Клуб избранных Овчаренко Александр
– Что он там бормочет? – поинтересовался Матвей.
– Жалуется, что сейчас нет войны, и он стал плохо зарабатывать, – перевёл Фархад.
– Спроси его, почему он тогда не идёт в отряд к Хасану?
Фархад, с трудом подбирая слова, задал проводнику вопрос.
– К Хасану? – оживился старый моджахед. – К Хасану бы пошёл с удовольствием, Хасан платит хорошо, Хасан не жадный, но Хасан берёт в отряд только молодых и сильных. Его Хасан не берёт, потому что он старый и «шурави» ранили его в ногу, с тех пор он хромает, но это не мешает ему метко стрелять и «развязывать» языки пленным. И то и другое он умеет делать очень хорошо, но у Хасана каждый воин умеет метко стрелять и «разговаривать» с «неверными», – грустно вздохнул проводник и зачем-то потрогал висевший на поясе кинжал.
– Говорит, что был хорошим воином и умел допрашивать военнопленных, – перевёл Фархад, – и, покосившись на кинжал, добавил, – Наверное, глотки резал.
– Спроси его об этом, – предложил Матвей. Фархад поморщился и, как сумел, перевёл вопрос.
– Резать пленных? Зачем? – удивился проводник. – За пленных можно получить бакшиш – выкуп, хороший выкуп. А если за пленного заплатить некому, то его можно использовать, как раба: он может пасти скот или делать любую тяжёлую работу.
– Говорит, что убивать пленных невыгодно. Гораздо лучше, если за пленных заплатят выкуп. Вообще у них тут всё делается, исходя из экономической целесообразности, – невесело подытожил Фархад. – Ладно, давай спать. Завтра нам целый день по горам карабкаться.
В лагерь Хасана они добрались на следующий день, точнее, вечер. Солнце спряталось за зубчатую стену гор, когда они вошли в глинобитный посёлок. Неожиданно, как из-под земли, появились двое бородатых мужчин, вооружённые автоматами «АК-47». Проводник что-то гортанно прокричал дозорным, и они опустили стволы автоматов к земле. Потом один остался при входе в лагерь, а второй пошёл вместе с ними.
В центре лагеря была разбита большая армейская палатка, которая служила командиру «непримиримых» штабом.
– Тебе лучше помалкивать, что ты из России, – шепнул Матвею Фархад. – Хасан не любит «шурави».
– И как же мне называться?
– Как хочешь, но ты больше не Матвей!
Хасан встретил их возле входа в штаб. Протянув для рукопожатия две руки сразу, он сначала справился о здоровье достопочтенного отца Фархада, о здоровье самого Фархада, и лишь после этого обнял его.
– Это мой друг! Он тоже мечтает сражаться с «неверными», – представил его Фархад.
– Муса, – произнёс Матвей и ответил на рукопожатие.
– Узбек? – как бы невзначай спросил Хасан, внимательно вглядываясь в черты лица гостя.
– Узбек! – торопливо подтвердил Фархад. – Но с рождения живёт в Лондоне.
– Мой дом – ваш дом! – произнёс Хасан и приложил ладонь к сердцу. – Отдохните с дороги, отведайте плова, а заодно расскажите, что привело вас в мой дом.
– Разве ты ему не сказал, зачем мы здесь? – вполголоса спросил Матвей.
– Не успел, – слукавил Фархад.
Плов был необыкновенным: пахучим, рассыпчатым. Такого вкусного плова Матвей никогда не пробовал. Приборов к столу не подали, и Матвей, как и все присутствующие, ел плов руками, жадно захватывая щепотью горячие рисовые зёрна и истекающие горячим жиром ароматные куски баранины.
После плова подали чай в больших белых пиалах и засахаренные фрукты. Чаепитие продолжалось долго: в основном говорил Фархад, отвечая на многочисленные вопросы хозяина. Общались они между собой по-английски, лишь иногда переходили на незнакомый Матвею диалект.
– Благодаря деньгам моего отца, Хасан смог купить провизию и боеприпасы. Теперь он может сунуть горячую головешку под хвост гяурам, – довольно произнёс Фархад, когда они пришли в отведённую им для ночлега комнату, пол и стены, которой были покрыты коврами.
– Фархад! – несмело начал Матвей. – Вся наша поездка была очень познавательной. Я тебе очень благодарен, но может, стоит этим и ограничиться, а не лезть к чёрту на рога, как говорят русские.
– Поздно, Муса! – усмехнулся юный авантюрист. Я убедил Хасана взять нас с собой. Надо сказать, что это было непросто. Хасан боится прогневать моего отца, но ещё больше боится, что я смогу убедить отца в бесполезности отряда «непримиримого» Хасана, красочно обрисовав, как он трусливо прячется в своём логове за женские спины.
– Надеюсь, про женские спины ты пошутил?
– Конечно, я ведь не сумасшедший, чтобы обвинять полевого командира в трусости, иначе наши головы уже украшали бы самый высокий дувал этого гостеприимного местечка.
– Может, ещё не поздно отказать?
– Поздно! Выступаем завтра, на рассвете.
Матвей видел, что Фархад напуган не меньше, чем он, но отказаться от задуманного не позволяла гордость.
Отряд собрался по-военному скоро и без лишней суеты. Выхлопные газы прогреваемых моторов смешивались с серым утренним туманом и уносились к розовеющим в первых лучах солнца горным вершинам. Матвея поразило обилие техники: здесь были потрёпанные жизнью и горными дорогами «Хаммеры» песочного окраса, японские вездеходы с правым рулём и два тёмно-зелёных советских «уазика» со снятым верхом. Всего набралось около двух десятков машин, на которые Хасан усадил самую боеспособную часть своего отряда «непримиримых». «Воины аллаха» увешанные оружием, как новогодняя ёлка гирляндами, привычно заняли свои места. Фархаду и его другу Хасан отвёл место в замыкающей машине. По горькой иронии судьбы, это был многострадальный советский УАЗ.
