Криминальный пасьянс Овчаренко Александр

Глава 3

Говорят, что чужой смертью умереть нельзя. Уж если пришла безносая по твою душу, то «зайдите через недельку» ей не скажешь, и к соседу не отправишь. Однако Вадим Сергеевич Клишевский, по прозвищу Клещ, умудрился покинуть этот свет по чужому билету, вне очереди.

Накануне своей безвременной кончины Клещ вовсю радовался жизни и «зажигал» в местном ресторане. Весь вечер ресторанные музыканты играли для него «Дым сигарет с ментолом» и «Ах, какая женщина, мне б такую».

Под конец вечера, когда однообразный репертуар набил оскомину всем присутствующим, включая музыкантов, объявили антракт. После перерыва музыканты живенько заиграли незаслуженно забытый джаз. Пьяный Клещ на мгновение замер, потом отложил вилку, решительно встал и направился к музыкантам.

— Слышь, Страдивари! Я тебе чё велел лабать? [14]— почти задушевно спросил Клещ гитариста, положив ладонь на струны гитары.

— Вадим Сергеевич, ну сколько можно! У меня от этой попсы уже пальцы болят, — заныл гитарист, который знал необузданный нрав посетителя.

— Пальцы болят? — искренне удивился Клещ. — А ну-ка, покажи руку! — и, не дожидаясь, когда музыкант протянет правую руку, взял его за кисть своей левой рукой и развернул ладонь к своему лицу. — И правда, пальцы у тебя не такие, как всегда, — заплетающимся голосом произнёс Клещ, и, схватив своей правой рукой три пальца гитариста, резко нагнул их назад, на излом. Послышался противный хруст и пронзительный крик музыканта.

Потеряв интерес к гитаристу, Клещ развернулся и нанёс удар кулаком в лицо пианисту. Молодой парень свалился со стула и, встав на четвереньки, попытался подняться, но стоявший рядом Клещ остервенело, дважды ударил каблуком по пальцам рук. Вновь послышался хруст костей и пронзительный крик.

Охрана и метрдотель не вмешивались и со страхом ждали кровавой развязки, но Клещ неожиданно успокоился.

— Надо любить музыку!.. А они мне… пальцы болят… Сволочи! — расстроенно закончил Клещ короткий спич, предназначенный для всех находящихся в зале.

Зал ответил гробовой тишиной. Клещ подошёл к своему столику, бросил на грязную тарелку несколько мятых купюр и, захватив со спинки стула пиджак, покачиваясь, направился к выходу.

На душе у Клеща почему-то стало тоскливо. Он рассеянно пошарил по карманам в поисках очередной дозы кокаина, но ничего не нашёл. От расстройства Клещ заехал в челюсть охраннику парковки, но веселей на душе не стало. Он с трудом завёл новенький «Форд-фокус» и выехал на шоссе через цветочную клумбу.

Около часа Клещ мотался по ночному городу в поисках дозы, но, как назло, известные ему «точки» были закрыты стараниями местных сотрудников наркоконтроля. Наконец в порту повезло: знакомая проститутка указала на стоявший у пирса неприметный автомобиль с потушенными фарами. Клещ купил дозу и тут же, возле автомобиля, жадно втянул порошок ноздрями.

Через минуту он удовлетворённо отметил, что кожа на лице стала нечувствительной, голова онемела, но сознание прояснилось, и мир окрасился в радужные тона. На душе стало легко и радостно. Он со смехом потрепал по плечу наркодилера и с удивлением отметил, как неожиданно похорошела потасканная проститутка, на которую в последнее время «клевали» только оголодавшие после кругосветки моряки, да и то в состоянии сильного опьянения.

— Хочешь, я увезу тебя в царство любви? — с придыханием спросил Клещ, нежно поглаживая её по огрубевшей щеке.

— Хочу! — хрипло ответила портовая шлюха и попыталась жвачкой замаскировать отсутствие переднего зуба.

… В царство любви они не доехали: выехав за город, Клещ прозевал поворот, и они, перемахнув кювет, вылетели на пустырь. Пробежав сотню метров, «Форд-фокус» влетел передними колёсами в какую-то яму и благополучно заглох. От сильного удара их спасли подушки безопасности. Стареющая представительница древнейшей профессии от неожиданности проглотила жвачку и теперь испуганно икала.

— Кажется, я описалась! — констатировала она, косясь на водителя. Клещ, находясь под действием наркотика, молча открыл дверь со своей стороны и, забыв про случайную спутницу, решительно направился в сторону шоссе ловить запоздавшее такси.

Утром Клещ с трудом восстановил в памяти картину прошедшей ночи, после чего направил своих пацанов отбуксировать застрявший на пустыре «Форд-фокус» в ближайший автосервис.

Неожиданно позвонил Клим и срочно вызвал к себе. Клещ поменял помятый после вчерашних злоключений костюм на синие джинсы и траурно чёрную «водолазку», и через полчаса предстал перед выцветшими от лагерной тоски очами старого вора.

Для окружающих Клим вёл скромный образ жизни — так научили его воры довоенной закваски, и он строго придерживался правил: никогда не работал, не имел семью, не служил в армии, не сотрудничал с представителями власти, не шиковал в открытую и избегал всех видов роскоши. Глядя на загородные дома, которые словно напоказ выставляли молодые, дорвавшиеся до власти и денег воры, Клим недовольно морщился.

— Настоящий вор должен блюсти воровской закон не только на воле, но и в зоне, а этих молодых да ранних от роскошной жизни разве оторвёшь? Не пойдут они в зону по доброй воле, не поменяют мягкие перины на тюремную «шконку» [15], а кто «смотрящим» на зоне будет — мы, старики? — неоднократно говорил Клим своим проверенным «корешкам».

Старые сидельцы согласно кивали в ответ, клеймили новые порядки, но время шло, а всё оставалось по-прежнему. С тоской вспоминал Клим старые времена, когда слово вора в законе было превыше всего. Это и был воровской закон. Не то, что шпана малолетняя, но и матёрые, опалённые зоной воры в его присутствии не то что присесть, чихнуть без его разрешения не могли. Теперь всё в прошлом, теперь приходится иметь проверенную охрану. Большие деньги и запредельная роскошь извратили воровские понятия. Теперь жизнь вора в законе стоит каких-нибудь пару сотен тысяч «баксов».

От этих чёрных мыслей сердце старого вора дало сбой, и теперь он под наблюдением молодой сиделки грустно лежал под капельницей в своём неприметном доме, спрятанном среди густых зарослей китайского лимонника на берегу залива. Даже на склоне лет он оставался верен воровскому закону: жил скромно, спал в полглаза, пил не до пьяна, никому не доверял и зоны не боялся. Бывало в его жизни всякое, но раньше сам кровь он не проливал и к «мокрушникам» [16]относился брезгливо. Молодые воры крови не чурались и даже гордились этим. Особенно щедро поливали ею землю-матушку во время «десятилетнего беспредела». Так Клим называл девяностые годы, когда многие воры, почуяв запах больших и очень больших денег, стали негласно вкладывать деньги в организацию банков и различных коммерческих структур. Часто создаваемые ими фирмы являлись лишь прикрытием, но даже это вызывало у Клима глубинный протест.

— Я вор! Вор, а не барыга! — любил повторять Клим. — Я был по жизни вором, вором и умру!

В юности Клим был свидетелем смерти Ворона — вора в законе, коронованного ещё «птенцами Керенского» [17].

Было это в колымских лагерях, в самое что ни на есть холодное время. Мороз тогда был градусов под пятьдесят — плевок замерзал на лету. По причине таких холодов, администрация лагеря отменила работы, и сидельцы коротали время в бараках за картами и пустопорожней болтовнёй. В бараке, где умирал Ворон, было тихо, как в морге. Никто не шутил, не рассказывал сальных анекдотов, даже разговаривали в полголоса, а курить, несмотря на мороз, выходили в тамбур. Ворон знал, что жить ему оставалось последние дни, может, часы, но в больничку идти отказался наотрез. Он лежал, одетый во всё чистое в своём углу, отгороженном от остальных пёстрым лоскутным одеялом. Рядом находились только те воры, которым Ворон доверял, как самому себе. Клим по молодости лет тогда не мог быть допущен в этот круг, поэтому тайком наблюдал за происходящим через щёлку между стеной и одеялом.

Перед смертью Ворону полегчало: он хлебнул крепко заваренного чая, выкурил последнюю «беломорину» и, вытянувшись на кровати, неожиданно закрыл глаза и захрипел.

Воры повскакивали с мест, но подойти к умирающему опасались. Ворон при жизни был крут, и всю зону держал в строгости, как велел воровской закон.

— Всё, хана! Отмучился! — прошептал Санька Валет — питерский вор, и тайком перекрестился. Но тут случилось то, чего не ожидал никто: коричневое веко старого вора дёрнулось, и в присутствующих упёрся пронзительный взгляд. Несколько секунд острый, как шило, взгляд, словно выискивая тайные грехи и грешки, пробежал по лицам воров, и лишь потом, затуманившись, скрылся под тонким, как пергамент, коричневым веком умирающего. Рука Ворона разжалась, и на пол барака упали его знаменитые чётки, искусно сделанные лагерными умельцами из вишнёвых косточек, неизвестно как попавшими на Колыму.

Ещё долго никто не решался подойти к мёртвому Ворону, и лишь под утро Знак — вор, которого все прочили на место Ворона, подобрал и спрятал в карман своего лагерного бушлата вишнёвые чётки.

Клим жестом отослал сиделку из комнаты и поманил к себе вошедшего в комнату Клеща.

— Через час смотаешься на «стрелку» вместо меня, — коротко без предисловий велел он подручному. — Надо «перетереть» с Парафином конкретно. Деловые на него жалуются — «беспредельничает». Всё, иди, и позови сиделку, что-то мне хреново!

Клещ молча вышел из комнаты, краем глаза уловив, как сиделка торопливо стала готовить шприц.

— Сдаёт Клим, — машинально отметил Клещ и зашагал к пристройке, в которой располагался гараж.

Водитель Клима, Федул, был из спортсменов. В юности Федул увлекался мотогонками и ему прочили место в сборной, пока будущая звезда российского мотоспорта не совершила в пьяном виде ДТП, в результате которого один пострадавший умер. Федулу зримо светил «пятерик», но благодаря хорошим характеристикам с прежнего места работы и нанятому тренером опытному адвокату, он получил три года «строгача» [18].

После возвращения из зоны Федул прямиком направился к Климу, и после непродолжительной беседы был принят в бригаду. Спустя месяц после того, как Клим навёл о нём справки, Федулу доверили поблёскивающий чёрным лаком новенький японский внедорожник. На этом напоминающем катафалк автомобиле Федул возил Клима на деловые встречи, когда необходимо было «держать фасон».

К удивлению Клеща, гараж был пуст, а Федул преспокойно дремал на самодельном лежаке.

— Где тачка? — строго спросил Клещ.

— В автосервисе. Я решил, пока шеф болеет, профилактику сделать. — массируя лицо ладонями, ответил не до конца проснувшийся Федул. — Да ты не беспокойся! Пацаны звонили, что всё на мази! Можно сегодня подъезжать.

— Подъехать-то можно. Вот только на чём? — хмыкнул Клещ и огляделся кругом.

В автосервис их подвёз один из охранников Клима на своей изрядно потрёпанной «Тойоте». В бывшем авиационном ангаре, приспособленном под автомастерскую, было необычно тихо. Всё вроде как всегда, но что-то Клещу не понравилось. Додумать эту мысль Клещ не успел, так как из ворот на джипе гордо выехал довольный Федул.

— Не машина, а ласточка! Пацаны всё сделали, как обещали, и, что особо приятно, точно в срок! — хвалился довольный Федул.

— Поехали, а то на «стрелку» опоздаем. — прервал его недовольный Клещ, которому не давало покоя нехорошее предчувствие. Когда выехали на бетонку, Клещ прикурил сигарету и, глядя на тлеющий табак, вдруг понял, что ему не понравилось в автосервисе: ангар был пуст. Кроме него и Федула в помещении никого не было.

— Стой! — приказал Клещ и Федул резко притормозил, но не остановился.

— Ты у кого тачку получал? — спросил побледневший бандит.

— Ни у кого. У нас с пацанами договорённость была, что, как только «ласточка» будет на ходу, они её с ключами в замке у самых ворот оставят.

— А «бабки»? [19]

— Что «бабки»? — не понял водитель.

— Ты им за ремонт заранее забашлял? [20]

— Да нет, пацаны свои в доску, сказали, что потом сочтёмся!

В это время почти беззвучно сработал часовой механизм, и шток надавил на клапан металлического сосуда, в котором под давлением был закачан нервно-паралитический газ.

— А почему твоих пацанов на работе не было? — продолжал допытываться Клещ.

— Не знаю, может, с похмелья выходной взяли. — оправдывался тугодум.

— Что всем трудовым коллективом сразу? — окрысился Клещ.

Еле уловимый чесночный запах распространился по салону автомобиля и Клещ, принюхиваясь, удивлённо покрутил головой в поисках источника запаха.

Если бы Клещ или Федул хотя бы один раз посетили занятия по гражданской обороны, то они бы знали, что, почувствовав подобный запах, надо было остановить машину и бежать от неё, куда глаза глядят, лишь бы подальше, потому что даже малая концентрация этого газа в воздухе приводит к нарушению дыхательного процесса, судорогам, поражению центральной нервной, отёку лёгких и закономерному финалу — остановке сердца.

Первым отключился Федул. Он внезапно навалился грудью на руль, и джип, резко вильнув влево, влетел в глубокий кювет, где и завалился на левый бок. У Клеща потемнело в глазах, и что-то больно сдавило грудь. Он попытался вздохнуть, но воздуха не было. Внезапно сильная судорога скрутила тело в позу эмбриона. За мгновенье до того, как сознание угасло, Клещ понял, что обмочился. Тело уже не подчинялось ему. Последнее, что он почувствовал, был чей-то леденящий взгляд.

Смерть деловито обошла джип и, прикоснувшись к водителю, привычно взяла человеческую жизнь. После чего Смерть какое-то время удивлённо вглядывалась в лицо пассажира джипа, пытаясь отыскать в нём сходство с кандидатом в покойники по имени Клим. Однако Клещ с отёчным и посиневшим от удушья лицом никак не походил на старого вора в законе. Смерть вздохнула, покачала надвинутым на глаза сиреневым капюшоном и без колебаний взяла ещё одну бандитскую жизнь.

Как и обещал Коху таинственный визитёр, назвавшийся Иваном Ивановичем, ликвидация организованной преступности, контролировавшей все сферы деятельности острова Сахалин, началась точно в срок, на высоком профессиональном уровне. А то, что первый блин вышел комом, так это согласно старинной русской традиции, а традиции, как водится, надо соблюдать!

Глава 4

Председатель был доволен: ему сообщили, что реализация плана по зачистке Сахалина началась удачно. Председатель был человеком действия, поэтому психологически комфортно себя он чувствовал, когда реализовывал очередной проект. Даже неудачи, которые иногда встречались на пути, не портили ему настроения, а наоборот, раззадоривали. Порой он ловил себя на мысли, что для него наиболее важно само действие, и лишь потом конечный результат.

Он научился получать удовольствие от жизни во всех её проявлениях. Каждое утро Председатель просыпался в хорошем настроении, зная, что новый день подарит ему один шанс для самореализации, а значит, и новые удовольствия.

Когда человеку не надо бороться за выживание и ежедневно думать о куске хлеба, он становится немножко сентиментальным и начинает радоваться простым вещам: наступившему солнечному утру, капельке росы, сверкающей драгоценным диамантом в лучах восходящего солнца, тёплому июньскому ливню, стучащего по керамической черепице увитого виноградом дома, тихому летнему вечеру, наполненному запахом резеды и ночной фиалки. И чем дольше жил Председатель по системе «всё возможно», тем больше ценил земные радости. Строго ограничивая себя в приёме пищи и соблюдая разработанную для него диету, он, тем не менее, был знатоком хорошей кухни и ценителем редких вин. В подвалах его римской резиденции находился огромный винный погреб, содержащий редкие коллекционные сорта вин.

Ещё в самом начале своей бизнес-карьеры, он истребил в себе «совковое» отношение к еде и напиткам, заключающееся в одной простой фразе «если бутылка открыта, то она должна быть выпита полностью, а закусывать необязательно». Он любил, когда в зал, наполненный живительной прохладой фонтана, сооружённого в виде огромного позолоченного лотоса, в блаженные минуты послеобеденного отдыха слуга подавал ему высокий бокал, на четверть наполненный золотистым напитком из винограда, собранного за полторы сотни лет до его рождения. Председатель делал маленький глоток вина и, прикрыв от удовольствия глаза, растирал языком по нбу капли солнечного напитка. Больше он к бокалу не прикасался.

Так же он поступал и с приготовленными для него редкими блюдами. Искусные повара трудились часами, создавая кулинарные шедевры лишь для того, чтобы он, сев за обеденный стол, долго вдыхал ароматы блюд, любовался их цветовой гаммой, и в заключение изящной серебряной вилочкой отправил в рот крохотный кусочек.

— Обжорство — удел людей недалёких, — любил повторять Председатель. — Не надо съедать индейку целиком, чтобы оценить вкус и аромат её мяса. Достаточно одного крылышка!

Посуду Председатель предпочитал из серебра, зная о его бактерицидных свойствах, а из напитков отдавал предпочтение витаминным коктейлям, которые ему ежедневно продолжал готовить народный целитель Ли Хван.

Когда он перешагнул сорокапятилетний рубеж, то с удовлетворением отметил, что на него из зеркала смотрит поджарый мужчина с волевым лицом, без признаков усталости и старения, но главным было внутреннее ощущение силы и безграничного могущества.

— Для моих планов одной жизни явно маловато! — сказал он отражению в зеркале. Отражение улыбнулось в ответ и провело рукой по аккуратной причёске, в которой не было ни единого седого волоса.

На сорок пятый день рождения он вновь скрылся от всех знакомых и подчинённых, улетев в Китай, где полностью отдался в руки китайских эскулапов. Он многое слышал о чудесах древнекитайской медицины, но то, что с ним сделали низкорослые люди в белых халатах, превзошло все его ожидания.

Клиника, в которой он остановился, меньше всего напоминала больничное учреждение. Скорее это был загородный дом с множеством комфортабельных комнат и процедурных кабинетов. В многочисленных фойе были развешены старинные литографии, а по углам расставлены уникальные керамические вазы эпохи Цинь. Пациентов было мало, клиника была элитная, и месячный курс оздоровительных процедур стоил до неприличия дорого.

В течение всего периода лечения он снисходительно относился к бесконечным процедурам, включавшим в себя массаж, иглоукалывание, очищение кишечника, снижение веса, дыхательную гимнастику и ежедневную чайную церемонию, в ходе которой присутствующие пили только свежезаваренный по старинным рецептам зелёный чай. Чай имел незнакомый аромат и странный, но не вызывающий отвращения, привкус. Через две недели к процедурам добавилась китайская гимнастика, аромотерапия и грязелечение.

Ровно через месяц после его прибытия в клинику, к нему в номер зашла молоденькая китаянка, которая сносно изъяснялась на английском, и с улыбкой сообщила ему, что весь персонал клиники поздравляет его с завершением лечебного курса, и надеется, что их скромный труд принесёт уважаемому клиенту не только здоровье, но и долголетие. Председатель поблагодарил китаянку и разочарованно подумал, что все рассказы о чудесах китайской медицины — чистой воды пиар. Чувствовал он себя бодро, но ожидаемых разительных перемен в организме, по его мнению, не произошло.

Но он ошибался: перемены в организме обозначились уже во время перелёта. Сидя в кресле своего комфортабельного авиалайнера, он вдруг понял, что перепады давления при взлёте и посадке, которые он раньше переносил довольно болезненно, теперь его не волнуют, а многочасовой перелёт из Китая в Рим его практически не утомил.

Следующее приятное открытие он сделал в постели. Председатель любил, чтобы вечер каждого дня заканчивался для него маленьким сюрпризом. Поэтому его домоправительница — молчаливая индианка с загадочным взглядом чёрных глаз, железной рукой державшая штат многочисленной обслуги, тонко чувствуя настроение хозяина, каждый вечер готовила для него очередную девушку. Председатель в глубине души предпочитал восточных женщин, но в этот вечер на пороге спальни его с поклоном встретила улыбчивая креолка.

…К полуночи девушка стала умолять о пощаде, при этом она не скрывала своего восхищения его мужской силой. Председатель, чувствуя неутолённую страсть, шлёпнул девушку по смуглой аккуратной попке и приказал ей привести свою подружку. Девушка, покачиваясь от усталости, вышла из спальни, и пока Председатель принимал душ, её место заняла Саманта — латинос, горячая, как необъезженная молодая кобылка. Ноздри у Саманты трепетали в предвкушении своей порции сладострастия, и сама она подрагивала от нетерпения, словно готовилась не к любовным утехам, а к горячей схватке.

Председатель более чем оправдал её ожидания, и когда на горизонте забрезжил рассвет, обессиленная, но довольная Саманта уснула на его груди.

Утром Председатель с удовольствием отметил, что после короткого освежающего сна он чувствовал себя превосходно, словно и не было бурной ночи. Через пару дней он понял, что не чувствует никакого внутреннего дискомфорта, из тела полностью исчезли какие-либо болезненные ощущения. Переполнявшая его энергия требовала выхода, поэтому тело с удовольствием отзывалась на физические нагрузки, после которых Председатель весь день находился в радостном приподнятом настроении, какое бывает у человека накануне большого праздника.

Последнее, что сделал Председатель — выбросил в пруд с декоративными рыбками очки в золотой оправе, которыми уже год, как пользовался при чтении. Зрение восстановилось, и в очках он больше не нуждался. Это был символический жест: вместе с ненужными очками Председатель отбрасывал от себя ненужные сомнения. го обновлённые душа и тело начинали новую жизнь.

Чувствуя себя всемогущим, он развил бурную деятельность по всем направлениям и даже поднял старые неосуществлённые проекты. Среди вороха бумаг, хранивших на листах намётки его глобальных замыслов, ему попался на глаза порядком подзабытый проект под названием «Вечность». Он с интересом полистал проект и с удивлением отметил, что начатый им несколько лет назад научный эксперимент продолжается.

Сгорая от нетерпения, он срочно вызвал к себе руководителя проекта. Руководил проектом сербский учёный Владко Войкович — лауреат Нобелевской премии. Результаты его работ повергали учёных всего мира в изумление, и в научных кругах полушутя говорили, что Владко продал душу дьяволу и теперь дьявол служит ему в качестве младшего научного сотрудника.

— Я мог бы и дальше заниматься научными изысканиями, направленными на поиск эликсира бессмертия, получая за это огромную зарплату и обнадёживая Вас получением положительного результата в ближайшие годы, — устало произнёс учёный. — Однако я вижу, что поиски рано или поздно заведут нас в тупик. Поймите, что невозможно быть сильней господа-бога! Если в организме заложен механизм старения, то мы его не можем выключить. Старость заложена в каждом из нас ещё в утробе матери, на генном уровне.

— Значит, всё зря? — с досадой спросил Председатель, жалея о напрасно потраченном времени.

— Я бы так не сказал, — оживился Войкович. — За время исследований мы наработали массу полезного материала. Не вдаваясь в подробности, скажу лишь, что если мы не можем выключить механизм старения, то в наших силах отсрочить его включение. Я предлагаю переориентировать работу на создания эликсира долголетия. В сочетании со здоровым образом жизни и уменьшением воздействия на организм вредных факторов, этот препарат может продлить активный жизненный цикл до ста двадцати — ста тридцати лет.

— Для меня это недостаточный срок, но я согласен и на сто тридцать! — улыбнулся Председатель. — Отныне я буду лично курировать Ваш проект. Подготовьте план работ по новому направлению и представьте мне на утверждение список необходимого оборудования и материалов. Если необходимо расширить штат лаборатории — я не против. Кандидатов на новые должности можете подбирать по своему усмотрению. И поторопитесь! Я собираюсь долго жить, но не собираюсь долго ждать!

По большому счету он мог быть доволен собой: организация, которую он создал, не имела аналогов, и являлась, по сути, Мировым Правительством. Завистники назвали её «Клубом Избранных». Он не протестовал, ему понравилось это название.

— Да я избранный! — сказал он сам себе, — и этим горжусь!

Через десять лет в членах Клуба состояли двенадцать самых могущественных людей мира. — Это мои двенадцать апостолов! — шутил Председатель. — Вот только кто я сам — тринадцатый апостол, или тот, к кому апостолы пришли? И тут же мысленно себя одёргивал: «Не богохульствуй»!

Когда приходила его очередь руководить Клубом, он, как и было принято в организации, ровно на месяц улетал в Рим, где к услугам каждого члена Клуба, на время исполнения обязанностей председателя, была специально создана резиденция, оборудованная по последнему слову техники.

Вновь заступивший на дежурство председатель имел практически неограниченные права. Он мог единолично принимать решения по вопросам войны и мира, если боевые действия не выходили за рамки одного региона, объявлять «Большой сбор», если требовала ситуация в мире, отбирать новых кандидатов для посвящения в Клуб Избранных и проводить голосование по выбранной кандидатуре, утверждать принятые на кворуме решения, невзирая на затраты и потери, проводить срочную корректировку мировой политики, не дожидаясь очередного сбора членов Клуба. Единственное, чего не мог единолично решать очередной председатель, так это отменять решение предыдущего главы Клуба. Для этого требовалось присутствие всех членов Клуба.

Каждый вновь заступивший председатель, чтобы избежать неразберихи, во время дежурства пользовался псевдонимом, и только основатель «Клуба Избранных» все двенадцать месяцев в году мог позволить себе именоваться не иначе, как Председателем с большой буквы. Вскоре он забыл своё истинное имя, как и многое другое, что связывало его с обыкновенными людьми. С каждым днём он всё больше и больше отдалялся от человечества. С каждым днём в его душе становилось всё меньше и меньше эмоций и всё чаше в минуты пробуждения, глядя на огромную потолочную фреску с библейским сюжетом, он говорил себе: «Я всемогущ»! — и тёплая всепоглощающая волна потаённой радости наполняла его тело.

Однажды во время его дежурства случилось сильное землетрясение, и столица одного из государств латинской Америки сильно пострадала. Через банки этого тропического государства проходили тайные финансовые операции, которые являлись важной составляющей одного амбициозного проекта. Проект не носил глобального характера, но был создан Председателем с дальним прицелом. Поэтому он активно включился в ликвидацию последствий землетрясения и привлёк к этому большие человеческие ресурсы и ещё большие финансы.

Ровно через две недели город мог возобновить работу основных городских структур, среди которых была так необходимая ему банковская система. Председатель радостно потирал руки, но спустя три недели с огорчением узнал, что правительство разворовало большую часть финансов, направленных в страну для ликвидации стихийного бедствия, а само население, погоревав положенный срок и похоронив усопших, со скорбным видом продолжало проедать гуманитарную помощь и лениво поглядывать из-под ладони в небо, проверяя, не летит ли очередной грузовой лайнер с порцией подарков бедствующему населению.

Горы отходов и развалины домов продолжали «украшать» улицы некогда ослепительно красивого курортного города, но никто их разбором не занимался, видимо, ожидая очередного всемирного десанта, который будет спасать их страну от гуманитарной катастрофы. В бешенстве Председатель вызвал директора «Бюро по планированию и проведению тайных операций» и приказал ему открытым текстом сменить руководство этой латиноамериканской страны.

Директор подключил в экстренном режиме лучших аналитиков, сотрудников «Лаборатории случайного поиска», активизировал законсервированные явки и густо нашпиговал небольшое государство агентурой. Через месяц в стране произошёл военный переворот, который сместил президента страны вместе с его коррумпированным правительством, поставив во главе государства военную хунту. Переворот возглавил и осуществил тридцатитрёхлетний полковник генерального штаба. Председатель не стал объявлять «Большой сбора» и единолично принял решение поставить полковника во главе этого небольшого латиноамериканского государства.

— Я не справлюсь! — отказывался полковник в беседе с опытным переговорщиком из «Бюро», который представился как доверенное лицо некой влиятельной финансовой группы, заинтересованной в нормальном функционировании экономики его страны.

— Справишься! — убеждал его переговорщик. — Тридцать три года — это возраст Христа. Самое время сотворить что-нибудь этакое! Например, взять и поднять из руин целое государство и вывести его лет через десять в число первых стран латинской Америки по валовому доходу. Соглашайтесь! Если не вдаваться в подробности — это не сложней, чем спланировать армейскую операцию. Главное — верить в успех предприятия. В выборе методов и средств можете не стесняться. Международные организации, прибывающие в вашу страну, будут видеть только то, что Вы сочтёте нужным им показать, и поверьте, ни одна самая «жёлтая» газетёнка не посмеет повысить против Вас свой голос. Если Вы откажетесь, то власть вновь захватят коррупционеры, и пролитая кровь ваших соотечественников окажется напрасной. Поверьте! Это очень увлекательно — выступать в роли творца, а мына первых порах Вам активно поможем!

Полковник согласился, и первым же Указом ввёл в стране чрезвычайное положение. Страна превратилась в военный, хорошо организованный лагерь. Солдатам в дополнении к стрелковому оружию роздали резиновые палки, которые они каждое утро активно применяли к обленившимся и опустившимся на социальное дно жителям разрушенной столицы. Людей сгоняли в рабочие отряды и марш, марш, вперёд на разборку завалов и уборку улиц.

Дело пошло быстрее, когда Глава хунты вторым Указом на время действия чрезвычайного положения узаконил деятельность военно-полевых судов, юрисдикция которых распространялась и на гражданское население. Несколько публичных казней саботажников и уклонистов, пытавшихся избежать всеобщей трудовой повинности, резко подняли в народных массах уровень национального самосознания.

Полковнику удалось на штыках удержать страну от гражданской войны и разорения. Военные патрули казнили мародёров и уголовников без суда и следствия прямо на месте преступления. На продукты и товары первой необходимости были введены карточки, но иметь их мог только работающий гражданин, исключение составляли старики и дети. Подросток, достигший четырнадцати лет, обязан был зарегистрироваться на бирже труда для последующего исполнения всеобщей трудовой повинности.

Такие жёсткие меры активизировали работу по восстановлению страны и позволили избежать гуманитарной катастрофы.

Третьим Указом Глава хунты объявил национализацию медных и вольфрамовых рудников. Прежние хозяева рудников редко появлялись в родной стране, предпочитая прожигать жизнь в многочисленных казино Лас-Вегаса. Ни о какой модернизации производственных мощностей не велось и речи, поэтому добыча меди и вольфрама в стране находились в упадке. После национализации рудников, в страну зачастили представители крупнейших иностранных фирм, заинтересованных в создании концессии [21].

Концессия была создана, и благодаря притоку иностранного капитала в стране началось возрождение горнодобывающей и создание тяжёлой промышленности.

Через год столица была восстановлена и предстала перед иностранными гостями во всём блеске, поражая современной архитектурой, первозданной чистотой и небывалым уровнем сервиса.

Через три года построенные иностранными компаниями вольфрамовые и медеплавильные заводы выдали первую продукцию.

Через пять лет полковник распустил военную хунту, объявил о создании парламентской республики и провёл первые демократические выборы в двухпалатный парламент. После проведения выборов многопартийный парламент провозгласил полковника спасителем Отечества и единогласно избрал его Главой государства.

Как и планировал Председатель, через десять лет бывшая «банановая республика» выбилась в десятку наиболее перспективных развивающихся стран третьего мира. Да и сами Избранные внакладе не остались!

О том, сколько за эти десять лет во имя торжества демократии и справедливости было пролито крови и загублено человеческих жизней, не знал никто, а кто знал, тот помалкивал.

Верно, говорят: молчание — золото!

Глава 5

С приходом на среднерусскую возвышенность короткого «бабьего лета» нет-нет, да и выпадет денёк, когда маленькие российские городки и огромные мегаполисы, словно устав от повседневных забот, вдруг замрут, зачарованные игрой осенних красок, вздохнут полной грудью пряный запах опавшей листвы, приправленный горьковатой ностальгической ноткой осенних костров, да так и останутся на весь день грустными и неспешными.

Один из таких дней ознаменовался приходом необычного для большого города тихого сентябрьского утра, которое нежно окутало кисеёй тумана никогда не спящие улицы столицы. В утренней тишине, изредка нарушаемой лишь звуками автомобильных клаксонов, не было ни одной тревожной нотки, которая могла бы насторожить владельца крупной строительной фирмы Олега Муравьёва. Сам Муравьёв, которого подчинённые за небольшой рост, округлые формы и плотное телосложение называли не иначе как Жёлудем, в этот утренний час, попивая свежезаваренный чай, находился в хорошем расположении духа. Чай господин Муравьёв всегда пил с заварными пирожными, к которым с детства питал слабость. На его любимом бокале красовалась жизнеутверждающая надпись — «Счастье — есть»! Недоброжелатели поговаривали, что это и есть жизненное кредо господина Муравьёва, но глава фирмы на такие мелочи внимания не обращал.

В тот момент, когда он доедал третий эклер, в дверь кабинета робко постучался начальник юридического отдела Желтухин. Муравьёв проглотил сдобный кусочек и, как опытный руководитель, по виноватому лицу юриста определил, что подчинённый явился к нему с недобрыми вестями.

— Говори! — коротко повелел Жёлудь и прожёг подчинённого взглядом.

Худосочный Желтухин нерешительно пожевал губами и, как бы заранее выпрашивая индульгенцию, тяжело вздохнул.

— Не тяни кота за яйца! — приказал Жёлудь и вытер салфеткой жирные от крема губы.

— Этого нельзя было предусмотреть! — драматично начал Желтухин. — В моей практике такое впервые! Да и не только в моей, в юридической практике такого прецедента не было.

— Судя по невнятному и длинному предисловию, мы вляпались во что-то серьёзное. Скажи коротко и по-русски, во что именно.

— Застройка жилого комплекса «Новые Черёмушки» проведена на чужой территории! — выдал Желтухин на одном дыхании.

— Бред! Не ты ли мне лично показывал разрешение на проведение строительных работ.

— Я! Видите ли, вопрос ставится не насчёт земли…. Мы вторглись в воздушное пространство, которое отдано мэрией частному лицу в аренду на девяносто девять лет. Я проверял — всё законно!

— Ты хочешь сказать, что какой-то пройдоха купил в районе наших новостроек воздух?

— Не воздух, а воздушное пространство, которое мы нарушаем своими высотными домами, начиная с десятого этажа, а в остальном Вы правы.

— Ты когда в мою дверь скрёбся, как выйти из этого положения, знал?

— Не то, чтобы знал.… Есть два пути, но оба для нас неприемлемы: изменение проекта застройки до высоты десятого этажа, что нереально, или согласиться с требованиями, изложенными в исковом заявлении.

— И кто это у нас такой ушлый?

— Иск подан от имени владельца рекламной компании «Высь» господина Перепёлкина. Личность малоизвестная, среди серьёзных игроков на бирже жилья раньше не светился. Рекламным бизнесом занимается более года, причём успешно.

— Желтухин, а ты раньше не мог вычислить этого Перепёлкина?

— Не мог! Я же говорил, что в юридической практике раньше этого не было. Мы действовали по проверенной схеме.… Да и не мы одни, наши конкуренты тоже вляпались.

— Кто именно?

— Строительная фирма «Алые паруса» господина Байстрыкина, и фирма «Стройжилсервис» господина Горшенина. Они тоже в прострации, поэтому предлагают действовать единым фронтом.

— Хм! А что этот Перепёлкин от нас требует?

— Он требует сноса незаконно возведённых на его территории строений.

— То есть, начиная с десятого этажа, мы всё должны обрушить?

— Получается что так!

— Ты представляешь сумму ущерба?

— Не совсем, но догадываюсь, что крупная…

— Крупная? Да если вся наша фирма будет работать без зарплаты двести лет, то и тогда мы ущерб не покроем! Всё, Желтухин! Считай, что ты и твои подчинённые покойники. Я весь ваш юридический отдел отдам на съеденье инвесторам, а то, что останется, продам на органы, чтобы хоть как-то ваш ляпсус компенсировать. Иди и постарайся умереть достойно, можешь сделать степлером себе харакири.

— Олег Иванович…! — взмолился юрист.

— Что? Что Олег Иванович? — взорвался Жёлудь. — Тебя и твою команду убить мало! Вы всю фирму под монастырь подвели! У нас квартиры уже распроданы, что я людям скажу? Кстати, почему нас Мэрия не уведомила, что продала воздушное пространство над нашим жилым комплексом?

— Они не обязаны этого делать. Я думаю, что они тоже с этим столкнулись впервые и не всё предусмотрели.

— Ладно, иди, и советую немедленно устроить в отделе мозговой штурм. Как-то надо выбираться из этого дерьма!

После ухода Желтухина Муравьёв позвонил своему давнему конкуренту Байстрыкину.

— Приветствую Вас, Борис Алексеевич! — наиграно бодрым тоном начал Муравьёв.

— Привет, Жёлудь! — бесцеремонно ответил конкурент. Муравьёв поморщился, он не любил такого панибратского обращения. — Хочешь выразить соболезнования или позлорадствовать?

— Да что ты, Борис Алексеевич! Какое злорадство? Сами в таком же положении. Думал с тобой посоветоваться, может, твои стряпчие какой-то выход нашли.

— Мои пока что головы ломают. Я как вчера вечером узнал, так их до сих пор из кабинетов не выпускаю. Знаешь, я где-то в глубине души восхищаюсь этим прощелыгой! Как его там…?

— Перепёлкин!

— Да Перепёлкин. Ведь невелика птица, а как нас обставил!

— Борис Алексеевич, ты Горшенину звонил?

— Звонил, да что толку! К телефону не подходит, секретарша говорит, что увезли в больницу с сердечным приступом. Я вот что думаю: ведь то, что Перепёлкин указал в исковом заявлении — это туфта! Ну не будет же он, в самом деле, требовать, чтобы мы готовые здания сносили, нелогично это. Ему от того, что мы обрушим десяток-другой этажей, никакого навара. Я предлагаю всем вместе встретиться с ним и поговорить без свидетелей. Надо узнать, чего он хочет на самом деле. Ведь не зря он эту бодягу с покупкой воздуха развёл! Парень работает на перспективу.

— Согласен, Боря! У меня прямо от сердца отлегло, а то кого ни спрошу — глаза таращат и что-то невнятное мычат.

Переговорам предшествовал длительный период согласования, в ходе которого юристы строительных фирм и юридический отдел рекламного агентства «Высь» активно «бодались» между собой, выверяя каждую фразу, каждое слово мирового соглашения. Да и сами переговоры были нелёгкими. Камнем преткновения, конечно, стал вопрос «отступных». Перепёлкин запросил 50 % от рыночной стоимости квадратного метра. Судя по тому, что основная часть построенных зданий находилась в пространстве, которое являлось собственностью Перепёлкина, то застройщикам предстояло выкупить 90 % уже возведённого строения. Разумеется, на такие грабительские условия застройщики согласиться не могли, но это была территория Перепёлкина, и они, скрипнув зубами и помянув про себя Перепёлкину маму, продолжали искать компромисс. Сошлись на том, что фирмы застройщиков выплачивают Перепёлкину 50 % себестоимости каждого квадратного метра, попавшего в зону его юрисдикции, и гарантируют место в совете директоров фирмы «Алые паруса».

Перед подписанием мирового соглашения Перепёлкин вдруг взял паузу, и после недолгих раздумий выдвинул новое предложение: он отказывается от наличных денег и от места в совете директоров в обмен на уже возведённый жилой тридцатиэтажный дом. Точнее, не дом, а целый жилой комплекс, который по проектной документации проходил под названием «Ворота в рай». Название небоскрёб получил за необычную архитектуру: дом представлял две независимые друг от друга тридцатиэтажные колоны, без каких-либо архитектурных излишеств, соединённые между собой в районе тридцатого этажа арочным переходом. Издалека дом смотрелся, как огромные арочные ворота, через которые надо обязательно пройти, чтобы попасть в белокаменную и златоглавую столицу нашей Родины.

Ответчики посчитали и не согласились: «Маловато будет! «Ворота в рай» дороже стоят»! Тогда Перепёлкин предложил им выкупить 50 % принадлежавшего ему воздушного пространства над новостройками, вернее, над пустырём, где в дальнейшем планировалось строительство экологически чистого жилого комплекса «Заповедная падь». Муравьёв и Байстрыкин согласились сразу, а представитель «Стройжилсервиса» взял тайм-аут и отъехал для консультаций с болеющим шефом. Через день Горшенин дал положительный ответ, и мировое соглашение было подписано.

На бумаге не успели просохнуть чернила, а Саша Перепёлкин из заурядного бизнесмена средней руки превратился в долларового миллионера. Через «Ворота в рай» Александр вошёл в большой бизнес с гордо поднятой головой и неясными перспективами.

В декабре журнал «Большие деньги» назвал господина Перепёлкина бизнесменом года, и его сияющая физиономия украсила обложку декабрьского номера.

В канун Нового года Зиновий Моисеевич Гольбрахт, откушав фаршированной рыбы и находясь в приподнятом расположении духа, скинул с коротеньких ног на пол поношенные домашние тапочки и удобно устроился на любимом диване. Диван жалобно скрипнул стальными пружинами, но не разжалобил хозяина. Зиновий Моисеевич по характеру был до скупости бережлив и поэтому не собирался тратиться на новую мебель.

— Софа! Софочка! Я таки хочу тебя видеть! — неожиданно громко позвал Гольбрахт жену, которая в это время на кухне мыла оставшуюся после ужина посуду. София Гольбрахт вытерла полотенцем руки, и не спеша двинулась на зов мужа.

— Софочка, ты только погляди! — потрясая последним номером журнала, восклицал, приподнявшийся с дивана глава небольшого семейства. София молча взяла журнал и уставилась на обложку.

— Видишь? — напирал Гольбрахт.

— Таки что я здесь должна видеть? — упорствовала женщина, недовольная тем, что её оторвали от домашних дел.

— Ну, как же, это же мой клиент — бизнесмен года Александр Перепёлкин! А кто ему в этом помог? Гольбрахт помог, потому, что Гольбрахт — это голова, это, можно сказать, выдающаяся личность! — почему-то в третьем лице хвалил себя Зиновий.

София молча вернула мужу журнал и удалилась на кухню. Выдающаяся личность вздохнула и вновь легла на диван. Зиновий Моисеевич не был тщеславным, но порой доброе слово и кошке приятно.

Глава 6

Вот уже два месяца, как я живу и работаю во Владивостоке. Кажется, вчера меня вызвало руководство ЗГС, ознакомило с документацией по операции «Горностай» и дало добро на вылет на Дальний восток. За два месяца я изрядно примелькался, поэтому местная администрации и криминал уже не косились на меня с плохо скрываемым подозрением. За это время я сумел убедить окружающих в своих откровенно корыстных помыслах, поэтому никто не пытался разглядеть во мне агента, работающего под прикрытием, поэтому и не пытались меня устранить.

Для всех я был выскочкой, которого природа вместо совести наградила наглостью, а наглость, как говориться — второе счастье, поэтому я активно пытался реализовать свои корыстные побуждения, вклинившись в стройную криминальную систему добычи и сбыта морепродуктов. Я старался, как мог: лебезил перед уголовными авторитетами, заискивал перед чиновниками, давал взятки работникам администрации города и при этом продолжал, как борзая, «тянуть носом воздух». Мне необходима была хотя бы ниточка, хотя бы малейшая зацепка, и однажды она нежданно-негаданно появилась.

В своей работе я никогда не пренебрегал никакими источниками информации, будь то сплетня, переданная по «сарафанному радио», или газетная «утка». Если разобраться, то источником возникновения сплетен являются зависть и элементарный недостаток информации, который граждане компенсируют за счёт собственной фантазии. Так или иначе, но сплетни на пустом месте не рождаются, и пренебрегать ими не стоит.

Как-то раз, задабривая очередного работника администрации, с целью облегчения развития своего рыбного бизнеса, я услышал от него очень странную фразу: «Вам так сильно хочется умереть»?

— Не понял! — встрепенулся я. — Мне никто не угрожает и убить меня не пытается.

— Это пока не пытаются, — ответил чиновник, наливая под горячее рюмку холодной водки. — Пока ты не при делах и никому не мешаешь, тебя никто устранять и не собирается, а вот обогатишься, начнёшь вести свою политику, сразу кому-нибудь дорогу перейдёшь.

— Да не собираюсь я никому становиться на пути! — возмутился я. — Что у нас, коммунальная квартира, чтобы скандалить, кому туалет мыть? У них свой бизнес, у меня свой, и никто никому не мешает. Рынки сбыта не все освоены, а океан прокормит тысячи таких городов, как Владик.

— Это только кажется, — спокойно возразил чиновник и до конца вечера подробно поведал об отстреле питерской команды конкурента, решившего подмять под себя местных криминальных воротил, кончине какого-то Гроша и известного на Сахалине бандита по кличке Клещ, и ещё много чего, что свидетельствовало о начале гангстерских войн за передел сфер влияния.

— Всё это уже было не один раз, и для обывателя это в порядке вещей. — заключил чиновник. — Я бы не придавал этим событиям особого значения, если бы не масштаб предполагаемых «разборок», и не персоналии, на которых началась охота в прямом смысле слова.

— И каков масштаб? — равнодушным голосом поинтересовался я.

— Масштаб впечатляет! — так же спокойно произнёс чиновник и бросил салфетку на стол. — По той информации, что я располагаю, драка будет идти не за акваторию порта и не за рыболовецкий флот. Кому-то очень нужен весь остров с его инфраструктурой, портом, рыболовецким флотом и всеми его жителями.

— Как это весь остров? — не понял я. — А раньше, что, Сахалин был свободной от криминала зоной?

— Нет, конечно, — согласился чиновник и принялся за десерт. — Раньше остров был поделён между восьмью крупными криминальными группировками. Они, конечно, оказывали в той или иной степени влияние на жизнь островитян, но открыто во власть не лезли, предпочитая действовать через подставных лиц. Сейчас кто-то сильный и дерзкий начал войну против этих восьми авторитетов, а ведь это люди, обладающие миллионами долларов, у некоторых из них, по слухам, состояние перевалило за миллиард. Чтобы воевать с ними, надо быть или безумным или сильнее их, вместе взятых. Вы знаете такого человека? Лично я о таком не слышал. Осилить организованную преступность под силу только государству, и то если оно этого очень захочет.

— Вы хотите сказать, что в игру за Сахалин включилась некая третья сила, которой под силу конкурировать с государством?

— Рад, что Вы меня поняли.

— То есть Вы мне рекомендуете найти другое место для развития частного бизнеса.

— Дело ваше, но я бы на вашем месте переждал полгодика. Смерть Клеща подтверждение тому, что началась вторая часть «марлезонского балета». Посудите сами, кому нужен уголовник Клещ, который сам ничего не решал. Все бразды правления на острове были и есть в руках Клима — воровского авторитета. Вот против него, по всей вероятности, и был направлен удар, а Клещ случайно попал под раздачу. Значит, тот, кто «заказал» Клима, на этом не успокоится. Тот, кто всё это спланировал — не просто профессионал. Здесь чувствуется школа! Судите сами: одним ударом обезглавливается вся бандитская верхушка, ломается система незаконного изъятия из государственного оборота материальных ценностей. Начинается неразбериха, в ходе которой легко натравить оставшихся воровских авторитетов друг на друга. В результате они перебьют друг друга, и к власти на острове придёт неизвестная нам третья сила.

— А может, Вы усложняете? И это государство наконец-то объявило войну организованной преступности. Схема, о которой Вы мне поведали, в девяностые годы успешно была обкатана в крупных российских городах.

— Ну, если быть до конца точными, то война с оргпреступностью и не прекращалась! — усмехнулся гость. — А то, что это не происки наших «силовиков», я знаю точно. К тому же на острове как-то не ко времени активизировалась работа различных международных гуманитарных организаций — верный признак того, что идёт активный сбор информации.

Закончив с десертом, гость вежливо поблагодарил за ужин и покинул ресторан. Я же ещё долго в одиночестве, под терпеливым наблюдением официанта, продолжал ковырять вилкой в тарелке с овощным гарниром. То, что не дано было понять чиновнику из администрации, мне было ясно, как божий день. Уж я-то точно знал, что это за рвущаяся к власти третья сила. То, в чём меня так долго и безуспешно пытался убедить доцент Терентьев, на глазах обретало реальные черты. Кукловоды показались из тени. Они щёлкнули пальцами, и их верные марионетки привычно заплясали на ниточках.

Жаль только, что это не было простым ярмарочным представлением. Во всемирном балагане начиналась пляска Смерти.

«По крайней мере, теперь мне известно направление главного удара, — подумал я. — Можно известить Центр…»

— Желаете рассчитаться? — прервал мои размышления официант, у которого кончился запас терпения.