии) в нашей организации просто нет, поэтому и приходится служить до гробовой доски.
Вскоре под видом тётушки из Мелитополя прибыл связной, который и сообщил мне о вызове в Центр. Я понимал, что в штаб-квартиру нашей организации меня не пригласят. Никто и никогда не говорил мне её адреса, и вообще о самом факте её существования не было ничего известно. Но я догадывался, что пресловутый Центр должен где-то базироваться. Должен же быть у Директора кабинет, или он всю жизнь скитается по съёмным квартирам?
Так и произошло: «тётушка» сообщила мне адрес и подробно объяснила, как быстрее отыскать на окраине Москвы неприметный двухэтажный особнячок, а также сообщила пароль для встречи и даже такую мелочь, как код замка в подъезде. После чего, оставив целую сумку гостинцев «из Мелитополя», родственница отбыла в неизвестном направлении.
Моего знакомого приват-доцента рядом не было: Спиридона Марковича после очередного сердечного приступа увезли в реанимацию и никого к нему не допускали. Поэтому я поедал привезённые мне гостинцы в одиночестве и с тоской ждал выписки. Выписали меня ровно через неделю, в понедельник. Собрав нехитрые пожитки, я сердечно попрощался с персоналом, «завещал» ноутбук доценту Терентьеву, который ещё находился в реанимации, и отбыл на железнодорожный вокзал. Почему-то покидал я Казань-град с тяжёлым сердцем: вспомнилась Дуня Грач, наши гастроли, и даже покойный Скотч. Я выполнил данное мною любимому городу обещание вернуться живым. И я возвращался, покалеченный, но живой! Почему же нет радости в моём сердце? Почему меня не радует предстоящая встреча с близкими, и, возможно, предоставленный Центром отпуск по ранению? Наверное, потому что где-то в потаённых закоулках сознания продолжала гнездиться мысль, что порученное задание я с треском «провалил»! Впервые я дал повод Центру усомниться в своём профессионализме: не зря же меня вызывают на «ковёр» к самому Директору. Хотя устроить мне головомойку мог и начальник рангом пониже, например заместитель или даже мой куратор. Отчего же я удостоился такой чести получить взыскание непосредственно от самого Директора?
Вопросы роились в моей голове, словно пчёлы в майский день, и чем ближе я подъезжал к Москве, тем их становилось больше. Стоя на перроне Казанского вокзала, я запретил себе заниматься самоедством, и на обычном рейсовом автобусе поехал на восточную окраину Москвы, где за спинами новомодных высоток, среди запущенного сада, притаился двухэтажный особнячок.
Я без труда вспомнил код замка и вошёл в пахнущий кошками тёмный подъезд. Не успела закрыться входная дверь, как из темноты появился коренастый мужчина в одежде свободного покроя и вопросительно посмотрел на меня.
– Я хотел бы снять в вашем доме однокомнатную квартиру. Это возможно? – произнёс я первую часть пароля.
– Возможно! – ответил крепыш. – Если внесёте задаток за полгода вперёд.
Я облегчённо вздохнул: ответ был правильным, а это значит, что в доме меня ждёт головомойка от начальства, но никак не засада наших «оппонентов» из ФСБ. Охранник проводил меня на второй этаж, где в пустой комнате на стене висел чёрный экран дисплея. Напротив экрана находился привинченный к полу стул. На этом меблировка комнаты заканчивалась.
Я сел на стул и уставился на чёрный экран, машинально отметив, что замок входной двери за моей спиной провернули ключом на два оборота.
Я знал, что на экране будет компьютерная версия нашего Директора. Никто и никогда не видел его истинного лица, но до меня доходили слухи, что Директор имеет неповторимый раскатистый баритон, поэтому старается говорить тихим и бесцветным голосом. Через мгновенье засветился дисплей, и на меня с экрана взглянул мужчина средних лет с правильными чертами лица и строгим взглядом. Обычно такие лица рисуют на плакатах по охране труда, потому что они хорошо сочетаются с предупредительными надписями типа: «Не влезай, убьёт» или «Не стой под стрелой»!
– Здравствуйте! – произнёс Директор, и изображение на экране ожило, точно отразив его мимику и движение губ.
– Здравия желаю! – по-военному ответил я, с сожалением отметив, что голос Директора изменён и металлическими нотками напоминает голос робота из фантастического фильма.