– За жизнь наших гостей отвечаешь головой! – сурово сказал Хасан бородачу, занявшим место рядом с водителем. В ответ тот решительно кивнул головой и на всякий случай передёрнул затвор автомата. Следуя его примеру, Фархад и Матвей сняли оружие с предохранителя и дослали патрон в патронник. Накануне Хасан лично вручил им по новенькому «АК-74» и по паре запасных магазинов.
Пока прогревали двигатели, Матвей нашёл в «бардачке» автомобиля изоленту и связал ею два магазина вместе. Второй магазин Матвей засунул к себе за спину под ремень. Это не укрылось от внимательного взгляда Хасана. Он вернулся к их «уазику» и молча взял из рук гостя два связанных синей изолентой магазина.
– Кто тебя этому научил? – на хорошем английском спросил командир «непримиримых», внимательно вглядываясь в лицо Матвея.
– Никто. Я в кино видел: так перед боем солдаты делали, вот я и запомнил.
– Так перед боем поступали «шурави». Ты вообще-то какой узбек? Может, ты советский узбек? – не унимался Хасан.
– Я гражданин Соединённого Королевства! – вспылил Матвей.
Этот демарш не произвёл на Хасана никакого впечатления. Он молча вернул магазины, и что-то шепнул бородачу на переднем сиденье. Бородач на мгновенье обернулся, «мазнул» взглядом по лицу Матвея и кивнул. После этого Хасан легко запрыгнул на сиденье головной машины и махнул рукой. Колона автомобилей тронулась и через минуту потонула в облаке пыли.
Когда вырвались на оперативный простор, дышать стало легче. Встречный ветер, мягко ударяя в лицо, унёс остатки сна, и на хмурых лицах «воинов аллаха» заиграли улыбки. Неожиданно Фархад достал из-за пазухи серый пистолет с ребристой рукояткой и помахал перед лицом Матвея.
– Откуда? – завистливо спросил Матвей, пытаясь забрать из рук товарища смертельную игрушку.
– Хасан подарил, в знак особого расположения. Это тебе не китайский «ТТ», Glok-17 – современная модель с системой полного отката затвора, девятнадцать патронов, может стрелять даже под водой!
– Вещь! – восхитился Матвей и выщелкнул из рукоятки обойму, до отказа набитую тупорылыми тельцами девяти миллиметровых патронов «Люггер».
– Вот сегодня в бою и опробуем, – солидно произнёс Фархад и, забрав у Матвея пистолет, лихо вставил обойму в рукоять.
– Будет бой? Сегодня? – с тоской переспросил Матвей, чувствуя, в животе неприятный холодок.
– Хасан задумал провести «мастер-класс», хочет поразить моё воображение, а заодно доказать, что деньги моего отца используются по назначению. К вечеру мы выйдем на трассу, по которой должен пройти американский конвой. Хасан на карте показал мне одно местечко, где дорога делает крутой поворот и втягивается в узкое ущелье между двух гор. «Непримиримые» намерены действовать по классической проверенной схеме: как только конвой втянется в ущелье, одновременно подбивают первую и последнюю машину конвоя. Вся колона оказывается надёжно «закупоренной» в узком пространстве. После этого в течение пятнадцати-двадцати минут транспорт, как в тире, расстреливается с обоих склонов ущелья. Вырваться из такой ловушки невозможно. Особенность сегодняшней операции в том, что она проводится глубокой ночью. Представляешь, брат, что такое ночной бой? Стрельба, грохот, вспышки разрывов гранат, паника и неразбериха. Противник будет подавлен морально в самом начале боя. Для этого Хасан каждому воину выдал ПНД.
– Чего выдал? – не понял Матвей.
– Прибор ночного виденья! – с видом превосходства пояснил Фархад.
Оставшуюся до привала часть пути друзья проехали молча. На привале подручные Хасана, не мешкая, выставили боевое охранение и лишь после приступили к приготовлению пищи.
Дисциплина в отряде была на высоком уровне, поэтому назначенный в охранение молодой моджахед по имени Исса не стал ограничиваться обзором прилегающей местности, а решил лично проверить безопасность порученного ему участка. С этой целью он отошёл метров на пятьдесят в сторону, к небольшой россыпи крупных валунов, за которой вполне могли укрыться вражеские лазутчики. Однако дальше Исса повёл себя более чем странно: убедившись, что его никто не видит, он достал из складок одежды предмет, напоминавший по форме сотовый телефон, и нажал одну из кнопок. В это мгновенье кодированное сообщение «выстрелило» в эфир, где его тут же принял американский спутник, «висевший» над гористой местностью на геостационарной орбите. Спутник автоматически переадресовал полученный импульс наземному корреспонденту, и через десять минут в штабе американских оккупационных войск уже знали место и предполагаемое время нападения на транспорт.
К вечеру на горизонте в сиреневом мареве показалась горная цепь, и колонна сначала сбавила скорость, а потом и вовсе остановилась. Фархад наклонился вперёд и негромко спросил у водителя о причинах остановки. Водитель, яростно жестикулируя, стал что-то пояснять гостю и в завершение зачем-то трижды мигнул фарами.
– Сейчас в ущелье выдвинется разведывательный дозор, – перевёл Фархад, и если всё будет нормально, они трижды мигнут нам фарами. Нам останется спрятать машины и рассредоточиться по склонам ущелья.
– А где же мы столько машин спрячем? – удивился Матвей.
– Водитель говорит, что на выходе из ущелья есть небольшая площадка, заросшая кустарником. Вот за этим кустарником мы весь «автопарк» и укроем!
В этот момент из темноты трижды призывно мигнули фары.
– Да поможет нам аллах! – напыщенно произнёс Фархад и тронул водителя за плечо.
Если кто-то считает, что в бою победит тот, у кого перевес в вооружении и живой силе, то ошибается. Победит тот, кто владеет информацией. О том, что Хасан собирается нанести удар по оккупационным американским войскам, в штабе этих войск знали, но не знали главного: место и время удара. Накануне агент, внедрённый в отряд Хасана, сообщил, что к командиру «непримиримых» прибыли гости. Американцев это сразу насторожило. Отряд Хасана – совсем не то место, где можно проводить уикенд.
В дело включились мастера штабных игр и аналитики. Полученная со спутника информация, подтверждала, что отряд Хасана выдвинулся в сторону небольшой горной гряды, через которую проходил маршрут гуманитарного конвоя. Настораживало то, что Хасан должен был подойти к месту предполагаемой засады поздно вечером. Раньше моджахеды избегали ночного боя, предпочитая дневное время суток, когда противник не так насторожён.
Однако это не помешало американцам перебросить на вертолётах к горной гряде специальное подразделение численностью около роты, которое заняло места на обоих склонах ущелья, как раз там, где планировал разместить своих «воинов аллаха» полевой командир Хасан.
Командир спецподразделения, лейтенант Гейтц, за свою короткую службу дважды побывал в «горячих точках» и тактикой владел не хуже командира «непримиримых», поэтому когда передовой пост по рации доложил, что в направлении горной гряды выдвинулся «разведдозор», он принял единственно правильное решение: взять «языка». Изменчивое военное счастье в этот раз было на стороне американцев: разведдозор моджахедов въехал в узкое горное ущелье на открытой машине, что упростило процедуру захвата.
Американские налогоплательщики не зря расстаются со своими деньгами: весь личный состав спецподразделения солёным потом и кровавыми мозолями отработал в учебном центре каждый вложенный в них доллар, поэтому захват противника произошёл без единого выстрела. Впрочем, один выстрел всё-таки был: негромкий одиночный выстрел, напоминавший хлопок откупоренной бутылки с шампанским, после которого автомобиль моджахедов накрыла прочная сеть. Через мгновенье на головы «воинов аллаха» откуда-то сверху свалились четыре дюжих спецназовца. Четыре армейских ножа тускло блеснув в лунном свете матовыми клинками, разорвав сеть, упёрлись в давно небритые гортани моджахедов. Незадачливые разведчики без переводчика поняли, что кричать и тем более стрелять не рекомендуется. Пленных быстро разоружили и растащили по сторонам.
Экспресс-допрос пленного на чужой территории значительно отличается от допроса в кабинете следователя: вам никто не будет зачитывать ваши права и склонять к чистосердечному раскаянью. Альтернатива, предложенная «языку» на первой же минуте допроса, проста и незамысловата: сотрудничество означает жизнь, молчание – смерть. Пленный обычно «цепляется за соломинку» и выбирает жизнь, не подозревая, что при любом раскладе его ожидает смерть.
Пленённый водитель джипа не торопился в рай на встречу со сладострастными гуриями, поэтому выбрал жизнь. Он рассказал всё, после чего его смерть была лёгкой и быстрой, как и смерть его двоих братьев по вере. Четвёртый моджахед умер в начале допроса, потому что был невоздержан и плюнул в лицо спецназовцу.
Захват и допрос пленных занял не более пяти минут. Через шесть минут после начала операции лейтенант Гейтц получил три совпадающих между собой доклада: отряд Хасана численностью около сотни «штыков» движется на перехват гуманитарного конвоя. Место перехвата – то самое ущелье, где расположился спецназ. Сигнал, означающий «всё в порядке» – троекратное мигание фарами автомобиля.
По приказу лейтенанта солдаты развернули трофейный джип и трижды мигнули фарами в чернильную темноту южной ночи.
Когда вереница автомобилей полностью втянулась в ущелье, Матвею показалось, что захлопали праздничные петарды. Неожиданно над ущельем повисли десятка полтора осветительных ракет, и стало светло, как днём. Через мгновенье ярким факелом вспыхнул головной автомобиль, ещё через минуту такая же судьба постигла замыкающую машину. Американцы, как и моджахеды, действовали по старой проверенной схеме: надёжно «закупорив» ущелье, они, словно на ученьях, расстреливали угодившего в ловушку противника. Осветительные ракеты делали применение приборов ночного виденья бесполезным: яркий свет ракет ослеплял прибор, и в окулярах была видна только бледно-зеленоватая муть.
Ущелье наполнилось треском автоматных очередей, и с обоих склонов ущелья к машинам потянулись разноцветные пунктиры трассирующих пуль. Чуть позже в смертельную симфонию вплелись уханье гранатомётов и дробный звук крупнокалиберных пулемётов. Спецназовцы профессионально разделывали отряд Хасана «под орех», и патронов не жалели!
Уже полыхала большая часть автомобилей «непримиримых», когда над ухом Матвея сквозь какофонию боя прорезался испуганный крик.
Матвей повернулся и в неестественно ярком освещении увидел бледное лицо Фархада, который, прижимая обе руки к груди, с ужасом наблюдал, как между пальцами сочится кровь. Он что-то хотел сказать, но в это время в правую ступицу переднего колёса ударила граната. От взрыва «уазик» подбросило и завалило на левый бок.
Бой продолжался ещё четверть часа, но Матвей ничего этого не видел: контуженный, он без сознания пролежал до конца боя между валуном и опрокинутым на него автомобилем. Кровь мёртвого товарища, тело которого было зажато на заднем сиденье джипа, обильно сочилась на его лицо, поэтому американский солдат, осматривавший после боя ущелье, принял его за убитого. Спецназовец подобрал валявшиеся рядом с трупом «АК-47» и новенький «Glok-17», из которых не было сделано ни одного выстрела.
Лейтенант Гейтц был доволен: операция прошла без потерь. Примяв о каменистый грунт недокуренную сигарету, он по спутниковому телефону связался со штабом.
– Так точно, сэр! Всё прошло, как и планировали, сэр! – отрывисто бросал в телефонную трубку лейтенант. – Потерь нет, сэр! … Благодарю Вас господин полковник! Так точно, сэр, мы предоставили им шанс, но они отказались сдаваться и даже обстреляли парламентёров. Ребята чудом уцелели. К сожалению, сэр, выживших нет, поэтому допрашивать некого. Что прикажете дела с трупами, сэр?
– Пусть мёртвые сами хоронят своих мертвецов! – напыщенно ответил бравый полковник. – А Вы, лейтенант, подключайтесь к сопровождению конвоя, он на подходе.
– Так точно, сэр! – рявкнул в трубку лейтенант и отключил связь.
– Сержант Хопкинс! – бросил в темноту лейтенант.
– Я здесь, сэр! – ответила темнота, и в лунном свете проявилась коренастая фигура в защитном комбинезоне песочного цвета.
– Хопкинс, по прибытию на базу, Вы и рядовой Браун подадите официальный рапорт о том, что, выполняя обязанности парламентёров, подверглись нападению со стороны противника. Эти «штабные крысы» настаивают, чтобы я перед боем вёл с этой сволочью переговоры. Вам всё понятно?
– Так точно, сэр!
– Может быть, Вас ещё и наградят, только держите язык за зубами.
– Непременно, сэр!
Лейтенант две недели назад потерял закадычного друга, который, проводя разминирование шоссе, подорвался на радиоуправляемой мине. С тех пор Гейтц в каждом бородатом афганце видел личного врага и воевал не «по правилам».
– Знаете, Хопкинс! Мне кажется, я начинаю понимать русских, которые были в Афганистане до нас.
– Согласен с Вами, сэр. Дай бог только, чтобы мы не увязли в этой стране, как русские.
Лейтенант ничего не ответил. Он напряжённо вслушивался в доносившийся издалека рокот моторов. Это приближался гуманитарный конвой, которому этой ночью крупно повезло.
Глава 8
Линза знала, что слежка не может длиться бесконечно. По большому счету, у тех, кто за ней следил, не так уж много времени. По её расчётам, преследователи должны приступить к более активным действиям. Какой смысл таскаться за ней по узким улочкам маленького австрийского городка?
«Рано или поздно они должны выйти со мной на контакт, – убеждала она себя. – Возможно, это будет сегодня. Надо их подтолкнуть!»
Чтобы спровоцировать преследователей, она сознательно выбрала укромное кафе на окраине города, куда направилась пешком, игнорируя городской транспорт. «Хвост» в облике двоих сумрачных парней спортивного телосложения и ярко выраженной славянской внешности, неотступно следовал на расстоянии, не позволяющем оторваться от преследователей.
«Всё по инструкции! – усмехнулась Линза. – Господи, до чего же лица-то родные! Вон конопушки рыжие, как у девушки, прямо не сотрудник ФСБ, а Ванька рязанский. Ладно, ребята, не хмурьтесь, утренняя прогулка ещё никому не вредила! Скоро передохнёте, а вот и моё любимое кафе. Всё – привал!»
Мысленно закончив монолог, Линза толкнула стеклянную дверь и вошла в помещение кафе. Её сразу обступили вкусные запахи сдобы и сваренного кофе.
На освещённой витрине соблазнительно выставляли напоказ румяные бока свежие булочки, матово отсвечивали кремовыми розочками десятка два различных пирожных и тортов, а в самом центре, на почётном месте, находился знаменитый венский штрудель.[95]
– Прощай, талия! – притворно вздохнула Линза и с удовольствием заказала себе большую чашку кофе и солидный кусок шоколадного торта.
Её преследователи расположились за дальним столиком и заказали по бутылочке минеральной воды.
«Вам ребята, наверное, пивка до смерти хочется? По лицу вижу, как вам, болезным, после вчерашнего тяжело, – мысленно обратилась она к филёрам, продолжая отламывать ложечкой маленькие кусочки торта. – Наверное, начальства опасаются», – решила она.
В это время звякнул дверной колокольчик, и в кафе уверенно вошла жгучая брюнетка с большой грудью и чёрными, слегка раскосыми глазами.
– А вот и начальство! Ба, да это же Роза! Вот уж не думала, что она захочет пообщаться со мной лично.
Роза, покачивая бёдрами, направилась к столику, за которым Линза с показным усердием поглощала шоколадный торт. Парни и глазом не повели, словно и не было никого.
– Ведут себя неестественно! – машинально отметила Линза. – На такую женщину мужчина не может не среагировать, а эти два истукана даже не дёрнулись!
– Привет, подруга! Не возражаешь, если я тебе составлю компанию?
– Здравствуй, Розочка! – приветливо поздоровалась Линза, словно они расстались пару дней назад. – Закажи себе что-нибудь. Я так понимаю, нам есть о чём поболтать! Мы так давно не виделись.
– С тех пор, как ты благополучно утонула в Истре. Вот уж не думала, что эта подмосковная речушка впадает в Дунай, а иначе как бы ты оказалась в Австрии?
– Я здесь проездом, а ты, я вижу, путешествуешь с эскортом? Твои ребята? – кивнула Линза в сторону парочки хмурых филёров.
– Мои, – равнодушно ответила Роза и даже не посмотрела в сторону подчинённых.
– Ничего, симпатичные! Хотя твой первый куратор был лучше! – с невинным видом произнесла Линза, заведомо зная, что причиняет бывшей подруге боль.
– Злая ты стала, Маша! Раньше я за тобой этого не замечала, – после небольшой паузы задумчиво произнесла Роза, закуривая длинную сигарету с золотым обрезом. – О кураторе моём откуда знаешь? Хотя можешь не отвечать! Я начинаю догадываться: сегодняшняя встреча – не экспромт? Ты заранее навела обо мне справки и всё спланировала? То-то я смотрю, ты не удивилась моему появлению. А я думала, что подловлю тебя. Постой! Так это что получается? Ты знала, что я в Австрии?
– Знала! А также знала состав твоей группы, место базирования, и то, что ты охотишься за нашим сотрудником, известным тебе под именем Людвиг Вестфаль. Я видела каждый кадр, который вы отсняли и вывели на дисплей, слышала каждое произнесённое вами слово. Роза, квартирка, которую перед твоим приездом арендовали твои коллеги, давно оборудована нами последними техническими новинками, которые не так просто обнаружить. Так что я и моё руководство в курсе всех ваших дел.
– Как? Ты знала заранее о моём приезде?
– Вообще-то нет. Просто вы не первые, кто проявляет оперативный интерес к нашему лицею. А домик расположен очень удобно, чтобы вести наблюдение. Вот мы и выкупили парочку квартир. Когда прошёл сигнал о том, что в квартире гости, мы просто включили аппаратуру и вот тут-то я тебя и увидела. Надо признать, ты хорошо выглядишь. От мужиков, наверное, отбою нет?
– А ты завидуешь? Нет, Машка, не в одних мужиках счастье!
– А в чём ещё?
– Спроси, подруга, что-нибудь полегче! Помнишь, как Пушкин глаголил: «На свете счастья нет, но есть покой и воля»! Так вот воля – это прерогатива начальства, а покой…
– Покой нам только снится!
– Угадала! Ты всегда была смышлёной.
– Да не угадывала я: сама, как белка в колесе, кручусь!
– Верю, только колесо не в моей телеге. Ну что, подруга, комплементами обменялись, теперь поговорил о деле?
– Давай поговорим. Я так понимаю, что ты и твои начальники мечтают вернуть золото партии на историческую родину?
– Правильно понимаешь, и, наверное, догадываешься, что я так просто от тебя и твоего Людвига… как там его?
– Вестфаль!
– Да, да Вестфаль! Так вот от Людвига Вестфаль, германского барона и советского генерала, я так просто не отстану.
– Открою тебе, Розочка, маленькую тайну: Людвиг Вестфаль беден, как церковная мышь! Это раньше в его руках были сконцентрированы значительные капиталы…
– Миллиарда полтора, если я не ошибаюсь.
– Примерно так. Повторяю: это всё в прошлом. Мы не идиоты, чтобы на одни и те же грабли наступать дважды: нынче все полтора миллиарда марок рассредоточены по счетам. Суммы на этих счетах не крупные, и внимание привлечь не могут. У нас достаточно людей, которым мы можем доверять. Именно они сегодня и являются владельцами этого огромного капитала.
– Ты, Маша, блефуешь!
– А ты проверь, подруга.
– Смеёшься? Сейчас я понимаю, что даже если бы я добралась до Людвига, это ничего бы не дало. Я верю, что ваша команда действительно отлучила его от денег. Оно и понятно: парень крупно «прокололся», но ведь он не знает дальнейшей судьбы этого миллиарда! Почём мне знать: может, вы поделили сумму, но держателей кассы меньше, чем пальцев на одной руке, а это совсем меняет дело.
– Мы предусмотрели и это. Денег в чистом виде сейчас практически нет, все вложены в долгосрочные проекты, и отдача будет не скоро, очень не скоро!
– Неужели? А на какие средства существует этот ваш лицей, кто платит зарплату наёмным работникам, кто оплачивает налоги, и вообще, на какие «шишы» вы существуете?
– Ты наверное знаешь, что наши сотрудники не получают зарплату. Весь личный состав ЗГС на самоокупаемости. Например, тот же Вестфаль ведёт очень прибыльный бизнес, торгует антиквариатом. Большая часть прибыли поступает в кассу нашей организации. Вот так и живём.
– А говорила, что он беден, как церковная мышь?
– По сравнению с теми капиталами, что он имел раньше, до встречи с тобой, нынешние его доходы меня не впечатляют.
– Почему я тебе должна верить?
– Потому что ситуация складывается так, что нам невыгодно обострять с вами и без того сложные отношения. Директор ФСБ сказал: «Фас»! и твои коллеги, высунув языки, мечутся по нашей необъятной Родине, чтобы взять сотрудников ЗГС за горло. Такого поворота событий никто из нас не ожидал! Мы всегда и во всём поддерживали Президента, мы были его верными помощниками, его тайной стражей…
– Остановись! Когда люди впадают в пафос, меня от этого мутит! Полтора миллиарда марок ваша организация прикарманила тоже из любви к Родине и Президенту?
– Эти деньги пошли на создание и развитие ЗГС. Никто из наших сотрудников не жирует, и особняков на Лазурном берегу не покупает. Наша работа направлена на защиту конституционного строя нашей Родины.
– А как же ваш лицей, который тайно готовит наёмников, которых вы за большие деньги поставляете во все террористические организации мира?
– Это бред! Мы никогда не были связаны с террористами, это противоречит нашим принципам! Я могу догадываться, что в террористических организациях есть наши люди, но они внедрены туда в оперативных целях.
– Убедительно излагаешь, но где доказательства? Ваша организация вне закона, и в какую сторону повернётся вектор вашей тайной деятельности, никому не известно. Может, завтра Ваш Директор возжелает власти, и вы устроите переворот!
– Ты ещё скажи, что мы живём «по понятиям»! Роза, сейчас не время заниматься дележом сфер влияния! А власти у нашего Директора не меньше, чем у твоего босса, и переворот нам ничто не мешало устроить и два и три года назад. Только нам это не надо: задача ЗГС не властвовать, наша задача – защищать! Ты права, наша встреча тщательно спланирована, правда, я не знала, что на открытый контакт ты пойдёшь лично. Руководством ЗГС мне поручено передать вам очень важную информацию.
– С чего бы это?
– Можете считать это доказательством наших верноподданнических настроений и знаком доброй воли.
Линза потянулась за сумочкой, и в этот момент двое парней за дальним столиком мгновенно сунули руки под левую мышку, где под курткой скрывалась наплечная кобура. Роза подала им знак, и они успокоились. Линза извлекла из сумочки и положила на стол коробку с видеофильмом и пододвинула собеседнице.
– Люди «Х»! – прочла вслух Роза. – Тебе не кажется, что в этих словах заключена горькая ирония? Это мы с тобой люди «Х» – безымянные бойцы невидимого фронта!
– По-моему, Роза, это ты впадаешь в пафос.
– Меня так давно никто не называл. Я почти отвыкла от своего имени. Ладно, Мария, посылочку я передам. Приятно было поболтать. Я ещё немножко здесь посижу, а ты ступай, – задумчиво произнесла институтская подруга и заказала коньяк.
– Составить тебе компанию? – неожиданно предложила Линза.
– Не надо! – качнула головой Роза, которая в этот момент снова превратилась в Марту.
Глава 9
На экране горько рыдал чернокожий мужчина со следами побоев на осунувшемся лице.
– Я спас его! Я не мог поступить иначе, потому что любил его с той самой минуты, когда он взошёл на трибуну и обратился ко мне! Да, да, он обратился ко мне лично и одновременно ко всей Америке. Эти слова я запомнил навсегда.
– Братья и сестры! – сказал он. – Господь всех нас создал по своему подобию, а значит, мы все дети его, и неважно, какого цвета у нас кожа. Придёт час, и на Страшном суде нас будут судить по делам нашим, а не по расовой принадлежности. Так почему мы должны дожидаться Страшного суда, а не воздать каждому по заслугам ещё при этой, земной жизни?
В тот день он позвал нас за собой. – Сограждане! – сказал мне будущий президент. – Я обращаюсь к вам не только как к моим избирателям, но и как к своей пастве, как к братьям и сёстрам во Христе: поверьте мне и идите за мной! И я приведу вас в царство Равенства и Справедливости!
– Я поверил ему! – рыдал афроамериканец. – Я не мог не верить ему, потому что он был воплощением мечты каждого чернокожего гражданина моей страны. Когда мне было десять лет, полицейский ударил меня по спине резиновой палкой только за то, что я присел на скамейку, где висела табличка «Только для белых».
– Маленький ублюдок! – сказал мне белый полисмен. – Смотри, куда пристраиваешь свою чёрную задницу!
О том, что я чёрный ублюдок, мне напоминали всю жизнь, но пришёл Он, и всё изменилось. Теперь чёрный парень сидит в Белом Доме! Вдумайтесь! Чёрный парень в Белом доме, и у него такая же чёрная задница, как у меня! Когда он положил руку на Библию и стал произносить слова президентской клятвы, я рыдал от счастья. Я говорил своим детям: «Молитесь за него, ибо он Сын божий, он – наш Чёрный Христос»! Он стал судить нас по делам нашим, но белым братьям это не понравилось. Они стали много говорить о кризисе и обвинять Его во всех смертных грехах и отказывались видеть в нём Мессию. Америка стала говорить об импичменте. Я не мог допустить, чтобы белые гарвардские мальчики в своих тысячедолларовых костюмах выкинули Его из Белого дома, и белый полицейский, захлопывая створки ворот, сказал ему: «Запомни, чёрный ублюдок – Белый дом только для белых»!
И тогда я купил револьвер. Я знал, что пули не могут причинить Ему вреда, ибо он Сын божий, только чёрный, как и я. Я долго молился, но Господь не подал мне знака. Тогда я зарядил револьвер и пришёл в храм.
– Господи! – взмолился я. – Если я готов сотворить зло руками своими, если дело моё неправедное, останови меня»! Но Господь молчал, и я решился. Я шёл по дороге и говорил с Ним, говорил, как сильно я его люблю, я просил Его понять меня и простить. В моей руке был новенький блестящий револьвер, и полицейские десятки раз могли задержать меня и отнять моё оружие, но ни один не подошёл ко мне и не поинтересовался, куда идёт чёрный парень с револьвером в руке. Провидение в тот день и час хранило меня. Я подошёл к Нему, и охрана чудесным образом расступилась передо мной.
– Я люблю тебя! – сказал я Ему и нажал на курок. В этот день Сын божий должен был вознестись на небеса, но прежде чем вознестись, Ему надо было умереть! Поэтому я нажал на курок, а потом ещё раз, и ещё, пока не кончились патроны! Охрана стояла и смотрела, как пули ранят Его бренное тело, но не могут затронуть бессмертную душу Его. Я надел терновый венец на чело Его, и теперь Он не доступен политиканам, теперь они не смогут выкинуть Его из Белого дома, как не смогут разрушить нашу мечту о царстве Равенства и Справедливости!
Председатель задумчиво смотрел на огромную плазменную панель. Его по-восточному скуластое лицо не выражало никаких эмоций. На столе перед ним лежала справка на убийцу первого чернокожего Президента Америки:
Самуэль Кирпатрик, южанин, 40 лет, последние пять лет – безработный. Баптист, избран церковным старостой. Психически неуравновешен, диагноз – шизофрения.
Председатель в который раз про себя подумал о филигранном исполнении операции «2211». Он сам дал кодовое имя операции по устранению первого чернокожего Президента США, зашифровав в названии дату покушения на президента Джона Кеннеди. Кирпатрик идеально подходил на роль исполнителя. Теперь чернокожее население Америки не посмеет сказать, что Президента убил расист. Чёрного убил чёрный, так что повода для массовых беспорядков нет. А если нет беспорядков – значит, нет убытков.
Губы Председателя искривила лёгкая улыбка. Деньги для него давно ничего не значили, но в душе он остался бизнесменом, для которого прибыль важнее всего. Он не спеша поднёс к губам изящную чашку из тонкого китайского фарфора и сделал маленький глоток зелёного чая.
Председатель не любил зелёный чай, но, зная о его целебных свойствах, каждое утро продолжал исправно выпивать по чашке.
В тот день, когда он заработал первый миллиард, он вдруг понял, что денег у него так много, что он не сможет истратить их на себя до конца жизни. Тогда он впервые задумался о своём здоровье в частности, и о долголетии в целом. Вместо пышного банкета, которым корпорация планировала отметить взятие очередной «финансовой вершины», он неожиданно для всех улетел в Тибет, где пробыл два месяца. Дела в корпорации шли успешно, и он полностью доверился высокооплачиваемым менеджерам. Через два месяца он вошёл в офис совершенно другим человеком: покрытый бронзовым загаром и сильно похудевший, он напоминал античную статую, облачённую в тонкий дорогой костюм.
– Бетти! – сказал он раскрывшей от удивления рот секретарше. – Отныне кофе, сигары и спиртные напитки для меня не существуют. Проследите, чтобы в моём дневном рационе всегда был зелёный чай и фрэш.
Секретарша смотрела влюблёнными глазами на помолодевшего как минимум лет на десять босса и в сотый раз поклялась самой себе бросить курить и вести здоровый образ жизни.
В тот год Председатель втайне от всех организовал и щедро финансировал исследовательский центр, основной задачей которого был научный поиск решения продления человеческой жизни. Теперь он хотел жить как можно дольше. Теперь жизнь приносила ему удовольствие, и он полюбил жизнь во всех её проявлениях. Всё, чем он ни занимался, доставляло ему радость. Даже в отказе от чувственных удовольствий и вынужденном аскетизме он находил особую прелесть. Каждое утро он встречал в хорошем настроении и старался не подвергать организм стрессам и отрицательным эмоциям.
Когда имеешь миллиард – это возможно.
Единственное, в чём он не отказывал себе, так в сексуальных утехах. Секс для него был одним из способов поддержания хорошей физической формы. Он никогда не путал такие понятия, как любовь и секс. Любовь он считал проявлением слабости, а секс – непременным условием психоэмоциональной разрядки. К его услугам был целый сонм красавиц со всех уголков мира, для которых Камасутра была важнее Библии. Он был тонким ценителем женской красоты, но никогда не позволял себе перейти грань, за которой восхищение женщиной переходит в привязанность.
С холодным сердцем взирал он на лица молодых японок, напоминающих нераспустившийся бутон сакуры, и необузданных, как степные кобылицы, горячих креолок, являющих собой вместилище страстей и изощрённых эротических фантазий. Он наслаждался красотой женского тела, как истинные ценители прекрасного восхищаются матронами с полотен Рембрандта и застывшими в мраморе обнажёнными красавицами Родена.
– Чтобы быть богатым и счастливым, надо быть сильным и здоровым! – любил повторять Председатель. – Если будешь толстым и ленивым, вскоре вновь станешь бедным и больным!
Сам Председатель давно представлял эликсир бессмертия не в виде старинного сосуда с таинственным содержимым, а виде беговой дорожки, лёгкого ужина и глубокого сна.
Лучшие диетологи мира, выверяя каждый калорий, ежедневно составляли ему меню, а самые опытные тренеры тщательно следили за физическими нагрузками. После ежедневной тренировки две миниатюрные, но опытные полуобнажённые азиатки, не жалея рук и других частей тела, ублажали его знаменитым тайским массажем. После массажа народный целитель Ли Хван подносил ему высокий запечатанный пластиковый стакан с травяным коктейлем. Рецепт чудо-напитка китайский целитель отыскал в старинных манускриптах и успешно испытал на себе.
Однажды, попивая травяной настой, Председатель спросил Ли Хвана о его возрасте.
– Я слишком долго живу на этом свете, и давно потерял счёт времени! – с почтением ответил китаец. – Но иногда мне кажется, что это я изобрёл порох и бумагу.
Тогда Председатель искренне рассмеялся, приняв слова целителя за удачную шутку, но оказалось, что последний и не думал шутить, он просто делился внутренними ощущениями. Через двенадцать циклов (каждый цикл состоял из двенадцати приёмов травяного коктейля, и каждый раз коктейль имел различный привкус) Председателю самому стало казаться, что это лично он сочинил «Билль о правах» и руководил строительством Панамского канала. Таинственный напиток не только омолаживал организм, но и расширял сознание, вовлекая в мыслительный процесс большее количество клеток головного мозга.
Наверное, именно тогда его впервые посетила мысль о мировом господстве. Сначала он испугался: жажда мирового господства свела в могилу многих удачливых политиков и талантливых полководцев. Однако со временем он нашёл роковую ошибку предшественников: каждый из них, ослеплённый жаждой власти, видел на троне себя и только себя.
– Мир – слишком большая корпорация, чтобы ей руководить в одиночку, – сказал он себе и занялся разработкой политической надстройки, которую впоследствии станут именовать «Клубом Избранных». Для этого он привлёк лучших политтехнологов и аналитиков, экономистов и историков, юристов и стратегов. Никто из них не знал истинной задачи. Каждая отдельно взятая группа разрабатывал свой аспект, выдавая оптимальное решение, которое зачастую никак не стыковалось с наработками «смежников». К тому же независимые эксперты в своих заключениях не оставляли камня на камне от общей концепции построения новой управленческой структуры, обосновывая своё решение тем, что задуманное в корне противоречит экономическим и политическим мировым процессам.
Он готов был опустить руки, как вдруг ему попалась на глаза статья одного нобелевского лауреата, который утверждал, что невозможно описать химические процессы внутри солнечного ядра, опираясь на современные достижения ядерной физики. По мнению нобелевского лауреата, химические реакции при температуре более миллиона градусов по Цельсию протекают совершенно по другим, неизвестным пока человечеству законам.
В тот день он распустил все созданные по его указанию лаборатории, а наработанные материалы приказал уничтожить. Решение пришло само собой: создание структуры по управлению мировыми процессами не должно основываться на общепринятых константах. При огромной концентрации капитала экономические и политические процессы должны протекать по другим законам. Проблема в том, что никому не известна критическая величина концентрации капитала, при которой включались механизмы этих законов.
Тогда Председатель раскрыл последний номер журнала «Форбс», где как раз был напечатан список ста самых богатых людей планеты и красным фломастером обвёл пятьдесят первых в списке фамилий, после чего вызвал референта.
– Через неделю мне нужна подробная аналитическая справка на каждого, – сказал он помощнику, передавая раскрытый на нужной странице журнал. – Привлекайте кого хотите, мне плевать на расходы, но я хочу знать о каждом из них всё: их увлечения, образование, уровень айкью, что они предпочитают на обед и какие у них сексуальные пристрастия! Я хочу знать какие «тараканы» водятся у них в головах, и какой «скелет» каждый прячет у себя в шкафу!
Референт кивнул и тихо удалился.
Ровно через неделю на стол легли пятьдесят объёмных папок. Председатель читал и поражался беспринципности и развращённости отобранных им кандидатов. Самые богатые люди планеты в основном были обыкновенными обывателями, которых фортуна на гребне успеха случайно закинула на первые строчки рейтинга. Редкий миллиардер обходился без нарушения законности, и если западные бизнесмены грешили в основном по части неуплаты налогов, то выходцы из бывшего Союза не чурались настоящего криминала. Председатель понимал, что с такими кандидатами начинать новое дело проблематично: у многих из них воровская психология намертво въелась в кровь, а плоть продолжала хранить слегка расплывшиеся с годами очертания синих церковных куполов и безграмотные надписи типа «Не забуду мать родную и отца подлеца»!
Сам Председатель был выходцем из числа первых кооператоров. Сколотив начальный капитал «на жвачках», он выкупил в маленькой степной республике разорившийся животноводческий комплекс и занялся разведением овец. На первых порах фортуна благоволила к нему: лето выдалось на редкость дождливое, и степи надолго покрылись сочной травой, так что в кормах недостатка не было. Государство ещё не разобралось, что такое малый бизнес, поэтому на первых порах активно способствовало пионерам русского капитализма, и особенно тем, кто называл себя фермерами. Поэтому уплата налогов новоиспечёнными бизнесменами осуществлялась формально, чуть ли не на добровольных началах.
Овцы то ли прониклись новыми экономическими веяниями, то ли впервые за долгие годы почувствовали настоящий уход, но, так или иначе, в первый же год дали небывалый приплод. Опытные чабаны и зоотехники, которых Председатель нанял из числа бывших колхозников, вовремя подсказали ему, городскому жителю, как правильно запастись кормами и перезимовать без падежа скота.
Председатель не жалел ни сил, ни денег, поэтому его бизнес резко пошёл «в гору». На полученную прибыль он вместе с главным зоотехником полетел в Англию, где закупил два десятка породистых тонкорунных овец.
Через месяц до животноводческого комплекса добралась ровно половина закупленного стада. Остальные, если верить официальной справке, пали жертвой какого-то смертельного вируса, и их трупы, исключительно в целях предотвращении овечьей эпидемии, были срочно утилизированы. Председатель собственной печёнкой чувствовал, что «безвременно усопшая» скотина, беззаботно пасётся где-то на изумрудных полях соседней республики, но доказать ничего не мог.
Чтобы сохранить чистоту породы, «англичанок» держали в отдельной овчарне. Весь персонал холил и лелеял «иностранок», как собственных детей. Однако овцы, несмотря на такую заботу, будто в знак протеста против принудительной депортации с берегов туманного Альбиона в горячие калмыцкие степи, натурально стали дохнуть. Когда в живых осталось только две пары тонкорунных, зоотехник махнул рукой и запустил их в общее стадо.
К всеобщему удивлению, «иностранки» не только не откинули копыта, но хорошо прижились в новом коллективе. По весне две из них дали первый приплод. Народившиеся ягнята отличались от собратьев более крупными размерами и лучшим качеством молодого каракуля. Природа сама отрегулировала вопрос выживания новой породы, и с той самой поры поголовье стада стало увеличиваться в геометрических пропорциях.
Так же быстро, как росли овечьи гурты, у Председателя рос и счёт в банке. Он построил два новых, оснащённых современным оборудованием корпуса, набрал дополнительный персонал, заложил строительство мясокомбината и подумывал о строительстве в областном центре небольшой ткацкой фабрики, когда в республике разразился нефтяной бум.
Председатель отложил строительство фабрики на поздний срок, а высвободившиеся средства пустил на закупку пастбищ. Но где-то в закоулках председательской души, не давая покоя, копошился маленький «червячок»: очень уж хотелось ему найти на своих пастбищах нефть, и из разряда молодых скотопромышленников перейти в разряд подающих надежды нефтяных магнатов.
Несколько лет назад судьба свела его за одним бильярдным столом с начальником геолого-разведывательной партии, которого все называли Максимыч. Максимыч уже тогда сильно пил, и вскоре «за растрату и нецелевое использование государственных средств» на пару лет отъехал в мордовские лагеря. После возвращения из мест не столь отдалённых, Максимыч перебивался случайными заработками и был сильно «на мели».
Председатель не поленился, сам съездил в город и отыскал бывшего начальника геолого-разведывательной партии на железнодорожном вокзале, где последний подрабатывал переноской вещей и мелкими кражами. Председатель забрал его с собой, и по приезду в республику передал Максимыча на попечение старой калмычки, которая месяц отпаивала его кумысом, кормила варёной бараниной, а на десерт потчевала тягучими и длинными заговорами, под которые Максимыч, как под колыбельную, благополучно засыпал.
Через месяц, когда общая интоксикация организма геолога осталась в прошлом, и в душе стали появляться первые позывы к активной трудовой деятельности, он явился в офис к Председателю и предложил свою помощь.
– Мои соседи нефть качают, – сказал Председатель напрямую. – Не может быть, чтобы и на моей территории ничего под землёй не было!
– Точно сказать не могу! Нефтеносные слои – вещь хитрая, и в республике нашей до конца не разведанная, – задумчиво почесал плешь геолог в отставке. – Раньше руководство интересовали лишь большие перспективные месторождения. Так что в твоей землице может и есть что-нибудь, но, скорее всего, в небольших объёмах. Я тут обратил внимание на цветики луговые: много синих и фиолетовых, а это верный признак, что где-то свинцовая жила залегает. Побродить по землице надо, камешки пособирать, пробное бурение провести, да мало ли ещё чего потребуется. Так что, хозяин, если хочешь в своей вотчине геологоразведку провести, то потребуются люди и оборудование.
– Будет тебе оборудование! Закупай всё, что надо, я оплачу!
– Тогда людишек разреши мне самому набрать: раз мне с ними работать, то мне и решать, кого в экспедицию включать.
– Не возражаю! – обрадовался деловому подходу Председатель. – Ищи Максимыч, ищи дорогой мой старатель, а уж я ни тебя, ни твоих людей, не обижу! Мне всё сгодится: медь, олово, свинец, марганцевые руды, каменный уголь, даже в малых объёмах! За нефть отдельное спасибо скажу!
Читать бесплатно другие книги:
