Мертвый кортеж Бондарев Олег

— Боюсь, голубок прав, — произнес Клайд.

— Голу… кто? — переспросил эльф, глупо хлопая глазами.

— Через этот заслон нам не пройти, — продолжал «косолапый», не обращая внимания на удивление друида. — Я сражаться с трупаками не обучен, как и Гордин. Брал бы их свинец, мы бы не поскупились, но, думаю, стреляя в них, только пули зазря потратим.

— И то верно, — мрачно согласился его компаньон.

«Возможно, все куда проще, чем кажется», — подумал я внезапно. В конце концов, Том Кастор утверждал, что Хардман — никудышный некромант, а значит, не магия смерти помогла ему вытащить десяток скелетов из уютных могил. И уж точно не она заставила горемычных мечников сторожить вход во дворец. Никудышный некромант с подобным бы точно не справился.

А значит, он снова воспользовался своими «дрессированными» нитями. Только с их помощью Хардман мог связать все части скелетов воедино и превратить горы старых костей в размахивающих мечами воинов.

И, чтобы проникнуть внутрь, нам требовалось каким-то образом эти нити разорвать.

— Нам нужен огонь, — сказал я наконец.

— Решил закурить напоследок? — фыркнул Гордин.

— Оставим сарказм, сейчас он неуместен. Помните, в убежище Остина мы уже видели ожившие нити? Так вот, я думаю, здесь тоже без них не обошлось. Кости этих скелетов наверняка соединены чародейскими путами Хардмана. Избавимся от них — освободим проход во дворец.

— Звучит как-то не слишком правдоподобно, — заметил Клайд. — Это же проклятые зомби, Тайлер, а не марионетки на веревках!

— Все равно иного выхода у нас нет, — пожал плечами я. — Так что, думаю, стоит попробовать.

— Ладно, — нехотя сдался «косолапый». — Давай пытаться. Только для начала план озвучь.

Взглядом отыскав керосиновую лавку Джошуа, я ткнул в ее сторону пальцем:

— Вот наш план.

Пяток скелетов, каким-то образом почувствовав, что мы, в отличие от других прохожих, не спешим обращаться в бегство, засеменили к нам.

— Делай, что считаешь нужным, только побыстрей, — беспокойно глядя в их сторону, произнес Клайд. — А то у этих ребят уже, похоже, имеются на нас виды. И мне это, сказать по правде, совсем не нравится.

— Тогда вперед, — бросил я и, подхватив упирающуюся собачонку под мышку, первым устремился к керосиновой лавке.

Не выпуская жутких мертвяков из виду, мы без приключений достигли двери, которая, как и следовало ожидать, в столь поздний час была заперта на увесистый навесной замок.

— Проклятье! — выругался я.

А зомби, меж тем, продолжали свое неспешное преследование. Видимо, чем-то мы им, окаянным, глянулись.

Отступив на шаг, я выдернул из кармана револьвер и, приставив его к замку, нажал на спусковой крючок. Механизм жалобно крякнул, и я, воодушевленный промежуточным успехом, с силой пнул дверь ногой. Замок брякнулся на мостовую.

— Берите фонари! — велел я спутникам, едва мы оказались внутри, а сам бросился к полкам, надеясь соорудить из подручных средств примитивный факел.

Клайд, Руперт и Гордин послушно похватали фонари. Я же, отломав ножку у допотопного стула, который скрывался за стойкой, принялся спешно наматывать на нее грязную тряпку, валявшуюся на полу. Бутылки на полках блестели в слабом уличном свете, который проникал внутрь через громадное, на полстены, окно.

— Тайлер! — отчаянно воскликнул эльф, тыча пальцем мне за спину.

Обернувшись, я увидел, что один из преследовавших нас скелетов стоит в дверях, зловеще глядя в мою сторону пустыми глазницами. Всего лишь грубая кукла или живое существо, наделенное сознанием? Собачонка у меня под мышкой заставляла поверить во второе.

Размахнувшись, скелет ухнул мечом по ближайшей витрине. Осколки брызнули во все стороны. Ухватив с полки первую попавшуюся бутыль, я стал щедро поливать керосином свой импровизированный факел.

Тем временем скелет снова занес оружие для удара… да так и застыл. Когда я понял, что его остановило, из груди невольно вырвался возглас удивления: за спиной мечника, надвинув на глаза потасканную шляпу, стоял Бенджамин Кротовски и удерживал ржавый клинок своей механической рукой.

Поймав мой взгляд, зомби подмигнул мне и резко дернул меч на себя. Скелет, не ожидавший такого подвоха, неуклюже плюхнулся на пол; рука его, отделившись от тела, моментально утратила признаки жизни.

— Это еще кто? — вопросил Клайд, покосившись в мою сторону.

— Свой, — туманно ответил я.

Щелкнув зажигалкой, я поднес ее к вымоченной в керосине тряпке, и мой факел моментально вспыхнул, озарив лавку ярким желтым светом. Однорукий зомби, лишенный руки, однако, все еще барахтался на полу, безуспешно пытаясь подняться. Ведомый интуицией, я шагнул вперед и сунул факел прямо ему в пасть.

— Кельмет Природный! — ахнул Руперт, когда скелет от моего прикосновения вспыхнул, точно спичка.

Несчастного мертвяка выгнуло дугой, тряхнуло, а потом пламя, объявшее его тело, резко потухло, и старые кости, утратив даже жалкое подобие жизни, бессильно рассыпались по полу.

— Вперед! — окрыленный успехом, воскликнул я. — Надо спешить!

Я помог компаньонам зажечь их фонари, и мы, грозно потрясая нашим новым оружием, устремились к королевскому дворцу через кишащую мертвяками площадь. Бен предусмотрительно отвлек преследовавших нас скелетов на себя; пробегая мимо, я видел, как он ловко уходит от неуклюжих выпадов марионеток Хардмана. Тряпичная собачка по-прежнему рвалась на свободу, однако ей явно не хватало силенок; удержать в руках нашу малютку было не сложней, чем самого обычного бумажного змея.

— Бросайте в них фонари! — воскликнул я, когда мы вплотную приблизились к воротам.

Два раза повторять не пришлось. Размахнувшись, мои компаньоны зашвырнули «снаряды» в толпу. Полыхнуло — будь здоров!.. Сотрясаясь в конвульсиях, скелеты падали на землю, а хитрое прожорливое пламя споро перепрыгивало с одного зомби на другого, выжигая их нити дотла. Не прошло и минуты, как от скелетов осталась лишь груда безобидных костей.

— Клайд! Гордин! — воскликнул я. — Оставайтесь здесь на тот случай, если Хардман вдруг попытается удрать! Руперт — за мной!

И, не обращая внимания на возражения косолапых, я первым перемахнул через останки мертвого отряда и устремился к дверям, ведущим во дворец.

Стражники лежали на полу, будто парализованные. Скорей всего, их Хардман тоже усмирил при помощи нитей. Чем дальше, тем больше я боялся этого не в меру сообразительного парня, однако пресловутый долг полицейского упрямо гнал меня вперед.

Спасти короля!.. Спасти королевство!..

Внезапно сверху раздался душераздирающий вопль.

— Найди телефон и позвони в управление, скажи, король в опасности! — велел я Петцу и стремглав бросился к лестнице, ведущей на второй этаж.

Заслышав позади себя шаги, я оглянулся через плечо и с удовлетворением отметил, что ко мне снова присоединился Бен. Главное, чтобы никто не признал в нем бандита, чьи портреты развешаны по всему городу. Впрочем, в окружающей суматохе вряд ли у кого-то нашлось бы время, чтобы подолгу разглядывать чужие лица.

С разгона врезавшись в дверь королевской спальни плечом, я ввалился внутрь и замер на пороге, пораженный увиденной картиной. Достопамятный здоровяк, разворотивший чердак седьмого дома по улице Святого Холлинза, одной рукой держа бледного правителя Черники за грудки, второй замахивался для сокрушительного удара. Супруги и наследника нигде видно не было — вероятно, по счастливому стечению обстоятельств они пребывали в отъезде.

— Эй, Лоскуток! — воскликнул я, привлекая внимание громилы.

Медленно и неохотно монстр повернул голову и уставился на меня своими разноцветными глазами.

— Смотри! — Взяв тряпичную собачку обеими руками, я поднял ее над головой. — Узнаешь?

— Да… — Казалось, от его баса обрушатся стены.

— Хочешь получить ее обратно?

Верзила протянул ко мне свободную руку и пророкотал:

— Дай…

— Для начала отпусти короля, — потребовал я.

Здоровяк покосился на Генри и с явной неохотой разжал пальцы. Престолодержец плюхнулся на пол да так и остался лежать; судя по всему, от переизбытка эмоций он попросту потерял сознание.

— Так-то лучше, — кивнул я.

— Дай, — повторил громила, сделав шаг вперед.

Теперь в ярком свете настенных ламп я отчетливо видел, что его тело сшито из ошметков доброго десятка других. Возможно, Лоскуток стал первым детищем Остина — не слишком красивым, но достаточно мощным и послушным, чтобы использовать его в качестве личного телохранителя.

— Может, лучше поступить, как он хочет? — предложил Бен, обеспокоенно косясь на великана.

— Не все так просто, — прошипел я и, вытянув шею, спросил:

— Где твой хозяин, Лоскуток?

— Шар, — глядя себе под ноги, буркнул здоровяк.

— Что? — не понял я.

— Ключ, — он указал на лежащего позади короля. — Лифт. Шар.

Я нахмурился. Всем и каждому известно, что в подвале дворца находится лифт, способный доставить вас в святая святых Черники — Хранилище мифического Шара. Но открыть двери этого лифта можно лишь с помощью особого влайзеповского ключа, которые носит на шее король…

И вот теперь, судя по всему, Хардман обзавелся этим ключом.

— Но… зачем?! — воскликнул я. — Зачем он отправился к Шару?

— О-о-ости-и-ин… Шар… Бух! — с трудом произнес великан.

— Бух? В смысле… в смысле, он что, хочет его… уничтожить? — хмурясь, спросил я.

Лоскуток энергично закивал, радуясь, что я его понял.

Внутри все похолодело. Так вот на что замахнулся мерзавец Хардман! Вот какова была его главная цель! До чего же сильна должна быть жажда мести, если он ради удовлетворения оной решил разрушить саму основу Черничного королевства? Прикрываясь желанием изобличить меня, Остин на самом деле втайне лелеял надежду уничтожить великий Шар предназначений и тем самым лишить страну помощи драгоценного артефакта. Я не знал, насколько Шар хрупок, не знал, по силам ли Хардману его сломать, но совершенно точно не имел права верить в лучшее.

Взгляд мой уперся в огромную тушу Лоскутка. И что же нам с тобой делать, дружочек? Убить? А за что? Ты ведь ничего дурного не сделал. Так, подержал короля за грудки да выпустил. Но Генри тебе этого не простит. Он заставит своих палачей разобрать тебя на части, сжечь по кускам, а потом развеять пепел над Бессонным морем…

Передо мной стояло громадное и в то же время донельзя трогательное чудовище, которое нельзя было ни казнить, ни помиловать.

А меж тем, пока я решаю, что делать с Лоскутком, Хардман уже спешит к потайному лифту в подвале, чтобы спуститься в Хранилище Шара.

Решение нашлось неожиданно легко и быстро. Вероятно, оно не было лучшим, скорей всего, даже хорошим не являлось, но иного я найти попросту не смог.

— Держи, — сорвав с тряпичной собаки ошейник, я передал ее растерявшемуся Бену. — Уведи этого верзилу прочь из города, в лес, и пригляди за ним, пока я вас не найду.

— А ты? — спросил Кротовски.

— А я попытаюсь остановить Хардмана, — бросил я, уже спеша вниз по лестнице.

Сердце мое бешено колотилось в груди. Страх опоздать гнал меня вперед, и я отдался ему, точно он был ветром, а я — парусом судна, которое стремится скорей достигнуть бухты и там переждать надвигающийся шторм.

— Стоять.

Остин Хардман вздрогнул и, выпрямив спину, медленно поднял руки вверх.

— А, мистер Гиллиган, — произнес он, не оборачиваясь. — Сказать по правде, я не думал, что вы успеете меня нагнать.

— Это все твоя собачка… точнее, собачка Лоскутка. Тебе, судя по всему, они оба не слишком интересны, — продолжая держать его на мушке, я шагнул вперед. — Тебе вообще никто не нужен, ведь правда? Том, Лоскуток, тряпичный песик — все они были лишь инструментами, которыми ты воспользовался для достижения своей цели. Этакий расходный материал.

— Красиво излагаете, некромант, — фыркнул Остин.

— Детектив полиции, — поправил я.

— Чушь! — мотнул головой Хардман. — Мы оба знаем, что Шар ошибся. Вы заняли мое место, а я — ваше.

— Это всего лишь твои домыслы.

— Это — святая правда, — тоном, не терпящим возражений, заявил Остин. — Я — никудышный некромант, а вы, уж простите, никудышный детектив. Или вы не согласны с таковым мнением?

— Мне наплевать, что ты думаешь о моих талантах, Хардман, — признался я. — Я — полицейский, а ты — вонючий преступник, который замешан в шести убийствах и новом восстании шестидесяти мечников. Пришла пора предстать перед судом и понести заслуженное наказание.

— Не корчите из себя хладнокровного копа, мистер Гиллиган, — усмехнувшись, сказал Хардман. — Вы достаточно мягкий человек, иначе никогда не решились бы оставить своего дружка Кротовски в живых. А еще вы, что греха таить, недостаточно умны, чтобы расследовать убийства без своих некромантских трюков. Я, находясь в сотнях миль от Бокстона, вычислил вас и придумал план, который позволит мне уничтожить треклятый Шар Лжи и избавить мир от этой нелепой указки, а что за это время сделали вы? Вызнали у десятка покойников, кто их убил, и получили за это абсолютно незаслуженные награды и привилегии? Вы не детектив, мистер Гиллиган. Вы — приспособившийся некромант, на месте которого должен был оказаться я.

— Шар не ошибается, — я подошел к Остину вплотную и упер ствол револьвера ему в спину.

— Возможно, не ошибался раньше, — голос Хардмана оставался до омерзения спокойным, как будто мы беседовали в «Скупом лепреконе», за чашкой кофе и утренней газетой. — Но сейчас он допустил промашку, себе на беду. Вы знаете, как поступают с грайвером, если он перестает тянуть повозку вперед? Его выбрасывают. И если Шар начал совершать ошибки, от него надлежит избавиться.

— Жившие во времена Одульмана чародеи не смогли его даже оцарапать, — фыркнул я. — А ты планируешь справиться с ним в одиночку?

— Поверь, я найду способ, — холодно заявил Хардман. — Уж точно я не собираюсь действовать так же топорно, как чародеи эпохи Одульмана.

— Почему ты так уперся? — спросил я, несколько напуганный его непроницаемой уверенностью в собственных силах. — Сколько времени ты потратил, сколько людей погубил — и ради чего? Чтобы поквитаться с дурацким Шаром за ошибку, которую тот, возможно, даже не совершал?

— Я хочу освободить людей от плена этого зловредного артефакта! — горделиво вскинув подбородок, воскликнул Остин.

— Не надо пафосных речей! — раздраженно воскликнул я. — Какими бы благими целями ни прикрывались герои, у них всегда есть личные мотивы.

— Мотивы… — эхом повторил Хардман.

Он внезапно сгорбился и осунулся, точно постарел лет на двадцать за одну ничтожную секунду.

— Мой отец, Герберт Хардман, — тихо сказал горе-некромант, — после смерти матушки страдал пороком сердца. Я был его единственной радостью, единственной его надеждой и опорой. А потом Шар выдал мне судьбу некроманта. В тот день, когда конвой увозил меня из города на север, сердце Герберта не выдержало. Так я стал сиротой, еще не покинув Бокстон. И после случившегося вы хотите, чтобы я отказался от своей затеи? — из груди Остина вырвался нервный смешок.

— Но он ведь уже мертв! — воскликнул я. — Убивая других людей, ты не вернешь его с того света!

— Но, возможно, то, что я сделаю, спасет других людей от подобной незавидной судьбы, — решительно произнес Хардман, вновь выпрямляя спину.

Земля резко ушла из-под моих ног, и я рухнул на пол, от неожиданности выронив револьвер. Воспользовавшись моей оплошностью, Хардман шустро вставил ключ в замочную скважину и провернул его против часовой стрелки. Стальные створки лифта со скрежетом разошлись в стороны, и Остин шагнул в кабину. Перевернувшись на живот, я толкнулся всеми четырьмя и прыгнул к револьверу Обхватив рукоять потной ладонью, взвел курок и направил дуло в сторону лифта.

Это была последняя, отчаянная попытка остановить Хардмана.

Я видел, как черная нить, сбившая меня с ног, спешит к кабине. Видел слезы, застывшие в глазах Остина.

Прицелившись, я выстрелил. Я должен был успеть. Ради Бокстона, ради всего Черничного королевства, ради тех мальчиков и девочек, кому стукнет восемнадцать завтра, послезавтра, через неделю или через год.

Ради всех них…

Щелк.

Это пуля, срикошетив от металлической створки лифта, неуклюже шлепнулась на пол.

Двери закрылись. Из-под решетчатой заслонки над кабиной вырвался столб горячего пара. Огромные шестерни скрытого под стальным кожухом механизма пришли в движение. Тяжело дыша, я медленно уронил руку с револьвером и обессиленно уткнулся носом в холодный пол.

Все.

Финал.

Остин отправляется вниз, к Шару, и я уже никак не могу помешать ему уничтожить главное достояние Черники. Сам Остин, впрочем, Шар достоянием не считает. Для Остина Шар — виновник всех бед, разрушитель грез и надежд, машина, созданная, должно быть, самим Вирмом для постепенного разрушения нашего мира.

Внутри у меня стало пусто, будто у голема в утробе. Все начнется завтра — когда восемнадцатилетние подростки не получат от Шара традиционные пригласительные. Завтра — отправная точка, знаменующая медленную и болезненную смерть Черники. Королевство умрет не на следующей неделе, и не в следующем месяце, и даже не в следующем году: на развал понадобятся годы, десятилетия, может быть, даже века, но оно — неизбежно. Люди смогут сами выбирать для себя профессии, наниматели привыкнут к отсутствию обязательного клейма на скуле соискателя, и мы потихоньку вползем в следующий век, сжав кулаки в надежде, что наши желания чудесным образом совпадут с нашими возможностями. У нас больше не будет мудрого наставника, способного направить, предостеречь, вразумить одной открыткой, которая волшебным образом попадает в почтовый ящик в строго предусмотренный день. Ничтожная горстка сразу попадет в «яблочко», большая часть со временем притрется, а о тех, кто так и не найдет себя в жизни, постараются поскорей забыть, словно о дурном сне или детском страхе. Полицейские разучатся хвататься за рукоять пистолета, едва завидят играющего на трубе каменщика или расхаживающего по сцене «Маски» столяра. Им придется принять новый мир — или уйти в отставку, убедив себя, что иного выхода просто нет.

Все это будет.

Но — завтра.

А сегодня я должен всех об этом предупредить.

На негнущихся ногах я устремился вверх по лестнице, дорогой пытаясь убедить себя, что спасение короля из лап негодяев должно помочь мне избежать серьезных последствий.

Получилось не очень.

ЭПИЛОГ

К моему удивлению, назавтра открытки пришли. И на следующий день — тоже. И потом. Как будто Шар продолжал работать, невзирая на события минувшей субботы.

А в следующую среду я узнал, что король поручил мастерам с Ремесленной улицы создать големов для охраны лифта.

— Без ключа в Хранилище все равно не попасть, — сказал я капитану, едва он поделился со мной этой новостью. — А подделать влайзеповский ключ современным мастерам не под силу.

Мы сидели в «Скупом лепреконе», за тем самым столиком, где обычно встречались с Беном. Капитан потягивал молочный коктейль, а я заказал пинту пива, чем немало удивил обслуживающую нас карлу — за последние годы официантка слишком привыкла к моей безалкогольной диете.

Да, дорогуша, представь себе, ничто человеческое мне не чуждо!..

— Всегда находятся новые умельцы, — пожал плечами Квинси, — и то, что вчера казалось невозможным, сегодня — обычное дело. Те же самоходки, телефоны и экспрессы… Когда я был еще молокососом, подобными вещами пользовалась только элита, а сейчас телефон есть дома практически у каждого! Наука не стоит на месте… Так что никогда не говори «никогда».

— Ну, теперь, когда Шара нет, всем нам придется забыть о былом прогрессе, — криво улыбнулся я.

— Шар есть, — уверенно заявил капитан. — Был и будет. Не вынуждай меня задерживать тебя за протестантские лозунги!

— Простите, шеф, но молчать об этом выше моих сил, — честно признался я. — Я ведь… я ведь был там, понимаете? Видел, как Хардман входит в лифт, как закрываются двери и как кабина медленно уползает вниз, к Шару… Он должен был его уничтожить!

— Однако по какой-то причине не смог, — сказал Такер холодно. — Может, что вполне логично, этот орешек оказался для него слишком крепок? А может, ему помешали хранители Шара, о которых нам, простым мещанам, ничего не известно?

— Вот уж не думал, что услышу от вас подобные предположения! — хмыкнул я. — Вы же взрослый человек, шеф, да вдобавок офицер полиции. Ну сами подумайте: откуда там, внизу, взялись бы какие-то секретные хранители? Надо смотреть правде в глаза. Преступник хотел уничтожить Шар предназначений и проник для этих целей в Хранилище. С чего бы ему теперь отказываться от своих планов?

— Ну а кто же тогда продолжает рассылать открытки? — раздраженно прошептал Такер, подавшись вперед. — Кто распределяет сопляков и соплячек? Вирм? Рут? Может, Хорст? Или это Мила Врачевательница сошла с небес и теперь, запасшись картоном, штампует пригласительные в типографии «Вечернего Бокстона»?

— Не знаю, — мотнул головой я. — Но в том, что Шар уничтожен, у меня нет практически никаких сомнений. Хардман не из тех, кто бросает дело на середине.

— Послушай, Тайлер, — сказал Квинси, с трудом уняв гнев, бушующий внутри. — Я прекрасно понимаю, почему ты это делаешь. Почему продолжаешь упрямо твердить, что Шара нет. Ты детектив, Тайлер, и, как настоящий детектив, ты буквально сходишь с ума, когда встречаешься с чем-то, чего не в силах понять, доказать или опровергнуть. Кабина лифта унесла Хардмана вниз, и ты решил, что для Шара все кончено. Но что, если тебе удалось ранить его, когда створки еще не закрылись? Что, если он умер раньше, чем лифт добрался до низа? Или же он умер от жажды и голода, так ничего и не добившись? Эти версии не рассматривались?

— Рассматривались, — сказал я мрачно.

— Но ты все равно не успокоился, — констатировал капитан и шумно выдохнул.

Мы помолчали. Он сосредоточился на своем коктейле, а я — на виде за окном. Проклятые нимфы снова облепили крыльцо. Надо бы их прогнать, пока еще кого-нибудь не облапошили.

— Полагаю, через пару недель расследование по твоему делу прекратится, — сказал Квинси наконец, — и я смогу вернуть тебе значок и револьвер. Уинтер, разумеется, упирается всеми конечностями, но против воли короля внутренники не попрут, кишка тонка. Так что твой спонтанный отпуск, уверен, совсем скоро подойдет к концу.

Я рассеянно кивнул в ответ.

— Ты не рад? — спросил Такер удивленно.

— Честно? Не знаю, — пожал плечами я. — Пока что не могу сказать определенно. Мысли, как клубок ниток, — только концы наружу торчат, а все остальное внутри спрятано…

— Ты большое дело сделал, Тайлер, — заметил Квинси, откидываясь на спинку лавки. — Сам ты, может, так не считаешь, но я лично тобой горжусь. Некромант сгинул в Хранилище, Моукер за решеткой, Бычара — на том свете, а очередное восстание покойников умерло в зародыше. Словом, для Бокстона все закончилось не так уж плохо.

— Сколько людей погибло, шеф, — покачал головой я. — Подумать страшно!..

— А могло — в десять, в тысячу раз больше! — воскликнул Такер. — Да что там — весь город мог в крови утонуть, но мы этого, по счастью, не допустили. А жертвы… Они подчас неизбежны. Ты главное пойми, Тайлер: мы все, всё наше поколение, — это ведь лишь абзац из учебника истории, максимум — страница или две, но даже это не так уж и важно. Важно, что на этой странице учебник не закончится. Что Черника продолжит жить и после нас. И за это страна должна быть благодарна в первую очередь именно тебе.

Капитан отвернулся к окну и так просидел с минуту, весь погруженный в мысли.

— Каждый вертится, как может, это понятно, — сказал Квинси наконец. — За свою жизнь, признаться, я не раз совершал поступки, за которые меня вполне можно было отправить на скамью подсудимых. Но я никогда не делал ничего, что могло навредить стране, которой мы служим. И я несказанно этим горжусь.

Он посмотрел на меня с грустной полуулыбкой и добавил:

— Надо уметь радоваться сиюминутным победам, Тайлер. Иначе ты всю жизнь будешь так же хмур, как сегодня.

На этом наш разговор закончился. Допив пиво, я расплатился с карлой и, пообещав шефу наведаться в управление не позже следующей пятницы, покинул кафетерий.

На улице меня подстерегал холодный ветер. Благо я еще перед выходом предусмотрительно задрал воротник новой куртки — во избежание, так сказать. Разочарованный, ветер отправился на очередную прогулку по извилистым и не очень улочкам Бокстона, колыхая ветки облысевших деревьев, вывески и указатели на фонарных столбах.

Столица Черничного королевства медленно, но верно приходила в себя после событий минувшей недели. Пару дней назад в газетах появилась новость о том, что талантливый цветочник Кайл Мейси свалился с лошади во время загородной прогулки и, неудачно приземлившись виском на придорожный булыжник, погиб. Люди поохали, поахали, но на гоблинов никто не подумал. А те украдкой облегченно вздохнули: излюбленная профессия зеленокожих снова очистилась от «людской скверны».

Тело Тома Кастора, найденное на кладбище, «труповозкой» доставили в морг, и старый брюзга Гафтенберг, говорят, днями от него не отходит. Катает пальцы, делает вскрытия, словом, как обычно, выслуживается… Впрочем, покойному циркачу до его суеты нет никакого дела. Своего он добился, и теперь их с Кларой души уже не разлучить.

Достав из кармана часы, я посмотрел на циферблат: двенадцать пополудни. До встречи с Каталиной — целых два часа. Этого должно хватить на то, чтобы подогреть воду для ванны, искупаться и привести квартиру в порядок.

Принимать таких гостей мне, что и говорить, в диковинку.

Бессрочный отпуск, в который я отправился после нападения Хардмана на королевский дворец, пришелся как нельзя более кстати. Мне действительно требовалось привести мысли в порядок, разобраться в себе и свыкнуться с тем фактом, что Шар, вопреки козням Хардмана, продолжает функционировать. Это было довольно сложно: думать о Шаре и не думать об Остине. Так и вижу, как закрываются створки лифта и кабина уносит его вниз…

В общем-то, за домыслы насчет уничтожения Шара мне действительно могло достаться, и потому я старался не трепать языком почем зря. Прегрешений у меня и без того хватало, поэтому меньше всего мне хотелось добавлять к их обширному списку еще одно.

ОВР до сих пор подозревало меня в сговоре с бандитами, при этом не умаляя заслуг в предотвращении очередного восстания мертвяков и спасении короля. Меня порицали и хвалили, я купался в лучах славы и испытывал унижение. За эти несколько дней Тайлера Гиллигана швыряло из крайности в крайность так часто, что он и сам начал сомневаться, кем является — полицейским или преступником. Отстранив меня на неопределенный срок, инспектор Уинтер пообещал, однако, сохранить за мной звание и все привилегии на тот случай, если обвинения будут сняты. И вот сегодня капитан наконец обмолвился, что амнистия моя уже не за горами.

Решив, что времени предостаточно, я пошел домой пешком. Дорогой много думал о Бене, которого не видел с того самого злополучного вечера. Надеюсь, с ним все в порядке. До сих пор корю себя за то, что усомнился в его преданности. Улики уликами, но люди должны оставаться людьми. Едва верну жетон, сразу отправлюсь на его поиски. Терять такого друга, как Бен, мне не хотелось.

Издали приметив, что в почтовом ящике что-то лежит, я полез в карман за ключом. Интересно, от кого это письмецо? Может, как раз от Бена? А может, Каталина решила перенести нашу встречу? Или это вообще из полиции — какая-нибудь повестка с текстом вроде «Явитесь на допрос к трем часам дня…».

Надеюсь, это все-таки от Бена.

Адреса отправителя на конверте не оказалось — наличествовал только мой. Я напрягся. Получать письма от анонимов я не слишком-то любил. Впрочем, это все равно мог быть Кротовски — не станет же он, в конце концов, подписываться собственным именем или придумывать какой-нибудь потешный псевдоним!

С письмом под мышкой, я открыл дверь и нырнул в квартиру, после чего мигом задвинул засов. В комнате было до жути холодно; погода напоминала, что совсем скоро переменчивая осень подойдет к концу и Бокстон погрузится в долгую зиму. Пройдя к камину, я разжег огонь, после чего взял с журнального столика канцелярский нож и осторожно вспорол белоснежный бок конверта. Выудив наружу сложенные вдвое листы бумаги, я расправил их и прочел верхнюю строчку на первом.

Сердце мое замерло.

Там было написано «От Хардмана».

Не веря своим глазам, я прочел строку еще раз. Нет, все правильно. Действительно «От Хардмана».

Лоб мой мигом покрылся испариной, а остановившееся сердце, решив, видимо, компенсировать секунды простоя, заколотило в грудную клетку с утроенной частотой. На негнущихся ногах я прошел к креслу и неуклюже плюхнулся в него.

Как это возможно? Он что, сумел выбраться из Хранилища?

Сгорая от любопытства, я принялся читать:

«Здравствуйте, мистер Гиллиган!

Вы, верно, удивлены моему письму, однако факты, открывшиеся мне при спуске в Хранилище проклятого Шара Лжи, оказались настолько неожиданны и удивительны, что я не сдержался и решил написать Вам при первой возможности.

Когда спуск подошел к концу, кабина замерла и двери открылись. Передо мной был темный коридор, и я побрел вперед, сгорая от нетерпения. Коридор этот привел меня в самое сердце Хранилища, то место, куда я, казалось бы, и стремился… однако увиденное мной разительно отличалось от моих ожиданий.

Это был огромный круглый зал, с кучей столов и людей, работающих за ними. С озабоченными лицами люди сновали по залу, либо писали что-то на листах, разбросанных перед ними, либо стучали по клавишам печатных машинок.

А в самом центре зала стоял овальный стол, за которым суетился старик, седобородый и хмурый. Облаченный в несуразное рубище, он принимал подносимые остальными бумаги, изучал их, после чего брал одну из множества печатей, которыми был заставлен его стол, и делал на очередной белой картонке оттиск. Подойдя ближе, я понял, что он занимается оформлением пригласительных и каждая печать его определяет будущее клеймо адресата.

„Что ты делаешь?“ — спросил я старика. И только тогда на меня обратили внимание. Шелест бумаг, голоса, шаги — все разом стихло, и десятки взглядов устремились ко мне. Старик посмотрел на меня серыми выцветшими глазами и спросил, кто я и как попал в святая святых. Остальные, по-видимому обескураженные моим появлением не меньше старца, в нерешительности переминались с ноги на ногу за пределами центрального круга.

„Где Шар?“ — спросил я, проигнорировав его вопросы. И тогда старик ответил, что теперь они и есть Шар, что они были им последние десять лет, а до них были другие… Пораженный, я спросил, был ли настоящий Шар хоть когда-то, на что услышал, что был, но более века назад странным образом поломался и перестал рассылать пригласительные. Тогда в срочном порядке был создан Комитет Шара, который стал не покладая рук трудиться на благо Черничного королевства, лично создавая предназначения. Астрологи, предсказатели, психологи и метеорологи — вот кто теперь обитал в Хранилище, вот кто стал вершить судьбы людей!

Возмущению моему не было предела. В гневе я спросил, по какому праву он, и его предшественник, и его тоже, и все эти люди занимают свои места?

„Так решил король“, — ответил он мне. Нынешний, отец его, и праотец — все они хранили эту страшную тайну. Все они поддерживали легенду о всезнающем Шаре и, спасая людей от права выбора, переломали десятки, сотни, тысячи жизней.

„Но кто же вы, наконечник судьбы, который подводит итог? — спросил я. — Кто удостоился участи столь высокой, сколь и бесконечно ответственной?“.

„Некромант, — ответил он. — Некромант и отшельник, знакомец жизни и смерти“.

„И как же объяснишь ты, некромант и отшельник, что мою жизнь проживает другой, — спросил я. — Почему прирожденный некромант Тайлер Гиллиган служит в полиции, а я, чьи способности к магии смерти жалки и смехотворны, обитаю в Диком Краю?“

Заслышав Ваше имя, он вздрогнул, и в глазах его мелькнуло смятение. Хриплым от волнения голосом он попросил меня повторить вопрос, и я подчинился.

Собравшиеся вокруг нас люди стали тихо переговариваться между собой.

И тогда старик признался, встав из кресла, на глазах у всех этих астрологов, магов, психологов, на глазах у меня, что осознанно поменял наши с Вами предназначения местами. То был единственный раз, когда он дал волю чувствам, надеясь спасти полюбившегося ему паренька от лютых морозов Дикого Края. И вот к чему это милосердие привело…

„Поступайте со мной теперь, как считаете нужным, — сказал он, обратившись к толпе. — Но постыдный поступок мой надлежит сохранить в тайне, ибо никто не должен знать, что Шар ошибся“.

„Но почему?! — воскликнул я в сердцах. — Почему так важно поддерживать легенду? Почему бы просто не сказать людям правду?“

„Потому что в правду люди не верят, — был ответ. — Людям нужен покровитель, направляющий их, определяющий, куда им идти. Лишившись Шара, люди попросту остановятся в нерешительности да так и простоят до самой смерти, и похоронят их в том же самом месте, где они встали. Ценен не сам Шар — ценна надежда для миллионов. Вера в лучшее завтра, где тебе не понадобится что-то решать. В конце концов, не так важна предрасположенность к чему-то, как уверенность в собственных силах. А что может дать больше уверенности, чем решение всесильного Шара? Прирожденный музыкант станет отличным плотником, если поверит в себя и будет прилежно учиться, а плотника с клеймом музыканта все равно будут с удовольствием слушать, как бы ужасно он ни играл. Это чистая психология. Вера в безошибочность предназначений помогает людям вставать рано утром, изо дня в день трудиться на благо страны и при этом радоваться жизни“.

„Ну да, — усмехнулся я. — Кому же еще, кроме некроманта, управлять миллионами зомби?“

В этот момент из толпы выступил человек с револьвером и, чинно поблагодарив старика за верную службу, выстрелил ему прямо в сердце, чем немало меня удивил.

Седобородый некромант рухнул на пол, как подкошенный, да и так остался лежать, истекая кровью, а я стоял и удивленно смотрел на него сверху вниз. Другие молчали.

А потом человек с револьвером повернулся к собравшимся и сказал: „Ты, Роджер, займешь место умершего и поднимешь тем самым второе звено, а новеньким пусть займется Микки. Пусть передаст ему свою работу и объяснит, что он должен делать“.

„Вы что же, хотите, чтобы я остался и работал тут?“ — удивился я.

Джентльмен утвердительно кивнул.

„А может, я лучше пойду?“ — неуверенно предложил я. „Нет, нет, останьтесь и работайте, — сказал джентльмен. — На поверхность вам уже нельзя, ведь вы знаете тайну Шара“.

И тогда я понял, что обречен. Либо я стану винтиком этого огромного механизма, либо лягу рядом с убитым некромантом. В отчаянии я хотел натравить на него свои чудесные нити, но они отчего-то не откликнулись на мой зов.

Обескураженный и растерянный, я все-таки выбрал первый вариант, решив отсрочить свою смерть.

С тех пор я, к собственному удивлению, тружусь на благо Черники, выдумывая на основе кучи анализов предназначения для юношей и девушек по всему королевству. Некромант сменил некроманта — все, кажется, верно.

Нетрудно догадаться, что сие письмо написано с целью пошатнуть Вашу веру в чудесный Шар и сообщить о смерти Вашего покровителя Ромидаля, место которого теперь занимает некий Роджер из второго звена. Обидчик найден, месть свершилась. Думаю, отец бы мной гордился.

На том живите спокойно, мистер Гиллиган, если теперь, конечно, сможете. Знайте, однако: что бы вы ни решили, что бы ни сделали, меня Ваше решение никоим образом не затронет, по той простой причине, что спуститься в Хранилище у обитателей поверхности более нет возможности — ведь я забрал с собой единственный существующий ключ.

Таков мой прощальный подарок. Пусть люди вокруг Вас продолжают верить, а Вы — сомневайтесь. Смотрите на их радостные лица, на студентов, охотно спешащих на занятия, дабы обучаться чужим профессиям, и вспоминайте это письмо. Вспоминайте, что Шара нет, когда видите бездарную мазню очередного прирожденного художника, слышите бесталанное пение в трактире или наблюдаете за плотником, забивающим гвоздь в собственную ладонь.

И утешайте себя мыслью, что у людей по-прежнему есть, во что верить.

Страницы: «« « ... 910111213141516 » »»