– Я ознакомился с Вашим последним сообщением, которое наделало в нашем аналитическом отделе много шума, поэтому посчитал нужным встретиться с Вами лично. К сожалению, Вы оказались правы: организация так называемых Кукловодов действительно существует. До нас и раньше доходила информация о некоей тайной группировке, которая сконцентрировала в своих руках огромные материальные богатства, а следовательно, обладает неограниченной властью, но эта информация ничем не подтверждалась и носила обрывочный характер. Благодаря Вам наши эксперты составили целостную картину, и теперь мы можем утверждать, что данная преступная организация действительно существует. Кстати, они называют себя «Клубом Избранных».
По существу, это международная, могущественная и очень опасная организация, которая в угоду кучки «небожителей» вершит свои чёрные дела, невзирая на интересы даже своих стран. У Избранных нет понятия Родины, для них существуют только интересы членов Клуба, и хотя они сами себя называют вершителями человеческих судеб – это сборище авантюристов, вырвавшихся на мировой простор. Они не останавливаются ни перед чем: если в интересах отдельных членов Клуба следует развязать войну – начинается война, если экономические спекуляции гарантируют сто процентов прибыли, но при этом чреваты развитием мирового кризиса – будьте уверены, это их не остановит.
К сожалению, мы поздно нащупали эту «раковую опухоль» и теперь без «хирургического вмешательства» не обойтись!
– Будет война? – не утерпел я и, в нарушении субординации, перебил Директора.
– Мы с Вами всегда на войне, такое наше призвание, – вздохнул Директор, и мне показалось, что в изменённом голосе появились человеческие нотки. – Договориться с Кукловодами невозможно: они добровольно не уйдут с мировой арены, им нравится быть выше всего человечества. Для них такие понятия, как доброта, любовь и даже человеческая жизнь, давно обесценились. Они живут и играют в своём мире, по своим правилам, только разменными пешками в их игре зачастую бывают отдельно взятые страны и целые народы. Взять для примера нашу страну: последние события в Приволжской Тарской республике действительно являются одним из элементов глобальной операции прикрытия. Вчера я отдал приказ всем структурным подразделениям и резидентам ЗГС начать массированное противодействие «Клубу Избранных». Должен признать, что на этом фронте у нас нет ни флангов, ни тыла, ни союзников. Как Вы знаете, Директор ФСБ отдал приказ о поиске и последующей ликвидации сотрудников ЗГС, внедрённых в силовые структуры. Мы всегда и во всём поддерживали Главу нашего государства и не ожидали такого удара в спину. Сейчас мы вынуждены задействовать значительную часть сил и средств, чтобы вывести наших людей из-под удара.
Вы один из немногих резидентов, которые непосредственно столкнулись с деятельностью Кукловодов. И Вы, как никто другой, в курсе развивающихся событий, поэтому ровно через десять дней после ускоренной реабилитации, Вы приступаете к выполнению нового задания. Особо хочу подчеркнуть: противник у Вас очень серьёзный. «Избранные» создали свою разведку, свой аналитический центр, их агентурная сеть охватывает все развитые страны Старого и Нового Света. Политики многих стран, сами того не подозревая, успешно работают в интересах Клуба Избранных. Они не испытывают трудностей с финансированием своих тайных операций: созданная ими глобальная финансовая система паразитирует на экономике практически всех развитых стран, и как клещ, питается их «соками». Но самое страшное в том, что Кукловоды глубоко аморальны. Для них существует только два критерия: выгода и целесообразность. Всё остальное для них – химера. Они поставили себя выше общечеловеческих ценностей, а значит, объявили себя вне закона. Поэтому я снимаю с себя моральные обязательства по соблюдению цивилизованных правил ведения боевых действий: пленных не брать, патронов не жалеть!
Удачи!
– Да будет так! – ответил я, и экран погас.
За спиной послышался звук открывающегося замка, и в комнату вошёл коренастый охранник.
– На выходе Вас ждёт белая «Газель», створки задней двери фургона открыты.
