Помечтай немножко Филлипс Сьюзен

Глава 20

— Я не хочу ехать во Флориду! — Слезы ручьями струились по покрасневшим щекам Эдварда. На бегу он нелепо размахивал руками и тяжело топал ногами. — Мы останемся здесь! Мы никуда не поедем! Мы останемся здесь!

— О, милый. — Рэчел бросилась сыну навстречу и попыталась его обнять, но он оттолкнул ее.

Впервые за свои пять лет мальчик, не сдерживаясь, выплескивал наружу накопившиеся в его душе эмоции.

— Мы живем здесь! — кричал он. — Мы живем здесь, и никуда я не поеду! — Эдвард повернулся к Гейбу. — Это все ты виноват! Я тебя ненавижу!

Рэчел еще раз сделала попытку обнять его.

— Милый, дай мне объяснить. Успокойся, чтобы мы могли поговорить об этом.

Вырвавшись из ее рук, Эдвард злобно набросился на Гейба.

— Это ты виноват! — снова выкрикнул он. — Ты нас гонишь!

Не без труда удержав равновесие, Гейб схватил Эдварда за плечи.

— Нет! — крикнул он. — Я не хочу, чтобы вы уезжали!

И я вовсе не стараюсь заставить вас уехать.

— Нет, стараешься! — Мальчик размахнулся и ударил Гейба в бедро.

— Успокойся, Чип, — забормотал Гейб, ухватив Эдварда за сжатые кулаки. — Дай твоей матери вставить хоть слово, Но Эдвард не желал ничего слушать. Он снова затопал ногами и закричал:

— Ты ненавидишь меня и я знаю почему!

— Это не так.

— Нет, ненавидишь. Ты меня ненавидишь за то, что я слабый.

— Чип… — Гейб бросил на Рэчел беспомощный взгляд, но она не знала, чем тут можно помочь.

Вырвавшись из рук Гейба, Эдвард подбежал к матери.

Теперь он уже не кричал, а судорожно всхлипывал:

— Мама… не женись на нем… Лучше женись… на… пасторе Этане!

Рэчел присела перед сыном на корточки, с ужасом понимая, что он подслушал по крайней мере часть их разговора с Гейбом.

— О, Эдвард, я вовсе не собираюсь ни за кого замуж.

— Собираешься! Правда… лучше женись на пасторе Этане. Тогда мы… сможем остаться здесь.

— Пастор Этан не может на мне жениться, малыш.

Рэчел еще раз попробовала заключить сына в объятия, но он опять резко отстранился.

— Тогда я сам его попрошу!

— Ты не можешь просить взрослых о таких вещах.

— Тогда выйди замуж… за папу Рози. Он мне нравится. Он называет… меня Чипом и… погладил меня… по голове.

— Папа Рози уже женат на маме Рози. Эдвард, я действительно не собираюсь ни за кого выходить замуж.

Ребенок снова повернулся к Гейбу, но на этот раз уже не с таким агрессивным видом. Грудь мальчика высоко вздымалась и опадала.

— Если моя мама… выйдет за тебя замуж, мы сможем… остаться здесь?

— Все не так просто. Чип, — сказал Гейб после некоторого колебания.

— Но ты ведь живешь здесь, верно?

— Да, живу.

— Ты сказал, что хочешь жениться на ней.

Гейб снова беспомощно посмотрел на Рэчел.

— Да, сказал.

— Тогда женись на ней, я тебе разрешаю. Но только если потом мы сможем остаться здесь.

Теперь плакал уже не один только Эдвард. Рэчел чувствовала себя так, словно кто-то раскаленными щипцами раздирал на части ее душу. Она знала, что поступает правильно, но в то же время у нее не было никакой возможности объяснить это сыну.

— Я не могу, — с трудом выдавила она наконец.

Эдвард понурил голову. На мыски его тапочек упали слезы. Казалось, вся решимость разом оставила его.

— Я знаю, что это из-за меня, — прошептал он. — Ты сказала, что не выйдешь за него замуж, потому что я ему не нравлюсь.

— Нет, Эдвард, — твердо сказала Рэчел. — Дело вовсе не в этом.

Сын посмотрел на нее с легкой укоризной, словно давая понять: он прекрасно знает, что мать говорит неискренне.

— Рэчел, оставь нас на некоторое время с глазу на глаз, ладно? — неожиданно попросил Гейб. — Нам с Чипом надо поговорить.

— Я не…

— Пожалуйста.

Никогда еще Рэчел не чувствовала себя такой беспомощной. Она понимала, Гейб не станет травмировать ребенка, — в этом Рэчел была убеждена. Тем не менее она колебалась. В конце концов Рэчел решила, что, раз уж она сама не в силах изменить положение, возможно, имеет смысл дать Гейбу шанс попытаться это сделать.

— Ты уверен? — на всякий случай спросила она.

— Да, уверен. Иди.

— Ладно, — пробормотала она и направилась туда, где начиналась ведущая в лес тропинка, по которой они с Эдвардом гуляли почти каждый день. Она пыталась убедить себя, что ей не придется жалеть о своей уступке.

Гейб глядел Рэчел вслед до тех пор, пока она не исчезла за деревьями, а затем повернулся к мальчику, который настороженно смотрел на него. Пришло время говорить, но Гейб не знал, с чего начать. Единственное, что он знал наверняка, — это то, что он не может допустить, чтобы ребенок страдал из-за того, в чем не виноват.

Отойдя к лесенке, ведущей на крыльцо, он сел на нижнюю ступеньку, чтобы не возвышаться над малышом, словно башня.

Эдвард шмыгнул носом и вытер его рукавом футболки.

Гейб вовсе не собирался просить Рэчел выйти за него замуж, но теперь он точно знал, что именно это и было ему нужно. Нужно им обоим. Однако сделать это мешал стоящий перед ним пятилетний мальчик.

— Чип… — Гейб прокашлялся. — Я знаю, отношения у нас не блестящие, но ты должен знать, что ты ни в чем не виноват. Это все из-за… из-за того, что произошло со мной когда-то очень давно.

— Когда погиб твой маленький сын, — сказал Эдвард, глядя на Гейба.

Тот не ожидал этих слов и сумел ответить лишь судорожным кивком. Наступила довольно долгая пауза, которую нарушил ребенок:

— Как его звали?

— Джейми, — ответил Гейб, — и из груди его вырвался длинный вздох.

— Он был сильный?

— Ему было пять лет, как и тебе, поэтому он не мог быть таким сильным, как взрослый человек.

— Но он был сильнее, чем я?

— Я не знаю. Он был немножко повыше ростом, так что вполне возможно, что силенок у него было чуть больше, чем у тебя, но это не имеет значения.

— Ты его любил?

— Да, я его очень любил.

Эдвард сделал осторожный шажок вперед.

— Тебе было грустно, когда Джейми умер?

Гейб невольно вздрогнул, услышав из уст Эдварда это имя.

— Да, мне было очень грустно, когда Джейми умер, — с трудом выговорил он. — Мне и сейчас грустно.

— А ты сердился на него так же, как на меня?

«Так, как на тебя, — никогда, я сердился по-другому», — подумал Гейб, а вслух сказал:

— Иногда, когда он плохо себя вел.

— А он тебя любил?

На этот раз голос подвел Гейба, и он молча кивнул.

Рука Эдварда шевельнулась и снова повисла вдоль тела.

«Кролик, — подумал Гейб, — опять этот чертов кролик…»

— А он тебя боялся?

— Нет. — Гейб еще раз откашлялся. — Нет, он не боялся меня, как ты. Он знал, что я никогда не сделаю ему ничего плохого. И тебе я тоже никогда ничего плохого не сделаю.

Он видел по глазам Эдварда, что в голове у мальчика формируется новый вопрос, но те, которые он уже успел задать, и без того разбередили Гейбу душу.

— Чип, мне очень жаль, что ты подслушал наш разговор, но раз уж так случилось, теперь ты знаешь, что я хочу жениться на твоей маме. Она не считает это хорошей идеей, и мне не хотелось бы, чтобы ты настаивал на этом и тем самым заставлял ее страдать. Я постараюсь ее уговорить, но она в любом случае должна делать то, что считает правильным. И если твоя мама решит, что не станет выходить за меня замуж, то это произойдет не из-за тебя и не из-за того, что ты что-то сделал не так. Ты понимаешь, что я хочу сказать? Ты не сделал ничего плохого.

Гейб замолчал, чтобы перевести дух.

— Она не выйдет за тебя замуж из-за меня.

— Конечно, все это определенным образом связано с тобой, — медленно проговорил Гейб, — но дело вовсе не в том, что ты в чем-то виноват. Дело во мне. Твоей маме не нравится, что я с самого начала не сумел с тобой поладить, что я плохо к тебе относился. Но это моя вина. Чип, а не твоя. Ты тут совершенно ни при чем.

— Я не такой сильный, как Джейми. — По-прежнему стоя на некотором удалении от Гейба, Эдвард сковырнул с тыльной стороны ладони небольшой струпик. — Я бы очень хотел, чтобы мы с Джейми могли поиграть.

В глазах Гейба заблестели непрошеные слезы.

— Я уверен, что ему бы очень понравилось играть с тобой.

— Он, наверное, мог бы меня поколотить, — сказал Эдвард и сел на землю, словно его не держали ноги.

— Джейми довольно редко дрался. Ему нравилось строить, так же как и тебе. — Впервые Гейб подумал о сходстве этих мальчиков, а не о различиях между ними. И тот, и другой любили книги, головоломки и обожали рисовать, оба могли долгое время развлекать себя сами.

— Мой папа погиб в авиакатастрофе, — сказал Эдвард.

— Я знаю.

— Он сейчас на небе и заботится о Джейми.

От этой фразы Эдварда Гейба передернуло, но он ничего не сказал.

— Жаль, что моя мама не может выйти замуж за пастора Этана или за папу Рози.

— Чип, я знаю, тебе трудно во всем этом разобраться, но я был бы тебе очень благодарен, если бы ты прекратил попытки выдать свою маму замуж за одного из моих братьев.

— Моя мама не выйдет за тебя, потому что у нас с тобой плохие отношения.

Гейб не знал, как на это ответить. Он уже объяснил мальчику, что его вины в этом нет.

— Я не хочу ехать во Флориду. — Эдвард поднял голову и посмотрел на Гейба, но так, чтобы не встречаться с ним глазами. — Если бы мы с тобой подружились, она наверняка бы за тебя вышла, и тогда нам не надо было бы уезжать.

— Не знаю, может быть. Тут есть и другие проблемы, которые не имеют к тебе никакого отношения. Я просто не знаю.

На заплаканном лице Эдварда появилось упрямое выражение. В этот момент он вдруг стал так похож на Рэчел, что Гейб едва не расплакался.

— Придумал! Я придумал! — неожиданно воскликнул мальчик.

— Что ты придумал?

— Как заставить ее передумать и выйти за тебя замуж.

У ребенка был такой уверенный вид, что на какой-то момент в душе Гейба невольно вспыхнула надежда.

— Ну, и как же?

— Ты можешь просто сделать вид, — сказал Эдвард, выдергивая из земли пучки травы.

— Сделать вид? Не понимаю, о чем ты.

— Ты мог бы сделать вид, что любишь меня, — сказал Эдвард и выдернул еще несколько травинок. — Тогда моя мама выйдет за тебя замуж, и нам не надо будет уезжать.

— Я… Я боюсь, что из этого ничего не выйдет.

В карих глазах мальчика промелькнула боль.

— Неужели ты не можешь даже сделать вид, что ты меня любишь? Это ведь будет понарошку.

Сделав над собой усилие, Гейб посмотрел ребенку прямо в глаза, чтобы ложь, которую он собирался сказать, звучала как можно правдоподобнее.

— Но я действительно тебя люблю.

— Нет. — Эдвард отрицательно покачал головой. — Но ты мог бы сделать вид. И я тоже мог бы притвориться. Если мы постараемся как следует, мама никогда не узнает, что мы все это делали понарошку.

Гейб невольно содрогнулся от обезоруживающей откровенности ребенка и посмотрел вниз, на исцарапанные мысы своих ботинок.

— Понимаешь, все намного сложнее. Есть другие вещи…

Но Чип уже не слушал его — он сказал все, что считал нужным. Вскочив на ноги, он теперь жаждал поделиться замечательной новостью с матерью. Гейб и оглянуться не успел, как Эдвард уже припустил по тропинке в сторону леса с криком:

— Мама! Мама!

— Я здесь.

До Гейба донесся голос Рэчел, негромкий, но отчетливый.

Продолжая сидеть на ступеньке крыльца, он прислушался.

— Мама, я хочу тебе кое-что сказать!

— Что, Эдвард?

— Кое-что про меня и Гейба. Мы теперь любим друг друга!

В понедельник утром Рэчел завезла Эдварда в детский сад и, высадив сына, еще некоторое время сидела в машине на стоянке рядом с церковью. Она знала, что ей следует делать, но одно дело — знать, и совсем другое — действовать. Перед отъездом ей предстояло решить много непростых проблем.

Прислонившись головой к боковому стеклу «эскорта», она пыталась заставить себя примириться с тем, что через неделю они с Эдвардом сядут в автобус, идущий в Клируотер. Душу ее сжимала тоска, сердце Рэчел превратилось в кровоточащую рану. Ей тяжело было смотреть на Эдварда, который старался делать вид, будто они с Гейбом, словно по мановению волшебной палочки, стали друзьями. Весь вчерашний вечер мальчик улыбался Гейбу неискренней, вымученной улыбкой. Когда пришло время ложиться спать, Эдвард, собравшись с духом, сказал:

— Спокойной ночи, Гейб. Я правда тебя очень люблю.

Лицо Гейба искривила гримаса боли, но он постарался скрыть свои чувства.

— Спасибо, Чип.

Рэчел злилась на Гейба, хотя и понимала: он лишь делал все возможное, чтобы не травмировать Эдварда. От этого ей еще тяжелее было видеть беспомощность Гейба, и она все больше убеждалась в том, что ее решение уехать из Солвейшн — единственный выход из создавшегося положения.

Укладывая сына, Рэчел попыталась поговорить с ним, но разговор не получился.

— Мы с Гейбом очень друг друга любим, и поэтому нам теперь не надо уезжать во Флориду, — только и сказал мальчик.

На стоянке появилась очередная мама с ребенком и посмотрела в сторону Рэчел. Та замешкалась, пытаясь вставить ключ в замок зажигания.

О, Гейб… Ну почему ты не можешь полюбить моего ребенка таким, какой он есть? И почему твои воспоминания о Черри не позволяют тебе полюбить меня?

Рэчел хотелось упасть головой на рулевое колесо и плакать до тех пор, пока в глазах у нее не останется слез, но она знала, что, позволив себе эту слабость, она уже не сможет взять себя в руки и сделать то, что считала нужным. Кроме того, ей было прекрасно известно, что жалость к себе не поможет ей справиться с теми обстоятельствами, которые делали необходимым ее отъезд из Солвейшн. Она не хотела, чтобы ее сын рос рядом с человеком, который с трудом его — переносил, а сама Рэчел не желала всю жизнь оставаться как бы в тени другой женщины. Перед отъездом, однако, ей надо было закончить еще кое-какие дела.

«Эскорт», повинуясь Рэчел, вздрогнул и покатил со стоянки. Глубоко вздохнув, она направила автомобиль вдоль Уинн-роуд в сторону переплетения улиц, составляющих самую бедную часть Солвейшн. Вскоре Рэчел свернула на Орчард-лэйн, узкий, изрытый выбоинами проезд, круто огибающий холм. Глазам ее предстали крохотные одноэтажные домишки с полуобвалившимися ступеньками и неухоженными маленькими двориками. Рядом с одним из домиков она заметила старый «шевроле», с которого сняли колеса, подставив вместо них кирпичи, около другого — ржавый трейлер для катера.

Небольшой зеленый дом, стоящий в конце Орчард-лэйн, выглядел более опрятным, чем остальные. Крыльцо его было чисто выметено, и можно было сразу заметить, что хозяева ухаживают за своим небольшим палисадником. Рядом с дверью свисала с крюка корзина с геранью.

Припарковав машину, Рэчел поднялась по шатким ступенькам на крыльцо и тут же услышала звук телевизора.

Судя по треснувшей кнопке, звонок скорее всего не работал, поэтому она просто постучала в дверь.

Ей открыла молодая и симпатичная, но уже увядшая женщина, невысокая, стройная, с узкими бедрами. Ее короткие светлые волосы имели такой вид, словно она стригла их сама. Женщина была в белой блузке без рукавов и поношенных джинсовых шортах, доходивших ей почти до колен, сверху они не прикрывали пупок. На вид ей можно было дать тридцать с небольшим, но Рэчел показалось, что на самом деле она моложе. Усталость и подозрительность, легко читавшиеся на ее лице, позволили Рэчел без труда узнать товарища по несчастью: было очевидно, что жизнь женщины тяжела и безрадостна.

— Вы мать Эмили? — спросила Рэчел.

Женщина кивнула.

— Меня зовут Рэчел Стоун.

— Вот оно что, — На лице женщины появилось удивление. — Моя мать сказала, что вы можете как-нибудь к нам заехать, но я ей не поверила.

Последние слова женщины заставили Рэчел содрогнуться, но она, сделав над собой усилие, заговорила снова.

— Понимаете, ваша мама… Она замечательный человек, но…

— Ничего, все в порядке. — Женщина улыбнулась. — Она куда больше верит в чудеса, чем я. Мне очень жаль, если она вам досаждала, но она хотела как лучше.

— Я это знаю. Мне бы очень хотелось сделать то, о чем она меня просила, но, боюсь, это не в моих силах.

— В любом случае входите. Компания мне не помешает. — Женщина распахнула дверь пошире. — Меня зовут Лиза.

— Рада с вами познакомиться.

Рэчел вошла в маленькую тесную гостиную, заставленную мебелью. Бежевый раскладной диван, старое кресло с высокой спинкой, несколько небольших столов и тумба, на которой стоял телевизор, — все это было хорошего качества, но какое-то разнокалиберное и далеко не новое на вид, так что Рэчел заподозрила, что все эти вещи подарены Лизе ее матерью.

Стойка, расположенная с левой стороны от входа, частично отделяла гостиную от кухни. На стойке, покрытой бежевым пластиком, Рэчел увидела привычный набор пластмассовых банок, тостер, плетеную корзинку для бумаг, забитую до отказа, а также два зрелых банана и наполненную сломанными карандашами коробку из-под сладостей без крышки. Оглядев нехитрую обстановку и столь же простецкие пожитки, Рэчел невольно задала себе вопрос: когда она сама сможет позволить себе хотя бы это?

Тем временем Лиза выключила телевизор и жестом предложила Рэчел сесть в кресло с высокой спинкой.

— Кока-колы не хотите? Или, может быть, кофе? Вчера мама привезла свои булочки.

— Нет, спасибо.

Рэчел опустилась в кресло, и на некоторое время наступила неловкая пауза. Обе женщины не знали, что сказать.

Лиза взяла с дивана какой-то журнал и тоже села.

— Как себя чувствует ваша дочь? — спросила Рэчел.

Лиза в ответ пожала плечами.

— Сейчас она спит. Нам в какой-то момент показалось, что ей получше, но затем снова наступило ухудшение. Врачи сделали все, что могли, поэтому я привезла ее из больницы домой.

В глазах у женщины появилось загнанное выражение, и Рэчел поняла, что Лиза забрала дочь домой умирать, хотя никогда не смогла бы сказать этого вслух.

Закусив нижнюю губу, Рэчел полезла в свою сумочку. С самого начала она знала, что ей надо делать, и теперь пришло время, когда она могла осуществить свой план.

— Я вам кое-что привезла.

Рэчел вынула из сумочки и протянула Лизе чек на двадцать пять тысяч долларов, выписанный Кэлом Боннером.

— Это вам, — сказала она.

Удивление на лице Лизы сменилось смущением, которое, в свою очередь, уступило место недоверию. Рука Лизы, в которой она держала чек, задрожала. Женщина часто заморгала, словно в глаза ей попала соринка.

— Это… это выписано на ваше имя. Что это?

— Я сделала на чеке надпись о том, что эти деньги предназначаются для фонда Эмили. Обратите внимание на дату, проставленную на чеке, — он выписан как бы вперед, так что обналичить его вы сможете только через неделю.

Лиза внимательно изучила подпись на обратной стороне чека, затем снова подняла глаза на Рэчел.

— Но ведь это такие большие деньги, а я вас даже не знаю. Почему вы это делаете?

— Потому что хочу, чтобы эти деньги принадлежали вам.

— Но…