Я кивнул в ответ, и, быстро сбежав по ступенькам лестницы, нырнул в салон автомобиля. Едва я успел закрыть заднюю дверь, как машина резко набрала скорость, и меня швырнуло на кресло. По Москве мы сознательно плутали около часа, потом «Газель» вырвалась из тесноты городских улиц и устремилась за город. Меня везли на нашу загородную базу, которая славилась кудесниками от медицины и витаминными коктейлями. Может быть поэтому сотрудники ЗГС называли это место не иначе, как «Коктебель».
Впереди были десять суток реабилитации: здоровый полноценный сон, насыщенная витаминами и аминокислотами пища, массаж, водные процедуры и философские беседы с психологом по кличке Розембаум. Трясясь в запылённом салоне «Газели», я вдруг остро почувствовал, как мне этого не хватало!
– Буду есть от пуза, спать до обеда и горланить с Розембаумом песни под гитару до хрипоты, – решил я для себя.
– А как же Кукловоды? – вкрадчиво спросила Совесть.
– Кукловоды? Да пропади они пропадом! – неожиданно произнёс я вслух.
– Чего ты там? – не понял водитель и на мгновенье повернулся ко мне.
– Да так, ничего! Жить, говорю, интересно!
– А-а, это точно. Вопрос в том, сколько нам той жизни осталось? А так ничего, интересно! – рассудительно произнёс водитель и, выплюнув в форточку окурок, утопил педаль газа.
Глава 7
Наступающий день Саид встречал, когда предутренние сумерки и тишина ещё властвовали в многочисленных комнатах огромного дома Султана Мадуева. Омыв лицо холодной водой, он выходил на открытую веранду и, раздевшись до пояса, садился на коврик лицом к восходящему солнцу. Саид всегда засыпал на пустой желудок, поэтому сон его был глубоким, а пробуждение лёгким. Новую зарю он встречал в хорошем настроении и не ленился за это лишний раз воздать в молитве хвалу аллаху.
– Утро – время мудрецов и философов! – любил повторять Саид, однако до философских размышлений дело, как правило, не доходило. После медитации Саид шёл в абрикосовый сад, где, укрывшись за деревьями от посторонних глаз, в течение часа занимался только ему ведомым комплексом физических упражнений, являвшим собой гремучую смесь из элементов боевого самбо, карате, джиу-джитсу и спортивной гимнастики. После чего, омыв разгорячённое тело холодной водой из арыка, шёл в дом, где к этому времени на кухне уже хозяйничали женщины.
Перед завтраком Саид включал ноутбук, и к моменту пробуждения хозяина дома успевал просмотреть котировки на мировых биржах и последние новости. Питался он скромно, предпочитая всем кулинарным изыскам варёный рис и тушёную с овощами рыбу. Как правоверный мусульманин, Саид никогда не употреблял спиртного, а к наркотикам относился нейтрально. Его нельзя было назвать аскетом, но к плотским удовольствиям Саид относился осторожно, считая, что они разрушают душу и тело, превращая человека в своего раба.
В своём доме Султан Мадуев завёл строгие порядки, поэтому сразу после завтрака Саид являлся к нему с докладом. Пожелав хозяину здоровья и долгих лет жизни, Саид коротко докладывал о последних в республике и мире событиях, заостряя внимание на тех, которые в той или иной степени могли повлиять на жизнедеятельность клана. После чего негромким голосом справлялся у господина, желает ли тот принять просителей, которые с раннего утра начинали толпиться возле крыльца, или господин соизволит заняться более важными делами.
День пролетал в заботах, которые в изобилии ложились на его сильные плечи. Вечером, когда уставшее за день солнце медленно пряталось за раскалённый горизонт, и спадала дневная жара, Саид с разрешения хозяина удалялся в свою комнату, где, включив ноутбук, готовился к новому дню.
Поздно ночью, когда правоверные отходили ко сну, а всевышний щедро бросал бриллиантовые россыпи звёзд на чёрный бархат ночного неба, Саид подключался к интернету и на известный только ему электронный адрес слал кодированное сообщение.
Он точно знал, что ни одно его донесение не останется без внимания, и что этой же ночью на окраине Гамбурга в неприметном особнячке, на входе которого с недавних пор красовалась аккуратная табличка «Центр по изучению покупательского спроса», дежурный оперативник, получив шифровку, немедленно передаст её шифровальщику. Опытный шифровальщик, отставив в сторону чашку с недопитым кофе, тут же приступит к расшифровке. После этого перекодированное сообщение по линии закрытой связи этой же ночью будет переброшено в Рим, где за обработку примется аналитический отдел. Утром начальник аналитического отдела получит сводку, где рядом с информацией в сжатом виде будут даны рекомендации по её применению.
Так было всегда, так есть, и так будет: разведки всех стран никогда не спят. Разведывательная служба, созданная стараниями Председателя и наиболее дальновидных членов «Клуба Избранных», не была исключением.
Кто сказал, что разведка – это романтические приключения, щедро приправленные ночными погонями, стрельбой и вербовкой в постели красивых женщин? Это в голливудских кинолентах красавец резидент с завязанным по последней моде галстуком и в безупречном костюме, выпив бокал мартини, легко разгадывает сложнейшие оперативные комбинации и один играючи справляется с целой сворой «плохих парней». В жизни так не бывает. В жизни всё по-другому. По всему миру сотни тысяч мужчин и женщин, являющиеся лучшими в своём деле, круглосуточно соревнуются между собой в умении быть самым умным, самым хитрым, самым проницательным и самым изощрённым. Разведки всего мира ведут невидимую и нескончаемую Большую Игру!
Сменяют друг друга столетия, рождаются и распадаются в прах великие империи, перекраиваются границы и государства, а основные критерии Большой Игры остаются неизменными: быть самым умным, самым хитрым, самым проницательным и самым изощрённым!
И если ты, уважаемый Читатель, оторвёшься от повседневных забот, и, присев на пару минут возле радиоприёмника, медленно покрутишь ручку настройки, то среди треска радиопомех и обрывков чужой речи обязательно наткнёшься на немного флегматичный, но чистый и хорошо поставленный голос, который с усердием будет повторять для таинственного респондента группы цифр – это идёт Большая Игра!
Так было, так есть, и так будет!
Своё имя Саид получил после того, как принял ислам и стал правоверным мусульманином. Своё русское имя, Матвей, он постарался забыть, как и московский дворик в Замоскворечье, где родился и жил до пятнадцати лет.
Все эти четырнадцать лет Матвей был вынужден мириться с различными прозвищами, которые рождала убогая фантазия его сверстников. Виной всему были его смуглая кожа, чёрные, слегка вьющиеся волосы, и раскосые глаза.
– Мама, я азиат? – спрашивал он мать после очередной дворовой потасовки.
– Ты мой сын, и я тебя очень люблю! – отвечала тридцатилетняя женщина с копной русых волос, и синими, как русский лён, глазами, прикладывая к его синякам холодный медный пестик.
После таких разговоров мама почему-то начинала грустить и уходила к себе в комнату. Лёжа на старенькой продавленной тахте, она ещё и ещё раз вспоминала памятную встречу с восточным красавцем, которому было суждено стать её возлюбленным и отцом её ребёнка. Каждый раз, когда глаза затуманивались слезами, она вновь видела себя юной аспиранткой в поисках материала, прилетевшей в солнечную среднеазиатскую республику, славившуюся хлопком и гостеприимством. Её будущая кандидатская диссертация должна была доказать, что благодаря мудрому руководству коммунистической партии и ленинскому подходу в решении национального вопроса, малым народам страны Советов ассимиляция не грозит, и что все они живут в дружбе и радости, непрерывно угощая друг друга пловом и пахлавой.
Была середина восьмидесятых: советская империя, раздираемая внутренними противоречиями, трещала по швам, и только такая наивная девушка, как она, не замечала этого. Она посетила несколько советских учреждений, где плохо понимали, зачем она приехала, но искренне были рады красивой юной москвичке, так непохожей на испуганных местных девушек, которые из-за глиняных дувалов тайком провожали её завистливым взглядом.
В одном из начальственных кабинетов, щедро украшенном портретами партийных вождей и национальной символикой, она нечаянно встретила статного молодого человека, одетого, в отличие от своих коллег, по последней европейской моде. Молодой человек вызвался быть её гидом и покровителем. Это не составляло для него никакого труда, так как он был племянником третьего секретаря обкома партии, что по местным меркам приравнивалось к уровню наследника самого падишаха.
После этой встречи её командировка превратилась в восточную сказку. Юный визирь был щедр, не скупился на подарки и комплименты, и без труда вскружил голову юной московской красавице. Когда срок командировки подошёл к концу, он сам отвёз её в аэропорт и посадил в самолёт. До последней минуты он был нежен и предупредителен. Влюблённые расстались, осыпая друг друга заверениями в вечной любви и скорой встрече.
По возвращению в Москву она, захлёбываясь от счастья, всё рассказала лучшей подруге. Подруга была старше её на пять лет, и гораздо опытней в делах амурных, к тому же она была корреспондентом популярного журнала и специализировалась на проведении журналистских расследований.
Через месяц журналистка вернулась из командировки в среднеазиатскую республику, где её подруга так романтично провела время.
– Если бы ты не была моей подругой, я бы сделала тебя героиней моего «забойного» репортажа, – жёстко сказала она, сидя на маленькой кухне и нещадно дымя сигаретой. После чего, не заботясь о её самолюбии и не стесняясь в выражениях, рассказала, как родной дядя её возлюбленного, наряду с выращиванием хлопка успешно занимается выращиванием мака в труднодоступных районах предгорья, его последующей переработкой и транспортировкой в крупные российские города.
– Это же надо умудриться – стать любовницей местного наркобарона! Как тебя вообще оттуда живой выпустили! – подытожила журналистка и закурила новую сигарету.
В этот момент у неё вдруг всё поплыло перед глазами, и тошнота подкатила к горлу. Она успела добежать до ванной комнаты, где её стошнило. Умывшись, она обессиленная вернулась в комнату и упала на тахту.
– О, да мы, кажется, ещё и в «залёте»! – продолжала безжалостно добивать подруга. – Можно сказать, что будущее твоего ребёнка предопределено: если родится девочка – продадут в гарем к партийному баю, ну а если мальчик – будет водить караваны с опиумом по горным тропам Памира.
– Уходи! – сказала она лучшей подруге. – Я больше не хочу тебя видеть.
Журналистка затушила сигарету и шагнула за порог её квартиры, чтобы, вернувшись к себе в редакцию, немедленно приступить к написанию «забойной» статьи. В последний момент она вспомнила, что наркомафии в стране рабочих и крестьян быть не может, и заменила выражение «наркобарон» на вошедшее в обиход словосочетание «преступный авторитет». После чего выкурила очередную сигарету, вздохнула и решительно изменила в тексте имя подруги.
Вдоволь погоревав над своей судьбой, она, напуганная перспективой, которую нарисовала лучшая подруга, написала возлюбленному письмо, где сообщала, что полюбила юного лейтенанта и уезжает с ним в отдалённый, затерянный среди сибирских просторов гарнизон. Слёзы капали на вырванный из школьной тетради листок в клеточку, окрашивая текст в фиолетовые тона, но она не замечала этого, продолжая ронять слёзы и подбирать слова, способные обмануть того, кто подарил ей сказку. Сказку, о которой мечтает каждая женщина.
После пятнадцати лет всё изменилось: Матвей из «гадкого утёнка» превратился в красивого юношу с гибким, как тростник, станом и загадочным взглядом раскосых глаз. Однажды, рассматривая своё лицо в зеркало, ему показалось, что он уловил сходство с Брюсом Ли, которому старался во всём подражать, и даже записался в подпольный кружок карате. После этого он перестал обижаться, когда его называли азиатом, и всерьёз увлёкся изучением таинственного и манящего Востока. Его интересовало буквально всё, начиная от восточных единоборств до историй возникновения восточных религий, от древних преданий и легенд до поэзии Омара Хайяма. Тогда он впервые пожалел, что, кроме английского, которым его пичкали в лицее с третьего класса, не знал арабского языка, на котором так много написано древних манускриптов.
Однажды вечером мать привела домой импозантного, но с седыми висками, мужчину, и Матвей с удивлением узнал, что у мамы, оказывается, есть личная жизнь.
– Познакомься! – сказала мама. – Это мистер Льюис. Когда мы получим заграничный паспорт, и нам откроют визу, мистер Льюис увезёт нас в Лондон. Правда, для этого мы с ним должны пожениться, – добавила она в полголоса и потупила глаза.
– О кей! – улыбнулся мистер Льюис и потрепал Матвея по волосам. – Я отвезу вас в Лондон. Ты хочешь в Лондон, малыш?
Матвей отрицательно затряс головой.
– Почему? – искренне удивился англичанин.
– Лондон – город туманов, а я люблю солнце! – по-английски ответил Матвей, презрительно поджав губы и сузив раскосые глаза.
К удивлению Матвея англичанин не обиделся, а наоборот, рассеялся.
– Лондонские туманы – это газетный штамп. В моём городе много солнца. Обещаю, что ты полюбишь Лондон, – вновь улыбнулся английский гость и с нежностью посмотрел на свою избранницу.
После майских праздников мама и мистер Льюис сочетались законным браком. Это торжественное событие отметили тесным семейным кругом в ресторане «Прага». Матвей впервые попал в такой дорогой ресторан, и не столько ел, сколько глазел по сторонам. Мама и Льюис, казалось, не замечают этого: они держали друг друга за руки и, судя по всему, были счастливы.
Льюис не обманул его: город Лондон покорил Матвея. Англичане оказались довольно приветливыми, и не такими чопорными, как о них думают во всём мире, особенно после просмотра знаменитого сериала «Сага о Форсайтах».
Новоиспечённый отчим был человеком не бедным, поэтому сначала определил Матвея в частную школу, а затем в престижный колледж, где отношения между преподавателями и студентами были подчёркнуто демократичными.
В моде были различные студенческие общества, основанные по интересам и на национальной основе. К удивлению его русскоговорящих знакомых, которых в колледже было предостаточно, Матвей неожиданно вступил в «Братство Кедра», включавшее в себя в основном студентов из мусульманских стран. Эмблемой братства было изображение кедра на фоне восходящего солнца, причём сам очень сильно напоминал государственную символику Ливии. Президентом братства был Фархад, выходец из Арабских Эмиратов. Фархад открыто восхищался братьями-мусульманами, ведущими борьбу с врагами ислама, и однажды в присутствии Матвея громко сказал, что если бы ему предложили участвовать в акции 11 сентября и погибнуть, то он бы был счастлив.
Через неделю Фархад пригласил Матвея к себе в номере выпить чаю. Матвей был польщён: Фархад пользовался среди членов братства непререкаемым авторитетом, и его приглашение дорогого стоило. Они пили чай в обставленной с восточным колоритом комнате, и Фархад, не торопясь, расспрашивал его о жизни мусульман в России и о его политических пристрастиях. Матвей, не таясь, рассказал о том, что давно интересуется всем, что связано с Востоком, и мечтает изучить арабский язык, чтобы в будущем приобщиться к тайнам арабских мудрецов и путешествовать по мусульманскому миру.
– Я помогу тебе, брат! – важно ответил Фархад, отпивая мелкими глотками чай из расписной пиалы и не сводя с гостя пристального взгляда.
На прощанье Фархад обнял его, как брата, и шепнул на ухо: «А я ведь всю неделю ждал ареста! Думал, что ты на меня донесёшь! Теперь я тебе верю, брат!»
С этой памятной встречи Фархад стал для Матвея не только учителем арабского языка, но и духовным наставником. Был он умён и по-восточному хитёр: так, изучение арабского языка тесно переплеталось с изучением Корана, а разговоры о культурном наследии народов Востока сводились к мысли о его превосходстве над другими культурами.
– В то время, когда западные варвары били друг друга дубинками по голове, мы, азиаты, уже изобрели порох, имели свою письменность, свою философскую школу, а Авиценна уже тогда творил чудеса исцеления, не хуже твоего Иисуса, – горячился Фархад.
– Я не спорю, о учитель! – шутил Матвей, и «учитель» быстро успокаивался.
Так прошёл год. За этот год Матвей усовершенствовал английский, сносно освоил арабский, и читал Коран без посторонней помощи.
Накануне летних каникул Фархад сообщил, что они вместе едут к нему на родину, в Дубаи.
– А твои родители не будут против моего присутствия? – как-то совсем по-советски спросил Матвей. В ответ Фархад искренне рассмеялся.
– О мой юный и наивный друг! – обнял его за плечи Фархад. – Перед тобой не просто студент колледжа, а наследник древнейшего рода, уходящего корнями в далёкое прошлое и находящегося в родстве с самим пророком Мухаммедом. Мой отец, да продлит аллах его годы, владеет нефтяными промыслами, и давно потерял счёт деньгам! Все мои капризы, да и твои тоже, будут исполнять десятки слуг, а наложницы будут царапать лица и рвать друг у друга волосы за право провести ночь с тобой. Надеюсь, ты согласен?
Матвей ответил утвердительно. А разве он мог поступить иначе, когда наяву сбывалась его заветная мечта: побывать в самом центре Азии и своими глазами увидеть в голубой предутренней дымке минареты древних мечетей.
Тогда Матвей ещё не знал, что за незнакомое, но сильное чувство руководит его поступками. Лишь через год, находясь в секретном центре специальной и боевой подготовки, который располагался среди болот Ленинградской области, от своего куратора он узнал, что это был зов крови.
Перед отлётом в Дубаи Матвей заехал к родителям и поделился радостной новостью: он едет в Эмираты! Родители восприняли эту новость спокойно: Льюис со свойственной ему практичностью поинтересовался, нужны ли ему деньги, а мать попросила его быть осмотрительней. На этом родительский интерес к нему иссяк. Это объяснялось тем, что в семье появилась маленькая девочка с белыми и невесомыми, как пух одуванчика, волосиками и пронзительно-синими, как русский лён, глазками.
Матвей посмотрел на розовое личико сестрёнки, осторожно прикоснулся пальцами к её трогательным кудряшкам, и, скупо попрощавшись, уехал в аэропорт.
В Дубаи всё было так, как обещал Фархад: огромный дом, с бесконечными анфиладами прохладных комнат, с мраморным фонтаном в фойе, изумрудными газонами и огромным голубым бассейном с подсветкой. По периметру участок был обсажен розовыми кустами. Флюиды распустившихся роз витали повсюду, и Матвею казалось, что он купается в розовом масле. Многочисленная прислуга только и ждала, чтобы исполнить любое приказание молодого хозяина и его гостя. Хозяин этого большого дома, отец Фархада, улетел на очередное заседание ОПЕК, поэтому в доме остались только женщины, которые постоянно находились на женской половине, а если и случалось им выйти в персиковый сад, который располагался с тыльной стороны дома, то закрывали платками лица.
У отца Фархада было три жены, из которых самая младшая была ровесницей Фархада. В саду постоянно слышался детский смех и строгие окрики нянек. Это веселились под бдительным присмотром младшие сестрёнки и братишки Фархада, к которым он относился довольно равнодушно.
В первые дни после приезда Фархад и Матвей с удовольствием плескались в бассейне, объедались свежими фруктами, вазы с которыми стояли в каждой комнате, а по вечерам, после захода солнца, сидя в шезлонге, курили кальян и смотрели на звёзды.
Так продолжалось целую неделю. Через неделю Фархад утром появился в его комнате и без всяких предисловий сообщил, что через три дня они улетают в Пакистан.
– Зачем? – с затаённой тоской спросил Матвей, которому совсем не хотелось менять райские кущи на выжженные солнцем пыльные предгорья Пакистана.
– Пора становиться мужчиной, брат! Характер настоящего мужчины куётся в бою. На днях отец перечислил большую сумму денег на счёт одного из афганских «непримиримых» полевых командиров, который много лет не выпускает из рук автомат. Его зовут Хасан, он настоящий воин аллаха. Впервые он взял в руки оружие в десять лет, когда «шурави»[94] вторглись на священную землю его многострадальной родины. Сейчас под командованием Хасана около трёхсот хорошо обученных и вооружённых воинов. Хасан очень обязан моему отцу. Вчера я связался с ним по спутниковой связи, и мы договорились встретиться. Недалеко от границы есть маленькая неприметная гостиница, где нас будет ждать проводник. Он проведёт через пакистано-афганскую границу. На афганской стороне нас встретят люди Хасана, которые и доставят нас к нему в отряд. Пора указать неверным их место! – самонадеянно произнёс Фархад и, призывая аллаха в свидетели, вскинул руки к небу.
– Мы поедем на войну? – испугался Матвей.
– А ты, брат, думал, что я поведу тебя в Диснейленд? – усмехнулся дальний родственник пророка.
В этот момент Матвею почему-то очень захотелось оказаться в Лондоне. Благоразумней всего было бы поблагодарить Фархада за гостеприимство, вызвать такси и, не мешкая, рвануть в аэропорт, а откуда первым же рейсом вернуться в аэропорт Хитроу, в Лондон! Но Матвей промолчал.
Через три дня он сидел в кресле «Боинга» и сквозь обрывки облаков вглядывался в острые горные вершины Гиндукуша. На душе было неспокойно, тяжёлое предчувствие не покидало его с момента, когда Фархад объявил «мобилизацию». Сам Фархад, в отличие от Матвея, находился в радостном возбуждении. Ему не терпелось ступить на землю, где, по его мнению, зародилась нынешняя цивилизация.
– Я считал, что колыбель человечества находилась между Тигром и Евфратом, – попытался возразить ему Матвей, но Фархад его не слышал. В нарушение правил он уединился в туалете и кому-то названивал по спутниковому телефону.
Пакистан их встретил серым пепельным небом, сорокоградусной жарой и полным безветрием. Самолёт приземлился в аэропорту Карачи, и Матвей с тоской подумал, что придётся трястись по разбитой дороге через полстраны.
Фархад не замечал ни жары, ни семидесятипроцентной влажности, ни нищеты, которая бросилась в глаза, как только они выехали за территорию аэропорта. Город Паншер, куда они направлялись, находился в Северо-западной пограничной провинции. Таксисты ехать в такую даль не соглашались ни за какие деньги, поэтому пришлось добираться на автобусе, битком набитом пассажирами разных национальностей, которых объединял один признак: у каждого было огромное количество тюков, узлов и разнокалиберных сумок.
Кондиционера в автобусе не было, его заменяли открытые окна, во многих из которых стёкла отсутствовали. Горячий воздух, поступающий через окна в салон автобуса, прохлады не приносил, а скорее обжигал и без того обветренные и загорелые до черноты лица пассажиров.
– Представляешь, здесь проходил Великий шёлковый путь! – восхищался Фархад, умудрившийся занять место возле окна. Матвей смотрел на пролетавшую за окном серо-бурую пустынную долину с чахлой растительностью и всё чаще задавал себе вопрос: «Зачем я здесь»?
То, что происходило вокруг, никак не вязалось с его мечтами об изучении древних манускриптов и любованием голубыми сводами древних мечетей.
Поздним вечером они добрались в Паншер, и Фархад по известным только ему признакам нашёл в ночном городе нужную гостиницу. В номере, куда поселили Матвея, был душ и кондиционер. Отказавшись от ужина, Матвей принял душ, включил кондиционер на полную мощность и, упав на кровать, забылся тревожным сном. На заре его разбудил Фархад и позвал в свой номер. В номере было накурено и попахивало «травкой». Глаза у Фархада и его гостя – бородатого мужчины неопределённого возраста, одетого в потёртую полевую форму советских войск без каких-либо знаков различия, – подозрительно блестели.
– Собирайся! – приказал Фархад. – Надо выступать, пока не взошло солнце.
На разрисованном и украшенном разноцветной бахромой грузовике, который здесь называли «бурбухайка», они добрались до предгорья, а когда дорога кончилась, пошли пешком.
– Маршрут отработанный! – успокоил их проводник. – Когда мы воевали с «шурави», я каждую неделю водил отряды моджахедов через границу.
– На каком языке он говорит? – спросил Матвей Фархада.
– Он пуштун и говорит на пуштунском наречии.
– Ты его понимаешь?
– Немного. Мой словарный запас невелик, но для решения бытовых вопросов хватит.
– А Хасан? Мы с ним на каком языке будем общаться?
– Хасан по национальности таджик, неплохо знает английский, владеет пуштунским, и немного выучил русский, чтобы лично допрашивать пленных.
«Отработанный маршрут» представлял собой козью тропу, уходящую ввысь. Вечером на небольшом плато решили разбить лагерь и до утра отдохнуть. Сидя у костра и глядя на звёзды, проводник покуривал анашу и вспоминал, как ходил на перехват автомобильных колонн «шурави», как хорошо платили ему за каждого убитого офицера, за каждый сбитый вертолёт, за каждый подбитый танк. Но больше всего платили за артиллерийского наводчика, особенно если его удавалось взять в плен. Ему не повезло: наводчика он не добыл ни живым, ни мёртвым. Когда были «шурави» он хорошо зарабатывал, даже смог взять вторую жену. Теперь, когда войны нет, он считает каждую лепёшку, и его семья давно не ела досыта.
Читать бесплатно другие книги:
